Морской змей и маленькая хлорелла

Такыр — паркет пустыни

— Опять недоверие? — пробасил профессор, когда я выложил ему свои сомнения, — эх ты, Фома неверующий! Ну подожди, я скоро дам тебе сухопутные водоросли не только посмотреть, но и потрогать. А пока должен тебя огорчить: студент, которого ты заменял, поправился. Так что передашь ему свой акваланг, и твоя работа на этом кончается. Да я и сам уезжаю тоже.

Я уже привык к нашему Федору Федоровичу, так звали профессора, и мне жаль было с ним расставаться. Да и работа на этот раз пришлась мне по душе.

Видя, что я расстроился, профессор похлопал меня по плечу и сказал, что если мне так нравится работать с водорослями и изучать их, то он может взять меня с собой в Среднюю Азию, куда сейчас направляется. В Средней Азии профессор консультирует другой отряд ботаников, которые изучают водоросли рисовых полей.

Я был несказанно рад и тому, что остаюсь с «профом», и перемене обстановки. Тем более, что в Средней Азии побывать было моей заветной мечтой.

И вот через несколько дней мы тряслись уже на «газике» по пустынной равнине. Стояла середина августа, жара была такая, что казалось, мозги становятся жидкими, как кисель. Воздух, пропитанный горечью полыни, обжигал легкие. Я все ждал, когда же появятся рисовые поля. Где рис, там и вода, значит, можно будет хоть искупаться.

Но рисовых полей все не появлялось, местность становилась все более унылой, а растительность все более чахлой. Наконец она и вообще исчезла, и мы покатили по гладкой, как асфальт, земле. Она напоминала даже, пожалуй, не асфальт, а паркет, потому что потрескалась от жары на многоугольники разной формы.

«Только бы не испортился мотор, — подумал я, окидывая взглядом безжизненную равнину, — а то сразу изжаришься на этой сковороде». И, как назло, «газик» остановился. Профессор вышел первым и, пощупав руками землю, сказал: — Ну, что ж, здесь и заночуем!

«Мы не изжаримся здесь?», — хотел было возразить я, но вовремя сдержался и только спросил о том, когда же мы приедем на рисовые поля.

— Успеем, — неопределенно махнул рукой Федор Федорович, — нам и здесь работы хватит. А там мой отряд работает, на полях. К тому же, — добавил он, обернувшись в мою сторону, — помнится мне, ты сам просил привезти тебя сюда.

— Я просил?

— Конечно, просил. Если бы не ты, мы сюда бы и не поехали.

Вечно он подшучивает, этот Федор Федорович. Но чем же мы будем заниматься? Уж жариться, так знать, за что. А разве тут найдутся водоросли, которые изучает мой шеф, если даже трава не растет. Если даже почва не выдерживает страшной сухости и растрескивается на куски?

— Найдутся, — сказал профессор, — водоросли

везде живут. Это же самые живучие растения на Земле.

— Но где же они? — почти закричал я, подумав, что он снова меня разыгрывает. — Где ваши водоросли? Где хоть одна травинка?

— Вот мои водоросли, — он нагнулся и поднял с земли черную корочку. — Взгляни — и убедись. За этим мы и приехали.

Как я ни напрягал свое воображение, я никак не мог представить, что эта сухая корка — водоросль. То ли дело те роскошные газоны морской капусты, которые колыхались вокруг меня в глубинах Тихого океана. А это что? Сухарик!

— Да, сухарик, в который превратилась обычная сочная водоросль. Но мы можем вдохнуть жизнь в этот сухарик, и он станет тем, чем был.

Федор Федорович велел мне принести из машины микроскоп, а сам бросил «сухарик» в банку с водой. Когда я взглянул на «сухарик» под микроскопом, то увидел не черные куски, а сине-зеленые нити, которые перекрещивались друг с другом. Сомневаться больше не приходилось.

— Но как вырастают водоросли в этой жаре и сухости? Где они добывают воду?

— А ты подумай, почему потрескалась земля и все поймешь, — посоветовал шеф.

Я стал думать и вдруг вспомнил, что где-то видел такую потрескавшуюся землю. Где? Ну, конечно, на берегу Енисея, куда в детстве мы ходили купаться. Илистая земля на берегу, когда высыхала, тоже трескалась. Значит, весь этот «паркет пустыни» не всегда был сухим. Значит, здесь бывает много воды, а потом она высыхает. Вода бывает весной, когда идут дожди и не так жарко.

И тогда водоросли просыпаются и начинают расти, и черные корочки превращаются в сине-зеленые нити, в те, что я видел под микроскопом. А когда вода испарится, водоросли снова превращаются в «сухарики» до следующей весны.

— Правдоподобно, — похвалил меня шеф, — а теперь на работу. Займемся сбором гербария и посмотрим, не найдется ли среди этих «сухарей» интересной водоросли для разведения на рисовых полях?

Так вот зачем мы приехали на эту сковороду! Мы ищем тут местные разновидности водорослей, которые могли бы прижиться на рисовых полях. Но зачем?

— Водоросли для риса — лучшее удобрение, — пояснил Федор Федорович. — Не читал про азоллу?

— Про какую азоллу?

— Растение есть такое. Связано и с водорослями и с рисом. Читай больше о водорослях и обязательно наткнешься на азоллу. И тогда тебе все станет ясным.

Позже я действительно узнал про таинственную азоллу, но при других обстоятельствах. Тогда же, собрав всю свою силу воли, я вынырнул из-под тени «газика». Солнце сейчас же обрушило на меня всю мощь своих калорий. Но я сжал зубы и соскребал, соскребал темные корочки с бесплодной земли такыра. И думал с тоской о том, как хорошо сейчас Вовику, который, наверное, плывет домой через Байкал на мощном теплоходе, лежит себе в прохладе на палубе, завернувшись в спальный мешок и слушает самые, что ни на есть, новые музыкальные записи через судовой репродуктор.