Море бесправия - Америка. Капитализм США и дискриминация личности.

Глава III Личность в политической системе США

Если в США пусть скупо, но все же признается, что в социально-экономической области в стране «не все обстоит идеально», то формальные политические свободы выдаются за нерушимый бастион американской демократии. Нарушения этих свобод преподносятся как случайности, а чаще замалчиваются. Массовые нарушения политических прав личности — сфера наиболее активных попыток правящих кругов США исказить реальность.

Показательна на этот счет история с Эндрю Янгом, бывшим американским представителем в ООН в ранге члена кабинета, который в июле 1978 г. как-то обронил, что в США имеются «сотни… тысячи политических заключенных». Э. Янг, понятно, не сказал ничего нового, ошибаясь лишь в цифрах. В тюрьмах Соединенных Штатов гораздо больше людей, изолированных за свои политические убеждения, цвет кожи и национальное происхождение, хотя юридически их тюремное заключение оправдывается статьями уголовного законодательства. Но констатация заурядного факта вызвала сенсацию: появилась масса осуждающих статей, негодовали политические деятели. В конгрессе задумали судить Янга путем «импичмента». Все это уже само по себе показывало уязвимость правящих кругов перед лицом правды. «Нью-Йорк таймс» обобщила: «Янг поставил президента и страну в смешное положение в глазах всего мира, привел в замешательство наших друзей… Его недавнее заявление в интервью французской газете о том, что «сотни, быть может, даже тысячи политических заключенных» томятся в американских тюрьмах, было сделано как раз в тот момент, когда Картер пытался максимально нажать на Москву… Во время интервью Янг, очевидно, думал… скорее всего о самом себе и о своем прошлом личном опыте участия в движении за гражданские права»¹

Что имела в виду газета?

В 60-х годах молодой Эндрю Янг участвовал в движении за гражданские права на юге США и поэтому не мог не знать, какой травле власти подвергали борцов за равноправие. Однажды Федеральное бюро расследований подбросило лидеру движения Мартину JI. Кингу сфабрикованную магнитофонную запись с целью его дискредитации. В руководстве движения это расценили правильно — как попытку довести Кинга до самоубийства. Впоследствии именно Э. Янг рассказал об этом эпизоде на слушаниях в сенате. Личный опыт Э. Янга начисто обесценивал попытки администрации демократов диктовать мораль народам мира, но дело ведь заключалось не только в нем.

Суд над постоянным представителем США в ООН решили не устраивать. Всем было ясно, что Янг коснулся больного места.

«Я бросаю вызов любому члену палаты — пусть он выйдет и скажет, что мистер Янг не прав», — заявил конгрессмен У. Клей. Его коллега Л. Стоукс подчеркивал: «…Никто, будучи в здравом рассудке, не осмелится отрицать… что в Америке тюрьмы полны бедняками, большинство из которых — негры». А конгрессмен Дж. Коньерс попал в точку: «Люди, живущие в стеклянном доме, должны воздерживаться от искушения швырять в других камни. Слишком часто, как это случается с кампанией картеровской администрации за права человека… камни, брошенные ею, бьют по нам самим, обнажая вопиющие образцы лицемерия».

Что касается самого Янга, то он еще не раз позволял себе откровенные заявления по тем или иным проблемам, стоящим перед Соединенными Штатами. И каждый раз при этом Янгу припоминали его слова о политических заключенных в США. В конце концов терпение Белого дома иссякло, и Янга отправили в отставку.

В американской политической идеологии господствует безудержная апологетика политического процесса в США. Изречение А. Линкольна об американской демократии как «последней и лучшей надежде на земле» стало в США штампом, который внушают уже в начальной школе. Само понятие демократии считается синонимом «американского образа жизни». Правящие круги страны не стесняются выдавать за аксиому, что граждане якобы с радостью подчиняются власти, что залогом демократичности общества является открытый доступ для каждого американца в сферу политической активности, что личности в условиях США полностью гарантированы все права на политическое самовыражение и на участие в управлении государством. Какие доводы приводятся в доказательство всего этого?

Рубежом, с которого ведут свои атаки апологеты политической системы США, издавна служит идея народного суверенитета — «правительство получает свои права с согласия тех, которыми оно управляет». Впервые провозглашенная в государственной практике страны в Декларации независимости, эта идея входит в преамбулу конституции каждого американского штата. Концепция народного суверенитета считается основополагающей многими поколениями специалистов по государственному праву США. Например, Р. Даль в книге «Демократия в Соединенных Штатах: обещания и реальность» пишет, что, если люди вынуждены подчиняться нормам, не получившим их согласия, они уже не могут считаться свободными. «Управление без согласия народа есть оскорбление для человеческого достоинства»². Истины бесспорные.

Конституция США начинается словами: «Мы, народ Соединенных Штатов… учреждаем и вводим эту конституцию для Соединенных Штатов Америки». Но американские историки выяснили: подавляющее большинство населения 13 колоний, образовавших США, не имело, по сути, никакого отношения к этим словам уже потому, что члены Конституционного конвента, принявшие конституцию от имени всего американского народа, представляли не более 10 % населения³. Во всех английских колониях Северной Америки право голоса было обусловлено высоким имущественным цензом. Еще дороже стоило получение права на занятие выборных должностей. 300 долл. — очень большую по тем временам сумму — требовалось иметь для участия в голосовании в штате Массачусетс, до 1 тыс. долл. — для выдвижения своей кандидатуры в палату представителей конгресса, до 3 тыс. долл. — для баллотировки в сенат США. В 1790 г. лишь один взрослый мужчина в Нью-Йорке из 10 мог избирать губернатора. Избирательных прав не имело подавляющее большинство мужского населения страны. Не имели этого права женщины, не говоря уже о рабах-неграх.

Творцы американской конституции вполне определенно разъясняли смысл, который они вкладывали в слово «народ». Дж. Мэдисон, четвертый президент США, рассуждал: «Вряд ли можно отрицать, что каждый мужчина имеет равные права; но предоставьте им… равные избирательные права, и неизбежным следствием будет революция…» Дж. Монро, пятый президент США, писал: «Если избирательное право распространить на все население без какого бы то ни было имущественного ценза, то возникает опасность, что масса бедняков — самая многочисленная категория населения — изберет людей, которые в свою очередь окажутся инструментом в руках тех, кто будет стремиться свергнуть правительство…»⁴ Председатель Конституционного конвента, первый президент США Джордж Вашингтон никогда не включал в понятие «народ» рабов, тем более собственных.

Американские идеологические штампы о том, что главным преимуществом политической системы США является якобы максимально широкое участие народа в политическом процессе, никак не вяжутся хотя бы со следующим фактом. Из 200 с лишним лет истории США, как показывает несложный подсчет, 53 года страной руководили администрации во главе с президентом, которого на выборах не поддержало большинство населения. Пятнадцать президентов США не были избраны большинством населения страны. Из них три президента — Дж. Адамс, Р. Хейс, Б. Гаррисон — оказались избранными даже при том, что их основного соперника поддерживало больше избирателей.

В 1973 г. в США появилось фундаментальное издание — четырехтомная «История американских президентских выборов. 1789–1968 гг.» под общей редакцией А. Шлезингера. Во введении Шлезингер пишет, что в XX в. ни в одной из избирательных кампаний не участвовало более 65 % избирателей⁵. Эти выводы можно и дополнить. Взять, к примеру, избирательную кампанию 1920 г., примечательную тем, что тогда в выборах впервые разрешили участвовать женщинам. Голосовало всего около 42 % избирателей. Если же учесть, что в силу возрастного ценза права избирать были лишены еще 9 млн. граждан в возрасте от 18 до 21 года, то получается — две трети населения США в возрасте от 18 лет и старше не участвовало в осуществлении «народовластия».

В последующем изменилось немногое. После второй мировой войны в президентских выборах не участвовало от 37 % избирателей (1964 г.) до 48,9 % (1948 г.). В 1976 г. 46 % американцев с правом избирательного голоса снова отказались принять участие в выборах президента.

На выборах в конгресс в 1978 г. 96 млн. американцев не пришли на избирательные участки, установив тем самым рекорд «самовыражения» в политическом процессе США. Что касается тех, кто все же голосовал, то их подход к выборам в определенной мере раскрывали результаты опроса, проведенного компанией «Нэшнл Бродкастинг» и агентством Ассошиэйтед Пресс сразу же после окончания голосования. Почти половину опрошенных не интересовало, кто именно будет избран. Выборы 1978 г. еще раз принесли любопытные свидетельства реального содержания американского «народовластия», «решающей воли большинства». Например, сенатор Тауэр от Техаса был переизбран голосами примерно 8 % техасцев, мэр Нью-Йорка Коч — 12 % избирателей. «Невозможно отрицать, — подчеркивал Генеральный секретарь Коммунистической партии США Г. Холл, — что большинство деятелей, одержавших победу на этих выборах, получили голоса 15–25 % зарегистрированных избирателей…» «Число людей, которые не связывают себя ни с одной из двух старых партий и не поддерживают ни одну из них, сейчас велико, как никогда в истории»⁶.

Еще в 1912 г. в статье «Итоги и значение президентских выборов в Америке» В. И. Ленин указывал: «После освобождения негров разница между той и другой партией становилась все меньше… Народ обманывали, отвлекали от его насущных интересов посредством эффектных и бессодержательных дуэлей двух буржуазных партий»⁷. Время не поколебало правильности ленинских оценок.

Так, например, политолог Дж. Помпер изучил 1399 предвыборных обещаний каждой партии, из них лишь 10 % представляли собой альтернативные предложения⁸. По другим данным, до начала 60-х годов только 18–36 % избирателей могли различить позиции партий по отношению к тем или иным важным социальным проблемам⁹.

Особым рвением в попытках доказать наличие якобы полных прав личности в американской политической системе издавна отличается Демократическая партия США. Ее идеологи давно культивируют миф о том, что демократы — «партия простого человека». Историк Дж. Домхофф решил разобраться, так ли это. «Я попытаюсь показать, — пишет Домхофф в книге «Жирные коты» и демократы. Роль богачей в партии простого человека», — что фактически в этой партии доминируют различные клики «жирных котов», опирающиеся на общенациональную сеть социальных и деловых связей». Доля «жирных котов», большого бизнеса в финансировании расходов демократической партии составляет от 40 до 60 %; остальные деньги дают профсоюзы (20–25 %), рядовые сторонники партии (около 15 %) и даже гангстеры и рэкетиры (10–15 %). Так что, констатирует Домхофф, демократическая партия ничем не отличается от республиканской, хотя они связаны с различными финансово-промышленными группировками¹⁰. В 70-х годах становилось все меньше различий в подходе обеих основных партий США ко многим важным вопросам жизни страны. Теперь эти различия если и проявляются, то главным образом в зависимости от того, какая позиция сулит наибольшую политическую отдачу в складывающейся конъюнктуре.

Американские социологи Дж. Браун и Ф. Сейб в работе «Искусство политики. Избирательная стратегия и управление предвыборными кампаниями» обстоятельно разобрали внутренний механизм проведения выборов в США. На протяжении всей истории страны, подчеркивают авторы, состав американских избирателей подвергался ограничениям в возрастном, половом, расовом и имущественном отношениях. Лишь к середине 60-х годов ряд ограничений формально был снят. Но формальная отмена некоторых прежних цензов не отменяет ограничений фактических. Между тем именно фактические ограничения или же создание условий, при которых право участия в политическом процессе реально ограничивается, имеют теперь решающее значение в США¹¹.

Социолог Л. Саламон насчитал до 60 вариантов объяснения политической апатии американцев. Среди них главное — понимание гражданами бессмысленности участия в политическом процессе страны. Но есть скрытые причины, особенно в отношении политической пассивности расовых и национальных меньшинств. Так, Саламон исследовал мотивы отказа граждан от голосования в штате Миссисипи после принятия в 1965 г. закона об избирательных правах черных, который выдавался за «беспрецедентный расцвет» демократии на юге США. Вот что произошло там после 1965 г. Через пять лет в выборах участвовало в среднем не более 50 % избирателей-черных. Из 85 избирательных районов, где черные составляли большинство населения, лишь в четырех черные вошли в состав местных органов власти. А в Миссисипи вообще ни один черный никуда не был избран. «Что-то другое, помимо юридических барьеров, устраненных новым законодательством о правах черных, мешает их подлинному участию в политическом процессе»¹²,— заключает Л. Саламон.

«Другое» — это страх. Его источник — опасения репрессий и, главное, имущественное положение черных. От предпринимателя — чаще всего белого — зависит рабочее место черного, да и не только работа. Комиссия Соединенных Штатов по гражданским правам еще в 1965 г. установила, что страх потерять работу и есть та главная причина, по которой, в частности, учителя-черные в штате Миссисипи отказывались регистрироваться для голосования. «Экономическая зависимость негров на Юге отнимает у них возможность свободного участия в политической деятельности и голосовании за кандидатов по их выбору»¹³,— подтверждала комиссия в другом своем докладе в 1965 г. В банках Миссисипи черным обычно говорят: «Если у тебя есть возможность голосовать — обойдешься без кредита»¹⁴.

На основании обширных конкретно-социологических данных тот же Л. Саламон рассчитал: если «традиционная» политическая апатия понижает участие черного населения в политическом процессе примерно на 25 %, то опасения возможных экономических и политических репрессий объясняют до 70 % абсентеизма негров на выборах¹⁵. По данным, приведенным в докладе Национальной городской лиги «Положение черной Америки в 1979 г.», в промежуточных выборах 1978 г. приняли участие всего 34 % всех черных, имеющих право голосовать¹⁶.

«Политическая инфляция». Расходы на президентские избирательные кампании в США

За 12 лет стоимость выдвижения и избрания президента США увеличилась почти на 150 %.

Прим. Включаются расходы на первичные и президентские выборы, стоимость проведения партийных съездов и расходы национальных комитетов партий

Даже в трудах тех американских историков и политологов, которые навязчиво твердят о «совершенстве» политической системы США, указывается на главное, что реально обеспечивает политические права личности в условиях США. В заключительной главе четырехтомника «История президентских выборов» Г. Александер подчеркивает: «Президентская кампания в настоящее время, — пишет автор, — представляет собой обширную и многообразную работу, стоящую многие миллионы долларов». А что касается конгресса, то почти каждый четвертый американский сенатор — миллионер. Вопрос о том, «кто оплачивает счета», является ключевым для политического процесса США¹⁷. Избирательная кампания по выборам в конгресс в 1978 г. показала, что примерно в 80 % случаев победу одерживает кандидат, имеющий более мощную финансовую поддержку.

«Кто признает классовую борьбу, тот должен признать, что в буржуазной республике, хотя бы самой свободной и самой демократической, «свобода» и «равенство» не могли быть и никогда не были ничем иным, как выражением равенства и свободы товаровладельцев, равенства и свободы капитала»¹⁸,— указывал В. И. Ленин.

Поправка 1-я к конституции США предостерегает: «Конгресс не должен издавать законов… ограничивающих свободу слова или печати, или право мирно собираться и обращаться к правительству с петициями о прекращении злоупотреблений». Но законодатели нередко занимаются в общем-то противоположным. Хотя формы, размах, объекты применения антидемократического законодательства меняются, некоторые его черты отличаются постоянством. Во-первых, любой американский закон с антидемократической нагрузкой претендует, как ни странно, на защиту демократии. Во-вторых, антидемократизм того или иного юридического положения в отношении прогрессивных сил всегда стараются «примирить» с формально универсальными положениями буржуазно-демократической законности.

Что касается первого аспекта, то здесь иллюстрацией может служить «Закон о внутренней безопасности 1950 г.», известный как закон Маккарэна. В его преамбуле провозглашалось: «Ничего в этом акте не должно истолковываться как уполномочивающее или устанавливающее военную или гражданскую цензуру или каким-либо образом ограничивающее свободу слова, печати, политических организаций». Далее же в законе разъяснялась необходимость ограничения политических прав для коммунистов и им сочувствующих по той причине, что коммунисты якобы «посягают на подлинные свободы»¹⁹. Авторы закона не могли не видеть противоречивости этой поразительной юридической «нормы» и поэтому позаботились об оговорке: «…признание той или иной статьи или раздела неконституционными не должно поколебать другие установления закона»²⁰. По своей сути «Закон о внутренней безопасности 1950 г.» ликвидировал для Компартии США и многих прогрессивных общественно-политических организаций, причисляемых к категории «подрывных», конституционные свободы слова, печати, убеждений, политических организаций. Ликвидировались и процессуальные гарантии личности, в том числе право «законного судебного разбирательства», право не свидетельствовать против себя, наконец, презумпция невиновности.

Оправдывая произвол в отношении прогрессивных сил, американская юриспруденция использует испытанные пути. Обычно ведутся поиски способов, скорее, предлогов вывести деятельность этих сил из-под юрисдикции буржуазной законности путем ликвидации их статуса субъектов права. Цель — лишить прогрессивные общественные движения и их представителей защиты хотя и декларативных, но все-таки существующих конституционных норм. Суть механизма юридического произвола в свое время четко сформулировал сенатор от штата Миннесота, будущий вице-президент США Г. Хэмфри, который в течение всей своей политической карьеры без устали рассуждал о преимуществах американской демократии. Доказывая необходимость принять закон Маккарэна, Хэмфри в 1949 г. указывал: «Мы должны иметь закон, не связанный никакими формальностями нашего права»²¹. Такое заявление тогда не казалось позорным — были и хуже.

Что касается формальных оснований для лишения прогрессивных организаций статуса субъекта права, то чаще всего в США стараются квалифицировать их деятельность как «подрывную», клеветнически связать ее с понятиями «государственной измены», «защиты интересов иностранных держав». Еще В. И. Ленин в свое время подчеркивал, что буржуазия, стремясь облегчить политическую борьбу с пролетариатом, старается «прикрыть ее политический характер посредством «государственных» соображений об «общественном порядке»²².

Долгое время содержание «подрывной деятельности» отождествлялось в юридической практике США главным образом с понятием «антиамериканизма» — синонима всего неугодного властям. Времена маккартизма изрядно скомпрометировали это понятие. Однако уже тогда активно использовался другой критерий для преследований — «деятельность в пользу или в интересах иностранной державы». С середины 60-х годов этот критерий был дополнен «соображениями национальной безопасности».

В последние 10–15 лет полицейский аппарат США ведет скрытую борьбу против антивоенного и других демократических движений, опираясь главным образом на «доктрину национальной безопасности», которой якобы наносит ущерб деятельность прогрессивных сил.

Наиболее прямолинейно в США пытались отождествить нелояльность политике правящих кругов с деятельностью преступного характера во время первой мировой войны. Так, «закон о шпионаже» 1917 г. формально был направлен против государственной измены, но фактически чаще всего применялся против тех, кто выражал недовольство положением в стране. В 1918 г. конгресс США и многие штаты приняли «Закон против подстрекательства к беспорядкам». Человек, позволивший себе заявить, написать или напечатать что-либо нелояльное в отношении формы государственного правления или конституции США, мог быть осужден на 20 лет тюрьмы. «Никто не должен, — гласил закон штата Коннектикут, — публично или перед каким-либо собранием, на котором присутствуют 10 и более человек, выступать на каком-либо языке в защиту каких-либо мероприятий, доктрины, предложения или пропаганды, имеющих целью причинение вреда правительству Соединенных Штатов либо штату Коннектикут»²³. Что означала такая формула? Толковать ее можно было как угодно.

После второй мировой войны наступление на политические права граждан США возглавила Комиссия палаты представителей по расследованию антиамериканской деятельности. Ее компетенция была предельно широкой — «проведение расследования и выявление характеров и источников антиамериканской деятельности в США, вдохновителем которой является либо иностранное государство, либо местные круги»²⁴. Как обычно, в понятие «антиамериканский» вкладывался именно тот смысл, который требовался для подавления демократии.

Комиссия — орган внеюридический — наделялась рядом полномочий полноправного судебного органа, в том числе на проведение расследования, вызов свидетелей, даже обыски. В ходе «расследования» прогрессивных организаций или лиц, известных своими демократическими убеждениями, члены комиссии всячески старались спровоцировать жертвы на действия или высказывания, которые можно было бы квалифицировать как «неуважение к конгрессу». Достаточно было отказаться отвечать на умышленно провокационные вопросы, как тут же фиксировалось «неуважение к конгрессу» и появлялось искомое юридическое основание для привлечения к судебной ответственности.

С 1945 по 1957 г. комиссия провела в общей сложности 230 расследований. Виновными в «неуважении к конгрессу» были признаны 135 человек, а это, в свою очередь, давало основание для судебных преследований с явной политической подоплекой. Одним из первых объектов подобного произвола после второй мировой войны стал Генеральный секретарь Компартии США Ю. Деннис. Всего же за этот период были рассмотрены «показания» более 3 тыс. граждан.

Задачи комиссии заключались не только в том, чтобы спровоцировать судебный процесс, но дискредитировать жертву в любом случае. В книге «Что происходит в американских профсоюзах» Г. Грин раскрывает приемы травли. «…Комиссия палаты представителей по антиамериканской деятельности требовала от платных осведомителей называть как можно больше конкретных имен, которые затем включались в протоколы слушаний. Подобная практика давала комиссии основание преследовать буквально тысячи граждан. Ряд известных американских общественных деятелей из числа тех, кто имел отношение к оказанию помощи испанским эмигрантам-антифашистам, включая десять крупных деятелей кино, оказались в тюрьмах только потому, что отказались участвовать в «охоте за ведьмами»… Многих рабочих увольняли за то, что они отказывались отвечать на вопросы о своей принадлежности к коммунистической партии…»²⁵

После окончания второй мировой войны важнейшей задачей правящих кругов США стала разработка легальной основы для борьбы с организованным рабочим движением. В июне 1947 г. был принят закон Тафта — Хартли. Закон ставил целью покончить с правом рабочих на забастовку, устанавливал систему юридических препятствий для того, чтобы помешать распространению профсоюзного движения на еще не охваченные им отрасли и на новые географические районы. Запрещалась практика так называемых «закрытых цехов», в соответствии с которой работу получали только члены профсоюзов. По закону Тафта — Хартли суды получили право запрещать забастовки, а предприниматели — преследовать профсоюзы в судебном порядке за «неправильную трудовую практику». В широком плане закон Тафта — Хартли был призван искоренить классовое сознание пролетарских масс и в первую очередь влияние коммунистов в профсоюзном движении. Теперь требовалось, чтобы каждый сотрудник профсоюза заполнял письменное заявление о том, что он не состоит в коммунистической партии или не разделяет ее взглядов. Тем самым, по словам Г. Грина, «государственная власть в США… фактически приравняла к преступлению работу коммунистов или «предполагаемых коммунистов» в качестве должностных лиц в аппарате профсоюзов»²⁶.

Добившись распространения антидемократических норм на рабочее движение, правящие круги США продолжали широким фронтом преследования за политические убеждения. Старания Комиссии палаты представителей по расследованию антиамериканской деятельности считались уже недостаточными. Требовалась юридическая основа для всеобъемлющей политической дискриминации в отношении прогрессивных сил страны.

Первоначально такой основой для судебных преследований коммунистов, других прогрессивных организаций и общественных деятелей в США попытались сделать «Закон о регистрации иностранцев 1940 г.», известный как закон Смита. (Формально закон был принят с целью борьбы против профашистской агентуры в США.) Этот закон был избран прежде всего потому, что квалифицировал в качестве подсудных, в сущности, любые формы деятельности, содержащие хотя бы намек на что-либо нелояльное в отношении политической системы США. Прогрессивные американские юристы сразу указали: первым претендентом на осуждение по закону Смита следовало бы считать Т. Джефферсона. В свое время автор Декларации независимости писал, что если та или иная форма правления не соответствует целям обеспечения личности жизни, свободы и стремления к счастью, то народ имеет право изменить или уничтожить ее.

Курс на неограниченное толкование состава «преступных действий» в соответствии с законом Смита выявился на первом же политическом судебном процессе в отношении руководителей Коммунистической партии США, которая всегда находилась на первом месте в качестве объекта гонений со стороны американских правящих кругов. В июле 1948 г. органы прокуратуры США представили суду обвинение 12 членов Национального комитета партии, среди которых были У. Фостер, Ю. Деннис, Г. Уинстон, Г. Холл, Г. Грин и другие. Лидеров партии абсурдно обвиняли в «заговоре, организуемом в целях пропаганды насильственного свержения американского правительства путем применения силы». Состава «преступления» не было и быть не могло. Обвинение могло рассчитывать на признание виновности в данном случае, как и в последующих процессах на основе закона Смита, при единственном условии — наличии лжесвидетелей. Лжесвидетелей нашли. В 1949–1955 гг. к судебной ответственности по закону Смита было привлечено 119 членов Компартии США.

При всех преимуществах закона Смита для организации политической травли властям все же мешала уязвимость этого закона в доказательствах виновности подсудимых. Тогдашний министр юстиции США Кларк даже пожаловался, что «каждый раз мы вынуждены искать лжесвидетелей, подтверждающих, что Коммунистическая партия США действует в нашей стране как агент иностранной державы». Да и слишком бросался в глаза антидемократический характер использования законодательства. Репрессивные меры по закону Смита казались уже недостаточными правящим кругам США. — требовалось законодательство, позволяющее вытеснить коммунистов из политического процесса страны вообще и, более того, охватить политическими преследованиями прогрессивные силы страны в целом.

Искомое законодательство вступило в силу в сентябре 1950 г. под названием «Закон о внутренней безопасности 1950 г.» (закон Маккарэна — Вуда). Преимущества нового закона заключались в том, что, во-первых, в нем не было прямого указания на коммунистическую партию. Нарочито расплывчато объект преследования определялся как «организация коммунистического действия». Такая дефиниция, маскируя антиконституционный характер закона, позволяла расширить диапазон поиска новых политических жертв в демократических движениях. Во-вторых, закон устранял «слабые места» закона Смита, освобождая власти от зависимости от лжесвидетельства и, в сущности, вообще от представления доказательства виновности.

Важной частью нового законодательства стал внесенный ранее законопроект о создании концентрационных лагерей «в условиях чрезвычайного положения». Это положение стало основой для составления «черных списков», в которые включались тысячи прогрессивных общественных деятелей США.

Вскоре после вступления в силу закона Маккарэна его основные положения были дублированы в законодательстве более 30 штатов США, которое во многих случаях имело гораздо более жесткую антидемократическую направленность. Штат Нью-Йорк, например, выступил зачинателем травли коммунистов в сфере образования. Преподавателям теперь требовалось доказывать, что они не принадлежат ни к одной из «коммунистических организаций». А таковых насчитали около 100, включив в список все, что казалось сколько-нибудь достойным преследования. В Калифорнии от всех служащих государственных и общественных учреждений потребовали письменной присяги в том, что за предыдущие 5 лет они не состояли в коммунистической партии и никогда не станут коммунистами в будущем. Лишь после того как 900 преподавателей Калифорнийского университета коллективно отказались присягать насилию над конституцией страны, Верховный суд штата признал присягу антиконституционной. В штате Джорджия потребовали от всех государственных служащих предоставлять обязательные сведения не только о принадлежности к компартии, но и о принадлежности ко всем без исключения общественным организациям, в которых регистрируемый когда-либо состоял с детского возраста. В ряде штатов были приняты законы, ограничивающие или запрещающие участие коммунистов в избирательных кампаниях; запрещалась выдача коммунистам пособия по безработице и т. д.

Дело довели до логического завершения. В 1951–1952 гг. в Массачусетсе и Мичигане Компартию США признали вне закона. Актом, наказуемым смертью, объявил членство в партии штат Пенсильвания.

Все шло по намеченному плану — легально подавить, вопреки конституции США, демократическую оппозицию политике правящих кругов. В список организаций, которые квалифицировались как «подрывные», уже в 1951 г. было включено почти 100 групп и объединений. Среди них такие известные демократические объединения, как Конгресс гражданских прав, Бригады Авраама Линкольна, Объединенный комитет помощи антифашистам-иммигрантам, «Поход американцев за мир» и т. д.

Закон Маккарэна был подкреплен «Законом о контроле над коммунистами 1954 г.», в соответствии с которым появлялся еще один критерий для отбора политических жертв— «организации, в которые проникли коммунисты». Теперь достаточно было хотя бы одному коммунисту принять участие в деятельности любой организации или объединения, как на эти организации обрушивался закон Маккарэна. И тогда власти получали легальное право для лишения членов «подрывных организаций» возможностей поступления на работу, права распоряжаться своими средствами, права свободного передвижения и т. д.

Одновременно вовсю старалась комиссия по расследованию антиамериканской деятельности. К 1954 г. она довела до 829 список организаций, «зараженных коммунистической пропагандой». В условиях подобной истерии исключительное политическое влияние приобрел сенатор-реакционер Дж. Маккарти. Сенатор, однако, лишь доводил до крайностей то, что было сделано до него и без его участия, опираясь на имеющуюся законодательную базу легального нарушения политических прав и свобод личности. Поэтому отнюдь не только личностью Дж. Маккарти определялось понятие «маккартизм», которым квалифицировали происходивший произвол.

Появление закона Маккарэна не означало потерю интереса правящих кругов США к закону Смита. Наоборот, идея регистрации членов «коммунистических организаций» в соответствии с законом Маккарэна как раз и была рассчитана на установление юридической взаимозависимости двух законов. Согласившись на регистрацию, человек автоматически подвергался риску обвинения по закону Смита с перспективой 10-летнего тюремного заключения. В итоге общее число арестованных и осужденных коммунистов превысило 150 человек, а около 400 американских коммунистов, родившихся за пределами США, были высланы из страны.

В первой половине 60-х годов в преследованиях коммунистов, других прогрессивных организаций власти США опирались главным образом на закон Маккарэна. К середине 1965 г. в стране прошли 43 политических процесса над членами компартии, отказавшимися регистрироваться в качестве члена «подрывной организации». В 1960 г. правительство перешло к судебному преследованию Коммунистической партии США в целом. Партию признали виновной. В ответ на апелляцию компартии неоднократно назначались новые процессы. От дальнейших преследований Вашингтон отказался только в 1967 г. под нажимом демократических сил страны.

Лишь в 1974 г. закон Маккарэна прекратил существование. Это была большая победа прогрессивных сил США. Но антидемократическое законодательство штатов, возникшее на базе этого закона, осталось в своей основе действующим. В качестве резерва для легальных политических гонений оставался и закон Смита. Кроме того, к услугам властей всегда есть и другие пути.

Политические судилища, инсценированные как уголовные судебные процессы, — давняя форма нарушения политических прав личности в США, хотя политическая подоплека таких процессов всегда категорически отрицается. Чаще всего к этому способу прибегают тогда, когда необходимо расправиться не столько с политической организацией, сколько с отдельными гражданами или группой граждан. Наиболее известным судилищем прошлого был процесс Сакко и Ванцетти в 20-х годах.

«Уголовно-политический» процесс в США в последние годы развивается чаще всего по такой схеме. В среде борцов за гражданские права, молодежных или антивоенных организаций власти выбирают одну или несколько деятельных фигур, предпочтительно молодых. Сначала охоту ведут «скрытыми методами»: предпринимаются всяческие попытки лишения работы, начинается поток угрожающих писем и звонков, распускаются грязные слухи в печати и т. д. Если это не помогает, на очереди поиск легальных предлогов для ущемления или прекращения общественно-политической деятельности человека.

И вот принимается решение — связать объект травли с каким-либо посторонним уголовным делом. Подбирается подходящий случай (ограбление, поджог, убийство), обыгрывается факт физической близости жертвы к месту происшествия. Затем подбираются лжесвидетели, часто из уголовников. Наконец, предъявляется судебное обвинение, которое формально не имеет никакого отношения к политической деятельности и взглядам жертвы.

Механизм использования судебной системы США в целях политической травли весьма типично действовал, например, при «разбирательстве» дела известной «уилмингтонской десятки». Ее члены во главе со священником Бенджамином Чейвисом были известны как активные борцы за гражданские права. За самим же Б. Чейвисом охотились давно. Еще со школьных лет он участвовал в общественной деятельности, направленной против расизма и войны во Вьетнаме, был первым черным юношей, окончившим факультет естественных наук университета штата Северная Каролина. Б. Чейвис играл заметную роль в профсоюзной работе и в забастовочной борьбе на юге США. Чейвиса пытались отправить за решетку много раз — только в 1969–1972 гг. власти предъявили ему около 80 различных обвинений.

Наконец судебная инсценировка удалась. В г. Уилмингтоне, штат Северная Каролина, произошло нападение толпы расистов на мирную демонстрацию черных студентов, и, спасаясь от погрома, группа участников демонстрации попыталась укрыться в церкви. Рядом находился Б. Чейвис, требовавший от полиции остановить насилие. Началась осада церкви, которая продолжалась трое суток. В результате было арестовано десять человек. Вскоре власти нашли лжесвидетеля, который согласился дать показания о том, что Б. Чейвис, восемь негритянских студентов и белая женщина подожгли бакалейную лавку около церкви. О том, как фабриковалось «дело», рассказал впоследствии раскаявшийся лжесвидетель: «Мне пригрозили, что приговорят к 50 годам за поджог… Потом мне сказали, что и как я должен говорить на суде. Вместо этого я попросил пистолет, чтобы просто убить Чейвиса. Но шериф сказал: «Нет, лучше покончить с ним с помощью закона». Я согласился…»²⁷ На основании заведомо известного суду лжесвидетельства суд приговорил Б. Чейвиса к 34 годам тюремного заключения, троих студентов — к 31 году заключения каждого, пятерых студентов — к 29 годам заключения каждого, женщину — к 10 годам тюрьмы. А лжесвидетель впоследствии сознался, что бакалейную лавку поджег он.

Честные американцы, прогрессивная общественность не закрыли глаза на судилище в Уилмингтоне. Возмущение произволом властей в отношении политических заключенных стало важным звеном в массовых протестах против демагогического «народолюбия» в политике администрации Картера. Освобождение Бена Чейвиса и его соратников, последовавшее в 1979 г., стало большим успехом демократических сил США и мировой общественности.

«Скрытые» методы антидемократизма — привычное дело для американского репрессивно-полицейского аппарата. Подслушивание телефонных разговоров началось в США еще в XIX в., едва ли не сразу после изобретения телефона. Все американские администрации за последние десятилетия санкционировали незаконные вторжения полиции в дома граждан, в помещения политических организаций, установку подслушивающих устройств, тайную слежку и т. д. В 1975 г. только в центральном аппарате ФБР накопилось более 500 тыс. индивидуальных дел сугубо политического характера, не считая материалов местных отделений. К 1969 г. ФБР составило картотеки на 7,5 млн. человек, против которых были заведены уголовные или «административные» дела. Из них против 1,3 млн. человек обвинение не выдвигалось²⁸. Что касается ЦРУ, то оно проводило «скрытые» операции против американских граждан практически с момента своего создания в 1947 г. Лишь в ходе осуществления так называемой «программы «ХАОС», имевшей целью главным образом дезорганизацию прогрессивных движений, в ЦРУ были подготовлены досье на 300 тыс. американцев, около тысячи досье на отдельные организации. Систематически перехватывались почтовые отправления американских граждан. ЦРУ осуществляло около 150 проектов «контроля над мыслями», которые включали использование наркотиков, гипноза, электрошоков. Ничего не подозревающими жертвами опытов были душевнобольные, заключенные, просто люди, взятые наугад с улицы²⁹.

Как указывалось в докладе Специальной комиссии конгресса США, «разведывательные ведомства собирали огромные массы информации об интимных подробностях жизни граждан, об их участии в законной и ненасильственной политической деятельности… Расследования нацеливались на активных участников движений, связанных с расовой проблемой и правами женщин, на ведущих сторонников ненасильственных действий и расовой гармонии, на лояльных политических деятелей, на религиозные организации, на сторонников новых жизненных норм»³⁰.

Сугубо политическими делами в Федеральном бюро расследований занимаются около 3 тыс. оперативных сотрудников. ФБР служит центром, организующим полицейский надзор и координирующим соответствующую деятельность других служб, в первую очередь местных полицейских органов, в штате которых 4,5 тыс. служащих выделены для этой работы специально, а также армейской контрразведки. В качестве прикрытия широко используются медицинские, страховые, кредитные и прочие учреждения. Например, ФБР может использовать 323 млн. медицинских историй болезни или более 100 млн. карточек кредитных учреждений, содержащих сведения о финансовых делах американцев³¹. Функции полицейского надзора за левыми организациями осуществляют также ЦРУ, Бюро наркотиков и опасных лекарств, Налоговая служба министерства финансов, Бюро иммиграции и еще не менее десятка правительственных учреждений США. В тех же целях используются телефонные компании, банки, страховые общества и т. д.

Наиболее известная антидемократическая программа ФБР — «Коинтелпро», которая проводилась с 1956 по 1971 г. Программа представляла собой массированное наступление против Коммунистической партии США, левых организаций, антивоенного, негритянского, студенческого и других демократических движений. Всего было проведено почти 2,4 тыс. отдельных операций. Осуществлялась не только слежка, засылка осведомителей и провокаторов, но и самые различные действия с целью подорвать и разобщить демократические организации. Замысел операций по программе «Коинтелпро» заключался в том, чтобы скомпрометировать общественную репутацию людей с демократическими взглядами, максимально дискредитировать жертву, вынудить человека стать полным конформистом по отношению к буржуазной политической системе.

В 1956–1960 гг. программа «Коинтелпро» направлялась главным образом против Коммунистической партии США. С 1960 г. местные отделения ФБР получили указание не допускать «проникновения» коммунистов в другие общественные организации, в том числе входящие в движение борцов за гражданские права. От слежки за коммунистами полицейский аппарат США переходил к слежке за теми, кто находился «под влиянием коммунистов», далее — за теми, кто «придерживается взглядов, которые поддерживают коммунисты». Среди объектов дискредитации по программе «Коинтелпро» была, например, организация с участием нескольких коммунистов, выступавшая за увеличение рабочих мест для представителей национальных меньшинств, а также организация без участия коммунистов, осуждавшая деятельность комиссии по расследованию антиамериканской деятельности. Во второй половине 60-х годов в «Коинтелпро» включили ряд дополнительных программ, из которых важнейшими были «Организация черного национализма и расовой ненависти», «Новые левые», «Худвинк» (с использованием гангстеров против Коммунистической партии США). В 1970 г. была начата систематическая работа по выявлению «целей, задач и активистов каждой негритянской студенческой организации».

В 1967 г. ФБР приступило к активизации программы создания «осведомительных точек» в городских гетто. Количество доносчиков возросло до 7 тыс. в 1972 г. Как отмечается в книге П. Коуэна, Н. Иглисона, Н. Хентофа «Государственные секреты. Полицейский надзор в Америке», изданной в 1974 г., инструкции полиции по слежке за национальными и расовыми меньшинствами предупреждали: «Любой обитатель гетто может быть опасным». Полиция должна «осуществлять надзор за предприятиями питания, зрелищными предприятиями, учебными заведениями, книжными магазинами, увеселительными заведениями и другими местами, где могут обслуживаться или собираться «цветные»³².

К началу 70-х годов в США произошло резкое увеличение роли органов вооруженных сил в общем объеме усилий полицейско-репрессивного аппарата. Поворот разведорганов армии США на «внутренние фронты» происходил по мере того, как специальные службы континентального командования американских сухопутных сил переключались на борьбу против движения за гражданские права. Весной 1968 г. органы армейской контрразведки получили такие широкие директивы по ведению слежки за демократическими силами, которые фактически снимали с Пентагона какие-либо ограничения. Осенью 1968 г. во внутренних операциях разведорганов сухопутных сил участвовало больше агентуры, чем в любой контрразведывательной операции армии США за рубежом. Военной разведке поручался сбор сведений о всех активных участниках демократических движений, прежде всего антивоенного характера, о лидерах и планах, целях и источниках финансирования антивоенных организаций.

В поле зрения ФБР, ЦРУ и военной разведки оказались известные всей стране политические деятели. Велись соответствующие досье на сенатора Э. Стивенсона, члена палаты представителей А. Микву, других конгрессменов; на заметке был сенатор Э. Кеннеди. Основанием для слежки было то, что эти деятели участвовали в политических собраниях, за которыми следила полиция. Когда Р. Никсон баллотировался на пост президента в 1968 г., одно из адресованных ему писем также было перехвачено ЦРУ. В 60-х годах президент Л. Джонсон не раз поручал ФБР «проверку» видных сенаторов, выступавших с антивоенных позиций.

Шпиономания полицейско-репрессивного аппарата доходила до абсурда. Однажды агентов направили даже в начальную школу в Вашингтоне на религиозный праздник, где ожидалось появление «инакомыслящего»; велось подробное досье критических выступлений женщин-матерей в г. Милуоки, получавших пособия по социальному обеспечению; военные разведслужбы проникли в ассоциацию молодежных религиозных организаций в штате Колорадо; специальные агенты присутствовали на конференции священников в Вашингтоне, где обсуждались меры по контролю за рождаемостью³³.

Слежкой за гражданами с помощью электронной аппаратуры активно занималось Агентство национальной безопасности. Систематически прослушивались международные телефонные переговоры. С 1967 г. ФБР, ЦРУ и другие разведывательные ведомства передавали АНБ списки американцев, за которыми следует вести наблюдение. Списки охватывали участников антивоенного, негритянского и других демократических движений — всего около 1200 общественных организаций и отдельных граждан в США³⁴.

В первой половине 70-х годов к операциям по «внутреннему шпионажу» довольно часто подключалась налоговая служба, которой поручалось, например, искать компрометирующие материалы о финансовых делах лиц из окружения кандидата в президенты США от демократической партии Джорджа Макговерна, руководителей Национального комитета демократов и других. Как сообщает в книге «Американское полицейское государство» Ч. Уайз, в управлении был создан специальный отдел, накопивший политическую информацию на 8,5 тыс. лиц и 2,6 тыс. организаций, считавшихся неблагонадежными³⁵. Кроме того, в Белом доме постоянно обновлялся так называемый «список политических врагов» республиканцев — папка «толщиной в несколько дюймов». Все занесенные туда лица подвергались тщательной проверке налоговой службой на предмет уклонения от уплаты налогов.

Несмотря на огромный размах всех этих «скрытых операций», их формальное основание — «выявлять подрывное иностранное влияние на американских граждан» — было совершенно беспочвенным. В итоге проведенных расследований внутреннего шпионажа в сенате США в 1975 г. признали: «Нет ни одного факта, свидетельствующего о том, что инакомыслящие в США пользовались иностранной поддержкой или находились под иностранным контролем»³⁶.

Тотальный надзор над гражданами США далеко не ограничивался усилиями полицейских органов. Журналисты А. Лемонд и Р. Фрай в книге «Нигде не скрыться», изданной в 1976 г., легко доказывали, что американцы «уже давным-давно предоставили всю информацию, в которой каким-то образом может нуждаться сыщик»; теперь на очереди— «фиксация мыслей»³⁷. То же самое писал политолог Б. Сэверн в 1973 г.: «Американцев осмотрели, измерили, обследовали, исчислили, опросили и разнесли по таблицам, как никого ранее в истории человечества»38. В США получили огласку поразительные цифры — в середине 70-х годов различные департаменты правительства накопили 6723 системы досье на американских граждан, насчитывающие в сумме 3,9 млрд. индивидуальных досье. В пересчете на душу населения выходило по 18 досье на каждого жителя, включая новорожденных. Наконец, обнаружилось, что досье пресловутой комиссии по расследованию антиамериканской деятельности (так называемые «архивы Маккарти») не уничтожены, а переданы частной детективной компании.

Растущая роль «внутреннего шпионажа» в борьбе с демократией отражает важную тенденцию в развитии политической системы американского общества 60—70-х годов. В прошлом в США не особенно стеснялись в выборе средств подавления всего прогрессивного. Наступление на демократию велось открыто, преобладали прямолинейные методы — аресты и налеты, открытая травля, кровавые разгоны демонстраций и забастовок, откровенно реакционное законодательство и т. д. Вместе с тем, хотя традиционные средства подавления демократии ни в коей мере не снимаются с повестки дня, в настоящее время репрессивный аппарат буржуазного государства уже не рискует действовать так же, как в 20—30-е годы или в годы «холодной войны». Теперь на передний план все чаще выдвигаются «бесшумные» органы разведывательного профиля — мастера политической дискредитации, владеющие новейшей техникой электронной слежки, обученные осуществлять подрыв прогрессивных движений изнутри. Их главное достоинство для правящих кругов США состоит в том, что они подготовлены делать все это скрытно, не попадаясь на глаза общественности.

Разведывательные агентства США, которые за время «холодной войны» разработали широкий диапазон средств борьбы против социализма и демократии за рубежом, теперь все более активно используют свой международный опыт в борьбе против демократических завоеваний американского народа. Мотивацией незаконных действий в обоих случаях являются «соображения национальной безопасности».

Что касается соблюдения законности, то здесь говорят за себя факты, приводимые в докладе Специальной комиссии конгресса «Разведывательная деятельность и права американцев». «Я никогда не слышал, чтобы кто-нибудь, включая меня самого, задавался вопросом: не противоречат ли законности в целом, конкретному законодательству, этике или морали те действия, которые мы решили предпринять? Мы никогда, ни в каких случаях не интересовались этим», — заявил на слушаниях в конгрессе один из руководителей ФБР, который в течение ряда лет возглавлял отдел «скрытых методов».

Активное использование легальных и «скрытых методов» борьбы с демократией не лишают ценности для американских властей их традиционного оружия. Насилие и полицейские репрессии, явные формы подавления социального протеста — все это остается реальностью внутренней жизни США. И поныне сводками о военных действиях отдают сообщения о репрессиях полицейского аппарата США в отношении борцов за демократию и права человека. Так, вскоре после убийства Мартина Л. Кинга в 1968 г. волнениями были охвачены более 100 городов США. Усилий полиции не хватало — в дело вступили войска. Только в столице США было убито и ранено более тысячи, арестовано более 7 тыс. человек. Накал «гражданских беспорядков» был таков, что Белый дом поручил министерству обороны приступить к планированию действий на «чрезвычайные обстоятельства». Теперь стало известным, что оперативные выкладки Пентагона предполагали развертывание воинских частей численностью по 10 тыс. человек в 25 городах США одновременно³⁹.

Беспрецедентной демонстрацией произвола остаются в памяти американцев события во время съезда демократической партии в Чикаго в 1968 г. Физически расправляясь с антивоенными демонстрациями, полиция не щадила тогда никого, вплоть до ближайших сотрудников штаб-квартиры кандидата в президенты от демократов Юджина Маккарти. Город был переполнен полицией: в готовности находилось около 15 тыс. войск и национальной гвардии, около тысячи агентов ФБР, многочисленные группы ЦРУ, Управления армейской разведки, Агентства национальной безопасности. Они наводнили город осведомителями, перехватывали телефонные разговоры, дезинформировали прибывавших в Чикаго демонстрантов, засылали в их ряды провокаторов, разгоняли митинги. Сцены насилия увидели по телевидению десятки миллионов американских граждан. Видный деятель демократической партии сенатор А. Рибикофф, называя вещи своими именами, квалифицировал действия властей как «гестаповскую тактику».

Практически все «скрытые» и «открытые» методы борьбы с демократией использовались репрессивным аппаратом США в борьбе против движения за гражданские права, в том числе лично против его руководителя Мартина Л. Кинга. «С конца 1963 г. и до убийства в 1968 г., — констатируется в докладе конгресса «Разведывательная деятельность и права американцев», — объектом интенсивной кампании со стороны ФБР был Мартин Лютер Кинг…». Координируя свои «операции» против Кинга, ФБР обеспечивало привлечение к этой кампании ведущих деятелей правящих администраций и лидеров конгресса, представителей научных кругов и церкви, даже послов США за рубежом.

День похорон Мартина Л. Кинга, погибшего от руки убийцы в обстановке нарастающей травли, был объявлен в США днем национального траура. На правительственных учреждениях Вашингтона были приспущены государственные флаги. Опустились флаги и на зданиях ФБР, министерства юстиции, Пентагона, сделавших многое, чтобы покончить с ведущим лидером черных. Вернувшись к власти в 1977 г., Демократическая партия США постаралась закрепить это редкостное лицемерие: день рождения Кинга был объявлен национальным праздником. Теперь Федеральное бюро расследований ежегодно салютует своей затравленной жертве флагами американской «демократии».

А в тех районах США, откуда в 60-х годах начинались знаменитые марши борцов за гражданские права, теперь открыто марширует по улицам ку-клукс-клан. 14 апреля 1980 г. в Сельме, штат Алабама, состоялась крупная демонстрация расистов под предводительством главы клана У. Уилкинсона. Свои плакаты, пропитанные ненавистью к черным, расисты несли на пиках и топорах.