Мод Сильвер. Книги 1-33

Анонс

Если первые два романа о мисс Мод Силвер составляют как бы логическую пару, почти то же можно сказать и о последующих двух. Они — о страхе человека перед угрозой покушения тайного злоумышленника, но, если в «Опасной тропе» это только подразумевалось, то в «На краю пропасти» практически сразу вопрошается: «Где корни этого страха? В джунглях? А намного ли безопаснее здесь, среди соблазнов Викторианской респектабельности?»

Разумеется, нет. Представители старинной семьи, считающей себя выше прочих смертных (хотя они научились не говорить об этом вслух), тем не менее напоминают своих предков, о которых вскользь упоминается, что они отличались весьма крутым нравом. И у главной героини, которая по-видимому не случайно американского происхождения, возникает стойкое ощущение отвращения: «Отпечатки пальцев на ее жакете… Следы рук… Ее охватило ощущение тошноты, и не только от отвращения. К этому примешивался ужас. Все эти невидимые, незаметные отпечатки, проявляющиеся в виде обличающих черных пятен, следы ладоней, пальцев… Все захватано, запачкано, покрыто грязью. Испорчен не только ее жакет, но и вся ее жизнь.»

Но — не все потеряно, ведь именно так бывает в детективных романах, не так ли? Как всегда, вовремя появляется «какая-то женщина, очень похожая на вышедшую на пенсию гувернантку, с голосом, вызывающим воспоминания о классной комнате», то есть мисс Мод Силвер. И начинается знакомая игра, на сей раз обильнее обычного пересыпанная цитатами из Теннисона, Библии, популярных песенок и известных поэтов довоенной эпохи. Правда, как и полагается в традиционном детективе, бег времени ощущается слабо.

Понемногу сообщаются дополнительные сведения о проницательной старомодной мисс Силвер — приводится более подробное описание ее комнат, включая вкусы в области изобразительного искусства, впервые упоминаются некие родственники и эпизоды из прошлого, в котором, судя по всему, она и почерпнула свою житейскую мудрость. Мы еще раз поражаемся ее осведомленности в области криминологии. В соответствии с традицией в этом романе мисс Силвер завязывает контакты с представителями полиции, инспектор Марч — первый полицейский, который представляется читателю и играет видную роль в повествовании.

Но основная движущая сила в серии о мисс Силвер — любовь. Какими бы ни были джентльмены — серьезными и мужественными, как капитан Генри Каннингем из «Дело закрыто», или талантливыми и не лазающими за словом в карман, как Рейф из этого романа, — они одинаково надежны и порядочны. Среди джунглей, полных опасности, мы можем положиться только на своих близких, чья любовь поддержит нас. Об этом все без исключения романы, где преступления находятся под бдительным оком викторианской дамы с неброской внешностью — мисс Силвер.

Впервые роман опубликован в Англии в 1941 году.

На русский язык переведен Е. Александровой специально для настоящего издания и публикуется впервые.

А. Астапенков

Глава 1

Мисс Мод Силвер оглядела заполненную людьми платформу и почувствовала радость, что сама она уже сидит в вагоне скорого поезда. Она выбрала место в уголке, спиной к локомотиву, чтобы пыль не летела в лицо. Рядом на соседнем сиденье обложкой вниз лежал купленный в дорогу племянницей журнал. Мисс Силвер с добродушным интересом наблюдала за семейными группами, торопливо семенившими по платформе и мгновенно пропадающими из поля зрения. Ей, обладающей неискоренимым викторианским духом, сразу же вспомнилась цитата: «Ночью суда, проплывая…»

Конечно, сейчас не ночь, а всего лишь десять часов солнечного июльского утра, но это не так уж важно: нельзя же плод художественного воображения воспринимать буквально. Ах, надо вспомнить:

В переносном смысле, конечно. Мисс Силвер надеялась, что вспомнила цитату верно.

Господи, какое столпотворение! Все уезжают в отпуск. Она сама чудесно провела две недели в Уайтстоунсе в обществе Этель и детей. После этого крайне утомительного дела с ядовитыми гусеницами было так приятно расслабиться в кругу любящей семьи! Они целые дни проводили на пляже, и мисс Силвер за это время успела связать три пары носков и распашонку для младенца — такой пухленький, дружелюбный ребенок! Отдых пошел ей на пользу, а то обстоятельство, что у моря не водятся гусеницы, сделало проведенное там время просто очаровательным.

Теперь она рассматривала полную женщину с тремя детьми, с мощностью танка проталкивавшуюся сквозь толпу. Мальчик, несший в руке что-то вроде корзинки, после долгих усилий наконец справился с защелкой, поднял крышку, и вдруг из корзинки с быстротой молнии выскочил черный котенок и мгновенно пропал. Мисс Силвер воскликнула: «Боже мой!», мысленно одобрив шлепок опытной материнской руки, и потеряла из виду семью, умчавшуюся вслед за котенком.

Кажется, с поезда собирались сойти почти все пассажиры. Мисс Силвер же возвращалась в Лондон. Она подумала, что, если бы остаток пути она проделала в вагоне одна, это стало бы прекрасным завершением прекрасного отдыха. Но вряд ли это возможно. Тут она заметила на платформе высокого худого мужчину, чья голова и плечи возвышались над толпой. Человек шагал с таким видом, будто он в одиночку пересекает овеваемую ветром вересковую пустошь. За ним, треща без умолку, прошли две девушки в серых фланелевых брюках и блестящих пуловерах без рукавов. Губы их были сильно накрашены, волосы, уложенные замысловатыми волнами, ярко блестели. Потом появилась чопорная, суровая нянька с ребенком в небесно-голубом купальном костюме. Малыш со спутанными золотистыми кудрями и загорелыми, орехового цвета ручками и ножками приплясывал на ходу, сжимая в кулачке жестяное ведерко.

Все шли мимо, новые пассажиры в вагоне не появлялись.

Мисс Силвер взглянула на часы, золотой булавкой приколотые к ее коричневой шелковой блузке, — ощущение того, что поезду пора бы уже отправиться, подтвердилось. Кроме блузки, на ней были пальто и юбка из скромной коричневой чесучи. Черные полуботинки и коричневая соломенная шляпка, левую сторону которой украшал маленький букетик резеды и пурпурных анютиных глазок, завершали наряд мисс Силвер. На коленях, рядом с довольно потертой черной сумочкой, лежали ажурные темно-коричневые перчатки. Под шляпкой скрывалось лицо уже довольно пожилой дамы с правильными чертами и бледной кожей, оттененной густыми волосами мышиного цвета. Воротник коричневой блузки украшала крупная камея с рельефным изображением греческого воина. Нитка бус из мореного дуба дважды обвивала шею мисс Силвер и спускалась к поясу, слегка постукивая о пенсне, висящее на тонком черном шнурке.

Раздался гудок, и поезд дернулся, собираясь тронуться в путь. Мисс Силвер подняла глаза и увидела, что дверь рядом с ней распахнулась. Поезд тихо тронулся с места Высокая девушка в сером, споткнувшись на подножке, поднялась в вагон. Следующий толчок бросил ее прямо на мисс Силвер, но та всегда знала, как вести себя в критической ситуации: девушка была поддержана заботливыми руками, распахнутая настежь дверь захлопнута. В конце концов Лайл Джернингхэм обнаружила, что ее усаживает на угловое место какая-то женщина, очень похожая на вышедшую на пенсию гувернантку, и голосом, вызывающим воспоминания о классной комнате, сообщает ей, что крайне опасно пытаться войти в движущийся поезд «и это абсолютно против правил железнодорожной компании». Голос шел издалека, с другой стороны той бездны, что отделяла ее от остальных людей. Там, на той стороне, осталась классная комната и голос, похожий на этот. «Не хлопай дверью, когда входишь в комнату, Лайл. Сиди прямо, моя дорогая, не разваливайся так на стуле. О, моя дорогая Лайл, пожалуйста, будь внимательна, когда я говорю!» Все это так давно и так далеко, на той, безопасной стороне пропасти…

— …не совсем безопасно, — наставительно прозвучал конец фразы мисс Силвер.

Лайл пристально посмотрела на нее и ответила:

— Да.

И потом:

— Но это не имеет значения, не правда ли?

Она совершенно отчетливо видела мисс Силвер: маленькую, немного старомодную, похожую на гувернантку женщину, безвкусно одетую, в одной из тех шляпок, что перестали носить много лет назад. Достаточно протянуть руку, чтобы дотронуться до нее, и все же кажется, будто мисс Силвер, как и ее голос, находятся где-то очень далеко.

— Это не имеет значения, — повторила Лайл усталым, безразличным голосом и откинулась в свой угол.

Мисс Силвер не ответила. Вместо этого она принялась внимательно разглядывать девушку. Высокая, очень стройная и грациозная. Пепельные волосы и молочно-белая кожа, скорее скандинавского, чем английского типа. У такой же светловолосой англичанки были бы голубые глаза, но глаза, что сейчас следили за ускользающим ландшафтом, были глубокого серого цвета. Обрамляющие их ресницы — намного темнее светлых волос. Брови — золотистые, тонкие, необычно изогнутые, будто хрупкие крылья, распростертые для полета. Золото бровей — единственный цвет на этом лице. Мисс Силвер подумала, что никогда не видела такого бледного живого человека. Очень светлая от природы кожа усиливала эффект белизны.

На девушке были прекрасно сшитые жакет и юбка из серой фланели. Ее вещи отличались, казалось, совершенной простотой, но простотой, которая достигается с помощью солидных денег. Серая фетровая шляпка с голубым шнурком, небрежно изогнутая, серая сумочка с буквой «Л», дорогие шелковые чулки, прекрасные серые туфли — все это внимательно оглядела мисс Силвер. Она скользнула взглядом по рукам без перчаток, по платиновому обручальному кольцу и опустила голову, в задумчивости уставившись на собственные колени под тусклой тканью. В ее голове все эти впечатления сложились в три четких определения: в шоке, при деньгах, замужем.

Она подняла журнал, который Этель так предусмотрительно ей купила, начала листать страницы и, поспешно перевернув две, остановилась на третьей. Ее взгляд, пристальный и внимательный вначале, стал отсутствующим.

Через некоторое время она закрыла журнал и выпрямилась.

— Не хотите ли почитать? Может быть, вас это заинтересует?

Взгляд серых глаз медленно обратился к ее лицу. Девушке, как подумала мисс Силвер, понадобилось сделать усилие, чтобы сконцентрировать свое внимание. Ведь глядя в окно, она наверняка не видела плоских, разделенных живыми изгородями на равные клетки зеленых полей, которые пролетали все быстрее, — поезд набирал скорость. Она даже по-настоящему не заметила мисс Силвер. Но сейчас девушка пыталась сосредоточиться.

Мисс Силвер отказалась от дальнейших уловок с журналом и прямо спросила:

— Что-то случилось, правда? Я могу чем-нибудь помочь?

До Лайл дошел ее голос, добрый и властный, но не сама фраза. Она, конечно, слышала слова, как слышала перестук колес, но и то, и другое для нее звучало одинаково бессмысленно. Тем не менее голос подействовал. В глазах появилась мысль. Она взглянула на мисс Силвер и произнесла:

— Вы очень добры.

— Вас что-то сильно потрясло. — Это был не вопрос, а утверждение.

— Да, — ответила Лайл и добавила: — Откуда вы знаете?

— Вы уехали в большой спешке.

— Да. — Она жалобно повторила свой вопрос: — Откуда вы знаете?

— Это поезд на Лондон. Вы бы не отправились в Лондон без перчаток, если бы не уехали в спешке. И они у вас не в сумочке: в таком случае этот плоский конвертик-сумочка обязательно раздулась бы.

Лайл слушала этот добрый и решительный голос, который вернул ее к действительности. В нем было что-то, заставлявшее чувствовать себя в безопасности. Голос девушки прозвучал как слабое эхо:

— Я уехала в спешке.

— Почему?

— Они сказали, что он пытался меня убить.

Мисс Силвер не выказала ни удивления, ни недоверия. Она слышала подобное уже не в первый раз: выслушивать такие откровения было ее профессиональной обязанностью.

— Боже мой, — сказала она, — и кто же мог попытаться вас убить?

Лайл Джернингхэм ответила:

— Мой муж.

Глава 2

Мисс Силвер очень внимательно посмотрела на нее. Часто такие обвинения рождает больная психика. В жизни она не однажды сталкивалась с манией преследования, но так же часто сталкивалась и с убийствами, и не только неосуществленными. И много раз исключительно в результате ее личного вмешательства попытки оказывались неудавшимися. Мисс Силвер пристально посмотрела на Лайл и оценила ее состояние: вполне здоровый человек, из-за шока временно потерявший душевное равновесие. Иногда шок действует как анестезия: теряется контроль, пропадает сдержанность, развязывается язык.

Эти размышления заняли не больше секунды. Она мягко повторила свое обычное «Боже мой!» и спросила:

— Почему вы думаете, что ваш муж пытался вас убить?

На лице Лайл не дрогнул ни один мускул. Тем же тусклым, лишенным эмоций голосом она произнесла:

— Они так сказали.

— Да? А кто «они»?

— Я не знаю. Я была за изгородью.

Голос ее смолк. Глаза оставались открытыми, но видели уже не мисс Силвер, а живую изгородь: длинную, темную стену тисов с ягодами, напоминающими кроваво-красные колокольчики с длинными зелеными семенами вместо язычков. Теперь Лайл была не в вагоне поезда. Она стояла, прижавшись к изгороди, вдыхая странный, удушливый аромат тисов, а солнце жарко светило ей в спину. Она рассматривала одну из этих алых, покрытых пушком ягод, как вдруг с другой стороны изгороди до нее донеслись голоса:

— Ну конечно, ты знаешь, что говорят, — протяжный, монотонный голос.

— Дорогая, можешь и мне сказать, — этот голос был веселым.

А потом опять первый голос.

Лайл вдруг осознала, что рассказывает об этом маленькой, старомодно одетой женщине, сидящей в углу напротив.

— Я сначала не поняла, что они говорят о Дейле. Я не должна была подслушивать, но ничего не могла с собой поделать.

Мисс Силвер уже давно отложила журнал и открыла сумку. Теперь она безмятежно вязала второй серый носок для старшего сына Этель. Стальные спицы громко звякнули, когда она произнесла:

— Это естественно. Дейл — это ваш муж?

— Да.

Рассказывать было приятно. Лайл казалось, что сейчас звук ее собственного голоса заглушал торопливый разговор тех двоих, которые обсуждали Дейла. Стоило ей замолчать, и их разговор тут же начинал сверлить мозг снова, и снова, и снова, как звуки на заезженной граммофонной пластинке. Сейчас она даже, казалось, опять чувствовала запах нагретых солнцем тисов.

— Для него этот несчастный случай оказался очень даже счастливым.

Низкий, протяжный смешок.

А затем другой голос, торопясь причинить ей боль:

— Некоторым всегда везет. Дейл Джернингхэм — один из таких счастливчиков.

Тогда-то она и поняла, что они говорят о Дейле.

Лайл сказала, тихо и жалобно:

— Я не знала, я правда не знала. Пока она не сказала это…

Мисс Силвер перевернула носок.

— Пока не сказала что, моя дорогая?

Лайл продолжала говорить. Она совершенно не думала о мисс Силвер. Намного легче говорить, чем слушать голоса, которые, казалось, разрываются в мозгу.

— Она сказала, что Дейлу повезло, потому что с его первой женой произошел несчастный случай. Они поженились, когда он был еще очень молод, ему было всего двадцать. А она была старше, намного старше, и очень богата. Эти люди говорили об этом. Они сказали, что Дейлу пришлось бы продать Тэнфилд, если бы он на ней не женился. Я не знаю, правда ли это, правда ли хоть что-нибудь из всего этого. Ее звали Лидия. Они сказали, что он ее не любил, но она была очень к нему привязана. Она составила завещание, по которому все оставляла ему, а через месяц с ней произошел несчастный случай, когда они лазили по горам в Швейцарии. Они сказали, что для Дейла это был очень удачный несчастный случай. Они сказали, что ее деньги помогли спасти Тэнфилд. Я не знаю, правда ли это.

Мисс Силвер смотрела на нее очень внимательно. Никакого выражения на лице. Никаких эмоций в голосе. Совершенно бесцветная кожа. Абсолютная безжизненность. Ясно, что дело не только в смерти неизвестной первой жены в результате несчастного случая, много лет назад. Мисс Силвер сказала:

— Я большая поклонница позднего творчества лорда Тэннисона. К сожалению, сейчас его больше не читают, но я уверена, что к нему вернется былая слава. Он написал: «Полуправда хуже всякой лжи», и нам всем стоит вспоминать эти слова всякий раз, когда мы слышим подобные сплетни.

Смысл этой речи не дошел до сознания Лайл, но спокойный, властный голос по-прежнему завораживал ее. Она спросила с мольбой в голосе:

— Вы думаете, это неправда?

— Я не знаю, моя дорогая.

— Она разбилась… Лидия… Я ее не знала… Очень давно… Они сказали, это был удачный несчастный случай.

Спицы замерли в руках мисс Силвер.

— Мне кажется, они сказали что-то еще. Что же?

Странным, испуганным жестом Лайл прижала руку к щеке. Ей хотелось говорить, но не о том, что на самом деле так страшно: мысль об этом заставляла цепенеть от страха. Пока она не чувствовала боли, но, как только пройдет это онемение ужаса, начнется настоящая мука. Разговор же отодвигал страдание. Поэтому она продолжала говорить:

— Они сказали, ее деньги спасли его от необходимости продавать Тэнфилд, но я не знаю, правда ли это. Почти все деньги пропали во время экономического кризиса, Дейл сам мне рассказывал. И они сказали, что теперь ему нужны мои деньги.

— Понятно. У вас есть собственные деньги?

Лишенный выражения взгляд темно-серых глаз остановился на лице мисс Силвер. Побелевшие губы произнесли:

— Да.

— Понятно. И вы составили завещание в пользу мужа?

— Да.

— Когда это было?

— Две недели назад. Мы женаты всего шесть месяцев.

Мисс Силвер вновь занялась вязанием. Лайл замолчала и услышала, как тягучий голос произнес:

— Деньги пока недоступны, но он, наверное, сможет их получить, если что-нибудь с ней случится.

И второй голос, быстро и зло:

— С ней тоже произойдет несчастный случай?

Боль разрушила оцепенение, сковывавшее сердце Лайл. Лучше уж сказать это самой, чем прислушиваться к голосам. Дыхание ее прерывалось, но она проговорила:

— «С ней тоже произойдет несчастный случай?» Вот что они сказали… Несчастный случай… Потому что, если у него будут деньги, он сможет сохранить Тэнфилд. А мне, знаете, он не очень нравится, слишком большой. Я бы лучше жила в Мэноре, там чувствуешь себя по-настоящему дома. Так что я спросила, почему бы и не продать Тэнфилд? Один человек хочет его купить. Но Дейл сказал, что там всегда жили его предки, и мы поссорились. Но он бы не стал! О, это был несчастный случай!

— Какой несчастный случай? — спросила мисс Силвер.

— Мы купались. Я не очень хорошо плаваю, я не могла выбраться. Дейл, Рейф и Алисия смеялись и брызгались, они меня не слышали. Я чуть не утонула. Это был несчастный случай. Но они сказали…

Голоса в ее голове вдруг зазвучали громче. Волна звуков накрыла и заглушила ее собственный голос:

— С ней тоже произойдет несчастный случай?

И второй голос:

— Дорогуша, один уже был — ее вытащили из моря, словно захлебнувшуюся кошку. Дейл снова сыграет роль безутешного вдовца. Постоянные упражнения творят чудеса, но на сей раз это было немного преждевременно. Она поправилась, а он остался с носом — пока.

— Кто проявил такую бестактность и спас ее?

Тягучий голос ответил:

— Не Дейл.

Лайл уронила руки на колени. Бесполезно, ей придется их слушать.

До нее донесся успокаивающий голос мисс Силвер:

— Но вы же не утонули. Кто вас спас?

— Не Дейл.

Глава 3

Поезд медленно подъезжал к повороту рядом с Крэнфилд-Холт. Иногда он делал там остановку, а иногда — нет. Сегодня собирался остановиться. На открытой платформе стояло около дюжины пассажиров. Четверо из них устремились именно в тот вагон, где мисс Силвер рассчитывала продолжить столь интересный разговор. Они втиснулись между ней и бледной девушкой, которая только что рассказывала такую душещипательную историю, — разговорчивая миловидная матушка с тремя детьми от шести до шестнадцати. Они ехали в город на день, чтобы навестить родственников. Все они заговорили одновременно, высказывая свои мнения, неудовольствия, предположения. Их голоса заполнили вагон.

Лайл Джернингхэм откинулась на спинку своего углового сиденья и закрыла глаза. И зачем только она поехала в Маунтсдорф? Крэйны ведь совсем не были ее друзьями. Она их едва знала. Они — друзья Дейла. А в конце концов Дейл передумал и заставил ее поехать одну. Дела в Бирмингеме — деньги Лидии. Теперь от них остаюсь не так уж много, она знала. Деньги Лидии… Лайл попыталась не думать о Лидии. Мистер Крэйн показался ей очень милым — такой большой, веселый и добрый. А миссис Крэйн ведет себя так, что тебе все время кажется, будто у тебя пятно на носу. Ей нравился Дейл — как и многим женщинам, — но она злилась на него за то, что он снова женился. Ей нравились холостые и обожающие ее мужчины. Ей нравилось, когда за ней ухаживали. Преданная мужу, она любила, чтобы другие мужчины были преданы ей. А Дейл женился на Лайл. Поэтому ей не нравилась Лайл.

Дейлу не стоило заставлять ее ехать в Маунтсдорф без него. Ей нужно было отказаться, тогда ничего бы не случилось. Она бы никогда не стояла у тисов, вдыхая их запах, чувствуя жар солнца на спине и слыша голоса: «Удачный несчастный случай для Дейла».

Лайл отбросила эти мысли. Вчера в это же время она провожала Дейла. Потом отправилась по магазинам и встретилась за ленчем с Хильдой. А затем, в середине дня, — путешествие в нагретом солнцем поезде в Маунтсдорф… Лайл представила себя в серебристом платье и изумрудах своей матери. У некоторых женщин, если они надевают изумруды, глаза становятся зеленоватыми. Но цвет ее глаз неизменно остается серым. Ее глаза не меняются. В ней самой есть что-то, что не может измениться. Даже если все это правда, Лайл не способна стать другой. Даже если Дейл хочет ее смерти.

Она попыталась отмахнуться от этих мыслей. Обед. Восхитительный стол. Мистер Крэйн очень плохо рассказывает шотландские анекдоты, зато сам смеется над ними очень весело, ему, похоже, не важно, смеется ли еще кто-нибудь. Множество незнакомых ей людей. Толстый мужчина, приглашавший ее полюбоваться на розовый сад в лунном свете и ответивший: «Тем лучше», когда она указала ему, что никакой Луны нет. Бридж, долгая, утомительная игра в бридж. И, наконец, постель. Ей снился Дейл… Дейл смотрит на нее, его глаза смеются, он целует ее… Она не должна об этом думать…

Но о чем бы она ни думала, мысли ее неизбежно возвращались к Дейлу.

Она вспомнила сегодняшнее утро, такое чудесное, с моря поднимался туман и исчезал, растворялся в воздухе, открывая взгляду бледную, сияющую, совершенную голубизну неба. И солнце так жарко светило ей в спину, когда она стояла, спрятавшись за изгородью.

Удачный несчастный случай для Дейла…

Бесполезно, она без конца возвращается к этому.

В противоположном углу мисс Силвер отложила вязанье и снова раскрыла журнал Этель на тех же страницах, что привлекли ее внимание в прошлый раз. Там была помещена большая, в полный рост, фотография девушки в серебристом вечернем платье. Ниже стояла подпись: «Прекрасная миссис Дейл Джернингхэм в своем прекраснейшем платье». Вокруг фотографии извивались неравные строчки наполненного сплетнями письма. Начиналось оно с набранного курсивом обращения «Дорогая» и заканчивалось словами «С любовью» и большим вопросительным знаком. Анонимность может означать либо слишком широкую известность, либо что тебя вовсе никто не знает. В любом случае она дает некоторые преимущества, и автор письма вовсю ими воспользовался. Дейл Джернингхэм стал просто «Дейлом» после первого упоминания его фамилии. «Счастливец, не только потому, что владеет Тэнфилд-Кортом, содержать который нужна куча денег. Но и потому, что заполучил двух очень богатых женушек — о, конечно, не двух сразу, это было бы слишком большой удачей даже для такого счастливчика, как Дейл. А вдовцом он пробыл на удивление недолго. Первым его предприятием стал брак с бедной Лидией Барроуз, которая погибла, лазая по горам в Швейцарии, много-много лет назад. Теперешняя миссис Дейл раньше была Лайл ван Декен. Неужели у нее тоже полно денег? Ах, друг мой! Она так же хороша, как на картинке, или даже чуть красивее. Отец — американец и уже умер. Вот откуда взялись деньги! Бабка — скандинавского происхождения, отсюда и платиновые волосы, которые выглядят прямо-таки неправдоподобно прекрасными, но не…»

Мисс Силвер не смогла сдержать гримасы отвращения, искривившей ее губы. Вульгарно, в самом деле очень вульгарно. Куда только катится пресса! Пожилая дама бросила взгляд в угол напротив и увидела, что Лайл прислонилась к спинке и прикрыла глаза. Но она не спала. Лежащая на коленях рука сжалась в кулак, костяшки побелели. Нет, она не спит. Просто охвачена отчаянием.

Некоторое время спустя, когда поезд замедлил ход, девушка открыла глаза и устремила взгляд на мисс Силвер. И вновь сомкнула ресницы.

Мисс Силвер расстегнула сумочку и извлекла оттуда аккуратную визитную карточку, гласившую:

Она захлопнула сумочку, решительно щелкнув замком, когда поезд скользнул в полумрак вокзала. Носильщик распахнул дверь. Женщина с тремя шумливыми детьми собрала свой выводок и покинула вагон. Миссис Дейл Джернингхэм поднялась во весь рост и повернулась, чтобы последовать за ними.

Она уже была на платформе и успела сделать несколько шагов, когда почувствовала чье-то прикосновение к своей руке. Рядом с ней шла та маленькая, коренастая женщина, с которой она проговорила весь путь. Да, она говорила с ней, но Лайл не могла вспомнить о чем. Сейчас ей уже не хотелось с ней говорить. Она отсутствующим взглядом посмотрела вниз и поняла, что ей протягивают визитную карточку. Лайл взяла ее и опустила в сумочку. Голос, вызывавший в ней воспоминания обо всех ее гувернантках, произнес мягко и отчетливо:

— Если вам когда-нибудь понадобится помощь, вот мое имя и адрес.

Рука соскользнула с рукава Лайл. Не оборачиваясь, женщина прошла вперед.

Глава 4

Солнце ослепительно сияло над теннисными кортами в Тэнфилде. Их было три: два грунтовых, а третий — травяной. Они были обнесены смешанной живой изгородью из граба, падуба и колючего кустарника. Поэтому оттуда не была видна громада дома, за исключением высоких, симметрично расположенных по бокам башен.

На дальней, травяной площадке Алисия Стейн и Рейф Джернингхэм завершали очередной напряженный сет. Мяч, задев сетку, перевалился на сторону Рейфа. Он собирался ответить ударом слева, но тут ему пришлось бежать к сетке, неловкое движение ракеткой — и он неуклюже растянулся на земле. Алисия подбросила ракетку, поймала ее и закричала своим высоким, нежным голосом: «Игра окончена!»

Рейф поднялся. Алисия стояла и смеялась над ним. Она была маленькой и легкой, как дитя, с темными, разметавшимися в разные стороны кудрями и живым, своенравным лицом. Она была смуглой, но горячая кровь придавала яркость ее щекам и губам. У нее были белые, как лесной орех, зубы. Алисия подошла к сетке, размахивая ракеткой и смеясь.

— Уф! Я всегда буду у тебя выигрывать!

Вытянув губки трубочкой, Алисия громко чмокнула его в щеку.

— А знаешь почему? Потому что я играю намного, намного лучше тебя. И я никогда не злюсь.

Рейф тоже рассмеялся. Он был таким же темным, как она, невысоким, стройным и очень красивым какой-то цыганской красотой. У него были тонкие, необычно изогнутые черные брови. Изящно вылепленные смуглые уши, заостренные сверху, как у фавна. Между ним и Алисией существовало какое-то неуловимое сходство, у него были такие же белоснежные зубы, которые он сейчас обнажал в улыбке. Они были кузенами.

— Но я не злюсь!

— Никогда?

— Никогда.

— Даже втайне? Все мужчины злятся, если женщины их побеждают.

— А я даже тогда не злюсь.

С неожиданным раздражением Алисия отбросила ракетку.

— Ну, я-то бываю зла и мне плевать, кто что думает об этом! Но во время игры я не раздражаюсь. Приберегаю силы для более подходящего случая.

— Например?

Взгляд ее потемнел, предвещая бурю. А Рейф продолжал говорить в том же шутливом, хитром тоне:

— Любишь все делать по-своему, правда? А если не дают — начинаешь возмущаться, даже если это всего лишь игра.

Ее щеки вспыхнули.

— Это неправда!

— Нет? Ты уверена?

— Ты знаешь, что это не так!

Он засмеялся.

— Ну, вообще-то обычно тебе удается сделать все по-своему.

Румянец исчез, как будто ветер задул пламя.

— Не всегда.

Резко развернувшись, Алисия убежала подбирать свою ракетку. Рейф следил за ней насмешливым взглядом. Его тонкие, подвижные губы опять раздвинулись в улыбке. Ему было смешно думать, что Алисия, которая с младенчества все делала по-своему, не может добиться своего в случае с его кузеном Дейлом. Когда-то давно у нее была возможность получить Дейла. Ей было девятнадцать, ему — двадцать, он — без гроша, как и она. Зато у сэра Роланда Стейна было много денег. Поэтому она бросила Дейла и вышла за Роланда. Так что же теперь злиться? Она сделала свой выбор. К тому же с тех пор прошло уже десять лет. Дейл женился на Лидии Барроуз под некоторым давлением своей и ее семьи. А к тому времени, когда он вступил во владение наследством, Алисия уже стала леди Стейн. Все это очень забавляло Рейфа.

Интересно, а что бы произошло, если бы Роланд разбился в своем автомобиле месяцем или двумя раньше? К тому времени, когда в газетах появились некрологи, Дейл уже обручился с Лайл ван Декен. Они поженились еще до того, как Алисия получила возможность войти в список претенденток.

Она вернулась, помахивая ракеткой, глядя на него блестящими глазами.

— Ну почему ты на меня так смотришь? Я тебя ненавижу!

Улыбка его стала еще шире.

— Я просто подумал, что ты не очень-то похожа на вдову.

Это замечание ее рассмешило.

— А ты бы хотел, чтобы я нарядилась в траур?

— Совсем нет. Мне ты нравишься такой, как сейчас.

— Интересно, правда ли это, Рейф.

— Я тебя обожаю!

Алисия покачала головой.

— Никого ты не обожаешь. Ты любишь только себя и Тэнфилд. Тебе нравится Дейл и не нравится Лайл. И иногда мне кажется, что ты ненавидишь меня.

Обняв ее за талию, он поднес губы к самому ее уху и произнес тихим, обольщающим голосом:

— Но ты же сама не веришь в то, что говоришь.

— Разве? Я уверена, что все так и есть.

Он прижался щекой к ее лицу.

— Милая!

— Ты меня ненавидишь, правда!

— Да — вот так…

Алисия сердито оттолкнула его, а затем рассмеялась.

— Тебе нравится за мной ухаживать, потому что это тебе ничем не грозит. А что, если я вдруг упаду в твои объятия?

— Попробуй!

— Будет слишком много толков.

Теперь она расхохоталась.

— Ты и в самом деле дурак, Рейф! Однажды кто-нибудь воспримет тебя всерьез, и тебе это совсем не понравится.

На его лице появилось выражение заинтересованности.

— Прекрасно, давай начнем прямо сейчас. Серьезно, почему ты утверждаешь, будто мне не нравится Лайл?

Алисия лениво ответила, явно поддразнивая его:

— Потому что не нравится.

Его интерес явно усилился.

— Но она мне ужасно нравится! Мне бы понравилась жена Дейла, кем бы она ни была, но Лайл понравилась бы мне, даже если бы не была его женой. Она в моем вкусе, светленькая и высокая. Почему она должна мне не нравиться?

— Потому что ей не нравится Тэнфилд, — заявила Алисия.

Рейф расхохотался над ее словами.

— И мне не нравится, это просто неизбежная обуза.

Алисия кивнула.

— Тебе не нравится Тэнфилд, это правда. Ты его любишь.

Он помотал головой.

— Думаю, я действительно любил его, в детстве. Детям нравятся этакие огромные груды камней. Но человек становится более практичным, когда взрослеет. В наши дни никому не нужен дом таких размеров. Жить в нем — значит просто напрашиваться на разорение. Стоит только обратиться к семейной истории, чтобы понять, сколько денег утекло на его содержание. Пятеро из последних семи Джернингхэмов женились на вполне состоятельных наследницах, И кому это помогло? У меня — ни гроша, Дейл тоже оказался бы на мели, если бы не деньги Лидии. Наследство спасло его, но Тэнфилд поглотил все деньги, а теперь разевает рот, готовясь проглотить и то, что есть у Лайл.

— Она ненавидит это место, — сказала Алисия. — Ей бы хотелось, чтобы Дейл его продал.

— Как и мне. Это самое разумное, что можно сделать. Наш Мэнор принадлежал семье так же долго. Он намного удобнее и, по-моему, намного красивее. Если бы у Дейла была хоть капля здравого смысла, он бы принял предложение Тэтхема — он же не будет ждать всю жизнь! Но беда в том, что Дейл теряет всякий здравый смысл, когда речь идет о Тэнфилде. Наша семья живет здесь уже пятьсот лет, и он ожидает, что она проживет еще столько же, воспринимая как должное необходимость идти ради поместья на любые жертвы.

Алисия была удивлена. Рейф и в самом деле говорил серьезно. Она не могла припомнить, чтобы когда-нибудь видела его таким искренним. Помимо ее воли это произвело на нее некоторое впечатление. Она обернулась и посмотрела в сторону дома. Солнце отражалось в окнах башен — только их и можно было увидеть с корта. Все остальное, такое знакомое, и так стояло в ее воображении: длинный фасад с портиком постройки восемнадцатого века, два выступающих вперед крыла и между ними — мощеный дворик, где каменные львы стоят на страже у заросшего лилиями пруда с фонтаном.

— Ты так говоришь, будто это не дом, а какой-то Джаггернаут[1].

Рейф натянуто рассмеялся.

— Моя милая, колесница Джаггернаута переехала его почитателей. Я думаю, от Тэнфилд-Корта можно по крайней мере ожидать, что он будет стоять на месте.

Глава 5

Две большие гостиные Тэнфилд-Корта выходили на низкую террасу, с которой по пологой лестнице можно было спуститься прямо в знаменитый итальянский сад. Лайл Джернингхэм ненавидела его: два акра причудливых украшений и геометрических форм, все такое тяжеловесное и парадное, сад набит кипарисами, статуями и цветами, до того ухоженными, что они казались ненастоящими. Позади всех этих искусственных красот природе, хоть и с некоторыми ограничениями, все-таки позволили оживить пейзаж с помощью дерна и деревьев, тщательно подстриженных. Но чем дальше от дома, тем больше свободы для безудержного роста и раскидистых ветвей. Дед Дейла был большим любителем деревьев, и теперь повсюду пышно росли посаженные им буки, яркие сикоморы, дубы и клены. Были там и высокие хвойные деревья, золотистые, темно-зеленые и голубые, — кипарисы, обычные и гималайские кедры.

Лайл бродила между ними и ждала, когда Дейл вернется домой. Вчерашний день казался теперь таким далеким. Ушла бледность, и ее лицо приобрело обычный вид; и она набралась достаточно смелости, чтобы пренебрежительно думать о вчерашнем приступе паники. Состояние шока прошло, и она вспоминала свое вчерашнее поведение с удивлением и некоторым стыдом. Дейл отправил ее к Крэйнам на уикэнд, а она через день сбежала оттуда. Он обязательно рассердится и потребует объяснений.

Прохаживаясь между деревьями, она придумывала, что бы сказать. Не так уж трудно сочинить какую-нибудь сказку, если умеешь врать. Можно сказать, что она внезапно почувствовала себя плохо и не хотела лежать в постели вдали от дома. Рейф и Алисия были так напуганы ее вчерашним состоянием, что вполне убедительно могли бы подтвердить ее слова. Но Лайл не привыкла выходить из затруднений при помощи лжи. Ложь сама по себе отвратительна, а о том, чтобы солгать Дейлу, и думать страшно. Что ж, тогда сказать правду? К несчастью, об этом тоже было страшно думать. Как она сможет сказать ему: «Я стояла за изгородью и услышала двух женщин — я не знаю, кто они. Они сказали, что с Лидией произошел несчастный случай, потому что тебе были нужны ее деньги. И они сказали, что со мной, возможно, тоже такое случится».

Лайл внезапно вздрогнула, вспомнив, как холодная вода заливала ей подбородок, потом рот, потом глаза десять дней назад, всего лишь десять дней назад. Она заставила себя успокоиться и вышла из тени деревьев, чтобы согреться на солнце. Она не может солгать Дейлу. Но и правду сказать тоже не может.

Она обернулась и увидела, что он идет к ней. Страшные мысли моментально исчезли. Радость в одно мгновение захлестывала Лайл, стоило ей увидеть Дейла. С самой первой их встречи. Что-то было в том, как он смотрит, в посадке головы, в уверенности, звучащей в его голосе, в улыбке, которая сияет в его глазах только для нее. Темные глаза, но светлее, чем у Рейфа, кожа не такая смуглая, как у двоюродных брата и сестры. Они сложены легко и грациозно, у него же высокая, тяжеловесная, сильная фигура. Когда он обнимал Лайл, она чувствовала, как легко эта сила могла бы сокрушить ее, и до сих пор это ощущение одновременно пугало и доставляло наслаждение. Теперь же она чувствовала нечто другое. Даже когда он поцеловал ее, она ответила поцелуем, трепеща от страха, и ничто не могло унять эту дрожь. Лайл была рада, когда он отпустил ее. Рада и обессилена.

— Дейл, я не осталась.

— Я вижу.

Пока он не сердился. Возможно, он вообще не рассердится. Если бы только она могла выбрать правильные слова… Но Лайл удалось всего лишь выдавить:

— Мне захотелось вернуться домой.

Она почувствовала, что его рука сжала ее плечо.

— Почему?

— Дейл…

Лайл отвернулась. Он развернул ее к себе. Голос его прозвучал довольно грубо:

— Что все это значит? Вчера вечером я позвонил, а Мэриан Крэйн сказала, что ты сбежала сразу после завтрака. Когда я спросил почему, она ответила, что ты, кажется, получила телеграмму. Я полагаю, ты так ей сказала?

— Да.

— Ты получила телеграмму?

— Нет, Дейл…

Она не будет лгать ему.

— Тогда почему же ты уехала?

До этого Лайл не смотрела на него. Теперь она подняла глаза. Взгляд ее был неподвижен и полон печати.

— Я не хочу говорить.

— Но это же чепуха! Ты должна сказать!

— Дейл…

Он сердито засмеялся.

— Да что на тебя нашло? Крэйны — мои друзья. Ты едешь к ним на уикэнд и убегаешь через день. Нельзя делать такие веши без объяснений. Ты поссорилась с Мэриан?

Щеки Лайл порозовели — от облегчения, а не от смущения.

— Конечно нет! Я не ссорюсь с людьми.

Она отступила назад. Дейл отпустил ее плечо.

— Миссис Крэйн не имеет к этому никакого отношения. Я расскажу тебе все, что смогу. Это случилось после завтрака. Я вышла в сад и случайно подслушала разговор двух женщин. Я не знаю, кто они, в доме была большая вечеринка.

— И что же они сказали? — В его голосе звучала насмешка.

На мгновение она ощутила болезненное любопытство: а что было бы, если бы она ему сказала? Но она не могла этого сделать. От одной мысли об этом дыхание у нее перехватило.

— Я не знаю, кто они.

— Ты уже говорила. Я хочу знать, что они сказали.

О господи, почему она не может сказать ему и покончить с этим? Дейл считает, будто она устроила идиотский скандал из-за его дружбы с Мэриан! Он никогда не отличался терпеливым характером, и мысль, что жена сбежала из-за такой ерунды, сильно его разозлила. Лайл заметила, что лицо его потемнело, и продолжила торопливо:

— Это было очень глупо с моей стороны, но я почувствовала, что не смогу встретиться с ними после этого. Я не хотела знать, кто они. О Дейл, неужели ты не можешь понять? Они сказали ужасную вещь, и я не хотела знать, кто это был… или… или встречаться с ними! Но если бы я осталась, мне пришлось бы с ними встретиться, а я ведь слышала их голоса, так что я бы поняла, кто они. Ах, неужели ты не понимаешь?

Дейл помрачнел. Брови его сошлись у переносицы.

— Пока нет, но собираюсь понять. Ты не сказала мне, о чем же они говорили. Ты услышала нечто, заставившее тебя обойтись с Крэйнами крайне невежливо. Так что ты услышала?

Кровь опять отхлынула от ее лица.

— Это о Лидии. Дейл, пожалуйста, не сердись! Я этого не ожидала, и для меня это было шоком. Я просто не могла остаться.

— Лидия? Лидия? Что-то, сказанное о Лидии, так тебя потрясло? Что ты услышала?

Голос Лайл стал совсем тихим:

— Они сказали, что с ней произошел несчастный случай.

Его глаза изучающе смотрели на нее из-под нахмуренных бровей.

— Но ты же знала об этом.

Она прижала руку к щеке.

— Да. Но это был… Они сказали…

О чем можно умолчать? Что придется ему сказать? Он ждал, и Лайл заставила себя продолжать:

— Они сказали… Это был удачный несчастный случай для тебя.

Она не собиралась отводить взгляд. Глаза ее заблестели. Пульс колотился тяжело, казалось, в горле.

Мгновение Дейл стоял совершенно неподвижно. Потом произнес очень сдержанно:

— Так дело в этом? Старая история! Я-то думал, с этим уже покончено. Я не думаю, что тебе стоило убегать.

Лайл подняла глаза и испугалась. Она и раньше видела его рассерженным, но не так. Сейчас это был гнев, замороженный презрением. Ужаснее всего, что это она вызывала у него презрение. Потому что сначала она выслушала клевету, а потом сбежала из-за нее. Правда, успокаивало, что он больше ни о чем не спрашивает. Если бы он продолжил свой допрос, ей пришлось бы сказать ему все. Но тогда их отношениям пришел бы конец. Лайл не думала об этом. Пока ей негде было как следует подумать — иррациональное убеждение подсказывало, что случится именно так.

Дейл сделал несколько шагов и вернулся.

— Тебе придется научиться не терять контроль над собой каждый раз, когда ты подслушаешь злобный разговор, — сказал он. Теперь его голос звучал почти беззаботно. — Люди часто говорят такие вещи, знаешь ли. Они и сами не верят в то, что говорят. Но в этих словах есть отрава, и ты видишь, как она действует. Нельзя прожить в этом мире, шарахаясь от всего, что тебе не нравится, — тебе лучше подумать об этом. А то, боюсь, в нашей светской жизни возникнут сложности. Надеюсь, Мэриан не будет держать на тебя зла, но тебе придется придумать более убедительную причину своего отъезда, чем эта телеграмма. Жаль, что я позвонил, а то ты могла бы сказать, что она от меня. И я бы мог давать объяснения. Подозреваю, я намного лучше умею врать, чем ты.

Лайл подняла глаза, чтобы посмотреть, улыбался ли он, произнося слова. Но, несмотря на небрежный тон, взгляд его был тяжелым и мрачным. Он проговорил резко:

— Я два дня провел в поездах и офисах. Пойду пройдусь.

Не сказав больше ни слова, Дейл быстро пошел прочь.

Глава 6

Лайл спустилась к стене у моря. Она не любила Тэнфилд, но этот узкий невысокий обрыв над водой ей нравился. Зеленая аллея вела туда, где деревья, расступаясь, открывали дугу пляжа и воду, беспрерывно меняющую цвет: то освещенную солнцем, то темнеющую от набегающих тучек. Обрыв стал небезопасным еще лет пятнадцать назад, и, хотя до воды было не больше пятнадцати или двадцати футов, отец Дейла огородил его резкий выступ низкой каменной стеной; у единственного проема в ней начиналась лестница, ведущая на пляж.

Лайл уселась на стену и устремила взгляд вдаль, на море. Была уже половина шестого, и солнце клонилось за Тэйн-Хэд. Скоро оно совсем скроется за мысом, и густая тень, словно разлитые чернила, покроет воду и будет расти, пока не достигнет подножия обрыва. Но сейчас поверхность воды была еще светлой и яркой. День был жарким, но с моря дул свежий ветер. Почувствовав его прохладное прикосновение сквозь зеленое льняное платье, Лайл поежилась. Да, Дейл рассердился. Она прекрасно знала, что он разозлится. Даже если бы она рассказала ему все, ее побег все равно вызвал бы у него гнев. Гнев и презрение. Это презрение причиняло ей даже большую боль, потому что, если Дейл презирает ее, то и она сама себя будет презирать. Она сбежала, когда должна была остаться и противостоять клевете, опираясь на собственную веру в Дейла. Лайл смотрела в морскую даль, и на глаза ее медленно наворачивались слезы. Ей казалось, что это слезы стыда. Но трудно было признаться себе, что в глубине души притаился страх.

Она долго сидела на стене, а тень тем временем подкрадывалась все ближе, и синий цвет моря незаметно менялся на серый. Кто-то подошел к Лайл сзади и немного постоял, прежде чем окликнуть ее. Испуганно обернувшись, она обнаружила рядом с собой Рейфа. Он натянул свитер поверх белой теннисной майки и теперь протягивал ей жакет, украшенный веселыми зелеными, желтыми и красными полосками и клеточками на кремовом фоне.

— Это твое, да? Ну ты и дурочка — пришла сюда в этом тоненьком платье, даже без шали. И это после того, в каком состоянии ты была вчера!

— Я не замерзла.

Рейф состроил гримасу.

— Ты специально пытаешься заболеть? Или уже и пытаться не надо? Вот, надень это. Что с тобой?

— Ничего.

Она надела жакет. В нем ей стало так хорошо и уютно, как будто все эти яркие цвета излучали тепло. Дейл любил все цветное, и она купила жакет для него, чувствуя при этом некоторую неуверенность, потому что себе она больше нравилась в менее яркой одежде. Но сейчас эти тона были ей приятны. Лайл застегивала жакет, не глядя на Рейфа и не думая о нем.

Он заставил ее снова сесть на стену и опустился рядом, спиной к Тэйн-Хэду. Глаза его блестели, ветер шевелил волосы.

— Что все это значит, дорогая?

— Ничего.

— Буря в стакане воды? Скорее всего. Большинство вещей не стоят того, чтобы поднимать из-за них шум.

Рейф пропел приглушенным тенорком:

— «Все это должно быть пройдено, оставлено, отброшено». Я могу привести еще много таких сентиментальных цитат. Но, серьезно, что с тобой происходит? Ты приезжаешь домой, сбежав с праздника, лицо как у мертвеца, а как только ты начинаешь приходить в себя, появляется Дейл — и ты опять раскисаешь. Что случилось?

— Ничего.

— Не глупи!

Рейф схватил ее за руки и встряхнул.

— Прекрати смотреть, как кролик на удава, и расскажи, что случилось у Крэйнов.

— Рейф, правда…

— Да-да, правда. Я хочу знать правду и собираюсь все выяснить. Давай, тебе станет гораздо легче, если ты сбросишь этот груз. Может, какая-нибудь милая особа женского пола сказала тебе, что Дейл был любовником Мэриан? — Глаза его зло заблестели. — Ты знаешь, что это не так, но, думаю, ты проглотила все это и примчалась домой, собираясь подать на развод.

Если он хотел встряхнуть ее, ему это удалось. Лайл выдернула свои руки из его и воскликнула возмущенно:

— Конечно нет! Дело совсем не в этом!

— Тогда в чем же? Скажи мне, моя сладкая прелесть!

— Не валяй дурака!

Рейф проговорил медовым голосом:

— Но ты же прелесть — когда хочешь быть ею и когда ты счастлива. Вот почему мне невыносимо видеть тебя несчастной.

— Рейф!

— А ты не знала? Должно быть, я прекрасно умею скрывать свое восхищение. Это показывает, на что способен человеческий мозг, если его как следует использовать. Знаешь, Алисия уверена, что я тебя не люблю. Она только что так сказала. Это доказывает, что я здорово научился притворяться, а?

Эти слова заставили ее сдавленно рассмеяться.

— Я в жизни не встречала человека, который болтал бы больше чепухи, чем ты!

— Поэтому-то со мной можно быть откровенной! Даже если я буду на каждом углу повторять то, что ты собираешься мне рассказать, мне никто не поверит: решат, что я все выдумал.

— Но я не собираюсь тебе ничего рассказывать! Рассказывать просто нечего.

Рейф улыбнулся.

— Тогда мне придется спросить у Дейла. А ведь от тебя я мог бы узнать все подробнее.

— Не мог бы!

— Разве, моя сладкая? Посмотри на меня!

— Рейф, ничего ты не узнаешь! Послушай, ничего не случилось. Но у Дейла нельзя спрашивать, потому что дело касается Лидии.

Он тихо присвистнул.

— Ничего себе! Эта история опять всплыла?

— О чем ты?

— Ни о чем, — произнес он почти издевательским тоном.

Лайл выпрямилась, крепко держась за стену.

— Рейф, я хочу, чтобы ты рассказал мне о Лидии, этого больше никто не может сделать. А Дейла я не могу спросить. Расскажешь?

Он расхохотался, и ветер подхватил и унес его смех.

— Почему бы и нет, моя дорогая? Она была не слишком интересной особой и прожила не так уж долго, так что и рассказывать-то особо нечего.

— Ты ее знал?

— Конечно знал. Будучи сиротой, я воспитывался вместе с Дейлом. Мы оба познакомились с Лидией. Ее отец сколотил хороший капитал на дешевых котелках и кастрюлях, а сестра ее матери была замужем за человеком, который владел Таллингфордом до старых Моссбагов. Поэтому Лидия с матушкой приезжали к нам в гости, и в конце концов у обеих семей родилась блестящая идея поженить их с Дейлом. Ему было всего двадцать, но для своего возраста он был неплохо развит. Ей было двадцать пять. У него был Тэнфилд, у нее — котелки, набитые деньгами. Родители просто ворковали над ними.

Глава 7

— Почему он на ней женился?

Лайл не хотела об этом спрашивать. Но ведь именно об этом ей больше всего хотелось знать. В длинной галерее, в самом ее конце, висел портрет Лидии, самый маленький из всех. Унылая бледная девушка в унылом бесцветном платье. Почему Дейл женился на ней — Дейл? Лайл смотрела на Рейфа в нетерпеливом ожидании.

Он ответил оживленно:

— А ты не знала? Ей повезло, он был в удрученном состоянии, когда Алисия бросила его и вышла за Роланда Стейна.

Лайл вздрогнула. Этого она не знала. Она сидела очень прямо, пальцы ее, вцепившиеся в камень, закоченели. Рейф рассмеялся.

— Так ты не знала? Какой же Дейл болван! Если я женюсь — чего, надеюсь, Бог не допустит, — я потрачу медовый месяц на то, чтобы изложить жене подробности всех моих прошлых романов. Ты понимаешь, в чем тут смысл? Мне будет приятно, потому что каждому нравится говорить о себе. А несчастной девушке в конце концов станет так скучно, что она больше никогда не захочет слышать об этом. Гениально, да? Конечно, список Дейла длинней моего, во-первых, потому что он двумя годами старше, а во-вторых — женщины всегда в него влюблялись. Странно, правда? Я ведь намного привлекательнее. А Дейл даже не всегда замечал этих несчастных влюбленных. Он когда-нибудь рассказывал тебе про австралийскую вдову, которая кинула в него кувшин, целясь в голову? Нет? Да, пожалуй, лучше не надо. Это довольно грубая история.

Лайл уже удалось снова взять себя в руки, и она сказала:

— Прекрати валять дурака.

— Прелесть моя, это ведь была не моя вдова. Да ладно, пусть все это будет вдали от меня. Стр-р-рашная женщина, — смешливо прорычал он.

Лайл продолжала настаивать:

— Рейф, расскажи мне о Лидии. О несчастном случае. Ты же понимаешь, я не могу спросить у Дейла, а люди ведь говорят всякие вещи. И так глупо, что я ничего не знаю.

— Так люди говорят всякие вещи? — Он опять рассмеялся. — Да, говорят и будут говорить, и тебе не удастся заставить их замолчать. Я думаю, лучше всего изображать невинную, краснеющую, простодушную новобрачную.

— Рейф, серьезно!

— А что, это хорошая маска, и особого ума здесь не требуется. Ты знаешь, моя милая, в тебе и вправду есть какая-то прелестная невинность: «Не обижайте меня, я всего лишь заблудший ангел!» Только действительно можно немного укоротить острые язычки! Я всегда говорил: если ты нашел удачную линию поведения, держись ее.

— Как же мне хочется, чтобы ты перестал болтать чепуху и рассказал то, что меня интересует!

— А что тебя интересует?

Лайл в изнеможении сжала руки.

— Несчастный случай с Лидией!

Голос его мгновенно изменился, даже стал серьезным.

— Милая, здесь почти не о чем рассказывать.

— Я хочу знать, как это произошло, кто при этом присутствовал. Ты там был?

— Мы все там были, вся компания. А как это произошло? — Его плечо дернулось. — Да, вот это вопрос. Все об этом спрашивали. И никто не мог ответить. Мы были там с ней, а потом без нее. Я бы на твоем месте не стал расспрашивать Дейла.

Она ответила возмущенно:

— Я и не собиралась! Я спрашиваю у тебя. А ты не рассказываешь, только пытаешься от меня отделаться. Но я не успокоюсь, пока ты не скажешь.

— Какое отчаянное упорство! — проговорил Рейф сладчайшим голосом. — И что же, заблудший ангел, ты хочешь узнать?

— Кто при этом присутствовал. Ты сказал: «Мы все там были». Кто «мы»?

— Дейл, Лидия, Алисия, Роланд Стейн, какие-то люди по фамилии Мэллем и я. Лидия умерла, Роланд умер и мистер Мэллем тоже. Остаемся Дейл, Алисия, миссис Мэллем и я. Почему бы тебе не пойти и не поговорить по душам с Алисией? Ей будет приятно.

— Я хочу знать, что произошло, Рейф, и расскажешь мне об этом ты.

Он как-то чудно развел руками.

— Но я же все сказал — больше не о чем говорить. Лидия упала с утеса и разбилась.

Лайл с ужасом повторила его слова.

— Она упала в пропасть? Это ты имеешь в виду? Она взбиралась на скалу?

— Взбиралась?! Лидия?! Вот это действительно было бы убийством! Любой суд приговорил бы к повешению того, кто потащил бы Лидию карабкаться по скалам. Мы смотрели, как она взбирается на пригорок величиной с муравейник, и поклялись, что не дадим ей сойти с проторенной тропы.

— Тогда как же она разбилась?

— Упала с проторенной тропы, — легкомысленно ответил Рейф.

Лайл прямо посмотрела на него. Слово, пришедшее ей на ум, она бы не смогла произнести вслух.

— Как?

— Вот этого-то никто и не понимает. Мы, гуляя, разошлись в разные стороны, и никто ничего не видел. Там была очень широкая тропа, сначала — подъем, потом спуск, длинный спуск. Множество диких цветов — и между ними вьется дорожка. Девушки собирали цветы, возможно, Лидия слишком сильно наклонилась. Может, у нее на краю закружилась голова, может, она поскользнулась. Все услышали ее крик, но никто не видел, как она упала. Когда я туда добрался, Дейл смотрел вниз, а Алисия билась в истерике довольно далеко от того места. Мэллемы бежали туда с другой стороны.

Рейф снова поежился.

— Ну вот, ты все знаешь. Думаю, это миссис Мэллем вчера выпустила коготки. Дейл говорил мне, что Мэриан Крэйн ее пригласила.

Смех его прозвучал недобро.

— Может, именно поэтому Дейлу вдруг понадобилось уехать в Бирмингем.

Дыхание у Лайл перехватило. Она быстро спросила:

— Почему ты так говоришь? Рейф, почему ты так сказал?

— Потому что она женщина такого сорта. Ну, ты же ее видела.

— Нет, я не видела, я только слышала ее голос. Я стояла за изгородью. Она говорила о Дейле ужасные вещи.

— Вполне возможно. Голос как жужжание осы в горшке с патокой? Такой тягучий и язвительный?

Лайл рассмешило сравнение, но проснувшийся страх оборвал ее смех.

— Да, именно так. Рейф, ты правда очень умный.

— Конечно! «Прелестная девушка, будь добродетельна, а умными пусть будут те, кому это предназначено» — еще одна подходящая цитата. В точности про нас, правда?

Лайл внезапно вспомнилась маленькая женщина в поезде, цитировавшая Теннисона, — мисс Силвер, частные расследования.

Рейф сказал:

— На твоем месте я бы не стал расстраиваться из-за Эйми Мэллем. Вот и еще одна цитата: «В аду не найдется столько ярости, сколько вмещает отвергнутая женщина». Она пыталась завоевать расположение Дейла, а он, чудак, не мог понять, как она к нему на самом деле относится, и поэтому страшно бесился.

Рейф помог ей слезть со стены.

— Пойдем, уже поздно. Дейл подумает, что ты сбежала от него со мной.

Молодые люди вошли в большой квадратный холл. Это было одно из тех мест в Тэнфилде, которые Лайл просто ненавидела. Какой-то Джернингхэм в середине восемнадцатого века, только что вернувшись из Большого тура по Европе[2] превратил красивый елизаветинский холл с его дубовой лестницей и панелями нежных оттенков в холодный склеп, вымощенный мраморными плитами и украшенный слепо-равнодушно взирающими статуями. Вычурная лестница из черного и белого мрамора вела к площадке, где возвышалась устрашающего вида группа «Актеон, преследуемый гончими». Ступени расходились направо и налево и достигали галереи, охватывающей три стены холла. Там было еще больше мрамора и статуй; обезглавленная Медуза, бюст Нерона, копия Лакоона, умирающий гладиатор. Лайл казалось, что мистер Август Джернингхэм питал внушающую беспокойство слабость ко всему жуткому.

В тот момент, когда Лайл медленно поднималась по лестнице из холла, вышла Алисия. Она переоделась в нежное белое шифоновое платье с широкой юбкой, чуть ли не до пояса украшенной оборочками. Если бы не черный бархатный шарфик, ее можно было бы принять за восемнадцатилетнюю. Свои темные легкие кудри она убрала в скромный пучок на затылке. Улыбнувшись Лайл и не сказав ни слова, Алисия спустилась в холл.

Лайл миновала гончих, ощеривших покрытые пеной пасти, окруживших Актеона с мученическим лицом, и прошла в свою спальню. Она ощутила внезапную потребность сменить одежду, сотворить что-то новое с волосами, надеть самое красивое платье. Что-то в улыбке Алисии вызвало у нее это чувство. Лайл скинула радужный жакет, небрежно уронив его на стул. Без него она себе нравилась больше. Ей шел мягкий зеленый тон ее льняного платья, но зелено-красно-желтый цвет жакета — все это, конечно, слишком ярко для ее светлых волос и кожи. От этого лицо ее казалось поблекшим, а волосы — блеклыми, а не светлыми. Лайл подумала: «Я сделала глупость, когда купила этот жакет, я от него избавлюсь». И в этот же момент она услышала, что ее зовет Дейл.

Это означало, что он больше не сердится на нее! Позабыв обо всем, она побежала к нему. Но Дейла не было в его комнате за соседней дверью, которая открывалась наружу, в галерею. Лайл подбежала, перегнулась через мраморную балюстраду и посмотрела в холл. Дейла она не увидела, зато Рейф и Алисия стояли прямо под ней. Высокий, нежный, как флейта, голос Алисии долетал до нее, так что можно было разобрать каждое слово:

— Жаль, что Дейл не учит ее одеваться. Какой ужасный жакет!

Лайл отпрянула, потрясенная и обиженная, и заметила Дейла, идущего по галерее. Должно быть, он стоял на лестнице, за одной из этих глупых мраморных групп.

Он приблизился, слегка хмурясь.

— Где ты была?

— У стены над морем. Рейф принес мне мой жакет.

Лайл тут же пожалела, что заговорила о жакете. Теперь она его ненавидела. Она отдаст его сразу же, как только придумает кому. Надо придумать кому, чтобы Лайл могла легко и небрежно, так, чтобы услышала Алисия, сказать:

— О, этот мой жакет? Я его отдала. Ужасная вещь! Даже не верится, что я могла его купить.

Да, это был бы верный тон. Именно так обычно изъяснялись Алисия и ее подружки.

Дейл все еще хмурился.

— Тебе лучше побыстрее пойти наверх и переодеться. Алисия уже спустилась.

Он до сих пор сердится! Сердце ее печально замерло. Лайл прошла в свою комнату и закрыла дверь.

Глава 8

Лайл пыталась осмыслить события последних дней. Несколько месяцев назад она бы не поверила, что когда-нибудь настанет такое время, как сейчас. День, когда Дейл был ею доволен, считался хорошим. Когда она лишь немного его раздражала — неплохим. По-настоящему плохими были дни, когда он говорил о Тэнфилде и о том, что Джернингхэмы всегда в нем жили. И ужасными — когда Дейл мучил ее, заставляя пойти к мистеру Робсону, ее опекуну, и убедить его, что часть ее капитала нужно использовать для сохранения Тэнфилда во владении Джернингхэмов. Вначале все дни были хорошими. Потом, когда она глупо и бестактно позволила ему заметить, что Тэнфилд приводит ее в состояние оцепенения, хороших дней почти не стало, зато участились плохие дни. Лайл делала все, что могла, скрывала свои чувства по отношению к Тэнфилду, и иногда все успокаивалось и вновь наступали хорошие времена, совсем как вначале. Так было и в ту неделю, перед поездкой к Крэйнам. Лежа в постели, Лайл вспоминала, как она была счастлива, и старалась отогнать мысль о том, что счастливые дни начались, как только она подписала свое новое завещание в офисе мистера Робсона. И все же почему ей нельзя думать об этом? Она это сделала, чтобы угодить Дейлу. Тогда почему же и ей не может быть приятно? У нее нет более близких родственников, так какое же еще завещание могла она составить? — Ваш отец оставил за вами право выбора, миссис Джернингхэм. За неимением детей, вы можете оставить все ваше состояние вашему мужу. Если дети у вас появятся, вы можете оставить ему пожизненный доход с половины состояния. Конечно, вы можете сделать и любые другие распоряжения, если пожелаете. Я высказался достаточно ясно?

— О да, мистер Робсон. Дейл улыбнулся ей поверх головы старого джентльмена. Его теплый взгляд согрел ее сердце, как солнечный луч. Внезапно она услышала собственный счастливый голос:

— Тогда я сделаю вот что: я оставлю большую часть денег Дейлу. Счастье длилось всю неделю. Вспоминая это время, она словно оглядывалась назад на залитый солнцем сад, полный цветов. Ее радость не могло испортить даже то, что она едва не утонула. Когда она думала об этом, ей вспоминалось только, как, открыв глаза, она ощутила объятия Дейла и как он, задыхаясь, вновь и вновь произносил ее имя:

— Лайл, Лайл, Лайл! Страхам и сомнениям, заставившим ее заговорить с мисс Силвер в поезде, больше не было места в ее сердце. Они исчезли, растаяли, как туман. Если бы только она не сбежала от Крэйнов! Дейл разыскал ее и поцеловал. А потом, когда узнал, что она сбежала, ее счастье закончилось. За весь вечер он ни разу не взглянул на нее. С ней он едва словом перемолвился, хотя с Рейфом и Алисией вел себя очень весело и дружелюбно. А когда они расходились по своим спальням, Дейл сухо пожелал ей спокойной ночи и, войдя в гардеробную, захлопнул дверь.

Лайл лежала, глядя в темноту комнаты. Кровать ее была тяжелой, с пологом. На первый взгляд она напоминала ей катафалк. Лайл ненавидела эту кровать, но когда там вместе с ней был Дейл, когда он был нежен, забывала об этом. Только в те ночи, когда она лежала здесь одна, чувствуя себя совершенно несчастной, ей казалось, что вся эта тяжелая, темная мебель принадлежит не ей, а тем поколениям Джернингхэмов, что рождались, женились и умирали здесь, когда Лайл еще не было и в помине. Слева от кровати располагались три высоких окна, два закрыты портьерами, на третьем занавески раздвинуты. Напротив виднеется дверь в комнату Дейла. Луна бросает бледный квадрат света сквозь незанавешенное окно. Свет доходит до самого порога. Если дверь откроется, он скользнет в соседнюю комнату. Но дверь не откроется. Дейл сегодня не придет. Он бросил ей «спокойной ночи» и ушел. Лайл лежала тихо и неподвижно, и сознание ее постепенно погружалось в темноту. Луна медленно уходила от окна, и комнату тоже заполнял мрак. Между полуночью и часом ночи Лайл незаметно уснула.

В соседней комнате Дейл Джернингхэм проснулся. Вынырнув из глубокого сна, он мгновенно перешел к состоянию чуткого, напряженного бодрствования. Обычно он засыпал, едва опустив голову на подушку, и открывал глаза только в семь часов. Если он просыпался до этого, значит, что-то его разбудило. Дейл приподнялся на локте, снова услышал потревоживший его звук и, откинув одеяло, босиком подошел к двери, разделявшей их с Лайл спальни. Щуря во мраке глаза, он распахнул дверь и встал на пороге, вглядываясь в глубь комнаты. Там было совершенно темно, только сквозь незанавешенное окно проникал слабый полусвет от Луны, скрывшейся в облаках. Кровать, погруженная в тень, казалась черным островком в море тумана. И оттуда доносился дрожащий голос Лайл, жалобно вскрикивающей:

— Дейл… Дейл… Дейл не мог…

Он прикрыл за собой дверь, подошел к кровати и встал в изножье между черными столбами. Теперь он смутно видел ее, лежащую на высокой груде подушек. Она бормотала торопливо:

— Не надо давать мне вашу карточку, мне она не нужна. Не знаю, как я могла бы… Из-за Дейла… Ему бы не понравилось… Дейл не мог. Вы же это понимаете, да? Не может быть, чтобы Дейл… Так что я просто положу вашу карточку в сумку, но не надо думать, что она мне понадобится, потому что я не могу.

Лайл протянула руки, словно пытаясь что-то нащупать.

— Она сказала, повезло, что Лидия умерла. Вот что она сказала: «Удачный несчастный случай для Дейла».

Задрожав на его имени, ее голос растворился в тишине. Она вновь упала на подушки. Он услышал, как она судорожно вдохнула. Потом, словно корчась от боли, резко дернулась вверх.

— Со мной тоже чуть не было несчастного случая. Она сказала, возможно, со мной тоже произойдет несчастный случай, как с Лидией. Дейл не мог…

Слова ее вновь превратились в торопливое бормотание:

— О нет, нет, Дейл не мог…

Дейл продолжал прислушиваться. Когда Лайл затихла, он подошел к комоду между окнами и выдвинул правый верхний ящик. У Лайл так много сумочек! Собираясь к Крэйнам, она надела серый фланелевый жакет и юбку. Значит, серая сумочка.

Дейл вытащил весь ящик, отнес в свою комнату и включил свет. Серая сумочка лежала в самом углу. Открыв ее, он начал рыться в содержимом: носовой платок, помада, румяна и компактная пудра, ключи. Во внутреннем отделении — его собственный моментальный снимок и карточка. Он вытащил ее и повернул к свету. Имя ему абсолютно ни о чем не говорило, но он долго смотрел на него:

МИСС МОД СИЛВЕР

Монтэгю Меншинс, 15

Частные расследования

Вест-Лихем-стрит, Ю.З.

Через некоторое время Дейл снова положил карточку в сумку, а сумку убрал в ящик.

Когда он вернулся в комнату Лайл, там уже было совсем тихо. Задвинув ящик на место, он чуть-чуть постоял, вслушиваясь в молчание, потом приблизился к кровати. Лайл шевельнулась, из горла ее вырвался звук, похожий на рыдание или стон, и она проснулась. На секунду ее охватил ужас: во мраке комнаты стоял кто-то, без звука, без движения. Но как только он произнес ее имя, страх мгновенно уступил место радости.

Она сказала нежно:

— Ах, милый, ты меня напугал.

И он подошел к кровати, и опустился на колени, и обнял ее.

— Это ты меня напугала. Ты кричала во сне. Что с тобой было, приснился кошмар?

— Да, ужасный сон! Но теперь это не важно.

Все было совершенно не важно, если рядом был Дейл, если он был с ней нежен. Кошмары ей больше не снились, а когда она проснулась, в окна светило солнце и Дейл наливал чай. Если какая-то тень и пролегла между ними, теперь она исчезла, будто ничего и не было. Сразу после завтрака Дейл собирался на аэродром, как раз сейчас ему страшно нравилось летать. Они поговорили об этом, и о полетах, и о том, как удачно ему удалось продать взлетную площадку по собственной цене. По правде говоря, в основном говорил он, а Лайл просто радовалась, потому что Дейл был доволен.

— Интересно, что сказал бы мой отец, если бы узнал, что когда-нибудь эта вересковая пустошь принесет такой доход. Но в случае войны очень значительные денежные ассигнования будут выдаваться на выращивание пшеницы, а война непременно будет. Во времена моего деда можно было стоять там, где теперь аэродром, спиной к морю, и не видеть перед собой ничего, кроме пшеницы. Забавно, если все это вернется. Тогда на этом сколачивались большие состояния. Но к несчастью, такого не повторится. Они уж как-нибудь ухитрятся содрать с нас всю нашу прибыль, черт их возьми!

Дейл сидел на краю кровати, волосы его были взъерошены, глаза улыбались. Пижама в голубую и белую полоску подчеркивала темный цвет его чистой, смуглой кожи. Расстегнутый воротничок открывал взгляду сильную шею. Лайл почувствовала, как ее захлестывает древний инстинкт преклонения перед героями. В этом чувстве было что-то примитивное, и она ощутила стыд. Дейл… Другие женщины считали его красивым, преследовали его. Некоторые даже не стеснялись довольно грубо проявлять свои чувства. Но он — не для них. Он принадлежит ей! Лайл не хотела испытывать таких собственнических чувств, но она ничего не могла с собой поделать.

Дейл засмеялся и спросил:

— О чем ты думаешь?

И когда она ответила:

— О тебе, — он обнял, поцеловал ее и, не отнимая от нее руки, произнес:

— Продолжай, дорогая, потому что я хочу с тобой поговорить.

— О чем? — спросила Лайл, и сердце ее похолодело, когда она услышала ответ:

— О Тэнфилде.

Дейл слегка отодвинулся, чтобы видеть ее лицо. Его рука соскользнула с ее плеча и остановилась на колене.

— Видишь ли, я должен дать ответ Тэтхему.

— Да.

На большее она была не способна. Ей показалось, что вся их жизнь зависит от того ответа, который предстоит дать Дейлу. Если он примет предложение мистера Тэтхема, продаст Тэнфилд и переедет на две мили дальше от моря, в Мэнор-хауз, они смогут жить счастливо. Но если он не сможет расстаться с этим домом, Тэнфилд по-прежнему будет высасывать из них все соки, и они станут подобны седым, полумертвым старикам, волокущим непосильную ношу на вершину бесконечной горы. Она сцепила руки так крепко, будто пыталась удержать что-то очень важное, что Дейл пытается отнять. Не только у нее — у них обоих.

Лайл пристально смотрела в его лицо. В ее глазах читалось мрачное предчувствие: ведь каждый раз после разговора о Тэнфилде их отношения оказывались почти на грани разрыва. Но сегодня лицо Дейла было серьезным, а не угрюмым. Он оперся на руку и сказал:

— Тэтхем дает хорошую цену. Многие назвали бы меня дураком за то, что я отказываюсь от сделки. Но ты не относишься к большинству. Ты — моя жена, Лайл. Если у меня будет наследник, его матерью будешь ты. Вот об этом я и хочу поговорить с тобой.

Внезапно голос его изменился и сорвался:

— Так трудно заставить тебя понять. А я ужасно нетерпелив. Я начинаю сердиться и говорю разные вещи, а ты обижаешься и пугаешься, и у нас ничего не выходит. Но я подумал, что мы могли бы поговорить об этом иначе. Я подумал, что ты могла бы попытаться понять мою точку зрения.

Дейл увидел, как Лайл побледнела. Краска сбежала с ее щек, и кожа стала белой. Она прошептала почти беззвучно:

— Я постараюсь.

Он выпрямился, глядя в другую сторону.

— Тебе не нравится Тэнфилд, ты ясно дала это понять. Нет, нет, все неправильно, я хотел сказать совсем по-другому. Так чертовски трудно заставить тебя понять…

Дейл снова повернулся к ней.

— Лайл, помоги мне, постарайся понять.

— Да, да.

— Тогда вот так… Если у тебя есть дом, который принадлежал семье так долго, как Тэнфилд, то он уже не твой. Это как родная страна: ты ей принадлежишь. Она — на первом месте. Посмотри на картины в длинной галерее. Все эти люди жили здесь, проводили здесь весь свой век. Многие из них оставили какой-то след в своей эпохе. И все они уже покинули этот мир. Но Тэнфилд остался. И он по-прежнему будет стоять здесь, когда мы умрем, а если у нас будут сыновья, он все еще будет существовать и после их смерти. Разве ты не понимаешь, что я хочу сказать? Наша жизнь не имеет значения, как и жизнь наших детей. Мы исчезнем, и они исчезнут, а Тэнфилд останется.

Глаза его вспыхнули, щеки порозовели.

Лайл смотрела на него, цепенея от ужаса. Он сказал: «Ты могла бы попытаться понять», и она ответила: «Я постараюсь». Но ей не нужно было стараться. Понять было очень легко. И чем яснее она понимала его слова, тем страшнее ей становилось. Значит, люди, человеческие жизни, Дейл, она сама, их дети — ничто перед этой огромной, бездушной казармой, которую бесконечные жертвоприношения все новых и новых поколений делают еще уродливее и дороже! Да, это была вполне понятная точка зрения, но Лайл она казалась совершенно дикой и пугающей.

Дейл поднялся, прошелся до окна и вернулся. Ему не удалось переубедить ее, его слова не вызвали в ней никакого отклика. Он это ясно видел: в лице у нее — ни кровинки, взгляд прикован к нему. Лайл произнесла чуть слышно:

— Я ничем не могу помочь.

Он стремительно опустился на кровать рядом с ней.

— Да. Пока чувствуешь так, как сейчас. О Лайл, дорогая, неужели ты не понимаешь? Бесполезно идти к мистеру Робсону, пока ты так чувствуешь. Я знаю, ты уже просила его позволить тебе потратить часть своего состояния на Тэнфилд, но даже если ты попросишь его сотню раз, он все равно скажет «нет», потому что видит: на самом деле ты этого не хочешь. Если бы ты чувствовала по-другому, он бы разрешил. Он знает, что ты ненавидишь Тэнфилд, поэтому не поможет тебе спасти его.

Лайл посмотрела на него жалобно.

— Я попрошу его, Дейл, правда!

Он порывисто откинулся назад.

— Ты уже просила его, но ничего не вышло. Он никогда ничего не сделает, пока не будет уверен, что ты действительно этого хочешь. Ты могла бы его убедить, но тебе это не удастся, пока ты сама не захочешь спасти Тэнфилд. Он чертовски проницателен и не делает ничего именно потому, что знает: тебе на самом деле это не нужно.

Дейл отошел от кровати и остановился, глядя в окно.

Лайл сидела очень прямо, не опираясь на подушки, не в силах пошевелиться — настолько сковало ее напряжение. Она пыталась унять бившую ее дрожь, заставить свой голос звучать ровно, остановить захлестнувшую ее волну страха. Принудить себя захотеть того же, чего хотел Дейл. Если она искренне захочет спасти Тэнфилд, ей удастся переубедить мистера Робсона. Дейл так сказал. И это правда. И никакое притворство не поможет. Но как можно заставить себя захотеть того, от чего все внутри холодеет?

Лайл была мягкой, но не податливой. Эгоизм был ей чужд, и она могла бы сделать многое, лишь бы порадовать Дейла. Но ничто не могло изменить ее твердого убеждения: Тэнфилд вытянет из них все соки и сведет в могилу, если дать ему волю. Именно так она думала: дать волю Тэнфилду, не Дейлу. Дейл — всего лишь его орудие. Эта уверенность сидела где-то очень глубоко, на уровне инстинкта, поэтому Лайл не могла от нее отмахнуться. Она может снова пойти к мистеру Робсону, как уже не раз ходила, и вернуться с тем же результатом. Потому что он поймет, как понимал и раньше, что она всего лишь повторяет слова Дейла.

Лайл дала бы Дейлу денег, если бы могла сама ими распоряжаться. Сквозь сковавшее ее оцепенение она вдруг ощутила укол злой радости оттого, что это не в ее власти. И напряжение отпустило ее. Лайл откинулась на подушки, перестав бороться с собой, и в тот же момент Дейл обернулся и подошел к ней.

— Лайл, дорогая! Я просто животное! И за что только ты меня любишь? Ведь ты же любишь, правда? Но я не понимаю почему. Послушай, мы больше никогда не будем об этом говорить. Я прямо сейчас все тщательно изучу, и, если мне станет ясно, что у меня не хватит средств, я приму предложение Тэтхема. У меня есть время до конца недели, а может быть, я смогу и еще дольше потянуть с ответом. Есть совсем небольшой шанс, что министерству воздушного флота потребуются еще земли — я слышал какие-то разговоры о расширении. Надо выяснить, смогу ли я добиться от них определенности прежде, чем должен буду дать ответ Тэтхему.

Дейл сидел на кровати рядом с Лайл, одной рукой обнимая ее. Лицо его выглядело оживленным. Всякое напряжение исчезло. Он прижался щекой к ее лицу, слегка встряхнул ее.

— Сегодня я не могу поехать в Лондон, я собирался полетать. Черт! И завтра тоже! Но вот что я сделаю: я напишу Джарвису и попрошу его выяснить все, что можно, а сам приеду завтра днем. Ты можешь отвезти меня в Ледлингтон, чтобы я успел на поезд в три двадцать. Потом я разыщу Джарвиса и выясню, как и что, и если узнаю что-то обнадеживающее, поеду в министерство утром. Как тебе этот план?

Лайл смотрела на него со счастливой улыбкой. Сердце ее пело. Все снова стало прекрасно. Она ответила:

— Это чудесный план.

Дейл нежно прикоснулся к ее плечу.

— Никогда не переставай любить меня, Лайл!

Глава 9

Впоследствии, когда Лайл вспоминала этот день, он казался ей светлой полосой, разделившей две бездны мрака. Окном в темной комнате, сквозь которое она видела солнце. Но когда он был прожит, то присоединился к череде тех ничем не примечательных дней, когда все идет как будто бы хорошо. Небо было голубым и безоблачным, море — синим и спокойным, и часы проходили, не отмеченные никакими событиями. Дейл вернулся с летного поля веселый и в течение всего ленча сыпал техническими терминами. Рейф уехал до вечера, как и Алисия, поэтому они были за столом одни. Чуть позже они отправились купаться, и Лейл преподал ей урок плавания. Той ночью Лайл спала тем прекрасным сном без всяких видении, что освежает и приносит настоящий отдых.

На следующий день утром все сидели за столом, когда Алисии позвонили по телефону. Рейф уже закончил завтрак и, откинувшись на стуле, курил сигарету. Он работал в отделе дизайна в той самой компании, что пару лет назад купила у Дейла участок земли под новый авиационный завод. Теперь Рейф сидел, поглядывая на часы, по своему обыкновению откладывая уход до последней секунды.

Алисия вернулась в комнату, сияя насмешливой улыбкой. Усевшись в кресло, она обратилась к Дейлу:

— Это, милый, была Эйми.

— Какая Эйми?

Алисия рассмеялась.

— А ты их много знаешь? Мне казалось, что одной ее вполне достаточно. И даже чересчур много. Эйми Мэллем, милый. Она гостит у Кроуфордов и хочет сегодня приехать на ленч.

— Как забавно! — сказал Рейф. — Я в отчаянии, что не смогу увидеться с ней. Зато тебе больше достанется.

Он лениво поднялся и послал Лайл воздушный поцелуй:

— Дитя мое, ты даже не знаешь, как тебе повезло. Передайте ей мои искренние уверения в преданности.

— Если ты не поторопишься, то опоздаешь, — предупредила Алисия.

— Не особенно. Я хожу по краю, но не оступаюсь — именно так сказал мне старый Мэллеби буквально в эту субботу вечером. Прощайте, дети мои, радуйтесь жизни.

Рейф вышел, оставив дверь открытой.

Дейл поднялся и захлопнул ее. Лицо его стало напряженным и сердитым.

— Что ты ответила ей, Алисия?

Она пожала плечами:

— А что обычно отвечают в таких случаях?

Алисия заговорила преувеличенно вежливым голосом:

— «Моя дорогая, как чудесно! Мы будем просто счастливы увидеть тебя, особенно Дейл». Вот что я ответила.

— Не будь дурочкой, Лэл! Она не может прийти сегодня. Сегодня утром я собираюсь летать, а днем поеду в город. Лайл отвезет меня в Ледлингтон, так что, если только ты не хочешь общаться с ней с глазу на глаз…

Глаза Алисии сверкнули.

— О нет, ты не можешь меня оставить, милый! Эйми не моя подружка.

— Тогда тебе стоит перезвонить и сказать, что мы сегодня не можем ее принять.

Лайл сидела, немного сбитая с толку, не совсем понимая, в чем дело. Эйми Мэллем. На мгновение это имя задержалось на поверхности ее памяти и скользнуло в глубину, как упавший в воду камень. Это ведь та женщина, которую она слышала из-за изгороди, — «оса в горшке с патокой», как сказал Рейф. Легкий озноб прошел по ее спине. Лайл посмотрела на Алисию и услышала ее голос:

— Я не могу этого сделать. Кроуфорды собираются навестить Джоан в школе — у нее какие-то проблемы, кажется. И конечно, им не хочется брать Эйми с собой.

Теперь Алисия говорила серьезно.

— Послушай, лучше тебе позволить ей приехать и заставить себя поговорить с ней. До часу она не появится, а если ты хочешь успеть на поезд в три двадцать — я полагаю, тебе нужен этот поезд.

— Мы сможем выйти без пятнадцати два.

— Мы?

Алисия рассмеялась.

— Я не позволю бросить меня на растерзание волкам. К тому же я хочу забрать свою машину. Лэнгем сказал, она будет готова после трех, так что я похожу по магазинам и приеду домой.

Обойдя стол, она встала рядом с Дейлом и понизила голос до конфиденциального бормотания:

— Правда, милый, тебе лучше разрешить ей приехать. Из нее так и сыпались всякие намеки: а почему тебя не было у Крэйнов и почему Лайл уехала в такой спешке, ведь ей особенно хотелось увидеть ее. Ну, ты же знаешь: чем больше ты будешь стараться от нее отделаться, тем решительнее она будет настроена. И в результате она уедет и будет всем рассказывать, что ты не позволил ей увидеть Лайл.

Слова эти предназначались только для его ушей, но Лайл их услышала. Получалось, что она подслушивает их разговор. Она заметила, что Алисия посмотрела на нее, а Дейл нахмурился. Щеки ее вспыхнули, она оттолкнула стул и выбежала из комнаты.

Ни Дейл, ни Алисия, казалось, не заметили ее ухода. Между ними происходила почти безмолвная битва. Или, скорее, разгорался новый виток давней войны. Дейл грозно смотрел на Алисию, но на нее это не действовало. Взгляд ее сверкающих от злости глаз, казалось, говорил: «Почему ты боишься Эйми? Ведь ты же боишься! Я смогла бы тебя защитить — мы с ней два сапога пара. Но почему я должна тебя защищать? Ты меня не дождался. Ты выбрал Лайл, так пусть она тебя защищает!» Злоба ее вылилась в мягкий насмешливый смех:

— Лучше смирись с неизбежным, милый! Эйми все равно приедет.

Сказав это, Алисия встала на носки и поцеловала его в подбородок.

Лайл провела все утро в храбрых попытках взять себя в руки, не обладая достаточной для этого храбростью. Она надела новое льняное платье соломенного цвета, в тон волос, и слегка приободрилась, увидев себя в нем. Лайл наложила чуть больше косметики, чем обычно, — мало ли что могло случиться, а так Эйми Мэллем не увидит ее бледной. В конце концов, что эта женщина может сделать или сказать в лицо Дейлу, сидя за его столом? Расстраиваться совершенно не из-за чего. Скорее всего, оса спрячется в патоке, вот и все.

Миссис Мэллем приехала в маленьком, быстром и маневренном автомобиле и слишком ярком наряде. На ней было платье с очень короткой блестящей юбкой и облегающим изумрудно-зеленый лифом в белую полоску. К этому платью она надела зеленые туфли, а голову украшала плетеная повязка цвета платья. Волосы под ней казались чрезмерно густыми и золотистыми. И волос, и золота было до неправдоподобия много. Бюст тоже был слишком велик для того, чтобы так плотно обтягивать его легкомысленной полосатой тканью. Если ты одарена таким обилием плоти, вряд ли стоит столь хвастливо выставлять ее напоказ.

Но во всем остальном природа явно поскупилась на Эйми. Глаза, которым следовало быть большими и голубыми, оказались узкими, близко посаженными и имели какой-то неопределенный цвет. Узкие губы были почти бесцветными, щеки — бледными и склонными к одутловатости.

Эйми заключила в объятия Алисию, руку, унизанную кольцами, положила на локоть Дейлу и проговорила, глядя на Лайл:

— Так это и есть новобрачная! Кого же из вас мне следует поздравить?

Лайл узнала голос, который говорил «удачный несчастный случай для Дейла». Он был таким тягучим, будто его обременяла собственная тяжкая сладость.

На мгновение Лайл застыла и онемела. Но через секунду она уже автоматически жала руку миссис Мэллем и говорила: «Как поживаете?» Ладонь Эйми, полная и теплая, обтянутая замшей, цепко обхватила руку Лайл, сжимая ее: она так и не сняла перчатки. Вновь раздался тягучий голос:

— Пожалуй, мне стоит поздравить Дейла.

Ее вторая рука все еще касалась его локтя. Эйми повернулась к Дейлу:

— Но я почти на полгода опоздала. Думаю, ты уже выслушал сотни поздравлений.

Он улыбнулся.

— Чем больше, тем лучше, Эйми. Мне удивительно повезло, поэтому мне приятно вновь и вновь слышать об этом.

Эйми рассмеялась.

— Милый, тебе всегда везло! Как тебе это удается? Хотела бы я обладать твоим секретом!

Ленч прошел вполне приятно, по крайней мере для Эйми Мэллем. В основном говорили они с Дейлом. Алисия, пребывая не в лучшем настроении, изредка вмешивалась, если ее что-то интересовало, и ела только фрукты.

— Но, дорогая, тебе не нужно худеть, — сказала Эйми.

Взгляд Алисии скользнул по тарелке миссис Мэллем. Она ответила:

— Моя дорогая, когда это становится необходимым, — уже поздно. Я стараюсь сохранить фигуру.

Миссис Мэллем расхохоталась.

— А я о своей не в силах заботиться. Если ей суждено вернуться в прежнюю форму, это случится само собой. Я обожаю хорошо поесть, и мне наплевать, кто что думает об этом.

Она обратилась к Лайл:

— Вы не представляете, как я была разочарована, не увидевшись с вами у Крэйнов. Я не поверила своим ушам, когда мне сказали, что вы уехали. Видите ли, мне удалось добраться туда только около полуночи в пятницу, потому что по дороге я заехала к моей кузине леди Лоусток, а она настояла, чтобы я осталась на обед. Очень дурно с ее стороны и неосмотрительно — с моей. Мэриан Крэйн была в ярости! Но я сказала ей: «Мы с Памелой были кузинами еще за двадцать лет до того, как я познакомилась с тобой, и она так настаивала!» Вы, конечно же, знакомы с Лоустоками?

— Боюсь, что нет.

Миссис Мэллем, казалось, была шокирована.

— Куда только смотрел Дейл! Он должен был познакомить вас со всеми в округе. Наверное, хочет вас спрятать для себя одного! Но он просто обязан свозить вас в гости к Памеле Лоусток. Она — очаровательное создание и старая подруга Дейла. По правде говоря, было время… Но ведь не стоит ворошить прошлое, правда?

Прозвенел легкий смех Алисии.

— Почему бы и нет, Эйми? Нет ничего лучше старой лжи — никто не может ее проверить.

За это она получила мягкий шлепок по руке и кривую улыбку.

— Ты всегда так мило шутишь, дорогая.

Эйми опять повернулась к Лайл:

— Мы прогуляемся по саду, и я расскажу вам обо всех старых увлечениях Дейла.

Лайл, однако, удалось избежать этого сомнительного удовольствия. Когда ленч был окончен и все допили кофе. Дейл объявил, что ему нужно успеть на поезд и Лайл повезет его и Алисию в Ледлингтон. Времени на прогулки по саду не осталось.

Если миссис Мэллем и была разочарована, она умело это скрыла. Повернувшись к Лайл с безмятежной улыбкой, Эйми поинтересовалась, не могли бы они вдвоем подняться наверх.

— Всего лишь слегка привести себя в порядок, мой дорогой Дейл.

Если он и намеревался предотвратить их тет-а-тет, то теперь был явно беспомощен. Алисия, которая могла бы оказать ему некоторую поддержку, просто саркастически подняла бровь и исчезла в направлении собственной комнаты. Так что Дейлу пришлось смотреть, как Лайл и Эйми поднимаются по черно-белой мраморной лестнице. Когда они оказались на галерее прямо над его головой, он различил их голоса — по крайней мере голос Эйми:

— Нет другого такого места, как Тэнфилд.

Миссис Мэллем повторила эту фразу, пудря нос перед зеркалом в спальне Лайл. Оно стояло, повернутое к свету, Целиком отражая комнату, которая выглядела темной, несмотря на три высоких окна. Почти всю противоположную стену занимал огромный гардероб красного дерева. Из-за своей темной гладкой поверхности, необъятной высоты и глубины он напоминал мощный утес на равнине. Шкаф этот только поглощал свет, не отражая его. Между двумя дверями стоял массивный комод. На полу лежал один из тех добротных, прочных викторианских ковров, зелено-коричневые узоры которого теперь уже слились в один тусклый тон. Тот же рисунок повторялся на темном шелке занавесей. Вся обстановка этой мрачной комнаты когда-то стоила очень дорого, а теперь весь дом и эта комната вместе с ним с большим достоинством медленно приходили в упадок. С достоинством и навевая грусть.

Миссис Мэллем повернула лицо с сильно напудренным носом к хозяйке.

— Дорогая, почему бы вам тут все не подновить? Комната очень красивая, но вы же — не собственная прапрабабушка! Неужели вам не набили оскомину эта вареная говядина и шпинат?

Эти слова покоробили Лайл и в то же время вызвали в ней внутренний отклик. Она постепенно привыкала к голосу миссис Мэллем. Из ее памяти начали выветриваться слова, подслушанные у тисовой изгороди. Эйми, разумеется, казалась ей плохо воспитанной и утомительной особой, но Лайл чувствовала радость, оттого что она приехала. Ведь само то обстоятельство, что миссис Мэллем столь явно оказалась всего лишь вульгарной сплетницей, лишало все ею сказанное какой-либо ценности. Лайл заговорила легко и дружелюбно:

— Здесь все довольно старомодное и мрачное. Но вам не кажется, что к комнате подходит эта обстановка? В конце концов, Тэнфилд-Корту ведь очень много лет, и Дейл вряд ли захочет что-то менять.

Эйми смеялась, не разжимая рта. Губы ее вытягивались в тонкую искривленную линию, и смех напоминал бульканье воды в закупоренной бутылке. Нет, не воды — патоки. Рейф придумал очень точное сравнение.

— Ну, моя дорогая, как бы то ни было, Дейл уже произвел одну перемену к лучшему. Я полагаю, вы не были знакомы с Лидией? О, вы не могли ее знать. Вам, вероятно, не было еще и десяти или двенадцати лет, когда она умерла.

— Наверное, — согласилась Лайл. Ей хотелось поменять тему разговора, но не приходило в голову, как это сделать.

Эйми взглянула на нее своими узкими глазками. На губах ее вновь заиграла кривая улыбка.

— Знаете, все были просто поражены тем, что он на ней женился. Конечно, она была богата, но за Дейла любая бы пошла. Моя кузина Памела Лоусток была от него без ума. Но теперь вам не стоит ее опасаться, она предана своему Джошуа. Знаете — «Бесподобный эль Лоустоков»? Приносит кучу денег. А тогда у нее не было ни гроша, поэтому Дейла она не заинтересовала. Ему просто необходимо было жениться на деньгах. Я всегда говорила: Тэнфилд похож на одно из тех чудовищ, которым в древние времена приносили жертвы.

Она рассмеялась своим приторным смехом.

— Приносили в жертву девственницу. Джернингхэмы всегда женились на деньгах — по-другому просто нельзя. А Тэнфилд все проглатывает и требует еще.

Одна половина Лайл возмутилась. Но вторая печально склонила голову, сказав: «Да, это правда». Лайл побледнела, но заставила себя улыбнуться и сказать:

— Это звучит довольно грустно. Вы готовы? Мы можем идти?

Глава 10

Дейл сказал, что Лайл повезет их в Ледлингтон. Но машину повел он сам. Автомобиль принадлежат Лайл, но, как и многие хорошие водители, Дейл не выносил, если за рулем был кто-то другой. Лайл почувствовала облегчение, увидев, что он садится на место шофера. Она бы с радостью позволила Алисии занять переднее сиденье рядом с ним, но муж с таким раздражением в голосе воскликнул: «Ерунда, это твое место!» — что она уселась без дальнейших возражений.

Алисия хлопнула задней дверцей чуть сильнее, чем требовалось. Поверх льняного платья без рукавов на ней был жакет из веселой черно-белой клетчатой ткани, темные кудри покрыты белым платком. Щеки ее горели, а глаза сверкали. Лайл порадовалась, что ей не придется везти Алисию домой.

Дейл вел машину необычно медленно. Он отделался от Эйми Мэллем, устроив, как она выразилась, «дурацкую суету», чтобы якобы не опоздать на поезд, до которого на самом деле была куча времени. И теперь их автомобиль лениво тащился в горку по проселочной дороге, вьющейся между деревней Тэнфилд и главным шоссе на Ледлингтон. Шоссе проходило по пологому склону холма, а деревня пряталась в лощине этого склона, где и стоял Тэнфилд-Корт.

— Мы едем на похороны? — кисло поинтересовалась Алисия со своего заднего сиденья.

Дейл ничего не ответил, мрачно глядя на дорогу. Секунду спустя он резко спросил:

— Когда ты в последний раз ездила на этой машине, Лайл?

— Вчера, — ответила она.

Дейл продолжал хмуриться.

— С управлением было все в порядке? Ты ничего странного не заметила?

— Нет. А что-нибудь случилось?

С его лица не сходило выражение настороженности.

— Нет. Я не знаю. Сейчас, на подъеме, мне показалось, что-то не так. Будь поосторожнее на обратном пути. Пусть Эванс проверит машину. Да, вот когда нам пригодился бы Пелл — лучший механик, который когда-либо у меня был.

Лайл произнесла:

— А Эванс… — и сразу же пожалела, что не удержала язык за зубами.

— Эванс — шофер. Не уверен, что ты понимаешь, в чем разница. Женщины ни черта не смыслят в механике, а ты — особенно. Я свалял дурака, отпустив Пелла.

Алисия рассмеялась:

— О милый, приведя в дом Лайл, ты уже не мог держать механика, который так безответственно вел себя с деревенскими девушками. Естественно, он должен был уйти.

Лайл выпрямилась и сказала, обращаясь к Дейлу, а не к Алисии:

— Ты сам принял это решение. Коулы — твои арендаторы. Ты сказал, что он должен уволиться, после того как мисс Коул пришла к тебе по поводу Сисси.

Дейл посмотрел на нее хмуро, но она выдержала его взгляд. Тэнфилд и деревенские арендаторы — все это задевало его гордость. А Пелл был чужаком, из Пэкхемуэй. И Алисия не имеет права вмешиваться — это не ее дело. Дейл недовольно проговорил:

— Меня раздражают эти неполадки в управлении.

— Вчера все было в порядке, — ответила Лайл. Вопрос об управлении ее совершенно не волновал. Дейл привык водить большие автомобили, и маленькие нагоняли на него тоску. Каждый раз, садясь в ее машину, он начинал ворчать: то слишком большое опережение зажигания, то тормоза не отрегулированы, всегда что-то было не так. Лайл неплохо водила, но, как большинство женщин, совершенно не интересовалась технической стороной. Поэтому в данный момент ее больше заботило плохое настроение Дейла, а не его слова об управлении.

— Ерунда все это! — провокационно сказала Алисия, но вновь не получила ответа.

Всю дорогу до Ледлингтона Дейл говорил о машинах вообще и конкретно о недостатках автомобиля Лайл. Он явно был недоволен, не только машиной, но и ее владелицей. У Лайл начало складываться четкое ощущение, что он именно ее винит в этих неполадках. И вслед за этим ощущением возникла другая мысль: если бы ее машина была получше, Дейл не сердился бы на нее. А почему бы не купить хорошую машину? У нее ведь полно денег. Но она упрямо ездит на машине, которой стыдится ее муж, а это значит, что у Лайл отвратительный характер. Все это сказали ей не слова Дейла, а его тон. В его раздражении так ясно читались все эти мысли, что Алисия вскоре не выдержала и расхохоталась с явным удовольствием.

Правда, когда они добрались до станции, настроение Дейла изменилось. Он взял руку Лайл и сжал ее.

— Ты ничего не понимаешь в автомобилях, — сказал он. — Женщины в этом деле — полные профаны, а ты — хуже всех.

Резкими были только слова, голос его ласкал ее, глаза улыбались. Сияя, Лайл повернулась к нему.

— Неправда!

— Неужели? Теперь послушай, дорогая. Мне не нравятся эти неполадки. Пусть кто-нибудь посмотрит, в чем дело, и лучше поскорее. Отгони ее к Лэнгему.

— Но…

— Сделай это. Меня это успокоит.

Дейл отпустил ее руку, легко поцеловал в щеку и выпрыгнул из машины.

— Увидимся завтра, — сказал он своим спутницам и ушел.

Лайл проводила его взглядом и только после этого тронулась в путь. Возможно, именно эта мелочь оказалась последней каплей, заставившей прорваться наружу раздражение Алисии. Едва машина отъехала, она заговорила. В ее вкрадчивом голосе звучало опасное напряжение:

— Я полагаю, тебе нравится, когда с тобой так нянчатся. Мне бы это показалось отвратительным. «Милая, ты ничего не понимаешь в автомобилях!» — Алисия, понизив голос, удивительно похоже изобразила интонацию Дейла. — Хотела бы я посмотреть на мужчину, который осмелится так разговаривать со мной!

«Ты хотела бы, чтобы Дейл сказал это тебе. О, как тебе этого хочется!» — подумала Лайл.

Гараж Лэнгема находился на середине улицы, по правую сторону. Лайл в любом случае нужно было завезти туда Алисию. Она считала каждую секунду то того счастливого момента, когда ей удастся избавиться от кузины Дейла. Нельзя ничего отвечать, нельзя начинать ссору. Если Лайл поссорится с Алисией, Дейл страшно разозлится. Нужно просто довезти ее до гаража и сразу же уехать.

Но Дейл сказал, что нужно подождать, пока ее машину осмотрят!

О нет, нет! Только не теперь, когда рядом Алисия, да еще в таком настроении! Можно добраться до дома, где машину осмотрит Эванс. Дейл не рассердится.

— Ты можешь сама о себе позаботиться, а не зависеть от Дейла или кого-нибудь еще? В тебе есть хоть капля настоящей, горячей крови? Я в это не верю! У тебя в жилах — только разбавленное водой молоко! Как ты думаешь, сколько еще Дейлу будет нужно разбавленное молоко?

Алисия зло рассмеялась.

— Неужели у тебя даже не хватает духу послать меня за это к черту? Нет, не хватает, черт возьми!

Лайл остановилась на обочине, прямо перед воротами гаража. Выйдя из машины, она стояла, дожидаясь Алисию. Кровь отлила от ее щек, но дрожь прошла. Лайл даже открыла для Алисии заднюю дверь. Мгновение они стояли друг против друга, обе с побелевшими лицами. Бледность делала Алисию некрасивой, заставляла ее выглядеть старше своего возраста, под глазами обозначились синяки. А Лайл выглядела трогательно юной, как ребенок, которого обвиняют в чем-то, а он не понимает в чем. Она сказала:

— Ты уверена, что твоя машина готова? Я подожду, пока ты не выяснишь.

Алисия уставилась на нее.

— Подождешь? Тебе нужно ждать свою машину, детка, разве нет? А мою не надо ждать, она готова.

Ничего не ответив, Лайл села в свой автомобиль и уехала.

Глава 11

Проехав около половины мили, Лайл затормозила у обочины и опустила верх автомобиля. Одна из причин ее упорной привязанности к этой маленькой машине заключалась в возможности полностью раскрывать ее и ехать без крыши, ощущая над собой лишь небо. Лайл ездила так только в одиночестве или иногда с Рейфом. Ей нравилось чувствовать, как ветер играет ее волосами, и видеть в вышине облака и самолеты, свободные и недостижимые.

Когда Лайл снова села в машину, сердце ее уже билось размеренно. Дейл уехал в Лондон. Алисия — с глаз долой, из сердца вон. Теперь она сидела одна в своей машине и могла ехать куда угодно. Солнце и ветер принадлежали ей, а она — никому. Она была совершенно свободна. Это был побег от всякого принуждения. Лайл чувствовала себя, как ребенок, сбежавший от взрослых с их непонятным образом жизни. Она вырвалась и обрела свободу мысли и свободу действий, подчиняясь древнейшему в мире инстинкту.

Лайл медленно ехала по прямой, ровной дороге. По обе стороны тянулись поля с видневшимися тут и там фермами, коттеджами, рощицами. Над ее головой простиралось бледно-голубое безоблачное небо. Лишь поток воздуха шевелил волосы от движения вперед. Наконец вдалеке, у самого горизонта, она увидела синюю полосу моря. Но когда Лайл свернула на покатый проселок перед деревней, блестящая синева скрылась за высоким берегом и деревьями по обочинам дороги. В самом начале дорога шла под уклон плавно, но затем, перед опасным поворотом, спуск становился круче, — а за поворотом еще круче.

Именно на этом вираже Лайл вспомнила о неполадках в управлении. Начав поворачивать, автомобиль вдруг съехал с середины дороги. Руль так резко дернулся в руках Лайл, что она не смогла его удержать. Машина на бешеной скорости проскочила поворот и стремительно понеслась вниз по склону, подскакивая и скользя на неровной поверхности. Приближался второй поворот, направо, где прямо на дорогу выходила боковая стена сенного сарая Куперов. Ее выкрасили в белый цвет после того, как кто-то врезался в нее темной ночью. Теперь машина Лайл неслась прямо на нее. Белизна известки слепила глаза. Тот человек погиб. Машина его разбилась вдребезги. Лайл снова ухватилась за Руль, но обнаружила, что он лишь бесполезно болтается в ее руках. Тогда она отпустила руль, открыла дверь и выпрыгнула из машины.

Рейф Джернингхэм из-за поворота увидел, как автомобиль на полной скорости влетел в стену. Он, не помня себя, бросился туда. Рейф заранее вышел на дорогу, чтобы встретить Лайл. Теперь, подбегая к разбитой машине, он был полностью уверен, что сейчас обнаружит там мертвое тело. Позади него раздались быстрые шаги: к машине бежал Купер, его побагровевшее лицо конвульсивно дергалось. Машина напоминала игрушку, раздавленную чьей-то ногой, но на водительском месте никого не было. Рейф быстро взглянул на пустое сиденье, чуть перевел дух и бросился дальше по склону, чувствуя, как кровь стучит в висках.

Лайл лежала у изгороди, лицом вниз, раскинув руки. Она выпрыгнула из машины в том месте, где в поле Купера вливалась оросительная канава, и упала на толстый ковер из травы, росшей на сыром дне. Лайл была жива. Рейф увидел, как рука, сжимавшая пучок травы, шевельнулась, голова дернулась.

Молодой человек на мгновение замер, потом бросился на колени рядом с ней:

— Лайл!

Да, она была жива. Опершись о край канавы, она смогла подняться. Теперь молодые люди стояли на коленях, уставившись друг на друга. Немного крови запеклось на ее побелевшем лице. Ее серые глаза бессмысленно смотрели на Рейфа.

— Ты поранилась?

Она ответила:

— Нет… Я не знаю… Я думала, я умерла…

— Я тоже.

Вскоре на место происшествия сбежалась вся деревня: Купер и миссис Купер, мисс Коул с почты, ее племянница Сисси, местная портниха, бравшая работу на дом, и ее брат — владелец магазина одежды, булочник мистер Мэггс, старый мистер Обедайя Крисп и сборище юных Криспов — Коулы и Куперы, все связанные кровным родством или браками, все крайне перепуганные, взволнованные, испытывающие заботу и любопытство. Их несколько разочаровало то обстоятельство, что Лайл ничего не сломала, а значит, не такой уж это был и несчастный случай. Но, как утешительно заметила миссис Купер, «сломанные кости не всегда сразу заметны».

Лайл сидела на траве, смягчившей ее падение, и осторожно ощупывала себя, одновременно повторяя как можно тверже:

— Со мной все в порядке.

Рейф поймал в толпе мисс Коул и обратился к ней:

— Послушайте, позвоните к нам домой. Скажите, чтобы прислали Эванса на другой машине. И пусть поторопятся. Я хочу доставить миссис Джернингхэм домой.

— Как это могло случиться? — проговорила Сисси Коул. Она проводила взглядом тетушку и вновь уставилась на Лайл.

«Одна из тех неприятных девиц, которые не удостоят тебя даже взглядом, боясь, что ты позволишь себе лишнее!» — подумал Рейф с внезапным раздражением. Ему ужасно не нравилась Сисси — высокая, худая девица с соломенными волосами, как будто злая карикатура Лайл. К тому же не слишком чистоплотная. Она закинула прядь бесцветных волос за ухо и повторила заунывным, скорбным тоном:

— Из-за чего же это могло случиться?

Двумя часами позже Рейф Джернингхэм задал тот же самый вопрос, правда, в другой форме.

Лайл отказалась лечь в постель, позвать доктора и вообще попросила не суетиться вокруг нее. Платье ее порвалось и испачкалось. Переодевшись, она спустилась на лужайку с видом на Тэйн-Хэд и морскую даль и опустилась в глубокое кресло. Там она в полном одиночестве стала пить чай, чувствуя, как мирно и хорошо, когда рядом никого нет. Если бы она произносила эту мысль вслух, она бы выразилась именно так, но подразумевала Лайл совсем другое: «Как мирно и хорошо, когда рядом нет Алисии!»

Через некоторое время пришел Рейф и, усевшись на скамеечку у ее ног, спросил:

— Как, черт возьми, это случилось?

— Я не знаю. Что-то отказало, когда я начала поворачивать.

— Как это «что-то отказало»?

— Управление, — произнесла Лайл. Глаза ее расширились. — Руль перестал работать.

— А перед этим ты ничего не заметила?

— Дейл заметил.

Рейф дернул головой. Взгляд его устремился в сторону моря.

— А, Дейл заметил? И что же он заметил?

У Лайл перехватило дыхание.

— Он разозлился, потому что заметил что-то. Он сказал, что с рулем что-то странное.

Рейф быстро перебил ее:

— Кто сидел за рулем — ты или Дейл?

— Дейл. Он ненавидит, когда его кто-то везет. И он велел отвезти машину к Лэнгему, чтобы ее там проверили.

Рейф повернулся так же резко, как перед этим отвел взгляд.

— Дейл тебе велел, а ты этого не сделала? Почему?

Лайл слегка покраснела.

— Я не хотела.

— Почему?

— Там была Алисия. Она собиралась к Лэнгему за своей машиной. Она пыталась со мной поссориться. А я не хотела с ней ругаться, поэтому уехала.

С того момента как Рейф вновь повернулся к ней, его блестящие, внимательные глаза не отрываясь смотрели в ее лицо.

— Для тебя лучше попасть в аварию, чем ссориться, да?

— Я не думала, что дело может дойти до аварии. Сначала Дейл сказал: «Пусть машину посмотрит Эванс». А потом велел мне поехать к Лэнгему. Так что, когда мне не захотелось ждать, я решила: доеду до дома, а там Эванс ее посмотрит.

Лайл нервно засмеялась.

— По правде говоря, я об этом особенно и не думала.

Рейф обхватил руками колени. Он был в спортивных фланелевых брюках, со свитером, накинутым на плечи. Белая шерсть особенно подчеркивала смуглый цвет его кожи. Волосы вокруг заостренных ушей были взъерошены.

— Почему вы с Алисией поссорились?

— Я с ней не ссорилась. Рейф, почему она меня так ненавидит?

— Ты не знаешь?

Он сладко пропел высоким голосом:

— «Она не могла бы ненавидеть тебя так сильно, дорогая, не люби она кого-то другого еще сильнее».

Лайл густо покраснела.

— Прекрати, это ужасно!

Рейф легко рассмеялся.

— Это ведь не секрет, правда, моя сладкая? Все равно, на случай, если ты не поняла: Алисию заставляет ненавидеть тебя древнейшая в мире причина — она ревнует. А если ты опять скажешь «Прекрати!», я объясню тебе почему.

Лайл ничего не ответила, но посмотрела в его смеющиеся глаза с какой-то детской невинной добротой. Рейф всегда всех дразнит, он ни к чему не относится серьезно. Но, несмотря на это — или, может быть, из-за этого? — с ним можно спокойно говорить обо всем. Разговаривать с ним — как будто гулять по пляжу, залитому солнцем, где волны весело плещут, а вокруг нет ни скал, ни зыбучих песков. Лайл спросила:

— Ты бы мог сказать, что у меня в жилах разбавленное молоко?

Он рассмеялся.

— Это Алисия так сказала?

Лайл кивнула.

— Она сказала, что у меня не кровь, а разбавленное водой молоко.

— Это на нее похоже! Надо было ответить, что это лучше, чем уксус.

— Но это правда так? Ты думаешь, я такая?

Он скорчил странную гримасу.

— Молоко с водой? Нет, я так не думаю. Скорее молоко и мед.

Лайл весело рассмеялась.

— О Рейф, это звучит так слезливо!

Рейф был доволен собой. По крайней мере, ему удалось ее рассмешить. К ней вернулся румянец, и теперь она не сидела, устремив взгляд на горизонт, ничего не замечая вокруг.

И вдруг Лайл снова помрачнела. Ее собственное слово заставило ее смех оборваться. «Слезливо»… Только вчера Дейл о ком-то сказал: «О, его постиг печальный конец!» Это значило, что этот кто-то разбился в аварии. Точно так же, как чуть не разбилась она сама, врезавшись в сарай Купера. Так странно думать, что сейчас, вместо того чтобы сидеть здесь, на солнышке, с Рейфом, она могла бы быть… Где? Она не знала. Об этом знает только Бог. А если Он знает, все хорошо.

Рейф быстро спросил:

— О чем ты думаешь?

— Если бы я не выпрыгнула…

Он напряженно смотрел на нее.

— Что заставило тебя выпрыгнуть?

— Я подумала, что это единственный шанс…

Рейф кивнул.

— Так и было. Но ты это осмыслила или просто выпрыгнула в слепой панике, не успев ни о чем подумать?

Глаза ее потемнели.

— Я подумала… У меня было много мыслей…

— Расскажи.

Голос его звучал так настойчиво и серьезно, что Лайл удивилась. Но ответила — потому что это был Рейф и потому что ей становилось легче, когда она говорила.

— Очень странно, как много мыслей проносится в голове, когда что-нибудь случается. Я подумала, что Дейл рассердится, ведь я не отдала машину в ремонт… А Алисии будет приятно, потому что она ненавидит меня. А еще я обрадовалась, что составила завещание и, значит, Дейл сможет сохранить Тэнфилд. А потом я увидела эту беленую стену и подумала: «Еще мгновение — и я умру, если не выпрыгну», поэтому я дождалась, когда машина окажется у сырого места возле канавы, — я подумала, что там будет мягче, а затем открыла дверцу и прыгнула.

Рейф опять состроил странную гримасу.

— Ты и вправду умница, дорогая! Как это у тебя получается? Ты была слишком занята своими мыслями, чтобы испугаться, правильно?

— О, я испугалась, — сказала Лайл как бы между прочим. — Я боялась порезать лицо.

— Спасите мое личико! Что ж, оно и вправду стоит того. На щеке у тебя только царапина, шрама от нее не останется. А когда ты составила завещание?

Как это похоже на Рейфа — перескакивать на другую тему, совершенно не меняя тона! Лайл ответила:

— Примерно две недели назад, когда мы с Дейлом ездили в город. Мне следовало еще раньше это сделать. Но Рейф, ты же знал, мы все об этом говорили!

Он кивнул.

— Да. Я забыл. У меня переутомление или старческий маразм. Вот почему сегодня днем я вывихнул большой палец — это один из симптомов. И заметь, как иногда неприятности оборачиваются благом! Если бы я не вывихнул палец, неосторожно прищемив его дверью, потому что о чем-то задумался, я бы сейчас сидел и рисовал прекрасные, идеально точные и полностью засекреченные чертежи самолетов, а не болтался бы по деревне в поисках человека, который милостиво подвез бы меня до дома, и не подоспел бы как раз вовремя, чтобы выудить тебя из канавы. Кстати, надеюсь, твое платье не пострадало.

— Порвалось.

— Жаль. Оно было красивого медового цвета, в тон твоих нос А какое завещание ты составила, моя сладкая? Как обычно, «все моему мужу»?

— Конечно.

Брови его иронически поползли вверх.

— Почему «конечно»? У тебя разве нет родственников?

Лайл недовольно поморщилась. Именно сегодня ей не хотелось, чтобы ей напоминали, насколько она одинока.

— У меня есть несколько кузенов в Штатах, но я никогда их не видела. Все деньги отошли бы им по завещанию моего отца, если бы я не сделала никаких распоряжений.

— И ты ничего не оставила Алисии? Я удивлен! Это был бы очень удачный жест, что-нибудь вроде: «Мое третьесортное жемчужное ожерелье — моей кузине по мужу Алисии Стейн». Как Шекспир, завещавший жене свою второсортную кровать. У меня такое чувство, что это распоряжение было бы высоко оценено. А как же насчет меня? Я так рассчитывал получить что-нибудь вроде содержания, чтобы не оказаться на паперти, если мой большой палец так и останется вывихнутым! Ты мне совсем ничего не оставила?

Лайл выпрямилась в своем кресле. Глядя вдаль, на море, она спросила:

— Тебе Дейл сказал?

— Нет, — ответил Рейф, вздрогнув. Он так сильно сжал руки, лежащие на коленях, что побелели костяшки.

Лайл поднялась. Ее колени слегка дрожали.

— Я оставила тебе кое-что, но не хотела, чтобы ты знал.

Рейф замер. Он ответил, не поднимая глаз от земли:

— Я и не знал.

Глава 12

Примерно час спустя в доме прозвучали два телефонных звонка. На первый ответил Рейф, проходивший через холл как раз в тот момент, когда в столовой зазвонил телефон. В трубке раздался разъяренный голос Алисии. Рейф небрежным кивком отпустил молодого лакея, появившегося в дверях, и сказал:

— Алло?

— Это ты, Рейф? Эти дьяволы еще не починили мою машину!

— Дорогая, почему бы тебе не пойти и не выпить чашечку чая? Ты кричишь, как сотня разъяренных фурий.

— И чувствую себя, как одна из них, спасибо!

— А как выглядит несчастная мастерская Лэнгема? Как бойня?

Алисия зло рассмеялась.

— Не думаю, что они решатся когда-нибудь с кем-нибудь проделать то же!

— Что, выживших нет? Кстати, по дороге домой Лайл попала в аварию.

— Что?

— У нее отказало управление на Крук-Хилл — на вираже. Автомобиль отправился к праотцам, врезавшись в сарай Купера.

В трубке наступило мертвое молчание. Затем послышался резкий вдох.

— Лайл?

— Была на краю гибели. Но не умерла. Ей удалось выскочить.

— Она не поранилась?

— Во всяком случае, ничего не заметно. Маленькая царапина на щеке, коленки слегка дрожат, хотя и целы. На этот раз Дейлу не придется надевать черный галстук.

Рейф снова услышал резкий глубокий вдох. Он мог означать последнюю попытку Алисии сдержать свои эмоции. Если это было именно так, то попытка провалилась. Алисия произнесла, с яростью отчеканивая каждое слово:

— Она ничего не способна сделать как следует, ведь так?

В трубке раздались гудки. Рейф тоже повесил трубку и вышел из комнаты.

Во второй раз трубку взяла Лайл. Она стояла в своей спальне в одной комбинации персикового цвета, собираясь переодеться к обеду, когда зазвонил телефон рядом с кроватью. В трубке раздался голос Дейла. Лайл не ожидала его услышать. Он не говорил, что позвонит, и она не была готова к разговору, потому что знала: он рассердится из-за машины и из-за того, что Лайл его не послушалась. Она опустилась на край кровати и произнесла еле слышно:

— Что случилось, Дейл?

После долгой паузы раздался его голос, неожиданно громкий:

— Я ничего не слышу. Кто это?

— Лайл.

— Кто? Я не слышу.

Еще совсем недавно она бы рассмеялась и ответила: «Глупый! Это я, Лайл!» Но теперь слова не шли с языка. Ее горло сдавил спазм, и губы, казалось, онемели. Она повторила:

— Лайл, это Лайл, — и собственный голос показался ей чужим.

В трубке раздалось дребезжание.

— Кто это? Что вы говорите о Лайл?

Она снова произнесла свое имя:

— Лайл, — и опять яростное дребезжание оглушило ее:

— Что с Лайл? Ради бога, что вы хотите мне сказать? Что-то случилось?

— Машина разбилась.

— Что?

— Машина.

— Что с Лайл?

К Лайл вернулся голос.

— Дейл, ты никак не можешь расслышать? Это я, Лайл. Я надеюсь, ты не рассердишься из-за машины. Она разбилась вдребезги.

Громкий, настойчивый голос смолк. Дейл сказал без всякого выражения:

— Машина. Ты не ранена?

— Нет, я выпрыгнула. Я спаслась просто чудом. Мне нужно было поехать к Лэнгему, но ты же не рассердишься, правда?

Дейл помолчал и спросил снова:

— Ты правда не поранилась?

И в этот момент Лайл начала бить дрожь. Как ужасно было бы, если бы сейчас Дейл не услышал ее голоса, уверяющего, что она не ранена. Что, если бы в трубке раздался голос чужого человека или Рейфа, сообщающий о ее смерти!

Лайл ответила, ощущая внезапный прилив теплых чувств:

— О нет, милый, я совсем не поранилась! — и услышала, как Дейл, странно запинаясь, произнес ее имя. Казалось, будто ему не хватает воздуха даже на такое короткое слово. Но через мгновение дыхание его полностью восстановилось. Трубка затрещала под напором его ярости:

— Я велел тебе поехать к Лэнгему! Это была моя последняя фраза! Ты не можешь сделать ничего из того, что тебе говорят?

Лайл опять трясло как в лихорадке, но она не хотела, чтобы он это заметил. Ей всегда было очень страшно, когда Дейл злился, но теперь она уже начала понимать, что ему не следует этого показывать. Она не смогла бы жить с Дейлом, если бы он понял, как сильно может ее напугать Сейчас эта фраза вновь пришла ей в голову, но оборвалась на половине. Она не смогла бы жить с Дейлом…

Его голос опять ударил как хлыст:

— Ты там? Почему ты не отвечаешь?

— Дейл, ты кричишь.

— А чего ты хочешь? Ты же чуть не погибла, ведь так? Ты думала, я обрадуюсь? Ты ослушалась моего приказа и чуть не разбилась! Так чего же ты ожидала?

Озноб пробежал по ее спине.

— Я не знаю, — ответила она и повесила трубку.

Лайл сидела на кровати, опираясь на руку, и пыталась успокоиться. Ее напугал не гнев Дейла. Он и раньше сердился, и она боялась его, но не так. Этот страх пришел внезапно, и Лайл не понимала, откуда он взялся. Она ведь знала, что Дейл разозлится. Любой разозлится, если жена окажется на грани гибели из-за того, что не послушалась А Дейл велел ей съездить в мастерскую и проверить управление, прежде чем ехать домой. Лайл осознала, что цепляется за эти слова: «Он же мне сказал, он сказал! Я бы это сделала, если бы не Алисия». На мгновение наступило облегчение, но тут же страх подступил еще ближе. Он знал Алисию всю жизнь. Дейл знал, что она воспользуется любым удобным моментом, чтобы устроить ссору. Он знал, что ее машина у Лэнгема. «А знал ли он, что я не останусь, потому что испугаюсь ссоры?»

Лайл вновь почувствовала озноб и метнулась назад, к своей прежней спасительной мысли: «Он велел мне проверить машину».

Глава 13

Дейл вернулся домой на следующий день. К величайшему облегчению Лайл, его гнев, похоже, прошел, несмотря на то что ему не удалось выяснить ничего нового насчет возможной продажи земли правительству. Он обнял жену со словами: «О Лайл!» — и быстро, крепко поцеловал ее, прежде чем повернуться к Рейфу. Алисия удостоилась лишь кивка.

— Что с машиной? — спросил Дейл. — Насколько сильны повреждения?

Рейф сделал легкомысленный жест.

— Я бы сказал, что она повреждена полностью. Вся ходовая часть разбита к чертям. Лайл придется раскошелиться и купить велосипед, если на новую машину не хватит.

Дейл искренне рассмеялся, не снимая руки с плеча Лайл.

— Ну, все не так уж плохо. Робсон, конечно, скряга, но он позволит ей купить машину, если она как следует попросит. Но послушай, что все-таки со старой? Где она? Странно, что управление в такой степени отказало. Я хочу взглянуть.

Они стояли на террасе перед итальянским садом, залитым солнечными лучами. Рейф ответил, глядя в сад:

— Вчера вечером Эванс перенес сюда останки. Я сказал ему не трогать усопшую до твоего приезда.

Через некоторое время молодой человек забрел в гараж и застал Дейла и Эванса погруженными в изучение искореженного автомобиля. Увидев Рейфа, Дейл выпрямился и подошел к нему.

— С управлением случилась очень странная вещь. Очевидно, когда Лайл начала поворачивать, сломалась ось, соединяющая колеса, ровно на две половины. Конечно, как утверждает Эванс, это могло произойти, когда машина врезалась в сарай, но, по-моему, такое объяснение звучит чертовски неубедительно.

Рейф поглядел на Эванса, но шофер не поднимал головы от обломков.

— Ну, я не знаю. Тебе придется объяснять это тем, что машина потеряла управление. Если бы она не потеряла управление, то не врезалась бы в стену.

Дейл взял кузена за плечо и отвел в сторону.

— Дело в том, что Лайл чертовски плохо водит. Она могла просто запаниковать и отпустить руль. Я не хочу сказать, что в управлении не было неполадок, я ведь сам это заметил по дороге в Ледлингтон. Автомобиль плохо слушался руля. Это-то меня и злит: я же сказал Лайл не ехать домой, пока машину не осмотрят. Я не знаю, забыла она об этом или не захотела себя утруждать, но я велел ей ехать к Лэнгему, чтобы там проверили управление. А она этого не сделала.

Рейф рассмеялся.

— У нее вышла ссора с Алисией. Нет, не так. Лайл ни с кем не ссорится. С ней поссорилась Алисия.

— Кто тебе сказал?

— Лайл. Поэтому она и не осталась у Лэнгема. Она не выносит ссор.

Дейл раздраженно нахмурился.

— Я об этом ничего не знаю. Я знаю только, что велел ей заехать в мастерскую, прежде чем ехать домой.

— Прямо нравоучительный трактат, правда? «Непослушная новобрачная, или Роковое происшествие».

Его добродушно-насмешливый голос внезапно помрачнел:

— Или почти ставшее роковым.

Лицо Дейла стало угрюмо и бледно. Он ответил:

— Я знаю. Не надо сыпать мне соль на рану. Послушай — Он снова сделал несколько шагов в сторону от гаража. — Послушай, Рейф, Эванс, похоже, пытается намекнуть, что в машине кто-то покопался.

Рейф секунду помолчал, оглядываясь по сторонам. Потом спросил:

— Что значит «пытается намекнуть»?

Дейл пожал плечами.

— Это чертовски неприятно, и я тоже не хочу в это верить. Если ты уволил человека, нельзя сразу подозревать, что он подстроил твоей жене аварию. Это звучит абсурдно, я так и сказал Эвансу.

— Имея в виду?

— Пелла, конечно. На него-то Эванс и намекал.

Рейф присвистнул.

— Пелл. Интересно…

— Зачем ему это? Допустим, он решил, будто это Лайл заставила уволить его за то, что он нечестно поступил с Сисси Коул, хотя вряд ли это так, потому что именно я приказал ему собирать вещи. Но даже если предположить, что он обвинил во всем Лайл, все-таки устраивать такой трюк слишком рискованно. К тому же, что он мог от этого выиграть? Работу он все равно уже потерял. А тут его еще могли бы заподозрить. Так какая же от этого польза?

Рейф окинул взглядом двор. Пестрая кошка, сидя на солнышке, вылизывала вырывающегося котенка.

— Лайл не просила тебя выгнать Пелла?

У Дейла дернулось плечо.

— Ей и не нужно было просить. У него жена в Пэкхеме, и мне было все равно, сколько подружек он завел в других местах, пока он не начал заводить их в Тэнфилде. Мисс Коул пожаловалась мне насчет Сисси — они как раз только что выяснили, что Пелл женат, — и я пришел прямо сюда и выгнал его. Лайл здесь совершенно ни при чем.

— Он мог подумать иначе.

— С чего бы?

Рейф все разглядывал пеструю кошку.

— Она говорила с Сисси до того, как к тебе пришла мисс Коул. Сисси расплакалась и все ей рассказала. Она приносила какое-то шитье.

Дейл резко перебил кузена:

— Откуда ты знаешь?

— Видел, как она уходила. Пелл тоже это заметил. Сисси все еще плакала. Возможно, он решил, будто Лайл убедила тебя его уволить. Я этого не утверждаю, но это возможно.

Дейл сделал нетерпеливый жест.

— Пелл пробыл здесь достаточно долго, чтобы понять: здесь распоряжаюсь я. Я не верю ни одному слову в этой истории, так я и сказал Эвансу! Ты ведь знаешь таких парней! Эванс получил повышение, а Пелл получил пинка, так что теперь можно на него все сваливать. Все они одинаковые! Еще полгода во всех неприятностях будут обвинять Пелла. Я сказал Эвансу, что больше не хочу об этом слышать!

Пестрая кошка ухватила котенка за ухо. Она вылизывала ему мордочку, шлепая его лапой, когда он начинал вырываться. Рейф проговорил задумчиво:

— Пелл знает себе цену. Такие парни не прощают, если их выгонят. Людей убивали и за меньшее. И ты не можешь выдвинуть против него обвинение, никто не может, потому что любой из нас мог это сделать. Ты не подумал об этом?

Рейф вдруг рассмеялся и продолжил, не дожидаясь ответа:

— Это мог сделать любой дурак. Как раз поэтому подозрение и падает на Пелла. Человек, который потерял работу из-за Сисси Коул, глупее любого из нас. Так что, если это может быть любой дурак, пусть это будет Пелл!

Пронзительно взвизгнув, котенок вырвался на волю и пустился наутек, выгнув спину и задрав хвост. Его мамаша поднялась, потянулась, подошла к Рейфу и потерлась, мурлыча, о его ноги. Он наклонился и почесал ее за ухом.

Глава 14

После ленча молодые люди пили кофе на боковой лужайке. Дейл засунул руку в карман, вытащил маленькую коробочку и положил ее на колени Лайл. Она подняла на него глаза, удивленная и слегка встревоженная.

— Что это?

Дейл смотрел на нее улыбаясь. Он удобно развалился в кресле и находился в состоянии полной гармонии с миром.

— Открой и посмотри. Я привез тебе подарок.

Щеки ее вспыхнули. Почему же он не отдал его ей, когда рядом никого не было? Теперь придется открывать коробочку на глазах у Алисии. Хотя сейчас Алисия не смотрела ни на Лайл, ни на кого-то еще. Она сидела в плетеном кресле, положив ноги на скамеечку, и следила, как дрожит и тает на фоне голубого неба дым от ее сигареты. Стоял чудесный полдень, совершенно безветренный и жаркий. С моря поднималась легкая дымка, словно напоминание обо всех сигаретах, когда-либо выкуренных. С одной стороны линию горизонта замыкал Тэйн-Хэд и торфяники позади него. С другой — огромный кедр. В его тени пряталась Лайл. Волосы ее от этого казались темнее, а зеленое платье словно покрылось пятнами. Остальные же грелись в солнечных лучах.

— Саламандры, вот кто мы, — сказал Рейф.

Он сидел на подушках скрестив ноги, спиной прислонясь к ножной скамеечке Алисии.

— Чем больше мы жаримся на солнце, тем больше нам это нравится. Девиз — «Будь готов!», потому что никогда ведь не знаешь, что случится. Лично я ожидаю сияния святости и звуков арфы, а значит, совесть моя чиста, как снег, по сравнению с Дейлом и Алисией. «Я сильнее десятерых, потому что сердце мое чисто» — хорошая цитата из позднего Теннисона.

Пальцы Лайл скользнули по узелку на коробочке. Та смешная маленькая женщина в поезде тоже цитировала Теннисона. Лучше бы Рейф этого не делал. Мисс Мод Силвер, частные расследования. Нечего здесь расследовать.

Алисия стряхнула пепел с сигареты и мягко сказала:

— Хочешь быть украшенным нимбом, как гипсовый святой, Рейф?

— Не гипсовый, дорогая, это материал слишком хрупкий и ненадежный. Чистое золото — вот из чего я сделан.

Дейл следил за женой. У нее очень красивые руки — очень хорошенькие, белые и изящные. Но не очень умелые в том, что касается узелков. Но вот наконец шнурок развязан и жесткая обертка снята. Под ней оказался слой тонкой бумаги, а потом — коробочка для украшений, стянутая резинкой. Дейл ободряюще улыбнулся.

— Ну посмотри же, что там.

Лайл ощутила странное нежелание открывать коробку. Дейл так редко дарил ей подарки. Он вполне разумно и справедливо полагал, что, раз у нее больше денег, чем у него, она вполне может сама купить себе все, что захочет. По правде говоря, в тот день он впервые со дня свадьбы что-то ей подарил. Лайл чувствовала себя польщенной и растроганной, но предпочла бы не открывать коробочку при посторонних. Ее лицо вспыхнуло, когда она подняла крышку и увидела, что лежит под ней. Это была странная, гротескная фигурка из горного хрусталя. Лайл вглядывалась в нее, пытаясь понять, что это. Какое-то существо с лицом наполовину человеческим, наполовину — мордой животного сидит на корточках, выглядывая из листьев. Когтистая лапа сжимает круглый блестящий плод.

Лайл подалась вперед. В лучах солнца хрусталь становился прозрачным и сверкающим, лишался своих контуров. Ловя и отражая солнечный свет, превращался в бесплотный сияющий шар. Его блеск ослепил Лайл, и она снова откинулась в тень. Странное существо опять уставилось на нее из-за скрывающих его листьев.

— Тебе не нравится? — нетерпеливо спросил Дейл.

Лайл озадаченно взглянула на него.

— Что это?

— Китайская фигурка. Из хрусталя. Я думал, тебе понравится. — Голос его помрачнел. — Жаль, что не понравилось.

Что-то внутри Лайл задрожало. Какая же она дура! Надо было сразу же его поблагодарить. Если бы рядом никого не было, она могла бы обнять его. Зачем ему понадобилось отдавать ей подарок при Рейфе и Алисии? Она быстро сказала, вложив в слова как можно больше тепла:

— Но мне нравится! Я всего лишь пыталась понять, что это. Это изумительно!

Алисия выпустила колечко, проследила, как оно растворилось в воздухе, и расхохоталась.

— Дейл, милый! Чего же ты ожидал? Ты даешь ей коробочку из ювелирного магазина, а когда она ее открывает, там вместо бриллиантов оказывается кусок граненого хрусталя! — Она опять засмеялась. — Ну и умник, правда, Лайл?

Лайл покраснела до кончиков волос, но прежде, чем она смогла ответить, в перепалку вмешался Рейф:

— Ты довольно груба, тебе не кажется, Алисия? Конечно, большинство женщин такие. Для настоящего художника — я имею в виду Дейла и себя — китайская резная фигурка стоит пригоршни бриллиантов. Я уж не говорю о том, что Лайл ни в коем случае нельзя носить бриллианты, даже класть их рядом с собой. Только жемчуг, конечно. Изумруды, сапфиры — да, я думаю, сапфиры ей пойдут. Хризопраз и очень бледный топаз, оправленный в очень бледное золото. Но бриллианты — никогда в жизни.

Алисия выпустила еще одно колечко.

— Если бы женщины носили только те драгоценности, которые им к лицу, ювелиры умерли бы голодной смертью. На любом большом празднике все старые ведьмы просто увешаны бриллиантами. Ты когда-нибудь встречал женщину, которая не надевала бы их при любой возможности?

Выпрямившись, она протянула руку.

— Ну-ка, посмотрим на этот суррогат!

Рейф взял у Лайл фигурку и передал кузине.

— Здорово, — сказал он, глядя на статуэтку, лежащую на смуглой ладони Алисии. — Как будто кто-то смотрит на тебя из воды, правда? Секунда — и ты уже не знаешь, действительно ли видел его. Где ты это достал, Дейл?

Дейл наклонился, чтобы тоже посмотреть.

— В магазине подержанных вещей на Фулхэм-роуд. Там на прилавке было еще много вещей, но в основном всякая рухлядь. Я думал, Лайл понравится.

Он говорил о ней, будто ее здесь не было. Лайл почувствовала себя маленькой и неопытной. Ей следовало заставить себя сказать: «Я в восторге!», но она не могла. От взгляда коварной мордочки кожа ее покрывалась мурашками.

Алисия поставила фигурку на ладонь и выпустила в нее дым.

— Неуловимый маленький дьявол, да? Напоминает улыбку Чеширского кота.

— Оставь себе, если хочешь, — сказал Дейл. — Лайл она не нравится.

Алисия мгновение пристально смотрела на него, потом рассмеялась и отвела взгляд.

— Ты знаешь, мне хочется, чтобы мои подарки выбирали для меня, а не для кого-то еще. А если ты собираешься мне что-нибудь выбрать, то я не возражаю против бриллиантов. Эй, Лайл, лови!

Хрусталь сверкнул в воздухе. Рейф протянул руки, проворно схватил его и положил обратно на колени Лайл. Однако не успела она взять фигурку, Дейл поднялся и подошел к ней.

— Тебе она не нравится?

— Я, Дейл…

— Немного зловещая, — сказал Рейф.

Алисия засмеялась, Лайл, расстроенная и онемевшая, протянула руку к мужу.

— Дейл, ты все неправильно понял. Я… Так мило с твоей стороны купить ее для меня. Пожалуйста…

В воздухе повисло тяжелое, неприятное молчание. Лицо Дейла потемнело. Так бывало всегда, когда он сердился. Но прежде чем кто-либо успел заговорить, к ним подошел слуга. Лайл посмотрела на него с облегчением.

— В чем дело, Уильям?

— Простите, мадам, это мисс Коул. Она спрашивает, не уделите ли вы ей минутку?

Дейл вернулся к своему креслу.

— Мисс Коул с почты? — спросил он.

— Да, сэр.

— Интересно, чего она хочет. Хорошо бы узнать, Лайл.

Лайл поднялась и пошла к дому. Она чувствовала себя такой пристыженной и так радовалась возможности сбежать, как будто ей было семь лет, а не двадцать два. Хрусталь она сжимала в руке. Легкий, переливчатый смех Алисии преследовал ее, пока она шла через лужайку.

Глава 15

Во всем большом доме Лайл действительно любила только одну комнату — свою маленькую гостиную. Ее обшитые панелями стены были когда-то выкрашены в белый цвет, а теперь же потемнели до тона старой слоновой кости. Зелень парчовых занавесок полиняла, старый китайский ковер тоже выцвел и приобрел цвет серо-зеленой воды. Все в этой длинной, узкой комнате было старым: потертое бюро красного дерева, диван с высокой спинкой, книжный шкаф, маленькое пианино, украшенное гофрированным серо-зеленым шелком, таким тонким, что он рвался от прикосновения, и резными узорами в виде скрипичного ключа справа и басового — слева. У инструмента был очень нежный, негромкий звук, и Лайл, когда рядом никого не было, нравилось прикасаться к пожелтевшим клавишам, заставляя их петь. Три окна гостиной выходили на лужайку, на море и на большой кедр.

Среднее окно было одновременно дверью. Через нее и вошла теперь в комнату Лайл. Мисс Коул поднялась с краешка стула с прямой спинкой и шагнула ей навстречу. Никто не принял бы ее за тетку Сисси Коул. Сисси была высокой, слабой девицей с соломенными волосами, мисс Коул — маленькой, полной и очень живой, с темными и блестящими, как у птички, глазами, щеками с ярким румянцем. При разговоре она для убедительности дергала головой, как птица, клюющая червяка.

Мисс Коул сразу же торопливо заговорила, промокая носовым платком лицо и шею:

— Здравствуйте, миссис Джернингхэм. Ужасно жарко сегодня, правда? И я очень надеюсь, что вы простите меня, что заставила вас прийти в дом из сада, где вы сидели в тени этого прекрасного дерева, и такой чудесный бриз дует с моря! Очень приятно, конечно. Вы не поверите, как жарко в деревне, зато зимой наша лощина становится для нас убежищем. Так всегда: в одном выигрываешь, в другом проигрываешь, и уж конечно, всем нам есть за что поблагодарить судьбу, если только как следует поискать.

— О да, — ответила Лайл. — Не хотите присесть?

Мисс Коул опустилась на маленький стул викторианской эпохи, украшенный вышитыми крестиком розами, чертополохом и трилистниками. Обивка когда-то была пурпурной, теперь же стала серой. Лепестки цветущей розы еще сохранили бледно-красный оттенок, но от яркого чертополоха и трилистника осталось лишь воспоминание. Мисс Коул положила светло-коричневую сумочку на ковер рядом с собой, разгладила на коленях юбку своего лучшего платья из довольно яркого искусственного шелка и разразилась почтительной речью:

— Я надеюсь, вам не стало хуже, миссис Джернингхэм. Я-то, конечно, так рада, так рада видеть вас на ногах! Я и сама не любительница лежать в постели. Наверняка вы просто в шоке от того, как ваша машина разлетелась на кусочки, а вы только чудом не поранились! Тут есть от чего быть в шоке, и никто не знает, когда он пройдет. Сестра моей невестки как-то раз в декабре испугалась бродяги, а через полгода после этого, день в день, ей пришлось вырвать два отличных задних зуба. И не знаю, права ли она была, но она объяснила это тогдашним шоком, ведь у всей ее семьи всегда были отличные зубы. Она мне сказала: «Отчего же еще у меня могли заболеть зубы, если не из-за шока?» Но мы все, конечно, должны надеяться, что у вас не будет таких последствий.

Лайл улыбнулась ей.

— О, я уверена, со мной такого не случится.

— Никто не может быть в этом уверен, — живо возразила мисс Коул. — А шок у вас точно был. Говорят, рулевое управление развалилось на куски. Но все хотели бы знать, почему оно развалилось. Само собой ничего не ломается, все так говорят, я, конечно, прошу прощения, что это повторяю. Тут некоторые думают, что Пелл, возможно, знает об этой аварии больше, чем следовало бы.

— Мисс Коул!

Ее блестящую черную шляпку украшали ярко-синие вишни, которые стучали, как градины, каждый раз, когда мисс Коул встряхивала головой.

— Я, конечно, прошу прощения, миссис Джернингхэм, но вы не можете заставить людей замолчать. Тем более что авария случилась прямо здесь, в деревне, а буквально неделю назад Пелл в баре, в «Грин мен», заявлял, что не будет счастья тем, кто пошел против него. Том Крисп слышал это собственными ушами: «Никому я не позволял меня надуть и выйти сухим из воды!» Вот что он сказал, а еще: «Запомните: некоторые скоро получат то, что им причитается, и не имеет значения, какие они теперь важные птицы!» И я, конечно, прошу прощения, что повторяю эти выражения, но по-моему, мистер Джернингхэм должен это знать.

— Я думала, Пелл уехал.

Мисс Коул опять дернула головой.

— Пелл? Только не он! Это такой человек, который будет тут околачиваться как можно дольше и делать пакости, и при этом хвастаться, будто ему раз плюнуть найти работу, хоть сейчас.

Лайл ощутила тревогу и отвращение. Ей захотелось сменить тему разговора, но это оказалось невозможным: мисс Коул пришла сюда с твердым намерением поговорить о Пелле и останавливаться явно не собиралась. Лайл вдруг обнаружила, что практически помимо своей воли задает именно тот вопрос, который ожидала услышать от нее мисс Коул:

— Он нашел работу?

— На аэродроме, — мрачно ответила мисс Коул. — И каждый вечер в «Грин мен» рассказывает, сколько он получает денег и как его там любят.

Она промокнула платком капли пота на лбу и подбородке.

— И если бы дело этим ограничивалось, то, пожалуйста, пусть делает что угодно, это не мое дело. Уж конечно, никто не может обвинить меня в том, что я вмешиваюсь в чужие дела. Но дело обстоит совсем иначе, и от этого так просто не отмахнешься. Сисси — моя племянница и несчастная сирота, у нее нет ни отца, ни матери, чтобы за нее вступиться. Я, конечно, ничего не имею против моего брата Джеймса, но он, кроме своей семьи, ничего не замечает. К тому же у него свое дело и девять детей, а Эллен ни с чем не может толком управиться, так что у него хлопот полон рот. Так что, кроме меня, некому присматривать за Сисси, а сама она не из тех, кто может о себе позаботиться.

— Пелл ей досаждает? — прервала Лайл ее монолог.

— Если бы он ей досаждал, я бы не беспокоилась. Он, верно, ни на минуту не оставляет ее в покое, но дело обернулось так, что и она не хочет, чтобы он оставил в покое.

— Мне очень жаль.

— Ей самой станет себя жаль, когда будет уже слишком поздно, — сказала мисс Коул, снова дернувшись. — И как только она могла, такая честная девушка, как Сисси, после того, как я ее воспитывала! Я и ей скажу: если бы она с самого начала знала, что он женат, она бы на него даже не посмотрела! Но это выяснилось всего две недели назад, как вы знаете. И вот она сидит и плачет и говорит, что ужасно его любит и не знает, как ей быть. Тогда-то я и пришла к мистеру Джернингхэму. Как он был добр к нам! Так посочувствовал бедной девушке, как будто он — ее отец. «Пусть он убирается!» — сказал он, сразу же пошел и все с ним выяснил. А теперь я пришла узнать, не мог бы мистер Джернингхэм выгнать его с аэродрома. Я не хотела беспокоить его, ведь он был так добр и все такое, но я подумала, может, вы могли бы замолвить словечко.

Лайл побледнела.

— Боюсь, нет.

Это было бы бесполезно. Дейл не станет его выгонять, Он скажет, что это не его дело, и будет прав.

— Если бы вы только сказали одно словечко! — повторила мисс Коул, загремев вишнями. — Мне не будет ни минуты покоя, пока этот Пелл болтается поблизости. Я не говорю, что Сисси его не любит, но она к тому же до смерти его боится. Когда она отказывается все же дольше с ним встречаться, он грозит ей, что с ней случится что-нибудь плохое. Пока он здесь, никто не может сказать наперед, что он натворит. Поэтому если бы вы только могли попросить…

— Не уверен, что могу что-то сделать, — ответила Лайл тихим печальным голосом. — Я думаю, это не поможет, мисс Коул, правда.

Блестящие глаза мисс Коул убеждающе смотрели на нее.

— Если бы вы просто упомянули об этом! Конечно, джентльмены всегда так: загораются какой-нибудь идеей, но если будешь от них и дальше чего-то требовать, они только ощетинятся. Но мистер Джернингхэм всегда был так добр, так что может быть, вы могли бы просто упомянуть об этом в разговоре.

— Да, я могла бы, но не знаю…

— Заранее никогда не знаешь! — просветлела мисс Коул. — И я вас не принуждаю, миссис Джернингхэм, но, если бы вы поговорили с самой Сисси, она была бы просто счастлива.

— О, вы думаете? — с сомнением произнесла Лайл. Ей казалось, что она не настолько взрослая и опытная, чтобы давать советы Сисси Коул. И что она может ей сказать? «Ты отдала сердце не тому человеку. Забери его назад. Не печалься, потому что он этого не стоит. Спасай, что можешь, пока есть, что спасать». Можно сказать все это. Но захочет ли Сисси слушать ее, а если да, поможет ли ей это? Где-то в глубине ее души какой-то голос прошептал: «Тебе стоит сказать все это себе самой». Боль пронзила ее. Лайл спросила:

— Она очень несчастна?

— Все глаза выплакала, — неожиданно лаконично ответила мисс Коул.

Лайл поднесла руку к щеке. Этот ее жест выражал расстройство.

— Но она не будет против? Я не хочу…

Мисс Коул горячо замотала головой. Вишни загремели.

— Сисси о вас очень высокого мнения. Она никого так не послушает, как вас. Мне, конечно, стыдно думать, что племянница приходила и плакалась вам насчет Пелла. Но потом она нарадоваться не могла на вашу доброту. И она прислушалась к вашим словам, потому что пересказала мне кое-что. Вы знаете, как это бывает: если девушка кого-то любит, она его послушает, а если нет — пропустит все мимо Ушей. А я уверена, что Сисси о вас очень высокого мнения, как я уже сказала.

Лайл поднялась. Если не сказать, что она обязательно увидится с Сисси, мисс Коул будет тараторить, пока Лайл все-таки не пообещает. Легче и вправду поговорить с Снеси, чем спорить с мисс Коул. И можно отдать Сисси тот клетчатый жакет. Это действительно отличная идея. Лайл одновременно подбодрит Сисси и избавится от жакета. Каждый раз, видя его в гардеробе, она вспоминала слова Алисии: «Этот ужасный жакет!» Но Сисси он понравится. Лайл быстро проговорила:

— Если Сисси может прийти сегодня вечером, я с ней поговорю. Скажите ей, что у меня есть кое-что для нее.

Мисс Коул тоже встала, подняла с пола коричневую сумочку, убрала носовой платок и пожала Лайл руку:

— Вы очень, очень добры!

Глава 16

Когда мисс Коул наконец ушла, Лайл встала у стеклянной двери и выглянула наружу. На лужайке остались лишь пустые кресла. Теперь их накрыла тень от кедра.

Если все-таки придется поговорить с Дейлом о Пелле, надо покончить с этим не откладывая. Если он вошел в дом из сада, то сейчас может быть в рабочей комнате. Никто никогда там не работал, но по традиции, унаследованной от предков, кабинет стал личной комнатой Дейла. В Тэнфилде все происходило именно так: маленькая гостиная Лайл принадлежала ей не потому, что нравилась, — просто это всегда была личная комната хозяйки Тэнфилда. По той же причине ей приходилось спать в огромной, мрачной спальне. И мечтать о другой спальне было бесполезно.

Лайл направилась в кабинет через оружейную комнату. Впоследствии она часто задавала себе вопрос, что заставило ее выбрать именно такой путь. Если бы она просто вошла в дверь, ведущую в рабочую комнату, все могло бы произойти иначе. Но сколько Лайл ни думала, она не могла себе этого объяснить. Может быть, потому, что дверь была приотворена, Лайл и подошла ко входу в кабинет. Из комнаты не доносилось ни звука. Лайл толкнула дверь и заглянула внутрь.

И увидела Дейла. Он стоял спиной к Лайл, обнимая Алисию. Алисии почти не было видно — лишь краешек белой юбки и руки, охватившие шею Дейла. И их лица, прижатые друг к другу. Лайл увидела достаточно. Не задерживаясь, она покинула комнату.

В своей маленькой гостиной Лайл опустилась на диван и попыталась успокоиться. Поцелуй значит не слишком много. А для некоторых мужчин он совсем ничего не значит.

Не стоит делать из мухи слона или думать, что наступил конец света из-за того, что Дейл поцеловал свою кузину.

Нет, обманывать себя тоже нельзя — это не был братский поцелуй. Но она ведь обидела мужа. Дейл принес жене подарок, а он ей не понравился. И она при всех показала это. После этого Алисии удалось легко сыграть на его оскорбленных чувствах, использовать его старое чувство к ней и раздуть пламя из искорки страсти. Лайл была настолько уверена, что все произошло именно так, будто стояла в кабинете рядом с ними и все видела. Она обладала на редкость тонким чувством справедливости и теперь пыталась верно оценить и взвесить вину Дейла. Ей нельзя плакать, потому что Алисия заметит следы слез на ее лице. Нельзя показывать ей свое горе, потому что Алисия ее ненавидит. Но Дейл женился на ней, а не на Алисии. Дейл любит ее. Дейл ее любит… Сердце как будто медленно перевернулось в груди. Любит?

Прежде чем Лайл успела ответить на свой вопрос, из сада появился Рейф.

— Совсем одна, моя сладкая? Что ж, мне повезло, не так ли? Честно говоря, я соскучился по мисс Коул. Цитата из местной песенки: «Я скучаю о моей мисс, а моя мисс скучает обо мне». Интересно, правда скучает? А есть и другой вариант: «Я целую мою мисс, а моя мисс целует меня». — Рейф сморщился, словно от боли. — Кошмарная мысль! Думаешь, она поцеловала бы меня, если бы я попросил? Или, скорее, если бы я не просил?

Он упал в кресло и нараспев продекламировал:

Это из Гейне, перевод — мой собственный. Старик явно очень много об этом знал. Как ты думаешь, что случится, если процитировать это мисс Коул?

Его слова заставили Лайл рассмеяться.

— Она подумает, что ты очень умный. Они там, в деревне, все считают тебя ужасно умным. И она скажет: «Я, конечно, не знаю, мистер Рейф».

Он взглянул на нее и быстро отвел глаза. У Лайл возникло обескураживающее чувство, будто этого мгновения ему хватило, чтобы понять все, что она очень хотела скрыть Но в конце концов, с Рейфом это было не страшно. Он ничего не принимал всерьез, поэтому не имело значения, знает ли он о тебе что-то важное. Он даже заставлял Лайл чувствовать, будто все ее заботы слишком незначительны, чтобы кого-то волновать. Рейф казался таким поверхностным! Или она не знала, что скрывается в глубине? Да и есть ли в нем эта глубина?

Его взгляд пробежал дальше, ни на чем не останавливаясь, потом вновь вернулся к ней.

— Ты не хотела бы переделать для себя эту комнату, все здесь поменять?

Лайл посмотрела на него с сомнением.

— Не думаю. Она мне не принадлежит.

Она не повторила тех слов, что сказала Эйми Мэллем: «Дейлу это не понравится». Сейчас не было нужды это говорить. Ведь оба они отлично понимали: обычаи Тэнфилда установлены раз и навсегда и не подлежат изменению. Как законы индийцев и персов. И Дейл, верный подданный Тэнфилда, не примет никаких перемен.

Рейф внимательно разглядывал Лайл.

— Но разве тебе не хочется иметь свою собственную комнату?

— Не знаю, — повторила она. — Здесь этого не может быть.

— Но хотя бы часть этой комнаты может стать твоей? Ты ведь здесь ничего не меняла, не добавляла? Каждая хозяйка добавляла в обстановку что-нибудь свое. Почему тебе не повесить новые гардины? Эти скоро превратятся в прах.

Лайл покачала головой.

— Нет, они как раз подходят для этой комнаты.

Рейф нахмурился и на мгновение стал очень похож на Алисию.

— Подходят, потому что такие же древние, ты это имеешь в виду? Но, не желая ничего добавить от себя, ты нарушаешь традицию. Все в этой комнате очень старое, кроме нас. Это пианино принадлежало нашей бабке. От нее мы унаследовали взрывной характер, но пела она как ангел, я помню. А ковер мой отец привез из Китая. Ты знаешь, он служил во флоте. А бабка подобрала к ковру шторы. Агата, сестра моей прапрабабки, вышила этот безобразный узор из розочек, чертополоха и трилистников еще во времена Индийского восстания[3]. А каминная полка в стиле ампир принадлежит ее матери. В ее времена это считалось произведением искусства. А бюро приобрела в свою очередь ее мачеха и вот теперь ты стоишь здесь, окруженная этими реликтами, но ничто не говорит о твоем присутствии в этой комнате. Ничто не говорит о том, что эта гостиная принадлежит Лайл — кроме самой Лайл в зеленом льняном платье. Это странно, ведь правда?

Как будто чей-то холодный палец прикоснулся к Лайл. Она поднесла руку к лицу. Щеки ее тоже были холодны.

— Перестань! Из-за тебя я чувствую себя привидением!

Рейф рассмеялся.

— Довольно притягательная мысль, тебе не кажется? Не призраки прошлых поколений посещают нас, а мы, бестелесные и несуществующие, входим в их дома.

Лицо ее побелело.

— Да, я чувствую себя именно так. Тэнфилд вызывает такие чувства. Поэтому я его ненавижу.

Выражение лица Рейфа внезапно изменилось. До этого момента оно было добродушно-насмешливым. Но сейчас как будто тень пробежала по лицу. Так сереет и меркнет вода, когда на небе собираются тучи. Рейф произнес помрачневшим голосом:

— Да, ты ненавидишь Тэнфилд. Но на твоем месте я не стал бы говорить об этом вслух. Например, — он снова заулыбался, глаза его заблестели: — Дейлу этого не следует говорить-.

Лайл сжала руки на коленях.

— Рейф, ты ему не скажешь!

Он рассмеялся.

— Я полагаю, это значит, что сама ты ему об этом не говорила.

— Конечно нет. Я и сейчас не хотела этого говорить, у меня просто вырвалось. Рейф, не рассказывай ему! Это причинит ему страшную боль!

— Это и тебе может причинить боль, моя сладкая. Ты об этом не думала?

— Что ты имеешь в виду?

Лайл увидела настойчивый вопрос в его взгляде, а потом — снова насмешку.

— Ты и правда не понимаешь?

Она покачала головой, глядя на свои сцепленные руки.

Рейф присвистнул.

— Ты не очень-то сообразительна, моя сладкая. «Не слишком умна и прекрасно подходит для того, чтобы утолять повседневный голод человеческой натуры», как сказал поэт Вордсворт. «Совершенная женщина, созданная, чтобы предостерегать, утешать и повелевать». Только в этом доме повелевает Дейл, а я занимаюсь предостережениями А тебе остается чудесная женская обязанность утешительницы. И если Дейл потеряет Тэнфилд, нелегко тебе будет ее выполнить. Об этом ты думала?

— Да, — произнесла Лайл.

— Что ж, я продолжу размышления на эту тему. Я подозреваю, нам не приходится особенно надеяться на то, что удастся всучить правительству еще немного земли. Тогда тебе придется постараться обольстить Робсона, чтобы он вложил в это дело кругленькую сумму и помог нам продержаться на плаву. А когда нас сменит следующее поколение, мы сможем упокоиться с миром.

Лайл подняла глаза и увидела, что Рейф не смотрит на нее. Он сидел опираясь локтем на колено и положив подбородок на руку, устремив глаза на китайский ковер.

— У меня не получается притворяться, — ответила Лайл. — Я уже пыталась, но все бесполезно: Робсон видит меня насквозь.

Брови его дернулись от тика.

— Ты, кажется, не прозрачная. — Его голос стал неприятно скрипучим.

— Ты даже не знаешь, как я старалась.

Плечо его тоже дернулось.

— Бедное, невежественное дитя! Ты и вправду такая глупая, какой кажешься? Нельзя стараться полюбить или возненавидеть, разлюбить или перестать ненавидеть. Или скрыть от кого-то любовь или ненависть. Думаю, Робсон раскусил тебя точно так же, как и Дейл. А если это так, считай, что сейчас ты слышишь предсказание цыганки.

— Рейф!

Он наклонился, расцепил ее руки и повернул их ладонями вверх. Они были холодными и дрожали.

— Черноволосый мужчина и блондинка…

Лайл принужденно засмеялась.

— Это подходит только для карт и кофейной гущи! Гадание по руке начинается с линии жизни, линии сердца и так далее.

Его пальцы сжали ее запястья. Лайл подумала, что его руки с виду такие тонкие, сильнее, чем у Дейла.

— С тобой случится что-нибудь ужасное, если ты прервешь колдовской заговор! Так, я вижу темного мужчину и светловолосую женщину, и свадебные колокола, и чудесное спасение. А еще… Что это? О, путешествие, долгое морское путешествие. Ты поплывешь через океан на другой край земли.

— Не поплыву! — Лайл попыталась вырвать руки.

— А мне кажется, тебе стоит это сделать. Так будет лучше. К тому же это читается по линиям твоей руки.

Лайл подняла глаза. Рейф смотрел на нее с каким-то странным выражением, которого она не могла разгадать. Его взгляд был насмешливым, но в нем угадывалось и что-то еще. Внезапный импульс заставил Лайл спросить:

— А нет ли на моей ладони темноволосой женщины?

— Тебе нужна темноволосая женщина? Хорошо, ты ее получишь. Она может быть одной из причин твоего путешествия.

Краска залила лицо Лайл. Она снова попыталась освободить руки.

— Рейф, отпусти меня! Мне все это не нравится. Отпусти меня!

Он внезапно разжат пальцы. Лайл стояла перед ним, глубоко и неровно дыша, безуспешно пытаясь взять себя в руки. Рейф продолжал смотреть на нее.

— Зачем ты это сказал? Ты хочешь, чтобы я уехала?

— Я подумал, что тебе лучше бы уехать.

— В Штаты?

— Чудесное воссоединение семьи.

Лайл сказала прерывающимся голосом:

— У меня нет семьи.

— Кузены могут оказаться очаровательными. Мне кажется, ты упоминала о кузенах. Мысли о знакомстве с ними обладают очарованием неизвестного.

Лайл пошла к стеклянной двери и остановилась. Словно она вырвалась на свободу, но силы ее иссякли, и она не могла двинуться дальше. Не оборачиваясь, Лайл спросила:

— Ты хочешь, чтобы я уехала?

— Да.

— Почему?

— Меньше слов — больше пользы, моя дорогая.

Теперь она повернулась к Рейфу.

— Почему?

Он пожал плечами.

— Воссоединение семьи и рука, протянутая через океан.

Лайл выпрямилась и подняла голову.

— Я должна уехать?

— Именно так я и думаю.

— А Алисия останется?

— А так, похоже, думает Алисия.

Лайл повернулась и вышла через стеклянную дверь. От нее к террасе вели четыре ступеньки. Перед тем, как ступить на первую, Лайл обернулась.

— Мне не кажется, что ты хороший предсказатель.

Глава 17

Впоследствии события того вечера пришлось не раз рассортировать, просеять, дать им отстояться и снова просеять. Но тогда они показались всем совершенно заурядными и скучными.

Обед длился с восьми до без двадцати девять. Рейф и Алисия болтали. Красота кузины Дейла сияла. Ее шею украшало ожерелье из зеленых камней. Дейл пил больше, чем обычно. Лайл делала вид, что ест. Без пятнадцати девять, когда вся компания пила кофе на террасе, миссис Джернингхэм сообщили, что пришла Сисси Коул. Потом ей задавали множество вопросов об этом посещении. Но в тот вечер это был лишь разговор двух несчастных женщин.

Лайл сразу же разбила лед между ними, принеся жакет в красно-желто-зеленую клетку. Девушка, даже измученная неудачным романом, всегда может извлечь некоторое удовольствие из новой одежды. А все вещи миссис Джернингхэм были дорогими и хорошо сшитыми. Этот жакет надевали всего три или четыре раза. Сисси примеряла его перед зеркалом восемнадцатого столетия в позолоченной раме, и на губах ее дрожала слабая улыбка. Слишком яркие клетки шли ей намного меньше, чем Лайл. Из-за них ее бледное лицо становилось совсем уж бесцветным, а голубые глаза выглядели водянисто-серыми. Но она смотрела только на жакет — совершенно новый и самый красивый из всех ее вещей.

— О, миссис Джернингхэм, он чудесный!

Девушка осторожно сняла жакет и вывернула его наизнанку. Ей не хотелось, чтобы кто-нибудь увидел ее в нем на обратном пути, особенно этот Уильям. Но она сможет надеть его, как только сойдет с дороги. Вероятно, такие мысли роились в ее в голове.

Что касается Лайл, то она обрадовалась перемене в настроении Сисси. Было совершенно очевидно, что девушку заставили прийти сюда, и это возмутило Сисси. Но теперь ее напряжение исчезло. Не снимая руки с жакета, Сисси сказала:

— Вы очень добры! Тетя сказала, что вы хотели меня видеть.

Как раз этого Лайл хотелось меньше всего. На сердце у нее было очень тяжело от осознания победы Алисии. Она чувствовала себя поверженной и бессильной, но ей нужно было найти хоть какие-то слова для Сисси. Лайл начала:

— Мне кажется, она ужасно переживает за тебя.

Сисси фыркнула и вздернула подбородок.

— Никто ее об этом не просит! И она не одна тут переживает!

— Ты имеешь в виду, что ты тоже несчастна?

Сисси кивнула, всхлипнула и извлекла носовой платок из нагрудного кармана платья.

Лайл положила руку на ее колено.

— Может быть, тебе хочется ненадолго уехать? Моя подруга ищет прислугу для своих детей. У нее две маленькие дочки, и ей нужен человек, который мог бы отводить их в школу и забирать домой, а также шить для них. Может быть, тебя это заинтересует?

Сисси заглушила платком рыдание и отрицательно покачала головой.

— Тебе не кажется, что тебе станет легче, если ты ненадолго уедешь?

— И никогда больше его не увижу? — плача, произнесла девушка.

Лайл почувствовала, что ее глаза тоже наполняются слезами. Слова «никогда больше» задели самую чувствительную струнку в душе.

— Какая польза от того, что ты с ним видишься?

— Никакой, — опять всхлипнула Сисси. Проглотив слезы, она засунула платок обратно в карман и встала, сжимая клетчатый жакет. — Все равно об этом бесполезно говорить, а мне пора идти. Вы были очень добры ко мне. Спасибо за жакет.

Лайл вернулась на террасу и застала там одного Рейфа. Взглянув на нее поверх вечерней газеты, он сказал сладчайшим голосом:

— Дейл уехал, чтобы совершить ночной полет. Алисия повезла его на летную площадку. Я собираюсь пройтись. Почему бы тебе не отправиться спать? Ты выглядишь совершенно обессиленной.

Лайл взяла свою чашку. Кофе был холодным и горьким.

— Ты знал, что он собирается летать? — спросила она.

Рейф покачал головой.

— Совершенно внезапное решение. Он только что туда позвонил. — Снова уставясь в газету, он добавил: — Я думаю, в Европе скоро будет война, моя сладкая.

Лайл отставила чашку.

— Сколько времени Алисия собирается здесь жить?

Рейф уронил газету.

— Это звучит так, как будто тебе кажется, что она уже слишком долго здесь живет!

— Разве нет?

— Слишком долго или недостаточно долго. — Голос его все еще звучал мягко.

— Что ты имеешь в виду?

Внезапно Рейф мрачно посмотрел ей в глаза.

— Ты и правда хочешь, чтобы я объяснил?

— Да, пожалуйста.

Брови его поднялись.

— Будь по-твоему. Ты хочешь, чтобы Алисия уехала. Ты могла бы выгнать ее на прошлой неделе. Я не хочу сказать, что тебе бы это удалось, потому что ее позиции очень сильны. Это ее родовое поместье, ее дом, и не очень-то хорошо со стороны чужого человека было бы пытаться ее выжить. К тому же она всегда была совершенно неприступной, да и сейчас такой осталась. Это, знаешь ли, очень много значит. Все же неделю назад у тебя был небольшой шанс. Хотя я, скорее всего, поставил бы на Алисию: у нее совершенно нет совести, и она намного жестче тебя. А сейчас это пустой разговор. Прошлая неделя осталась позади, и ничто ее не вернет. Теперь тебе придется ждать, пока чары ослабеют, а до этого может пройти много времени. Алисия — очень обольстительная женщина, и она продаст душу дьяволу, лишь бы заполучить Дейла.

Лайл стояла перед ним и слушала. Голос Рейфа был холоден, как восточный ветер. Она чувствовала такую боль, словно ее открытая рана истекала кровью. Но не кровь уходила из ее сердца, а надежда, юность и любовь. Лайл услышала слова Рейфа:

— Это может длиться очень долго, но все же не вечно. Ты же не хочешь оставаться здесь и смотреть на это, правда?

Он поднялся и подошел к ней.

— Ты просила у меня совета, моя сладкая? Не важно, просила или нет, вот он: на следующие несколько месяцев Европа станет страшно неприятным местом. На твоем месте я бы уехал, пока это возможно. Поезжай в Штаты. Если ты станешь нужна Дейлу, он за тобой приедет. Если нет — что ж, в этой стране очень легко получить развод.

Лайл стояла совершенно неподвижно, глядя на него. Лицо ее побелело, глаза расширились и потемнели. Помолчав секунду, она проговорила дрожащим голосом:

— Почему вы все меня ненавидите? Почему вы хотите, чтобы я уехала?

Рейф положил руки ей на плечи.

— А разве ненависть недостаточная причина? Чего тебе еще надо? Разве ненависти недостаточно? Это очень опасная штука, знаешь ли. Время от времени она обязательно находит выход и заставляет нас взрываться. Неужели ты не можешь понять, что ты не нужна, дорогая? Лучше тебе убраться, пока можно это осуществить.

Лайл слепо отступила назад, словно ничего не видя вокруг. Его руки упали с ее плеч. Она сказала:

— Неужели и ты меня ненавидишь?

Рейф рассмеялся.

— О, дьявольски, моя дорогая! — ответил он и сбежал вниз по ступенькам террасы.

Глава 18

Мисс Мод Силвер раскрыла вечернюю газету. Быстро пробегая глазами заголовки, она вдруг остановила взгляд на одном из них: «Труп на пляже». Заметка полностью поглотила ее внимание: «Сегодня рано утром тело молодой женщины было обнаружено у подножия утеса недалеко от Тэнфилд-Корта. Очевидно, она потеряла равновесие и упала. Тэйн-Хэд, рядом с которым было найдено тело, представляет собой лишенный растительности, но живописный мыс, часто посещаемый любителями пикников и влюбленными парами. Тэнфилд-Корт славится своим итальянским садом и коллекцией статуй, привезенных из Италии и Греции в конце восемнадцатого столетия. Дом является собственностью мистера Дейла Джернингхэма. В результате опознания выяснилось, что погибшая — мисс Сесилия Коул, племянница начальницы почтового отделения деревни Тэнфилд».

Прежде чем перейти к другой статье, мисс Силвер прочла этот абзац дважды. Ее заинтересовала фамилия Джернингхэм в сочетании с названием дома и сообщением о мертвом теле. На мгновение ее охватил страх. Да, настоящий страх. Но Сесилия Коул, племянница начальницы местной почты… Нет, за этим ничего не кроется. Просто одно из тех грустных происшествий, что вызывают мимолетный печальный вздох и сразу же забываются.

Мисс Силвер начала читать о гигантском подсолнухе в одном из корнуоллских садов. В статье сообщалось, что он вырос на семнадцать футов в высоту. На маленьком, аккуратном личике мисс Мод отразилось легкое недоверие. Она подумала о том, что Корнуолл находится очень далеко.

Внезапно в комнате раздался резкий телефонный звонок. Мисс Силвер без всякой спешки свернула газету, положила ее на письменный стол слева от себя и, повернувшись направо, подняла трубку. Она услышала женский голос. Было похоже, что звонят издалека:

— Я могу поговорить с мисс Силвер?

— Я слушаю.

— Мисс Мод Силвер?

— Да. Простите, кто говорит?

На секунду воцарилось молчание. Затем вновь раздался голос, слабый и нерешительный:

— Вы дали мне вашу карточку в поезде — нет, позже, на платформе. Не думаю, что вы помните…

— Конечно же я помню. Чем я могу вам помочь, миссис Джернингхэм? — В тоне мисс Силвер звучало приятное оживление. И это успокоило Лайл, стоящую в телефонной будке в Ледлингтоне. Она спросила:

— Можно мне завтра приехать и увидеться с вами? Кое-что произошло.

Мисс Силвер кашлянула.

— Я только что прочла заметку в вечерней газете.

— Да, — сказала Лайл. И заговорила торопливо, с запинками: — Я должна с кем-то поговорить. Я больше не могу. Я не знаю, что делать.

— Вам лучше приехать ко мне. Скажем, в половине двенадцатого. Это не слишком рано для вас? Что ж, очень хорошо. Я буду вас ждать. И пожалуйста, помните: из любой ситуации есть выход, и беда, разделенная с кем-то, — это уже полбеды. Я жду вас в половине двенадцатого.

Лайл вышла из будки. В тумане ужаса и горя, застилавшем последние дни, лишь две вещи были ей ясны: ей необходимы совет и помощь, но она не может пойти к мистеру Робсону, потому что это будет нечестно по отношению к Дейлу. Она должна обратиться к чужому человеку.

Поэтому Лайл отправилась в гараж и велела Эвансу отвезти ее в Ледлингтон. Позвонить из дома она не могла: линия проходила через почтовый телефонный узел, а бедной мисс Коул совсем не стоило слышать ее слова…

Что ж, теперь дело было сделано, и Лайл могла возвращаться домой. Полицейский инспектор из Ледлингтона собирался приехать и записать ее показания насчет Сисси. Он захочет поговорить со всеми, кто видел ее вечером, — со всеми. Но это были лишь Лайл и Уильям, открывший ей дверь. И что тут можно сказать? Бедная Сисси, она была так несчастна. Что еще скажешь? Больше нечего. Полиция теперь ищет Пелла. Но какой в этом смысл? Он сделал Сисси несчастной. Даже если он довел ее до того, что она бросилась с утеса, что теперь может сделать полиция? Закон не может наказать мужчину за то, что он разбил сердце девушки. Только почему полицейским приходится искать Пелла? Он работает на аэродроме. Или его там уже нет?

Такие мысли крутились в голове у Лайл, пока Эванс вез ее домой.

Когда она вошла в холл, там оказался Рейф. Лайл не видела его с прошлого вечера, когда он сбежал по лестнице с террасы. Теперь он без всякого приветствия подошел к ней:

— Где ты была? Здесь инспектор. Он хочет поговорить с тобой.

— Я знаю, он звонил. Я же сказала, что вернусь. Где он?

— В кабинете, с Дейлом.

— С Дейлом?

— Он хочет поговорить со всеми нами.

— Зачем?

— Бог его знает!

Лицо ее потеряло все свои краски. Пепельные волосы под белой повязкой, белое льняное платье, молочная бледность шеи и щек и неподвижная поза, словно вместе с цветом она утратила всякую живость, — все это делало Лайл похожей на одну из мраморных статуй.

Разговор их на этом прервался. Молодые люди молча стояли, устремив взгляд на дверь кабинета.

Глава 19

Дейл Джернингхэм сидел за дальним концом своего письменного стола, напротив полицейского инспектора. До этого они никогда не встречались. Инспектор Марч знал довольно много о Тэнфилде и мистере Джернингхэме, но для Дейла он был лишь новым, до сего момента безымянным инспектором из Ледлингтона. Марч с официальной важностью восседал в рабочем кресле Дейла, положив перед собой раскрытый блокнот и держа в руке авторучку. Руки у него были красивой формы, ухоженные и очень сильные. Он вообще был высок, хорошо сложен и на редкость красив, с ясными голубыми глазами и прямыми каштановыми волосами, выгоревшими на солнце. Говорил он на правильном, без всякого акцента английском, которому учат в закрытых частных школах.

— Что ж, мистер Джернингхэм, ваша помощь была бы для нас крайне важна в связи с этим человеком, Пеллом. Насколько я знаю, он у вас работал?

— Да.

— И вы уволили его около двух недель назад?

— Больше двух недель назад.

— Без предупреждения?

— Он получил месячную зарплату.

— Могу я узнать, почему вы его уволили?

Дейл закинул левую руку за спинку кресла и сказал с небрежным высокомерием:

— А почему вообще увольняют? Мне стало неудобно держать его у себя.

Инспектор, казалось, задумался над этими словами. В собственном кабинете мистер Джернингхэм мог рассказывать лишь то, что хотел. Но в суде ему придется рассказать все. Инспектор проговорил сурово:

— Конечно, если вы предпочитаете не делать никаких заявлений до начала следствия, это ваше право.

Дейл нахмурился. Марч понял, что удар достиг цели.

— Я нисколько не возражаю против того, чтобы сделать заявление.

Мистер Джернингхэм при желании умел разговаривать надменно — и сейчас его голос зазвучал крайне заносчиво. Инспектор внутренне улыбнулся.

— Благодарю вас. Я уверен, вы понимаете, что нам необходимо получить как можно больше информации об этом человеке, Пелле.

Дейл кивнул.

— Естественно. Я уволил его из-за девушки. К его работе это не имеет отношения, он отличный механик. Но он утверждал, что холост, а когда выяснилось, что у него есть жена, старшая мисс Коул пожаловалась мне насчет его повышенного внимания к ее племяннице.

— Мисс Коул попросила вас уволить его?

— Нет, она бы не осмелилась. Но она была очень расстроена. Ей только что стало известно о том, что Пелл оставил жену в Пэкхеме — он приехал оттуда. Коулы в течение многих лет являлись арендаторами моей семьи, поэтому я чувствовал себя обязанным что-то предпринять. Я выдал парню его жалованье и приказал убираться вон.

— Вы знали, что он получил место на аэродроме?

Дейл пожал плечами.

— Да, но это меня не касается. Он прекрасный механик.

— Мисс Коул больше к вам не обращалась?

Дейл покачал головой.

— Вчера днем она приходила к моей жене.

— А сами вы с ней вчера не разговаривали?

— Нет.

— А вечером сюда приходила Сисси Коул и тоже говорила с вашей женой?

— Думаю, да.

— Вы ее не видели?

— Нет.

Инспектор откинулся на спинку кресла. Мистер Джернингхэм обрел дар речи, но был не слишком многословен. Марч задал следующий вопрос:

— Не могли бы вы рассказать мне, что вы сами делали вечером?

— Пожалуйста. Моя кузина леди Стейн отвезла меня на аэродром. Я собирался совершить ночной полет.

— Вы помните, в котором часу вышли из дома?

— Примерно в десять минут десятого, мне кажется.

— Сисси Коул еще находилась здесь?

— Не знаю, думаю, да. Мы пили кофе на террасе, и моя жена ушла в дом для разговора с ней и еще не вернулась.

— А вы не видели девушку позже, может быть, встретили ее по дороге?

Дейл снова задвигался в кресле. Рука его опустилась. Он ответил:

— Совершенно точно нет.

— Вы отправились прямо на аэродром?

— Ну нет. Вечер был чудесный, поэтому мы немного покатались по окрестностям.

— Заезжали ли вы в окрестности Тэйн-Хэда?

— Да, мы были там.

— И там вы остановили машину и пошли на мыс?

Дейл сделал резкое движение.

— Послушайте, инспектор…

Марч спокойно посмотрел на него и вежливо пояснил:

— Автомобиль леди Стейн видели рядом с тропинкой, ведущей от Берри-лейн к мысу. Вы же понимаете, меня интересует, кто еще находился на утесе в ту ночь. Как долго вы там пробыли?

Дейл выпрямился.

— Не знаю. Некоторое время. Мы немного погуляли.

— Вы поднимались на вершину?

— Да, кажется, поднимались.

— Вы заметили кого-нибудь, пока были там?

— На дороге были какие-то дети.

— А больше никого?

Дейл молчал.

— Мистер Джернингхэм, если вы кого-то видели, то скрывать это — серьезное преступление.

На мгновение Дейла, казалось, сковало напряжение, он колебался. Потом он решился:

— Я понимаю. Я сомневался, потому что этот факт может оказаться очень серьезным. Понимаете, я видел Пелла.

Марч окинул его проницательным взглядом.

— Где вы его видели?

— Он спускался с вершины мыса. Пройдя мимо нас, он сел на свой мотоцикл и уехал.

— Во сколько это произошло?

— Не знаю. Думаю, не было и десяти часов: еще не совсем стемнело.

— А он вас видел?

— Не знаю. Мы его видели.

Инспектор помолчал. Если у Пелла был мотоцикл, он мог успеть подхватить Сисси в воротах Тэнфилд-Корта или по дороге в деревню. Он мог успеть добраться с ней до мыса, оставив мотоцикл на дороге или на тропинке, ведущей к вершине. Он мог…

Марч внезапно спросил:

— Где был мотоцикл?

— Вверху на тропинке.

— Как далеко от дороги?

— На полпути к утесу.

— Пелл торопился?

— Да, страшно спешил. Поэтому-то я и не уверен, что он нас заметил. Он бегом спустился вниз, вскочил на мотоцикл, завел мотор и умчался как сумасшедший.

Инспектор Марч записал эти слова, продолжая размышлять. «Что ж, ее n'est que le premier pas coute[4]. Сначала он решает не говорить ни слова, потому что виденный им человек — это тот горемыка, что работал у него. И тут же радостно предлагает мне веревку, чтобы его повесить».

Инспектор поднял глаза и спросил:

— И вы не видели никаких следов девушки?

— Нет.

— И не слышали никаких криков?

— Нет. Ничего, кроме криков чаек.

— Что вы делали после этого, мистер Джернингхэм?

— Думаю, потом мы дошли до вершины утеса.

— И не заметили ничего необычного?

— Нет.

— А когда вы добрались до аэродрома?

Дейл откинулся на спинку кресла.

— Около одиннадцати часов.

Глава 20

— Я хотел бы поговорить с леди Стейн, — сказал инспектор, встав и направившись к звонку.

Дейл остановил его:

— Вам не нужно звонить. Я сам ее приведу. Думаю, она на террасе.

Джернингхэм поймал на себе пристальный, пронзительный взгляд Марча.

— Я попросил бы вас остаться здесь, пока она не придет.

Инспектор решительно нажал на кнопку звонка.

— О, как вам будет угодно, — ответил Дейл, подошел к окну и остановился, глядя на улицу.

Вызванный Уильям был отправлен за Алисией.

Вскоре отворилась дверь и появилась кузина Дейла. Она посмотрела сначала на инспектора, стоявшего неподвижно, потом — на Дейла, который сделал несколько шагов ей навстречу. Марч подумал, что Алисия очень миловидна и гораздо моложе, чем он ожидал. Ее смуглые руки и шея были открыты. Белое льняное платье подчеркивало красоту ее стройной фигуры. Глаза ее сияли, на щеках горел алый румянец. Инспектор заметил, что взгляд ее задержался на кузене.

— Нет нужды вас больше задерживать, мистер Джернингхэм. Присядьте, пожалуйста, леди Стейн.

Пройдя половину пути до двери, Дейл вернулся и сказал:

— Мне пришлось сказать ему, что мы видели Пелла. Я назвал время: задолго до десяти. Ты тоже так думаешь?

Алисия спокойно опустилась в кресло. Казалось, она обдумывает вопрос.

— Не знаю. Наверное. Это важно?

— Возможно, — ответил инспектор. — Если не возражаете, мистер Джернингхэм, я хотел бы, чтобы леди Стейн сделала независимое заявление.

— О, конечно, — сказал Дейл и после минутного колебания вышел из комнаты, захлопнув за собой дверь.

Инспектор снова сел и взял ручку.

Алисия закурила и точным, решительным движением бросила погасшую спичку в корзину для бумаг. Затем она заговорила своим высоким, нежным голосом:

— Отвратительное происшествие, правда? Дейл жутко расстроен.

— В каком смысле, леди Стейн?

Она помахала в воздухе сигаретой, как бы очерчивая что-то.

— Ну, из-за всего этого. Этот ужасный Пелл ведь у него работал. И Дейл ему очень доверял, говорил, что он — лучший механик, который когда-либо у него был. Вы знаете, Дейл страшно любит летать, он собирался завести собственный самолет и поручить Пеллу работу с машиной на земле. Я слышала, он сбежал. Вы еще его не поймали?

— Нет, пока нет. Вы знали эту девушку, Сисси Коул?

Алисия затянулась сигаретой и выпустила облачко дыма.

— Я знала ее, когда она была ребенком. Здесь был мой дом, пока я не вышла замуж. Я выросла вместе с кузенами, так что конечно, знала всех в деревне. Дейл — настоящий феодал, знаете ли. Поэтому-то он так взбесился из-за Пелла. Коулы принадлежат Тэнфилду, они принадлежали ему около трехсот лет, а Тэнфилд принадлежит Дейлу. Если ты обидел кого-то из моих людей, ты обидел меня. Пелл мог изменять жене в любой другой деревне, но не в Тэнфилде. Понимаете?

Марч кивнул.

— Да. Вы говорите, что в детстве знали Сисси Коул. А с тех пор вы ее не видели?

— О, видела изредка, как это обычно бывает. Я покупала у нее марки на почте, когда ее тетя была занята, и говорила ей «доброе утро», встречая в деревне, — все в этом духе.

— Она обсуждала с вами историю с Пеллом?

— О боже, нет! — Помолчав, Алисия добавила: — Думаю, она говорила об этом с Лайл — миссис Джернингхэм. Я теперь здесь не живу, знаете ли, я просто в гостях.

— Понятно. Теперь, леди Стейн, вы, может быть, расскажете мне, что вы делали между девятью и одиннадцатью часами вчера вечером?

Алисия прислонилась к спинке кресла и откинула руку с сигаретой. Потом произнесла задумчиво:

— С девяти до одиннадцати… О, конечно! Дейл позвонил на аэродром и предупредил, что собирается совершить ночной полет. Думаю, тогда было почти девять. Потом я выгнала машину из гаража, и мы немного покатались и сходили на скалы.

— На Тэйн-Хэд?

— Да.

— Сколько вы там пробыли?

— Ну, мы добрались до аэродрома в одиннадцать. Я не знаю, сколько мы пробыли на пустоши. — Алисия внезапно рассмеялась. — Знаете, инспектор, это чертовски компрометирующе! Или, по крайней мере, будет так выглядеть, когда эта история попадет в газеты. По правде говоря, нам жутко не повезло. Мы совершаем невинную вечернюю прогулку и, прежде чем понимаем, что к чему, оказываемся втянутыми в расследование, и все думают о нас самое плохое. Дейл сыт всем этим по горло.

Инспектор отметил, что у самой леди Стейн, наоборот, отличное настроение. Она — вдова, а Джернингхэм женат. Интересно, как миссис Джернингхэм относится к этим братским прогулкам по Тэйн-Хэду? Марч спросил Алисию о встрече с Пеллом, и ответ показался ему нечетким. Еще не совсем стемнело, поэтому его легко было узнать. Вечер стоял особенно ясный, а в скалах свет долго держится. Он сбежал по тропинке, сел на мотоцикл и уехал Она не знает, заметил ли Пелл их. Может, и заметил, они стояли не на тропинке, но недалеко от нее. Да, пожалуй, это произошло не позднее, чем без пятнадцати десять. Нет, никаких криков она не слышала и не подходил к краю настолько, чтобы заглянуть вниз. Нет, больше никого она там не видела. Только на дороге, на Берри-лейн, были какие-то дети.

— И вы пробыли на утесе примерно до без пятнадцати одиннадцать?

— Да. Дорога до аэродрома занимает около четверти часа.

— Если бы Сисси Коул находилась на утесе, когда вы туда взошли, вы бы ее увидели?

— Возможно. Но мы ее не видели.

— Я задам вопрос по-другому: могло ли случиться так, что она была на утесе, а вы ее не заметили?

— О, легко. Вы там не были? Место очень неровное, везде возвышения и лощины, все заросло кустами ежевики.

— Но было достаточно светло, чтобы вы могли ее узнать?

Алисия снова затянулась и выпустила дым.

— Это зависит от того, что вы подразумеваете под словом «узнать». Если бы там кто-то был, мы бы смогли его разглядеть. Мы же увидели Пелла издалека, но я не узнала его, пока он не поравнялся с нами.

— Понятно. Вы с мистером Джернингхэмом стояли рядом?

Алисия рассмеялась.

— Вы твердо намерены меня скомпрометировать, да?

— Вы все время были рядом?

Снова раздался ее смех.

— А что сказал Дейл, когда вы его об этом спросили; Вы пытаетесь подловить меня? Думаю, да, поэтому постараюсь себя обезопасить. Мы, конечно, не держались за руки, и я не стану клясться, что ни на мгновение не отводила от него глаз, — вы же не ожидаете, что я до такой степени себя выдам? Но… Что ж, вы, вероятно, догадываетесь, что мы взобрались туда не для того, чтобы сидеть под разными кустами на расстоянии в четверть мили друг от друга. А если вы уже догадались, тогда незачем об этом говорить. Алисия швырнула окурок вслед за спичкой с той же точностью, что и в первый раз. Затем одарила Марча чарующей улыбкой. — Дейл на самом деле страшно расстроен. Тут нет ничего подозрительного, но у него такая жена. Она видит заголовки в газетах и устраивает ему из-за них сцены, а деревня жужжит, как осиное гнездо. Я сказала вам, что он очень феодален. И я думаю, что именно деревенские пересуды беспокоят его больше всего. Она поднялась, оттолкнув кресло. — Это все? Кого вы хотите увидеть теперь? Лайл? Знаете, она действительно говорила с Сисси вчера вечером. — Да, — ответил инспектор. — Может быть, вы позовете ее?

Глава 21

Когда Алисия вышла из кабинета, Лайл и Рейф все еще были в холле. Они стояли молча и не сказали ни слова и Дейлу, который прошел мимо них, мрачный как туча. Алисия, улыбаясь, приблизилась к ним. — Довольно симпатичный полисмен — классический галстук и все в этом духе. Страшно разочарован тем, что мы с Дейлом не видели, как Пелл столкнул Сисси Коул с утеса. А это, знаете ли, очень вероятно. — Она взяла Рейфа под руку. — А где Дейл? Хочу сверить наши показания и узнать, противоречили ли мы друг другу в чем-нибудь. Кстати, Лайл, ты ему нужна — полисмену, а не Дейлу. Войдя в кабинет, Лайл не могла не вспомнить о том, что она видела здесь только вчера. Казалось, что с того момента прошло много времени. Но только вчера она стояла в оружейной комнате, глядя на Дейла с Алисией. Лайл с усилием отогнала от себя эту мысль. Инспектор Марч отметил про себя, как бледно ее лицо. Лайл пожала ему руку, как будто он был ее гостем, а затем села и посмотрела на него с вниманием ребенка, который Должен отвечать урок.

— Миссис Джернингхэм, я знаю, что прошлым вечером вы виделись с Сисси Коул.

— Да.

Лайл подумала: «У него приятный голос. Похоже, он добрый» — и немного расслабилась.

— Ее тетя, старшая мисс Коул, тоже приходила, чтобы поговорить с вами?

— Да.

— Не могли бы вы рассказать мне об этом разговоре?

— Она волновалась из-за Сисси и Пелла. Его расстраивало, что он получил работу на аэродроме. И она хотела, чтобы я попросила мужа что-нибудь сделать. Я сказала мисс Коул, что он вряд ли станет вмешиваться. Дейл не разрешил Пеплу остаться здесь, но он не стал бы мешать ему работать в другом месте.

— Да, продолжайте, миссис Джернингхэм.

Лайл посмотрела на свои руки, сложенные на коленях.

— Мисс Коул была очень взволнована. Она сказала, что Пелл не оставит Сисси в покое. Когда я дала ей понять, что Дейл не станет вмешиваться, она попросила меня поговорить с Сисси, и я согласилась. Я не думала, что от этого будет польза, но мне не хотелось ей отказывать.

— И Сисси пришла к вам вечером. Вы помните, во сколько это было?

— Думаю, да. Мы покинули столовую примерно без двадцати девять, собирались выпить кофе на террасе. Уильям принес его туда, но, не успела я взять свою чашку, он появился снова и сказал, что пришла Сисси.

— То есть примерно без четверти девять?

— Наверное.

— А во сколько она ушла?

Лайл задумалась, прежде чем ответить.

— Она пробыла у меня недолго, думаю, около четверти часа. Я поднялась к себе, взяла жакет, который хотела ей отдать, и мы немного поговорили. Но, по-моему, Сисси ушла не позже чем через пятнадцать или двадцать минут.

— Значит, она покинула вас примерно в пять минут десятого.

— Да.

— Вы вернулись на террасу, чтобы выпить кофе?

По телу ее пробежала дрожь.

— Да. Там было холодно.

— А ваш муж и леди Стейн еще были там?

— Нет, они уже уехали. Алисия повезла Дейла на аэродром.

— Видимо, они уехали буквально перед уходом Сисси Коул. Теперь, мисс Джернингхэм, пожалуйста, расскажите мне о вашей беседе с Сисси. Все, что помните. Все равно, кажется вам это важным или нет. Лайл подняла на него глаза — красивые и серьезные, темно-серого, почти черного цвета, обрамленные такими же темными ресницами. Они казались странно-печальными на фоне белой кожи и очень светлых волос. Лайл начала рассказывать инспектору о жакете: — Он был совершенно новым. Я покупала его при плохом освещении, и дома обнаружила, что он слишком яркий для меня, но Сисси нравились яркие вещи. Поэтому я подумала, что она будет довольна. — Минутку, миссис Джернингхэм! Это был жакет в красно-желто-зеленую клетку? — Да, — ответила Лайл. Глаза ее расширились от ужаса, когда Марч сказал: — Этот жакет был на девушке, когда она упала с обрыва. Он заметил, что Лайл опять задрожала, но не отвела взгляда от его лица. Марч произнес мягко: — Это очень тяжело, но не могли бы вы рассказать мне, как девушка восприняла ваш подарок? Я хочу выяснить, в каком настроении она была. Ведь вы — и, возможно, Пелл — видели ее в тот вечер последними. Лайл прижала руку к щеке. — Да, я понимаю, я постараюсь вам помочь. — На мгновение она замолчала, потом продолжила: — Я подарила Сисси жакет, и она сказала, что он чудесный. Она действительно выглядела довольной, даже повеселела, Сисси надела жакет и постояла перед зеркалом. Затем сняла его и свернула.

— Мисс Коул ушла не в нем?

— Нет, было еще жарко.

— Но когда за ней заехал Пелл, она, вероятно, могла надеть жакет? Рука Лайл опустилась, оставив на щеке слабую малиновую отметину. Она спросила с удивлением: — Он заехал за Сисси?

— Мы не знаем, — ответил Марч. — Его и его мотоцикл видели на Тэйн-Хэде. Инспектор понял, что это было для нее новостью. Вероятно, Дейл Джернингхэм больше общается со своей кузиной, чем с женой. Он продолжил:

— Да, Пелла видели там. Он уехал на своем мотоцикле. Но мы не нашли никого, кто видел его с Сисси. Не могли бы вы рассказать, как девушка говорила о нем?

Лайл слабо вздохнула.

— Она не слишком много говорила. Мы вообще недолго беседовали. Сисси сказала, что очень несчастна, а я предложила ей уехать на какое-то время. Я слышала о должности, которая, возможно, подошла бы ей.

— И что она ответила?

Красное пятно на щеке Лайл исчезло. Кожа снова с т совершенно белой.

— Она ответила, что не хочет уезжать, потому что тогда не сможет встречаться с Пеллом. И не увидит его никогда.

В ее голове зазвенели слова Сисси: «И никогда больше его не увижу». Ей пришлось сказать эту фразу немного по-другому, иначе голос мог сорваться.

— Да, миссис Джернингхэм?

— Я спросила что-то вроде: «Какая от этого польза?», и Сисси ответила, что никакой. А потом она снова поблагодарила меня за жакет и ушла.

— И это все?

— Да, это все.

Инспектор Марч откинулся на спинку кресла.

— Миссис Джернингхэм, как вы думаете: судя по этому разговору, можно сказать, что девушка была готова покончить с собой? Вы сказали, что она была несчастна. Но существует много степеней горя. Вы думаете, Сисси чувствовала себя несчастной настолько, чтобы совершить самоубийство?

Впервые за время разговора лицо Лайл обрело слабое подобие естественного цвета. Ни минуты не колеблясь, она ответила:

— О нет, только не во время вчерашнего разговора!

Марч невольно улыбнулся. Как будто человек вернулся к жизни. К тому же это возвращение выглядит очень красиво.

— Вы говорите очень уверенно. Можете объяснить почему?

— О, да из-за жакета. Сисси явно была очень обрадована. Мы примерно одного роста, поэтому жакет оказался впору. Вещь ведь хорошая… Сисси об этом знала, и ей было очень приятно. У нее ничего подобного никогда не было. Все время, пока мы говорили, она держала на жакете руку, гладя материю. Девушка, которая хочет покончить с собой, не будет себя так вести, правда?

— Не знаю. Может быть, она поссорилась с Пеллом на вершине утеса и бросилась вниз? Сисси была легковозбудимой девушкой?

Лайл покачала головой.

— Совсем нет. Она была на вид тихой, но явно упрямой. Поэтому с Пеллом все было так сложно. Если она что-то вбила себе в голову, переубедить ее было невозможно. Но Сисси не возбуждалась, а только плакала.

— Вы хорошо её знали?

— Да, очень хорошо. Она приходила сюда и шила для меня. — На последних словах голос Лайл изменился и задрожал. Ей представилась Сисси, занятая шитьем… Сисси, говорящая о Пелле… Плачущая Сисси… Сисси, лежащая на камнях у подножия Тэйн-Хэда…

Словно прочитав ее мысли, инспектор спросил:

— Значит, Сисси и раньше говорила с вами о Пелле?

— О да, очень часто. Мы все думали, что он ухаживает за ней, и она, конечно, тоже так считала. Она его очень любила. А когда Сисси узнала, что Пелл женат, она пришла сюда и, плача, рассказала мне об этом.

— Она когда-нибудь говорила о самоубийстве?

— О нет! Мне кажется, Сисси была не из таких. Она была мягкой и тихой, не слишком энергичной и довольно заурядной. Она шила очень хорошо, но слишком долго. Я просто не могу представить, чтобы Сисси поддалась импульсу и решилась на неистовый поступок. Это совсем на нее не похоже. Если бы они с Пеллом поссорились, она бы просто села и тихо заплакала, но не стала бы бросаться с обрыва.

Говоря все это, Лайл словно защищала Сисси, которая не могла уже сама за себя вступиться. От напряжения щеки ее еще больше порозовели, а взгляд темных глаз оживился. И вдруг к ней пришло осознание, что, защищая Сисси, она обвиняет Пелла. Когда в ее мозгу пронеслась эта ужасная мысль, Лайл на секунду закрыла глаза, а когда открыла вновь, увидела, что инспектор наблюдает за ней, откинувшись в кресле. Марч произнес своим приятным голосом:

— Спасибо, миссис Джернингхэм. Теперь вернемся к прошлому вечеру. Вы считаете, что Сисси ушла вскоре после Девяти часов?

— Да.

— Ваш муж и леди Стейн к тому времени уже уехали. Вы вернулись на террасу. А где был Рейф Джернингхэм?

На лице Лайл отразилось удивление.

— О, он все еще был там на террасе.

— Вы провели вечер вместе?

— Нет, он пошел прогуляться, а я отправилась спать. Я чувствовала себя усталой.

Инспектор подумал, что она и сейчас выглядит усталой. Казалось, ее высокая, стройная фигура готова поникнуть в изнеможении, и только усилием воли молодая женщина заставляет себя сидеть прямо, высоко подняв подбородок. Для нее это было суровое испытание, и она противостояла ему со всем достоинством и трогательной чистотой юности.

— Боюсь, все это очень утомительно для вас, миссис Джернингхэм, — сказал Марч. — На этом мы разговор заканчиваем. Не могли бы вы пригласить сюда мистера Рейфа Джернингхэма? Я не задержу его надолго.

Глава 22

Инспектор открыл Лайл дверь и проводил ее взглядом. Она шла очень медленно. Изящное и не слишком сильное создание. Совершенно не похожа на леди Стейн. Вероятно, она выглядит очень красивой, когда счастлива. Нет, это неточное слово. Восхитительной, нежной и милой.

Лайл передала Рейфу просьбу Марча и прошла мимо.

Рейф посмотрел ей вслед и направился в кабинет.

Как и Лайл, он приветствовал инспектора, словно знакомого, заехавшего в гости. В отличие от остальных, Рейф не сел в кресло, а подошел сбоку к камину и встал спиной к очагу. Поверх его головы с портрета хмурился, глядя на происходящее, тот Джернингхэм, что когда-то был лордом — главным судьей Англии. Его красная мантия давно выцвела, приобретя оттенок догорающих углей. Но мрачное выражение его лица могло исчезнуть только вместе с краской.

Инспектор, повернувшись к камину, попал в поле зрения лорда. Густые брови грозно нависли над карими глазами, очень похожими на глаза его потомков, в особенности на глаза Дейла. Смуглая кожа, особенно темная на фоне серого парика, больше напоминала о цвете лица Алисии и Рейфа.

Рейф, проследив за направлением взгляда инспектора, сказал со смехом:

— Он был настоящий старый бандит. Только увидит человека — сразу вешает. Старые добрые времена, правда? В те пни вы бы пользовались дыбой и тисками для пальцев, чтобы делать свою работу. А теперь жизнь стала такой мирной и скучной, вы согласны?

Марч улыбнулся.

— Я могу обойтись и без тисков для пальцев. По правде говоря, я не думаю, что вы можете многое мне рассказать. Я только хотел бы узнать: что вы думали о Пелле, когда он работал здесь, у мистера Джернингхэма?

Рейф засунул руки в карманы. Он продолжал стоять в свободной позе, поставив одну ногу на каменный выступ перед очагом.

— Я не уверен, что вообще о нем думал. Мне не часто приходилось с ним сталкиваться, я ведь представитель трудящихся масс. У меня есть маленький автомобиль, но другой парень, Эванс, делает с ним все, что я не могу сделать сам. С Пеллом мне просто не приходилось общаться. Я полагаю, вы спрашиваете не о том, как он выглядит?

— Я бы не возражал получить и эту информацию. — Инспектор был уверен, что невозможно описать человека, не выдав своего мнения о нем.

Рейф пожал плечами.

— Маленький, крепкий, грубоватый. Он не слишком-то подходит на роль Дон Жуана. Насколько я знаю, очень хороший работник. Черные волосы, довольно светлые глаза. Повсюду оставлял после себя пятна смазки и машинного масла. Знаете, очень забавно: другой работник, Эванс, мог делать ту же работу и оставаться сравнительно чистым. Я не мог понять, почему Сисси в него влюбилась. Но, наверно, он немного принаряжался, когда шел на свидание.

— Какой у него характер?

— В моем присутствии он не проявлял никакого характера, но, как я уже сказал, мне не пришлось с ним много общаться. Мрачный, молчаливый, с виду неудачник, но Дейл всегда говорил, что Пелл — лучший механик из тех, кого он встречал в жизни.

— Спасибо, — сказал Марч. Он подумал, что Рейфу Джернингхэму, пожалуй, не слишком нравился любимый механик его кузена. Инспектор продолжил: — А девушку вы знали?

— Я с детства видел ее. Но не могу сказать, что знал ее.

— Она не говорила с вами о Пелле?

— Нет. Не думаю, что она говорила с кем-то, кроме Лайл.

— У вас с Сисси не было каких-либо отношений? Но за все эти годы у вас не могло не сложиться собственного впечатления о ее характере. Как вы считаете, она была из тех девушек, что способны совершить самоубийство из-за несчастной любви?

Рейф снова пожал плечами.

— Я не хочу ничего утверждать. Я думаю, каждый может совершить самоубийство, если его подтолкнуть. Я не знаю, насколько сильно ее подтолкнули.

Этот дважды повторенный глагол произвел на инспектора особенное впечатление. Он попросил очень серьезно:

— Расскажите, пожалуйста, что вы думали о девушке.

Рейф нахмурился и на мгновение стал похож на своего предка с портрета. Потом ответил с отвращением в голосе:

— Длинная, худая ящерица, пустая, бесхарактерная. Из тех, что в детстве вечно хнычут и без конца болеют. Но подо всем этим — какое-то скрытое упорство, вы понимаете, о чем я.

— Вы могли бы ожидать, что такая девушка бросится со скалы?

— Иногда случается неожиданное, — ответил Рейф.

Инспектор внутренне согласился. Он задал следующий вопрос:

— Вчера вечером вы оставили миссис Джернингхэм и отправились на прогулку. Вы можете сказать, в каком направлении вы пошли?

Рейф снял ногу с выступа и выпрямился. Потом небрежным движением повернул кисть руки, взглянул на часы и произнес легкомысленно:

— А, тогда… Я спустился и прошелся по пляжу.

— В каком направлении?

— Вокруг залива.

— Вы ходили к Тэйн-Хэду?

Рейф улыбнулся.

— Я забыл, что вы не из этих мест. Если идти вокруг залива, то, конечно, доберешься до Тэйн-Хэда через какое-то время.

— Через какое время? — быстро спросил Марч.

— Это, — проговорил с улыбкой Рейф, — зависит от того, с какой скоростью идти.

— Сколько времени это заняло у вас вчера?

— Боюсь, вчера я не зашел так далеко. Я свернул на полпути. Все было бы слишком просто, если бы я добрался до того места, правда? Рассказ свидетеля. Я как раз оказался бы в таком месте, с которого смог бы разглядеть, было это самоубийство или убийство. Или нет? Я ведь не знаю, где именно упала Сисси, поэтому, вполне возможно, от меня не было бы толку как от свидетеля, даже если бы я там и оказался. В некоторых местах утесы сильно выдаются вперед, нависают над берегом.

— Вы уверены, что не дошли туда? — твердо спросил Марч.

Рейф шагнул к столу и остановился, глядя на инспектора со своей лукавой улыбкой.

— Вполне уверен.

Марч в ответ испытующе посмотрел на него:

— Я хотел бы узнать, сколько времени обычно занимает у вас путь отсюда до Тэйн-Хэда?

Рейф ответил с искренней простотой:

— Это четыре мили по дороге. Скажем, десять минут на машине, а пешком — чуть больше часа, если вы хороший ходок. Две мили по пляжу — это занимает у меня три четверти часа.

— Благодарю вас. Именно это я хотел узнать. Но вчера вечером вы вернулись с полдороги?

— Да, примерно с половины дороги.

— Насколько светло было, когда вы свернули?

— Достаточно светло, чтобы я засветло дошел до дома.

— То есть было около половины десятого?

— Наверно, немного позже, но я не смотрел на часы.

— Вам был виден мыс? Вы смогли бы увидеть, если бы там кто-то двигался?

— До того момента, как я повернул? Да.

— Вы заметили кого-нибудь?

— Ни души.

— Или, может быть, услышали что-то — до поворота или после?

— Боюсь, что нет. Плохо дело, да? Если бы я пошел Дальше по пляжу, я мог бы стать таким удобным свидетелем! Но если вы когда-нибудь попробуете гулять там после наступления темноты, вы поймете, почему я повернул.

— Понятно, — проговорил Марч. — А в котором часу вы пришли домой вчера вечером?

Рейф вынул руки из карманов, взял со стола Дейла линейку и стал поигрывать ею.

— Черт возьми! Если бы я мог знать, что это важно! Я бы засек время, но боюсь, я все-таки этого не сделал. Вот что всегда плохо с этими убийствами и самоубийствами: они сваливаются на голову без всякого предупреждения. Если бы я знал, что с несчастной Сисси случится что-то подобное, я не отводил бы глаз от часов. Но вместо этого без всякой пользы болтался по окрестностям и в конце концов просидел у стены над морем до… Вот в этом-то и беда: я не знаю, до какого времени.

— До полуночи? — предположил инспектор.

— Может быть, — ответил Рейф.

Глава 23

Лайл вышла в сад. За теннисными кортами был тенистый уголок, сзади защищенный от посторонних высокой смешанной живой изгородью, а с боков — старыми деревьями с колючими ветвями. Рядом с изгородью стояла скамейка. Лайл опустилась на нее, откинулась на спинку. Над ней простиралось небо, наполненное светом, бледно-голубое. Перед ней — травянистый склон, засаженный рододендронами, азалиями, гевеями, сиренью и белой эукрифией, сияющей на солнце, как апельсин в цвету. Чуть пониже — несколько темных хвойных деревьев и падубов — золотистых, серебристых и староанглийского зеленого цвета. Рядом с ними — тонкий клен, трепещущий хрупкими бело-розовыми листьями. Эти полупрозрачные листья дрожали даже в самые безветренные дни. Все вокруг было совершенно неподвижно, лишь море, полное тайного движения, беспрестанно менялось — мерцало, переливалось в лучах солнца.

Лайл как человек, давно привыкший к этому пейзажу, просто впитывала воздух, тени, свет, аромат нагретых солнцем растений.

На несколько минут Лайл задремала, а проснувшись, увидела рядом с собой Дейла. Он стоял, заслоняя солнце, глядя на жену. Она подумала, что проснулась, когда его тень легла на нее. Когда он чуть сдвинулся с места, косые лучи, пробивающиеся сквозь ветви колючего дерева, снова согрели ее руки и грудь.

Дейл не сел рядом с ней, он просто продолжал стоять, слегка нахмурясь и глядя на Лайл, как будто хотел сказать что-то, но не решил, как начать.

Еще не до конца проснувшись, Лайл пробормотала:

— Что такое, Дейл?

А затем мирное сонное оцепенение мгновенно соскользнуло с нее, и она вернулась к прежнему состоянию напряжения и испуга. Дейл произнес:

— Мне нужно поговорить с тобой. Дело может обернуться плохо. Ты должна помочь.

Лайл посмотрела на него. Взгляд ее расширившихся глаз был кроток, щеки слегка порозовели.

— О чем ты?

Дейл заговорил. Терзавшее его нервное раздражение заставило его слова звучать грубее, чем ему хотелось.

— Ради бога, Лайл, проснись и не будь ребенком! Я думаю, ты не больше моего хочешь, чтобы об этой истории поползли слухи. Где, черт возьми, ты была весь день? Я хотел поймать тебя перед тем, как ты встретишься с Марчем. Что он тебе сказал? Что ты ему сказала?

Лайл задумалась, прежде чем ответить. Это разозлило Дейла. О чем тут думать? Гнев его начал прорываться наружу:

— Что ты ему сказала?

Даже резкий окрик не заставил ее поторопиться с ответом: Лайл пыталась заставить свой голос звучать ровно, но это у нее не очень-то получилось.

— Инспектор просто хотел узнать, что Сисси сказала мне и была ли она из тех девушек, что способны совершить самоубийство. Я ответила, что, по-моему, она была не из таких.

— Это все?

— Думаю, да.

— А что заставляет тебя думать, что Сисси не могла бы совершить самоубийство? — Его голос звучал грубо и зло. — Я-то считал, что она как раз такое бесхребетное создание…

Лайл перебила его:

— О нет, она была совсем не такая.

— Ты говоришь очень уверенно.

— Да, потому что она очень обрадовалась тому жакету, что я подарила ей. Вот что я сказала инспектору, и я Думаю, он меня вполне понял. Если девушка не настолько несчастна, чтобы не обрадоваться обновке, значит, ее горе не настолько сильно, чтобы заставить ее броситься с Утеса.

Лицо Дейла внезапно изменилось. Резким, порывистым движением он бросился на скамейку рядом с ней и схватил ее за руки:

— Этот чертов жакет! Почему ты отдала ей его? Он до сих пор стоит у меня перед глазами — весь в крови и грязи! Твой жакет! Ужасно!

— Дейл!

Он прижал ее руки к своим губам, потом к щеке, склонился над ними, покрывая поцелуями.

— Дейл!

— Черт возьми! Я не могу отделаться от этой мысли — а что, если бы это была ты!

— Каким образом это могла оказаться я? — еле слышно проговорила Лайл.

Дейл опустил ее руки ей на колени и обнял жену за плечи.

— Такие шутки играет с нами воображение. С тобой такого не бывает? Почему-то меня это страшно потрясло. Лучше бы ты не отдавала ей жакет. Мне не нравится, когда чужие люди носят твои вещи.

Лайл чуть не рассмеялась.

— Почему? Что еще мне делать с вещами?

— Сжигать.

— Дейл, это расточительно! Я не могла так поступить.

— Ладно, забудь об этом. Ты собираешься мне помочь?

Лайл охватило слабое беспокойство. Она ответила:

— Конечно. Что я должна сделать?

Ей захотелось, чтобы Дейл убрал руки с ее плеч, но он продолжал крепко обнимать Лайл.

— Вот что. Ты знаешь, что Алисия возила меня на аэродром?

— Да.

— Сначала мы просто покатались. Для ночного полета было слишком рано, поэтому мы ненадолго поднялись на мыс. В детстве мы часто устраивали там пикники. Лэл захотелось посмотреть на закат, поэтому мы отправились туда. Сисси мы не видели, зато видели Пелла, уехавшего в страшной спешке. Самое плохое, что Лэл и мне пришлось признаться в этом следователю. И если Пелла обвинят в убийстве, нам придется рассказать об этом в суде. До аэродрома мы добрались только к одиннадцати. До этого все время, которое мы провели вместе, будут разглядывать под микроскопом. Это самое плохое, что могло случиться, — ты можешь себе представить, что будут говорить люди и только ты можешь заставить замолчать злые языки. Ты должна всюду появляться с Алисией, делая вид, что вы — лучшие подруги. А мы с тобой должны изображать влюбленную пару в разгар медового месяца. Если люди видят, в каких хороших отношениях ты со мной и с Лэл, им будет нечего сказать.

Лайл отодвинулась в угол скамейки. Его рука упала на дубовую спинку. Не глядя на мужа, она произнесла:

— Алисия — моя подруга?

Дейл выпрямился, ударив кулаком по сиденью.

— Что ты хочешь сказать? Она — моя кузина и твоя кузина.

У Лайл вырвалось:

— Ты в нее влюблен?

— Ты с ума сошла?

— Нет. Я видела вас вчера в кабинете.

Темный румянец вспыхнул на щеках Дейла. На мгновение на его лице появилось такое ошеломленное и беспомощное выражение, что сердце ее пронзила боль.

— О чем ты говоришь?

Лайл забилась в угол, как можно дальше от мужа.

— Ты любишь ее?

— Я не знаю, что ты там увидела и подумала.

Она ответила очень спокойно и мягко:

— Я видела, как вы целовались. Алисия обнимала тебя за шею. Это случилось после того, как ушла мисс Коул. Я искала тебя, чтобы рассказать об этом разговоре. Она хотела… Нет, это не имеет значения.

— Ничто не имеет значения, — сказал Дейл изменившимся голосом, снова поймав ее руки. — Дорогая, мне очень жаль, правда. Я бы ни за что на свете не хотел причинить тебе боль. Мы с Лэл даже и не думали заводить роман, даю тебе слово. Просто мы друг друга очень любим, а она… Ну, она импульсивна. Она упрашивала меня взять ее с собой, когда я полечу в следующий раз, а я отказывался — и вдруг сдался. Алисия так обрадовалась, что бросилась мне на шею. И конечно же, ты должна была появиться в тот самый момент! Прости меня, дорогая! Давай помиримся.

В его глазах вспыхнула улыбка, он привлек жену к себе.

Где-то в глубине ее души раздался тихий шепот, холодный, как внезапный порыв ветра: «Это неправда. Это был не такой поцелуй. Это неправда». Но почему это не может быть правдой? Почему нельзя поверить его словам, улыбке в его глазах и снова стать счастливой? Лайл охватило острое, как голод, желание выплакать в его объятиях все свои страхи, сомнения и горести. Но Лайл справилась с собой Она не должна этого делать, хотя действительно смертельно устала и испугана. Если ей удавалось выносить все это она сможет терпеть и дальше. Если впереди ее ждут новые беды, она вынесет и их, но с открытыми глазами, а не отравленная и загипнотизированная ложным счастьем. В памяти Лайл всплыла и зазвучала строчка: «Я не хочу, чтоб смерть завязала мне глаза, и держала меня, и кралась позади». Она подняла голову и мягко сказала:

— Я сделаю все, что смогу. Чего ты хочешь?

— Ну, ничего слишком сложного, дорогая, но я боюсь, это может оказаться довольно тяжелым испытанием для тебя. Я подумал, мы могли бы вместе пойти и навестить мисс Коул. Она это оценит.

Дейл отпустил ее руки, и Лайл поднялась почти с радостью. Ее физические и душевные силы были полностью исчерпаны. Встречу с мисс Коул трудно будет выдержать, но это все же лучше, чем сидеть здесь в этот чудесный вечер, видеть море, небо, растения, славящие Господа, — и Дейла, который смотрит на нее, словно любит ее всем сердцем. Полгода назад это было настоящим раем. Теперь этот фальшивый рай заставлял ее содрогаться.

Глава 24

Дейл и Лайл отправились в деревню пешком. Дорога до почты заняла у них много времени, потому что Дейл останавливался и разговаривал со всеми, кто встречался им по пути. Он стоял, обняв Лайл за плечи или взяв ее под руку, и рассказывал молодой миссис Крисп, жене внука старого Обедайи, и его старшей дочери Эгги, и миссис Купер, и миссис Мэггс, жене булочника, и множеству других людей о том, как их обоих потряс и расстроил несчастный случай с бедной Сисси.

— Я всегда говорил, что некоторые места на Тэйн-Хэде нужно огородить. Там небезопасно в сумерках.

— Вы совершенно правы! — поддакнула молодая миссис Крисп. А Эгги припомнила, как ее отец рассказывал, что один мальчик свалился именно в этом месте, взбираясь на утес, примерно семьдесят лет назад. Тогда велись какие-то разговоры насчет того, чтобы огородить опасный участок, только ничего так и не сделали. Миссис Купер же была уверена, что вреда не будет, если огородить весь мыс.

— Нам с сестрами никогда не разрешали ходить туда, кроме как посреди дня. Моя мама говорила, что ходить в такие пустынные места — значит только напрашиваться на неприятности. Нас было семеро, и нам позволялось по воскресеньям вечером ходить в церковь с нашими молодыми людьми или на прогулку по Ледлингтонской дороге, но на мыс мы могли ходить только с компанией, на пикник.

Дейл сдержанно посмеялся.

— А с Мэри и Мэйбл вы так же строги? Знаете, мне прямо-таки страшно рассказывать вам, что мы с леди Стейн поднимались туда вчера вечером посмотреть на закат. У моей жены разболелась голова, и она отказалась. — На секунду он приобнял Лайл за плечи. — Видишь, что ты наделала, дорогая! От нашей с Алисией репутации не останется и следа. Нужно было взять с собой дуэнью. В следующий раз я возьму миссис Купер.

Массивная дама рассмеялась так, что все ее подбородки заколыхались.

— Забавно, правда? — сказала она. — Когда мне не разрешали подниматься на мыс, мне ужасно этого хотелось. А теперь я вполне могу доставить себе это удовольствие, но не сделаю этого ни за какие богатства. Сначала мне придется пройти какой-нибудь курс для похудания. — Внезапно лицо ее помрачнело. — Но какая же ужасная вещь произошла с Сисси, правда? Ее бедная тетя страшно расстроена.

Лайл хорошо играла свою роль. Она говорила Дейлу «дорогой» и выдавливала робкую улыбку, когда он клал руку ей на плечо. А то, что она выглядела бледной и расстроенной, отнесли на счет пережитого шока из-за смерти Сисси. Лайл очень любили в деревне за мягкую, дружелюбную манеру поведения. Теперь все дружно вынесли вердикт, что У нее по-настоящему доброе сердце.

Все время, пока они медленно продвигались по деревенской улице, Дейл сам вел все разговоры. Для каждого у него находились приятная улыбка и приветственные слова. Он не забыл справиться о здоровье матери миссис Джеймс Крисп, перенесшей удар, и младшего ребенка миссис Крисп, которого в воскресенье окрестили. Дейл знал все о старшем мальчике Куперов и его прибавившемся росте и очень сочувствовал самому маленькому члену клана Коулов, который споткнулся, запутавшись в собственных ногах, и ободрал пухлую коленку. И каждому встречному Дейл, сто» рядом с улыбающейся Лайл, сообщал, что он и Алисия Стейн вчера вечером смотрели на закат с вершины Тэйн-Хэда.

— Помните, как мы устраивали там пикники, Люси? Никто не умел делать булочки с изюмом лучше вас, и вы единственная женщина из всех, кого я знаю, которая дет в сандвичи нужное количество масла.

Миссис Уильям Крисп, восемнадцать лет назад работавшая в Тэнфилде кухаркой, польщено хихикнула.

— Вы всегда были любителем сандвичей, мистер Дейл.

Спектакль был сыгран прекрасно. Дейл вполне мог гордиться собой. К тому моменту, когда ему и Алисии придется давать показания в суде, все в деревне уже будут знать, что они прогуливались по любимым местам, где когда-то устраивали пикники, и любовались закатом. Эпизод лишился всякого намека на тайну и был осмеян в присутствии Лайл. Так что теперь в нем осталась лишь одна интересная деталь: столкновение с Пеллом.

Джернингхэмы нашли мисс Коул в ее гостиной позади магазина. С ней сидела одна из дочерей ее брата Джеймса, хорошенькая, пухленькая девушка, чьи глаза покраснели от слез. Плакала она не потому, что они с Сисси особенно сильно дружили, просто она впервые в жизни столкнулась лицом к лицу с жестокостью страсти и смерти, а не на экране кинотеатра или в заголовках газет.

Мисс Коул сидела в кресле, содрогаясь от рыданий. Увидев мистера и миссис Джернингхэм, женщина поднялась им навстречу, переложила носовой платок в левую руку и, прижимая его к глазам, приветствовала гостей новы потоком всхлипываний.

— Какой это был шок! О, миссис Джернингхэм, кто бы мог подумать, мы так мило говорили с вами только вчера, а бедная Сисси была так рада пойти и повидаться с вами! Я прямо не знаю, что бы я почувствовала, если бы знала тогда, что вижу ее в последний раз. «Бесполезно мне туда идти, тетя, — сказала она. — Разговоры не заставят тебя разлюбить человека. Я бы сама хотела, чтобы так случилось. И я бы не пошла, только миссис Джернингхэм такая милая, что я пойду куда угодно, лишь бы с ней повидаться». О боже! А я сказала: «Такой хороший вечер, чтобы прогуляться. И тебе полезно подышать свежим воздухом, а то ты вечно сидишь дома. Только не возвращайся поздно, Сисси». Так я сказала, и я думала об этом Пелле, когда говорила все это. А она стояла вон там, у двери, и обернулась и сказала: «Никто не собирается поздно возвращаться». И это были последние слова, которые я от нее слышала.

Мисс Коул яростно вытерла глаза, высморкалась и схватила Дейла за рукав:

— Мистер Джернингхэм, они ведь поймают его, правда? Поймают этого Пелла?

— Хочется в это верить, — ответил Дейл. — Но знаете, мисс Коул, вам не стоит настраивать себя и думать, что он имеет к этому отношение. Она ведь могла просто упасть.

Мисс Коул крепче сжала его рукав. Перестав плакать, она заговорила, и в ее голосе прорывались сердитые нотки:

— Вы хотите сказать, что думаете, будто Сисси могла броситься с обрыва? Не нужно такого говорить, мистер Джернингхэм, потому что Сисси была порядочной девушкой, и я никому не позволю говорить, что это не так! Он заставил ее в себя влюбиться, этот Пелл, но дальше этого дело не пошло. Я не хочу сказать, что она не была несчастна, но ей не нужно было бросаться со всяких там обрывов! Этот Пелл все время ее преследовал, а когда он не получил, чего хотел, он ее столкнул. Точно такой же случай произошел, когда я еще девочкой навещала бабушку в Ледстоке: он столкнул девушку в пруд, тот мужчина, потому что она ему не уступила. То же самое Пелл сделал с бедной Сисси, и никуда от этого не денешься. Все, чего я хочу, — это узнать, что полиция схватила его. — Мисс Коул повернулась к Лайл и снова начала плакать. — Вы с мистером Джернингхэмом, конечно, так добры ко мне, и вы должны меня извинить. Мне даже не позволяют привезти ее сюда до конца расследования. Я никогда и представить себе не могла, что кто-то из нашей семьи будет замешан в каком-то расследовании. Сюда приезжал джентльмен из «Ледлингтон газетт», хотел получить ее фотографию, и я дала ему моментальный снимок нас с ней, который сделал мистер Рейф на церковном fete[5] в июне. Это была лучшая фотография Сисси, поэтому я отдала ее тому джентльмену. Мистер Рейф так здорово управляется с этим фотоаппаратом, а он ведь не больше ладони! О, миссис Джернингхэм, просто не верится во все это, когда думаешь о fete и как замечательно мы повеселились! Вы с мистером Джернингхэмом были так добры.

Лайл почти не приходилось говорить. Она держала мисс Коул за руку и изредка произносила что-нибудь успокаивающее. Лайл с грустью подумала, какое одинокое будущее ждет бедняжку теперь, когда Сисси умерла. В ее глазах тоже стояли слезы, когда она поцеловала женщину и покинула комнату.

На обратном пути Дейл с удивлением произнес:

— Ты ей доставила радость.

— Ничего я не сделала. Мне ее страшно жаль.

— Именно это ей и было нужно. Ты дала ей выговориться, пожалела ее и поцеловала на прощанье. Все совершенно правильно.

Так ли это? Лайл не была уверена. Теперь уже ничто не могло быть правильным. Все вокруг запуталось, стало сложным и невыносимым. И от этого никуда не деться.

До дома муж и жена добрались в полном молчании. Только перед дверью Дейл положил руку ей на плечо.

— Спасибо тебе, дорогая, — сказал он.

Глава 25

В этот вечер Лайл рано отправилась спать. Все время, пока невыносимо долго тянулся обед и остаток вечера, она мечтала уйти, сбежать от всех в свою комнату. Но оказавшись там за запертыми дверями, Лайл почувствовала, что ускользнула от одного поколения Джернингхэмов лишь затем, чтобы очутиться в окружении бесчисленных представителей прошлых поколений. Эта спальня никогда не казалась нынешней хозяйке по-настоящему ее собственным жилищем, но до сегодняшней ночи у Лайл не было настолько сильного ощущения, будто она — лишь случайный гость в этой комнате, где не одно столетие жили другие люди, проявляли свой вкус, устанавливали свои порядки и играли свои роли в жизни Тэнфилда.

Тяжелые портьеры закрывали окна. Затхлый воздух в комнате казался пропитанным древностью. Драпировки, ковер, старомодные обои с тисненым рисунком, массивная мебель — все источало этот запах.

Лайл быстро разделась и раздвинула портьеры. В одно мгновение комнату наполнила ночь, посеребренная лунным светом. Вместе с ней ворвалось свежее дуновение бриза. Лайл откинула одеяло, чтобы укрыться одной простыней. Потом легла, подложив ладонь под щеку, и устремила взгляд на вершины деревьев, возвышающиеся над итальянским садом, и на море, таинственно и тускло светящееся в темноте. Она чувствовала, что силам ее пришел конец Она больше не могла ни о чем думать. С того момента как Лайл договорилась о встрече с мисс Мод Силвер, ее раздирали новые страхи и новые сомнения. Не исчезали и прежние. Одна страшная мысль постоянно возвращалась. Она была настолько ужасающей, что Лайл попыталась отмахнуться от нее. Но как только ей удалось избавиться от этой мысли, Лайл начала безумно бояться ее возвращения. Сознание Лайл пребывало в бесконечном напряжении, все время ожидая возвращения кошмара. Теперь это кончилось. Напряжение было так сильно, что лопнуло под собственной тяжестью. Разум Лайл бездействовал. В полнейшем хаосе только одна мысль сохранила четкие очертания: Дейл попросил ее помочь ему, и она согласилась. После этого она не могла поехать к мисс Силвер. Значит, придется завтра утром отправиться в Ледлингтон и позвонить ей. Причину необязательно объяснять. Нужно только извиниться и сказать, что она не может приехать. Дальше этого мысли Лайл не шли. Она не может ехать к мисс Силвер, потому что Дейл попросил ее о помощи и она согласилась. Она не может ехать к мисс Силвер, потому что это повредит Дейлу. Это не может ему помочь, но может повредить ему…

Лайл заснула. Ей снились странные сны: будто она летела на самолете, оглушенная ревом его мотора. Все ветра мира проносились мимо, а облака вытягивались в тонкую нить, потому что летела она с быстротой молнии. И рядом не было пилота. Лайл летела совершенно одна…

Сон кончился. Лайл на мгновение проснулась, увидела лунный свет, отвернулась от него и погрузилась в другое видение. Теперь ей представилась пустыня. Там не было никого, даже Лайл. Это было ужасное средоточие полнейшего одиночества, место, где ты теряешь все, даже самого себя. Лайл вскрикнула и проснулась, дрожа и покрывшись холодным потом.

Укрывшись, она снова заснула. В этом сне Лайл гуляла по своему любимому уголку сада. Ясный день клонился к закату. По какой-то незнакомой лестнице Лайл спустилась на морской берег. Этого пляжа она никогда не видела: прямая, твердая полоса золотистого песка и солнце, низко нависшее над водой. Все выглядело очень спокойным и умиротворенным. Начался отлив. Сон казался счастливым, но Лайл чувствовала невыносимую тяжесть на сердце. Вдруг позади она услышала шаги. Это были шаги рока, оставлявшие следы на песке времен. И ничего нельзя было изменить. Шаги эти были неумолимы, они неизбежно догоняли ее. И никакие силы не могли помочь Лайл обернуться, или пойти назад, или хотя бы остановиться и не двигаться.

Внезапно на ее пути, закрыв свет, выросла скала. Она была такой же высокой, как Тэйн-Хэд. И вдруг это и вправду оказался Тэйн-Хэд. У подножия лежало разбитое о камни тело Сисси Коул, накрытое жакетом Лайл. Шаги приблизились и оборвались, потому что путь закончился. Лайл посмотрела вниз, на жакет, потом наклонилась и убрала ткань с лица. И оказалось, что мертвое тело принадлежит не Сисси Коул, а Лайл Джернингхэм. Кто-то протянул руку и дотронулся до нее…

Лайл проснулась. Комнату заливала тьма. Где-то в доме хлопнула дверь. К Лайл постепенно вернулось чувство ориентации. Она выбралась из кровати и подошла к правому окну. Туман поднялся с моря и закрыл Луну. Невозможно было разглядеть хоть что-нибудь, кроме тяжелой портьеры сбоку. Лайл долго стояла у окна, вглядываясь в темноту.

Глава 26

Туман все еще висел в воздухе, когда на следующее утро Лайл проснулась и спустилась вниз. Дейл уже позавтракал и ушел. Алисия курила и потягивала апельсиновый сок. Приветственно помахав сигаретой и оставив в воздухе дымную закорючку, она произнесла сладчайшим голосом:

— Дейл, кажется, уже сообщил тебе, что мы должны изображать закадычных подружек. Он безумно боится даже намека на скандал, правда? Я-то ничего не имею против, но мужчины такие ханжи, а Дейл, как я уже сказала тому симпатичному полисмену, настоящий феодал. Для него и вправду имеет значение, что говорят все эти деревенские Коулы, Куперы и Криспы. А для тебя?

Лайл, наливая себе кофе, ответила не оборачиваясь:

— Я не знаю.

— И что ты хочешь этим сказать, моя дорогая?

Лайл поставила кофейник на место.

— Мне не хочется, чтобы в деревне говорили или думали о Дейле плохо. Если люди правы, это всем нам причинит боль. А если нет — глупо позволять им и дальше так думать.

Говоря это, Лайл повернулась и подошла со своей чашкой к столу.

Алисия рассмеялась.

— Как целомудренно это звучит! Так что же, когда мы обираемся устроить показательное выступление? Как насчет того, чтобы прогуляться по деревне рука об руку? Можно придумать, что мы там будем делать.

В этот момент в комнату лениво вошел Рейф, и Алисия прервала свою речь.

— Привет! Почему ты не уехал зарабатывать на жизнь?

Рейф подошел к столу и стал заглядывать под крышки на блюдах.

— Омлет — пожалуй. Бекон — не думаю. Что ты сказала, дорогая?

— Я спросила, почему ты не на работе?

Он помахал перед ней своей правой рукой.

— У меня все еще вывихнут большой палец. А если ты собираешься утверждать, что мне это только кажется, я отвечу: «Если мне кажется, будто у меня вывих, то ведь мне с таким же успехом может показаться, что из-за него я не могу рисовать». Очко в мою пользу!

Алисия выпустила аккуратное облачко дыма.

— Ты рисуешь большим пальцем?

— Попробуй-ка порисовать без него, дорогая. Гейм и сет, я выиграл! Мне показалось, пахнет копченой рыбой. Лайл, что ты пьешь, кофе? Это твоя американская кровь! — Рейф положил на тарелку копченую рыбу и сел за стол. — Добрая королева Бесс съедала за завтраком толстый филей и выпивала несколько кружек пива. В наш век люди уже выродились. Ты насквозь европеизирована — клюешь как птичка. Алисия — явный декадент: есть что-то зловещее апельсиновом соке с никотином. Я поддерживаю производство копченой сельди. Что вы собираетесь делать сегодня?

Алисия затушила окурок о край его тарелки.

— Попробуй никотин с копченой рыбой — это действительно в декадентском стиле! Мы с Лайл собираемся пойти в деревню, излучая дружбу.

Лайл подняла глаза.

— Боюсь, сегодня утром я не смогу.

— Да? — Алисия уставилась на нее. — А почему?

— Мне нужно поехать в Ледлингтон.

Алисия рассмеялась:

— Дейл забрал машину.

— О, — слабо выдохнула Лайл. Ее охватила паника. А что, если Алисия предложит отвезти ее в Ледлингтон. Ей придется поехать, она ведь должна позвонить мисс Силвер. А если Алисия не предложит? Уильям Крисп дает свою машину напрокат, можно воспользоваться ею. Но тогда все в деревне будут обсуждать, почему и зачем Лайл взяла напрокат машину.

— Мне надоел Ледлингтон, — заявила Алисия. — Мы можем показаться там в другое время. Лучше начать с деревни.

— Какая ты услужливая! — сказал Рейф. — Все, кажется, забыли, что у меня есть машина. Мы с Лайл поедем в Ледлингтон, а ты можешь отправляться в деревню. В котором часу ты хочешь выехать, моя сладкая?

Алисия вспыхнула.

— Какое дурацкое обращение! Будь я Дейлом…

Рейф расхохотался.

— Ты бы как следует позавтракала. Могу поспорить, он-то отведал всего, что здесь есть. — Он повернулся к Лайл: — Так когда мы выезжаем?

Она благодарно взглянула на него:

— Можно пораньше?

— Можно.

— А ты собираешься покупать новую машину? — язвительно поинтересовалась Алисия.

— Не знаю, возможно. Без нее трудно.

— О, но в твоем распоряжении будет Рейф — всякий раз, когда вывихнет палец.

Рейф поднялся, чтобы отнести свою тарелку. Возвращаясь к столу, продекламировал:

— «Позволь мне притвориться больным, и я это сделаю, если это для того, чтобы отвезти тебя!»

Алисия внезапно расхохоталась.

— Пытаешься заставить Лайл поверить, будто ты ее любишь? Пустая трата времени!

Рейф улыбнулся.

— Она ведь доверчивое существо, могла бы и попасться. Тебе лучше ее предупредить о моих недостатках. Хотя ты и так собираешься это сделать, мне не показалось? — Его смеющийся взгляд обратился к Лайл. — Я не пророк в своей стране! Алисия всего лишь хочет сказать, что я никогда в жизни никого не любил. Я — дамский угодник, специалист по флирту, бессовестный браконьер в чужих угодьях. Я граблю курятники, но даже не хочу есть яйца, а выбрасываю их, потому что люблю все ломать. Всем известно, что у меня нет сердца. Ну вот, ты получила предупреждение. Лайл вымученно улыбнулась. В шутливом разговоре, как стремительное глубинное течение, крылся тайный смысл. Лайл не понимала его, но уже боялась. Она спросила как можно более легкомысленным тоном: — Разве это может быть правдой? Алисия снова рассмеялась. — Конечно, это правда! Он холоден как рыба. Нет, рыба — плохое сравнение. Думаю, они очень преданные создания по сравнению с ним. — Может, змей-искуситель? — В голосе Рейфа зазвучал неподдельный интерес к теме разговора. — Это мне нравится. «Он одел свою душу в змеиную кожу, завернулся в нее и спрятался в ней». Абсолютно оригинальный экспромт Рейфа Джернингхэма! А на самом деле, моя сладкая, Алисия хочет сказать: «Не вздумай доверять этому человеку, ему только дай палец, и он откусит всю руку! И ни в коем случае не позволяй ему везти тебя в Ледлингтон, потому что это не совпадает с моими собственными планами на это утро».

— Я пойду переоденусь, — сказала Лайл. Когда Рейф и Лайл добрались до Ледлингтонской дороги, туман уже начал таять. Сквозь дымку пробились лучи солнца, обещая жаркий день. Внезапно Лайл спросила:

— Почему Алисия говорит такие вещи? Рейф бросил на нее быстрый взгляд.

— Разве ты не знаешь?

— Нет. Она выглядела рассерженной.

— О да, она была рассержена!

— Почему? Он пожал плечами. — А почему люди сердятся? Лайл не стала больше расспрашивать. Неизвестно, куда может занести это глубинное течение, если задавать дальнейшие вопросы. Откинувшись на спинку, Лайл просидела молча до самого Ледлингтона. В какой-то момент тишина показалась ей даже успокоительной.

— Куда ты хочешь попасть? Молодые люди доехали до новостроек, беспорядочно разбросанных на подъезде к городу. Недостроенные дома, покрытые яркой черепицей, окружали кое-где незаконченные сады. Окна украшали занавески самых веселых расцветок. Эти строения носили романтичные названия вроде: «Родной дом», «Земля радости» или «Сбывшаяся мечта».

— Мне нужно на Хай-стрит, в «Эшли». Я надолго не задержусь.

Рейф рассмеялся.

— Когда женщина так говорит, она всегда лукавит! Буду ожидать новой встречи. Я успею за это время подстричься?

— О, конечно.

— И не один раз, я думаю. Не торопись!

В «Эшли» клиентам предоставляли все удобства. Лайл отправилась в дамскую комнату отдыха. Здесь обслуживали женщин, которые на целый день приезжали из сельской местности, чтобы утром сделать покупки, а днем навестить знакомых. Здесь вам могли вымыть волосы и сделать прическу, провести косметические процедуры. Здесь можно было отдохнуть в удобном кресле, просматривая последние журналы, и позвонить друзьям из телефонной кабинки, полностью изолированной от посторонних ушей.

Из-за телефонной кабинки Лайл и пришла в «Эшли». Плотно закрыв за собой дверь, она заказала лондонский номер. В Ледлингтоне еще не появились автоматические телефоны. Здесь довольно часто можно было услышать, что городу они не очень-то и нужны.

Лайл ожидала ответа, радуясь, что в комнате никого нет. Лишь работница, протирающая зеркало над одной из раковин, виднелась сквозь арку, ведущую в гардеробную. Больше вокруг никого не было.

Телефонистка произнесла: «Пожалуйста», раздался легкий щелчок, и в трубке послышался строгий, уверенный голос мисс Мод Силвер:

— Слушаю!

Удивительно, как лишь одно это слово заставило Лайл мгновенно вспомнить вагон поезда и коренастую фигурку в тусклой чесучовой юбке и пальто, в коричневой шляпке, украшенной букетиком резеды и анютиных глазок. Даже не нужно было спрашивать, кто говорит.

— Мисс Силвер, это Лайл Джернингхэм. Я не могу приехать к вам сегодня. Мне пришлось изменить свои планы.

В трубке раздалось сдержанное покашливание.

— Боже мой, как жаль, правда, очень жаль. Вы уверены, что не сможете приехать?

— Абсолютно уверена, — ответила Лайл. Она спешила закончить разговор и не подумала, как прозвучали ее слова на том конце провода.

Чопорный голос повторил:

— Боже мой! — И вслед за этим: — Не могли бы вы приехать завтра?

Лайл задрожала от непреодолимого желания ответить «да». Но ей нельзя соглашаться. Голос ее срывался, когда она сказала «нет» и попрощалась. Лайл поторопилась повесить трубку, прежде чем ее одолеет искушение добавить что-то еще. После этого она направилась к машине и, устроившись на сиденье, стала ожидать Рейфа. Ждать пришлось довольно долго.

Когда молодой человек наконец появился, сердце Лайл вдруг сильно, тревожно забилось. Непонятно, что навело ее на мысль, будто что-то случилось, ведь он улыбался и выглядел совершенно так же, как всегда. Но когда автомобиль оказался уже далеко от Хай-стрит, на выезде из города, Рейф произнес тоном легкой беседы:

— Пелла поймали.

Почему это сообщение заставило сердце Лайл забиться еще сильнее?

— Откуда ты знаешь?

— Я встретил Марча. Завтра начнется официальное разбирательство.

Лайл откинулась на спинку сиденья и закрыла глаза. Туман рассеялся. Влажная дорога сверкала на солнце, слепя глаза.

— Он правда это сделал? Пелл столкнул Сисси с утеса?

Рейф нажал на педаль. Новостройки по обеим сторонам дороги стремительно пролетели мимо. За ними понеслись зеленые поля. Рейф ответил, как всегда, небрежно:

— Это выяснит суд. Пелл клянется, что невиновен.

Глава 27

Мисс Силвер положила трубку и подобрала спицы. Она вязала довольно изящный синий свитер для своей племянницы Этель. Рисунок мисс Мод придумала сама: двойной накид — двойная петля — воздушная петля — двойной накид. Необходимо быть особенно внимательной именно на этой части рисунка. Но буквально через десять минут позвякивание спиц затихло, белые, полные руки опустились на синюю шерсть. Каждый раз, когда клиент отменял встречу, мисс Силвер чувствовала досаду и неудовлетворенность. Нарушенная договоренность означает колебания, отсутствие четкой цели. Колебания могут быть вызваны природной неустойчивостью характера. У некоторых людей внезапный импульс вызывает мгновенную реакцию. Впоследствии такие люди сожалеют о своем порыве и отказываются от задуманного. Другой причиной колебаний может быть страх. Девушка, говорившая с нею в поезде, совершенно явно находилась в состоянии испуга и даже — шока. Если бы они договорились о встрече тогда, мисс Силвер совсем бы не удивилась, услышав через день-другой об отказе этой встречи: придя в себя, девушка вполне могла передумать. Но ведь она позвонила через длительное время, вполне достаточное для того, чтобы успокоиться и собраться с мыслями. И позвонить ее заставила крайняя необходимость и страх. Сначала позвонила, а теперь отменила встречу. Если причиной звонка стал страх, то причина эта и теперь никуда не исчезла: голос девушки дрожал от напряжения и страха. Она боялась собственного голоса, боялась сказать слишком много. Настолько боялась, что была не в силах соблюсти элементарные правила этикета. Миссис Дейл Джернингхэм прекрасно воспитана. Если бы не страх, она бы смягчила отказ словами извинения и сожаления. Но она даже не попыталась это сделать. В ее сознании не осталось места для чего-нибудь еще, кроме страха и связанной с этим спешки.

Мисс Силвер обстоятельно обдумала все это. Затем повернулась вправо и вынула из ящика тетрадь в ярко-голубой блестящей обложке. Пристроив ее на удобном холмике из свитера, мисс Силвер открыла страницу с заголовком «Миссис Дейл Джернингхэм». Под ним было записано содержание разговора в поезде, там же лежали несколько газетных вырезок. Мисс Силвер полностью погрузилась в их изучение.

Комната, где сидела пожилая дама, была обставлена в викторианском стиле и выглядела довольно весело: яркий брюссельский ковер, плюшевые портьеры переливчатого синего цвета. Напротив пустого камина стоял экран в рамке из того же желтого орехового дерева, что и письменный стол, украшенный таким же аляповатым резным орнаментом. Оливково-зеленое полотно экрана покрывал вышитый крестиком узор из маков, васильков и пшеничных колосьев. Перед камином лежал черный шерстяной коврик. Каминная полка была заставлена фотографиями в серебряных рамках. На цветастой стене над ними висела гравюра Милле «Черный брауншвейгц» в рамке из желтого клена. Остальные стены украшали такие же гравюры: «Пузыри», «Пробуждение души» и «Монарх из Глена» Лэндсира. По обеим сторонам камина стояли смешные старомодные стулья с выгнутыми ножками, покрытыми чрезмерно пышной резьбой, мягкими сиденьями и круглыми спинками.

Мисс Силвер замечательно соответствовала обстановке: маленькая и аккуратная дама, пожилая, с пучком и завитой челкой, спрятанной под сетку. Общую гармонию нарушал только телефон, нелепо торчащий на потертой зеленой кожаной поверхности стола. Новый, сверкающий, искусно сделанный аппарат, лишенный завитушек, яркого цвета и резьбы, словно провозглашал, что почти сорок лет прошло с тех пор, как умерла королева Виктория, и наступила новая эра.

Маленькие, затерявшиеся среди фотографий часы, увенчанные деревянным эдельвейсом, пробили полчаса. Мисс Силвер положила тетрадь назад в ящик, осторожно опустила свитер Этель на левую сторону стола, потянулась к телефону и набрала код главной линии. Через несколько секунд, после щелчка, в трубке раздался низкий мужской голос:

— Полицейский участок, Ледлингтон.

Мисс Силвер откашлялась и отчетливо произнесла:

— Благодарю вас. Доброе утро. Я бы хотела поговорить с инспектором Марчем.

— Простите, кто его спрашивает?

— Мисс Мод Силвер.

К басу, очевидно, прилагались удивительно тяжелые ботинки. Мисс Силвер услышала мерный удаляющийся топот. Через некоторое время раздались не столь громкие шаги и знакомый голос сказал:

— Мисс Силвер? Как вы поживаете? Чем я могу вам помочь?

В трубке раздалось тихое покашливание старой дамы. Этот звук заставил Рэндала Марча перенестись на много лет назад, в классную комнату, где перепачканный чернилами мальчик и две куда более опрятные девочки внимали мисс Силвер, обучающей их чтению, письму и арифметике. Конечно, в те дни мисс Силвер была намного моложе, но Рэндалу казалось, что она нисколько не изменилась за прошедшие годы. Добрая, старомодно одетая, чопорная, умная — о, очень умная! — и решительная. Такой мисс Силвер была двадцать семь лет назад, такой осталась и сейчас. С тех пор они поддерживали с ней хорошие отношения — его мать, сестры и он сам, хотя между встречами случались долгие перерывы. Правда, совсем недавно им пришлось довольно тесно сотрудничать. Марча перевели в Ледлингтон из Мэтчли, а именно в Мэтчли произошла ужасная denouement[6] дела с ядовитыми гусеницами. Если бы не мисс Силвер, Марч, вполне вероятно, сейчас лежал бы в могиле на семейном участке кладбища, вместо того чтобы с благодарным вниманием слушать ее голос:

— Спасибо, Рэндал, у меня все хорошо. Надеюсь, ты освоился на новом месте. Ледлингтон — очаровательный старомодный городок, хотя и несколько подпорченный новостройками.

«Чего она хочет? — подумал Рэндал Марч. — Она же позвонила мне не затем, чтобы поговорить об архитектуре. Что она задумала?»

— Надеюсь, от твоей дорогой матушки не было плохих вестей, — продолжала мисс Силвер.

— О, только хорошие. Она совсем не стареет.

— А милые Маргарет и Изабель?

— Цветут.

— Пожалуйста, передай им от меня привет, когда будешь писать. Но тебя я надеюсь вскоре увидеть.

«О, обязательно увидите, если уж надумали!» Марч не сказал этого вслух, он лишь добродушно усмехнулся.

Мисс Силвер продолжала говорить:

— Я решила ненадолго приехать в Ледлингтон, чтобы отдохнуть.

— Отдохнуть? — требовательно переспросил Рэндал.

— Надеюсь. И хотела попросить тебя порекомендовать мне какой-нибудь тихий пансион, не слишком дорогой. Я уверена, ты знаешь, что бы мне подошло.

— Ну, не знаю…

— Я бы хотела приехать сегодня днем. Если ты будешь так любезен и наведешь справки о пансионе.

— Да, конечно.

— Я могу позвонить в участок, а на случай, если тебя там не окажется, ты можешь оставить записку.

Инспектор Марч пообещал сделать все, о чем она попросила, и повесил трубку. Ему очень хотелось узнать, чем же так заинтересовалась мисс Силвер. Это не могло быть дело Коул — или могло? Рэндал ощутил внутреннее волнение. Если мисс Силвер собирается приехать в Ледлингтон, значит, она учуяла след. А все эти разговоры об «отдыхе», «дорогой матушке», «милых Маргарет и Изабель» и приятном пансионе — для отвода глаз. Она только совсем недавно отдыхала в доме своей племянницы Этель. Рэндал не просто знал об этом — он знал, что мисс Силвер в курсе того, что ему это известно. И ей не удастся запудрить ему мозги. Он ведь хорошо знает милую мисс Силвер!

Инспектор отправился добывать сведения о пансионах.

Глава 28

Судебное разбирательство началось на следующий день в деревенском клубе. Местные жители явились в полном составе: мисс Коул, одетая в траур, сидела между своим братом Джеймсом и его полной чувствительной женой. Компания из Тэнфилд-Корта. Уильям, преисполненный чувства собственной важности из-за того, что он был последним, кто видел Сисси живой. За исключением, конечно, Пелла, которого теперь все дружно называли «убийцей». В том же зале присутствовал и инспектор Марч, очень прямой и подтянутый, а также коронер и старый доктор Уильям Крик. Когда-то он помогал Сисси появиться на свет и знал о большинстве присутствующих практически все. Рядом с невозмутимым молодым констеблем сидел сам подозреваемый. Волосы его были страшно взлохмачены, лицо покрыла землистая бледность, упрямый, выдающийся вперед подбородок зарос щетиной. Пелл, казалось, не обращал на окружающих никакого внимания и все время зевал, показывая желтые зубы. Мисс Силвер, устроившаяся в третьем ряду, уже не в первый раз за годы своей деятельности размышляла о том, что девушки иногда влюбляются в таких странных мужчин. Рядом с ней какая-то женщина возмущенно прошептала: «Посмотрите, как он сидит там и зевает! Ему наплевать на то, что он сделал с несчастной девушкой! Но ему не удастся выкрутиться. У него лицо настоящего убийцы». Кто-то шикнул на нее. Мисс Силвер смотрела на левую руку Пелла, сжимающую край скамьи с такой отчаянной силой, что костяшки, казалось, вот-вот прорвут кожу. Эта напряженная рука была немым свидетельством того, какие мучения на самом деле терзают этого человека.

Потом взгляд ее обратился к компании из Тэнфилла Мисс Силвер подвинулась к своей соседке и, предварив свой вопрос деликатным покашливанием, поинтересовалась, который из двух джентльменов — мистер Дейл Джернингхэм. Выслушав ответный шепот, она подвела итоги проведенного осмотра: определенно очень красивый мужчина. Он и миссис Джернингхэм составляют удивительно приятную пару. Хотя «приятная» — явно неточное слово для описания такой хрупкой и нежной женщины, как она Нет, слово «прелестная» подходит больше. А леди Стейн — какое определение будет самым точным? Очень, очень хорошенькая. Просто и к лицу одета в белое льняное платье и черно-белые туфельки. На шляпке — черная лента. Ничего не может быть лучше белого в такой жаркий день, а эти черные штрихи очень понравятся деревенским жителям. Миссис Джернингхэм тоже одета в белое, но без всякого добавления черного. Конечно, леди Стейн, не так давно овдовевшая, должна носить что-нибудь черное. А миссис Джернингхэм может выбирать между белым и каким-нибудь, другим цветом. Но другой цвет совсем не подходит для этого случая, о нет, совершенно не подходит!

Леди Стейн и миссис Джернингхэм сидят рядом. Очень милый контраст — одна такая темненькая, другая — блондинка. Но у леди Стейн очень живой цвет лица, а миссис Джернингхэм страшно бледна. Это, конечно, вполне объяснимо — бедняжка, такое ужасное происшествие. Мистер Джернингхэм сидит по другую сторону от жены. Совершенно правильно. И вполне естественно, что он озабочен ее видом. Он наклонился к ней, взял ее за руку и что-то шепчет. Очевидно, она уверяет его, что все в порядке, но он продолжает проявлять нежную озабоченность и тревогу. Молодой человек рядом с ним — конечно, его кузен, мистер Рейф Джернингхэм. Да, в самом деле удивительно красивая семья. Рейф очень грациозен, если такое определение можно употребить по отношению к мужчине. Не так высок и широк в плечах, как его кузен Дейл, но очень пропорционально сложен. Подвижное, выразительное лицо и такие красивые белые зубы. При более благоприятных обстоятельствах он, очевидно, может быть живым, занимательным спутником, решила мисс Силвер. В данный момент он держался крайне благопристойно, сдерживая эмоции.

Слушание началось.

Подтверждение личности. Медицинское освидетельствование.

Служащий береговой охраны, нашедший тело в семь пятнадцать. Доктор, осматривавший труп. Смерть, очевидно, наступила между девятью вечера и полуночью. Затем мисс Коул.

Доктор Крик говорит с ней очень мягко:

— Вы говорите, что ваша племянница была несчастна.

Мисс Коул прижала к глазам чистый носовой платок.

— О да, сэр, — проговорила она, всхлипнув.

— Вы могли бы сказать, что она была в отчаянии? Я имею в виду, несчастна до такой степени, чтобы решиться на отчаянный поступок?

Мисс Коул снова всхлипнула.

— О нет, сэр.

— А она когда-нибудь говорила о том, что хочет совершить какой-то отчаянный поступок, например лишить себя жизни?

— О нет, сэр. Она ничего такого не говорила, и у нее не было причины такое делать. Она ведь была порядочной девушкой, моя Сисси.

— Да, в этом не может быть никаких сомнений. Вы не должны думать, что в этом есть что-то порочащее репутацию вашей бедной племянницы. Она была честной девушкой и очень несчастной. У нас имеются свидетельства по поводу обоих этих пунктов. Цель моих вопросов — выяснить, насколько несчастна она была и не проявляла ли она признаков полной потери душевного равновесия. Не заметили ли вы таких признаков?

— О нет, сэр.

— И вы говорите, она никогда не угрожала лишить себя жизни?

— Нет, сэр.

— И не говорила, что хотела бы умереть?

— Нет, сэр.

Следующим на свидетельское место взошел Уильям, возбужденный, потеющий от волнения, красный до кончиков своих больших ушей. Слова присяги он пробормотал совершенно невнятно, поднял глаза и, увидев среди присяжных лицо отца Эллен Флэг, решил, что допустил какой-то ужасный промах и теперь его обвинят в лжесвидетельстве. Гадая, слышит ли его Эллен, он ответил на все вопросы голосом умирающего и в конце концов с чувством благодарности удалился в конец зала. Уильям засвидетельствовал, что Сисси Коул приходила к миссис Джернингхэм примерно без двадцати девять и ушла почти в девять. Покидая дом, она выглядела «вполне веселой». Это было плохое свидетельство для Пелла.

Следующая — миссис Дейл Джернингхэм.

Мисс Силвер рассматривала ее с вниманием и интересом. Лайл произнесла присягу очень тихо, но отчетливо и начала свой рассказ с замечательной простотой. Разговор с Сисси, краткий диалог, подаренный жакет, неподдельная радость Сисси.

Все присутствующие устремили взгляд на жакет. Он лежал, завернутый в коричневую бумагу, на одном из маленьких столиков, которые обычно использовали для игры в вист, иногда устраиваемой в клубе. Публика могла видеть лишь маленький клочок ткани в том месте, где молодой констебль отвернул край бумаги. Почему же он завернут так плотно? Из-за страшных пятен? Эта мысль вертелась в голове каждого.

Мисс Силвер единственная не смотрела на жакет. Она разглядывала повернутые в одну сторону лица — заинтересованные, испуганные, объятые ужасом, втайне злорадные. Все, кроме пожилой дамы, уставились на клочок шерсти между складками коричневой бумаги, пожирая глазами широкую зеленую полосу, переходящую в кремовую, узенькие красные и желтые линии, пересекающие ее. Взгляд мисс Силвер были прикован к лицу мистера Рейфа Джернингхэма.

Как и все остальные, он смотрел на жакет, в котором разбилась Сисси, — жакет миссис Джернингхэм. Он посмотрел на жакет, потом поднял глаза на Лайл. И оба раза в его взгляде мгновенно промелькнуло что-то. Ужас? Мисс Силвер не была в этом уверена. Лицо его оставалось холодно-бесстрастным. Словно на мгновение раздвинулись занавески, и в окне вдруг промелькнуло что-то странное, чего никто не должен был видеть. Мимолетное видение какой-то тайны, лишь на мгновение промелькнувшее в просвете.

Вопрос коронера последовал сразу за словами Лайл:

— Этот жакет, мисс Джернингхэм?

Трудно было представить, что она может побледнеть еще больше. Но когда Лайл опустила глаза и мельком взглянула на жакет, щеки ее совершенно побелели:

— Да.

Ей разрешили вернуться на место.

Следующим вышел Дейл Джернингхэм, с гордой осанкой и громким голосом, очень прямолинейный в своих ответах. Он и его кузина леди Стейн ходили на Тэйн-Хэд, чтобы посмотреть на закат. Перед этим они поехали кататься в автомобиле. Он не может назвать точного времени, но это произошло примерно без двадцати десять. Небо было еще довольно светлым. На месте зашедшего за горизонт солнца осталась золотистая полоса.

Коронер:

— Летом солнце садится в девять двадцать. В это время вы еще не поднялись на мыс?

— О нет, мы еще ехали в автомобиле. Но мы увидели на небе светлую полосу, и моя кузина предложила пойти и посмотреть на нее с утеса.

— Вы встретили кого-нибудь на мысе? Дейл Джернингхэм заколебался, опустил глаза и проговорил намного тише, чем прежде:

— Я видел Пелла.

— Где?

— Он бежал вниз по тропинке, ведущей с утеса.

— Расскажите, пожалуйста, как это случилось. Дейл выглядел расстроенным и сбитым с толку.

— Но ничего не случилось, сэр. Он сбежал по тропинке, сел на мотоцикл и уехал. Не думаю, что он нас заметил. Мисс Силвер посмотрела на Пелла. Рука его все так же сжимала край скамьи, а на лице не отражалось никаких чувств. На лоб, покрытый блестящими каплями пота, свисал клок сальных, всклокоченных черных волос. Пелл не отводил глаз от неровного отверстия в половице на расстоянии примерно двух ярдов от него. Дейл Джернингхэм закончил давать показания и сел на свое место. За ним вышла леди Стейн. Она провела вечер со своим кузеном. Они видели Пелла. Леди Стейн отправилась на место. Пока Алисия давала показания, мисс Силвер следила за мистером Рейфом Джернингхэмом, не сводившим глаз с кузины. Выражение его лица по-настоящему ее заинтересовало. На лице Рейфа застыло плохо скрытое восхищение, а в глазах сверкала насмешливая искорка. Так искрится бокал шампанского или мозельского вина. Хотя менее проницательный, чем мисс Силвер, наблюдатель вряд ли смог бы прочесть хоть что-нибудь на этом лице. Деревенские жители уж слишком привыкли к мистеру Рейфу, чтобы удивляться его странностям.

Затем было названо имя Мэри Крисп. Из второго ряда появилась тоненькая, слабая девочка с коротко остриженными каштановыми волосами, в бело-розовом ситцевом платьице до колен. Она исподлобья посмотрела на коронера, когда он спросил, сколько ей лет.

— Четырнадцать, сэр.

Это звучало неправдоподобно. Мисс Силвер не дала бы ей больше десяти.

Возникла небольшая заминка, и после непродолжительного перешептывания миссис Эрнест Крисп подтвердила:

— О да, ей четырнадцать, сэр, это правда.

Мэри еще ниже опустила голову. Только когда ее мать села на место, она бросила озорной взгляд на неподвижную фигуру Пелла. Услышав обращенный к ней вопрос коронера, Мэри опять уставилась в пол. Теперь ее смуглое личико было непроницаемо.

— В среду вечером ты находилась в Берри-лейн, Мэри?

Девочка ответила едва слышным шепотом:

— Да.

— Вместе с твоим семилетним братом Джоном?

— Да.

— Ты видела, как кто-нибудь поднимался по тропинке на Тэйн-Хэд?

Мэри на секунду подняла блестящие карие глаза и тут же опустила их. Стриженая головка оживленно закивала.

— Кого ты видела?

Маленький, тонкий палец указал на Пелла:

— Его.

— С ним кто-нибудь был еще?

— Да. Сисси Коул.

— Расскажи нам, что они делали?

Шепот Мэри сменился пронзительным писклявым голоском:

— Он заехал на мотоцикле на тропинку, а сзади сидела Сисси. Они слезли и пошли вверх, на утес.

— А еще кого-нибудь ты видела?

— Мистера Джернингхэма и леди Стейн. Они поднялись по той же тропинке.

— Ты видела Пелла и Сисси снова?

Девочка отрицательно покачала головой:

— Мы пошли домой. Джонни пора было спать.

Теперь, Мэри, скажи: ты уверена, что видела именно Сисси Коул?

Уверенный кивок.

— Было достаточно светло, чтобы ты могла как следует ее разглядеть?

— Да, сэр. Не было даже двадцати минут десятого, а мама сказала нам вернуться в половине, мы и вернулись.

Из зала раздался голос миссис Эрнест Крисп:

— Это правда.

Глава 29

Мэри наконец отпустили, и она, низко опустив голову, поспешила вернуться на свое место рядом с матерью. Оказавшись там, девочка устремила долгий, настороженный взгляд на Пелла. Теперь пришла его очередь давать ответы. — Альфред Сидни Пелл! Но он не двинулся с места до тех пор, пока молодой констебль не положил руку ему на плечо. Тогда Пелл поднял взъерошенную голову и вслед за этим заставил подняться все свое напряженное, скованное оцепенением тело. В зале для свидетелей поставили стул, но Пелл не сел, а, сгорбившись, встал позади него. Руки его вцепились в спинку, как перед этим — в край скамьи. Присягу Пелл произнес низким, раскатистым голосом. Слова мешались, звучали неясно, словно были на каком-то другом языке, и он механически повторял их, совершенно не понимая значения. Коронер задал все предварительные вопросы. Ответы следовали после длинной паузы. Его имя — Альфред Сидни Пелл. Возраст — двадцать девять лет. Женат. Он встречался с Сисси Коул. Она не знала, что он женат. Узнала об этом только две недели назад. Она была порядочной девушкой, и никто не имеет право утверждать обратное. Он работал механиком у мистера Джернингхэма. Мистер Джернингхэм уволил его из-за того, что он был женат. Коронер подался вперед со свойственным ему выражением вежливого внимания:

— Вы имеете в виду буквально то, что сказали? Или он уволил вас за то, что вы выдавали себя за холостого человека, чтобы ухаживать за Сисси Коул?

Послышалось грубое бормотание, из которого можно было разобрать что-то вроде:

— Да, правда.

— Теперь, Пелл, поговорим о вечере среды. Вы с Сиси договорились о встрече? Вы ведь признались, что встретились с ней в тот вечер?

— Да, встретился. Мы договорились.

— Вы подъехали на мотоцикле и подобрали ее по дороге от Тэнфилд-Корта, правильно?

— Да.

— Но она же довольно неожиданно решила туда отправиться?

— Мы договорились встретиться там около девяти часов Она пришла туда в назначенное время. Я не знал, где она была до этого.

— Посмотрите на жакет. Она была в нем, когда вы с ней встретились?

Повисло молчание. Потом Пелл произнес:

— Она его надела.

— Сисси сказала вам, что его только что подарила ей миссис Джернингхэм?

— Да.

— Она выражала удовольствие, говоря о подарке?

Еще одна пауза, еще длиннее, чем первая.

— Я особо не обратил внимания.

— Сисси была в хорошем расположении духа?

Пелл упрямо повторил предыдущую фразу:

— Я не обратил внимания.

Мисс Силвер подумала: «Он неотесанный, но не глупый. Чувствует опасность и умело ее избегает». Она прослушала следующий вопрос коронера, но не ответ Пелла:

— Я говорю вам, мне было не до всяких там жакетов!

— Вы имеете в виду, что у вас с Сисси намечался очень серьезный разговор?

— Я не знаю.

Да, он определенно умен. Мисс Силвер посмотрела на желтоватую небритую щеку и увидела, как сильно он стискивает зубы.

— Расскажите, пожалуйста, что произошло после того, как вы подобрали Сисси?

— Мы пошли на Тэйн-Хэд, как сказала та девочка.

— Почему именно на Тэйн-Хэд?

Пелл, казалось, очнулся от оцепенения. Его речь стала четкой, голова поднялась.

Мне нужно было спокойное место, где мы могли бы переговорить.

— Вы хотели сказать Сисси что-то особенное?

Пауза.

— Так получилось, что нам нужно было поговорить. Она этого хотела.

— Расскажите, пожалуйста, что произошло между вами.

Пелл поднял руку и откинул волосы с глаз, потом снова вцепился в стул.

— Мы стали разговаривать. Я спросил, согласится ли она уехать со мной куда-нибудь, где я найду работу и никто не будет знать, что мы не женаты. А она отказалась.

— Вы поссорились?

— Не то чтобы поссорились.

— Вы слышали свидетельство мистера Джернингхэма. Он утверждает, что вы сбежали вниз по тропинке, один, примерно в двадцать минут десятого. Это правда?

— Что-то вроде того.

— Вы находились в возбужденном состоянии?

Он сглотнул.

— Я был расстроен.

— Не скажете ли, почему?

— Она отказалась, вот почему! Этого мало?

— В соответствии с показаниями Мэри Крисп и мистера Джернингхэма, вы вместе с Сисси Коул пробыли на вершине около двадцати минут, а потом сели на мотоцикл и уехали.

— Вроде того.

— И все это время вы провели, пытаясь убедить ее уехать с вами?

— Да.

— А она продолжала отказываться?

— Да.

— Что же заставило вас в конце концов оборвать разговор и оставить девушку, если между вами не произошло ссоры?

Пелл ответил сдавленным голосом:

— Она не хотела ничего слушать. Я сказал все, что мог.

Взгляд мисс Силвер переместился с его лица на семейство Джернингхэмов. Дейл Джернингхэм подался вперед, глядя на своего бывшего механика с выражением глубокого участия. Рейф Джернингхэм смотрел в окно на квадрат чистого голубого неба. Его лишенное всякого выражения лицо, казалось, заострилось. Дейл Джернингхэм перевел взгляд на собственные руки, сложенные на коленях. Стейн рассматривала присяжных. Мисс Силвер тоже посмотрела на них: фермеры, служащий береговой охраны в отставке, пара мелких торговцев, хозяин «Грин мен». Их деревенские загорелые лица ничего не выражали. По всей вероятности, мысленно каждый из них уже вынес свой вердикт. Но никто бы не мог определить, о чем эти люди думают сейчас. По их лицам было ясно: каждый из них будет держать свои мысли в секрете.

«Если они надумали отправить его на виселицу, он уже покойник». Эта мысль пришла в голову мисс Силвер, казалось бы, без каких-либо оснований, но была немедленно ею принята.

Внимание пожилой дамы вновь обратилось к Пеллу. Коронер задавал свой очередной вопрос:

— Где находилась Сисси и Коул, когда вы оставили ее?

— На вершине утеса.

Спинка стула заскрипела в его руках.

— Помните, вы приняли присягу. Вы утверждаете, что девушка была жива, когда вы оставили ее?

— Конечно жива! — Неожиданно громкий голос Пелла разнесся по всему залу.

— Вы не столкнули ее с обрыва?

— Зачем мне было это делать?

— Никто не может ответить на этот вопрос, кроме вас Так вы это сделали?

— Нет.

— Может быть, вы видели, как она сама бросилась вниз?

— Незачем ей было бросаться. Я ее ни разу и пальцем не тронул.

— Что она делала, когда вы уходили?

Голос Пелла снова стих.

— Сидела на траве. Вытащила платок и плакала, уткнувшись в него. Я разговаривал с ней сердито, и она расплакалась. Но я до нее никогда не дотрагивался!

— Насколько близко к краю она находилась?

— Ну, двадцать — двадцать пять футов от него.

— Вы полагаете, она могла упасть случайно?

— Не знаю, похоже, так и случилось. Откуда мне знать, что она делала, когда я ушел?

— Говорила ли она вам что-нибудь о самоубийстве?

— Нет.

— И вы клянетесь, что она была жива, когда вы ушли?

— Она была жива.

Пелл отправился на место, тяжело ступая скрипучими ботинками. Рухнув на скамейку, он снова крепко ухватился за ее край.

Коронер еще раз вызвал Дейла Джернингхэма.

— Всего на минуту, мистер Джернингхэм, Сколько времени вы пробыли на мысу перед тем, как увидели Пелла?

— Всего несколько минут.

— Вы слышали крик?

— Нет, сэр.

— На каком расстоянии от той части утеса, под которой нашли тело, вы находились?

— Я бы сказал, на расстоянии примерно четверти мили.

— Вы думаете, можно услышать крик на таком расстоянии?

Поколебавшись, Дейл ответил:

— Мы слышали чаек.

— Могло ли случиться так, что вы услышали крик и приняли его за крик чайки?

— Не думаю. Чайки кричат по-другому.

— Благодарю вас, мистер Джернингхэм. Леди Стейн!

Коронер задал Алисии те же вопросы и получил такие же ответы. Свидетелей больше не было. Рейфа Джернингхэма не вызвали.

Мисс Силвер поудобнее уселась на стуле и стала внимательно слушать, как коронер подытоживает все сказанное. Очень ясно, четко и просто. Медицинское освидетельствование показало, что смерть пострадавшей наступила в результате падения с одного из утесов Тэйн-Хэда. Перед судом стоит вопрос, что стало причиной этого падения — несчастный случай, самоубийство или убийство. Не прозвучало ни одного высказывания, свидетельствующего о намерении девушки покончить с собой. Но было доказано, что девушка чувствовала себя несчастной. Несчастные люди иногда уступают порыву и обрывают собственную жизнь. Поэтому нельзя исключать такую возможность. Не прозвучало также ни одного свидетельства, доказывающего несчастный случай, но вероятность этого тоже существует.

— Вы слышали показания Альфреда Пелла. Если вы считаете, что он говорит правду и действительно в момент его Ухода Сисси Коул была жива, вы, по моему мнению, должны вынести решение о смерти в результате несчастного случая, поскольку не имеется свидетельств, которые помогли бы вам выбрать между несчастным случаем и самоубийством.

Коронер очень внимательно отнесся к показаниям Пелла. Предостерег присяжных от предубеждения. Призвал их помнить о законе.

Присяжные удалились для совещания. Буквально через десять минут они вернулись, чтобы объявить вердикт: Альфред Пелл виновен в предумышленном убийстве.

Глава 30

Мисс Силвер ухитрилась оказаться в проходе рядом с миссис Джернингхэм и с помощью своего обычного деликатного покашливания постаралась привлечь к себе ее внимание.

— Как поживаете, миссис Джернингхэм?

Лайл посмотрела на пожилую даму с высоты своего роста. От проницательных глаз мисс Силвер не укрылось промелькнувшее на ее лице мгновенное узнавание, потом нечто вроде облегчения, а затем, без всякого сомнения, выражение испуга.

— Мисс Силвер!

Мисс Силвер одарила ее сияющей улыбкой.

— Как мило с вашей стороны вспомнить меня! Я провожу в Ледлингтоне небольшой отпуск. Такое облегчение вырваться из Лондона в эту жару! На улице так душно, хотя, конечно, погода замечательная и очень удачная для урожая. Может быть, вы как-нибудь заглянете ко мне на чашечку чая? Мне рекомендовали очень милый пансион — у мисс Меллисон, Снэйт-стрит. — Мне посоветовал его мой друг. Там и в самом деле очень удобно.

— Боюсь…

— О, я на вашем месте не стала бы бояться, — сказала мисс Силвер удивленно.

— Мисс Силвер…

Мисс Силвер улыбнулась и кивнула.

— Мисс Меллисон, Снэйт-стрит, четырнадцать. Телефон — Ледлингтон, сто сорок один. Очень надеюсь, что вы придете, — проговорила она и скрылась за спинами выходящих из зала.

На улице, где они сразу попали под горячие лучи солнца, Дейл спросил:

— С кем это ты разговаривала? Я ее не знаю.

Щеки Лайл порозовели.

— Я честно говоря, тоже. Мы просто встретились один раз в поезде. Она приехала в Ледлингтон в отпуск.

Дейл нахмурился.

— Странная идея — приехать в отпуск, чтобы поглазеть на этого бедолагу Пелла! Не понимаю, из чего сделаны женщины. Кто она? Как ее зовут? Похожа на гувернантку.

— Да, так и есть. Ее зовут Силвер, мисс Силвер.

Дейл ничего не ответил, а Лайл внезапно занервничала Откуда ему знать ее имя? Нет, он не мог его знать. Он ничего не сказал, потому что мисс Силвер его больше не интересовала. Что тут еще скажешь?

Алисия подошла к Лайл, мягко взяла ее под руку и пошла рядом, заговорив с ней тихим, доверительным голосом. Но в словах ее не было ничего секретного. В душе Лайл загорелся огонек гнева. Отблески его достигли ее щек. Они должны были продемонстрировать деревне сестринскую любовь, но Лайл взбунтовалась. Она пообещала помочь Дейлу, но не знала в тот момент, что это окажется такой тяжелой задачей. Больше всего ей хотелось выдернуть руку и уйти прочь. Лайл при желании могла ходить намного быстрее Алисии.

С другой стороны Дейл крепко, настойчиво сжал ее плечо. Нельзя было даже мечтать о том, чтобы поступить так, как хочется. Лайл ясно дали понять, что ей нужно делать. Она склонила голову, отвечая Алисии.

Они прошли совсем немного, когда их перехватила миссис Мэллем. Она очень торопилась их догнать, и ее бледные, одутловатые щеки даже окрасил румянец. На Эйми было очень тесное белое платье, черно-белый полосатый жакет и толстая черная повязка на густых золотистых волосах. Она проговорила, слегка задыхаясь:

— Я уж подумала, что упущу вас! Ну вы и спешите!

— Да, спешим. — Алисия не потрудилась говорить вежливо. — Миссис Мэллем совершенно не почувствовала себя оскорбленной.

— Моя дорогая, вы не можете оказаться замешанными в уголовное дело и при этом не пустить меня на порог! Я в жизни так сильно не хотела пить. Ну и духотища там! Я действительно думала, что упаду в обморок.

Дейл внезапно повернулся к ней с чарующей улыбкой:

— Мы собираемся прогуляться, но если ты на машине — это очень хорошо. Будь так любезна, поезжай к дому. Звони, пока кто-нибудь не откроет, и скажи, что для всех нужно приготовить напитки и положить в них побольше льда. Это будет очень благородно с твоей стороны.

Миссис Мэллем просияла.

— Можно мне взять кого-нибудь с собой? Твою жену например, — она, похоже, совсем без сил.

Прежде чем Дейл успел ответить, Лайл сказала:

— О, благодарю вас!

Она была спасена от этой прогулки по жаре под руку с Алисией и сторожащим их Дейлом! Сердце Лайл наполнилось настоящей благодарностью. И никто не сочтет ее поступок странным и не сможет что-нибудь сказать. Лайл с чувством облегчения откинулась на сиденье в маленькой машине Эйми Мэллем. Прохладный ветер оживил ее.

Машина ехала медленно. Эйми спросила с сочувствием в голосе:

— Вы в порядке? В зале было страшно жарко, правда?

— Да, вы правы.

— Ужасное дело. Вам, должно быть, очень неприятно — на ней был ваш жакет. Наверное, от этого такое чувство что на ее месте могли оказаться вы.

Лайл не ответила. На это нечего было ответить.

Эйми и Лайл добрались до дома и приказали приготовить напитки, после чего миссис Мэллем попросила разрешения подняться наверх. Пудрясь и подкрашивая губы вернулась к разговору о процессе.

— Вы думаете, тот человек действительно это сделал?

— Похоже, — ответила Лайл устало.

— Действительно, похоже. Но, вы знаете, мне показалось, что он очень любил девушку. Конечно, это вряд ли удержало бы его от убийства, если он ревновал ее или подумал, будто она собирается его бросить. Но я не могла отделаться от одной мысли: а что, если он подошел к ней сзади, увидел жакет, и ему показалось, что это вы. И с решил свести счеты с Дейлом, столкнув вас вниз.

Лайл спокойно и твердо перебила Эйми:

— Пожалуйста, миссис Мэллем, это нелепо! Разве вы не слышали свидетелей? Пелл пришел на утес вместе с Сисси. Он разговаривал с ней там, наверху. Совершенно ясно, что он не мог перепутать ее с кем-то другим.

Эйми Мэллем провела помадой жирную вишневую линию. От этого уголки ее рта нелепо изогнулись вниз. Тонкие губы с опущенными уголками казались теперь слишком яркими на бледном полном лице.

— Пелл, может, и не мог. Но мог кто-нибудь другой. Интересно, это и вправду так случилось?

— Прошу вас!

— Она ведь была вашего роста, правда? И примерно такой же комплекции. Тоже блондинка. Когда я увидела в газете ее фотографию, я решила приехать на слушание. Видите ли, я все время думала…

— Здесь не о чем думать.

Эйми Мэллем невесело рассмеялась.

— Вот это-то мне и хочется узнать. Я не могла не подумать о бедной Лидии — знаете, первая жена Дейла. Я была как раз за поворотом тропинки, когда она упала, и я слышала ее крик. Мне его никогда не забыть. Они сказали, что Лидия собирала цветы. Как бы то ни было, она упала и разбилась насмерть. В вашем случае упал со скалы только ваш жакет, а погибла другая женщина. Но не кажется ли вам, что во всем этом есть нечто странное? — Эйми бросила помаду назад в сумочку и отвернулась от зеркала. — Послушайте, я расскажу вам о Лидии. Место, откуда она упала, не было опасным. Она не взбиралась на скалу или что-нибудь в этом роде. Там была очень удобная широкая тропинка, петляющая по утесу, — ну, вы знаете эти горные тропки. Мы с мужем шли сзади. Все остальные скрылись из вида, и вдруг раздался этот ужасный вопль. Я побежала, завернула за угол, и первым, кого я увидела, был Дейл. Он смотрел вниз, стоя на краю утеса. А немного подальше, у следующего поворота, стоял Рейф, тоже глядя вниз. А между ними было то место, откуда упала Лидия. Там рос куст, и он был весь поломан. Алисия и Роланд Стейн стояли на холме — над тропинкой был довольно пологий склон. Роланд к тому времени забрался довольно высоко, а Алисия билась в истерике на внутренней стороне дорожки. Стейны ничего не видели, только слышали крик. Рейф сказал, что он прибежал из-за поворота. Дейл же сказал, что Лидия собирала цветы и попросила его пойти назад и посмотреть, что делаем мы с мужем. Он утверждает, что как раз подошел к повороту, когда услышал ее крик. Он не видел, как она упала, потому что с того места, где он стоял, Лидию нельзя было увидеть. Это вполне возможно, знаете ли, ведь дорожка все время вилась. Так что никто не видел, как Лидия упала. Как упала эта девушка, тоже никто не видел, ведь правда? Кроме того, кто столкнул ее, — если кто-то ее все-таки столкнул.

Лайл стояла и смотрела на Эйми, не в силах оторвать от нее взгляда. Сдавленным, неестественным голосом она произнесла:

— Зачем вы мне все это рассказываете?

— Я размышляю, — ответила миссис Мэллем. — На вашем месте я бы тоже немного подумала. И я сделала бы еще одну вещь, не откладывая и не слишком раздумывая.

— Что вы имеете в виду?

Миссис Мэллем подняла сумочку и направилась к выходу. Положив на ручку двери свою полную руку, унизанную слишком большим количеством перстней, она повернулась к Лайл:

— Я бы вернулась в Америку.

Глава 31

Мисс Силвер выпила чашку чая в гостиной «Грин мен» перед тем как пойти вверх по Крук-Хилл к автобусу до Ледлингтона. И до, и после слушания пожилая дама ухитрилась поговорить с большим количеством людей. Люди всегда расположены обсуждать несчастные случаи или убийства. По поводу теперешнего дела все дружно, с разной степенью горячности и враждебности, высказывали одно и то же мнение. Сисси Коул была порядочной девушкой Не одной из этих сорвиголов, а приличной девушкой. Нельзя винить ее за то, что она влюбилась в Пелла, — ведь думала, что он холост. Один Бог знает, что она в нашла. Но когда Сисси узнала, что он женат, а он потребовал чего-то большего, она не согласилась. И Пелл, разозлившись, столкнул ее с утеса. Мисс Силвер за это день пришлось дюжину раз повторить: «Боже мой! Как это ужасно!» или «В это трудно поверить!» Последняя фраза всегда вызывала бурный поток убедительных аргументов и дополнительных подробностей, поэтому мисс Силвер тала ее крайне полезной.

Она прибегла к ней и сейчас, говоря с миссис Моттл, хозяйкой «Грин мен», когда та вошла в гостиную с коричневым чайником, украшенным ярко-голубым ободком, и блюдом пирожных. Молочник и сахарница уже стояли на столе из узорчатого орехового дерева, на единственной массивной ножке. Столешницу, видимо тщательно оберегаемую, в большом количестве покрывали вязаные салфетки из оливково-зеленых и бледно-розовых ниток. На салфетках покоился старый металлический поднос, украшенный золотыми завитками и узором из нарисованных синей и красной краской цветов. Посередине стола возвышался папоротник в розовом цветочном горшке.

Миссис Моттл поставила чайник на поднос рядом с молочником и сахарницей, а пирожные — на отдельную салфетку и опечаленно вздохнула. Хозяйка «Грин мен» была энергичной маленькой полной женщиной с шапкой кудрявых черных волос, лишь слегка тронутых сединой. Щеки ее были крепкими и красными, как вустерские груши.

— О, совершенно верно! — продолжила миссис Моттл начатый разговор. — И я не из тех, кто плохо думает о мужчинах, потому что мне все время приходится с ними общаться. В них столько же хорошего, как и в большинстве из нас. Но я всегда говорила: какой-нибудь из них обязательно что-нибудь да натворит, тут уж ничего не попишешь.

Мисс Силвер скромно откашлялась.

— Боже мой, вы совершенно правы. У вас, конечно, есть прекрасные возможности, чтобы наблюдать за ними. Человеческая натура, должно быть, для вас — раскрытая книга.

— Совершенно верно! Мужчины за кружкой пива говорят очень свободно и легко. Я, конечно, сразу останавливаю тех, кто слишком распускает язык, и мой муж тоже. В нашем заведении не услышишь никаких непристойных разговоров! Но человеческая натура — это совсем другое. Вот она, перед вами, и ее нельзя не заметить. Этот Пелл приходил сюда почти каждый вечер, и как только у него наглости хватило после того, как обнаружилось, что он женат! Но у некоторых на все хватает наглости, и он приходил сюда, такой бесстыжий и нахальный, и уже после второго стакана начинал распускаться и говорить ужасные вещи! Вы даже не поверите, что он тут говорил!

— Неужели? Как интересно! Какие же ужасные вещи?

— Да всякие! — с удовольствием проговорила миссис Моттл. — И ему еще повезло, что они не всплыли на процессе.

— Боже мой!

— Рассказывал, что он сделает со всяким, кто разозлит его. Я слышала это своими ушами: тот, кто посмеет разозлить его, ничего хорошего не дождется. Это он говорил как раз после того, как мистер Джернингхэм выгнал его с Работы. А буквально через две недели миссис Джернингхэм оказалась на грани смерти из-за того, что в ее машине разлетелось на куски рулевое управление. Я не хочу сказать, что Пелл это устроил, но тут у многих есть свои мысли на этот счет. Он мог легко это сделать, если бы захотел. И буквально в предыдущий вечер он ударил стаканом по столу так, что разбил его, и заявил, что всегда умел найти управу на тех, кто пошел против него. А я прямо ему сказала: «Пока я здесь, за этой стойкой, я не допущу таких разговоров в своем заведении!» А он засмеялся и ответил: «Подождите немного и увидите, что будет!» — и вышел. И скатертью дорога!

Мисс Силвер начала наливать в чашку чай.

— Джернингхэмы — такая красивая семья, — заметила она. — Меня это просто поразило, когда я увидела их на слушании. Леди Стейн — настоящая красавица. Она ведь кузина Джернингхэмов, не так ли? А мистер и миссис Джернингхэм — такая чудесная пара! А второй кузен, мистер Рейф Джернингхэм!

О Джернингхэмах от миссис Моттл мисс Силвер услышала только хорошее. У мистера Джернингхэма очень чувствительное сердце. Немногие джентльмены поступили бы так, как он: пошел вместе со своей женой навестить бедную мисс Коул. Я слышала от нее своими ушами: он был сама доброта! И так приятно видеть его женатым на такой милой молодой леди.

— Его первая жена погибла из-за несчастного случая в Швейцарии примерно десять лет назад. Видите, сколько времени ему понадобилось, чтобы пережить это и обратить внимание на другую. Не то что некоторые другие мужчины из тех, кого я знаю. А ведь он такой симпатичный!

Мисс Силвер добавила в чай молоко и сахар.

— А вы знали первую миссис Джернингхэм?

Миссис Моттл, уже подошедшая к двери, прислонилась крепким плечом к косяку и помотала головой.

— Не то чтобы знала, ее вообще немногие знали. Она приезжала сюда в гости, еще когда была мисс Лидией Барроуз. Это было во времена старого мистера Джернингхэма. А когда они с мистером Дейлом поженились, то уехали путешествовать. Миссис Джернингхэм немного болела, и ей не стоило оставаться на зиму в Англии. Но в конце концов она могла бы с таким же успехом остаться здесь и упасть с одного из этих ужасных обрывов!

Мисс Силвер потягивала чай из чашки, украшенной узором из ярко-розовых и блестящих золотистых роз.

— Какой ужасный случай! — вставила она.

— Она собирала цветы или что-то в этом роде, — неопределенно пояснила миссис Моттл. — А потом старый мистер Джернингхэм умер, и мистер Дейл вступил во владение собственностью. И мы, конечно, думали, что он снова женится, он ведь был так молод и все такое, но нет — казалось, его заботили только дом и деревня. Мистер Дейл вставал на заре, а ложился очень поздно и все время был занят — то строительством нового коттеджа, то починкой крыши. Он унаследовал от жены много денег и, похоже, хотел потратить их все на поместье. А ухаживание за девушками оставил мистеру Рейфу. Мисс Силвер сделала еще глоток. — А, своему красивому кузену! Да, могу себе представить, каким успехом он пользовался у женщин! Румяные щеки миссис Моттл затряслись от смеха. — Они слетались к нему, как мухи на мед! А что делать молодому джентльмену? Он не может позволить себе жениться, а женщины не дают ему прохода! Вы знаете, он ведь работает на авиационном заводе. Говорят, он очень умный. А по субботам и воскресеньям они играют в теннис и в гольф, и купаются, и катаются на лодках, и устраивают пикники. В этом, конечно, нет ничего плохого. А тот, кто скажет что-то плохое о мистере Рейфе, не осмелится повторить это — при мне, во всяком случае! Молодость ведь бывает только раз, так почему бы не повеселиться, пока молод, — я всегда так говорю! — А мистер Рейф весело проводит время? Миссис Моттл снова рассмеялась своим звонким, радостным смехом.

— Если нет, то это не его вина. И не девушек!

Глава 32

Около девяти часов того же вечера инспектор Марч тет-а-тет с мисс Силвер сидел в маленькой задней гостиной, предоставленной мисс Меллисон в распоряжение постоялицы. Несмотря на свой размер, комнатка вмещала на Удивление много разнообразнейших предметов. Помимо кресла для джентльменов, обтянутого бархатом цвета старого золота, где удобно развалился инспектор, и такого же дамского кресла, в котором очень прямо сидела мисс Силвер, в комнате стояли два случайных стула с блестящими спинками и сиденьями, покрытыми тканью, имитирующей парчу. Сиденья были обиты неимоверным количеством гвоздей с медными шляпками. На столике сколоченном на скорую руку, высилась пальма в ярко-голубой кадке, вторая пальма опасно балансировала на верхушке бамбуковой подставки для цветов. Неподалеку размещались две скамеечки для ног, малиновая и голубая, похожие на те, что еще сохранились в некоторых старомодных церквах; спрятанный под стеклом макет Тадж-Махала; пара часов, одинаково неверно показывающих время; две вазы мултанской эмали; выстроенные в ряд коричневые деревянные медведи из Берна и пестрая коллекция разнообразных картин. Подняв глаза, мисс Силвер упиралась взглядом в увеличенные фотографии родителей мисс Меллисон — очень полного и веселого отца и худой, явно раздражительной матери. Инспектор же имел прекрасную возможность обозревать четыре выцветшие акварели и гравюру, изображающую открытие королевой Викторией Всемирной выставки в пятьдесят первом году прошлого века. Синие плюшевые портьеры были широко раздернуть Нижние тонкие занавески из мадрасского муслина слабо трепетали, колеблемые бризом, проникавшим сквозь раскрытое окно. Окно это одновременно служило дверью в небольшой садик, усаженный розами, флоксами, львиным зевом и настурциями.

Рэндал Марч сказал с легкой улыбкой:

— Что ж, вот мы и дома. Могу я узнать, что же вы задумали? Какие у вас планы насчет вашего — и моего — времяпрепровождения?

Мисс Силвер была полностью занята рукавом все того же синего джемпера. Теперь ей понадобились четыре спицы, и они тихонько позвякивали в полных, умелых руках пожилой дамы.

— Мой дорогой Рэндал, ты меня удивляешь! Что я могла задумать? Я когда-то была твоей гувернанткой. Теперь я решила немного отдохнуть в Ледлингтоне, и совершенно естественно, что мой старый ученик, с чьей семьей я всегда поддерживала самые теплые отношения, заглянул ко мне для дружеской беседы. Мисс Меллисон крайне внимательна и любезна. Она сразу же предложила мне воспользоваться этой милой маленькой комнатой. Я показала ей фотографию твоей дорогой матушки, а также твою вместе с Маргарет и Изабель. Мы сошлись во мнении, что ты совсем не изменился.

Рэндал рассмеялся, закинув голову.

— Прекрасно! И что же вы получили взамен, кроме возможности пользоваться этой комнатой?

— Мисс Меллисон рассказала мне все о себе. И ты не должен смеяться, потому что она — очень храбрая маленькая женщина. Ее отец был интендантом в Ледширском полку, и ее семья много времени провела в Индии. Ее мать потеряла там шестерых детей. Мисс Меллисон единственная осталась в живых. Действительно, очень печальная история. Боюсь, у нее очень немного денег, но она прекрасно управляется с этим заведением, и я надеюсь, оно принесет ей доход. Сестра бабки оставила ей в наследство мебель. Мисс Меллисон по-настоящему усердно трудится.

Спицы оживленно застучали.

— Все-таки что привело вас сюда? — спросил Рэндал. — Лучше вам рассказать мне и покончить с этим.

— Мой дорогой Рэндал, мне кажется, я имею право на отпуск.

— У вас он только что был. Вы приехали сюда только ради того, чтобы попасть на процесс, и я хочу знать почему. На первый взгляд, как сообщается в прессе, в деле нет абсолютно ничего интересного — обычная постыдная и жалкая деревенская трагедия, ничем не отличающаяся от множества ей подобных.

— На первый взгляд. — Мисс Силвер повторила эти слова тихо и многозначительно.

— Так сообщает пресса. Но мне хочется узнать, из какого еще источника вы черпали информацию. Ведь не газетные же заметки заставили вас на всех парах примчаться сюда!

— Мой дорогой Рэндал, что за выражение!

В ответ она получила мальчишескую ухмылку.

— Но вы же так и сделали. Давайте рассказывайте! Я видел, как вы подходили к миссис Джернингхэм. Что за всем этим кроется? Что вы разузнали?

Мисс Силвер вернулась к своему вязанию.

— Совсем немного.

— Но все же вам что-то известно. Что? Миссис Джернингхэм — ваша клиентка?

Спицы продолжали постукивать.

— Насчет этого я совсем не уверена.

— Звучит очень интригующе.

— В четверг днем она назначила мне встречу, а утром в пятницу позвонила и отменила ее.

— В четверг днем. После того, как нашли тело той девушки. Миссис Джернингхэм упоминала об этом?

— Она не упоминала ни о чем конкретном. Просто спросила, можно ли ей приехать и встретиться со мной. Сказала — что-то случилось. Вот ее точные слова: «Мне необходимо с кем-нибудь поговорить. Я так больше не могу. Я не знаю, что делать». Она казалась очень взволнованной.

— Это могло ничего особенного и не значить. Миссис Джернингхэм — чувствительное создание, и она близко знала девушку. Этот случай действительно мог ее сильно расстроить, особенно если принять во внимание, что Пелл когда-то работал у ее мужа. Но я не понимаю, как ей вообще пришло в голову вам позвонить. Где вы познакомились?

— В поезде, — ответила мисс Силвер, продолжая безмятежно вязать. — На пути от Этель. Я тщательно обдумала это дело и пришла к выводу, что не могу взять на себя такую ответственность и держать его в полном секрете. Возможно, здесь нет ничего подозрительного, а возможно… — Мисс Силвер замолчала.

— И что же?

— Я просто расскажу тебе, что произошло. Миссис Джернингхэм села в мой вагон, находясь в полуобморочном состоянии. Я сразу поняла, что какое-то событие повергло ее в состояние шока. Кроме того, она явно уехала откуда-то в большой спешке. Я заговорила с ней, и, услышав мое замечание насчет спешки, она откликнулась, как эхо: «Да, я очень спешила». На мой вопрос «почему?» миссис Джернингхэм все тем же странным голосом ответила «Они сказали, что он пытается меня убить». Я спросила «кто?» и услышала в ответ: «Мой муж».

Рэндал Марч, лениво слушавший рассказ мисс Силвер, вздрогнул и мгновенно вышел из своего расслабленного состояния:

— Что?

— Так она сказала. Естественно, я подумала о возможности душевного заболевания. Но у меня есть некоторый опыт в этой области, и я решила, что дело не в этом. Я постаралась вызвать миссис Джернингхэм на дальнейший разговор Мне показалось, от этого ей станет легче. Собрав по кусочкам все, что она время от времени начинала мне рассказывать, я поняла, что она подслушала разговор двух женщин. Они обсуждали ее и ее мужа. Я думаю, миссис Джернингхэм ездила к кому-то в гости на уикэнд. Стоя позади живой изгороди, она услышала этот разговор. Они говорили о смерти первой миссис Джернингхэм, которая погибла десять лет назад в Швейцарии. Она была богатой наследницей и уже вошла во владение капиталом. Те женщины сказали, что эти деньги спасли Джернингхэма от необходимости продать Тэнфилд. Будто бы тот несчастный случай оказался очень счастливым для него. А затем женщины заговорили о деньгах его новой жены — она очень богата, — и одна из собеседниц сказала: «С ней тоже произойдет несчастный случай?» Это прозвучало совершенно ужасно для бедной миссис Джернингхэм, потому что, видишь ли, незадолго до этого она едва не утонула. Она мне рассказала. Очевидно, это случилось сразу после того, как она составила завещание, в котором оставила все деньги своему мужу.

— Это она вам сказала?

— Да, она мне это сказана.

— Как это «едва не утонула»? Что произошло?

— Все они купались в море — она сама, ее муж, леди Стейн и мистер Рейф. Миссис Джернингхэм сказала, что они смеялись и брызгались, поэтому не слышали ее криков. Она не слишком хорошо плавает и не могла выбраться.

— Такое легко могло случиться.

— Так и случилось. Я не знаю, кто спас ее, но это не был ее муж, Я сказала ей: «Вы ведь не утонули. Кто же вас спас?» И она ответила: «Не Дейл».

Марч нахмурил брови.

— Вот оно что! Что ж, очень интригующая история. Это все?

— Да. Мы расстались на платформе. Я дала ей одну из своих карточек, и, как я уже сказала, миссис Джернингхэм позвонила мне днем в четверг. А в поезде мы ехали утром в прошлую субботу.

— Откуда вы узнали, кто она? Она вам сказала?

— О нет. Она вряд ли стала бы говорить со мной так свободно, если бы подозревала, что я ее узнала.

— А вы ее узнали?

— Сразу же. В том журнале, что Этель так любезно дала мне почитать в поезде, была фотография миссис Джернингхэм, и очень хорошая. К ней прилагалась одна из этих вульгарных заметок, переполненных сплетнями. Я почерпнула оттуда массу полезной информации. Мистер Дейл Джернингхэм унаследовал Тэнфилд-Корт. Он женат дважды, и оба раза — на богатых женщинах. В статье назывались их имена. Текст был написан удивительно вульгарно.

— Понятно, — протянул Марч. И добавил: — Первая жена составила завещание в его пользу и погибла, упав со скалы. Вторая жена составляет такое же завещание и едва не тонет. Конечно, здесь есть о чем подумать, но…

— Совершенно точно, — подтвердила мисс Силвер.

— Я мог бы постараться узнать побольше о происшествии во время купания.

Мисс Силвер серьезно кивнула.

— Это не единственный несчастный случай, Рэндал.

— Что вы хотите сказать?

— Миссис Моттл, хозяйка «Грин мен», где я пила чай, сообщила мне, что миссис Джернингхэм чудом спаслась от смерти, — мне кажется, она сказала, что во вторник, — когда в ее машине разлетелось на куски рулевое управление — я использую выражение миссис Моттл. Это произошло на холме, при въезде в деревню. Я выяснила, что общественное мнение приписывает это Пеллу, который мог разозлиться, решив, будто миссис Джернингхэм имеет отношение к его увольнению. Люди слышали, как Пелл угрожал расквитаться с теми, кто навредил ему. И я думаю, ему было совсем нетрудно получить доступ к машине и испортить рулевое управление. — Мисс Силвер взглянула на инспектора, натянуто улыбаясь. — Видишь, Рэндал, все очень непросто.

— Непросто! Да уж, это точно! А каким простым и незамысловатым выглядело это дело сначала! Все улики указывают на Пелла. Дело Сисси Коул легко укладывается в крайне распространенный тип преступлений, и кажется, что расследовать его так же легко, как горох лущить. Но тут появляетесь вы и сбиваете меня со следа, и я начинаю кружить на месте, как заблудившаяся собачонка. Вы ведь не возражаете против нескольких метафор, правда?

Спицы застучали быстрее.

— Думаю, этот новый след, возможно, сильно отвлечет тебя от лущения гороха, — заключила мисс Силвер.

Марч рассмеялся довольно уныло. .

— Уже отвлек. Послушайте, я сомневался, стоит ли говорить вам, но все-таки скажу. И не буду оскорблять вас напоминаниями, что все это строго между нами и должно быть сохранено в секрете.

— Звучит очень интересно.

Инспектор подался вперед и понизил голос:

— Да уж, я думаю. Я бы сказал, даже слишком. Правда ли, что вы знаете все на свете? В восемь лет мне часто так казалось. Теперь меня начинает одолевать страшное подозрение, что тогда я был прав.

— Ты преувеличиваешь, Рэндал. Он одарил ее очаровательной улыбкой.

— Не очень. Но перейдем к делу. Попал ли в сферу вашего всеведения метод Хадсона?

— Мне не нравится преувеличение, — мягко проговорила мисс Силвер. — Я совершенно не претендую на всеведение. Просто от природы у меня хорошая память, и я постаралась ее развить. Осмелюсь предположить, что ты имеешь в виду профессора Хадсона, который давал показания на Гауптманском процессе. Он изобрел способ, позволяющий при помощи газообразного йода проявлять те отпечатки пальцев, которые при обычной процедуре остаются невидимыми. Насколько я помню, присяжные не приняли во внимание его заявление. Присяжные вообще очень подозрительно относятся к доказательствам, построенным на научных изысканиях, — они их не понимают, а следовательно, не любят. Но я не понимаю, какое отношение газообразный йод может иметь к настоящему делу? Однако я припоминаю, что профессор Хадсон проделал несколько интересных опытов, связанных с выявлением отпечатков пальцев на ткани. Если я не ошибаюсь, существует некий способ, который можно применять для нахождения отпечатков на шерстяных тканях. Возможно, именно об этом ты и подумал. Марч от души расхохотался. — Я определенно был прав: вы знаете все! Мисс Силвер улыбнулась.

— Если я правильно запомнила, для этих целей используется нитрат серебра. Он превращает соль, содержащуюся в отпечатке, в хлорид серебра. Ткань вымачивают в растворе, вынимают и подвергают воздействию солнечных лучей, которые заставляют хлорид серебра окраситься в черный цвет. Насколько я помню, в этой области были достигнуты некоторые весьма интересные результаты. — Внезапно мисс Силвер подняла голову и посмотрела в глаза Рэндалу. — Правильно ли я понимаю, что ты намереваешься подвергнуть жакет несчастной девушки такому анализу? Или ты уже это сделал? — Уже сделал.

— И каковы результаты? Марч поднялся, так сильно оттолкнув кресло, что оно пришло в опасное соприкосновение с бамбуковой подставкой для цветов. Хрупкое сооружение заскрипело, а кадка пальмой угрожающе накренилась.

— Результаты просто сводят с ума! Они чертовски интересны и просто сводят с ума!

— Боже мой! — произнесла мисс Силвер.

Глава 33

— Послушайте! — воскликнул Марч. — Когда я отправился в Тэнфилд-Корт, чтобы опросить всех там живущих я все время думал об этом жакете. Тесты к тому времени уже были проведены, поэтому перед тем, как уйти, я собрал все их отпечатки. Хотя в то время подозрение не падало ни на кого, кроме Пелла, но жакет совсем еще недавно был во владении миссис Джернингхэм. Поэтому на нем, вполне возможно, могли оказаться ее отпечатки и отпечатки членов ее семьи. Чтобы идентифицировать отпечатки Пелла, нужно было определить и другие. Вот об этом-то я думал тогда — и ни о чем больше. Я собрал отпечатки и ушел. Вы должны понять, что все это было просто экспериментом. Я не ожидал — я не мог ожидать, — что наши исследования будут иметь какую-либо ценность в качестве улик. Потому что, даже если отпечатки Пелла окажутся на ткани повсюду, это не сможет послужить доказательством того, что он столкнул девушку. Если он не был ее убийцей, то все же был ее возлюбленным. Пелл мог оставить на жакете отпечатки, обнимая девушку. По правде говоря, я собирался лишь немного поразвлечься с методом Хадсона а не идти с ним в суд с такими уникальными доказательствами, где, как вы правильно заметили, присяжные отнеслись бы к ним с подозрением. Я и в самом деле ничего не ожидал, абсолютно ничего!

— И что же ты получил? — с интересом спросила мисс Силвер.

— Намного больше, чем рассчитывал. Смотрите, вот отпечатки семьи Джернингхэмов. — Инспектор достал небольшой портфель, раскрыл его и извлек оттуда стопку бумаг. — Женщины не должны нас интересовать. Отпечатки миссис Джернингхэм и Сисси находились на передней части жакета. Но нас волнует именно спина. Вот следы пальцев Дейла Джернингхэма, добытые мной в Тэнфилде, вот рука Рейфа, а вот — Пелла. Жакет я вам не могу показать, так что насчет отпечатков на нем вам придется поверить мне на слово. Пальцы Пелла — повсюду. Один след на шве между плечом и воротником, очень четкий. Возможно, он обнимал ее за шею, а может быть, схватил, чтобы толкнуть с обрыва.

— Как это все-таки ужасно! — вставила мисс Силвер.

— А прямо посередине спины, между лопатками, — рука Лейла Джернингхэма. По крайней мере, мне кажется, что это его рука. Отпечаток не очень четкий, потому что он частично совпадает с отпечатками Пелла. Но — хотя в этом нет твердой уверенности, — все три человека, видевшие отпечатки, склонны думать, что отпечаток руки Джернингхэма накладывается на отпечатки Пелла! Значит, можно предположить, что он появился позже.

— Твердой уверенности в этом нет?

Марч покачал головой.

— У нас ни в чем нет твердой уверенности. Все следы рук перепутаны, и, как вы собирались заметить, вполне естественно, что отпечатки пальцев Дейла Джернингхэма обнаружились на жакете его жены.

Мисс Силвер сказала, не поднимая головы:

— Это очень страшная мысль, но если мистер Дейл Джернингхэм перепутал девушку, одетую в жакет его жены, с миссис Джернингхэм, то его отпечаток должен был оказаться именно в этом месте.

Инспектор бросил свои бумаги на столик с пальмой, где лежал его портфель, и снова повернулся к мисс Силвер.

— Как вы думаете, на кого я буду похож, если предъявлю суду теорию, построенную на таких доказательствах? Только что изобретенный в Америке метод, о котором едва ли слышал один человек из миллиона, и неясные, сомнительные отпечатки пальцев, принадлежащие мужу, на жакете, который его жена подарила всего за час до убийства!

Мисс Силвер продолжала вязать.

— Когда миссис Джернингхэм надевала жакет в последний раз?

— Я спрашивал ее об этом — позвонил перед слушанием. Я постарался не насторожить ее этим вопросом. Не знаю, насколько мне это удалось.

— Так когда же она надевала жакет?

— Вечером в воскресенье.

— С воскресенья до среды — мог отпечаток продержаться так долго?

— Если что-нибудь не повредило его. А этого не случилось. Миссис Джернингхэм повесила жакет в шкаф, а Сисси Коул унесла его, вывернув наизнанку и повесив на руку Кроме того, нужно принять во внимание, что жаркая погода благоприятствовала тому, чтобы на ткани остался четкий отпечаток: у всех ведь были влажные руки.

— И что же ты собираешься делать?

Рэндал снова тяжело опустился в кресло.

— Не знаю. Подумайте о моем положении. Я только что приехал сюда, причем в ореоле некоторой славы, за что во многом должен благодарить именно вас. Старик Блэк здешний старший полицейский офицер, тяжело болен. Мне сказали, что он не вернется на работу, и дали понять, что я, вполне вероятно, займу его место. Я амбициозен в разумных пределах, и начало моей карьере уже положено. Но на этом она и кончится, если я выступлю с довольно беспочвенными обвинениями и предположениями против одной из наиболее влиятельных семей в округе! Ни один суд в мире не признает этот отпечаток достаточным доказательством вины Дейла Джернингхэма. И любые присяжные приговорят Пелла к повешению на основании того, что мы имеем против него: мотив, возможность, последующее поведение, подтверждающее вину, — он сразу же сбежал, угрозы, высказанные в присутствии свидетелей. Что я могу противопоставить всему этому? А если я попытаюсь это сделать, то пущу на ветер все карьерные перспективы.

Мисс Силвер опустила вязанье и положила руки, посмотрев на него. Ее серые глаза проницательно смотрели на Рэндала. Из всего сказанного им она выделила лишь одно слово.

— Семья. Ты сказал «против семьи». Ты использовал это выражение в качестве синонима к имени Дейла Джернингхэма или в более широком смысле?

Марч уставился на нее.

— Как вы до этого додумались?

— Было совсем несложно заметить, что ты чего-то договариваешь. Я правда думаю, будет лучше, если ты расскажешь мне все.

Рэндал протестующе выставил вперед ладонь.

— Опять вы все знаете наперед! О, я как раз собирался, правда собирался! Но вы совершенно не дали мне времени Я только хотел отделаться от Дейла Джернингхэма, прежде чем перейти к другим. Когда я сказал «семья», я имел в виду именно семью. Дейл и леди Стейн провели весь вечер.

Если он столкнул девушку, его спутница уж точно должна что-то знать об этом! Даже если она не видела, как Джернингхэм это сделал, у нее должно быть очень сильное подозрение. Как я понял, у Джернингхэма и леди Стейн флирт — она очень старалась заставить меня так думать. В тот момент я не мог понять, зачем ей это нужно. Потом мне пришло в голову, что она хотела внушить мне, будто бы они были настолько заняты друг другом, что не могли заметить такую мелочь, как убийство. Даже если бы оно произошло в ста ярдах от них. А кроме того, есть Рейф Джернингхэм…

— Да, симпатичный кузен. И что же?

— Я не хотел, чтобы его вызывали на слушания, потому что ему было нечего сказать суду. Свои действия в среду вечером он описывает так: он немного поговорил с миссис Джернингхэм, когда она рассталась с Сисси, а после пошел прогуляться по пляжу. Рейф признает, что направился в сторону Тэйн-Хэда, но утверждает, будто повернул назад на полпути, так как начало темнеть и идти стало тяжело. В дом он вернулся очень поздно, но не может назвать точное время. Он объясняет свое позднее возвращение тем, что сидел у стены над морем. Она находится на окраине поместья, и оттуда открывается прекрасный вид. Рейф утверждает, что любовался морем. Звучит несколько странно, не правда ли?

— Но люди действительно иногда любуются морем, — мягко возразила мисс Силвер.

— Да. Но послушайте. — Марч подался вперед. — Я обошел весь этот участок. Там есть лестница, которая ведет от стены к пляжу. Она расположена в двух милях от того места, где нашли Сисси. Если учесть состояние дороги, это расстояние можно пройти за сорок пять минут. Так мне сказал Рейф Джернингхэм, и столько же времени это заняло у меня. Но — и этого мне Рейф не сказал — на расстоянии четверти мили от лестницы есть очень неровная, ухабистая дорога, ведущая от пляжа к тому, что здесь называют тропинкой в скалах. И это уже совсем другое дело. Тропинка идет прямо по кромке скал и достигает мыса. Хотя она не короче пляжа, но это дорога с хорошей твердой поверхностью, и энергичный молодой человек мог бы пробежать по ней за половину того времени, которое заняла бы у него прогулка по пляжу. Если бы Рейф Джернингхэм сделал это, он мог бы попасть на то место, откуда упала Сисси, как раз вовремя, чтобы столкнуть ее.

— А зачем ему сталкивать ее, мой дорогой Рэндал?

— Я не знаю. В этом деле много деталей, которые выводят меня из себя, и эта — одна из них. Угрозы, мотив возможность — все против Пелла. Сначала вы сбиваете меня со следа, указывая на Дейла, но я вижу и еще один след, и он ведет к Рейфу. У нас есть ваш рассказ и жакет миссис Джернингхэм в качестве улики. Не важно, является ли это уликой для присяжных, но для меня — бесспорно. И я от этой улики отмахнуться не могу.

— Ты нашел на жакете отпечатки Рейфа?

— Два. И они, к моей великой радости, оказались самыми четкими из всех. Как вы думаете, где я их обнаружил?

— Мой дорогой Рэндал, меня бесполезно об этом спрашивать.

Инспектор коротко, сердито рассмеялся.

— Значит, на свете все-таки есть нечто, чего вы не знаете! Что ж, я вам скажу. На правой руке, чуть ниже плеча, обнаружился след всей правой ладони Рейфа Джернингхэма. Она повернута вверх, к плечу, а следы пальцев идут по всей окружности рукава. На левом рукаве — точно такой же отпечаток левой ладони. Что еще это может значить, кроме того, что он подошел к ней сзади и взял за плечи? И зачем еще это могло ему понадобиться, как не для того, чтобы столкнуть девушку с обрыва?

Мисс Силвер сидела, сложив руки поверх вязания.

— Это очень интересно. Но есть ли у тебя какое-нибудь предположение насчет того, зачем ему понадобилось сталкивать девушку с обрыва?

Яркий румянец окрасил щеки Марча.

— О, предположения у меня есть! Чего у меня нет, так это улик. Возможно, что-нибудь обнаружится, а может и нет. У него могла быть дюжина причин это сделать, но я думаю, у них с Дейлом мог быть один и тот же мотив. Представьте картину в целом. Не разделяйте Джернингхэмов. Воспринимайте их как крепкое единство, как семью. Результаты моих многочисленных расспросов показали, что все они испытывают сильную привязанность к этому имению, которое сотни лет принадлежало их семейству. Говорят, что Дейл щедро тратил деньги первой жены на всякие улучшения в поместье. Он сам следит за делами в имении и трудится очень усердно. Рейф готов удовлетвориться скромно оплачиваемой работой на местном авиационном предприятии, потому что таким образом он может не уезжать из дому. Пару месяцев назад он отказался от куда более выгодной вакансии в Австралии. Леди Стейн, пробыв десять лет замужем, возвращается сюда, едва овдовев. У ее мужа тоже есть поместье, и он завещал его жене вместе с солидным капиталом, но она возвращается сюда. Джернингхэмы держатся друг друга и Тэнфилда. А Тэнфилд готов ускользнуть из их рук. Как только я получил все эти отпечатки, я отправился домой к бывшему старшему офицеру. Он нетвердо держится на ногах, но разговаривать вполне способен. Он из Ледстока, поэтому знает все обо всех жителях района. Офицер сказал мне, что Джернингхэмы всегда так себя вели. «Неразлучны, как нитка с иголкой» — так он выразился. Тронешь одного — тронешь и всех остальных. И вот что рассказал мне старший офицер: они были на мели. Деньги первой миссис Джернингхэм, богатой наследницы, отошли Дейлу. Большая часть того, что он не успел потратить на поместье, пропала во время экономического кризиса, и осталось совсем немного. Эти люди вполне открыто обсуждали свои дела, а дочь кузины мистера Блэка работала в Тэнфилд-Корте. Продажа участка земли под авиационный завод и аэродром на время избавила их от затруднений. А полгода назад Дейл снова женился, и опять на богатой наследнице. Но ходят слухи, что деньги подходят к концу, и Джернингхэму придется продать дом. Сделку ему предлагает человек по имени Тэтхем — мыловар или что-то еще в этом духе. Вы говорите, что, по словам миссис Джернингхэм, она только что составила завещание в пользу своего мужа. Принимая во внимание, что семья Джернингхэмов — неделимое целое и они намерены вместе выстоять или вместе пасть, — разве не было у Рейфа мотива, чтобы столкнуть жену своего кузена с обрыва, если он знал об этом завещании? А разве вы хоть на минуту допускаете, что Рейф о нем не знал? Добавьте к этому, что он — наследник Дейла, а у Дейла кроме Тэнфилда есть еще одна страсть — самолеты. Мне говорили, что он настоящий энтузиаст своего дела и при этом безрассудно смел. Тэнфилду может в любой момент понадобиться новый хозяин. Не кажется ли вам, что у Рейфа Джернингхэма есть очень серьезный мотив? Люди совершали преступления и не имея столь веских оснований.

— Да, мотив есть. Но он мог бы оказать влияние лишь на крайне беспринципного человека. И должна признаться, мне кажется, ты несколько преувеличиваешь вероятность того, что мистер Рейф имел возможность совершить преступление, даже допуская наличие мотива. Ты сказал что он поговорил с миссис Джернингхэм после того, как она рассталась с Сисси Коул, а затем отправился на прогулку вдоль пляжа. В соответствии с твоей гипотезой, он добрался до тропинки в скалах и поспешил на мыс, где увидев Сисси Коул в жакете миссис Джернингхэм, в сумерках принял ее за жену своего кузена и столкнул с обрыва. Но зачем он вообще отправился на Тэйн-Хэд? И если даже он прибежал туда, как мог он подумать, будто видит на утесе миссис Джернингхэм, которую совсем недавно оставил в доме?

Марч запустил руку в шевелюру.

— Я не могу объяснить вам, зачем он побежал туда потому что не знаю этого. Может быть, просто потому, что он такой неугомонный. Может, он, как леди Стейн, хотел полюбоваться закатом и заспешил, потому что начало темнеть. Но миссис Джернингхэм, которую он оставил дома, вполне могла добраться до Тэйн-Хэда раньше его. Ее собственная машина вышла из строя, но ведь осталась машина ее мужа, а также самого Рейфа. Возможно, ей тоже захотелось посмотреть на закат. Но ведь Рейф не стал бы все это обдумывать. Он увидел знакомую фигуру спиной к нему, на фоне заходящего солнца. Сисси Коул была высокой, довольно стройной девушкой со светлыми волосами. Любой мог ошибиться, увидев ее со спины в жакете миссис Джернингхэм. Думаю, так и случилось с Рейфом Джернингхэмом. Думаю, он подошел к ней сзади, схватил за плечи и сбросил с обрыва, а потом ушел, никем не замеченный. Как и пришел. К тому же некому было видеть его, кроме его кузенов, Дейла и леди Стейн. Если видели его, думаете, они рассказали бы об этом? Или эта бедная девушка закричала и они услышат ее крик? Нет. Именно так и произошло. Но если свидетель не упадет с неба, то у нас нет ни одной, даже самой завалящей прямой улики. Ничего, кроме этих отпечатков на рукавах жакета.

Мисс Силвер пристально посмотрела на Рэндала.

— Ты спрашивал миссис Джернингхэм, кто помогал ей надеть жакет в последний раз?

— Да, спрашивал, — ответил Марч сердито. — Это Рейф. Но я готов поклясться, что эти отпечатки были оставлены не тогда. Они находятся не в том месте, и они слишком свежие. Когда человек помогает женщине т, жакет, он не обхватывает руками ее плечи. Кроме того, следы слишком ясные. Они не могли быть оставлены в воскресенье. Эти отпечатки — самые четкие из всех.

— Это и вправду очень интересное дело, — заметила мисс Силвер.

Глава 34

На следующий день мисс Силвер шла по Хай-стрит, когда внезапно увидела, как миссис Джернингхэм вылезла из автомобиля рядом с «Эшли» и вошла туда через большую вращающуюся дверь. За рулем сидел Рейф Джернингхэм. Машина сразу же тронулась с места и через минуту исчезла в потоке уличного движения. Мисс Силвер проводила ее взглядом. Ей показалось, что она свернула на Маркет-сквер, но мисс Силвер не была в этом полностью уверена. И пожилая дама поспешила за высокой, стройной фигурой и вместе с молодой женщиной вошла в отдел женской одежды.

— Доброе утро, миссис Джернингхэм. Лайл, стоявшая у прилавка, испуганно повернулась. — Мисс Силвер!

— Мы с вами все время встречаемся, не правда ли? — любезно произнесла мисс Силвер. Лайл надтреснутым голосом ответила «да». Они все время встречаются, но это ничего не значит Если это что-то и может значить, то только то… Лайл проговорила, стремясь побыстрее избавиться от собственных мыслей:

— Я хочу купить купальный костюм. Мой порвался. — Ее голос задрожал и стих. Мисс Силвер деликатно кашлянула.

— Ах да, это, очевидно, случилось, когда вы чуть не утонули, не так ли? Я помню, вы мне рассказывали. Но вы так и не сказали мне, как это произошло и кто вас спас. Вы ведь купались вместе с мужем и вашими кузенами, правильно? Пожилая продавщица принесла груду трикотажных купальных костюмов и положила их на прилавок.

— Вас не затруднит посмотреть все это самой, миссис Джернингхэм? Мы сегодня очень заняты. — Продавщица Ушла. Теперь никто не мог услышать их разговор. Лайл подняла кремовую тунику из джерси и сказала:

— О, пожалуй, я все слишком преувеличила. Вряд ли мне грозила настоящая опасность.

— Должно быть, очень страшно оказаться в глубоком месте. Насколько я помню, вы упомянули, что не слишком хорошо плаваете.

Лайл попыталась улыбнуться.

— О, совсем не умею. А все остальные плавают очень хорошо. Я заплыла дальше, чем хотела, и не могла выбраться, а они смеялись, и брызгались, и затаскивали друга под воду, поэтому не слышали меня. — Лайл посмотрела на мисс Силвер расширившимися, потемневшими глазами. — Очень страшно, когда ты кричишь, а тебя никто не слышит.

— Но ведь кто-то вас все же услышал, — живо проговорила мисс Силвер.

Золотисто-коричневые ресницы Лайл опустились, спрятав глаза. На секунду щеки ее вспыхнули ярким румянцем. Она ответила тихим, смущенным голосом:

— Я не знаю… Не помню… Мне показалось, я тону, я пошла ко дну…

— Кто вас спас — мистер Джернингхэм?

— Чуть дальше купался какой-то человек. Вообще-то посторонним нельзя там купаться, ведь это земли Тэнфилда. Но он заехал на своей машине на холм и спустился по дорожке в скалах. Я даже не знаю его имени — никто даже не подумал его спросить. Он услышал мой крик и увидел, что я начала тонуть, подплыл и вытащил меня на берег. Я довольно долго не могла прийти в себя. — Лайл на секунду замолчала и продолжила, запинаясь: — Это так напугало моего мужа и остальных. Они подумали о том, что я чуть не утонула так… Так близко от них. Дейл был ужасно расстроен. А мой купальный костюм порвался на шее, там, где тот человек схватил меня, поэтому… Поэтому мне нужно купить другой. С тех пор я не купалась, но не стоит это дольше откладывать, правда? Лучший способ перестать чего-то бояться — просто заставить себя сделать это. Вы тоже так думаете?

— Иногда, — ответила мисс Силвер. — Но на вашем месте я не стала бы заплывать далеко.

— Да. Рейф тоже так сказал. Но Дейл — очень хороший пловец, и он хочет, чтобы я попробовала. Какой из них мне купить? Вам нравится кремовый? У меня есть кремовая купальная шапочка.

— Я не стала бы заплывать далеко, — серьезно повторила мисс Силвер. — Вы собираетесь навестить меня, моя дорогая?

Лайл бросила на нее быстрый взгляд, потом отвела глаза. Теперь в них таилась печаль, но не замешательство.

— Не думаю, что я смогу.

Мисс Силвер подошла ближе.

— Я хочу задать вам один вопрос. Поверите ли вы, что у меня есть серьезная причина задавать его? Или сочтете меня дерзкой?

Лайл подняла голову и быстро огляделась. У прилавка больше никого не было. Правее, в чулочном отделе, шла бойкая торговля. Никто не обращал внимания на двух женщин. Лайл ответила звонким, теплым голосом:

— Я бы никогда такого о вас не подумала.

Мисс Силвер кашлянула.

— Вы сказали мне, что составили завещание в пользу вашего мужа. Я хотела спросить вас: завещали ли вы еще кому-либо значительное наследство?

У Лайл перехватило дыхание. Этого она не ожидала. Рейф. Она повторила его имя вслух.

— Рейфу. Я оставила кое-что Рейфу.

— Он знает об этом?

— Да. Я сказала ему.

— Это значительная сумма?

— Двадцать тысяч фунтов.

Мисс Силвер наклонилась к Лайл и сказала как можно тише:

— Миссис Джернингхэм, прислушайтесь к моему совету, прошу вас. Пожалуйста, сделайте одну вещь.

— Что я должна сделать?

— Прямо сейчас, отсюда, позвоните вашему адвокату. Скажите ему, что вас не удовлетворяет старое завещание и вы хотели бы составить новое. Попросите уничтожить старое прямо сейчас, не откладывая. Я не знаю, согласится ли он выполнить распоряжения, данные по телефону. Если он знает вас достаточно хорошо и будет уверен, что слышал именно ваш голос, тогда, возможно, он подчинится, но это не так уж и важно. Скажите ему все это и повесьте трубку. Затем поезжайте домой и сообщите всем членам вашей семьи о своем решении. И о звонке. Придумайте любое объяснение, но дайте всем ясно понять, что приказали уничтожить ваше настоящее завещание. После этого как можно скорее отправляйтесь в город и удостоверьтесь, что ваши указания выполнены. Составьте временное завещание в пользу какой-нибудь благотворительной организации.

Лайл, не глядя на мисс Силвер, ощупью нашла ее руку Глаза молодой женщины были прикованы к кремовому купальнику.

— Зачем, зачем это?

— Разве вы не знаете зачем? Навестите меня, моя дорогая.

Лайл била мелкая дрожь.

— Я не могу. — Рука ее соскользнула с запястья мисс Силвер.

Мисс Силвер взглянула на Лайл.

— И прошу вас, не заплывайте на опасную глубину.

У прилавка снова показалась продавщица.

— Я уже это сделала, — глухо ответила Лайл.

Глава 35

Лайл молча сидела рядом с Рейфом в его маленькой машине. Когда они выехали их города, он искоса посмотрел на нее и сказал:

— Что это ты такая бледная и поникшая, милочка? Разве ты неудачно прошлась по магазинам? Ты не сказала, что собиралась купить.

Щеки ее на мгновение вспыхнули и снова побелели.

— Я купила купальный костюм. Мой порвался.

— Да, правда.

Лайл увидела, как его левая рука сильнее стиснула руль, так что костяшки побелели. Вероятно, Рейфу вспомнилось, как в такой же жаркий день ее безвольное, холодное тело лежало на песке, а Дейл и тот незнакомец в течение двадцати минут яростно пытались заставить обессилевшие легкие вновь работать.

Внезапно Рейф рассмеялся.

— Да, ты порядком натворила дел! Ты и вправду готова опять искупаться?

— Я не буду далеко заплывать. — Лайл почувствовала, что щеки ее вспыхнули, и быстро проговорила:

— Я заставила тебя ждать? Я не хотела. Я встретила одного человека.

— Я тоже. Всегда кто-нибудь да подвернется. Надеюсь, твой собеседник оказался приятным. А я встретил свою предпоследнюю — или предпредпоследнюю, или даже еще более давнюю… В общем, свою бывшую подружку, бесстыдно растолстевшую и с близнецами в двухместной комнате. Должен признаться, мне больше нравится, когда мои потерянные возлюбленные проявляют хоть капельку благопристойной меланхолии, когда вот так наталкиваются на меня.

Лайл не удержалась от смеха и в ответ получила печальный, укоряющий взгляд.

— Ты знаешь, она вышла замуж за толстяка, который спекулирует на акциях! Как сказал Теннисон:

В глазах Лайл заплясали искорки смеха.

— Возможно, она испугалась, что твое сердце окажется чересчур обширным. И она потеряется в толпе всех тех, кого оно вместило.

Рейф помотал головой.

— Толпы меня не интересуют. Я очень разборчив, как лучший радиоприемник. Принимаю только одну станцию зараз — никаких перекрывающих друг друга волн, никаких скачков, никаких атмосферных помех, идеальный прием. «Испытайте наш десятиламповый супергетеродинный радиоприемник, и вы будете счастливы всю оставшуюся жизнь!» Казалось бы, все должны сразу хвататься за это предложение! Но нет! Они удирают и выходят замуж за пекарей и изготовителей подсвечников и рожают близнецов.

— А сколько девушек у тебя было, Рейф?

— Я уже много лет назад сбился со счета. Это, знаешь ли, поиски идеала. Я каждый раз надеюсь, что наконец нашел его, но всегда оказывается, что я ошибся. Если девушка обладает каким-то одним важным для меня качеством, то ей всегда не хватает чего-то другого. Самое странное, что чудесный цвет лица всегда означает прекрасное кровообращение и при этом рефрижератор вместо сердца. А если Девушка божественно танцует, значит, она совершенно не способна разгладить нахмуренное чело терзаемого мукой человека. Я совершенно не против погулять с жестокосердой Ханной, но будь я проклят, если соглашусь жить ней вечно! И это не просто чертыхание, а суровая правда: боюсь, что я могу встать однажды ночью и перерезать ей глотку.

— Перестань! — воскликнула Лайл, покрываясь мурашками.

— Не волнуйся, дорогая, я не собираюсь этого делать Моя проблема в том, что я хочу слишком многого — красоты, шарма, обаяния и сразу всех нравственных добродетелей. А если такая девушка и существует, кто-то уже, скорее всего, на ней женился.

Лайл спросила, издав смешок:

— А как же твои подружки? Может быть, им тоже нужен идеал.

— У подружек все в порядке. Я идеально подхожу для флирта, но когда к отношениям прибавляется денежный вопрос, они сразу переключаются на того, кто может обеспечить им коляску подороже. В денежных вопросах женщины намного практичнее мужчин.

— Рейф, ты дурак!

— Дурак, погибающий от разбитого сердца, — ответил Рейф, в быстрой ухмылке демонстрируя свои белые зубы. — Как бы то ни было, я тебя рассмешил. Я поспорил сам с собой, что у меня это получится. Я выиграл, так что ты должна мне шесть с половиной пенсов.

— За что это?

— Думаю, за бензин. Что же ты будешь делать, когда я вылечу свой палец? Если вывих в ближайшее время не пройдет, боюсь, в мой адрес могут прозвучать весьма резкие выражения. А Дейл ведь не позволит тебе брать его машину, правда?

— Меня может возить Эванс.

— Или Дейл? — Рейф помолчал секунду и повторил: — Или Дейл?

Лайл покраснела и ответила, не глядя на него:

— Он занят, ты же знаешь. И он ненавидит ходить по магазинам.

— Значит, мне придется потянуть со своим выздоровлением. Думаю, это получится у такого вруна, как я? Но вернемся к предыдущей теме: а какую подружку встретила ты? О своей я тебе уже рассказал.

Странный порыв охватил Лайл.

— Тебе бы она очень понравилась. Она тоже цитирует Теннисона.

— Та маленькая, приземистая женщина, что говорила с тобой после слушания?

— Рейф! Откуда ты знаешь?

— Проблеск гениальности. Кто она?

Автомобиль уже свернул на Крук-лейн и медленно катил по направлению к виражу. Лайл крепко ухватилась за оконную планку.

— Боишься здесь спускаться? — быстро спросил Рейф.

— Немного.

— Тебе нужно делать это каждый день, пока страх не пройдет — это единственный разумный способ. Сейчас ты ведь в полной безопасности, милочка.

— Да? — произнесла Лайл странным, безжизненным голосом. Она не сняла руку с окна, пока они не миновали поворот, где машина Лайл разбилась о сарай Купера. Только тогда она облегченно вздохнула.

— Продолжая разговор о подружке, — сказал Рейф. — Можно мне с ней увидеться? Мы могли бы обменяться цитатами. Кто она? И почему я никогда раньше о ней не слышал?

Лайл ответила лишь на один вопрос. Повинуясь все еще владевшему ею импульсу, она сказала:

— Эта женщина — детектив. По крайней мере, у нее на карточке написано: «Частные расследования». Думаю, это как раз и означает «детектив», правильно?

Рейф ничего не ответил. Лайл взглянула на него. Его профиль сейчас был таким же, каким увидела его на суде мисс Силвер: резкая, заострившаяся линия щек и подбородка, неподвижные губы сжаты, лицо замкнутое и лишенное всякого выражения. Странная мысль пришла в голову Лайл: если бы она увидела портрет такого Рейфа, то вряд ли узнала бы его. Возникло ощущение, что она глядит на мертвеца.

А затем, через мгновение, прежнее выражение вернулось, и Лайл снова видела знакомое, подвижное и эмоциональное лицо Рейфа. Он рассмеялся и сказал:

— Наверное. Где ты ее откопала?

— В поезде.

— И она набросилась на тебя и закричала: «Позвольте мне вас частно расследовать!» Так?

Импульс, подталкивавший Лайл к откровенности, внезапно иссяк. Она с облегчением увидела, что машина подъезжает к двум большим каменным опорам, с которых геральдические животные со злобной усмешкой взирали на всех приезжающих в Тэнфилд-Корт. Если бы можно было подождать до того момента, когда они заедут во двор… Лайл смерила расстояние взглядом. Нет, так долго тянуть нельзя. Она должна сказать хоть что-нибудь. Если она промолчит, он подумает… Что он подумает? Какое имеет значение, что он подумает? Это имеет значение…

Все это с быстротой молнии пронеслось в ее измученном, напряженном мозгу. Лайл заставила себя рассмеяться и ответила:

— А тебе хотелось бы знать?

Автомобиль мягко проскользнул между опорами, оставив злобно ухмыляющихся животных позади. Рейф проговорил сухо:

— Да, очень. Ты мне расскажешь?

— Не знаю. — Губы ее улыбались, но внутренний голос кричал почти с отчаянием: «Он все равно узнает, он уже, знает! Если бы я могла ему рассказать. Но не могу!»

— Может, лучше рассказать? — спросил Рейф. В ответ — слабое покачивание ее головы, означающее «нет».

Когда машина остановилась перед лестницей парадного входа, Рейф уже снова смеялся.

— А если бы я спросил об этом саму старушку-детектива, думаешь, она бы мне рассказала?

— Да тут нечего рассказывать.

Лайл открыла дверцу и вылезла из машины.

Рейф крикнул ей вдогонку:

— Может, мне стоит попытать счастья?

Лайл нужно было засмеяться или ответить что-нибудь насмешливое, но она не смогла заставить себя это сделать. Она опять покачала головой и взбежала по лестнице.

Глава 36

После жаркого, яркого солнца черно-белый холл показался Лайл прохладным и темным. По пологим мраморным ступеням мимо терзаемого собаками Актеона, мимо всех остальных сюжетов отчаяния и смерти, запечатленных в белом мраморе, она прошла в свою спальню. Здесь царило уныние другого рода. Не окаменевшая трагедия, а изношенная респектабельность делала эту комнату неким подобием катакомб в викторианском вкусе. Впечатление, которое всегда производила на Лайл эта команда, сейчас многократно усилилось. Окна были распахнуты. Через среднее, двустворчатое, виднелись перила узкого балкона. Лайл бросила подушку на подоконник и тяжело опустилась на нее, прислонившись головой к косяку и сложив руки на коленях. Солнце ушло к другой стороне дома, и в окно дул прохладный морской бриз. Лайл долго сидела в этой позе. Слова мисс Силвер проплывали через пустые пространства ее разума. Сначала она бездумно следила за ними.

Потом мозг ее заработал снова. Словно какая-то ее часть на время онемела, но теперь вернулась к жизни. Лайл могла смеяться и болтать с Рейфом на обратном пути, потому что онемевшая часть не чувствовала боли. Но теперь она начала болеть. В ушах Лайл навязчиво звучали слова мисс Силвер: «Позвоните вашему адвокату. Прямо сейчас, отсюда позвоните вашему адвокату. Попросите уничтожить старое завещание. Придумайте любое объяснение. Составьте временное завещание. Все вашему мужу? А другие наследники? Другое значительное наследство? Двадцать тысяч фунтов Рейфу. Это значительное наследство? Уничтожить настоящее завещание. Сообщите всем членам вашей семьи. Сообщите всем». Лайл задумалась над этим. «Дайте всем ясно понять, что приказали уничтожить настоящее завещание». Ничто не помешает ей сделать это прямо здесь и сейчас. Нужно только дойти до кровати, поднять трубку и позвонить мистеру Робсону. Все можно сделать за четверть часа А потом пойти вниз и сказать Дейлу, Рейфу и Алисии, что ей кажется, кто-то из них пытается ее убить. Ведь причина ее поступка именно такова. «Я решила уничтожить то завещание, ради которого вы так стараетесь. Если кто-нибудь убьет меня теперь, то его, возможно, повесят, а денег он не получит и не сможет спасти Тэнфилд». Ведь смысл именно таков. Лайл закрыла глаза. Ей бы хотелось, чтобы она уже была мертва и избавлена от всего этого. Если бы она была мертва, ее уже не волновало бы, кто получит деньги. Ей и сейчас все равно. Только одна мысль не может оставить ее равнодушной: кому-то так нужны эти деньги, что он готов совершить убийство, лишь бы получить их. Лайл подумала об этом и подумала о смерти. Ей пришло в голову, что она не может последовать совету мисс Силвер. Если они пытаются убить ее, пусть пытаются. Она может защититься, но только не таким способом, Все, что должно случаться, пусть произойдет по их воле. Если ее брак должен разрушиться — а он уже разрушен, — то именно Дейл должен нанести по нему последний удар. Лайл не должна сама вмешиваться в это. Если Рейф… Ход ее мыслей нарушился. Двадцать тысяч фунтов — дружба стоит именно столько? Он сказал, что ненавидит ее. Значит, они все ее ненавидят. Алисия — точно, но она открыто проявляет свою вражду. Раны, нанесенные мне в доме моих друзей. Лайл подумала: «Так написано в Библии[7]. Но у меня в этом доме нет друзей».

В этот момент раздался стук в дверь. Прежде чем крикнуть «Войдите!» Лайл поднялась на ноги. Ее охватило странное чувство: словно ей не хотелось, чтобы ее застали врасплох. Где корни этого страха? В джунглях? А намного ли безопаснее здесь, среди ловушек викторианской респектабельности?

В дверях появилась Лиззи, младшая горничная, крепкая и жизнерадостная молодая девушка с блестящими волосами, румяными щеками и вытаращенными любопытными глазками.

— Прошу прощения, мадам, там полицейский инспектор. Уильям сказал ему, что мистера Джернингхэма нет, а он ответил, что хотел бы повидаться с вами. И Уильям провел его в кабинет, как и в прошлый раз, если вы но возражаете.

— Все в порядке, Лиззи, — ответила Лайл и повернулась к зеркалу, чтобы пригладить волосы. Она наложила на щеки немного румян и подкрасила губы. Белая льняная ткань ее утреннего платья помялась. Лайл сменила его на тонкое бледно-зеленое, из прохладного муслина и спустилась в кабинет.

Рэндал Марч, увидев ее в дверях, почувствовал, что его приход сюда — глупая затея. Эта девушка… Невозможно, чтобы ее муж или кто-то из его семьи пытался убить ее. Глаза ее затуманились от непролитых слез. В прошлый раз она была мертвенно-бледна. Теперь, когда розовый цвет окрашивал ее щеки и губы, она выглядела чудесно. Она была красива изысканной, возвышенной красотой, трогавшей и очаровывавшей Рэндала. Лайл, как и в первый раз, подала инспектору руку. Взгляд ее задержался на его лице Только по едва расширившимся зрачкам инспектор понял, что Лайл нервничает.

— Я не задержу вас надолго, миссис Джернингхэм. Я просто хотел прояснить несколько пунктов насчет вашего жакета.

— Моего жакета? — Ее кисть была холодна как лед. Лайл отдернула руку и отступила назад.

— Того жакета, что вы подарили Сисси Коул.

— Ах да. — Лайл подошла к камину и уселась на старомодный табурет.

— Жакет протестировали на предмет отпечатков пальцев Я буду вам очень благодарен, если вы согласитесь ответить на несколько вопросов насчет того, когда вы надевали его в последний раз, и имел ли тогда кто-нибудь еще возможность прикоснуться к нему.

— Я сказала вам…

— Да. Вы не возражаете, если мы вкратце обсудим это еще раз? Вы надевали жакет вечером в воскресенье. Вы уверены, что не носили его после этого?

Голос Алисии в холле воскресным вечером: «Этот ужасный жакет!»

Марч заметил, как Лайл вздрогнула, и задумался почему.

Она ответила, тихо и торопливо:

— О нет, я больше не надевала его.

— А где он находился между воскресеньем и средой?

— В шкафу в моей спальне.

— Там до него никто не мог тронуть?

— Нет.

Марч улыбнулся ей.

— Теперь вернемся к воскресенью, когда вы в последний раз надевали жакет. Насколько я помню, вы сказали, что мистер Рейф Джернингхэм принес его вам в сад. Вы помните, как именно он его нес?

— Перекинув через руку.

— Он помог вам его надеть?

— Не помню. Наверное, да.

— Кажется, вы сказали, что помог.

— Значит, помог. — Лайл поднесла руку к щеке. — Это имеет значение?

— Да, довольно большое, потому что мы хотим разобраться с отпечатками. Видите ли, если он помог вам надеть жакет вечером в воскресенье, слабые отпечатки должны были обнаружиться сверху, у воротника.

Лайл ощутила, как сильнее забился пульс в запястье, прижатом к щеке. Это испугало ее, и она снова уронила руку на колени.

— А они там есть?

Инспектор кивнул.

— Теперь, миссис Джернингхэм, постарайтесь вспомнить, дотрагивался ли он до вас после этого?

— Дотрагивался до меня? — Ее глаза широко распахнулись.

Марч любезно улыбнулся.

— Вы ведь были у стены над морем, не так ли? Может быть, он взял вас за плечи и повернул, чтобы обратить ваше внимание на что-то на другой стороне залива?

— О нет! — В ее голосе прозвучало неподдельное удивление.

— И не произошло ничего в этом роде?

— Нет.

— Что ж, с этим я закончил. Теперь: кто-нибудь другой касался вас таким образом, когда на вас был жакет? Брал за плечи, гладил по спине или что-нибудь в этом духе? Например, ваш муж?

— Нет. Мы закончили разговаривать, и я вошла в дом. Дейла не видела. Я сразу направилась в свою комнату и убрала жакет. Алисия, леди Стейн, была в холле, но она до меня не дотрагивалась.

— Где находился жакет перед тем, как ваш кузен принес его вам?

— Думаю, он взял его с одного из кресел на лужайке. У моря сразу становится холодно, когда садится солнце.

— Со стороны вашего кузена это было очень предусмотрительно.

— Да, — проговорила Лайл. Ей внезапно пришло в голову, как часто Рейф делал такие вещи. Она ощутила волну теплого чувства и немного приободрилась. И в этот момент Рейф собственной персоной небрежной походкой вошел через стеклянную дверь.

— Как поживаете, Марч? — сказал он. — Еще один допрос с применением пыток? Скажите, если я на очереди.

— Пыток не будет. Но я как раз закончил с миссис Джернингхэм и собирался спросить, не могу ли повидаться с вами. Вы пришли в самый удачный момент.

— Может, я подслушивал, готовясь к своему выходу?

Лайл поднялась и направилась к выходу. Минуя Рейфа, который открыл для нее дверь, она поймала его странную кривую усмешку. Это встревожило ее — эти горько искривившиеся губы. Вновь обретенное чувство спокойствия исчезло. В ушах Лайл снова раздался голос мисс Силвер: «Скажите им, что изменили завещание. Скажите им всем». Дверь за ней захлопнулась.

Рейф подошел к письменному столу и прислонился к его углу. На нем была рубашка с короткими рукавами и открытым воротом и старые брюки из серой фланели. Похоже, он чувствовал себя вполне непринужденно.

— Ну? — сказал он. — Что теперь? Я думал, мы закончили.

— Еще нет, — ответил Рэндал Марч.

— Когда мы все-таки закончим, я собираюсь поинтересоваться вашим свободным временем, чтобы пригласить вас на партию в теннис.

— Благодарю вас, с удовольствием — когда мы закончим. Боюсь, как раз сегодня я особенно занят служебными обязанностями.

— Ваш служебный долг не позволяет вам даже этого? — Рейф протянул ему потертый портсигар.

— Боюсь, что так.

— О, хорошо. Надеюсь, вы не возражаете, если я закурю?

— Совершенно не возражаю. Я только что расспрашивал миссис Джернингхэм о жакете, который она подарила Сисси Коул. Мы проверили его на предмет отпечатков пальцев и, естественно, хотим узнать, кто держал жакет перед тем, как он сменил хозяйку.

Рейф чиркнул спичкой, зажег сигарету и бросил спичку на подставку для ручек.

— Отпечатки? — удивился Рейф. — На этой шерстяной ткани?

Марч наблюдал за ним.

— Да. Это новый метод. Некоторые отпечатки удивительно четкие.

Рейф рассмеялся.

— И мои среди них? Думаю, Лайл сообщила вам, что я принес ей жакет и помог надеть его в тот последний раз, когда она его надевала? По крайней мере, мне кажется, что это был последний раз.

— Да, она сказала именно так.

Рейф выпустил густое облако дыма. Сквозь дымную завесу можно было разглядеть насмешливые искорки, пляшущие в его глазах.

— Как это вас, должно быть, разочаровало!

— Возможно, — ответил Марч. И добавил: — А может быть, и нет. — Инспектор подвинул стул вперед, решительно посмотрел в глаза Рейфу и отчеканил: — Когда вы брали этот жакет за плечи и верхнюю часть рукавов, на ком он в тот момент был надет?

Рейф поднес сигарету к губам. Для того чтобы скрыть их Дрожание? Но рука его нисколько не дрожала. Марч подумал: «Окажись я в затруднении, я больше бы доверял своим губам, чем рукам».

Рука опустилась. Губы улыбались.

— Лайл ведь сказала вам, что я надел на нее жакет.

Марч покачал головой.

— Эти отпечатки были оставлены не тогда. Я покажу вам, в каком положении были ваши руки.

Поднявшись, Рэндал обошел стол, встал позади Рейфа и взял его за плечи. Ладони его лежали на плечах, пальцы обхватывали и сжимали их почти у горла.

— Вот так, — сказал инспектор, отпустил Рейфа и вернулся на место.

Рейф все еще улыбался.

— У вас есть какое-то объяснение?

Молодой человек покачал головой.

— Не могу ничего придумать, по крайней мере ничего нового. Я и вправду помог Лайл надеть жакет, но, полагаю, такое объяснение слишком просто для современного полицейского — приверженца науки.

— Следы совсем свежие, — спокойно пояснил Марч. — Самые свежие из множества других. Те, которые вы оставили в воскресенье, — совсем другое дело. А эти появились намного позже и, без всякого сомнения, принадлежат вам.

Рейф выпрямился. Улыбка все еще не сходила с его лица.

— Что ж, вам, знаете ли, придется это доказать. Я не возражаю, попробуйте, если вас это развлечет. Но, по правде говоря, все это прозвучит не слишком убедительно, скажем, в суде, действующем по нормам общего права, или перед лицом коронера. Возможно, именно по этой причине никто не задал мне всех этих интересных вопросов на слушании. Я там был, знаете ли.

— Вы не хотите дать никакого ответа на мой вопрос?

Рейф пожал плечами.

— Вы же не принимаете самого очевидного объяснения. Боюсь, другого у меня нет.

Глава 37

Инспектор Марч поднялся.

— Если оно у вас появится, вероятно, вы дадите мне знать. Но пока, может быть, вас не затруднит пройтись со мной по пляжу и показать мне, до какого места вы добрались в среду вечером?

— О, конечно! — Голос Рейфа звучал до крайности беззаботно. Молодой человек повел инспектора через французское окно в итальянский сад, непринужденно болтая по пути, будто с обычным гостем.

— Интересно, вы тоже ненавидите такие сады? Некоторые люди терпеть не могут, Лайл, например. Слишком похоже на карту — все эти геометрические клумбы. И ей не нравятся статуи и кипарисы. Как правило, они выглядят несколько похоронно в нашем климате. Их должно оттенять итальянское небо.

— Сегодня оно есть, — сказал Марч.

— Да, но его нельзя включить, когда захочется. Здесь пытались создать копию знаменитого сада в Капуе. А статуи добавил предок, который имел столько денег, что не знал, куда их потратить. Он развил в себе замечательный талант транжирить деньги без толку, поэтому мы не слишком-то чтим его память.

Из итальянского сада по обсаженной деревьями аллее, а затем по длинной травянистой дороге они добрались до стены над морем. Перед ними простирались прозрачные воды залива, освещенные утренним солнцем. Напротив высился Тэйн-Хэд, чьи очертания немного смягчала туманная дымка. Слева высовывались из ущелья и тянулись вдаль утесы, а от них к морю сбегала гряда Шепстоунских скал, прорезавших морскую гладь смертоносными зазубренными остриями. Прилив дошел до высшей точки, и поверхность воды была идеально ровной, словно голубой шелк. Лишь черная гряда скал нарушала ее зеркальную гладкость.

Марч повернулся спиной к Тэйн-Хэду и посмотрел в сторону утесов.

— Неприятная часть берега. Здесь, должно быть, опасно?

— Очень. После Шепстоунской гряды уже нет ни одного настоящего пляжа. Во времена моего деда твердо верили, что когда-то залив тянулся прямо до Шарпс-Пойнт — это следующий мыс. Тогда здесь не было никаких скал — все покрывал гладкий, надежный песок. Но местный злодей по имени Черный Ним любил во время отлива скакать верхом по окрестностям, начиная от Шарпс-Пойнт, грабя, убивая и вообще создавая своим присутствием местной публике множество проблем. Так вот, однажды воскресным вечером он заявился, когда все были в церкви, и украл большое стадо овец. Он пригнал их сюда, на берег, и помчался с ними дальше, ревя во всю свою буйволиную глотку, что дуракам, прославляющим Бога в церкви, стоит сесть и подсчитать, насколько большую плату он заработал на службе у дьявола. Когда мне было восемь, в деревне еще жила почти столетняя старуха. Она часто рассказывала эту сказку. Вот что она говорила: «И тут, мастер Рейф, начался ужасный ураган и раздался такой удар грома, будто небеса раскололись пополам. Темно стало, как в рождественскую полночь. И он слышал, как блеют овцы и ревет море, но ничего не видел, даже собственную руку перед глазами. Он стал кричать самые страшные проклятия. Некоторые люди слышали его. Они рассказывали, что чей-то голос ответил ему словами из Библии: „Плата за грех — смерть“. А другие говорили, что не было никакого голоса, а только вспышка молнии, а за ней такой сильный грохот, будто небо рухнуло на землю. Так и случилось: из моря поднялась огромная волна, а сверху в нее упала громадная скала. И никто не знает, что случилось с Черным Нимом, кроме его хозяина, дьявола. Некоторые люди говорят, что все овцы превратились в камни, но я думаю, это все сказки. Утонули они, бедняжки. Я никогда не поверю, что эти страшные черные скалы когда-то были такими безобидными созданиями, как тихие, глупые овечки. Эти скалы — куски той огромной скалы, которая упала на землю. Но как бы то ни было, после этой истории их назвали Шепстоунскими скалами.

Марч улыбнулся.

— Хорошая история. Мне было бы приятно поговорить с этой старушкой.

— Она была бабкой моей няньки, — сказал Рейф, повернулся и пошел вдоль стены. — Мы спускаемся на пляж здесь.

Лестница находилась в самом конце стены, со стороны мыса. У ее подножия, над отметкой высшего уровня воды, стоял пляжный домик, выкрашенный белой и зеленой краской, — две комнаты и широкая веранда с креслами и разноцветными подушками. Мимо домика бежала, огибая край утеса, хорошо утоптанная дорожка.

Рейф был прав, когда сказал, что здесь нелегко ходить в сумерках. Твердая дорожка вскоре перешла в полосу мягкого песка, местами присыпанного галькой. Тут и там под ноги попадались зазубренные булыжники.

Когда они прошли примерно половину полукруглого пляжа, Рейф остановился и сказал:

— Думаю, я повернул назад примерно в этом месте.

Марч посмотрел на мыс, потом обернулся в сторону бело-зеленого домика. Затем снова устремил взгляд на Тэйн-Хэд.

— Если у вас такое же хорошее зрение, как у меня, вы могли бы ясно увидеть фигуру человека на утесе.

— При таком освещении — да.

— Насколько темно было в тот момент, когда вы свернули? Вы могли различить те подушки на полу веранды?

— Нет, — ответил Рейф и добавил с внезапной мимолетной улыбкой: — Их на ночь убирают.

— А если бы они там были, вы смогли бы их разглядеть?

— Как я могу сказать наверняка? — Его улыбка, пожатие плеч, блеск глаз — все говорило: «Я не собираюсь об этом рассказывать».

— Я хочу пройти немного дальше, — заявил инспектор.

— Как пожелаете.

— Прямо за этой грядой есть проход к тропинке в скалах, не так ли?

— Там довольно крутой подъем.

— Но вы его часто преодолеваете?

— О да.

— И в среду вы там поднимались?

Рейф покачал головой.

— Мне жаль вас разочаровывать, но я не покидал пляжа.

Марч и Рейф сошли с песчаной полосы и по каменистому склону поднялись к тропинке, бежавшей по кромке утеса, вначале ровной, но постепенно, ближе к вершине мыса, набиравшей крутизну.

Жаркое солнце, прохладный морской бриз, аромат вереска и утесника — летним утром на Тэйн-Хэде было очень хорошо.

Тропинка затерялась в траве. Марч продолжал идти вперед. По мере того как они приближались к вершине, земля под их ногами становилась все более неровной. Песчаные ложбины окружали темные чахлые заросли кустарника. Большие кусты ежевики все еще были покрыты цветами, хотя кое-где попадались и грозди ягод, по большей части твердых и зеленых. Низкие, кривые деревья от постоянного ветра изогнулись и застыли в самых разных позах.

— Здесь девушка упала, — проговорил Марч, останавливаясь.

Рейф подошел к краю утеса и посмотрел вниз. Склон не был отвесным. Если Сисси Коул столкнули, она должна была пробежать, пытаясь удержаться, несколько футов, прежде чем рухнуть головой вниз на камни. Так и случилось. Рейф сказал, глядя на инспектора через плечо:

— Она, видимо, пыталась ухватиться за этот куст. Видите, в каком месте он сломан?

Голос Марча прозвучал суховато:

— Да, мы это заметили. По моему мнению, это обстоятельство делает почти невозможной версию о самоубийстве. Если человек решит броситься с утеса, он захочет побыстрее довести это до конца, поэтому не станет выбирать такое место, где ему придется сначала бежать по склону до обрыва.

— Вероятно, вы правы, — проговорил Рейф. Он на пару шагов отступил от края. — Ну? И какова же великая цель? Для чего этот тур в моем личном сопровождении?

Марч уже отправился в обратный путь.

— Какой путь к пляжу кратчайший?

— А вы не знаете? — Рейф внезапно рассмеялся. — Я уверен, что знаете. И уверен, что даже самые подозрительные умы не могли бы использовать против меня как улику то, что я тоже это знаю. В конце концов, я здесь родился и вырос. Так что теперь мы оба знаем, что здесь есть спуск с утеса в том месте, где тропинка, по которой мы пришли, достигает мыса. Спуск довольно крутой, но его вполне можно одолеть.

Марч взглянул на него.

— Вы ходили этим путем в среду вечером?

В ответ он получил сладчайшую улыбку.

— Нельзя спуститься, если не поднимался. Боюсь, у вас не слишком хорошая память. Мне приходится еще раз повторить вам, что я не покидал пляжа вечером в среду.

Марч открыл рот, собираясь что-то сказать, но передумал. Сделав шаг вперед, он очутился на небольшом бугорке, и внезапно какой-то шорох привлек его внимание. Инспектор увидел, как что-то белое шевелится в солнечных лучах, потом разглядел трепещущий на ветру шарф. Он сбежал с возвышения, быстро обошел рощицу высокого кустарника и оказался лицом к лицу с леди Стейн. Рейф возник рядом со словами:

— Привет, Алисия!

Она встретила их прохладной улыбкой:

— Что это вы здесь делаете? Мой шарф улетел и зацепился за кусты. Рейф, сними его с этих колючек и постарайся не порвать.

— Этот ваш шарф я случайно заметил, — сказал инспектор, ожидая, пока Рейф вернется.

— Мы гуляли… Если ты не будешь стоять спокойно, дорогая, эта проклятая тряпка порвется! Совмещение удовольствия со служебным долгом — место трагедии и его официальный осмотр. На самом деле утро прошло с огромной пользой, смотри — колючки пронзили меня до костей, но я, кажется не залил кровью твой шарф.

— Не знаю, зачем я его надела, — я просто сварилась от жары. Я искала свою брошь. — Алисия повернулась к Марчу. — О, инспектор, попросите своих людей поискать ее, хорошо? Я, наверно, уронила ее, когда на днях была здесь с Дейлом. Это такая крупная вещица с изумрудами и бриллиантами, у нее крепление, как у клипсы. Я хватилась ее только сегодня утром. Я уронила ее именно здесь, потому что она была на мне в среду, а с тех пор я ее не надевала.

— Это дорогая вещь, леди Стейн?

— Думаю, да — все-таки изумруды с бриллиантами. Но я не знаю, сколько она стоила, это был подарок. Мне ужасно жалко было бы ее потерять.

— Что ж, если вы скажете мне, в каких местах вы ходили…

Алисия нетерпеливо взмахнула рукой.

— Дорогой мой, мы ходили везде! Это значит искать иголку в стоге сена. Думаю, лучше объявить о вознаграждении.

— Насколько близко к краю утеса вы подходили?

— Не ближе, чем мы стоим сейчас. Поэтому-то я и искала ее здесь. Но сейчас слишком жарко для этого. Моя машина стоит на дороге. Тебя подвезти, Рейф?

— Если инспектору я больше не нужен. Может быть, вас тоже подвезти? — Он повернулся к Марчу. — На чем вы приехали — на мотоцикле, на велосипеде, на машине?

— На машине. Если леди Стейн действительно согласится подвезти меня до Тэнфилд-Корта, я буду ей очень благодарен.

— О, конечно, — ответила Алисия. И добавила: — А вы найдете мне мою брошь, правда? Думаю, пяти фунтов хватит в качестве вознаграждения?

Глава 38

Лайл вышла в сад и села под кедром. Даже в полдень там держалась тень. Лайл опустилась в полотняное кресло-качалку и закрыла глаза. Отпечатки пальцев на ее жакете… Следы рук… Ее охватило ощущение тошноты, и не только от отвращения — к нему примешивался ужас. Все эти невидимые, незаметные отпечатки, проявляющиеся в виде обличающих черных пятен, следы ладоней, пальцев. Все захватано, запачкано, покрыто грязью. Испорчен не только ее жакет, но и вся ее жизнь. Полгода назад, когда она вступила в этот новый мир, каким сияющим, светлым, чудесным он ей показался! Любовь, свадьба, дом, дружба — уже готовая семья для девушки, никогда не имевшей родных. Трудно было представить себе более прекрасное будущее. А теперь все испорчено, разбито вдребезги. Яркие цвета полиняли, погас солнечный свет.

Ей вспомнилась строчка, услышанная где-то: «Растворилось в обычном воздухе, словно радужное дыхание мечты».

Когда же началось это разрушение? Лайл не в силах была это понять. Произошло незаметное угасание, постепенное как убывание дня или воды во время отлива.

Слезы наполнили ее глаза, но не пролились. Лайл начала размышлять над тем, что ей нужно предпринять. И снова волна ужаса захлестнула ее. Может быть, ей уехать на время? Но в самой глубине души она знала: если она уедет сейчас — то уже никогда не вернется. Эта мысль не доставила ей радости. Мир так широк, но он сулит ей не свободу, а одиночество. Именно это пугало Лайл.

Выпрямившись, она увидела, что Дейл порывисто, нетерпеливо шагает через лужайку. Он был без головного убора и выглядел очень красиво. Внезапно недавние размышления показались Лайл отвратительными и бессмысленными. Она почувствовала укол стыда, и щеки ее покраснели. Дейл бросился в кресло и проговорил так же нетерпеливо, как шел:

— Где ты пропадаешь все эти дни? Мне нужно с тобой поговорить.

— Я ездила в Ледлингтон с Рейфом. Дейл нахмурился.

— Почему с Рейфом? Я сам мог бы тебя отвезти. Не важно, поговорим об этом в другой раз. Послушай, со г, связался Тэтхем. Он требует окончательного решения. Он хочет получить ответ до конца месяца, и если с Робсоном не удастся договориться… — Рука Дейла поднялась и упала. — Что ж, тогда придется сказать «да».

Сердце Лайл сжалось. Она произнесла мягко:

— Мне очень жаль, Дейл.

— Правда? — Он подался вперед, испытующе глядя на нее. — Тебе правда жаль? Я тебе верю. Лайл, как насчет еще одного визита к Робсону? Ты сделаешь это? Он может уступить, никогда ведь заранее не знаешь. А я буду чувствовать, что мы сделали все, что могли. Ты понимаешь, о чем я? Я не хочу потом оглядываться назад и думать: «А почему мы не сделали этого?» или: «Может, Робсон сдался бы, если бы мы попытались еще раз». Дорогая, разве ты не понимаешь?

Лайл кивнула. Это было легче, чем что-то ответить. Дейл смотрел на нее так, словно они вернулись в те времена, когда этот взгляд значил — или ей просто хотелось думать, что он значит, — «я люблю тебя!». Теперь же она читала в его взгляде только «я этого хочу. Дай мне это». Она всегда старалась дать Дейлу то, чего он хотел. Она должна продолжать…

Дейл вскочил с кресла и поднял Лайл на ноги.

— Ты это сделаешь? О, дорогая! Пойдем и попробуем написать что-нибудь душещипательное! У нас полно времени до ленча. Все остальные, кажется, ушли. Пойдем в кабинет и набросаем письмо!

Впоследствии Лайл вспоминала эти полчаса, проведенные в кабинете, с чувством замешательства и усталости. Она не знала, сколько черновиков для письма, которое так и не было отослано, они написали. Отрывочные фразы, веские доводы, горячие просьбы, логичные рассуждения — Дейл метался от одного к другому, размышляя, диктуя, добавляя, меняя.

— Возьми другой лист! Теперь попробуем так! Нет-нет, это не пойдет! Возьми чистый лист, на этом уже что-то написано! Как это звучит? Запиши!

— Мне кажется, это звучит немного преувеличенно.

Дейл расхаживал по комнате. Лайл потом не раз вспоминала, как он резко повернулся к ней, услышав эти слова:

— Преувеличенно? Преувеличенно? А как, по-твоему, я отношусь к Тэнфилду? Ты думаешь, у меня в венах теплое молоко вместо крови?

— Я только хотела сказать… Ведь предполагается, что письмо будет от моего имени? Мистер Робсон в это не поверит, если мы напишем так. О, Дейл, пожалуйста…

Дейл подошел к ней и наклонился, чтобы поцеловать ее волосы.

— Дорогая, прости меня. Для меня это так много значит. Если бы только у нас получилось написать это чертово письмо как следует! Этот кусок никуда не годится! Возьми еще один листок!

Каждая попытка оканчивалась этим. Стол устилали испорченные листы. Некоторые были плотно исписаны, на Других стояло лишь одно предложение. В конце концов, когда звонок оповестил о начале ленча, Дейл со стоном смел их в кучу.

— Бесполезно сейчас продолжать. Нужно отдохнуть Я сохраню все эти листы и потом просмотрю их. Мы слишком долго этим занимались — ты выглядишь совершенно измученной.

Он обнял Лайл и прижался щекой к ее щеке.

— Бедное, усталое дитя, я жестоко веду себя с тобой, да?

— Нет, — нетвердым голосом ответила Лайл и выскользнула из его объятий.

Но его рука вновь опустилась ей на плечо, удерживая ее.

— Лайл, не говори никому, что мы решили еще раз попытать счастья с Робсоном. Я не хочу, чтобы остальные знали. Мне просто не хочется снова все это обсуждать. Ну, ты понимаешь. Я, конечно, очень люблю Лэл, но она иногда действует на нервы. Я не хочу говорить об этом ни с кем, кроме тебя.

Глава 39

В участке инспектору Марчу сказали, что ему звонила какая-то дама. «Не захотела оставлять сообщение, сказала только, что хочет с вами увидеться и позвонит еще раз. Мисс Силвер».

Спустя десять минут телефон зазвонил, В трубке раздалось знакомое покашливание.

— Ты вернулся. Я так рада. Мне нужно увидеть тебя на минутку. Тебя устроит, если я заеду прямо сейчас?

— Да, — ответил Марч и повесил трубку.

Через некоторое время констебль провел в кабинет мисс Мод Силвер, одетую в платье из серого шелка с узором из маленьких розовато-лиловых и черных цветочков. Это был ее самый модный летний наряд, и он вполне подходил для утреннего Ледлингтона. На голове была купленная одновременно с платьем шляпка из несколько потускневшей черной соломки, украшенная с левой стороны букетиком лиловой и белой сирени. Воротничок скрепляла брошь из мореного дуба в форме розы. На мисс Силвер были черные хлопчатобумажные перчатки, дополняли ее одеяние черные туфли и чулки. Манеры ее, как всегда, были исполнены достоинства. Пожилая дама села на предложенный ей стул, подождала, пока затихнут вдали шаги констебля, и сказала без всякого вступления:

Мистер Рейф Джернингхэм — один из наследников миссис Джернингхэм.

Марч развернулся к ней вместе со стулом.

— Неужели?

— Он унаследует сумму в двадцать тысяч фунтов.

Рэндал присвистнул.

— Так-так. И как вы об этом разнюхали, как говорят за океаном?

Мисс Силвер кашлянула.

— Я не слишком хорошо разбираюсь в американском сленге. Но если я правильно тебя поняла, ты хотел бы выяснить, из какого источника я почерпнула эту информацию. Что ж, это входит в число тех вещей, которые я пришла тебе сообщить. Миссис Джернингхэм сама мне рассказана.

— Она сказала вам, что завещает Рейфу Джернингхэму двадцать тысяч фунтов?

— О да. Видишь ли, когда мы встретились в поезде и миссис Джернингхэм находилась в расстроенных чувствах, она заговорила о своем завещании. У меня сложилось впечатление, будто она оставила все своему мужу. Сегодня утром, столкнувшись с ней в «Эшли», я спросила, так ли это.

На красивом лице Марча выразилось недоверие.

— Вы заговорили с ней о завещании в «Эшли»? — В голосе прозвучало то же недоверие.

— Да, — живо ответила мисс Силвер. — Она покупала купальный костюм, а у прилавка больше никого не было. Магазин — самое безопасное место для разговоров, потому что люди заняты собственными проблемами, — купить все по списку, подобрать пару к ленте, купленной два месяца назад, и все в этом же духе. Мы смогли побеседовать наедине, пока продавщица обслуживала кого-то у другого прилавка.

Марч откинулся на спинку, созерцая свою бывшую наставницу. Он подумал о том, как хорошо она умела играть свою роль. Настолько хорошо, что о чем и где бы она ни говорила, ни у кого не могло возникнуть ни малейшего подозрения, что этот разговор представляет для кого-нибудь хоть какой-то интерес. Рэндал улыбнулся ей почти раздраженно и потребовал:

— Продолжайте, расскажите мне об этой беседе!

Мисс Силвер сложила затянутые в черные перчатки руки Поверх поношенной черной сумочки.

— Ну, в общем-то, это все. Я поинтересовалась, есть ли у миссис Джернингхэм другие наследники, и она упомянула имя мистера Рейфа. На этом беседа закончилась если не считать того, что я очень убедительно попросила её теперь же позвонить своему адвокату и приказать ему аннулировать завещание.

Марч шевельнулся.

— Я вряд ли стал бы выполнять инструкции, данные по телефону.

В покашливании мисс Силвер послышался легкий упрек.

— Это не имело бы никакого значения. Главное, к чему я призывала миссис Джернингхэм, — это поехать домой и сообщить всей семье о своем распоряжении отменить завещание. Если кто-то замышляет новое покушение на ее жизнь, в этом случае он, естественно, не станет ничего предпринимать до тех пор, пока не удостоверится, что выгодное для него завещание все еще существует. Он не может пойти на такой риск — после убийства навсегда лишиться возможности получить деньги.

— И это заявление предназначалось бы для Дейла Джернингхэма точно так же, как и для его кузена Рейфа.

— Оно предназначалось бы для мистера Дейла Джернингхэма, мистера Рейфа Джернингхэма и для леди Стейн.

— И вы всерьез думаете, что кто-то из этих троих покушался на жизнь миссис Джернингхэм?

— Покушался и попытается сделать это вновь. — Помолчав, мисс Силвер добавила: — Разве не таково и твое мнение, Рэндал?

Марч встал и оттолкнул ногой стул.

— Ни ваше мнение, ни мое не имеют особой ценности. Нам нужны улики. А пока в этом деле у нас есть только куча улик против бедняги Пелла. Сегодня утром я побывал в Тэнфилде и повидался с Рейфом — вот куда я уезжал Никогда в жизни у меня не было такого бесполезного, пустого утра. Сначала я поговорил с миссис Джернингхэм. Она — прекрасный свидетель и совершенно ясно высказалась по поводу жакета. В последний раз она надевала его в воскресенье вечером. Рейф принес его ей и помог надеть — в соответствии с этим утверждением на воротнике присутствуют слабые отпечатки. Здесь все правильно. Я узнал также, что Рейф точно не брал ее за плечи таким образом, чтобы оставить те, намного более четкие и свежие отпечатки. И вообще больше никто до нее не дотрагивался. Миссис Джернингхэм прошла прямо в спальню, сняла жакет и повесила в шкаф. С мужем она ни в саду, ни в доме не сталкивалась. Довольно неясные отпечатки могут принадлежать ему, а могут — и кому-то другому. След посередине спины мог быть оставлен в какое-то другое время. Он смешался с отпечатками Пелла. Но Рейф Джернингхэм точно брался за плечи этого жакета, на ком бы он ни был надет, А так как его отпечатки самые свежие из всех, значит, он держал жакет вечером в среду. Только я не могу это документально доказать.

— А он предложил какое-нибудь объяснение?

Марч рассмеялся.

— О да! И делайте с ним что хотите: он принес своей кузине жакет и помог его надеть. И все было именно так. Мистера Рейфа Джернингхэма не проведешь. Он знает так же хорошо, как и мы с вами, какой вес в глазах присяжных эти отпечатки будут иметь в качестве улики. Я уже слышу, как он говорит со свидетельского места: «Конечно, я дотрагивался до жакета. Я принес его миссис Джернингхэм и помог надеть. Думаю, мои отпечатки должны быть повсюду». Говорю вам, он смеялся мне в лицо — и пригласил меня на дружескую партию в теннис, когда я буду не при исполнении.

Мисс Силвер встала.

— Я не должна больше отнимать у тебя время.

— Постойте! Насчет миссис Джернингхэм: она согласилась принять ваш совет и изменить завещание?

Мисс Силвер с беспокойством покачала головой.

— Боюсь, что нет. Она этого не сказала, но… Боюсь, нет.

Марч направился к двери, но остановился, не открыв ее.

— Я сделал все что мог. Начальник полиции настаивает, что не должно быть никакого скандала, если только мы не добудем доказательства, пригодные для суда присяжных. Я дал Рейфу Джернингхэму понять, что он под подозрением. Но дальше этого я пойти не могу. Нельзя приставить к девушке полицейскую охрану в ее собственном доме. Как вы думаете, вы можете убедить ее уехать?

Мисс Силвер снова покачала головой.

— А какой в этом будет смысл, мой дорогой Рэндал? Несчастный случай может с таким же успехом произойти в Другом месте.

— На самом деле, — мрачно проговорил инспектор, — несчастный случай может произойти где угодно. Меня мучает мысль: какая часть этого милого семейства — действительно убийцы?

— Очень большая. — Мисс Силвер помолчала и добавила: — Это ужасная мысль.

Глава 40

Никто не заговорил о визите инспектора до того момента, пока все семейство не уселось под кедром пить кофе после ленча. Упомянула о нем Лайл и сразу же пожалела что не придержала язык за зубами.

Алисия нарочито равнодушно зевнула. Рейф… Что случилось с Рейфом? Что-то произошло, но Лайл не могла бы сказать, что именно. Они не смотрели друг на друга. Но на мгновение возникло фантастическое ощущение, будто между ними протянулась туго натянутая проволока, и с ее конца пробежало что-то. Лайл не знала что. Шок, гнев, удивление, страх, сигнал, предупреждение? Она не знала.

Это ощущение длилось лишь мгновение. Гнев Дейла вернул их к реальности:

— Марч? Когда он приходил?

— Утром, когда тебя не было. — Голос Лайл соответствовал выражению ее лица — как у ребенка, которого кто-то обидел неизвестно за что.

Дейл со стуком поставил свою чашку.

— И никто мне не сказал? Все решили, что не стоит труда упоминать об этом? Чего он хотел — и почему мне об этом не сообщили? Или ему вообще ничего не было нужно? Может, просто визит вежливости? Этот чертов полисмен будет теперь каждый день ходить сюда?

Рейф откинул голову на полотняную спинку своего кресла.

— Может быть. Но зачем так кипятиться? Все могло быть и хуже. Я думаю, он вполне приятный парень, когда перестает быть полицейским.

— Что ему было нужно?

— Поговорить со мной и с Лайл.

— О чем?

Рейф, чуть прикрыв глаза, сквозь ресницы разглядывал темную зелень кедра у себя над головой.

— Об отпечатках, — пробормотал он. — На жакете Лайл Знаешь, это какой-то новый метод. Естественно, весь жакет оказался покрыт нашими отпечатками. Вот поэтому-то и плохо быть такой дружной семьей.

— И моими тоже? — В голосе Алисии звучал такой сарказм что Лайл вспыхнула.

— Моими и Дейла, — дружелюбно пояснил Рейф. — Возможно также, Уильяма и Эванса и, скорее всего, Лиззи. Такие методы — отличная волшебная шляпа для нашей современной образованной полиции! Кладете улики в шляпу, встряхиваете, а потом засовываете руку и достаете убийцу.

— Рейф, ну в самом деле! — воскликнула Алисия.

Дейл сердито рассмеялся.

— Прекрати валять дурака и расскажи мне, что случилось!

Рейф открыл глаза и выпрямился.

— О, совсем ничего. Мы все здесь, ни на кого не надели наручники — хотя мне кажется, он поглядывал на мои запястья. Видишь ли, я помог Лайл надеть жакет в последний раз, когда она его надевала. И наш одаренный богатым воображением инспектор перевозбудился из-за каких-то особо четких отпечатков, которые я, видимо, оставил в тот раз.

Дейл уставился на него. Во взгляде его светилось чувство, очень похожее на ужас.

— Надеюсь, ты не хочешь сказать, что этот человек подозревает одного из нас!

Рейф наклонился и затушил окурок о землю, поросшую коротким, сухим дерном.

— Он весь состоит из подозрений. Он готов подозревать родную бабушку из-за двухпенсовика.

— Но это же безумие! — воскликнул Дейл. — Сисси Коул! Боже мой, да какой же мотив мог быть хоть у кого-нибудь из нас?

Повисла пауза. Лайл не поднимала глаз, разглядывая сухой дерн у себя под ногами — короткую, выжженную, обесцвеченную траву. Сейчас на нее ложится тень от ветвей, но скоро солнце снова здесь появится, выжигая последние краски. Лайл услышала приятный, как всегда легкомысленный голос Рейфа:

— О, всегда можно придумать какой-нибудь мотив. На месте Марча я бы сразу изобрел с полдюжины.

После минутной паузы Дейл сказал с ужасом в голосе:

— Рейф, но ты же не хочешь в самом деле сказать…

Рейф поднялся.

— Марч хочет. Конечно, у него нет никаких доказательств. Он никогда не осмелится пойти в суд с этими отпечатками. Он это знает. И знает, что мне это тоже ясно Мы очень мило обменялись ударами — победить было нетрудно. Но я думаю, нам придется следить за каждым своим шагом. Нам всем.

Алисия взглянула на кузена. Он стоял, вытаскивая из кармана портсигар, и улыбался. Своим высоким нежным голосом она произнесла:

— Почему ты снова взял эту старую обтрепанную коробку? Что ты сделал с портсигаром, который Лайл подарила тебе на день рождения?

Рейф улыбнулся ей, держа в руках потертую сигаретницу. Потом открыл ее и вытащил сигарету.

— Он пропал бесследно. Но он снова объявится, ничего страшного.

— Пропал? Когда?

— О, день или два назад. Ты его видела?

Алисия посмотрела ему в глаза, потом отвела взгляд.

— Возможно.

— Как ты загадочна! Ну, я-то не объявляю вознаграждения, так что тебе не стоит его дожидаться. — Рейф зашагал прочь.

Со своего места Лайл видела, как между деревьями на спуске к морю мелькает светлое пятно его рубашки. Рейф шел медленно — праздный молодой человек, которому предстоит еще целый день безделья. Но впереди были похороны. Похороны Сисси.

Внезапно Лайл почувствовала, что не может больше сидеть рядом с Дейлом и Алисией, и встала.

Дейл сразу же спросил:

— Куда ты?

— Я хотела немного отдохнуть перед похоронами.

— Подожди! Ты тоже виделась с Марчем?

— Да.

— Что он тебе сказал? Что он хотел узнать?

— Совсем немного, Дейл, только, когда я надевала жакет в последний раз, и дотрагивался ли до меня в тот вечер кто-нибудь из вас.

— И что ты ответила?

— Рейф помог мне его надеть — я сказала об этом инспектору.

— Ну, если уж на то пошло, думаю, мы все до тебя дотрагивались.

Лайл покачала головой.

— Но не в тот момент, когда на мне был жакет.

Дейл рассмеялся, глядя на нее. Весь его гнев прошел.

— Дорогая, я тогда только что вернулся домой — у нас была нежная встреча.

Лайл сделала несколько шагов в сторону.

— Тогда на мне не было жакета. Рейф принес мне его потом.

Добравшись до террасы, она оглянулась. Тень от кедра переместилась. Дейл все еще сидел в ее прохладе, но солнечные лучи уже коснулись Алисии. Обернувшись, Лайл заметила, как Алисия подняла руку, сжимавшую что-то блестящее. Предмет, искрясь, пролетел от нее к Дейлу. Он подался вперед и поймал вещицу.

Входя в дом, Лайл лениво размышляла, что это было.

Глава 41

Похороны Сисси Коул подошли к концу. Со вздохом облегчения маленькие группки, окружившие могилу, разделились и начали расходиться. Стихарь деревенского викария сверкал в лучах солнца. Цветы уже начали увядать. Траурные платья, слишком жаркие для такой погоды, выглядели угрюмо и старомодно. В ярком свете было заметно, как они лоснятся на швах. Лайл обернулась, положила ладонь на руку мисс Коул и тихо сказала несколько слов. Теперь похороны и в самом деле закончились. В машине Дейла они отправились домой.

На столе под кедром их ждал чай и для желающих — прохладительные напитки. Перед глазами расстилался зеленый склон, с моря долетал свежий бриз. Все кончено и можно взяться за нелегкую задачу — попытаться все забыть.

Все кончено. Лайл мысленно произнесла эти слова, но не смогла заставить себя в них поверить. Зайдя в спальню, она сняла черное платье. Дейл тоже поднялся. Лайл слышала, как он ходит по комнате. Едва она успела накинуть пляжный халатик с короткими рукавами, как Дейл вошел через смежную дверь в рубашке и фланелевых брюках.

— Какое облегчение! Дорогая, ты в этом глупом платьице выглядишь как маленькая девочка.

— Маленькая? — Она попыталась улыбнуться. — А ты знаешь, какой у меня рост?

— Это просто ласковое словечко. — Дейл улыбнулся ей одними глазами. И вдруг улыбка исчезла. — Послушай, мне нужно с тобой поговорить. Это так чертовски неприятно, что я все откладывал, но теперь нельзя больше тянуть.

— Дейл, в чем дело?

— Дорогая, я бы все в мире отдал, лишь бы не говорить тебе или по крайней мере отложить разговор, но не могу. Я бы сделал это, но… На самом деле я должен тебе это сказать ради тебя самой.

— Дейл!

Лайл сидела перед туалетным столиком, отвернувшись от зеркала. Муж подошел к ней и взял ее за руки.

— Постарайся все время помнить, что мне страшно не хочется об этом говорить и я бы с радостью промолчал. Все эти годы я держал язык за зубами. Больше я не могу этого делать, потому что это небезопасно. Для тебя.

Лайл отдернула руки. Они были холодны как лед. Взглянув в глаза мужу, Лайл произнесла:

— Пожалуйста, скажи мне, Дейл.

— Придется. — Он со стоном отвернулся и принялся расхаживать по комнате. — Это касается Рейфа. Тебе не следует с ним ездить, как ты это делала последнее время. Так нельзя.

Лайл подняла голову и быстро спросила:

— О чем ты, Дейл?

— Не о том, о чем ты подумала. Я не такой дурак. Рейф приударяет за всеми подряд, но это ничего не значит.

— За мной он не приударяет. Ты думаешь, я бы ему позволила?

— Конечно нет. Дорогая, я же не это имел в виду, я тебе сказал.

— Тогда что же?

Дейл подошел к среднему окну и внезапно обернулся к жене.

— Лайл, я пытаюсь тебе сказать… Просто слушай и ничего не говори, хорошо? Рейф всегда был мне как младший брат. Он, Лэл и я — мы были как родные братья и сестра. Никто из нас не мог бы вспомнить время, когда мы не были вместе. Рейф был самым младшим. У нас троих разница в возрасте не больше года, но даже год много значит, когда ты ребенок. Считалось, что он еще маленький и за ним нужно приглядывать — вытаскивать из драк и все такое. Мы держались вместе до тех пор, пока Лэл и я не обзавелись семьями. С этого момента все рухнуло. Лэл вышла за Роланда Стейна, я женился на Лидии. А Рейф остался третьим лишним. В тот момент я об этом не думал. Только потом я понял, что тогда он совершенно потерял душевное равновесие от ревности. Ему было восемнадцать, и он страдал от безделья и неопределенности, потому что окончил школу, но еще не поступил в Кембридж. И он не принял Лидию.

Лейл опять начал ходить по комнате, минуя Лайл и снова возвращаясь к ней, останавливаясь и глядя на нее долгим печальным взглядом.

— Лайл, кто-нибудь рассказывал тебе о несчастном случае с Лидией?

— Да. — Ей пришлось облизнуть пересохшие губы, прежде чем она смогла произнести хоть слово.

— Кто?

— Рейф… И миссис Мэллем.

— Что они сказали тебе?

— Рейф сказал, что она упала. Он сказал…

— О да, она упала, бедная Лидия! Это было кошмарное зрелище. Не важно, что они тебе сказали. Я расскажу тебе правду. До сих пор я никому об этом не говорил, но теперь расскажу, потому что должен. Мы не взбирались на скалы — у Лидии не хватало для этого сил. Мы просто шли по одной из горных тропинок — Роланд с Алисией, мы с Лидией, Мэллемы и Рейф. Процессия немного растянулась, поэтому, заворачивая за угол, ты переставал видеть остальных. Ты должна понять, как это было. Сначала ты идешь вместе со всеми, а через минуту оказываешься отрезан от остальных. Так вот, мы добрались до места, где дорожка вливалась в изогнутую впадину, как будто кто-то вырыл в склоне углубление. Если ты находился в этой впадине, ты совершенно не мог видеть никого ни сзади, ни впереди себя. Мы с Лидией и Стейны оказались там вместе. Рейф только что прошел вперед, Мэллемы довольно сильно отстали. По внутренней стороне горы шел легкий пологий подъем. Но на внешней стороне был ужасный отвесный склон. Лэл с мужем полезли на гору за цветами. Мы с Лидией были рядом. И она послала меня посмотреть, где Мэллемы. Я не мог Даже подумать о какой-то опасности, поэтому пошел. Но едва я успел обойти первый поворот — второй находился сразу после впадины, — как услышал ее вопль. — Голос Дейла сорвался. — Лайл, это было ужасно! Я слышал его еще много месяцев. Когда я прибежал обратно, ее нигде не было. На краю рос куст, и он был поломан — она, наверное, схватилась за него, бедняжка, но он ее не выдержал. И как раз на том месте, откуда она упала, стоял Рейф глядя вниз.

— Дейл! — Ее губы едва могли выговорить его имя. Оно прерывистым вздохом донеслось до него.

Дейл продолжал говорить:

— Он столкнул ее. У меня никогда не было в этом ни малейшего сомнения, как, я думаю, и у Лэл. Мы никогда об этом не говорили. Я не знаю, видела ли Алисия что-нибудь. Я не мог ее спросить, ты понимаешь… Роланд ничего не видел, но Алисия… Я так и не знаю наверняка.

Лайл сидела неподвижно, бледная, скованная оцепенением, и не отрываясь смотрела на мужа.

— Что ты такое говоришь?

— То, что никогда не собирался кому-то рассказывать. То, что я не сказал бы даже тебе. Если бы это не случилось опять.

За секунду до этого Лайл была уверена, что уже шагнула за грань ощущений, — настолько она онемела от шока. Но теперь, повторив последнее слово Дейла, она поняла, что еще не испытала всей боли.

— Опять…

Дейл подошел ближе и сжал ее плечи. Лайл удивилась тому, как горячи были его ладони.

— Лайл, очнись! Разве ты не понимаешь, что происходит все это время? Сломанное управление — ты думаешь, оно сломалось само собой? Я пытался убедить самого себя, что это проделки Пелла, и мне это почти удалось. Но потом Сисси Коул…

Лайл резко отодвинулась от него.

— Как это мог быть Рейф? Он оставался здесь, со мной, когда она ушла.

— И он отправился гулять по пляжу за добрых полчаса до того, как Сисси упала. Рейф говорит, что прошел полпути и вернулся. А если нет? Если он поднялся на тропинку и увидел, что Сисси стоит на вершине мыса, глядя на море? Она стояла спиной к нему, на самом краю обрыва — совсем как Лидия. Уже начало смеркаться. На девушке был твой жакет. В полумраке ее светлые волосы могли показаться похожими на твои. Разве он не мог принять ее за тебя? Конечно, он оставил тебя в Тэнфилде. Но почему ты не могла взять мою или его машину и поехать посмотреть на закат, как сделали мы с Лэл? Говорю тебе, он увидел там Сисси и ему показалось, что это ты, и он толкнул ее так же, как столкнул Лидию. И по той же причине.

Лайл облизнула губы.

— По какой причине, Дейл?

Он сел на кровать и на минуту закрыл лицо руками. Потом снова поднял голову.

— Лайл, ты все время думала, что я слишком забочусь о Тэнфилде. Нет, не спорь, это бесполезно. Я все время чувствовал, что ты так думаешь. И мне кажется, в чем-то ты была права, потому что теперь я вижу, куда могут завести такие чувства, если не сдерживать их. Рейф всегда был без ума от этого места. Рейф не любит людей — он любит Тэнфилд. Думаю, то, как он говорит о доме, ввело тебя в заблуждение, как и многих других. Он называет его огромной казармой и говорит, что мы жили бы намного лучше, если бы поместье не висело камнем на нашей шее. Но эти слова ничего не значат, это просто маска. Он всегда был таким — если что-то его действительно заботит, он обращает это в шутку. И единственное, что когда-либо его волновало и всегда будет волновать, — это Тэнфилд и тот факт, что он принадлежит нам. Ради этого дома Рейф сделает что угодно, пожертвует всем. Ты должна мне поверить, потому что я знаю, о чем говорю. Если бы Лидия не погибла именно тогда, нам пришлось бы продать Тэнфилд. Рейф спас наш дом — так это выглядело для него. Какое значение имела судьба Лидии? Всего лишь одна жизнь в ряду множества поколений. И тут появляешься ты, и возникает та же ситуация, та же опасность. Рейф знает, что мне придется продать дом. Он знает также, что, если ты умрешь, мне не придется этого делать. Оглянись назад и внимательно посмотри на последние события. Мне уже пришлось это сделать, и я не могу устоять под грузом доказательств его вины. Ты едва не утонула. Кто больше всех шумел, брызгался и утаскивал нас под воду, в то время как ты звала на помощь? Рейф. В твоем автомобиле на спуске с холма сломалось управление. Почему? Эванс сказал, что ось, соединяющая колеса, была наполовину перепилена. Я заставил его замолчать. Он подумал, что это сделал Пелл, и вот тогда-то я и начал бояться, что это дело рук Рейфа. Еле заметные нюансы в его поведении, когда мы обсуждали этот случай, навели меня на подозрение. К тому же я однажды заметил, как он смотрит на тебя. В этом взгляде, без всякого сомнения, сквозила ненависть.

Лайл сидела неподвижно. Она спросила Рейфа, ненавидит ли он ее, и он ответил: «Да». В среду вечером. Как раз после того, как ушла Сисси…

Дейл продолжал говорить серьезным, тревожным тоном:

— Не представляю, как ты не погибла, когда эта машина разбилась! Рейф был в деревне, он ждал тебя — ты помнишь? Он ждал там, чтобы увидеть, как твоя машина пронесется по склону и разобьется о сарай Купера. Знаешь, Лайл, ты родилась в рубашке. Только представь, что он почувствовал, когда машина разлетелась на куски, а тебя в ней не оказалось! И это означает, что Рейфу придется попытаться снова. Он не сдастся, пока на карту поставлен Тэнфилд. К тому же, если человек уж начал такое дело, оно захватывает его, и он не остановится, пока не дойдет до конца. Возможно, он как раз обдумывал, каков будет его следующий шаг, когда увидел на утесе Сисси и принял ее за тебя. Это, должно быть, выглядело как великолепный шанс, и он им воспользовался. Вот как его отпечатки оказались на плечах твоего жакета — он схватил девушку за плечи и столкнул вниз. И тут он понимает, удача опять обманула его. Ему не слишком-то везло все это время, не так ли? Вся удача досталась тебе. Но нельзя слишком долго испытывать свою судьбу — она может повернуться к тебе спиной. Поэтому-то я тебе все это и рассказываю. Я должен сказать ему, что все знаю, и отослать его. Но пока ты должна быть очень осторожна. Не разрешай ему тебя возить. Не оставайся с ним наедине. Держись рядом с Алисией или со мной. Я не мог ничего предпринять, пока не прошли похороны, — нельзя допустить, чтобы поползли какие-то слухи. К тому же только сегодня я получил настоящее доказательство.

— Какое доказательство? — Лайл не сразу смогла выговорить эти слова.

Дейл засунул руку в карман и вытащил что-то яркое. Глядя на сверкнувшую на свету вещицу, Лайл вспомнила блестящий предмет, который Алисия бросила Дейлу, когда они остались вдвоем под кедром. Теперь Дейл на раскрытой ладони протягивал этот предмет Лайл.

— Узнаешь?

Это был портсигар, подаренный ею Рейфу на день рождения. На крышке ее почерком было выгравировано его имя.

— Когда ты видела его в последний раз? — спросил Дейл.

Лайл точно знала ответ. Все они сидят на террасе. Портсигар Рейфа — этот портсигар — небрежно брошен на сиденье пустого кресла. Уильям приближается и говорит, что к Лайл пришла Сисси…

— В среду. Как раз перед тем, как пришла Сисси. Дейл кивнул. — А с тех пор ты его не видела? — Нет. — И никто не видел. С тех пор он все время пользовался этой старой дрянной сигаретницей, над которой мы все издевались. Знаешь почему? Лайл слабо шевельнулась. Это движение означало «нет». Дейл швырнул портсигар на край кровати. — Потому что эта штука лежала все время на вершине Тэйн-Хэда, в том месте, где он уронил ее, сталкивая Сисси с обрыва. Сегодня утром Алисия нашла ее там. Она потеряла свою брошь и поднялась наверх, чтобы поискать ее. Это, конечно, совершенно бесполезная затея. Не думаю, что она обронила брошь именно там, — во всяком случае, она ее не нашла. Зато нашла портсигар Рейфа. Он лежал прямо на краю, но провалился в расщелину. Видимо, поэтому полицейские его не увидели, они ведь наверняка все там обошли. Дейл потянулся за портсигаром и снова положил его в карман.

— Он, должно быть, не мог понять, где обронил его. Рейф не будет особенно сопротивляться, когда я ему все скажу. Теперь он в моей власти. Я оплачу ему дорогу, и он может отправиться в Австралию и выяснить, может ли он все-таки получить ту работу, от которой недавно отказался. Лайл испуганным, безнадежным жестом прижата руку к щеке.

— А как же Пелл? Ты не можешь… Дейл, ты не можешь позволить… Дейл поднялся на ноги, подошел к ней и обнял ее за плечи.

— О, мы не позволим повесить Пелла, — сказал он и наклонился, чтобы поцеловать жену.

Глава 42

Лайл казалось, что этот день не кончится никогда. Это яркое солнце и голубое небо — а внутри все объято ужасом и оцепенело. Это внутреннее оцепенение, заглушавшее ощущение агонии, казалось, не имело ни начала, ни конца, словно ужасная карикатура вечности. Лайл была не в силах ни смотреть вперед, ни оглядываться назад.

Как-то Рейф спросил ее, не хочет ли она поехать покататься: «Вверх по склонам, чтобы глотнуть свежего воздуха Ты выглядишь измученной». Дейл ответил за нее: «Нет, она слишком устала». И броню ее оцепенения пронзил зазубренный клинок боли. Лайл даже не знала, отчего она чувствует такую страшную боль. Рейф хочет, чтобы она поехала с ним его голос кажется добрым. А Дейл даже не дает ей времени ответить, потому что боится отпустить ее с Рейфом. А ведь они так часто совершали эти невинные прогулки, прежде чем привычный мир обернулся кошмаром. Боится отпустить ее с Рейфом. Но сама она не боялась. Может, просто потому, что слишком оцепенела, чтобы бояться. Слишком оцепенела, чтобы по-настоящему понять то, что рассказал ей Дейл. Но у нее больше не было сил бороться. Она сидела молча, позволив Дейлу говорить за нее. Долгий вечер все тянулся и тянулся. Все члены семьи собрались вместе. Лайл казалось, что конца этому вечеру не будет.

Когда она отправилась к себе, чтобы переодеться, Дейл последовал за ней. Войдя в спальню, он обнял жену.

— Моя бедная детка, это был ужасный день для тебя, но он почти кончился. Послушай, у меня есть план. Мы сбежим от остальных и спокойно, побудем вместе. Такое ощущение, что последнее время я с тобой вижусь только в присутствии кучи людей. Я, конечно, очень люблю свою семью, но иногда мне так хочется побыть вдвоем с женой, без всяких посторонних. Забавно, правда?

В его глазах засветилась улыбка. Раньше Лайл казалось, что она предназначена ей одной. Эта улыбка всегда очаровывала ее. Но теперь она слишком устала. Веки ее смыкались сами собой. Лайл пошевелилась, но Дейл удержал ее:

— Подожди минутку, и я скажу тебе, что я придумал. Сегодня ночью я снова собираюсь полетать. Я скажу им об этом, а тебе велю при всех отправляться в постель. Это будет примерно в половине десятого, а на аэродром мне нужно попасть только к одиннадцати. До этого времени еще недостаточно темно для настоящего ночного полета. И мы можем сделать вот что: потихоньку ускользнуть на пляж и спрятаться от всех.

Она проговорила очень тихо:

— Я так устала, Дейл.

— Я знаю, дорогая, но там будет прохладно, и мы сможем побыть только вдвоем, вдали от всех — только ты и я. О Лайл, мне так хочется, чтобы ты согласилась! А потом ты будешь хорошо спать.

Лайл была не в силах спорить. Она ответила: «Хорошо, я согласна» — и отодвинулась от него. Тогда Дейл разжал руки.

Когда он заговорил снова, в его голосе звучало радостное возбуждение, как у мальчишки:

— Слушай, нам нельзя выходить вместе. Лэл… — Дейл слегка рассмеялся. — Я, конечно, ее очень люблю, но когда она старается помочь, то только мешает. Я возьму машину и выеду через боковые ворота. Потом можно оставить ее на дороге и срезать путь, пройдя через парк, это всего несколько шагов. А ты будешь ждать меня у стены над пляжем. — Он снова рассмеялся. — Довольно забавно назначать тайную встречу, чтобы провести полчаса с собственной женой! Ты лучше надень короткое платье и пляжные туфли. Я думаю, мы спустимся к скалам и посмотрим, как прибывает вода. Но тебе придется постараться уйти незаметно, а то мы снова окажемся в семейном кругу. Сможешь?

— Да, — ответила Лайл. Она была рада, что больше ничего говорить не нужно.

Дейл легко поцеловал ее в макушку и прошел в свою спальню. Лайл слышала, как он насвистывает, расхаживая там.

Некоторое время спустя, вернувшись в свою комнату, Лайл опять надела ситцевый халатик, стянула шелковые чулки и обула пляжные туфли, о которых говорил Дейл. Она снова услышала, как муж рядом, за дверью, хлопает дверцей шкафа, но уже не свистит.

Лайл присела на край кровати и стала ждать. Ведь в их план входило, что Дейл должен выйти первым. А ему, конечно, нужно переодеться. У него это заняло довольно много времени, но вот наконец Лайл услышала, что дверь в коридор открылась. А затем он вбежал обратно, чтобы через смежную дверь взглянуть на нее, с озорным видом прижимая палец к губам.

Когда Дейл действительно ушел, Лайл посидела на кровати еще десять минут, потом поднялась и направилась к словленному месту. По дороге она никого не встретила. И еще показалось, что никто не заметил, как она вышла из Дома.

Глава 43

Именно об этом спросил Дейл, едва увидев ее:

— Тебя кто-нибудь видел?

— Нет.

— И меня нет. — Он смеялся и немного задыхался от быстрого бега. — Мы отличные конспираторы! Давай побыстрее спустимся! Вечер просто чудесный!

Солнце зашло полчаса назад. На землю уже спускались сумерки, но небо еще хранило отблеск заката. Гиацинтовое мерцание в зените плавно угасало, становясь бирюзовым, потом зеленоватым. Зеленый отсвет перешел в лимонный, потом в бледно-желтый, и все завершилось внезапной темно-оранжевой вспышкой. Перед тем как бирюза сменилась зеленью, на небосвод скользнула Луна. Чем больше темнело небо, тем ярче становился ее тоненький серп.

От подножия ступеней Дейл свернул налево. Он обнял жену, и они в полном молчании зашагали по пляжу. Тэйн-Хэд остался позади, впереди виднелись Шепстоунские скалы. Поднявшаяся вода почти скрыла песчаную гряду, лежащую перед ними. Идти здесь было намного легче, чем в сторону Тэйн-Хэда, потому что во время каждого прилива волны накрывали песок и делали его плотнее. Но дорога была легкой, пока они не добрались до скал.

— Куда мы идем, Дейл?

— На гребень. У нас как раз только на это и хватит времени.

Между валунами лежала песчаная отмель. Лайл невольно поддавалась очарованию мягкой тьмы, прохладного воздуха, спокойной красоты моря и неба. Дневное напряжение немного ослабло. Оцепенение стало чуть-чуть похоже на умиротворение. Ей уже не хотелось возвращаться. Рука Дейла поддерживала и направляла ее. В руке его чувствовалась сила, а он, казалось, излучал доброту. Мысли ее постепенно наполнялись самыми простыми понятиями: вечерняя тишина и покой, доброта, отдых…

Они остановились на песчаной косе, намытой течением, которое брало начало у Тэйн-Хэда. Только теперь они заговорили.

— Здесь красиво, правда? — произнес Дейл.

— Чудесно, — ответила Лайл мечтательно.

— У нас как раз хватит времени добраться до дальнего конца скал.

— Зачем? Разве мы не можем остаться здесь?

— Мы только дойдем до верхушки. Я хочу тебе кое-что показать. Но нам надо поспешить.

Он взял Лайл под руку, и они осторожно спустились с песчаной косы к скалам.

Внезапно стало совсем темно. Сияние в небе и его отражение в морской воде остались позади. Впереди простиралась плоская прибрежная полоса, усеянная темными, покрытыми водорослями валунами. Цепь камней тянулась до самого подножия скал. На минуту Дейл и Лайл оказались в низине, но Дейл сразу же вывел жену на усыпанную галькой косу, которая лежала между главной Шепстоунской грядой и другим гребнем, поменьше. Через несколько шагов стена скал по левую сторону выросла так высоко, что закрыла собой всю левую половину берега. Окрестности Тэнфилда полностью исчезли из вида. Остался лишь сгущающийся мрак и зловоние гниющих водорослей, а позади приливающая вода все больше заливала песок.

Лайл остановилась.

— Дейл, я хочу вернуться.

— Почему? Осталось совсем немного. — Его рука снова обвилась вокруг ее талии.

— Становится так темно…

— Это потому, что мы отвернули от моря. Через минуту мы опять повернем, и сразу станет светлее. Смотри, вот что я хотел тебе показать здесь, наверху. Дай руку, я тебя подтяну.

Дейл отпустил ее талию и взобрался по длинному, хребтообразному каменному склону. Потом обернулся, обхватил ее запястье и потянул Лайл за собой. Она поддалась неохотно, но сил сопротивляться не было. Когда он покажет ей то, зачем сюда привел, то позволит ей вернуться домой. С Дейлом всегда было бесполезно спорить. Лучше позволить ему все делать по-своему. А когда он сделает что хочет, можно будет вернуться домой и поспать.

Лайл стояла на скале с плоской вершиной, глядя вниз, в черноту. Высокие утесы смыкались в грубое подобие треугольника. Основой ему служил огромный камень, на котором стояли Лайл и Дейл. Рядом с камнем чернел глубокий провал, на дне которого слабо поблескивала вода. Вода, казалось, была где-то очень далеко внизу. У Лайл от высоты закружилась голова. Она хотела отступить, но ей не позволила рука, сжимавшая ее запястье. Рука Дейла. Очень сильная, и Лайл она казалась такой доброй…

Внезапный толчок бросил Лайл вперед. Ее ноги заскользили на камне и потеряли опору. Руки ее схватили лишь тьму И она полетела вниз, в черноту провала.

Вода заглушила крик, готовый сорваться с ее губ. Потом Лайл, захлебываясь, поднялась на колени. Соленая вод» заливала ей глаза, уши, рот. Судорожно рванувшись, она поднялась на ноги, голова и плечи ее показались над водой, руки уцепились за каменные стены колодца.

Лайл нащупала опору для ног, отбросила с лица намокшие волосы и посмотрела вверх. Вокруг нее высились черные скалы, а наверху сиял клочок темно-синего неба. И на фоне этой синевы темнела высокая безмолвная фигура Дейла. Он смотрел вниз. Лайл прерывающимся шепотом произнесла его имя:

— Дейл… Я упала…

Это была неправда. Он столкнул ее вниз. Лайл это знала, но не могла поверить — пока не могла, так быстро это было, слишком ужасно. Как можно поверить, что твой собственный муж сделал такое?

Лайл протянула руки вверх и снова позвала:

— Дейл, вытащи меня!

Услышав эти слова, он пошевелился. До Лайл донесся его смех.

— Какая же ты глупая, Лайл! Ты даже теперь ничего не поняла? Разве ты не понимаешь, что сегодня я рассказал тебе правду — но не о Рейфе, а о себе? Лидия должна была умереть, потому что ее смерть спасла Тэнфилд. Если я должен буду выбирать между Тэнфилдом и любой женщиной на земле, то каждый раз я выберу Тэнфилд. Вот это-то всегда тебе и не нравилось, моя дорогая. Тебе было наплевать на Тзнфилд. Почему бы мне не продать его и не переехать в Мэнор? Когда ты сказала об этом в первый раз, мне страшно захотелось убить тебя. Но до сих пор тебе везло. Когда ты начала тонуть, я решил, что добился своего. Я слышал твои крики, но остальные не слышали. Я об этом позаботился. И если бы не этот назойливый бакалейщик — или кто бы там он ни был, — ты бы уже была утопленницей и мне не пришлось бы столько трудиться. С машиной тебе тоже повезло. Тогда я сильно рисковал и чуть было не пошел на попятный, потому что кто-нибудь мог заметить следы напильника на оси между колесами. Но как бы то ни было, после того, как я на глазах у Алисии убеждал тебя проверить управление, прежде чем ехать домой, никто не смог бы меня заподозрить. Тут очень кстати оказался рассерженный Пелл. Я как раз о нем подумал. К тому же я видел, что Лэл пытается поссориться с тобой, и решил что ты вряд ли захочешь сидеть в гараже вместе с ней. — Он внезапно презрительно расхохотался, — Что ж, тогда тебе повезло, но теперь удача повернулась к тебе спиной! Да, ты очень умно сделала, наняв эту женщину-детектива следить за мной! «Мисс Силвер — частные расследования!» Ты думала, я об этом ничего не знаю? Не нужно было оставлять карточку у себя в сумке. Это было очень неосторожно. Но не думай, что она или этот чертов полисмен смогут меня хоть в чем-то заподозрить! Ты оставила очень убедительное предсмертное письмо — один из тех отрывков, что ты написала сегодня утром Робсону. Помнишь? Я продиктовал, а тебе показалось, что это звучит слишком преувеличенно! Но ты все-таки записала это, моя дорогая! И эта записка убедит любого следователя, что ты решила покончить с собой. Тихо, но отчетливо Лайл произнесла:

— Это ты убил Сисси? Его голос изменился, зазвучал грубо и нервно: — Какого черта ты отдала ей этот жакет? Ей на глаза снова упали волосы. Лайл отбросила мокрые пряди. Уже почти стемнело, но фигуру Дейла все еще можно было различить.

— Ты взял портсигар Рейфа и бросил в том месте, где ты столкнул Сисси. А Алисия его нашла. Если даже Рейф видел, как ты его взял, он все равно никому не сказал бы — и ты это знал. — Внезапно ее голос сорвался: — Дейл, помоги мне выбраться! Я тоже никому не скажу, я обещаю, только отпусти меня! Снова раздался его смех:

— Зря надеешься! И, не сказав больше ни слова, он повернулся и двинулся прочь. Лайл увидела, как черная тень на фоне неба стала короче и вдруг исчезла. Дейл ушел.

Глава 44

Дейл ушел как раз в тот момент, когда Лайл, хватая РТОМ воздух, отчаянно пыталась найти какие-нибудь слова, чтобы заставить этого ужасного незнакомца, выдающего себя за Дейла, спасти ее. Но теперь не нужно было никаких слов, потому что Дейл ушел. Лишь на мгновение его уход заставил ее почувствовать облегчение. Неистовое стремление дотянуться до него, ужас от вида его фигуру стоящей там словно телесное воплощение зла, — теперь все это прошло. Лайл как будто начала приходить в себя после внезапного приступа боли. Но одновременно она начала осознавать, что оставил за собой этот приступ — безысходное отчаяние. Все, что она любила и во что верила, развалилось на куски. Он ушел и оставил ее здесь умирать. Она должна утонуть в этом каменном колодце. Когда приливная волна зальет ее? Возможно, через час. Лайл не знала.

Минутное чувство облегчения перешло в агонию ужаса. Лайл кричала, и ее голос снова возвращался к ней, отражаясь от каменных стен. Из ее пересохшего от смертельного страха горла вырывался лишь хриплый, слабый стон. Никто не мог его услышать. И слышать его было некому, если только звук не долетит до Дейла и не заставит его, сильного и разгневанного, вернуться, чтобы закончить начатое. Мысль эта была так страшна, что Лайл еще очень долго «е осмеливалась снова закричать.

Она стояла, до подмышек погруженная в воду, и прислушивалась. Снаружи не доносилось ни звука. Небо потемнело, и на нем зажглись звезды. Лайл вспомнила обо всех вечерах, когда она могла спокойно смотреть на звезды, и подумала: «Больше мне никогда не удастся увидеть их». И внезапно, под этими звездами, рассудок ее прояснился и успокоился. Жизнь… Лайл подумала: «Жизнь продолжается, где бы ты ни был». И потом: «Дейлу не удастся убить меня. Я буду жить».

Она перестала бояться.

Через некоторое время Лайл, собрав все силы, снова начала кричать. Теперь Дейл уже не вернется. Ему нужно спешить на аэродром. Он сел в машину и уехал, и скоро он доберется до летного поля, залезет в самолет, тронется с места и с ревом взмоет в небо. Может быть, Лайл даже услышит его. Возможно, он пролетит над ней, чтобы посмотреть, накрыла ли ее вода.

Он будет в безопасности. Никто не знает, что они были вместе. Лайл вспомнила его слова: «Никому не говори, дорогая. Мы проведем это время только вдвоем». Она никому не сказала. Никто не видел, как она ушла.

Лайл набрала воздуху и снова отчаянно закричала — снова, и снова, и снова…

В этот момент Рейф Джернингхэм спустился по лестнице от стены над пляжем. После самого длинного получаса в его жизни он решился сделать то, чего не делал до сих пор. Лайл только показалось, что она ускользнула на свое рандеву никем не замеченная. Сломленный отчаянием молодой человек стоял, спрятавшись за деревьями, и смотрел, как она спускается к морю. Пару дней назад он последовал бы за ней, но теперь… Что-то произошло между ними, без всяких слов, с ужасающей быстротой молнии. Он свозил Лайл в Ледлингтон. Тогда ничего не случилось. Ничего не случилось ни за ленчем, ни когда они ездили на похороны Сисси. Ему приходилось сдерживаться, видя ее бледность, ее напряжение, терпеливое ожидание в ее глазах. Он продолжал играть свою роль. Он играл ее уже так долго, что никто даже не догадывался, что это лишь маска. И вдруг что-то произошло. Что это было? Рейф не знал, но это воздвигло непреодолимую стену между ними.

Он спустился к обеду и встретил уже не Лайл, а незнакомку. Она не смотрела на него. Он чувствовал, как она сжимается, — от страха? — от отвращения? — когда он приближался. Все хорошее, что было между ними, исчезло — безмолвно, безвозвратно, неумолимо. Без всяких причин.

Господь предопределил нашу разлуку

И повелел, чтобы между нашими берегами пролегло

Неизмеримо глубокое, соленое море, сделавшее нас чужими.

Ему в голову пришли эти строки. В них была горькая правда. Он принял разлуку, как принимал всегда. Но теперь в чашу горечи упала последняя капля. Долгие дни тяжких подозрений, постепенно сгущавшихся в чувство безысходной уверенности; минуты, часы, когда Рейфу казалось, что эти подозрения — лишь отвратительные миазмы его собственной разъедающей душу ревности к Дейлу. В такие моменты внутренний голос беспощадно уверял: «Ты любишь жену Дейла, значит, Дейл — убийца. Ты молча страдаешь от любви, поэтому Дейл — убийца. Лайл для тебя — Солнце, Луна и звезды, но тебе их не достичь. И поэтому Дейл — убийца».

А по другую сторону этого — медленно, тщательно взвешиваемые «за» и «против». Лидия. Тонущая, почти Утонувшая Лайл. Разбитая машина. Мертвая девушка на камнях — девушка в жакете Лайл. Этот неудачник Пелл на суде. Его лицо. Жакет Лайл. Лайл. Дейл, который смотрит на нее, обнимает ее, улыбается ей, словно для него она тоже Солнце, Луна и звезды. Дейл, который был когда-то главным в его жизни. Пока не появилась Лайл.

Это отчуждение. Между ним и Дейлом. Между ним и Лайл.

«Неизмеримо глубокое, соленое море, сделавшее нас чужими».

Рейф смотрел, как Лайл с непокрытыми волосами идет в вечернем свете. Тогда он думал лишь о том, что должен позволить ей идти. Если он последует за ней, стена, выстроенная им самим, не выдержит.

Он проводил ее взглядом, отвернулся и торопливо зашагал в противоположном направлении.

Примерно через полчаса Рейф вспомнил, как Лайл была одета, когда спускалась к морю. За обедом она сидела в черном кружевном платье, но потом Рейф увидел ее в светлом халатике и пляжных туфлях. В пляжных туфлях! Значит, она не собиралась просто посидеть на стене, наслаждаясь вечерней прохладой, как часто делала. Она не стала бы переодеваться лишь для этого. Значит, она решила отправиться на пляж. Но зачем? За все время, что он знал Лайл, она никогда не ходила одна на пляж в сумерках. Внезапно все неопределенные страхи и сомнения, страстные желания и подавленные стремления, все это время боровшиеся в его мозгу, слились в твердое убеждение: если Лайл ушла дальше стены, значит, она ушла не одна. И если это так, то есть лишь один человек, с которым она могла пойти. И это был Дейл. Дейл, который крайне настойчиво убеждал их, что отправляется на аэродром!

Эта мысль, завладев разумом Рейфа, заставила его поспешно броситься в дом.

На террасе сидела Алисия.

— Где Лайл?

— Пошла спать.

Рейфу хватило пяти минут на то, чтобы удостовериться в ее отсутствии, натянуть спортивные брюки и пляжные туфли, схватить фонарь и опять выскочить из дома.

У стены над морем он на секунду остановился, прислушался и закричал:

— Лайл, Лайл, Лайл!

Ни звука в ответ.

Рейф сбежал по лестнице и включил фонарь. Небо все еще слегка светилось. Море, берег и небо пока существовали отдельно друг от друга, но еще немного — и наплывающая мгла сольется с поднимающейся водой.

Рейф остановился в нерешительности. Ничто не могло подсказать ему верный путь. Но если тот страх, что привел его сюда и теперь орошал его тело холодным потом, все-таки порожден чем-то большим, нежели больное воображение, то Лайл нужно искать в направлении Шепстоунских скал. Это самая дикая, опасная и пустынная часть побережья, а в этот час — самое уединенное место, лучше всего подходящее для замыслов убийцы. Рейф даже предположить не мог, что Лайл отправится в ту сторону одна. А если она пошла туда не одна, то куда ее завели и где теперь искать ее?

С этими мыслями Рейф продолжал рыскать по окрестностям. Люди вечером вообще редко заходили в эти места. В некотором отдалении от лестницы песок уже был гладким и совершенно нетронутым, каким оставил его отлив Вода еще не совсем достигла каменной гряды. На сухом песке у ее подножия не могло остаться следов. Но через полдюжины ярдов свет фонарика выхватил из темноты то, что искал Рейф: следы Лайл, ведущие в направлении Шепстоунских скал, а рядом — более крупные и четкие отпечатки ног Дейла.

Рейф прошел по следам около дюжины ярдов, когда фонарь высветил еще одну цепочку отпечатков ног: это были следы Дейла, который шел в обратном направлении один. Они вели к песчаному склону и там терялись. Смысл увиденного был прост и ужасен: ушли двое, а вернулся один. Через несколько часов прилив смоет гибельную улику, и песок снова обретет невинную чистоту. Но судьба не подарила Дейлу этих нескольких часов.

Теперь Рейф был холоден и спокоен. Перед ним стояла лишь одна цель — найти Лайл, живой или мертвой. Он подумал, что Лайл, должно быть, уже умерла, ведь теперь Дейл не мог оставить ее в живых. Рейф мог размышлять об этом совершенно спокойно, потому что в ту секунду, когда он увидел цепочку одиночных следов, он утратил всякую способность чувствовать. Он не ощущал страдания и не До конца ощущал собственное тело. Он сохранил только способность рассуждать — здраво, проницательно, не отвлекаясь на ненужные эмоции.

Рейф пошел по следам к песчаной косе, сбегавшей в направлении моря и гребня позади Шепстоунских скал. На полпути их смыла у него из-под ног первая приливная волна. Сунув фонарик в карман, Рейф двинулся дальше, в воде по щиколотку, по колено, по грудь — и наконец пробился сквозь толщу воды вверх, к склону длинного гребня Здесь вода доходила лишь до щиколоток. Рейф зашагал вдоль гребня, минуя острую верхушку скал, и уже повернулся к берегу, когда услышал крик Лайл.

Он был таким слабым, что в другое время слился бы с миллионом тех звуков, что человек просто не замечает. Но теперь, находясь в состоянии напряженного ожидания, Рейф его услышал. Сердце его резко стукнуло. Молодой человек двинулся на звук, спустился в более глубокую воду и стал осторожно, чтобы миновать валуны, нащупывать ногами путь. Оказавшись в самом глубоком месте, он опять услышал крик. Тут ноги его ступили на гальку, и Рейф зашагал вверх по пологому склону пляжа по направлению к утесу.

Выбравшись из воды, он позвал:

— Лайл, где ты?

Слова отскакивали от поверхности скал и возвращались к нему обрывистым эхом. И вдруг посреди отзвуков его крика послышалось его имя:

— Рейф!

Лайл продолжала звать на помощь. Что-то в ней говорило, не желая сдаваться: «Если я утону, то не потому, что сдамся!» «Сдаться» означало не только «умереть». Это означало впустить в сердце темноту, одиночество и предательство Дейла. Даже если ей суждено умереть, она до самого конца будет бороться. И ее крик означает, что она еще не уступила. Услышав голос Рейфа, Лайл почувствовала себя во много раз смелее. Она смотрела вверх и видела, как в вышине его фонарь вспыхивает, как молния во время весенней грозы. Но это не было вспышкой мол Это был свет.

Лайл снова закричала:

— Я здесь! Здесь, здесь! — и продолжала повторять это, пока свет фонарика не проник в колодец и Рейф не показался на краю: встав на колени, он вглядывался в темноту. Луч выхватил из мрака ее обращенное вверх лицо. Лайл смотрела на Рейфа, вымокшая, побелевшая, но глаза ее были живыми. Рейф увидел, как от внезапного яркого света сузились ее зрачки и сжались веки.

Глава 45

— Лайл! Что случилось?

— Я упала, — откликнулась она.

В голосе Рейфа зазвучала ярость:

— Он тебя столкнул!

Лайл прижалась лицом к рукам, вцепившимся изо всех сил в стену колодца, и почувствовала, что они холодны как лед.

Секунду длилось молчание, потом Рейф резко окликнул ее:

— Посмотрим, можешь ли ты до меня дотянуться! Приподнимись как можно выше!

Луч фонарика исчез. Теперь Лайл различала в темноте лишь темные очертания его головы. Рейф лег на плоскую вершину валуна, откуда столкнул ее Дейл, и протянул руки как можно ниже. Лайл, встав на цыпочки, потянулась к нему, но их руки не встретились. Наверху послышалось движение, Рейф отполз назад. Снова загорелся фонарик.

— Ты не можешь подняться выше?

— Нет, я стою на самом высоком месте. Здесь наклонный пол. И глубокая дыра. Я боялась шевельнуться!

Лучик заметался, потом выхватил из темноты широкую расщелину в скале, примыкавшей к главному рифу, в стороне от плоского валуна. Рейф выключил фонарь и положил его в карман брюк: сейчас жизнь Лайл почти целиком зависела от мощности его батарейки, свет нельзя тратить впустую. Рейф крикнул:

— Я не могу до тебя дотянуться. Там в скале есть щель, поэтому вода стоит так низко. Во время отлива она вытекает из колодца. Нам нечего бояться, просто надо подождать, пока прилив дойдет до верхней точки.

— Но нас зальет приливом! — в ужасе выдохнула Лайл. Она пожалела, что вообще родилась на свет. Ждать, пока прилив дойдет сюда и затопит их!

— В чем дело? Разве ты не понимаешь, что вода тебя приподнимет? Даже если бы я дотянулся до твоих рук, я вряд ли смог бы втащить тебя на такой отвесный склон. Мне тут не за что зацепиться, а эти скалы чертовски скользкие. Но нам нужно только подождать, и прилив нам поможет. Осторожно, я спускаю тебе свой ремень. Держись все время за пряжку. Тогда мне будет за что подтянуть тебя. И как только вода достаточно поднимется, я тебя вытащу.

— А долго ждать?

— Думаю, минут двадцать, может, полчаса. Когда вода перебирается через гребень, то поднимается очень быстро. А мы сейчас ненамного выше этой точки, поэтому идти за помощью очень рискованно. Здесь только один человек умеет плавать — Эванс, да и от него не много пользы. А к тому времени, когда я его позову и добуду веревку… Нет, это не подходит. Ничего, я тебя вытащу. Ты держишься за ремень?

— Да.

— Ты не поранилась?

— Нет.

— Лайл, почему ты с ним пошла? Это же безумие!

— Я не знала.

— Почему ты не уехала? Я ведь пытался заставить тебя уехать!

— А почему ты это делал? Я подумала, что ты меня ненавидишь. Ты хотел этого, потому что знал про Дейла?

— Я точно ничего не знал. Я безумно боялся за тебя.

Странно было разговаривать вот так, под темным, едва различимым небом, не видя лиц друг друга. Странно и легко.

Лайл подумала об этом, а еще о том, что с Рейфом всегда было легко разговаривать.

— Он убил Лидию. Ты об этом знал?

Рейф повторил:

— Не знал, но боялся этого.

— А Сисси! Бедная Сисси!

— Лайл, я ничего не знал. Знать я не мог. Мог только подозревать. Каждый раз можно было найти несколько разных объяснений случившегося. Лидия могла поскользнуться — она совершенно не переносила высоты, у нее кружилась голова. Пелл мог испортить твою машину, и он же мог убить Сисси. Такие вещи случаются. Но когда я нашел ее там…

— Ты ее нашел?

— Я подумал, это ты.

— Но Рейф, ты ее там нашел?

— Да, нашел и подумал, что это ты. Я взял ее за плечи, чтобы перевернуть. Вот как мои отпечатки попали на этот чертов жакет. Лайл, мне показалось, что это ты. — Голос его задрожал и сорвался.

— Ты видел, как она упала?

— Нет, я просто наткнулся на нее. И крика я тоже не слышал — там кричали чайки, и я был далеко. Я просто пытался заставить тебя уехать, а ты спросила меня, ненавижу ли я тебя. Помнишь? Я тогда бродил и зашел довольно далеко. Я не замечал, где я, куда я попал. Вдруг я пришел в себя, услышав какой-то глухой звук. И оказалось, что я стою у Тэйн-Хэда, под утесом, а у моих ног — то, что я с ужасом принял за твое мертвое тело.

После долгого молчания Лайл произнесла:

— И ты никому не сказал.

— Лайл, это страшно потрясло меня. Я вернулся к стене и просидел там полночи. Я был в ужасе не только из-за того, что на секунду подумал, будто это ты. Это был Дейл. Если я мог принять девушку за тебя, то мог и он. Все мысли и страхи, с которыми я боролся, вернулись и сломили меня. Я не знал, что делать. И решил, что буду держать язык за зубами, если только меня не вызовут в суд… То, что я ее нашел, ничего не доказывало. Это не могло помочь Пеллу.

Лайл проговорила тихим, удивленным голосом:

— Дейл сказал мне, что это ты убил Лидию и Сисси. Он сказал, что ты пытаешься убить меня — из-за Тэнфилда. Он сказал…

— И ты ему поверила!

— Я не знаю. Не думаю, что вообще могла поверить хотя бы во что-то.

— Когда ты спустилась к обеду, ты смотрела сквозь меня, как будто меня там не было!

Она еле слышно, печально выдохнула:

— Мне казалось, там была пустота, там не было никого из нас. Как в кошмарном сне.

— Это после того, как он тебе сказал?

— Да. Это меня… — она замолчала, словно подыскивая слово, — ошеломило.

На мгновение голос ее стих. Потом послышался вновь:

— Рейф, что случилось с твоим портсигаром, который я подарила тебе на день рождения?

— Разве ты не знаешь?

— Я — да. Я хотела спросить, знаешь ли ты.

— Дейл взял его тогда, вечером в среду. У него кончились сигареты. Когда они с Алисией собрались уезжать, он увидел мой портсигар на кресле, подобрал и сунул в карман.

— Он знал, что ты это видел?

— О да, знал. Что он сказал тебе об этом?

— Что Алисия нашла его на том утесе, откуда упала Сисси. Сказал, что Алисия искала там свою брошь, а нашла твой портсигар.

Рейф шевельнулся:

— А это очень даже возможно! Я все думал, что ей понадобилось там, наверху, сегодня утром. — Рейф издал удивленный смешок. — Это было всего лишь сегодня утром, а кажется, будто годы прошли. Не думаю, что она вправду уронила брошь. Но Дейл знал, что уронил там мой портсигар, и послал ее его поискать.

Самое странное во всей этой странной истории было то, как спокойно они теперь обсуждали ее. В ней были взрывы страстей и мучительный страх, борьба ненависти, подозрений и сомнений. Вначале — медленное угасание, а потом — жестокая гибель надежды, веры и любви. Были всепоглощающие наплывы эмоций. Но теперь все иссякло. Все прошло, все закончилось. Они говорили без всякого напряжения, без умолчаний. Они не видели лиц друг друга, но каждый отчетливо и ясно понимал мысли собеседника.

После долгого молчания Лайл произнесла:

— А Алисия, она знала?

Ответа не последовало. Но само молчание говорило: ответа на это никогда не будет. Только Алисия могла бы сказать, знала ли она — или догадывалась — о Лидии и о Сисси. Но Алисия никогда об этом не скажет.

Голос Лайл нарушил тишину:

— Вода поднимается.

Глава 46

За время между отливом и заходом солнца вода в провале, отражая солнечный свет, успела впитать часть дневной жары, поэтому до сих пор хранила тепло. Вначале Лайл совсем так не казалось, но теперь, когда свежая, холодная вода закрутилась воронками вокруг ее груди, потом вокруг плеч, сбивая ее с ненадежной опоры, она ощутила это тепло. Одной рукой Лайл цеплялась за ремень, другой — за стену, стараясь удержать равновесие. Новая холодная волна нахлынула, отступила, закрутившись водоворотами, потом вернулась с новой силой, встряхивая, холодя, все выше поднимая Лайл. Одна за другой волны ударялись о ее грудь и отступали, вновь и вновь, маленький прилив в центре большого. И каждая новая волна была холоднее предыдущей.

Наконец вытянутая рука Рейфа коснулась руки Лайл. Его пальцы сомкнулись на ее запястье. Для нее теперь самое страшное осталось позади. Но ему еще предстояло самое трудное. Камень, на котором лежал Рейф, был склизким от водорослей. Ухватиться было не за что. Волей-неволей приходилось ждать, пока от края до воды останется не больше трех футов, и только тогда вытаскивать Лайл. Она обессилела и окоченела от холода. А ему придется выводить ее по проходу между скалами на песчаную косу, потом — вокруг вершины и снова между скал, по другую сторону. Это теперь единственно возможный путь. С одной стороны тянется коса, покрытая галькой, а с другой — песчаная. Они обе сейчас глубоко под водой, потому что прилив, раньше сдерживаемый гребнем, уже поднялся выше его, залив все более низкие места. Если бы Рейф не знал как свои пять пальцев каждый камень на пляже, каждый изгиб прохода, нельзя было бы даже надеяться пройти таким путем. Даже при свете дня ни один человек в здравом рассудке не решился бы пробираться между этими грозными, зазубренными валунами, доверху залитыми водой.

Сложнее всего им придется на этой стороне Шепстоунских скал. Если Рейфу удастся добраться с Лайл до гребня, он сможет внести ее туда. Но сначала нужно добраться до гребня. Лайл всегда была плохой пловчихой, а теперь она вообще не в силах помочь ни себе, ни ему.

Рейф заставил ее держаться на плаву и, соскользнув в воду, начал продвигаться по направлению к гребню. Он плыл очень медленно и с максимальными предосторожностями, поддерживая ее одной рукой, напрягая глаза, чтобы не пропустить ни одной вехи. Летнее небо никогда не бывает абсолютно темным. В ясную июльскую ночь в нем всегда мерцает слабый, таинственный свет. В таком освещении большие и маленькие предметы теряют очертания, сохраняя лишь размер. Но Рейфу ночная мгла не мешала различать их форму. Ведь любой из них он мог извлечь из мрака и увидеть мысленным взором так же ясно, как много раз до этого при свете дня.

Рейф продвигался медленно, но с той уверенностью, которая дается привычкой и практикой. Лайл безвольно лежала на воде, казалось, она была без сознания. Молодой человек не знал, вправду ли это так. Во тьме он видел лишь бледный овал на месте ее лица.

Лайл была в сознании, но сознание это было словно ограничено. Она могла мыслить в этих рамках, но за ними все сливалось в неясную, темную массу, как та вода, в которой она сейчас плыла. Ей больше не было страшно Теперь она в безопасности. Рейф так сказал. Лайл была в безопасности, но замерзла и страшно устала. Больше всего на свете ей хотелось лечь и уснуть. Она ощущала движение воды. Ощущала руку Рейфа. И не знала, сколько прошло времени. Лайл знала только, что они движутся, но не заметила, когда они обогнули вершину гребня и двинулись в сторону своего пляжа. Она едва ли поняла, что они наконец достигли твердой земли.

Голос Рейфа зовет ее… Рейф тянет ее вверх, ставит на ноги… Его рука крепко обнимает ее…

— Ты можешь идти? Хорошо, если можешь. Ты можешь подняться по лестнице? Я не могу оставить тебя здесь, вода поднимается. Обними меня за шею и попробуй.

Они добрались до лестницы. Поднялись. Рейф поддерживал Лайл, принимая на себя большую часть ее веса. На каждом этапе этого путешествия казалось, что для следующего сил уже не осталось. Но потом они одолевали и его. От кромки воды до стены. От стены по аллее, ярко-зеленой днем, а сейчас темной, окутанной мраком. Вперед и вперед, между статуями и кипарисами итальянского сада. Через террасу и наконец — в дом.

В холле еще горел свет. Казалось, войдя в него, они вернулись домой из другого мира. Лайл очнулась настолько, чтобы ощутить, как сильно она замерзла. А потом появился Уильям, и Рейф объяснил ему, что с ней произошло несчастье и нужно теперь же позвать Лиззи и еще кого-нибудь из горничных.

Все, что происходило дальше, смутно скользило по поверхности ее затуманенного сознания. Заботливые Лиззи и Мэри. Горячая ванна. Какое-то горячее питье. Кровать. Все эти события проскользнули словно череда снов. Это были даже не события, а их неясные образы в ее мозгу. Но затем что-то пробилось сквозь них, прорвало туман оцепенения. Ладонь Рейфа на ее руке. Голос Рейфа:

— Ты в полной безопасности, Лайл. Лиззи останется с тобой. Ты слышишь меня? Ты спасена.

— Да, — шепнула она.

Ощущение покоя и безопасности нахлынуло на нее, как приливная волна. Лайл скользнула в нее, все глубже погружаясь в воды сна.

Глава 47

Рейф Джернингхэм вошел в кабинет и закрыл за собой дверь. До полуночи оставалось всего несколько минут. Он сел за стол Дейла, снял трубку и набрал номер Тэнфилдского аэродрома. Ему ответил знакомый голос:

— Алло?

— Алло, Мак! Рейф Джернингхэм говорит. Мой кузен уже взлетел?

В трубке послышался голос Мака, говорившего с шотландской картавостью:

— Ну, я точно не знаю. Тут произошла небольшая задержка. Джонсон что-то чинил в самолете, и я не знаю, взлетел он уже или нет. Вам он очень нужен?

— Да. Слушай, Мак, если он еще не улетел, найди его. Здесь случилось несчастье, скажи ему об этом, хорошо? Попроси его подойти и поговорить со мной.

— Надеюсь, ничего серьезного.

— Все очень серьезно, — ответил Рейф.

Он услышал удаляющиеся шаги Мака, неестественно гулкие в тишине пустого помещения. Потом все звуки стихли. Рейф ждал, пока зазвучат другие шаги — шаги Дейла, спешащего к телефону, чтобы услышать весть о смерти Лайл. Но в трубке царила тишина.

Наконец он услышал, как Дейл идет — быстро, нетерпеливо. Это была походка человека, который не любит ждать. Потом в трубке раздался его голос:

— Это ты, Рейф? В чем дело?

— Произошло несчастье.

— С кем?

— С Лайл. Я нашел ее.

— Где?

— В одном из провалов позади Шепстоунских скал.

— Мертвую?

— Нет, живую.

На другом конце провода наступило мертвое молчание. Молчание рухнувших надежд, уничтоженных одним лишь словом. Потом, после паузы, голос Дейла:

— Она ранена?

— Нет.

— В сознании?

— В полном сознании.

— Она что-нибудь говорила?

— Да.

Снова повисло молчание. Потом Дейл сказал:

— Понятно. И что дальше?

— Это зависит от тебя.

— В смысле, никакого компромисса не может быть?

— Какой может быть компромисс?

Опять пауза. Потом смех Дейла:

— Какой ты все-таки беспокойный! Почему тебе обязательно надо было вмешаться? Просто из любопытства: мне хотелось бы узнать, как ты ее нашел?

— Следы на песке — уходят двое, а возвращается один.

— Понятно. Странная случайность. Нельзя бороться с собственной судьбой. Она все время была против меня. Ну? Ты собираешься посвятить в это дело Марча?

— Придется. Ведь есть Пелл.

— Ладно, давай. На моем туалетном столике лежит письмо в конверте — ты его, наверно, ищешь. Что ж, это все. Я взлетаю. Через минуту ты меня услышишь. Пока! — В трубке что-то щелкнуло, и воцарилась мертвая тишина.

Рейф тоже повесил трубку и поднялся. Минуту он постоял под люстрой, глядя на портрет над камином. Джайлз Джернингхэм, когда-то лорд — главный судья, ответил ему суровым взглядом.

Наверху, в спальне, хранившей все приметы того, что ее хозяином был Дейл, Рейф нашел письмо. Простой конверт, без адреса и незапечатанный, стоял, прислоненный к зеркалу. Внутри — единственный лист бумаги, на котором почерком Лайл написана пара строчек. Ни начала, ни окончания — всего две строчки букв с сильным наклоном, написанных усталой рукой:

«Не думаю, что могу дальше выносить эту тяжесть. Пожалуйста, простите меня».

Рейф прочел эти слова, и вспышка ужаса ослепила его. Лайл это написала! Когда? Как? В его памяти возникла картина: выйдя из столовой после ленча, они быстро обмениваются несколькими репликами. Дейл и Алисия все еще болтают за столом. А он говорит Лайл в той старой доброй шутливой манере, что теперь осталась в прошлом:

— Что это ты такая усталая, милая? По тебе будто каток проехал.

И Лайл, чуть улыбаясь:

— Так и было. Мы пытались сочинить последнее воззвание к моему старому упрямцу Робсону. Я испортила, наверно, двадцать страниц — и никакого толка. — И вдруг ее рука сжимает его локоть. — Рейф, я забыла: Дейл не хотел чтобы кто-нибудь узнал. Это имеет для него такое громадное значение! Рейф как будто снова услышал свои слова: — Ладно, я тебя не выдам. Он снова взглянул на две неровные строчки. Это, без всякого сомнения, один из тех испорченных листов. Слова предложенные или даже продиктованные Дейлом, слова! — которые стати бы убедительным доказательством самоубийства, когда завтрашний прилив вынес бы на берег бездыханное тело Лайл. Рейф подошел к камину, поднес к листку спичку и смотрел, пока он не превратился в кучку легкого пепла. Потом он открыл высокое французское окно и вышел на балкон. Окна Лайл тоже выходили на него. В ее комнате горел свет. Лиззи ее не оставит. Шторы не были задернуты. На каменные перила от окна ложился слабый отблеск — бледный желтый свет, возможно от затененной свечи. Рейф стоял и смотрел поверх густых крон в сторону моря. Там, среди деревьев, они на нетвердых ногах прокладывали свой нелегкий путь к дому меньше часа назад. Издали, рождаясь в тишине, донесся слабый звук, которого ждал Рейф. Его тело и разум пребывали в таком напряженном внимании, что звук этот он, казалось, скорее почувствовал, чем услышал. Этот момент словно выпал из времени. Все, что когда-либо знал или чувствовал Рейф, застыло, повисло между тем, что уже произошло, и тем, чему еще только предстояло свершиться. И это будущее было ясным, жестоким и неизбежным. Потом этот миг замершего времени кончился, заслоненный реальностью. Настойчивое гудение приближающегося самолета ударило в уши, и внезапно этот звук перешел во все усиливающийся рев. Рейф всегда любил этот звук, эту музыку полета, вызывавшую в нем ответную дрожь восторга. Но теперь она била по каждому нерву. Шум достиг кульминации, и Рейф увидел самолет — не над головой, а левее, черный силуэт на фоне холмов, такой черный, он был бы невидим, если бы не рассекал тьму в легком, стремительном полете. Самолет, описав вдали длинную кривую, в низком полете миновал дом и повернул в сторону моря. Теперь он набирал высоту, все поднимался и поднимался, как черная птица в мерцающем небе, все выше и выше. Жужжание мотора стихало. Птица исчезла. Ее новое, внезапное появление было ужасно. Самолет ворвался в поле зрения и слуха, вертикально пронесся вниз и рухнул в воду. Волны сомкнулись над ним. Силуэт исчез, звук смолк.

Дейл погиб.

Рейф стоял на балконе, опираясь на перила, глядя на море. Но теперь он видел перед собой не землю, что когда-то принадлежала Дейлу, и не море, что стало его могилой. А всю долгую цепь эпизодов их жизней, всегда связанных одна с другой — и всегда обособленных.

Картины: Дейл в детской, властный и сильный в свои пять лет, расцветающий улыбкой и очарованием, если добивался, чего хотел. Рейф и Алисия смотрят на него с обожанием. Дейл в школе, сильный, большой для своего возраста, небрежно-покровительственно относится к своему младшему кузену, который обладает сноровкой в деле сдачи экзаменов, но далеко не так силен в играх. Дейл — капитан футбольной и крикетной команд. Дейл побеждает в лодочной гонке на милю. Дейл поднимает штангу. Дейл, получавший все, что хотел, до тех пор, пока его не бросила Алисия. Слишком многое давалось слишком легко, и вдруг сокрушительный удар. Дейл, который имел все, что хотел, и внезапно лишенный этого.

Алисия ушла, а Тэнфилд под угрозой. Не с этого ли момента все пошло не так? Или все было не так с самого начала? Человек превращается в убийцу внезапно, или эта холодная, беспощадная жилка таилась в нем всегда? Если человек слишком много значит для самого себя, если его собственность ему слишком дорога, то однажды интересы — и жизни — других людей настолько теряют для него ценность, что он может, не мучась сомнениями, пожертвовать ими.

Сложилось бы что-нибудь иначе, если бы Дейл женился на Алисии? Внешне — может быть. Убийство не было бы совершено, поскольку не принесло бы никакого выигрыша. Почему Алисия бросила его? Из них двоих она была именно тем, кто по-настоящему любил. Но она вышла за Роланда Стейна. Почему? Никто этого не узнает. Может быть, она увидела в Дейле эту темную жилку и испугалась? Этого никогда не узнать.

Дейл, казалось, вполне радостно и охотно женился на Лидии Барроуз. Он совершенно точно не питал ни капли любви к Лидии. Но с каким совершенством он разыгрывал влюбленного! По-настоящему замечательный спектакль! В какой же момент он решил опустить занавес и закрыть театральный сезон?

Насколько помнил Рейф, Дейл не испытывал сожалений. Деньги Лидии снова облегчили его жизнь. Пока не кончились.

Дайте Дейлу то, что он хочет, — и никому не удастся превзойти его в доброте и великодушии. Идеальный землевладелец, трудолюбивый, предприимчивый, внимательный и заботливый по отношению к арендаторам; хороший хозяин; человек, окруженный друзьями, — было ли все это лишь ролью, которую играл Дейл, играл легко, радостно, с наслаждением? Любил ли он Алисию? Любил ли он хоть когда-нибудь Лайл? Любил ли он вообще кого-нибудь? Или ему просто доставляло удовольствие играть влюбленного, великодушного хозяина, хорошего спортсмена? Ответ неохотно пришел на ум. Он любил Тэнфилд. Не Алисию, не Лайл, не Рейфа. Не человеческое существо. А Тэнфилд, который в какой-то мере был проекцией его самого. Свое владение, целиком завладевшее им.

Начало светать. Белая дымка тумана заволокла поверхность воды. Рейф повернулся и вошел в дом.

Глава 48

Вечером того же дня, уже довольно поздно, инспектор Марч позвонил у дверей пансиона мисс Меллисон. Дверь открыла сама хозяйка, в цветастом фартуке и ярко-голубых бусах. Щеки ее горели, а седые волосы стояли дыбом в результате совместных усилий июльской жары и раскаленной кухни.

— Я надеюсь, вы не очень долго прождали. Просто моя служанка взяла выходной. Если не возражаете… Моя маленькая гостиная… Мне так приятно… Мисс Силвер придет через минуту. Я думаю, вы знаете дорогу.

Мисс Меллисон засеменила по направлению к лестнице. Повернувшись боком, она продемонстрировала кусок кирпично-красного платья из какой-то шерстяной материи, под которым виднелся почти двухдюймовый слой нижних юбок из зеленого искусственного шелка. Неудивительно, что ей жарко.

Марч прошел в ту же комнатку, где наслаждался обществом мисс Силвер в прошлый раз. Все окна были закрыты, и воздух в гостиной был спертым из-за тяжелых ароматов кухни и мебельной полироли. Как только Марч закончил открывать все, что только могло открываться, вошла мисс Силвер, спокойная, аккуратная, старомодная.

— Мой дорогой Рэндал, это очень любезно! Я, конечно же, с нетерпением ждала встречи с тобой. Умоляю тебя присядь. Ты обедал?

— О да.

Пожилая дама уселась сама и взяла в руки новое, только что начатое вязанье. Теперь на спицах появились два ряда бледно-розовой шерсти. Мисс Силвер проговорила со вздохом сожаления:

— Так это, в конце концов, оказался муж!

Рэндал был так поражен, что сразу потерял всякую способность дольше скрывать этот факт.

— Моя дорогая мисс Силвер!

Она чопорно склонила голову.

— Тебя удивляет, что я немного знаю об этом?

Рэндал издал унылый смешок.

— Мне все время кажется, что вы вот-вот вытащите метлу и улетите на ней.

Мисс Силвер осуждающе поджала губы.

— Мой дорогой Рэндал.

Прежде чем она успела договорить, дверная ручка повернулась, дверь распахнулась, и мисс Меллисон вошла в комнату, держа в руках поднос, на котором покоились две чашки кофе, кувшин горячего молока, маленькая сахарница и половина пирога с мадерой.

— О, вам совершенно не стоило себя утруждать!

Мисс Меллисон заявила, что никакой это не труд, любезная хозяйка уже успела снять фартук и припудрить нос. Теперь ее кирпичное платье оказалось полностью на виду — с высоким воротником и длинными рукавами. Голубые бусы были из тех, что продают туристам в венецианских магазинах. Мисс Меллисон просеменила прочь из комнаты и закрыла за собой дверь.

— Она так добра, — пробормотала мисс Силвер. — Она меня совершенно избаловала. — И продолжила, уже более оживленно: — Боже мой, о чем мы говорили? Ах да, все это действительно очень просто. Ты не можешь понять, как я догадалась, что мистер Дейл Джернингхэм вчера ночью разбил свой самолет. У того юноши из Ледлингтонского универмага есть брат, который работает на Тэнфилдском аэродроме. Когда он сегодня утром принес бакалею, то рассказал, как сильно расстроился его брат. С самолетом что-то было не так, но им показалось, что они все исправили. Боюсь, я не настолько хорошо разбираюсь в этих вопросах, чтобы объяснить тебе, в чем там было дело.

— Я рад, что на свете существует хоть что-то, чего вы не знаете.

Мисс Силвер кашлянула.

— Технические детали всегда лучше оставлять специалистам. Так вот, Джонсон рассказал брату, что мистер Джернингхэм все-таки взлетел. Как раз перед стартом его позвали к телефону. В Тэнфилд-Корте произошло несчастье. То ли новости его так расстроили, то ли с самолетом было что-то не так, но, поднявшись в воздух, мистер Джернингхэм, похоже, потерял управление, и его самолет рухнул в море. Один из служащих береговой охраны, по имени Пилкингтон, видел, как это случилось. Когда он позвонил на аэродром и рассказал об этом, все очень расстроились. Мистера Джернингхэма все очень любили, он был таким щедрым и великодушным, как сказал брату Джонсон.

Марч наблюдал за ней со слабой улыбкой.

— Что вы знаете кроме этого?

Мисс Силвер пила кофе маленькими глотками.

— О, очень немного. Могу я отрезать тебе кусочек пирога? Нет? Боюсь, он немного зачерствел. Мы узнали о несчастном случае с миссис Джернингхэм от булочника, который обслуживает Тэнфилд-Корт. Мистер Рейф принес ее, бедняжку, домой в полночь, промокшую до нитки и в состоянии обморока. Она упала в одну из этих глубоких расщелин с водой, а скалы затопило приливом. Настоящее чудесное избавление.

— Да, думаю, можно это назвать и так, — согласился Марч.

— После этого все и вправду стало очень просто. Один несчастный случай действительно может оказаться всего лишь несчастным случаем. Я могу поверить в это так же, как и любой другой. Но что четыре несчастных случая следуют один за другим и при этом все связаны с одним и тем же человеком, — в это я поверить никак не могу.

— Четыре?

Мисс Силвер сделала глоток.

— Около двух недель тому назад миссис Джернингхэм чуть было не утонула. Она пришла в себя только после применения искусственного дыхания. После этого вдребезги разбилась ее машина, и миссис Джернингхэм лишь чудом избежала смерти. Была убита девушка, одетая в ее жакет, а затем она сама снова едва не утонула. Ее спас мистер Рейф Джернингхэм, который после этого имел телефонный разговор со своим кузеном. Сразу вслед за этим разговором Дейл Джернингхэм поднялся в воздух на своем самолете и спровоцировал аварию. Должна признаться, что мне показалось абсолютно невозможным не связать все эти события между собой. Я не права?

Улыбка сошла с лица инспектора. Он поставил чашку обратно на поднос и сказал мрачно:

— Нет, вы совершенно правы. Но послушайте: это не должно ни с кем обсуждаться.

Мисс Силвер резко выпрямилась:

— Мой дорогой Рэндал!

— Нет, нет, прошу прощения, я не это хотел сказать. Вы можете знать об этом — вы об этом уже знаете, — ко это строго между нами. Я разговаривал с начальником полиции. Он ужасно боится скандала. Здесь есть нечто большее, чем простое нежелание смешать с грязью одну из известнейших в графстве фамилий. У Рейфа Джернингхэма — слушайте внимательно, это очень закрытая информация — есть парочка изобретений, купленных правительством. Мне сказали, что это отличная работа, и Рейфа считают очень ценным кадром. Ему предоставляют работу под Макклсфилдом. Естественно, им меньше всего хочется, чтобы Рейф оказался замешанным в какое-либо дело, связанное с широкой оглаской. Конечно, Пелла придется отпустить. Все данные передадут главному прокурору, и дело против него закроют. Дейл Джернингхэм погиб, и нет никакой пользы в том, чтобы перемывать грязное белье на людях.

Звякнули спицы мисс Силвер.

— Да, это всегда очень неприятная процедура, — заметила она. — По правде говоря, мой дорогой Рэндал, бывают случаи, когда свобода печати кажется мне благом, достоинства которого несколько переоценивают. Но я тебя перебила. Я уверена, что ты хотел бы завершить свое повествование. Прошу тебя, продолжай.

В его глазах блеснуло подозрение.

— Если только мне и в самом деле есть что вам поведать. Что ж, произошло еще вот что. Рейф Джернингхэм позвонил мне сегодня в семь утра и попросил меня приехать. Бедняга, он был бледен как смерть. Он все мне рассказал. Он нашел бедную девушку за Шепстоунскими скалами, в одной из этих каменных ловушек, залитых водой. Ее муж столкнул ее туда, предоставив приливу довершить начатое. Я видел это место. Меня поражает, как Рейфу удалось вытащить ее оттуда и вывести между этими скалами в темноте!

— Действительно, чудесное спасение, — горячо подтвердила мисс Силвер.

— Он доставил ее домой и позвонил на аэродром. Как только Дейл услышал, что его жена жива, он понял, что проиграл. Вся загвоздка была в Пелле, а то семья могла бы скрыть и это происшествие. Но даже Дейл ясно понимал, что они не могут остаться в стороне и позволить повесить Пелла. Поэтому он спикировал в море.

— Ты видел миссис Джернингхэм?

— Да. Она дала показания, очень ясные и четкие. Муж столкнул ее в колодец. Он был без ума от этого поместья, а ее деньги были для него недоступны. Но по завещанию своего отца она имела право выбрать себе наследника, и она распорядилась в пользу мужа. По ее завещанию Рейф получал двадцать тысяч, остальное должно было отойти Дейлу. Я думаю, остальное — это громадная сумма, достаточная для того, чтобы сохранить Тэнфилд в руках семьи для следующего поколения — а может и двух следующих. Бедняжка, мне было ее отчаянно жаль. Она не пыталась ничего скрыть. Думаю, вы заметили, что так происходит, когда человек получил по-настоящему серьезный шок. Она излагала все это мягким, усталым голосом — никаких эмоций. Столкнув ее в колодец, Дейл встал на краю и рассказал ей, зачем он это сделал. Пожаловался на невезение — эпизод в море и разбитая машина. Вы абсолютно правы насчет этого. Он похвастался, как умно все проделал. И признался в убийстве Сисси, но не думаю, что он этим хвастался. Думаю, это было для него настоящим ударом. Любопытно, не правда ли, — он мог бы без всякого сожаления убить собственную жену, но ужасно расстроился, по ошибке убив Сисси Коул. Коулы — часть Тэнфилда, а это святое. Думаю, он и вправду еще больше возненавидел свою бедняжку жену за то, что она подарила свой жакет Сисси, заставив его так ошибиться.

Мисс Силвер кивнула.

— Думаю, это вполне возможно. Шокирующая история, но очень интересная. А получил ли ты заявление от леди Стейн? Мне кажется, она должна была бы кое-что объяснить. Она ведь засвидетельствовала, что все это время на Тэйн-Хэде провела вместе с мистером Джернингхэмом, не так ли?

— Ну, она сказала не совсем это. Она слегка увиливала от прямого ответа. Слушая ее рассказ, я размышлял, почему она так старается подкинуть мне мысль, что у нее с Дейлом любовная связь. Это казалось несколько неуместным. Помнится, я спросил ее, находились ли они рядом все время, а она засмеялась как бы со смущением и ответила, что не может поклясться, будто ни на минуту не отводила от него глаз, но… а как я думаю, зачем они туда поднялись?.. В общем, вложила в сказанное именно такой смысл.

Мисс Силвер тихо кашлянула.

— А что она говорит теперь?

— Ничего, что могло бы нам помочь. Это ее сильно потрясло. Она говорит, что они были там вместе, но она обронила бриллиантовую брошь с изумрудами, и они пытались ее отыскать. Вчера утром я наткнулся на леди Стейн, когда поднимался туда с Рейфом. Она сказала нам, что потеряла здесь брошь и снова пришла ее поискать. Насчет вечера среды она утверждает, что они долго разыскивали украшение, но освещение было плохое, так что ничего не вышло. Время от времени они теряли друг друга из виду. Это звучит вполне убедительно, знаете ли. На самом деле, вполне возможно, что это правда, — несколько измененная, но не слишком. Дейл Джернингхэм вряд ли стал бы сталкивать девушку в присутствии третьего лица, если только леди Стейн не была его сообщницей. Но наличие сообщника предполагает предумышленность, а все обстоятельства этого убийства делают предумышленность невозможной. Нет, он, очевидно, неожиданно наткнулся на девушку. Увидел высокую фигуру, светлые волосы, жакет своей жены и немедленно среагировал, движимый шоком от непредвиденной удачи. Если бы он дал себе время подумать, ему бы пришло в голову, что присутствие здесь миссис Джернингхэм невозможно. Потом он вспомнил бы о Пелле, сбежавшем по тропинке, и это подтвердило бы его ошибку. Но у него было намерение убить жену. Он решил, что ему представился удобный случай, и воспользовался им. Вероятно, все произошло мгновенно. Ему и не нужно было надолго исчезать из поля зрения леди Стейн. А что она подумала, о чем догадалась после этого, — уже другое дело.

— Ужасающая история, — подытожила мисс Силвер.

Глава 49

Тело Дейла Джернингхэма вынесло приливом к подножию Шепстоунских скал. Было проведено расследование, и суд вынес вердикт: смерть в результате несчастного случая во время полета. Миссис Джернингхэм на слушании не присутствовала. Говорили, что она убита горем. Вскоре она уехала погостить у друзей в Девоншире. Девоншир далеко от этих мест.

Мистер Тэтхем в который уже раз повторил свое предложение купить Тэнфилд и прилегающий участок земли. Рейф Джернингхэм, унаследовавший собственность, согласился на продажу имения. Естественно, окончательное заключение сделки придется отложить до официального утверждения завещания Дейла Джернингхэма судом.

Мисс Мод Силвер вернулась в Лондон, где ее внимание полностью поглотило дело мистера Вэли и русской иконы: Вэли, конечно, оказалось вымышленным именем. Черные тучи все больше сгущались над небом Европы. Июль сменился августом, а август — войной. Смерти Сисси Коул и Дейла Джернингхэма остались по ту сторону событий, потрясших мир. Никто больше о них не вспоминал.

В один из дней, когда зима начала поворачивать в сторону весны, Рейф Джернингхэм вошел в комнату одной из лондонских квартир. Он пришел, чтобы встретиться с Лайл, которую не видел с момента ее отъезда из Тэнфилда. Как уже было замечено, Девоншир находится далеко от тех мест. И Лайл отдалили от него трагедия, родство и все те вещи, что одновременно подчеркивают расстояние и стирают его. Рейф писал Лайл, и она писала ему. Он знал, какую дорогу она выбрала, когда впервые снова вышла из дому; знал, как добры к ней были Пирсы; как на Новый год цвели фиалки у южной стены. Такие вещи не могут утолить голод человеческого сердца. А скоро не будет даже их, потому что не будет Лайл. Ее намерение вернуться в Америку было естественно и неизбежно. Оказавшись там, она уже не вернется. Она может снова выйти замуж. Поток ее писем иссякнет, ограничившись парой строчек на Рождество, а вскоре и хуже того — открыткой с ее новой подписью. Дверь отворилась, и Рейф вошел. Лайл была в сером платье с букетиком фиалок — не из тех, что продаются в цветочном магазине. Наверно, она привезла их из Девоншира. Они были маленькими, темными и очень милыми. Среди них пряталась одна белая. Рейф разглядывал фиалки, потому что трудно было сразу посмотреть в лицо Лайл.

Ее рука коснулась его ладони. До этого они пожимали друг другу руки лишь однажды: когда Дейл впервые привез Лайл в Тэнфилд. И теперь вернуться к этому казалось странным и слишком официальным. Таким странным, что Рейф не смог выговорить ни слова. Он не мог перейти на свой обычный тон и не угадывал теперешнего настроения Лайл.

Она же думала: «Почему у него такой вид? О Рейф, ты болен? Или и вправду меня ненавидишь? О Рейф, почему?»

Но эти слова звучали лишь в ее сердце. Губы ее начат послушно произносить все те фразы, что люди говорят друг другу после долгой разлуки: — Как ты? — и — Чем занимался? — и — Правда, очень любезно со стороны Маргарет Касселз сдать мне эту очаровательную квартиру? Пирсы были ангельски добры, но теперь я чувствую себя вполне хорошо, и мистер Робсон хочет меня видеть.

— Как и я. — Рейф смотрел ей в глаза. — Ты себя хорошо чувствуешь?

— А разве я плохо выгляжу?

Рейф продолжал смотреть на нее. Из ее глаз исчезло напряженное терпение, но оно оставило в них свою тень. Лайл уже не была такой истощенной, как раньше. На ее щеках то появлялся, то исчезал нежный румянец. Она сделала новую прическу. Волосы ее сияли, как бледное золото, как зимнее солнце. Рейф сказал:

— Сделка завершена. Тэнфилд теперь принадлежит Тэтхему.

Лайл отвела взгляд. У нее перехватило дыхание. Вновь набрав воздуха, она спросила мягко:

— Тебе жаль?

— Жаль? Я полон благодарности Тэтхему! — Рейф оттолкнул стул и поднялся. — Я думал, он пойдет на попятный, когда начнется война, но ничего подобного: он терпеливо ждал, и едва суд подтвердил завещание, Тэтхем сразу же оказался тут как тут, дрожа от нетерпения, готовый подписать чек и немедленно въехать в дом.

Наступило молчание. Рейф подошел к окну и встал спиной к Лайл. Мокрый тротуар, напротив — ряд домов, бледное голубое небо. Он отрывисто произнес:

— Мэнор я сохранил.

— Как хорошо! — В ее голосе прозвучала радость.

Рейф сказал не оборачиваясь:

— Тебе он нравился.

— Я его очень любила. Он был такой дружелюбный, чувствовалось, что там жили милые люди, которые любили друг друга.

— Там жили мои родители. Они очень любили друг друга.

Снова повисла пауза.

Очень странно для Рейфа не находить слов.

Он слегка повернулся и сказал просто:

— Ты знаешь, что мне дали работу?

— Да. Тебе интересно?

— Очень. Я мог бы жить в Мэноре, но… Не думаю, что буду.

— О!

Рейф начал накручивать на запястье шнурок от занавесок.

— Не думаю, что ты еще когда-нибудь захочешь увидеть это место.

— Почему?

— Мне кажется, тебе должно быть отвратительно видеть кого-нибудь или что-нибудь, напоминающее о Тэнфилде.

— Почему?

Лайл увидела, как его брови поднялись, странно изогнувшись. Загадочная улыбка тронула его губы и исчезла.

— Есть множество причин, моя дорогая.

На мгновение к нему вернулся прежний легкий тон. Потом голос его задрожал и сорвался. Он размотал шнурок и отбросил его обратно на окно. Шарик из слоновой кости стукнул о стекло.

— О Лайл, я так тебя люблю!

Это настолько поразило ее, что она даже лишилась способности думать. В ней заговорило что-то более примитивное, чем разум. Поэтому Лайл смогла лишь произнести:

— Правда?

— Разве ты не знала?

Она покачала головой.

— Ты сказал, что ненавидишь меня.

Рейф засмеялся странным, отрывистым смехом.

— Мне нужно было заставить тебя уехать. Ты была в опасности. Неужели ты и вправду могла подумать, что я тебя ненавижу?

Лайл прижала руку к щеке тем прежним жестом, что всегда трогал его сердце. Жест этот значил: «Я беззащитна, я не знаю, что делать».

Рейф придвинул стул к ее стулу и сел на подлокотник.

— Давай поговорим об этом. Я этого хочу. Я хотел с тех самых пор, но не могу подобрать нужных слов…

Она смотрела на него снизу вверх, румянец то вспыхивал на ее щеках, то исчезал.

— Почему?

— Потому что я исчерпал их. Я встречался со множеством девушек, но все это была лишь игра — очень приятная, пока роман длится, а когда кончается — никакой душевной боли. Любовь прошла, и никто не в обиде. Но все это теперь мне не нужно. Все это ничего не значило, это была лишь игра. Теперь… Последние двенадцать месяцев были адом.

Рука Лайл упала на колени. Она сидела молча.

— Естественно, тебе должен быть отвратителен вид любого человека, связанного с Тэнфилдом. Я только что сказал тебе об этом, а ты спросила: «Почему?» Начиная с июля я говорил это себе и отвечал себе же: «А почему бы и нет?» И дальше этого я никогда не заходил. Но сейчас я дошел до той точки, когда мне необходимо узнать, могу ли я на что-то надеяться? И прежде чем ты что-нибудь скажешь, я прошу тебя выслушать меня и сказать мне правду — настоящую правду. И не нужно приукрашивать ее, от этого не будет никакой пользы.

Лайл закусила губы. Что-то внутри ее дрожало, заставляя дрожать и губы. Она пыталась сдержать эту дрожь.

Рейф подался вперед и положил руку на подлокотник ее кресла.

— Что ты чувствуешь, когда я рядом?

Лайл молчала.

— Ты же должна это знать. Не нужно бояться задеть мои чувства. Мы с тобой много раз вместе ездили или гуляли. Как ты тогда себя чувствовала?

— В безопасности, — ответила она, и лицо ее изменилось, потемнело от нахлынувшего румянца.

— Это правда? — спросил Рейф, и она серьезно кивнула в ответ.

— Да, правда. Я никогда не обманываю. Я всегда чувствовала себя спокойно, когда рядом был ты. Даже в том колодце я почувствовала себя в безопасности, когда ты пришел.

Он резко отстранился.

— Какой-то суперполицейский! Кстати, я очень подружился с Марчем. Он отличный парень.

Что же такого она сказала? Что заставило его отшатнуться именно в тот момент, когда отчуждение между ними начало таять? Может быть, ее слова о колодце? Лайл не могла понять. Она только знала, что не вынесет, если он покинет ее, снова став вежливым незнакомцем, — Рейф, который всегда так легко и весело болтал с ней. Она с беспокойством посмотрела на него.

— Ты не хочешь об этом говорить? Я думаю, мы должны, хотя бы в этот раз. Потому что, если мы не поговорим, это всегда будет стоять между нами.

На его лице снова появилась странная кривая улыбка, тут же сменившаяся серьезным выражением.

— Тогда продолжай. О чем ты хочешь поговорить?

— О Дейле.

Румянец вновь окрасил ее щеки и погас, как свеча на ветру. Словно холодный, хмурый ветер из прошлого пронесся между ними.

— Хорошо, — проговорил Рейф.

Лайл не отводила глаз от его лица.

— Он хоть когда-нибудь любил меня? Это имеет значение, ты же понимаешь. Я хочу знать правду. Иногда мне кажется, что любил — вначале. А потом разозлился — из-за денег и из-за Тэнфилда. Я не должна была показывать ему, что ненавижу Тэнфилд. Это одна из причин, заставивших его захотеть убить меня. Он сам мне сказал там, у колодца. Я снова и снова размышляю об этом, поэтому-то я и хочу узнать истину. Ты думаешь, он любил меня хоть когда-нибудь?

Рейф, не глядя на нее, ответил напряженным голосом:

— Дейл не любил людей. Иногда они были ему нужны. Алисия была ему нужна. Не знаю, как бы все сложилось, если бы он на ней женился. Лидия была нужна ему из-за денег. Ты была ему нужна — не только из-за денег, хотя он не женился бы, если бы ты была бедна. Правда такова, Лайл.

Наступило долгое молчание. Оно все тянулось, и тянулось, и тянулось. Рейф, не отводивший взгляда от Лайл, наконец нарушил его:

— Это так больно?

— Теперь нет, — ответила она. И добавила: — Теперь мне кажется, что все это было так давно… и очень далеко. Мне даже иногда кажется, что я действительно умерла в ту ночь и все остальное происходит уже в другой жизни. И как будто я оставила все это далеко позади себя. — Голос ее задрожал и смолк.

Рейф снова склонился к ней.

— И меня ты тоже оставила позади?

— Я не знаю. Это тебе решать.

Он тут же вскочил, держа ее руки в своих, притягивая ее к себе.

— Почему мы так разговариваем? Я же сказал, что люблю тебя. Эта любовь была адом, но может стать раем. Я не хочу охранять твою безопасность, я не прошу о должности личного полицейского. Я хочу, чтобы ты любила меня, чтобы ты вышла за меня замуж. Хочу, чтобы ты жила вместе со мной в Мэноре. Я больше не хочу говорить или думать о прошлом. Я хочу знать, любишь ли ты меня. Ты меня любишь? Любишь?

В ответ ему зазвенел ее смех. Рейф никогда не слышал более сладостного звука.

— Я все думала, когда же ты меня об этом спросишь!