Морфология сознания. Том 2

II. ФИЛЭМБРИОГЕНЕЗ СОЗНАНИЯ

Новорождённый никаким сознанием не обладает. Его, конечно, можно наделить ритуальной душой и прочими невидимыми атрибутами гоминидной исключительности. К великому сожалению, на развитии головного мозга эти милые манипуляции никак не сказываются. Он продолжает бестолково развиваться по биологическим законам, постоянно норовя нарушить какую-нибудь особо ценную духовную заповедь или уложение. Возникает вполне естественный вопрос о причинах появления первых признаков осознанного взаимодействия с внешним миром. Отчасти этот вопрос был разобран ранее, но перед настоящей главой стоит более сложная задача, чем простое описание созревания органов чувств и головного мозга (Савельев, 2005а).

Появление самосознания является результатом накопления личного опыта общения с людьми и сложным окружающим миром. Педагогами, детскими врачами и психиатрами, склонными к рассудочно-философскому анализу, давно отмечено, что такие явления, как миролюбие, альтруизм, сочувствие, насилие, жестокость и агрессия, не являются врождёнными задатками (Eisenberg, 1973). По их мнению, эти прекрасные качества формируются у человека во время индивидуального развития. Они возникают исключительно как следствие взаимодействия многих факторов общественной среды, влияющих на становление личности и характера. Отчасти с этими представлениями можно согласиться.

Вместе с тем большинство перечисленных форм поведения свойственно и животным, которые почти не видят ни своих родителей, ни сообщества заботливых родственников. Это говорит о том, что часть форм поведения отлично наследуется в виде инстинктов, а другая — становится результатом социальных взаимодействий. Они осуществляются между владельцем свеженького юного мозга и далёкой от умозрительного идеала родителей окружающей среды. В созревании мозга человека реализуются обе упомянутые тенденции. На процесс становления видоспецифичных инстинктов накладывается множество слоёв социальных запечатлений, которые скрывают его первозданную дикость. Для нормального становления первичного или базового сознания человека характерны все этапы развития млекопитающих, не обременённых ни размерами мозга, ни его человеческими способностями.

Процесс естественного созревания мозга после рождения в равной степени обусловлен как структурным развитием и дифференцировкой, так и средой социального созревания. К сожалению, антропоцентризм и самовлюблённость человечества привели к тому, что на первые роли выдвинуты социально-психологические причины становления ребёнка. При этом многие фундаментальные закономерности физического созревания нервной системы просто игнорируются. В результате возникают «умозрительно обоснованные» приёмы образования и воспитания, которые не могут быть восприняты подростком. В конечном счёте незнание закономерностей формирования мозга приводит к скрытым индивидуальным конфликтам созревания сознания. Надёжно диагностируемое количество таких отклонений постоянно увеличивается, а детская психиатрия вынужденно стала самостоятельным разделом медицины. Столь очевидные результаты внедрения педагогических фантазий и медицинских умозрений в образование подтверждают феноменальную неосведомлённость о законах растущего мозга.

Дело в том, что развитие человеческого мозга является одним из самых консервативных явлений, которое занимает гигантскую часть человеческой жизни. Начавшись на 11-й день после оплодотворения, окончательное формирование нейронных конструкций завершается к 25—27 годам, когда инволюция начинает превалировать над процессами дифференцировки. Созревание мозга гоминид постоянно удлиняется в процессе эволюции. Продолжительность созревания до репродуктивной фазы у сенегальского галаго составляет 8—9 мес, а у толстого лори с острова Борнео — около 18 мес. Эти наиболее примитивные приматы с мозгом без борозд и извилин (лиссэнцефальные) символично отражают самый древний период становления нашего мозга. Для небольших обладателей более сложного мозга — с бороздами и извилинами (гирифицированного) — характерно резкое удлинение сроков полового созревания. Так, у свободноживущих зелёных мартышек созревание наступает в 3—5 лет, а у большинства гиббонов — в 7—8 лет. Следует напомнить, что половое созревание большинства хищных и копытных, при сопоставимых размерах тела, происходит в несколько раз быстрее. Это говорит о том, что развитие сложного мозга даже в стае мелких мартышек требует продолжительного времени. Ещё показательнее наступление периода полового созревания у человекообразных обезьян. Оно наступает в возрасте 10—15 лет в зависимости от пола и вида приматов. По сути дела, возраст созревания человекообразных приматов очень близок к нашему.

Итак, уже 7—9 млн лет назад, когда наши пути с человекообразными обезьянами окончательно разошлись, сложились основные принципы созревания и дифференцировки головного мозга. За прошедшее время мозг человека увеличился в 3—4 раза, что немного удлинило время его формирования и дифференцировки. Тем не менее сравнение эмбриогенеза мозга высших приматов и человека показывает общие закономерности формообразования, пролиферации и дифференцировки нейронов. Морфогенетические преобразования головного мозга во время развития и созревания эволюционируют крайне медленно.

Этот факт был замечен ещё в позапрошлом веке Э. Геккелем, который в 1866 году сформулировал биогенетический закон. Он предположил, что онтогения (индивидуальное развитие) представляет собой краткое и быстрое повторение (рекапитуляцию) филогении (эволюционной истории организма). В самом общем виде эти представления отражают закономерности онтогенеза, но инструментом исследования служить не могут. Дело в том, что спустя пол века появилась теория филэмбриогенеза, сформулированная А.Н. Северцовым. Её суть сводится к доказательству эволюционно значимых изменений строения организмов в ходе онтогенеза. Иначе говоря, индивидуальное развитие — очень консервативный процесс, который тем не менее может постепенно подвергаться изменениям.

Сделав эти необходимые оговорки, перейдём к развитию человеческого мозга. Действительно, наш головной мозг больше, чем у человекообразных обезьян, но его увеличение приходится на поздний период созревания. Закладки в неокортексе чисто человеческих полей и подполей происходят в самом конце внутриутробного развития. Очень поздняя закладка характерных для человека полей неокортекса предполагает их позднее созревание уже после рождения. Следовательно, предельно упрощая процессы развития мозга, можно наметить несколько основных этапов созревания. На раннем этапе формируется база для осуществления физиологических функций выживания, затем — для половой дифференцировки и размножения. Только после закрепления этих обезьяньих форм поведения начинают активно формироваться «человеческие» центры мозга, которые возникли в эволюции последними.

Из этих наблюдений напрашивается вывод об архаичности и консервативности индивидуального формирования мозга. Выращивание сознания подростка может быть довольно болезненным процессом по вполне понятным причинам. Нам не следует опережать естественное созревание каждой из форм приматно-человеческого сознания, они должны происходить в той закономерности, которая наиболее близка к архаичным системам созревания мозга. Есть опасность, что агрессивное вмешательство в созревание первичного и вторичного сознания может повлиять как на смену социальных инстинктов, так и на динамику искусственного отбора. По этой причине следует очень осторожно вмешиваться как в биологические процессы созревания мозга, так и в проверенные человеческой историей способы обучения и воспитания.

Рассмотрим потенциальные источники изменения динамики искусственного отбора при помощи популярного среди подростков компьютерно-виртуального мира. Создавая компьютерную имитацию реальности, мы непосредственно воздействуем на созревание мозга ребёнка. Нереальный мир хорошо иллюстрированных гоминидно-патологических иллюзий вызывает необратимые нарушения в системе накопления социальных инстинктов. Это особенно печально, поскольку сомнительные выдумки и психиатрические обременения создателей компьютерной среды отлично переносятся и девственный мозг доверчивых детей. Виртуальные фантазии воспринимаются ими как реальное социальное окружение и образец для подражания, что становится основой для интуитивного выбора даже повседневных форм поведения. Вполне понятно, что реальные детские поступки, основанные на логике фантазийных героев, неизбежно вступают в непримиримые противоречия с окружающим миром.

С жестокой эволюционной точки зрения любой конфликт между объективной реальностью и патологическими фантазиями изобретателей компьютерных биосистем очень полезен. Дети воспринимают выдуманные модели поведения и стратегии отношений как социальные образцы. Мозг в свою очередь переводит этот опыт в социальные инстинкты, которые закрепляются на всю оставшуюся жизнь. Раньше эти скрытые, но приобретённые формы поведения и принятия решений любили называть подсознанием. Фантастические социальные инстинкты для детей становятся умозрительной реальностью, к которой надо насильно привести бестолковый мир отсталых родителей. Это отличный конфликт и неплохая эволюционная тенденция, поскольку она приводит к усилению внутривидовых конфликтов и ускорению искусственного летального отбора. В данном случае хорошо заметна прямая реализация социально-поведенческого варианта теории филэмбриогенеза А.Н. Северцова (1939). Разница только в том, что мы имеем дело не с морфологическими изменениями челюстного аппарата, хвоста или конечностей, а с малозаметными преобразованиями созревающей нервной системы. Невидимость происходящих в мозге ребёнка изменений отлично компенсируется масштабами их скрытого влияния на поведение. Рассмотрим этот механизм закрепления нелепых логических приёмов, рассуждений и форм поведения, которые происходят из фантастических фильмов и цифрового мира.

В соответствии с социально-поведенческим вариантом теории филэмбриогенеза, вместо морфологических изменений органов происходит индивидуальное, но необратимое формирование внутримозговых связей между нейронами. Вполне понятно, что, в отличие от теории филэмбриогенеза, такое изменение в строении мозга не наследуется и существует только в голове своего владельца. Оно происходит в результате образования межнейронных связей, называемых синаптогенезом, которое закрепляет в постоянной памяти любые синтетические модели поведения. Этот процесс сохраняется и у взрослых, но в растущем мозге он идёт намного быстрее. По этой причине закрепление социальных инстинктов очень эффективно и надёжно.

Накопленные необычные социальные инстинкты имеют мало отношения к реальности, но роль закреплённых форм поведения переоценить невозможно. Сама изменённая в развитии особь, оставаясь объектом отбора, становится его активным инструментом. Искусственно трансформированное в детстве сознание позволит использовать человека в качестве образца для коллективного подражания или механизма социального принуждения. В результате возникшего изменения развития всего одного мозга мы получаем кумулятивный эволюционный эффект. Он состоит в том, что появляется убеждённый носитель для распространения и принудительного насаждения приобретённых поведенческих особенностей. Такая особь становится новым источником конфликтного развития общества и своеобразным инициатором искусственного отбора. При этом не имеет особого значения, будет ли уничтожен сам носитель фантазийных социальных инстинктов или всё его окружение с привычными формами поведения. Для эволюции имеют значение только сами процессы, а не их направленность.

Эволюционное воплощение церебральных преимуществ длительного созревания мозга обычно осуществляется весьма тривиальными способами. Изысканный ум реализуется в получении метаболических преимуществ (денег), репродуктивной самореализации и социальной доминантности. Закрепление отдельных благоприобретённых навыков и приёмов осуществляется при помощи воспитания и обучения собственных генокопий. Таким образом происходит внегеномная передача социальных инстинктов, о которой я неоднократно писал ранее (Савельев, 2010, 2016, 20186).

Следовательно, на кратких отрезках эволюционной истории мы не можем ожидать радикального структурного изменения онтогенеза мозга. Однако распространение определённых типов подросткового воспитания быстро сказывается на поведении всей популяции. Примером могут служить педагогические изменения в воспитании, произошедшие после октябрьского переворота 1917 года. Массовое принудительное отделение детей от родителей и распространение детских советских организаций дали отличные результаты. В виде социальных инстинктов были закреплены очевидные нелепости и дикие критерии ценности человеческой жизни. Пионеры и комсомольцы в свою очередь стали убеждёнными инструментами для осуществления прямого искусственного отбора.

Примеров такого рода среди замкнутых популяций довольно много. Достаточно вспомнить локальные агрессивные анклавы Ближнего Востока. Они легко формируют у детей и подростков необратимые формы социальных инстинктов, направленные на примитивную биологическую конкуренцию. Влияние таких подмен на созревание мозга человека может быть настолько значимым, что мы вправе использовать терминологию из биологической теории эволюции.

Рассматривая фи л эмбриогенез человеческого мозга, необходимо остановиться на глобальных изменениях развития, наличие которых весьма дискуссионно. Речь идёт о трансформации начальных стадий морфогенеза, которое было названо А.Н. Северцовым архаллаксисом (Северцов, 1939). Суть этого механизма достаточно проста. На ранних стадиях развития происходит закладка множества органов, имеющих метамерное строение. Под этим подразумевается большое количество повторяющихся и однотипно устроенных сегментов тела. Примером могут быть сомиты — сегментарные закладки будущей мускулатуры. Десятки одинаковых сомитов расположены парами вдоль спинного мозга. В развитии они представляют собой временное образование, которое быстро разрушается, а клетки сомитов начинают формировать осевые структуры тела. Очень важным наблюдением было доказательство существования у взрослого животного равенства числа позвонков, рёбер и мускульных сегментов количеству закладок сомитов. Следовательно, из каждого сомита образуется много сложных морфологических структур, что делает невозможным увеличение их числа на поздних стадиях развития. Основываясь на этих данных, А.Н. Северцов предположил, что появление новых сомитов может осуществляться только на ранних стадиях, и назвал это явление архаллаксисом.

Эти рассуждения крайне трудно применить к нервной системе. В центральной нервной системе повторяющимися структурами можно считать временно существующие ромбомеры заднего мозга и сегменты спинного мозга. Поскольку изменчивость этих образований крайне низка, говорить о существенной роли архаллаксиса в развитии головного и спинного мозга не приходится. Наоборот, любые мало-мальски заметные изменения раннего развития головного мозга обычно приводят к катастрофическим изменениям и гибели зародыша (Савельев, 2007). Это связано с тем, что небольшое изменение морфогенеза мозга часто приводит к очень длинной цепочке опосредованных отклонений дифференцировки. В конечном счёте нарушаются механизмы развития мозга, утрачиваются базовые функции или согласованный контроль за поведением. В таком случае плоды и новорождённые оказываются нежизнеспособными или обладают множественными врождёнными патологиями. Иначе говоря, прямой перенос принципов архаллаксиса на морфологическое развитие головного мозга крайне сомнителен. Появление или элиминация большого числа нейронов невозможны по морфофункциональным причинам. Исчезновение целых систем управления организмом животного всегда губительно, а неожиданное появление крупных нейрональных комплексов необратимо нарушает нормальное функционирование мозга. По этой причине морфологический архаллаксис трудно рассматривать среди причин эволюции структурной базы сознания человека.

Совершенно иная ситуация складывается после рождения человека, когда появление новых нейронов носит следовой характер, а созревание сознания обусловлено индивидуальным морфогенезом. В этом случае архаллаксис как механизм вызревания особенностей личного эмбриогенеза становится базой поведения. Речь пойдёт о самых ранних этапах развития мозга после рождения, когда происходит активный морфогенез связей нейронов и становление основных физиологических функций. Вполне понятно, что любое раннее изменение функций мозга крайне опасно для жизни ребёнка. При этом первичные пулы и паттерны нервных связей очень быстро изменяются, что не позволяет переводить в долговременную память большинство гипотетических навыков младенцев. Собственно говоря, по тем же причинам мы почти ничего не помним из раннего детства. Если предложенные А.Н. Северцовым первичные и значимые перестройки развития органа для мозга неприемлемы, то попробуем немного передвинуть действие архаллаксиса на более поздний период созревания нервных связей.

В этом случае социальную среду формирования мозга после рождения можно рассматривать как причину индивидуального поведенческого архаллаксиса. Вместо привычного для эволюционной морфологии преобразования органов накапливаются необычные социальные инстинкты, которые закрепляются в структуре связей дифференцирующихся нейронов. Если такие изменения происходят с раннего детства и продолжаются долго, то формируется очень надёжный и плохо перестраиваемый субстрат из системы межнейронных связей. В огромной сети постоянных связей на всю жизнь закреплены социальные инстинкты, которые лежат в основе любого поведения человека.

Практическая ценность введения понятия поведенческого архаллаксиса довольно проста. Она состоит в том, что для радикального изменения всех представлений о мире достаточно создать специальную среду раннего созревания мозга. В этой новой среде можно добиться непроизвольного запечатления ребёнком любой нелепости или откровенной глупости. Независимо от содержания ранние социальные инстинкты будут восприниматься как истина в последней инстанции. Эта идея настолько очевидна, что имеет тысячелетнюю историю. Интересную попытку радикального изменения поведения у огромной массы разноплемённых народов предпринял ещё Карл Великий (768—814). Силой объединив запад в одну Священную Римскую империю, он столкнулся с огромными внутренними противоречиями, которые было невозможно преодолеть. Решение он нашёл в проведении радикальной поведенческой реформы сразу всех народов. Для этого он потребовал начать духовное объединение империи при помощи всеобщего образования. Это мероприятие должен был осуществлять учёный монах Алкуин (735—804), который активно взялся за дело с 794 года. При аббатствах, монастырях и храмах создавались школы, которые были призваны осуществить глобальный проект. Проект не удался, как и аналогичная попытка во времена Реформации. Мартин Лютер (1483—1546) настойчиво требовал всеобщего обучения как наиболее действенного механизма противодействия скомпрометировавшему себя католицизму. Эту затею осуществить удалось только противникам М. Лютера.

Первым и очень удачным способом осуществления масштабного церебрального архаллаксиса стала педагогическая система ордена иезуитов. Этот религиозный орден в XVI веке отстаивал идеи старого католицизма в борьбе с модным протестантизмом. Поскольку традиционными способами одолеть протестантизм не удавалось, иезуиты к 1540 году разработали специальную педагогическую систему, которая нашла отражение в их уставе. Она была обращена к воспитанию молодёжи и специальных школах с хорошо подготовленными учителями. Основное внимание было сосредоточено на специальном образовании и тщательной подготовке самих учителей. Юноши, вступив в орден, получали богословское, а затем математическое и филологическое образование. По сути дела, они, заканчивая обучение в школах иезуитов, становились обладателями высшего образования того времени. Однако даже такой подготовки считалось недостаточно для начала самостоятельной работы с детьми. Будущие учителя сначала практиковались в иезуитских школах в качестве наблюдателей, потом вели отдельных учеников и лишь затем переходили к самостоятельной работе. Всё это контролировалось ведением подробных отчётов, дневников и оценивалось опытной коллегией.

Результаты этой педагогической работы иезуитов не заставили себя долго ждать. Их школы приобрели репутацию образцовых, а ученики из разных стран Европы мечтали попасть к ним. Достаточно напомнить, что знаменитый философ эпохи Возрождения Рене Декарт окончил иезуитскую школу и был приглашён в неё для преподавания. Необходимо отметить, что иезуиты изобрели ещё один очень полезный приём стимуляции саморазвития своих учащихся. Они помещали в общие кельи пары учеников и целенаправленно стимулировали все виды их конкуренции между собой. Это облегчало управление школами и держало учеников в постоянном напряжении.

Применённый иезуитами поведенческий архаллаксис всего через столетие после основания ордена привёл от создания большого количества коллегий и семинарий к появлению религиозных высших школ. Выступая в роли проповедников и учителей, иезуиты добились огромных успехов в изменении сознания как детей, так и взрослых людей. Примером может служить создание в Южной Америке теократическо-патриархального государства Парагвай. Для этого удалось мирным путём цивилизовать местные племена и обратить их в католицизм. Это было сделано учениками иезуитов, обучавшимися в среде однозначных религиозных запечатлений, которые делали из них самых преданных служителей церкви. Необходимо обратить внимание на то, что цели иезуитов были далеко не прогрессивными. Однако использованный ими метод непроизвольного запечатления детьми образцов поведения и выработки продуманных социальных инстинктов был крайне эффективен. К сожалению, сомнительные цели возрождения классического католицизма и игнорирование естественных наук подорвали веру в систему воспитания иезуитов. Хорошая идея управляемого выращивания целых поколений людей оказалась дискредитированной и сохранилась лишь в качестве памятника внутри-христианским войнам.

Следовательно, опыт иезуитов показывает возможность быстрого и радикального изменения представлений о мире и о себе у огромной части просвещённого населения. Глубина этой перестройки вполне сравнима с проявлениями архаллаксиса в морфологической эволюции. Для радикального и направленного изменения поведения человека гениальных идей иезуитов было явно недостаточно, но существовала очевидная необходимость использования более ранних запечатлений и социальных инстинктов. Интуитивное понимание этой потребности существовало в философии со времён Платона. Он предлагал создавать специальные места для развития детских игр, но только после фантастических реформ общества. Повторно серьёзное внимание к дошкольному периоду развития человека привлёк только Ф.В.А. Фрёбель (1782—1852). Этот немецкий педагог и теоретик дошкольного воспитания посвятил всю свою жизнь разработке методов управляемого развития маленьких детей. Именно ему принадлежат термин «детский сад» и множество трудов, посвящённых самым ранним годам воспитания и обучения человека. Ф.В.А. Фрёбель с юности был пропитан духом немецкого идеализма, основоположниками которого стали Ф.В.Й. Шеллинг (1775—1854) и Г.В.Ф. Гегель (1770— 1831). В голове. Ф.В.А. Фрёбеля оказались удачно перемешаны философский наивный позитивизм и пламенная христианская вера. Этим сомнительным коктейлем были удобрены вполне здравые педагогические идеи.

Ф.В.А. Фрёбель впервые обоснованно предложил начинать воспитание с дошкольного периода развития ребёнка. Он считал, что всё взрослое поведение человека строится на опыте этого периода жизни. Ф.В.А. Фрёболь учитывал различия природных задатков каждого ребёнка и утверждал абсолютный приоритет дошкольного созревания личности. По его мнению, эта полоса жизни определяет отношение к людям, обществу, природе и характер общения с чужими и с близкими.

Более того, Ф.В.А. Фрёбель, будучи глубоко религиозным человеком, увенчал свою концепцию дошкольного воспитания разработкой биогенетического принципа. Уже в то время он пришёл к выводу о том, что каждый индивид в своём развитии сокращённо повторяет историю своего вида. Иначе говоря, онтогенез любого человека в сжатом виде повторяет филогенез, или эволюционный путь, всего человечества. На основании этого принципа он разработал зависящую от возраста ребёнка последовательность смены игр и обучающих занятий в детских садах.

При этом немецкий педагог считал, что дети должны саморазвиваться при минимальной коррекции со стороны взрослых. По сути дела, дети должны произрастать как растения, получая питание и заботу от взрослых. Тем не менее в модели детского сада предусматривались пение, игры, лепка, моделирование, рисование, вырезание и другие обучающие занятия. Детям предлагалась возможность реализовывать свои фантазии и творческие потребности, вплоть до соревнования друг с другом. Однако целью воспитания у Ф.В.А. Фрёбеля оставалась всё та же нравственно-волевая идея познания бога. Эти странные цели не помешали детским садам Ф.В.А. Фрёбеля завоевать весь мир и без особых изменений дожить до нашего времени. Для нас крайне важно, что он осознанно нашёл самый эффективный способ радикально менять убеждения и сознание каждого следующего поколения по желанию умелых и последовательных манипуляторов. Система детских садов, дополненная иезуитским образованием и воспитанием, в дальнейшем широко использовалась для быстрой замены запечатлений и социальных инстинктов.

Эмпирическое понимание этих процессов было особенно заметно в первой половине XX века. Тогда в Германии, СССР и частично в Японии внедряли системы воспитания и образования, построенные на раннем отделении детей от родителей. Ясли, детские сады и школы быстро привели к формированию поколения с полностью контролируемыми социальными инстинктами. Этими несложными приёмами в кратчайшие сроки удалось создать целое поколение с совершенно новыми критериями ценности человеческой жизни и фундаментальными ценностями. В конечном счёте этот подход дал конфликтующим странам неоценимые преимущества во время Второй мировой войны.

Вполне понятно, что столетие назад для осуществления этих проектов нужны были огромные средства и политическая воля руководства страны. В настоящее время разработана более доступная и эффективная система вмешательства в формирование социальных инстинктов. Вокруг ребёнка довольно трудно создать полностью контролируемую социальную среду. Намного проще использовать познавательные интересы растущего мозга для создания ловушек самоизоляции. Достаточно заинтересовать простодушного ребёнка так, чтобы он добровольно отказался от множественности способов познания окружающего мира. Отличным приёмом страстной самоизоляции является раннее увлечение профессиональным спортом. Это довольно затратное занятие, требующее способностей от детей и средств от родителей. Наиболее доступным и дешёвым вариантом самоизоляции является интернет, который создаёт вокруг ребёнка социальную оболочку имитационной реальности. При этом подопытные интернета сами платят за эксперименты над собой. Таким простейшим способом можно легко создавать любые социальные инстинкты и неразрешимые конфликты будущего.

Кроме архаллаксиса, существует ещё несколько механизмов филэмбриогенеза, которые прекрасно объясняют как некоторые события из развития индивидуального мозга, так и становление сознания. Заметную роль в предыдущей человеческой истории становления головного мозга играли два других процесса индивидуализации накопления социальных инстинктов: анаболия и девиация. Эти два архаичных термина из теории филэмбриогенеза довольно точно отражают повторяющиеся из поколения в поколение морфофункциональные изменения в созревании человеческого мозга. Под анаболией в эволюционной морфологии подразумевают возникновение изменений на последних стадиях эмбрионального развития. Это означает, что развитие того или иного органа не останавливается на состоянии родительской формы, он продолжает изменяться дальше. По сути дела, такое увеличение продолжительности онтогенеза удлиняет время формирования органов и позволяет им приобрести новые функции. В приложении к созреванию мозга и накоплению социальных инстинктов события развиваются аналогичным образом. Рассмотрим это явление немного подробнее.

В относительно недавние времена социальное созревание наступало намного раньше, чем теперь. Достаточно вспомнить возраст участников Отечественной войны 1812 года, которые позднее стали заговорщиками и декабристами. В те времена юноши 14—16 лет считались зрелыми и ответственными личностями, а незамужние 18-летние девушки воспринимались как староватые невесты. К концу XIX века ситуация изменилась незначительно, но юношеская социализация наступала уже в 18—20 лет. Это было продиктовано усложнением социальных инстинктов и необходимостью более длительного обучения. Вполне понятно, что в слоях общества, не отягощённых избыточными знаниями и сложными социальными отношениями, старые порядки отлично сохранялись. Начало XX века сдвинуло социальное созревание ещё на 2—4 года, а к его концу цивилизационное созревание растянулось до 27—29 лет. Тридцатилетние «взрослые дети» являются не только простыми оболтусами, но и жертвами избыточной опеки родителей или социального государства. Очень многие молодые люди становятся заложниками сложности искусственного отбора, который глубоко маскирует реальные причины их личных проблем.

Им кажется, что они что-то не понимают, делают не совсем так и становятся умнее, но лишь тогда, когда исправить в прошедшей жизни уже ничего нельзя. Эти иллюзии возникают из-за многослойности социальных отношений любого сообщества, которые призваны скрыть простейшие базовые социальные инстинкты. В основе самых сложных гоминидных систем лежат всё те же охота за пищей, успешное размножение и социальная доминантность. Однако в любом сложном обществе эти милые цели скрываются за правилами, законами, духовными или общественными традициями.

Для практического освоения и использования этих маскировочных накидок обезьяньей сущности формирующемуся человеку требуются годы обучения. Именно в этом кроется биологический повод удлинить созревание нервной системы. По сути, мы наблюдаем анаболию, или надстройку конечных стадий формирования социальных инстинктов. При этом чем сложнее устроено сообщество, тем больше времени и межнейронных связей требуется для запечатления сложных форм имитационного поведения. Такие изменения накапливаются дольше всего в самых эволюционно новых, чисто «человеческих» областях неокортекса. Именно они сохраняют максимальный потенциал образования межнейронных связей на поздних стадиях созревания головного мозга (Савельев, 2018а, б).

Как же происходит накопление этих изменений? Каков биологический смысл события, и как действует механизм искусственного отбора, который наращивает анаболию? Попробуем ответить на эти вопросы. Этот эволюционный процесс особенно интересен из-за своей удивительной скорости. Всего за 300 лет произошло почти двукратное увеличение индивидуального времени созревания мозга человека. Вполне понятно, что образование межнейронных связей, происходящее всю жизнь, намного менее заметно, чем удлинение пушистого хвоста. Тем не менее в обоих случаях мы имеем дело с морфологическими изменениями конструкции органа.

Единственным несчастьем является то, что закрепление в морфологической структуре нейронов социальных инстинктов не видно окружающим. Если длинным и цветным хвостом кошка может просто публично повилять, то нам приходится поступать сложнее. Мы демонстрируем наш эволюционный прогресс при помощи золочёных лимузинов, крокодиловых сандалий и дворцов с медными крышами. Следовательно, биологический смысл длительного освоения и структурного закрепления сложных социальных инстинктов понятен. Используя полученные преимущества, обладатели передовых эволюционных приёмов внутривидовой конкуренции получают привилегии в пище, размножении и доминантности.

Не вызывает вопросов и механизм наследственного закрепления столь ценных биологических преимуществ. Репродуктивный успех отлично обеспечивается сложными формами половой ритуализации поведения. Он очень соблазнителен как для самок, так и для самцов, находящихся в гормональном экстазе. Существенным ограничением более быстрого широкого распространения анаболии является время. Длительность созревания мозга обычно повышает риски репродуктивной эффективности. Слишком долгое социальное созревание мозга снижает вероятность позднего репродуктивного успеха. По этой причине прогрессивное человечество массово переходит к двух- и трёхцикличным процессам размножения. Первый раз размножение происходит ещё до окончания созревания мозга, на стрессе полового созревания. В этот период обезьяньи страсти берут верх, а контроль за работой головного мозга перехватывает половая система. Стекание незрелого сознания ниже пояса даёт прекрасные биологические результаты. Его физическим следствием становится неконтролируемое увеличение объектов полиморфизма мозга, которое стимулирует внутривидовую конкуренцию. В конечном счёте формируются новейшие, но скрытые механизмы искусственного отбора, которые при перенаселении и ограниченности ресурсов становятся всё более жестокими. Когда изготовление собственных генокопий превращается в смысл существования и единственное развлечение — эволюция торжествует.

Размножение людей сразу после наступления полового созревания необычайно роднит нас с незатейливой жизнью наиболее примитивных млекопитающих, но гарантирует воспроизводство человечества. По сути, в своём индивидуальном развитии мы рекапитулируем наиболее фундаментальный эволюционный принцип воспроизводства себе подобных при первой физической возможности. Быстренько отдав репродуктивную дань биогенетическому закону Э. Геккеля, мы переходим к завершающим этапам формирования нервной системы. Допустим, что поведенческая реализация зловредного закона Э. Геккеля не превратила мозг юного родителя в инкубатор для потомков, а механическое потирание половых органов не стало смысловым венцом его жизни. Тогда наш герой или героиня сможет заметить поздний период созревания головного мозга.

Поначалу выясняется, что инстинктивно-гормональные механизмы регуляции поведения утрачивают свою власть. У редкого обладателя здравомыслия не наступает период понурого ужаса, когда становится понятна катастрофичность уже сделанного обезьяньего выбора. Вполне понятно, что в условиях системы социальных обязательств, обеспечивающих искусственный отбор, вырваться из цепких лапок биологической эволюции крайне сложно. Как правило, попытки быстрой смены стратегии поведения заканчиваются новым репродуктивным циклом с теми же последствиями. В конце концов осмысление происходящего традиционно приводит к разрыву репродуктивно-гормональных отношений и моментальному началу ещё более бессмысленного цикла самовоспроизводства. Самцам свойственна множественность таких циклов, а самки, как правило, ограничиваются одним или двумя. Это связано с естественными репродуктивными ограничениями быстрого старения и потерей привлекательности.

На фоне такого активного участия в гоминидной эволюции позднее созревание мозга проходит не очень заметно. Только единицы умудряются в атмосфере репродуктивно-социального и пищеварительного экстаза воспользоваться плодами поздней дифференцировки неокортекса. В противном случае самый драгоценный период созревания неокортикальных сетей проходит под музыку семейных проблем, скандалов, конфликтов поколений и сексуально-романтических аттракционов.

Таким образом, анаболия уже привела к значительной перестройке гоминидных сообществ. В одном случае это может быть регулярная замена репродуктивных партнёров, а в другом — многожёнство. Однако суть процесса не меняется. Длительное созревание мозга радикально сказалось на стратегии поведения людей. В молодые годы они отдают долг своим обезьяньим корням и спариваются в безумии соматических предпочтений и социальных традиций. Эти милые занятия происходят под никудышным контролем незрелого мозга, который с трудом влияет на гормональные страсти или, что случается значительно чаще, является изобретательным справочником для успешного размножения. Через несколько лет эта репродуктивная активность снизится, а становление мозга ещё не завершится. Его позднее созревание приводит к разочарованиям в юношеских увлечениях, а затем и к трагедиям распада гормонально-обезьяньих семей. Все эти поведенческие и семейные ужасы являются побочным следствием продолжительного созревания мозга и заметно влияют на структуру общественных отношений.

Настоящий кошмар состоит в том, что никакой социальной регуляции гормональное созревание лимбической системы не поддаётся. Что-либо сделать с этими процессами индивидуального созревания головного мозга просто невозможно, поэтому следует терпимо относиться к ним, как к неизбежным явлениям природы.

Следовательно, анаболия является активно действующим механизмом филэмбриогенеза сознания современного человека. Анаболия оказалась востребованным эволюционным процессом, в котором есть биологический смысл и существует действенный способ искусственного отбора. Драматичность двукратного отставания созревания головного мозга от становления репродуктивной системы гарантирует интенсификацию искусственной селекции и рассудочную эволюцию.

Кроме анаболии, в теории филэмбриогенеза большую роль играет ещё одна форма изменений в пути индивидуального развития — девиация. По сути дела, этот термин обозначает некое отклонение нормального формирования органа в середине индивидуального развития. В этом отношении девиация столь же эффективный механизм филэмбриогенеза, как и все остальные. Его суть состоит в том, что отличное от родителей структурное приспособление возникает у организма в середине эмбрионального периода. В конечном счёте это приводит к отклонению развития потомка от стандартного пути онтогенеза родительской формы. Отклонение развития может быть положительным, но чаще становится отрицательным и ведёт к гибели организма. Однако любое событие, увеличивающее внутривидовую изменчивость, следует рассматривать как рискованный и быстрый способ получения адаптационных преимуществ. Такова точка зрения на девиацию как составную часть теории филэмбриогенеза. Попытаемся перенести этот процесс на дифференцировку и индивидуальное созревание головного мозга.

На первый взгляд кажется, что небольшие изменения дифференцировки нейронов намного менее значимы для эволюции, чем девиации в росте конечностей, зубов или хвостов. На самом деле всё, как всегда, наоборот. Любая девиация в развитии центральной нервной системы меняет поведение животного намного больше, чем незначительные соматические изменения. В этом случае мы обращаемся к контролю за системными адаптациями организма. Рассмотрим эволюционный потенциал девиаций в развитии нервной системы. Допустим, что положительная девиация затронула миндалину мозга самца мартышки. Положительной девиацией будем считать увеличение числа нейронов в ядре или поле мозга, а отрицательной — уменьшение. Итак, в рамках индивидуальной изменчивости миндалина мартышки увеличилась до верхней границы своих размеров. В стайно-семейной системе отношений мартышек такое приобретение может стать очень ценным. Дело в том, что с миндалевидным комплексом ядер, входящих в состав лимбической системы, связано агрессивное поведение. Если разрушить этот центр мозга, то агрессия животного резко снижается, а покладистость возрастает. Этим пользуются некоторые дрессировщики, работающие с опасными и массивными хищниками.

Допустим, что наш самец мартышки получил крупный миндалевидный комплекс и стал обладателем необычайно высокой агрессивности. Если он глуп и агрессивен, то рано погибнет в конкуренции с более сильными и старыми самцами. Однако если вместе с центрами агрессии он приобрёл увеличенные центры коры больших полушарий, то его шансы на перенос генома в следующее поколение резко возрастают. Умный и очень агрессивный самец почти всегда становится доминантом в стае мартышек, что гарантирует сохранение особенностей его мозга в дальнейшей эволюции.

Мы рассмотрели очевидную ситуацию, связанную с увеличением числа нейронов в одной из частей мозга с последующим изменением поведения. В этом случае всё понятно: чем больше нейронов, тем сложнее и ярче функция центра головного мозга. Это крайний случай структурной девиации, описанной А.Н. Северцовым на других соматических примерах (Северцов, 1939). В нормальном развитии головного мозга девиации могут носить и непрямой характер, обусловленный увеличением числа клеток. Девиация может быть и структурно-педагогической. Это означает, что животное или человека можно поставить в необычные условия созревания мозга, которые повлияют на формирование межнейронных связей. В конечном счёте это приведёт к появлению дополнительных возможностей анализа, переработки и хранения информации в нескольких областях мозга.

Примером может служить художественное образование. Например, если с детства целенаправленно обучать ребёнка различать тонкие вариации цвета, то к моменту полового созревания он получит заметные преимущества перед сверстниками. Его принудительно обогащённая и специализированная зрительная память будет хранить намного больше знаний и образцов для цветового анализа и сравнения. Такие дополнительные j способности цветового анализа связаны с тем, что в процессе развития зрительных полей их дополнительно нагружали. Требования к различению и запоминанию цветов в полях затылочной области способствовали как увеличению кровообращения, так и активному морфогенезу дендритных синаптических комплексов нейронов. Без этих процессов никакое долговременное запоминание сложной информации о цвете было бы невозможно. Вполне понятно, что во взрослом состоянии обладатель таких способностей к различению цветов будет иметь огромные преимущества.

Описанная принудительная специализация связей головного мозга и есть структурно-педагогическая девиация. Она возникает в результате обучения, а закрепляется в системе морфологических связей между нейронами. Собственно говоря, это необычная специализация мозга во время образования. Мы все так или иначе продукты такой девиации. Она не очень заметна из-за огромной индивидуальной изменчивости головного мозга, но неизбежно возникает у каждого человека.

Не вызывает сомнения, что персональные особенности мозга могут в десятки раз превышать любые педагогические усилия воспитания и образования. Тем не менее девиационный синаптогенез при ранней детской образовательной специализации сказывается на дальнейшем поведении. Это прекрасный вариант увеличения внутривидовой конкуренции гоминид в реализации эволюционного процесса.