Морской змей и маленькая хлорелла

Неоновый бык

Вскоре от дяди Пети пришло письмо. Он писал, что в той бутылке, которую я ему прислал, вода позеленела. Он показал ее ботаникам в институте, и те страшно обрадовались. Они сказали, что это — хлорелла, причем такого хорошего сорта, какой ботаники давно ищут. Дядя Петя просил запасти этой воды побольше. Кто-нибудь из московских ботаников будет в Иркутске и зайдет за ней.

Как же все-таки попала хлорелла в воду? Может быть, она там была, только немного, и мы не заметили? Мы поехали снова на Байкал и на этот раз взяли с собой большую канистру. Набрали воды из той же проруби, что и в прошлый раз. Дома разлили в трехлитровые банки, поставили на окна и стали ждать. Хлорелла не появлялась.

— Знаешь что, — говорит Степка, терпение которого быстро истощилось. — Мне кажется на этот раз мы с тобой зачерпнули такой чистой воды, что ни одна клетка хлореллы не попала. Может быть, съездим за новой?

— Подождем еще немного, — успокаиваю я Степку, — авось да появится.

— Чего там ждать! — не унимается Степка. —

Давай тогда кинем в банки удобрения. В той бутылке, которую ты дядюшке посылал, наверняка удобрение было.

— Удобрение?

— Ну да. Ты же бутылку в столовой брал? А там ее мыли? Наверное, нет, потому что ты брал на столе, из-под газировки. Так?

— Так.

— Ну, а раз немного газировки на стенках осталось, значит, для хлореллы — это удобрение. Вот она и выросла. Давай и мы с тобой подольем газировки в воду.

Я подумал: зачем нее газировки? Лучше уж настоящего удобрения. Недаром Желтый Портфель про озеро Мичиган рассказывал, как там разрослись водоросли, когда заводы начали сбрасывать фосфорные соли в воду.

Мы так и сделали. Достали удобрение и по щепотке всыпали в каждую банку. И вскоре произошла не совсем понятная вещь. Вода в одной из банок через несколько дней позеленела, а в других осталась чистой.

— Может быть, ты в ту банку больше удобрения насыпал? — спрашиваю Степку. — Ведь ты же сыпал удобрение!

Но Степка уверяет, что сыпал поровну. Тогда, может быть, света не поровну. Может быть, у зеленой банки света больше?

— Какой черт больше? — кричит Степка, подходя к окну, на котором стоит зеленая банка, — тут даже меньше света: видишь рекламой часть окна загорожена.

А надо вам сказать, что внизу у нас мясной магазин. На вывеске магазина неоновыми трубками начертано «Мясо». Над вывеской, выше, как раз на уровне моего окна, возвышается такой же красный неоновый бык. Вечером бык загорается ярким малиновым светом. Красный свет заливает всю комнату, хоть фотографией занимайся, и первое время я никак не мог из-за него уснуть. Потом привык. Так вот этот самый бык днем и загораживал часть окна. Поэтому зеленая банка получала меньше света.

Получалась чушь — чем меньше света, тем лучше росла хлорелла, а чем больше света, тем она росла хуже. Даже совсем не росла. А должно быть наоборот.

Но Степка недаром проездил лето. Кое-что он там все-таки узнал. Прибегает он ко мне назавтра и вид у него возбужденный.

— Помнишь, — говорит, — я тебе про анфельцию рассказывал? Что она не зеленая, а красная?

— Помню, конечно.

— А почему она красная?

— Потому что в глубину океана, где растет анфельция, проникают только синие лучи. А синие лучи можно усваивать только тем растениям, которые красные. Синий цвет противоположен красному.

— Пять, — рычит Степка, — молодец! Ну, а зеленым водорослям нужны какие лучи? Какие сквозь воду не проходят?

— Красные.

— А бык нам дает какие лучи?

— Какой бык? — не совсем понимаю я.

— Да твой бык, неоновый.

— Ах мой бык? Ну конечно, красные! — И тут до меня, наконец, доходит то, о чем толкует Степка. Красный свет неоновой вывески хлорелле даже нужнее, чем солнечный. Бык горит всю ночь и хлорелла растет без перерыва. Если бы не бык, мы не дождались бы и выбросили воду вместе с невидимой в ней хлореллой.

А вскоре приехал из Москвы пожилой ботаник и увез хлореллу. Мы, конечно, рассказали ему про неонового быка, и о том, как бык помог найти хлореллу.

— Да, хлореллу сразу не увидишь, — согласился ботаник, — хлорелла не ночесветка...

Ночесветка? Это еще что такое? О ней мы не слыхали.

— Тоже водоросль, — сказал москвич, — только особенная и на других не похожа. Я познакомился с ней во время войны и до сих пор не могу забыть ее огненный след...