Морфология сознания. Том 2

VIII. ТРЕТИЧНОЕ СОЗНАНИЕ

Говоря об индивидуальном развитии человеческого сознания, мы неизбежно пытаемся умозрительно структурировать явление и выявить наиболее важные закономерности. К таким очевидным упрощениям, улучшающим понимание процесса, относятся любые попытки периодизации созревания центральной нервной системы. Мозг людей развивается непрерывно и индивидуально изменчиво, что делает выделение любых стадий развития, периодов или этапов созревания научной условностью. Они выполняют функции абстрактного разбиения времени на часы, минуты и секунды, которые выбраны произвольно и могут быть совершенно другими. Учитывая, что периодизацию формирования человеческого сознания я ввожу только для удобства рас-суждений, перейдём к сути проблемы.

Напомню, что после рождения у человека первой созревает архаичная лимбическая система (см. главы I и II). В процессе эволюции она начала формироваться ещё у амфибий, стала смысловым содержанием поведения у рептилий и окончательно сложилась в мозге млекопитающих. Вплоть до появления ранних австралопитеков лимбическая система доминировала в головном мозге млекопитающих. Именно она заставляла их жить в мире незатейливых инстинктивно-гормональных механизмов управления поведением. Неокортекс в те далёкие времена выполнял исключительно вспомогательные функции. Избыток нейронов коры позволял накапливать и анализировать индивидуальный опыт наших далёких предков. В конечном счёте развитая кора помогала адаптировать консервативные инстинкты к сложным условиям обитания. В этом случае ключевые поведенческие решения принимаются на уровне лимбической системы.

По сути дела, это и есть первичное сознание, которое созревает у детей первым. Оно делает их низшими млекопитающими, хорошо адаптированными к системному паразитизму на родителях и окружающем сообществе. При наличии покладистого характера эти существа вызывают восторг и умиление у простодушных родителей всех поколений. Параллельно происходит и развитие, пока ещё вспомогательной, коры больших полушарий. В это время кратко повторяются эволюционные события, происходившие на заре появления нашей привычки ходить на двух конечностях.

Понимание того, что мозг ребёнка проходит в своём развитии эволюционный путь всего человечества возникло ещё в XIX веке. Яснее всего на эту тему высказался Герберт Спенсер (Herbert Spencer, 1820—1903), который создал знаменитую «Систему синтетической философии». Он утверждал, что «воспитание ребёнка должно согласовываться, как в отношении способа, так и в отношении порядка с воспитанием человечества, рассматриваемым исторически; иными словами генезис знания у индивида должен следовать тем же путём, как генезис знания у рода». Это многословное изложение простой формулы о том, что индивидуальное развитие человека кратко повторяет эволюцию вида.

Г. Спенсер предложил для воспитания детей восемь рекомендаций, которые актуальны до настоящего времени. В немного сокращённом виде они очень похожи на лучшие практические советы современных педагогов. Г. Спенсер писал: «1. Не ждите от ребёнка высокой степени морального совершенства, так как он на первых порах близок к первобытному человеку, а моральная скороспелость не даст ничего хорошего. 2. Прибегайте к умеренным средствам и ждите умеренных результатов. 3. Ведите либеральную форму семейного управления. 4. Минимизируйте приказания. 5. Если же приказываете, то делайте это решительно и настойчиво. 6. Не забывайте, что цель воспитания — самоуправляющееся общество. 7. Не огорчайтесь своеволием детей. 8. Никогда не забывайте, что воспитание — основная и необычайно сложная задача».

По сути дела, Г. Спенсер реализует традиционную идею английской педагогики — принцип естественных следствий. Он построен на идее воспитания у детей наблюдательности и накоплении собственного опыта. Это отличный подход, поскольку в воспитании грубость порождает грубость, а семейный деспотизм — отсроченную детскую агрессию. Прекрасна и его идея о том, что похвалы и награды, как и угрозы и наказания, редко достигают своей цели. Наоборот, эти приёмы чаще всего оказывают крайне вредное влияние на развитие ребёнка. К сожалению, Г. Спенсер не учитывал неравномерность созревания мозга детей, что приводит к смене парадигм поведения, которые я называю первичным, вторичным и третичным сознанием. По этой причине его советы очень ценны, но не универсальны.

Мозг подростка, дожившего до полового созревания, страстно желает реализовать на практике свои новые физиологические возможности. В это время наступает созревание вторичного сознания, которое делает молодую особь пригодной для репродуктивных процессов, так востребованных эволюцией. Для этого периода взросления советы Г. Спенсера практически бесполезны. Мозг под инстинктивно-гормональным контролем, вопреки всем педагогическим усилиям, стремится к собственному генокопированию, а не к социальному самосовершенствованию.

Возникшего вторичного сознания, по формальным признакам, уже вполне достаточно для того, чтобы гордо именоваться полноценным членом гоминидного сообщества и человеком. С биологической точки зрения этот вывод абсолютно верен, что позволяет выдавать созревшим особям оружие, права, допускает размножаться, а при необходимости и законно лишать их жизни. Надо отметить, что на вторичном уровне сознания многие гоминиды задерживаются на всю жизнь, что активно поддерживается метаболизмом мозга и структурой большинства сообществ. В конечном счёте это приводит к увеличению численности человечества, нарастанию многообразия конструкций мозга и ускорению искусственного отбора. Для реализации этих эволюционных процессов особого интеллекта не требуется.

Для понимания причин появления у человека третичного сознания возникают небольшие проблемы, требующие пояснений. Для этого придётся ненадолго вернуться к нашей бурной эволюции. Только у австралопитеков

начался быстрый и целенаправленный отбор неокор-текса по ранее не востребованным среди приматов качествам. Сутью этого отбора была биологическая необходимость поддержания постоянной социальной структуры австралопитековых сообществ.

В первую очередь давление отбора было направлено на формирование крупных лобных областей как основных тормозных центров коры. На практике это позволяло долгое время заботливо выращивать потомков, делиться пищей с неродственными особями и поддерживать социальную структуру примитивных объединений. Решение этих простейших и вполне биологических задач за неполные пять миллионов лет увеличило наш мозг в четыре раза. Был достигнут невероятный прогресс в создании каменных орудий, украшений, развитой речи и жизни в больших и сложных сообществах. Эти прекрасные результаты стали следствием искусственного отбора мозга, который приобрёл развитые тормозные центры, отличную память и способность к синтетической деятельности.

Следует учесть, что увеличение размеров нашего мозга произошло за счёт невероятно разросшегося неокортекса. Он стал занимать около 80% массы мозга и смог уравновесить животную активность лимбической системы. Этого баланса между лимбической системой и неокортексом оказалось достаточно для появления плодов рассудочной деятельности. По сути дела, способность к небиологической деятельности можно назвать артефактом эволюции мозга. Сейчас принято именовать это явление научно-техническим прогрессом. Оно очень ловко синтезирует ранее неведомые удовольствия и страдания примерно в равных пропорциях, что доказывает его полную биологичность.

Однако доминирование неокортекса над лимбической системой происходит далеко не у всех, поскольку мозг крайне морфологически изменчив. У одних людей огромный неокортекс сочетается с маленькой лимбической системой, а у других наоборот. Первые станут легко и с удовольствием тратить жизнь на изучение далёких звёзд и экзотических тараканов, а вторые, с тем же наслаждением, будут со спущенными штанами осваивать планету и насмерть биться за вкусный бутерброд. Вполне понятно, что репродуктивному освоению планеты и потреблению деликатесов любое абиологичное сознание только мешает.

Возникновение третичного сознания нуждается в нескольких условиях, которые почти невозможно создать искусственно. Кратко рассмотрим основные причины происхождения этого несчастья. Во-первых, для обладателя третичного сознания нужно как-то заполучить развитый неокортекс, который к 30 годам сможет подчинить себе весь головной мозг. Поскольку развить его невозможно, а последняя надежда дуралеев — стволовые клетки — оказались выдумкой, то надеяться можно только на родителей. В этом деле тоже много проблем, так как дорогие сперматозоиды знаменитостей никаких результатов, кроме алиментов, не приносят. Дети получаются столь же обыкновенными, как и у всех. Это связано с огромной изменчивостью мозга человека, которую запрограммировать невозможно. С уникальной конструкцией гениального мозга приходится, по старинке, только рождаться.

Допустим, кому-то невероятно повезло и он стал случайным обладателем уникального головного мозга, наделённого талантом. Остаётся ещё немного: получить хорошее начальное, а затем и хорошее профессиональное образование. При этом кто-то должен обнаружить выдающиеся способности и убедить традиционно невменяемых родителей в необходимости специального образования. Представим себе, что все перечисленные и крайне маловероятные события каким-то чудом произошли. Наш случайно пробившийся в люди гений умён, профессионально блистателен и отлично подготовлен. В этот светлый момент выясняется, что он никому не нужен. Все высокодоходные места уже заняты менее талантливыми, но более адаптивными обладателями вторичного сознания. По понятным причинам конкурировать с гением им как-то не совсем удобно и очень опасно. В таком сравнении можно утратить нажитую непосильным трудом родителей доминантность, а затем и пострадать как по бутербродной, так и по репродуктивной части. Гений начинает смущать даже родителей, которые осознают свою роковую ошибку в выборе профессиональной специализации отпрыска. С этого дня обладатель третичного сознания становится или социально опасным изгоем, или рабом более социализированных гоминид.

Эволюционные перспективы подобных метаморфоз обладателей одарённого третичного сознания не вызывают сомнений. Вероятность переноса ценного генома в следующее поколение резко снижается, а шансы на повторное появление таланта или гения просто ничтожны. Тем не менее талантливые и одарённые люди иногда появляются вопреки сомнительной теории вероятности. Немного чаще носители третичного сознания возникают среди не столь одарённых людей. Их разум характеризует способность произвольно и долго заниматься делом, не одобряемым ни первичным, ни вторичным сознанием. Как же отличить носителей третичного сознания по простым признакам? С идентификацией талантов и гениев особых проблем нет, хотя и среди них встречаются яркие носители вторичного сознания. Обычно гении производят ранее неведомые продукты интеллекта, которые заметно отличают их от окружающих. Намного хуже обстоят дела с людьми, не имеющими особых талантов, но безусловно обладающими драгоценным третичным сознанием. Постараемся понять признаки появления элементарного здравомыслия в неочевидной ситуации. На тернистом пути к третичному сознанию нас поджидают многочисленные поведенческие засады — места, где нас всегда ждут.

Рассмотрим самый часто встречающийся пример. Мы постоянно видим, как два разных по воспитанию, образованию и социальному происхождению человека оказываются поражены сходными наивными заблуждениями. От степени абстрактности умозрений зависит их моральная, духовная и интеллектуальная близость. При этом чем больше индивидуальные модели мира отдаляются от реальности, тем проще их объединять с иллюзиями других людей. Предельно упрощая ситуацию, можно сказать, что в выборе формы поведения человек руководствуется не реальностью, а личными убеждениями. Как правило, это странное единение поведения разных людей является результатом драматической зависимости головного мозга от эндогенных наркотиков. Универсальное стремление мозга к апатичной глупости эффективно поддерживается внутренними поощрениями, приводит к религиозности и другим незатратным способам упрощения поведения. Экономия энергетических расходов организма на содержание мозга быстро удаляет следы случайно возникшего третичного сознания. Это такой своеобразный стабилизирующий отбор в развитии человечества. Он отлично препятствует чрезмерному развитию вольнодумства и здравомыслия.

Необходимо отметить, что механизмы стабилизирующего искусственного отбора постоянно совершенствуются. Сегодняшние приёмы довольно просты и хорошо известны. В их основе расслоение или стратификация общества. Наиболее интеллектуально развитые особи разрабатывают и создают новые знания и технологии. Самые состоятельные — обеспечивают их доходное распространение на фоне минимальной репродуктивно-пищеварительной обеспеченности.

Этот процесс простодушно воспринимается человечеством как технический прогресс при высокой социальной стабильности. Среди инструментов такого рода особое положение занимают разнообразные способы упрощения работы мозга. Цели снижения индивидуальной творческой, аналитической или сравнительной активности головного мозга окружающих людей близки и понятны любой паразитической особи. Под паразитизмом следует понимать все формы получения пищи, реализации размножения и личной доминантности за счёт других особей. Наиболее эффективным и открытым способом паразитизма является система государственного, религиозного или семейного управления. Чем больше подчинённых особей будет вовлечено в содержание паразитирующей группы, тем менее заметно будет присвоение плодов чужого мышления и практической работы.

Вполне естественно, что бесконечная индивидуальная изменчивость мозга, умение сравнивать события, запоминать причины и последствия явлений крайне вредят социальному паразитизму. Для профилактики конфликтов и предотвращения утраты наследуемых социальных преимуществ вырабатываются приёмы снижения неконтролируемой активности нервной системы. На ранних этапах эволюции человечества в качестве основного инструмента выступали умело используемые обещания и паразитизм на способности мозга моделировать несуществующее будущее. В среде гоминид постепенно сложилось несколько инструментов снижения индивидуальной активности мозга в пользу адаптивного конформизма. Наиболее древним методом следует считать создание системы социальных наркотиков, построенных на особенностях организации мозга человека. Их суть состоит в том, что наши собственные фантазии, заблуждения, иллюзии самооценки и прочие обезьяньи достоинства используются для социального самоуничтожения. Задача очевидна и состоит в выработке способов дезактивации конкурентов и получении биологических преференций.

Этот процесс довольно прост. Необходимо использовать способности мозга всех представителей нашего вида к бурным и однотипным фантазиям. Для этого в рамках любой социальной системы необходимо предложить простые и ясные, но очень далёкие перспективы их реализации. Этот примитивный приём позволяет их никогда не выполнять и даже не заботиться об ответственности. В самой простой ситуации годятся культовые обещания сытой праздности и чувственного изобилия рая или построения коммунизма. Для оголтелых атеистов и материалистов отлично подходит обещание мешка с золотом для приобретения аналогичных удовольствий в реальном мире. Такие примитивные социальные наркотики обычно легко заглатываются обладателями ленивого и похотливого мозга, не обременённого историческими знаниями и опытом сравнения событий. В обмен на лингвистический наркотрафик обычно предлагается немного поработать в области искусственного отбора при помощи автомата Калашникова. Эти социальные наркотики прекрасно действуют и в менее экстремальных ситуациях. Для жадного гоми-нидного мозга недалёкая перспектива перестать работать и раствориться в биологических удовольствиях столь соблазнительна, что социальные наркотики действуют круглосуточно.

В любой системе гоминидных отношений достаточно методичных и уверенных обещаний, чтобы перераспределить ценности в свою пользу. Эта ситуация уникальна в мире млекопитающих. Незатейливые колебания воздуха, называемые словами, мгновенно превращаются в физические эквиваленты драгоценных биологических преимуществ. При этом происходит эксплуатация возможностей мозга моделировать рассказанное соблазнителем будущее. Оно рисуется как райское состояние избытка пищи и доминантности при отсутствии личных затрат. Иначе говоря, действующий социальный паразит извлекает ресурсы из особей, искренне желающих стать такими же паразитами. Этот архаичный приём прекрасно работает в банковском ростовщичестве, финансовых пирамидах, религиозных, государственных и партийных системах.

Следовательно, под социальными наркотиками надо понимать такие иллюзии или неписаные правила, которые навсегда или на некоторое время формируют у гоминид однозначные формы поведения. Например, считается, что молодая семья для заведения детей должна иметь жильё и достаточные средства к существованию. Это правильно и разумно с позиции социальной системы, которая уверенно наркотизирует будущих родителей и детерминирует их поведение на долгие годы. На самом деле влюблённые могут отлично справиться с поставленной задачей голышом в ближайшей копне сена. К сожалению, столь примитивных социальных наркотиков для эволюции гоминид оказалось недостаточно. Всё последнее столетие происходит активный поиск химической регуляции интенсивности искусственного отбора, который смог бы снизить частоту встречаемости третичного сознания.

Ещё одной ловушкой для случайных обладателей третичного сознания является представление о свободе. Гениальную бессмысленность этого понятия трудно переоценить. Главный лингвистический приём использования таких терминов всегда сводится к тщательному избеганию ответов на три вопроса: кто, от чего и зачем хочет свободы? Расплывчатостью обещаний достигается желаемая персонализация целеполагания. Каждый думает о своём и надеется на личный успех, но все бодро идут в одну, заранее указанную, сторону. Затем, опять думая о своём, — в противоположную. Экономия на работе мозга всегда будет гарантирована, а третичное сознание перестаёт беспокоить.

Свобода — это фантомное желание делать то, что хочется, и не делать того, чего не хочется. В этой простейшей формуле намного важнее первая часть, с которой и стоит начать, а завершить более сложной — второй. Любым существам на этой планете, а особенно проницательным приматам, не хочется делать ничего. Исключение составляют поедание вкусной пищи, физическая нагрузка размножения и развлечения изощрённой доминантности. Кто может, тот так и живёт, а остальные стремятся к завидному идеалу. При этом содержание любой части этого триединства совершенно неважно. Желанная пища может состоять из бычков, разогретых в консервной банке, или из печени битого налима с трюфелями и шампанским. Тяга к любви может проявляться как в закупке конкурсных красавиц и кинозвёздочек, так и в несложных утехах с привокзальными труженицами. Доминантность может принимать прекрасные формы концертного экстаза музыкального виртуоза, духовного отшельничества и тихого казнокрадства, правда, в особо крупных размерах. Все эти изысканные крайности отражают простые представления о личной свободе.

Несвобода построена на социальных инстинктах вне-геномного наследования и отражена в концепции двойственности сознания человека (Савельев, 2018а, 2019). По сути дела, корни этого понятия находятся в биологической природе гоминид. Эволюционными источниками «потребности в свободе» является всё тот же набор инстинктивных форм поведения, базирующийся на еде, размножении и доминантности. Инстинктивно-гормональный контроль за поведением стимулирует увеличение полиморфизма потомков, захват новых источников пищи и повышение доминантности. Вполне понятно, что любому молодому и неопытному гоминиду, в рамках сложившихся отношений, крайне сложно быстро добиться значимого социально-биологического успеха.

По этой причине он или она ищет новое поле применения своих сил, выходя из традиционных конкурентных отношений с другими особями. Классическим примером может быть фабула драмы «Ромео и Джульетта». В ней пубертатно-гормональное стремление подростков к размножению подогревает уникальность романтических отношений между конфликтующими семьями. Драматизм усилен как половыми страстями, так и экзотической возможностью проявить нестандартную доминантность. Демонстрация страстей второго типа сознания стала инстинктивной базой для сочинения этой драмы. В данном случае корни мечты о свободе лежат в запретах реализации самых незатейливых инстинктов, ценность которых не вызывает сомнений. Однако свобода сексуальной самореализации почти не распространяется на рассудочную деятельность человека.

Следовательно, понятие свободы носит двойной характер. С одной стороны, инстинктивная свобода, которая является источником юношеской пубертатной активности. В конечном счёте это только агрессивный механизм расширения жизненного пространства, размножения и увеличения полиморфизма популяции. С другой стороны, существует церебральная свобода, отягощённая третичным сознанием. Она обозначает рассудочную независимость и способность к интеллектуальному творчеству в самом широком смысле слова. Это уже очень энергетически затратная свобода реализации своих индивидуальных качеств. В ней практически отсутствуют биологические составляющие, что делает её не очень привлекательной. Такая свобода игры ума иногда бывает востребована пресыщенными эстетами, но только в качестве изящного развлечения. Как правило, рассудочной свободой никто не дорожит и не пользуется. Она особенно никому не нужна, хотя её можно заполучить почти в любых условиях. Собственно говоря, это и есть самая независимая форма никому не нужного третичного сознания.

Ещё одним туманным доказательством третичного сознания принято считать расчёт и предсказание будущих событий. По этой причине наиболее разумными людьми принято считать тех, кто может прогнозировать чужое поведение, основываясь на столь зыбком субстрате. Ситуация немного усложняется тем, что умникам приходится учитывать плоды объединения особенностей индивидуального развития с уникальной конструкцией мозга каждого человека. Однако такой прогноз является условным признаком здравомыслия, поскольку им прекрасно владеют наблюдательные и хищные обладатели вторичного сознания. Иначе говоря, вероятность встречи с имитатором третичного сознания намного выше, чем с его реальным обладателем.

Тем не менее попробуем превратить лингвистические упражнения в понимание индивидуального становления работы мозга. Формирование убеждений конкретного человека построены на особенностях раннего развития, половой дифференцировке и накоплении социальных инстинктов. Вполне понятно, что каждый человек стремится любым способом самореализоваться. При этом возникает очевидное противоречие. Достичь социальной доминантности можно, только нарушив большую часть законов общественной системы, но для признания собственной исключительности надо оставаться внутри неё. Прелесть этого закона заключается в его биологичности. По сути дела, в каждом человеке сидит эволюционный моторчик, который заставляет его всю жизнь менять мир, но так, чтобы сохранить его непрерывность и преемственность. Такая изуверская изысканность противоречивого поведения гоминид была достигнута при помощи нашего мозга, который остаётся самым надёжным гарантом продолжающейся эволюции.

Феноменальная красота описанной выше ситуации требует немного более внимательного рассмотрения. С одной стороны, движущим механизмом самореализации гоминид является осуществление простейших биологических инстинктов питания и размножения. Это главная задача любого организма на нашей планете. С другой стороны, реализовать эти задачи можно только в рамках сообществ, через персонифицированную доминантность и устойчивую систему иллюзорных ценностей. На этом примитивном каркасе громоздятся самые модные и древние представления человека о себе. Они отлично объясняют уже произошедшие события, но предсказать ничего не могут. Единственное справедливое наблюдение состоит в том, что гоминидные сообщества продолжают развиваться и усложняться. При этом здравомыслящие люди всегда старались вмешаться в естественный ход истории.

Человечество постоянно искало способы выработать приёмы, создать систему или изобрести социальные принципы, противостоящие биологической эволюции. Это были государственные законы, религиозные принципы, невидимые моральные обязательства, психологические теории и утопические мечтания о свободе, равенстве, братстве и справедливости. Всё это были лишь жалкие попытки немногих осознавших себя людьми гоминид принудить жить по человеческим законам тех, чей мозг ещё очень далёк от совершенства и находится в благостном состоянии вторичного сознания. Иначе говоря, случайно поумневшие люди задорно насиловали мозг старых конструкций и при каждом удобном случае законно отделяли его от тела вместе с головой.

Вполне понятно, что частенько происходило и наоборот, поскольку устаревших моделей мозга всегда больше, чем прогрессивных и эволюционно новых конструкций. Собственно говоря, этот скрытый конфликт между церебральными новоделами и эволюционным социально-неврологическим отстоем сохраняется всегда. Именно он является причиной искусственного отбора, так как структурные различия мозга непреодолимы законами и запретами. Эволюционные внутривидовые конфликты легче всего преодолевать, не перевоспитывая, а избирательно истребляя носителей устаревших вариантов организации мозга.

Сделав самые общие замечания по проблеме третичного сознания или теории разума, перейдём к механизмам возникновения этого феномена. Чем же третичное сознание отличается от первичного и вторичного? В первую очередь своей необязательностью появления. В нём нет никакой серьёзной биологической или социальной необходимости. Особь с первичным сознанием, полученным в детстве и юности, может прекрасно питаться и осуществлять традиционный набор форм социального поведения. Это обеспечит вполне приемлемое существование и экономию энергетических затрат на содержание мозга. Достаточно жить по окружающим образцам и соблюдать изменчивые правила гоминидного общежития. Если добавить к этому и вторичное половое сознание, то можно считать, что жизнь задалась. Геном отлично переносится в следующее поколение, детёныши выкармливаются, зреют и сами начинают изготавливать новую генерацию. Если сложившиеся системы социального воспроизводства очень стабильны, то нужды в третичном сознании обычно не возникает.

Им страдают от избытка одарённости, таланта, гипертрофированной доминантности или при психиатрической обеспокоенности социальной нестабильностью. Только так можно принудить мозг хоть иногда напрягаться для реальной работы. Даже при этом счастливом занятии универсальных рецептов для выращивания заведомых обладателей третичного сознания ожидать не приходится. Как ни печально, но все люди очень разные. Даже самые наивные дети довольно быстро начинают интуитивно показывать свои предпочтения и нежные чувства к одним родственникам и недовольство другими. Различия между людьми по цвету кожи, росту, разрезу глаз или языку, на котором они говорят, просто ничтожны. Самые большие особенности спрятаны внутри головы и никогда не показываются наружу. О них мы можем лишь догадываться по фальшивому социальному поведению.

Видимые поступки человека чаще вводят нас в заблуждение, чем говорят правду о его намерениях или желаниях. Это не означает, что гоминиды нашей небольшой планеты все поголовно лгуны и хитроумные негодяи, хотя первое впечатление может быть именно таким. К сожалению, в реальной жизни всё совсем наоборот. Большинство людей проживают свою жизнь искренне и простодушно, веря в свои убеждения, наивно доверяя устройству мира и надеясь на несбыточную справедливость. Коварные жизненные планы регулярно появляются как-то сами собой, без особого напряжения сил и зверских идей о порабощении Вселенной.

Проблема состоит в том, что самые чудовищные человеконенавистнические идеи столь же естественны, как и искренняя приверженность к пацифизму, всеобщему гуманизму и альтруизму. Казалось бы, агрессия, уничтожение себе подобных, войны, бесконечные геноциды самых разных народов должны быть осуждены и утоплены в горьких материнских слезах. Очевидная дикость самоуничтожения должна была бы давно исчезнуть из человеческого сообщества. В реальном мире этого не происходит. Многочисленные любители и организаторы массового душегубства долгие годы наслаждаются своим доходным творчеством. Сторонники абстрактной справедливости и пацифизма обычно не так любимы хищным населением и пожинают менее развесистые плоды своей социальной активности. Однако публичные мерзавцы и знатные душегубцы прекрасно находят общий язык и интересы с закоренелыми борцами за гуманизм и справедливость.

Как ни странно, но оба крайних проявления человеческих предпочтений в поведении генерируются общими механизмами гоминидной эволюции. Нет никакой разницы между справедливой и несправедливой войной, благородными или корыстными целями, верой в лучшие проявления человеческого разума или в их полное отрицание. Для эволюции имеют значение только масштабы, направленность и продолжительность очередного церебрального сортинга. Даже декларируемые цели глобального искусственного отбора особого значения не имеют. Он — только повод и инструмент, который будет выброшен и забыт, как сопливый бумажный платок. Пришедшие на смену старым, новые мировые страсти через поколение вновь разделят судьбу грязного подгузника, заодно унеся с собой в небытие миллионы жизней. Не осознавая происходящего, мы практикуем самый бескомпромиссный в истории планеты само-отбор, который пронизывает повседневную жизнь каждого двуногого примата этой планеты.

Вполне понятно, что столь глобальные события нашей собственной эволюции кажутся бесконечно случайными и далёкими от учёбы, социального становления, семейных и общественных отношений отдельного человека. Кажется странным желание найти связь между микроскопическим кухонным конфликтом или недостатком денег и судьбой всего человечества. Это милое, но крайне опасное заблуждение позволяет населению планеты рождаться, жить и умирать, не приходя в сознание, оставаясь надёжным инструментом оголтелой и аморальной эволюции. Только целенаправленное культивирование третичного сознания позволит хоть как-то изменить тенденции эволюции человечества. Другого пути разрыва с нашим животным прошлым пока не найдено. Однако всем людям на этой планете не хватает продолжительности жизни не только для выращивания третичного сознания, но и для осуществления хоть чего-либо стоящего. Процессам старения мозга будет посвящена последняя глава этой книги.