Черные «ихтиозавры» и потухшие терриконы

Как только начались занятия в школе, мы зашли в кабинет физики, чтобы показать куски коры с водорослями, которые мы собрали перед лесным пожаром.

Физик нас похвалил, с интересом рассмотрел образцы и неожиданно предложил поехать с ним в Черемхово на угольные шахты.

— А зачем нам шахты? — удивился Степка. — Мы же не горняки и ничего не понимаем в угольном деле.

— Сейчас каждый ботаник должен стать геологом. Он должен быть даже мудрее геолога и решить ту задачу, которая геологам оказалась не под силу.

В Черемхово мы сразу же увидели большие черные пирамиды. По картинкам мы знали, что это свалена в кучи пустая порода, которая остается после того, как добыли уголь. Называются эти пирамиды терриконами. К одному из таких терриконов и вел нас учитель физики.

Пока мы шли, учитель спрашивал нас о разных растениях. Неожиданно он задал нам вопрос, на который мы не могли ответить. Знаем ли мы, какую часть суши люди отняли у растении и заняли заводами, домами, дорогами и всякими другими вещами?

— Наверное, очень небольшую часть заняли, — ответили мы, — ведь на самолете летишь — все тайга да поля кругом, а поселков совсем немного.

— В Западной Германии, — сказал физик, — люди заняли под свои надобности уже одну десятую часть земли. Это очень много. Есть и другие страны, где тоже много земли уже не покрыто растительностью. А чем меньше растительности...

— Тем хуже очищается воздух от углекислого газа, — продолжил его мысль Степка. — Я читал, что содержание углекислоты сейчас в воздухе возросло на тринадцать процентов.

— Верно говоришь, — кивнул физик. — А теперь подумайте, вся ли земля, которую люди взяли у растений, идет на пользу людям? Вот, скажем, этот террикон приносит пользу?

Мы взглянули на громаду террикона. Конечно, это место зря пропадает, но не спрячешь же вынутую землю снова туда, откуда ее вынули.

— Верно, не спрячешь, — согласился физик, взбираясь по осыпающемуся склону террикона. — Но нельзя ли ее засадить растениями? Посадить травы, деревья, превратить пирамиду в цветущий сад?

Мы со Степкой переглянулись. Мысль отличная, но почему она не пришла в голову горнякам и почему они не засадили терриконы садами? Почему здесь не растет даже трава?

— Да потому, — сказал учитель физики, — что в той пустой породе, из которой сложен террикон, часто много вредных солей. Ее надо промывать или чем-то удобрять. Но и тогда наши деревья и травы не станут сразу на ней расти. Пустая порода в некотором роде похожа на ту землю, которая была миллионы лет назад, когда еще не было высших растений, ни трав, ни деревьев. А были какие растения?

— Водоросли? — закричали мы со Степкой одновременно. Мы вспомнили черные унылые скалы заповедника — «Столбы», покрытые лишайниками. Лишайники и водоросли должны быть первыми поселенцами на пустой породе, если она слишком плоха для других растений.

— Угадали. Первыми поселенцами должны быть водоросли. Они создадут первую примитивную почву, а затем уже можно будет вселять и травы, и деревья. Вот затем-то я и привел вас сюда, чтобы вы подумали, да поразмыслили, как тут быть. Я все-таки физик, а не ботаник, а вы ботаники, да еще водорослями занимаетесь.

Я подумал: «А почему это разведением водорослей на терриконах занялся не учитель ботаники, а учитель физики? Разве физик может быть одновременно и ботаником?» Я не удержался и спросил об этом учителя. Он сказал:

— Молодец, я так и думал, что кто-нибудь из вас спросит об этом! — А потом вдруг спросил, читали ли мы «Занимательную ботанику»?

— Читали, а как же, — сказал я, — у меня даже дома своя книга есть.

— А кто автор?

— Цингер.

— Знаю, что Цингер. А кто он по специальности, ботаник?

— Конечно, ботаник, кто же еще может

написать «Занимательную ботанику», как не ботаник.

— Вот тут ты и ошибся, дорогой, — поймал меня учитель, — Цингер был не ботаником, а физиком. Об этом в предисловии сказано. Ты читал предисловие?

— Нет, — сознался я, — я никакие предисловия и послесловия не читаю. Но почему физик написал, а ни один ботаник не смог написать «Занимательную ботанику»?

Учитель подумал с минуту и сказал, что не все в жизни можно сразу объяснить. Но Цингер был большим любителем растений, и ему первому пришла в голову мысль создать такую книгу.

За разговором мы не заметили, как поднялись на середину террикона. Здесь наш физик остановился и, присмотревшись к породе под ногами, поднял небольшой кусочек земли. Сверху он был покрыт черноватым налетом. Это, несомненно, были водоросли, поселившиеся первыми. Они дадут первую почву. Здесь мы присутствовали при вторичном рождении жизни на мертвом камне.

— Так ведь водоросли уже заселились, — заметил Степка, рассматривая в лупу кусочек породы, — что же нам делать с ними? Ведь они уже работают и создают первую почву на этом терриконе.

— А может быть, они будут так работать тысячу лет, как на вашей «Сарачевке», про которую вы мне рассказывали. Может быть, тут не те водоросли, которые должны быть. Ведь не можем же мы ждать тысячу лет, пока тут появится хорошая почва. Может быть, можно подселить сюда водорослей другого сорта, и они проведут эту работу в сотню раз быстрее: вместо тысячи лет — за десять лет?

— А вы уверены в том, что такие водоросли найдутся? — спросил я.

— А уверен ли был Колумб, что он откроет Америку?— ответил вопросом на вопрос наш физик.— А все-таки он решил рискнуть и поплыл... Я же недавно узнал одну очень интересную историю на этот счет.

— Насчет Колумба?

— Нет, — насчет водорослей, — засмеялся физик, — тут я такой же Колумб, как и вы.

Загрузка...