Монеты - свидетели прошлого

В XVII ВЕКЕ…

В XVII веке кончилась такая организация денежного дела, при которой частные лица свободно несли серебро на монетные дворы. Государство забирает в свои руки все обороты с серебром и снабжение сырьем монетных дворов. И вес копейки потерял стабильность. Из гривенки серебра (204 г) в XVI веке чеканили 300 копеек, в 1613 году - 400 копеек, в 1628 году - 425 копеек, в 1648 году стали выпускать, видимо, копейку из более плохого серебра, хотя и того же веса.

Неустойчивость веса копейки оживила деятельность фальшивомонетчиков. Вот одно из тысяч дел о «воровских деньгах» середины XVII века. У мальчика Ивашки Данилова сына Шатилова нашли на торгу фальшивые копейки. Мальчишка в сыскной избе признался, что «те воровские деньги дала ему мать Онтонида». И мать и отец Ивашки были немедленно арестованы. Отец, Данилка Шатилов, признался, что делал «воровские деньги», и не один, а с «боярскими детьми» Гришкою Куребоновым и Сенькою Романовым да с «гулящим человеком» неким Кислово. Чекан фальшивомонетчиков был сделан Данилою Шатиловым с Гришкою Куребоновым в кузне у Данилы. При обыске у Данилы был найден и изъят маточник и «денежные снасти». Этот маточник Гришка Куребонов купил 4 года назад у Шацкого посадского человека Бориса Верещагина, а остальные «снасти» купил Данила у боярского сына Жданки Лесунова и его брата Петра.

Шатилов не упускал случая самому продать «воровские» чеканы. Целая организация фальшивомонетчиков, и таких сотни и тысячи.

Денежное дело к середине XVII века вступало в полосу кризиса. Требовались какие-то меры. И в 1654 году правительство царя Алексея Михайловича начало денежную реформу. Нужно было поправить тяжелое экономическое положение России, разоренной войнами. Хотели также как-то модернизировать денежное хозяйство. Хотя у населения и было какое-то количество ефимков-талеров на руках, в денежное обращение они не поступали. Вспомним московский клад в 3398 песо из Ипатьевского переулка. В нем не было ни одной русской копейки. Это не деньги, изъятые из обращения и готовые в случае нужды вновь в него влиться. Это клад сырья, металла, приготовленного для продажи казне.

Но крупная монета была нужна. В это время в Московской Руси складываются значительные купеческие торговые капиталы. Купец Никитников водил свои суда до Астрахани и даже хотел, как говорили, купить у Строгановых вотчину за огромные деньги, а другой купец Воронин имел в Москве три десятка лавок, где торговали сукном и разным другим товаром. До нас дошли клады копеек XVII века на 200 - 300 рублей - значительные суммы для того времени.

Считать большие суммы мелкими копейками было трудно. Во всей Европе и кое-где на Востоке ходил талер как основная серебряная монета. Обращался он и на только что воссоединенной с Россией Украине. А на Руси - нет.

Копейка считалась по тогдашним ценам крупной единицей и притом неразменной. Покупать ежедневно всякий мелкий товар на рынке было на нее затруднительно.

Требовалось ввести на Руси новый рубль в талер, пригодный для обращения на Украине, но сделать это так, чтобы сохранился старый русский счет на 100 копеек, и при этом казна получила бы как можно больше дохода. Поспешность, неподготовленность предполагаемой реформы погубили благое начинание.

Еще в 1645 году государство монополизировало всю торговлю серебром. В 1654 году правительство пошло на выпуск серебряной монеты с резко повышенным курсом «для пополнения казны и для поспеше-ния ратным людям на жалованье», как писал Григорий Катошихин. Раньше рубль был только счетной единицей. Теперь решили ввести реальную серебряную денежную единицу - рубль, номинально равный 100 старым копейкам, а по весу равный серебряному европейскому талеру-ефимку в 28 - 29 г. Вес ефимка не был равен 100 серебряным монетам, он весил значительно меньше, около 64 копеек. Тем самым серебряному рублю был придан значительный принудительный курс. Рубль чеканили прямо из привозных талеров, и на них были видны обычно следы прежней чеканки. Кроме того, выпускали медные полтины (1/2 рубля). Им тоже был придан принудительный курс, так как стоимость меди в полтине была не вдвое меньше рубля, а примерно в 60 раз. Выпущены были и серебряные полуполтины, равные четверти рубля, тоже с принудительным курсом в виде четвертушки талера с русским штемпелем. Старые монеты не изымались из обращения; предполагалось их постепенно выудить у населения налогами, которые, объявлялось, будут брать в старых копейках.

О том, что новый рубль предназначался и для Украины, ярче всего говорил титул царя, помещенный на нем. Алексей Михайлович назывался на монете «царем и великим князем Всея Великия и Малый России». Штемпелями, приготовленными для рубля, отчеканили золотую монету - подарок Богдану Хмельницкому.

Но не был учтен тот самый закон, по которому монета с меньшим количеством драгоценного металла вытесняет монету того же номинала с большим количеством металла: в новых рублях на копейку приходилось 0,28 г, а в старых копейках было 0,45 г серебра. Население сразу же стало придерживать старую копейку.

Косный, традиционный внутренний рынок Московии не принимал крупной монеты талерного веса, каким был новый рубль. Раньше делалось все, чтобы не допустить талер на рынок, а теперь тот же талер, только с русским штемпелем, навязывали населению, да еще со значительной принудительной надбавкой в курсе. Усилия правительства ввести его в обращение не были достаточно энергичны. Не сумели обеспечить выпуск новых монет в потребном количестве. Введенные в производство новые молотовые снаряды для чеканки ломались; для вырезывания штемпелей имелся только один мастер. Вскоре стало не хватать денег для торговли на рынке и для правительственных платежей. Крестьяне отказывались продавать товары на новые деньги, везти сено и дрова в город. Служилые люди, получиз жалованье в новых деньгах, должны были все покупать на них вдвое дороже. Прибыль была от тех денег малая, а смута великая. Нужно было срочно принимать какие-то меры.

Ефимок с «признаком» 1655 года.

Памятник неудавшейся денежной реформы Алексея Михайловича

В 1655 году выпустили большое количество талеров с надчеканками - «признаками» в виде копеечного клейма со всадником и другого клейма с датой «1655». (табл. XIII). Эти талеры приравнивались к 64 старым серебряным копейкам и весили столько же. Правительство отказалось от принудительного курса рубля, чтобы как-то нейтрализовать дурные последствия выпуска рубля в 1654 году. Талер покупался казной у иностранцев за 50 копеек, а надчеканенный талер-ефимок с «признаком» шел по цене 64 копейки. Надчеканка нужна была для того, чтобы ефимок не поступал на рынок, минуя казну, лишая ее тем самым дохода в 14 копеек на каждой монете. Торговать на ефимки без «признака» запрещалось. Большая часть ефимков с «признаком» пошла на выплату жалованья войскам.

Разрезанный на 4 части и снабженный русским штемпелем талер-ефимок продолжали оценивать в полуполтину, т. е. 25 копеек, с превышением номинальной стоимости над реальной.

Осенью 1655 года правительство начало чеканку медной копейки такого же вида, как серебряная. Объявили, что она равноценна серебряной. Серебряная копейка приравнивалась к такой же примерно по весу медной монете, а соотношение цен меди и серебра было совсем иное. Надеялись, что привычного вида копейка, пусть даже медная, будет принята населением и на нее будут торговать. И действительно, в начале народ принял медную копейку. Но не учитывали реальной стоимости меди и придали медным деньгам слишком большой принудительный курс. Это шло вразрез с рыночной ситуацией, нарушало традиции русского денежного дела. И хотя реформа дала царю большие дополнительные средства, последствия ее были катастрофическими. Медную копейку стали чеканить в очень больших количествах. Для ее производства были вновь открыты Псковский и Новгородский монетные дворы, закрытые в первой половине XVII века, когда правительство стало максимально концентрировать в своих руках денежное дело страны. Но курс и покупательная способность медных копеек резко пали вскоре после того, как они появились на рынке. Ходило много фальшивых медных копеек. Налоги продолжали взимать серебром, а народ не хотел его отдавать, так как перестал верить медным монетам и вообще считать их за деньги. Население стало прятать, зарывать в землю старые серебряные деньги, и правительству не удавалось полностью извлечь их из обращения. Вот, например, огромный клад, найденный в Москве на Ильинке (теперь это улица Куйбышева). В нем примерно 22 тысячи серебряных копеек предреформенной чеканки. Это памятник неудавшейся реформы Алексея Михайловича.

В конце концов, через 7 с небольшим лет после начала финансовых мероприятий, реформа привела к грозному восстанию 1662 года. Эти события вошли в историю как «Медный бунт». Он был, конечно, подавлен, но и реформу пришлось отменить. Вернулись к старому положению, т. е. к серебряной копейке. Сочли, и правильно сочли, что так будет безопаснее и благоразумнее.

В 1670 году из медных копеек, которые теперь были не нужны, отлили красивую медную решетку, которую установили в Московском Кремле. И продолжали купцы везти в Россию талеры, и выкупало их правительство, и делало из них серебряные копейки. И оставалась Московия особым миром отсталого ремесла и торговли, редких мануфактур и примитивных финансов, миром архаического обращения копейки, охраняемого государственными таможнями. Талер, свободно обращающийся во всей Европе, не мог в него пробиться.

В. О. Ключевский писал: «Царь Алексей Михайлович… одной ногой еще крепко упирался в родную православную старину, а другую уже занес было за ее черту, да так и остался в этом нерешительном переходном положении… Чтобы не выбирать между стариной и новшествами, он не разрывал с первой и не отворачивался от последних».

Действительно, в решениях московского правительства во время реформы 1654 - 1655 годов есть что-то похожее на движения человека, балансирующего на одной ноге.

Во второй половине XVII века увеличивался приток фальшивых и низкопробных талеров. Вот история, сохранившаяся среди дел приказа Большой казны.

В 1675 году голландский купец Вахромей Миллер с товарищами принес на Московский монетный двор серебряные талеры-ефимки числом 16 745, выдав их за «любские». Их стали плавить, чтобы перечеканить в русские деньги. Но когда часть серебра была переплавлена, то выяснилось, что талеры содержали очень плохой металл и работать с этим серебром нельзя. Угар оказался слишком велик. «Вахромеев-ские» ефимки хуже «любских», донесли монетчики в приказ. Но Миллер стоял на своем, утверждая, что его серебро хорошее. Дело дошло до Боярской думы. Царь указал, а бояре приговорили «охульное» миллеровское серебро переплавить, и если получится слишком большой угар, то недостаток серебра взыскать с иностранных купцов хорошими ефимками. На этот раз серебро должны были плавить в присутствии заинтересованных лиц: Вахромея Миллера и его товарищей, некоторых других купцов, мастеров-монетчиков и иноземных серебряных дел мастеров. Люди Миллера для плавки принесли селитру, буру и винный камень. Русские мастера усомнились, что эти добавки поправят дело. Но все же для пробы полпуда серебра решили переплавить. На этот раз плавку произвели иностранные мастера. Снова угар получился очень большим, а серебро в ковку не пошло. К тому же у иностранцев горшок лопнул, и серебро растеклось в горне. Тем временем умер Алексей Михайлович, на престол вступил Федор Алексеевич, но дело о миллеровском «охульном» серебре продолжалось. Иноземцы просили дозволить еще одну пробную плавку, и снова серебро ломалось, при волочении рвалось, для чеканки не годилось. Но правительство не стало штрафовать Миллера за явную попытку обмана и опять стало плавить серебро, на этот раз по русскому способу «на кости», т. е. с добавлением костяного угля. Шел уже май 1676 года, а в июле после ряда проб было подсчитано, что со всего количества миллеровского серебра будет угара свыше двух пудов (примерно 9 процентов). Это заключение монетного двора иностранные гости обжаловали. Они просили произвести новые пробные переплавки их серебра, купить их ефимки и отпустить их по торговым делам в Архангельск. Они заявляли, что такая мера будет способствовать привозу ефимков другими купцами в Русское государство. И снова серебро было признано негодным для чеканки. Но, наконец, в августе того же года вся компания иноземных гостей была отпущена в Архангельск, серебро было признано пригодным для чеканки денег с определением нормы угара, за которую Миллер и его товарищи должны были заплатить. Возможно, голова денежников, который все время противился такому решению, Григорий Шустов, на этот раз дал себя задобрить (вскоре, может быть из-за этого дела, он был смещен со своего поста). Всю партию ефимков переплавили только 26 сентября следующего, 1677 года. Угара получилось примерно столько, сколько было подсчитано раньше: около двух пудов. Серебро на этот раз было, наконец, принято для чеканки копеек.