Морской змей и маленькая хлорелла

Позолоченные скалы

— Начинал я свою работу далеко отсюда, — рассказывал Мишкин отец на следующем заседании кружка, — на Сахалине. Время было послевоенное, трудностей много. Того нет, другого нет. А на почте у нас туговато с клеем было. Ну, представляете, что за почта без клея? Разговорился я с одним знакомым моряком и о клее упомянул. Что вот, дескать, и конверт не всегда есть чем заклеить...

— Стыдно тебе, — говорит моряк, — о клее плакать. Живешь ты можно сказать в царстве клея и клея не имеешь. Это просто от своей неразворотливости ты без клея сидишь. Я бы на твоем месте

бочками клей добывал и все Министерство связи обеспечивал.

— Какие там бочки, — горестно бормочу я, полагая, что он подтрунивает надо мной, — если бы дал ты мне банку силикатного клея или гуммиарабика, я бы считал себя самым счастливым человеком на свете.

— За гуммиарабиком в Африку ехать надо, — смеется он, — а мы здесь свой клей добудем.

И вот приглашает он меня к себе на судно в небольшой рейс. Куда мы ходили, не помню, но только запомнился мне на пути один остров. Назывался он Монерон. Название мрачное, а сам остров еще мрачнее. Черный такой, скалистый, и скалы спускаются прямо в воду. Только там, где касаются камни воды, ярко блестит золотая полоса.

Я залюбовался невиданным зрелищем. Таких золоченых скал мне не приходилось видеть. Приятель мой, моряк, подходит в это время ко мне и тычет рукой в позолоченные скалы:

— Нравится?

— Очень красиво.

— А знаешь, что это за золотая полоса?

— Нет, — говорю, — не знаю.

— Это клей. Лучше твоего гуммиарабика.

— Ты думаешь, что раз я неразворотливый и не могу клей добыть, то я совсем глуп как пробка,— обозлившись отвечаю я своему приятелю, — какой же это клей, если его водой не смыло? Ведь и отсюда видно, что золотую полосу лижут волны.

Приятель мой поворачивается ко мне спиной и дает команду причалить к позолоченному острову. Мы подходим ближе, спускаем шлюпку и едем к берегу. Золотая полоса становится все заметнее, все шире. Теперь уже я отчетливо вижу, что это не клей. Приятель просто хотел показать мне красивое зрелище, чтобы я немного отдохнул от своей почтовой работы. Спасибо ему и за то.

Выбираемся на берег и тут я вижу, что золоченая полоса на самом деле оказывается скоплением водорослей, прикрепившихся к скалам.

— Ботаники называют их глойпельтисом, — поучает меня мой друг, — запомни, пригодится.

Я записываю в блокнот мудреное название и собираюсь в обратный путь.

— Постой, постой, куда ты? — хватает он меня за рукав, — а глойпельтис?

— Что глойпельтис?

— Собирать глойпельтис будем?

— А зачем?

— Ну, дома покажешь. Интересно ведь рассказать о золоченых скалах?

Я соглашаюсь, беру веточку водоросли в блокнот. А мой приятель организовал моряков, которые везли нас на шлюпке, и они яростно дерут глойпельтис и складывают его в ящики. Вот жадность! Чтобы показать дома, ему надо десять ящиков водорослей! А впрочем, какое мне дело? Спасибо и за морскую прогулку.

Назавтра всю палубу завалили водорослями. Под солнцем они скоро высохли и стали не сверкающим золотом, как на скалах, а серым непримечательным войлоком. Моя веточка тоже высохла, и я выбросил ее. Никакого вида она не имела. Но моряки собрали свое сено и сложили в ящики. А когда я вернулся из этой поездки и пришел на почту, то обнаружил все эти ящики у себя в кабинете.

— Зачем мне ваше сено? — позвонил я приятелю. — Кто его будет смотреть?

— Брось в воду щепотку и развари,— прохрипел в трубку моряк, — и посмотришь, что будет.

Я бросил щепотку войлока в консервную банку, подлил воды и поставил на плитку. Через полчаса у меня оказалось полбанки отличного клея!

— Вот и вся история, — закончил свой рассказ Мишин отец. — Вопросы есть?

— Есть? — зашумели ребята. — А сейчас на почте клей тоже из водорослей делают?

— Нет, друзья. На почте сейчас используют декстриновый клей. Он делается из крахмала. Он не имеет той силы, что клей из водорослей. Но почтовые марки клеит отлично. Добыть же его проще — ведь картошка есть всегда под рукой.

Водорослевый же клей применяют для самых ответственных дел. По своей силе он в четырнадцать раз сильнее крахмала и в тридцать раз более липкий, чем знаменитый клей гуммиарабик!

Мы со Степкой переглянулись: обстоятельства складывались в нашу пользу. По крайней мере лгунами нас уже не называли. Конечно, водоросли встречались всем. И следующее заседание ботанического кружка еще больше нас в этом убедило.