Мой адрес – Советский Союз!

Глава 23

– Нет, я бы этому человеку однозначно премию выписал! А заодно и грамоту дал. Жаль, что он не решился себя назвать.

– А может это он и свистнул аппаратуру, а потом понял, что продать её никому не удастся и решил вернуть?

Ельцин посмотрел на меня с сомнением, почесал лоб, сдвинув меховую шапку на затылок.

– Ну не знаю… Конечно, может и такое быть, но я в такой вариант не очень верю. Да что теперь, главное – техника на месте!

Мы стояли возле здания студии, а в это время в окна устанавливались решётки. Кованые, надёжные, ставили так, что хрен выдерешь. Надо ли говорить, какой радостью для всех стало возвращении аппаратуры, когда с ней практически распрощались, не надеясь когда-нибудь снова увидеть колонки, микшер и прочую импортную технику. Но это случилось, и мне приятно было сознавать, что не без моего самого непосредственного участия. Только никому я об этом сказать не мог, даже Вадиму или Полине.

Я сдержал обещание, данное Прокурору. Первая копия альбома «Здравствуй, мама…» была подарена ему. Назвал альбом, составленный во многом из вещей Миши Круга, по заглавной песне «Здравствуй, мама…». А помимо неё в сборник вошли «У каких ворот», «Золотые купола», «Честный вор», «Воробьи», «Осенний дождь», «Остров» Жарова и… па-бам – «Вальс-бостон». Долго я не решался вторгнуться в творчество Розенбаума, но всё-то не выдержал. Извини, Александр Яковлевич… Кстати, в «Воробьях», правда, пришлось одну строчку изменить. Вместо «Кто сидит, кто в бегах от ментов, за границу и снова в Россию…» спел «Кто сидит, кто в бегах от ментов, отсидеться по весям России». За границу как-то ещё рано ворам бегать. Как мне удалось записать альбом? Да просто я напросился в качестве подопытного экземпляра самым первым, как только всё подключили. Напросился к звукорежиссёру Виктору Петровичу, который оказался хорошим человеком и классным специалистом. Закрылись в студии на один вечер, результатом чего стал записанный под акустическую гитару на бобину альбом. Здесь же, в студии, мы сделали несколько катушечных копий. На торце каждой коробки написал «Здравствуй, мама…». Да и в начале записи я вслух говорю, как называется альбом. Только себя никак не обозначил, ни акустически, ни графически в виде надписи на той же упаковке. Ни к чему светиться с такого рода песнями.

Хотя если соответствующие органы напрягутся – найдут. Ну и ладно, отмажусь, что для себя записывал, давал друзьям слушать, кто-то из них, видимо, и сделал копию. Главное, что Сан Саныч меня чуть в дёсны не расцеловал за такой подгон. Ну не то что расцеловал… Так-то он человек, не склонный к проявлению чувств, но видно было, что доволен. Это я ещё малым отдарился, поскольку человек так впрягся за нашу студию, вернул такое дорогущее оборудование, что я должен был подарить ему ещё с десяток таких альбомов. А тем временем в «Комсомолке» на второй полосе вышла заметка под заголовком «Какой урожай нас ждёт в 1972 году?.». Именно с точкой после вопросительного знака. Хм, могли бы что-нибудь и поинтереснее спросить… В заметке некий профессор сельскохозяйственных наук Тимофей Ильич Кучин рассуждал о видах на урожай, отталкиваясь от чуть ли не математических прогнозов. По его словам, климатические условия в 1972 году должны были способствовать хорошему урожаю. Однако я в своём письме разочарую, пожалуй, профессора Кучина. Так как прекрасно помнил, что следующем году на протяжении всего летнего периода ожидается страшная засуха на всей европейской части РСФСР. В частности, будут сильные торфяные пожары в Подмосковье и ближайших областях. Возможно сильное задымление столицы. Так что рекомендуется что-то заранее делать с торфяниками в той же Шатуре. И хорошо бы прислушаться к доводам астронома и метеоролога Анатолия Дьякова, предсказывающим засуху на основе наблюдения за Солнцем. Этого деятеля я помнил, правда, о нём заговорили уже в Перестройку.

До кучи написал второе письмо, с заделом на будущее. В общем, улетели весточки на Трубниковский переулок.

Ну а студия заработала на полную катушку. Причём дело оказалось поставлено на коммерческие рельсы – за запись предстояло платить деньги. Оплачивать предстояло заранее в бухгалтерии Управления культуры, из расчёта, что час аренды студии обходился в 10 рублей. В эту сумму входили оплата расходных материалов и работы звукорежиссёра. По-моему, цена божеская, учитывая, что альбом можно было записать за один рабочий день при минимуме дублей. Петрович как-никак был мастером на все руки, прекрасно разбираясь в музыкальных инструментах, микрофонах и прочей технике, а 8-канальным микшерным пультом владел не менее виртуозно, чем фон Караян дирижёрской палочкой. Ему и помощники не требовались. А в случае чего, если намечалась «переработка», не укладывались в отведённое время, он мог за бутылку и «похалтурить». Из расчёта бутылка – час. Брал Петрович исключительно «Столичную», с другой маркой к нему можно было даже не подходить. При этом, забегая вперёд, в студии я никогда не видел его пьяным или мучившимся с похмелья, даже нотки перегара ни разу не уловил. Умеет же человек употреблять так, что с работой это никоим образом не соприкасается.

И одновременно с тем он никогда – за исключением моего первого визита – не брался за запись в обход разрешения цензуры. Неси заключение от ответственного лица. Нет? До свидания! Такой вот был порядок.

Помимо Петровича в здании с 8 утра до 8 вечера находилась бабушка-вахтёрша, и её рабочее место сразу на входе было оборудовано «тревожной кнопкой». Вечером её сменял вылечившийся пенсионер, утром отправлявшийся досыпать домой. В воскресенье – официальный выходной – он тоже дежурил. Ему, кажется, было всё равно, где жить – на работе или дома, где он после смерти своей супруги коротал время в одиночестве. Дети и внуки, по его словам, навещали редко, у них своих забот хватало. Тем более на студии у него была возможность и чайку скипятить, а немудрёную еду он брал с собой из дома и грел… на батарее отопления. А что, не плита, но всё же.

Кстати, цензура была чисто номинальной, представлена в лице начальника одного из отделов областного Управления культуры. Звали цензора Василий Филиппович, фамилия Уткин, и к музыке он имел такое же отношение, как я к балету. Его главной задачей было чтение текстов и подпись «Утверждаю», либо «Не рекомендуется». Пока он всё утверждал, тем более что в первый месяц работы студии желающих записаться было не так много. Просто мы особо пока это дело не афишировали. Не плакаты же вешать на афишных тумбах. Хотя слухи о новой крутой студии в музыкальной тусовке уже бродили, но всякие барды и самодеятельное ВИА, подозреваю, только при большом желании потратят кровные на профессиональную запись. Среди же тех, кто уже встал в очередь, была и «ЭВИА-66», им тоже захотелось выпустить наконец собственный винил, хотя бы миньон.

С Василием Филипповичем я познакомился первым делом, догадываясь, что в будущем придётся не раз к нему обращаться. В первый же визит выставил на стол бутылку привезённого из Армении коньяка, которая была принята благосклонно, и таким образом, контакт с ходу был установлен. Так что при желании я мог позвонить Василию Филипповичу или лучше прийти с бутылкой уже купленного в Свердловске его любимого коньяка и за кого-нибудь попросить. В общем, взятки что Петровичу, что Филиппычу исключительно спиртным.

Естественно, первым – если не считать моего «Здравствуй, мама…» – был записан альбом «Свердловчанки» под названием «Влюблённая женщина». Вот для них сделали исключение, записали бесплатно, так как они были мои протеже, а я, можно сказать, считался основателем студии.

Оригинал записи мне предстояло отвезти на завод по производству грампластинок «Мелодия», где в ходе предварительного телефонного разговора обещали оценить музыкальный материал (куда же без цензуры, хотя худсовет в Свердловске альбом уже прошёл), а также качество звучания и выдать заключение, пригодна ли запись для печати на виниле.

Заодно мне предстояло забрать рукопись у Стругацкого-старшего. А Полине, что полетела со мной – принять участие в записи «Голубого огонька». Можно сказать, я подстроился под неё, благо что по срокам от звонка Стругацкого прошло чуть больше недели. Нанял такси, отвёз Полину в телецентр «Останкино», а сам рванул сначала в студию грамзаписи «Мелодия» на Станкевича, где отдал плёнку с записью, а затем домой к Аркадию Натановичу, где забрал у него копию рукописи повести «Пикник на обочине». Стругацкий даже чаем меня напоил, где-то час я у него провёл за разговорами, рассказав заодно про супругу, которая сейчас записывалась для главной новогодней телепрограммы.

Пожелания Стругацких насчёт обложки я ещё до этого озвучил Мешавкину, тот согласился, что идея хорошая, сразу привлечём читателя, с ходу, так сказать, только нужно будет дать иллюстратору и членам редколлегии прочитать рукопись, и потом уже на планёрке обсудить вариант обложки. Всё это я доложил Аркадию Натановичу, который выслушал меня с чувством, как говорится, глубокого удовлетворения.

Запись «Голубого Огонька» шла до позднего вечера, так что ночевать пришлось в «России», где я заранее забронировал номер на двоих. Причём на два дня, мало ли. Вдруг Полина одним днём не обошлась бы, потому и билеты купили на послезавтрашний рейс. А то, что дороговато в «России» останавливаться… Не дороже денег, как говорится, один раз живём… Хм, хотя на своём примере я мог бы убедиться и в обратном. Ну, будем полагать, что это исключение.

Решили посвятить второй день прогулке по Москве. Побродили по центру, заглянули в ГУМ и ЦУМ, прикупили кое-что, не жизненно необходимое, но то, чего в Свердловске достать трудно. Потом решили заскочить в «Мелодию», только уже не туда, где я был, а в фирменный магазин на Калининском проспекте о двух этажах, в надежде купить что-нибудь дефицитное. У входа небольшой группкой тёрлись фарцовщики, прикинутые, старшему было лет тридцать, с сумками, в которых, вероятно, хранились стопки пластинок. Но к ним потом, сначала зашли в магазин. Среди всякой хрени типа речи товарища Брежнева попадались пластинки западных исполнителей. «Звёзды эстрады», где на обложке можно было прочитать Адамо, Том Джонс, Хампердинк и Рафаэль. Диск-гигант с песнями Дина Рида, Карел Готт… Хватало джаза. Переводы некоторых песен вызывали истерический смех. Отдельно поржали над болгарской пластинкой под названием «Най-хубавото от забавна и танцова музика». А по-настоящему интересного всё же не нашлось. Были какие-то сборники на миньонах с «битлами» и даже «роллингами», но все эти записи у меня имелись в виде нормальных магнитоальбомов.

Зато у фарцовщиков было что посмотреть. Тут тебе и «Deep Purple», и «Led Zeppelin», и «The Who», и те же «роллинги» с «битлами», и даже «The Doors» с дебютным альбомом, куда вошли «Light My Fire» и «The End»… Диск «Strange Days» тоже имелся. Всё, естественно, выпущено западными компаниями, а в СССР доставлено, можно сказать, контрабандой. Ну и цены, что неудивительно, были в разы выше, чем в той же «Мелодии». Но эти пластинки того стоили. Главное – чтобы тебя не кинули с записью. «Фантик» мог быть фирменным, на диске тоже надписи соответствующие, а вот записан мог быть тот же Кобзон, к примеру. Естественно, прослушать тут же было диски невозможно, поэтому я просто сверил количество песен на каждой стороне с надписью на «фантике». Более продвинутые, я знаю, ещё и смотрели время звучания песни. На западных альбомах после названия песни всегда стояло время ее проигрывания. И понятно, что песня на 15 минут при записи на виниле будет выглядеть больше, чем песня на 5 минут. Но вроде визуально всё совпадало и, ничтоже сумняшеся, я прикупил пяток выбранных дисков.

А ещё нужно в целости и сохранности доставить их до дома. Был бы у меня «дипломат»… Но их в СССР ещё не выпускают. Кто-то скажет, что диск-гигант в дипломат не влезет… Не знаю, я в той жизни умудрился как-то запихнуть, хоть и со скрипом. Так что пока пришлось прятать диски в портфель, по соседству с рукописью повести «Пикник на обочине».

Прошли метров сто до кинотеатра «Октябрь», тут-то Полина и заявляет:

– А помнишь, ты мне давал почитать «Мастера и Маргариту»?

– Ну да, самиздатовскую версию.

– Ага… И там было про Патриаршие пруды. Они ведь где-то здесь?

– Точно, где-то здесь… А что?

– Посмотреть хотелось. Да и пофотографировались бы на память, зря, что ли, фотоаппарат захватило?

– Логично, – согласился я. – Давай вон у того дядьки спросим, как пройти.

Дядька походил на писателя или профессора, в драповом пальто, шляпе, очках, с бородкой… Двигался не спеша нам навстречу с задумчивым видом. Подсказал, что нужно пройти через Трубниковский переулок на улицу Воровского, потом на Садовое кольцо до дома № 32, а там направо.

Поблагодарив «профессора», мы двинулись в указанном направлении, и уже когда миновали Трубниковский переулок, до меня дошло, что это место было указано в качестве адресата, куда мне надлежало отправлять письма с «пророчествами». А вон, кстати, и дом № 24, явно дореволюционной постройки, утюгом выдающийся вперёд. Планировка строения показалась мне ничем не примечательной, но сам фасад, обращенный в Трубниковский переулок, притягивав взгляд своей импозантностью: геометрически исполненное декорирование наличников окон и использование в облицовке типичной для стиля модерн керамоплитки придавало зданию весьма выразительный облик. Интересно, где окна 30-й квартиры? Если я, конечно, не ошибся в своих догадках.

Ого, а вот и ремонт трубопровода. Прямо как в статье и обещал начальник местного ЖЭКа. Остановились, посмотрели, как трудятся мужики в телогрейках, пошли дальше. Вышли на Воровского, следом на Садовое кольцо до дома № 32, повернули направо… А вот и они, Патриаршие пруды. Погода стояла солнечная, фотографировать в такую – самое то.

Вечер я посвятил чтению рукописи Стругацких. В целом, если не считать некоторых мелочей, это было то, что я и ожидал увидеть. Меня даже некоторое благоговение охватило при осознании того, что я читаю легендарную повесть до её публикации. Чуть не прослезился… Даже готовившаяся ко сну Полина обратила внимание на моё состояние, пришлось пообещать ей тоже дать почитать в самолёте.

За два часа полёта она, конечно, не уложилась, дочитывала дома. А потом я чуть не вприпрыжку побежал отдавать рукопись Мешавкину.

– Станислав Фёдорович, держите! Это будет бомба! То, что нужно для первого номера нашего альманаха, который, уверен, тут же станет библиографической редкостью.

Мешавкин прочитал повесть в тот же день, и позвонил мне домой на ночь глядя:

– Ты был прав, Женя, вещь отличная. Но есть несколько моментов, к которым может придраться цензура…

– Станислав Фёдорович, – не очень вежливо перебил я его. – Я догадывался, что в тексте имеются скользкие места, и сам могу их вам перечислить. Однако очень хотелось бы, чтобы правок было как можно меньше. Это пожелание в первую очередь авторов, которые согласились с нами сотрудничать, к которому я присоединяюсь.

– Посмотрим, что можно будет сделать, – вздохнул главред «Уральского следопыта». – Я в общем-то догадываюсь, кому доверят вычитывать повесть, может, получится как-то договориться. И ещё раз хотел похвалить тебя… Такое дело провернуть – даже, наверное, и мне было бы не под силу.

Ещё бы, сто процентов не под силу, хмыкнул я про себя. А вслух сказал:

– Спасибо, Станислав Фёдорович, но без везения тоже не обошлось. А что у нас по остальным текстам? Я там выписал свои предпочтения…

– Практически всё уже собралось, осталось только выбить деньги на печать и гонорары авторам. Ну и зарплату сотрудникам. Завтра иду на приём ко второму секретарю обкома Колбину. Мы с ним уже предварительно обсуждали этот вопрос, он к идее альманаха отнёсся положительно. Так уж я расписал ему наше будущее детище, что проникся, – не без нотки самодовольства в голосе добавил Мешавкин.

Не успели мы с ним попрощаться, как телефон затрезвонил снова. Не иначе главред «Уральского следопыта» вспомнил, что забыл мне сказать что-то важное.

– Да, Станислав Фёдорович!

– Ошибочка, я не Станислав Фёдорович, – хмыкнул на том конце трубки показавшийся знакомым голос. – Я Андрон Сергеевич.

Вот те раз, Кончаловский! Я уж и не чаял услышать его ещё когда-нибудь.

– А, вечер добрый, Андрон Сергеевич! Рад вас слышать.

– Надеюсь, не отвлекаю ни от чего серьёзного? Я ведь насчёт долга звоню. Представляешь, тогда салфетку с телефоном бросил в ящик стола, и забыл. Потом Андрей напомнил про долг, я искал эту несчастную салфетку, и не мог найти. А сегодня рылся в столе – и наткнулся. Надо было адрес просто записать тогда, на который я выслал бы перевод. Диктуй тогда уж сейчас.

– Да стоило ли волноваться из-за такой мелочи…

– Стоило, Женя, я привык отдавать долги, это дело чести, – с долей пафоса произнёс Кончаловский. – Кстати, на сколько мы поужинали, а то я забыл… Семнадцать? Не больше? Ну ладно… Давай диктуй адрес и фамилию, имя и отчество.

Пришлось диктовать. Записав мои координаты, Андрон поинтересовался моими успехами на ниве спорта и музыки. Я ему напомнил, что после Нового года начну готовиться к чемпионату СССР, который станет главным отбором на Олимпийские Игры. А с музыкой понемногу дела идут, вот, студию в Свердловске открыли, не без моего непосредственного участия. Услышал похвалу в свой адрес и пожелания успехов, после чего мы душевно распрощались.

– Кто это? – услышал я голос незаметно подкравшейся Полины.

– Режиссёр Кончаловский. Долг хочет вернуть, отправит переводом.

– Надо же, вспомнил, – хмыкнула жена.

Я ей в красках рассказал тогда о встрече со Стругацкими и посиделках с режиссёрами, не видел смысла что-то от неё скрывать. Она у меня адекватная, тем более я не с бабами гулял налево, а с уважаемыми людьми дела делал. Сначала делал, а потом стал жертвой внимания двух знаменитых киношников. То есть один уже был знаменитый, а второй… В общем, посидел с ними, выпил, и даже заплатил за эту парочку. Теперь вот долги возвращают.

Перевод пришёл на третий день. Аж двадцать рублей. Видно, Андрон ещё и проценты посчитал. А с «Мелодии» позвонили ровно десять дней спустя после того, как мы навестили белокаменную. Обрадовали новостью, что качество записи альбома «Влюблённая женщина» хорошее, окончательную цензуру песни прошли только накануне, дано добро, вот только в печать пластинка уйдёт не раньше следующей весны. В принципе терпимо, другие годами ждут своей очереди. Полина, ясное дело, тоже обрадовалась, заявив, что верила в успех нашего предприятия.

– Женька, вот что бы я без тебя дела, а? – усевшись ко мне на колени и прижавшись щекой к моей щеке, вздохнула она. – Даже не представляю, как бы я жила, не повстречай я тебя.

– Да уж, тут даже можно выразить своего рода благодарность Язовскому за то, что привёл тебя на те танцульки. Иначе мы бы вряд лир встретились.

Она отстранилась, по лицу её пробежала тень.

– Не напоминай мне о нём.

– Извини, больше не буду.

Я привлёк Полину, целуя её в висок, она в ответ поцеловала меня в губы… Остаток вечера, можно сказать, получился скомканным. Вернее, в скомканной простыне, хе-хе.

А между тем известность ВИА «Радиотехник» росла на глазах. Парни уже выступали не только в стенах политеха, но и на других площадках города, в том числе в сборных концертах, последний раз перед «ЭВИА-66», закрывавших концерт.

Тут-то у меня и родилась идея записать с нашим ВИА альбом под названием «Третий тост», в который войдут несколько песен «Любэ». В частности, «Комбат», «По высокой траве», «Там, за туманами» и «Солдат». Туда же «Боевым награждается орденом» Муромова. До кучи пару-тройку песен песни о гражданской войне в рок-обработке. Типа «Дан приказ ему на запад…» или из «Неуловимых мстителей». А что, пойдёт «на ура».

С таким предложением я и подкатил к Егору Колыванову, добавив, что готов оплатить запись на студии. Правда, сначала пусть они скажут, нравится им материал или нет, а потом ещё перед записью придётся пройти утверждение репертуара худсоветом.

Парни от материала пришли в восторг, и для начала я предложил отточить исполнение на репетициях, а потом уже соваться на студию. Первой мы сделали рок-версию «Дан приказ ему на запад…», с брутальным – почти а-ля Егор Летов – вокалом бас-гитариста получилось просто убойно. Записали на магнитофон. До кучи мы сделали запись в обычной обработке, после чего я устроил акцию-провокацию. А именно договорился с Борисовым и в конце очередной лекции устроил что-то типа соцопроса, прокрутив оба варианта. Предварительно раздал студентам листки, на которых было написано название песни, а внизу слова «рок» и «обычное исполнение», попросив студентов поставить плюсик той версии, что им понравилась. По итогам опроса рок-версия выиграла всухую, даже девчонки проголосовали за рок-версию. С этими результатами я ткнулся к Хомякову, решив таким образом подстраховаться. Дал возможность также прослушать обе версии, после чего мы с майором пришли к выводу, что пусть уж лучше молодежь слушает отечественный идеологически выдержанный рок, чем интересуется роком капиталистическим. Конечно, Хомяков не был истиной в последней инстанции, но его поддержка всё равно много значила.

В общем, в субботу, 18 декабря, мы арендовали студию, на 12 часов, я ещё подкинул двадцатку, так как парни по своим сусекам смогли наскрести ровно 100 рублей. Прикинул, что за полный рабочий день (Петровичу и надзирающим органам в данном случае было по фиг на КЗОТ, он спокойно перерабатывал положенные 8 часов) мы успеем записать все обозначенные вещи. Лишь бы все музыканты пришли, и желательно здоровыми, а то мало ли… Ангина там, или палец кто прищемит, как я недавно, с такой травмой на гитаре хрен сыграешь, впору будет самому инструмент в руки брать. В качестве вокалиста я тоже мог бы сыграть на замену, но такой вариант меня категорически не устраивал. Есть группа «Радиотехник» – то есть ВИА – и у неё должен быть лидер. Фронтмен, как принято говорить на Западе, человек, на которого поклонники должны буквально молиться. Если вышестоящие инстанции коллектив с его репертуаром гнобить не начнут, Егор (не без моей помощи, естественно) может стать восходящей звездой отечественной эстрады. Хотелось бы, конечно, чтобы он стал восходящей звездой рок-сцены, но таковой на сегодняшний момент в СССР просто не существует. Отечественные рокеры, копирующие по большей части западные группы, играют в основном чуть ли не в подвалах, редкий раз им удаётся вынести своё творчество на какую-нибудь провинциальную танцплощадку. Может, со временем ситуация и изменится к лучшему, в чём я лично не очень уверен, так как надеюсь, что Перестройки в этой реальности с её всеразрешенством не случится, но пока нам ничего другого не остаётся, как проводить в жизнь патриотические тексты в рок-обработке.

Я с «радиотехниками» в студии провёл весь день, взяв в свои крепкие руки бразды правления, но стараясь не противопоставлять себя коллективу и уж тем более Петровичу, который начинал беситься, когда кто-то начинал ему указывать, что и как делать. В итоге мы уложились за 11 часов, и басист группы даже выразил сожаление, что могли бы сэкономить десятку. Ну да, система глупая, логичнее платить по факту, чем авансом, не зная, сколько времени займёт запись материала. То ли ты раньше закончишь, как мы сегодня, то ли, наоборот, не уложишься. А кто бы следил за временем? Сажать ещё одного человека – контролёра? Так ему зарплату платить надо. Думаю, пятёрку в день минимум. Вроде и мелочь, а пойдут ли на это? Если бы это была моя личная студия – у меня тут всё было бы под контролем, мышь бы не проскочила. В моём компьютерном магазине всё так и было, при этом я отнюдь не слыл каким-то там деспотом. Был просто строгим, но справедливым начальником, за что меня коллектив и уважал.

А дома меня ждала Полина с офигенной новостью. Для неё офигенной, так как мне предстояло первые две недели нового, 1972 года, жить без неё. А я в этом для себя ничего хорошего не видел. Но вообще-то я рад за жену, не каждую молодую исполнительницу приглашают в составе советской культурной делегации слетать на Кубу, где будут проходить дни советско-кубинской дружбы. Будет исполнять «Влюблённую женщину». Оказывается, на записи «Голубого огонька» в числе гостей присутствовал кубинский дипломат, и так ему эта песня в душу запала (да и певица, вероятно, тоже), что он приложил все усилия для того, чтобы Полина Круглова была включена в состав советской делегации. Кстати, по паспорту она была хоть и Покровская, а вот для сцены оставила прежнюю фамилию. Я сам ей порекомендовал, её уже все знали ещё до того, как она вышла за меня замуж. Основная масса поклонников и не догадывалась, что их любимица замужем, и тем более, кто её муж. Пусть и дальше не догадываются, лёгкий налёт таинственности в личной жизни привлекает внимание. Лишь бы не чересчур. Хорошо, что после прошлого раза никому больше не пришло в голову писать на заборе признание в любви. Поймал бы – надрал уши.

– Ты там на Кубе поосторожнее, – предупредил я супругу и в ответ на её недоумённый взгляд пояснил. – Горячие кубинские парни наверняка начнут оказывать такой красотке, как ты, знаки внимания, так что надеюсь на твой стойкий моральный облик.

– Ну и дурак, – надула губки Полина. – Неужели думаешь, что соглашусь тебе изменить с первым встречным, пусть даже кубинцем? И вообще мне негры не слишком нравятся.

– Ну, помимо негров там хватает метисов и латиносов, и даже белые попадаются. Но мыслишь верно, я ведь по глазам прочитаю, если изменишь.

Это да, в прошлой жизни я имел такой печальный опыт, когда моя изменила, я это сразу почувствовал и по её взгляду, и по поведению. Надеюсь, в этой мне не придётся испытать подобное разочарование. И Полине тоже. Пока меня точно на сторону не тянет, жены хватает.

– Когда, говоришь, самолёт? 3-го января? А 2-го вечером вы должны все собраться в гостинице «Космос», так? Выходит, в этот же день утренним рейсом вылетаешь из «Кольцово». И билеты лучше взять сильно заранее. Завтра же забронирую тебе место в бизнес-классе.

– В каком ещё бизнес-классе?

– В отсеке для богачей. Ну и знаменитостей, которые могут себе позволить бизнес-класс.

– Да ну тебя!

– Шутка, – улыбнулся я. – Летайте самолётами «Аэрофлота» – и будет вам щастье.

Последние дни перед Новым годом шла активная работа по подготовке первого номера альманаха «Приключения и фантастика». «Пикник на обочине» с согласия авторов решено было растянуть на три номера. Цензура, к моему великому удовольствию, не сильно покоцала повесть, Стругацкие, к которым 26 декабря мне пришлось уже за счёт редакции летать на утверждение правок, повздыхали, но согласились отдать повесть в печать в таком, слегка усечённом и изменённом виде. По мне – так цензура не слишком порезвилась, я ожидал худшего. Заодно показал им и вариант обложки. Художник не был чужд сюрреализму, но братьям его творчество понравилось. Ну и ладно, одним геморроем меньше.

Но не одними Стругацкими, как говорится. В этом же номере свет должна увидеть первая часть романа Владислава Крапивина «Мальчик со шпагой». Тот являлся членом редколлегии «Уральского следопыта», участвовал в отборе текстов для альманаха, но, когда я спросил его, не хочет ли он сам порадовать читателей «ПиФ», сказал, что пишет в основном для детей. У него как раз закончен свежий роман, который он хотел предложить журналу «Пионер».

– А что за роман? – спросил я, уже догадываясь, что услышу в ответ.

И точно, это был «Мальчик со шпагой». Книга, на которой выросли тысячи советских мальчишек, да и я даже читал я с удовольствием на третьем десятке. После недолгих уговоров и прочтением Мешавкиным романа лично было получено добро на его публикацию в нескольких номерах альманаха. При этом, насколько я помнил, Крапивин должен опубликовать ещё две книги – продолжение «Мальчика со шпагой». Надеюсь, к тому времени «ПиФ» ещё будет существовать. И даже процветать, так как такой альманах просто не имеет права прозябать где-то на задворках отечественной литературной периодики.

Помимо стартовых отрезков двух повестей в первый номер альманаха вошли полтора десятка рассказав. Тут тоже были имена, что называется, уже на слуху, имевшие за плечами не одну публикацию. Например, рассказ входившего в редколлегию Виталия Бугрова, который вёл в «Уральском следопыте» рубрику «Мой друг – фантастика». Дмитрий Биленкин, Север Гансовский, Евгений Гуляковский, Ольга Ларионова, Павел Амнуэль… Ну и несколько молодых уральских авторов – свои таланты нужно поддерживать.

Фонды на альманах тем временем Мешавкин таки выбил – сдержал слово. Общая смета, включавшая гонорары авторам, зарплату сотрудникам и расходы на печать, составила около 55 тысяч рублей. Подписку на альманах, если всё пойдёт нормально, можно будет оформить со второго полугодия следующего года. В розницу «ПиФ» планировалось продавать в соответствии с установленными государством тарифами, выходило по рублю за экземпляр, учитывая расходы на доставку. Полугодовая подписка обошлась бы соответственно в 6 рублей, а годовая – в 12. Простая арифметика.

За всеми этими заботами как-то незаметно и Новый год подкрался. Встречать снова решили у нас, той же компанией, что и год назад, только без Хомякова, хотя и закидывал удочку ради приличия. Виктор Степанович с женой к семье сослуживца был приглашён, не вдаваясь в подробности, сказал, что не мог отказать.

Так что вечером 31 декабря по уже апробированной схеме мы собрались вчетвером у нас дома, за праздничным столом, перед телевизором. В последние деньки пришлось побегать в поисках деликатесов, задействовать кое-какие связи, зато сейчас на столе «Оливье» и «Селёдка под шубой», мясная нарезка, включая дефицитнейший финский сервелат, сырная нарезка, фаршированные яйца, шампанское «Советское», коньяк, графин с компотом – а ещё целая кастрюля сваренного из яблок и замороженной вишни напитка стояла в холодильнике… На горячее предполагалась запечённые в духовке куриные окорочка и крылышки, в качестве гарнира – запечённые в духовке до лёгкой корочки картофелины.

Как вишенка на торте – икорница с красной икрой. Я достал с десяток баночек, по парочке в подарок ещё пойдут маме Полины и моим родителям. Ещё две Полина вывалила в купленную по случаю икорницу, подразумевалось, что мы будем черпать её оттуда чайной ложечкой и мазать на хлеб. Хотя я предлагал и маленькие бутерброды – с кусочками батона, разрезанными ещё пополам, с маслом и икрой – но Полина сказала, что и так сойдёт, не буржуи. Хотя, глядя на праздничный стол, я бы не был столь категоричен.

Затаривался в основном я, хотя избежать похода с Полиной на рынок, где мне пришлось выступить в роли носильщика, не удалось. Вернее, поездки, по такому случаю я вывел из гаража «Москвич», накануне вечером переобутый в «ёлочку». Не цепями же колёса обматывать, подсуетился осенью, купил комплект универсальной резины.

Вот нравится мне ожидание Нового года, когда до его встречи остаются два-три часа. Полина с Настей хозяйничали на кухне, что-то негромко напевая дуэтом, а мы с Вадимом, сидя за столиком у камина, в котором весело потрескивали полешки, самозабвенно двигали фигуры по шахматной доске. Играли без часов, чай не профи, но с ходами старались не затягивать.

Счёт был 4:2 в мою пользу, когда нас позвали за стол. По Первой программе ЦТ шёл какой-то опереточный концерт, но оживились мы, когда начался «Голубой огонёк». Испытываю чувство дежа-вю, снова ждали, когда на экране покажется Полина, но уже с другой песней. По ходу дела приметил-таки холёного мужичонку с тонкой полоской усиков над верхней губой, смахивающего на латиноса, на котором периодически останавливалась камера.

– Этот, что ли, кубинец? – спросил я Полину.

– Ага… А ты как догадался?

Под бой курантов вручаем своим вторым половинкам подарки. В последнюю московскую поездку в фирменном магазине «Ванда» взял два набора польской косметики от фабрики «POLLENA». Решили на этот раз не выпендриваться с Францией, да и для моего друга такая сумма вполне приемлема, он со своим гордым характером так и не согласился, чтобы я сам оплатил оба подарка. Кстати, «POLLENA» звучит почти как Полина, что достаточно символично.

Тем временем «Голубой огонёк» набирал обороты. И вновь номер моей жены показали во второй части праздничной программы. Настя с Вадиком уже слышали песню, мы месте ходили на отчётный концерт ВИА «Свердловчанка», собравший полный зал филармонии. А тут она прозвучала в другой обработке, с оркестром, и эта версия мне, честно говоря, понравилась куда больше. Но на пластинке выйдет первая, записанная с музыкантами «Свердловчанки». Если, конечно, пластинка всё-таки увидит свет, во что сильно хотелось верить.

– Жень, а давай на студии запишем «Две звезды», а? – вдруг предложила Полина.

– Точно, – поддержал её Вадик. – Песня клёвая, её по кабакам, наверное, только потому и не исполняют, что там дуэт нужен. Хотя кто-то говорил, что в «Праздничном» вроде солистка с гитаристом поют.

– И я Полю поддерживаю, – вставила свои пять копеек Настя. – У вас так классно получилось тогда на свадьбе, жалко, что такая песня пропадает.

Я приложил ладонь к сердцу:

– Да я не против, чего вы на меня накинулись? Только что потом с этой песней делать? Ладно бы целый альбом записали…

– Выходят же ведь на пластинках сборники, – не унималась Настя. – Даже на какой-нибудь миньон из четырёх песен могла бы войти, ваша – и ещё три других исполнителей. Уж в крайнем случае на плёнке пусть будет, захотел послушать – поставил бобину и слушай.

– Ладно, ладно, договорюсь с Петровичем, арендуем за бутылку на часок студию. У него сейчас чуть не каждый день кто-то записывается, но окошко, думаю, найдём. А теперь давайте выпьем за наших родителей и айда на улицу – я тут хлопушек всяких накупил, да ещё самодельную ракету соорудил.

– Это как? – удивился Вадим.

– Да очень просто. Из пластмассовой трубки сделал саму ракету со стабилизаторами, а вместо двигателя у меня «карамелька» – расплавленная на сковороде смесь селитры с сахаром.

– Я когда увидела, что он мою любимую сковородку взял – чуть ей по башке его не огрела, – добавила Полина.

– Так я же её отмыл! Полька, я тебе таких сковородок десять штуку куплю, только не дуйся, – чмокнул я жену в щёку. – В общем, давайте уже выпьем за родителей и пошли запускать ракету.

Утром 2-го января проводил Полину на самолёт. Отвёз в аэропорт на «Москвиче», благо что с утра было чуть в минус, падал лёгкий снежок, и машина в холодном гараже завелась без проблем. Всё-таки собственный транспорт иногда очень сильно выручает, хоть вроде из того же «Кольцово» до города и не так далеко. Проводив жену, сел в машину, думая, чем бы ещё занять себя кроме подготовки к неумолимо надвигавшейся зимней сессии. Лабораторные работы, проекты… Ничего, справимся. Тренировки – ну это само собой, первая в этом году будет послезавтра. В студии у меня дел пока не намечается, с «Радиотехником» альбом уже записали… Новую песню, что ли, сочинить для Силантьева? Или дождаться Полину и записать, как и собирались, «Две звезды»… Ладно, устрою себе сегодня очередной выходной, ради приличия полистаю книгу Айсберга «Телевидение… Это очень просто!». Издание 1962 года, может, найду для себя что-то интересное.

Тронулся, включил магнитолу… Хорошо бы какой-нибудь импортный кассетник в машину поставить, и слушай что хочешь, а тут только то, что поймаешь в эфире. Поймал «Маяк», передавали новости. На фоне голоса дикторши, рассказывающей об очередном совместном проекте египетских и советских строителей, увидел стоявшую на обочине девушку. Та взмахнула рукой, «голосуя», и я, подъехав, притормозил.

– Вам в город?

– Да, подбросите?

– Садитесь.

– Ой, спасибо… Только у меня денег нет, одна мелочь на автобус.

– Так довезу, а то превратитесь тут в сосульку, – усмехнулся я, наблюдая в салонном зеркале, как девица устраивается на заднем сиденье.

А ничего так, симпатичная, и одета с претензией на стиль, но, как мне кажется, слишком легко для такой даже не очень морозной погоды. Сапожки на невысоком каблуке, короткое пальтишко, на голове беретка… Прикид явно городской. И маникюр, ярко-красный, бросался в глаза. Какой-то прямо не советский, наши девушки себе такого не позволяют, да ещё ходить с такими длинными ногтями. Губы, кстати, накрашены тоже яркой помадой. Девица словно на свидание собралась. В это мгновение поймал в отражении её взгляд, и невольно поёжился. Недобрый он какой-то был. Хотя, может, мне просто показалось.

– Вы в каком районе живёте? – спросил я, трогаясь с места.

– Да вы меня до конечной 10-го автобуса подбросьте, а там я сама.

– Как скажете, – пожал я плечами.

На её месте я бы не выпендривался, раз такая халява подвернулась. Ну и ладно, до конечной – так до конечной, всё равно мимо еду. До остановки доберёмся минут через 15. Какое-то время ехали в тишине, которая стала меня немного напрягать, и я спросил:

– Студентка?

– Что?

– Я говорю, учитесь?

– А, да, учусь, – как-то не очень уверенно ответила девушка.

– И где, если не секрет?

– В пединституте, – так же неуверенно сказала она.

– Понятно, будущий педагог… А какая специальность? Русский язык и литература?

– Ага.

Какая-то она странная, девица эта. Я бросил взгляд в зеркало заднего вида. Уже несколько минут позади, метрах в пятидесяти, иногда слегка увеличивая, а затем снова сокращая расстояние, держался собрат моего «Москвича», правда, более ранняя версия – «Москвич-403» какого-то болотного цвета. Рядом с водителем сидел пассажир, вроде мужчина. Вроде как и на заднем кто-то был. Наверное, тоже из аэропорта в город едут. Миновали пост ГАИ перед транспортной окружной, которая в конце 90-х превратится в Кольцовский тракт, в простонародье названный Россельбаном в честь губернатора Свердловской области Эдуарда Росселя. Будет неплохая развязка в несколько уровней. Пока же тут обычный светофор. Между тем по радио началась утренняя программа. По просьбе какого-то Игоря Викторовича, приславшего в студию письмо, начали передавать песню Полины Кругловой «Аист на крыше». Не забыв, естественно, объявить и автора песни. Ничего, скоро и «Влюблённая женщина» из каждого утюга зазвучит, после «Голубого огонька» песня однозначно стала хитом. Или шлягером, как у нас принято говорить.

– Кстати, меня Евгением звать, – представился я.

– А я Наташа… Ой, а можно вон там, возле указателя, на минутку остановить?

– Не вопрос.

По нужде, что ли, приспичило? По такой погоде, понятно, женщинам особенно тяжело в этом плане, даже если они уже в тёплой машине. Печка у «Москвича», кстати, фигачила дай бог, я её на полную мощность даже не включал. Такая вот у них, у женщин, физиология. Мы-то тоже зимой по холодку отливаем чаще, чем летом, а женщины, особенно на улице, каждые полчаса кустики ищут. А уж если какой-нибудь цистит… Моя им страдала в той, прошлой жизни, всё никак вылечиться не могла.

Я начал притормаживать возле указателя «С/Т „Черёмушки-2“».

– А вон туда можете свернуть? – показала она на шедшую вдоль заснеженного поля в сторону садоводческого товарищества просёлочную дорогу. – Там хоть посадки есть, а то здесь прямо на виду…

Вроде дорога наезженная, можно проехать, не рискуя застрять. Ладно, уважим девушку.

Свернул налево, проехал до посадок метров сто, остановился.

– Я быстро, – сказала Наташа, выбираясь из остановившейся машины.

Правда, глядя в отражение салонного зеркала, я увидел, что сходить с дороги Наташа почему-то не спешит. Боится в сугроб провалиться? И тут я увидел, что на просёлок следом за нами с трассы сворачивает болотный «Москвич», а Наташа – или как её там на самом деле – отходит в сторону, пропуская автомобиль, при этом посмотрев в мою сторону. И её взгляд мне снова сильно не понравился. Так, наверное, хищник смотрит на свою законную добычу, готовясь перегрызть ей глотку.

403-й притормозил в паре метров от заднего бампера моего «Москвича», дверцы машины распахнулись, и из неё выскочили трое парней, двое примерно мои ровесники, один постарше, и на вид поматёрее, если можно так выразиться. Я даже почему-то не удивился происходящему. Человек, переживший лихие 90-е, готов к любым неожиданностям, а поведение девицы меня и без того насторожило. Давать по газам, пытаясь скрыться – это не наш метод. Поэтому я не дал соперникам шанса, тоже выскочив из машины и бросившись в атаку первым.

Ого, а «матёрый», оказывается, со стволом. Но не успел он извлечённый на ходу из кармана дублёнки ПМ навести в мою сторону – мощный удар в челюсть отправил его в глубокий нокаут. Падая, «матёрый» взмахнул руками, и ствол улетел в сугроб. Это я отметил уже периферийным зрением, по ходу дела разбираясь с оставшейся парочкой, застывшей от неожиданности соляными столпами. Хрясь! Ещё один. Хрясь! И третий туда же. Эти двое в сознании, шевелятся, приходится добавить, чтобы уж наверняка. Не убить, боже упаси, не нужна мне статья о превышении самообороны, а всего лишь отключить на пару минут.

– Вы слушали песню Евгения Покровского «Аист на крыше» в исполнении Полины Кругловой. А сейчас слово передаём нашему корреспонденту Евгению Суслову, который только что вернулся из Якутии, где полтора месяца прожил с оленеводами…

Молодец тёзка Суслов, настоящий экстремал. А я стоял и с удовлетворением наблюдал это уравнение с тремя неизвестными. Пока неизвестными, в милиции запоют, как соловьи, всё про себя расскажут. Уж эти-то, что помоложе, явно не будет героев из себя строить. «Матёрый», кстати, судя по окровавленному рту, мог лишиться пары-тройки передних зубов. Надеюсь, он ими не подавится.

Так, пока не очнулись, надо бы связать им руки их же брючными ремнями… Блин, а про девку-то я и забыл! Но она сама о себе напомнила. Я услышал сзади быстрый хруст снега под ногами, а ещё мгновение спустя кто-то прыгнул мне на спину, обхватив шею одной рукой, а ногтями второй рванув кожу лица. Хорошо, что не в глаза, иначе бы точно лишился зрения.

При этом Наташа напала на меня без криков типа: «Получи, сволочь!», а только шипела, как рассерженная кошка. Ну чисто хищница. Я сделал резкое движение головой назад, ударяя затылком ей в лицо, что-то хрустнуло, и царапанье моей физиономии тут же прекратилось. Наташа лежала на спине, тихо постанывая и зажимая нос ладонями, из-под которых текла кровь. У меня по щекам она тоже текла, но не столь обильно. Блин, а если бы она мне глаза выцарапала? Бр-р-р…

– С-сука, – прошипела будущий педагог, хотя в том, что она студентка пединститута, я почему-то сильно засомневался. С чего бы, хе-хе…

– Сука-то как раз ты, а я, если уж на то пошло, кобель.

Наклонился, зачерпнув пригоршню чистого снега, приложил к горящим болью царапинам. Представляю, какая у меня сейчас рожа… Нет, вы подумайте, средь бела дня, в ста метрах от достаточно оживлённой дороги собирались убить водителя и завладеть средством передвижения. До чего же бандиты обнаглели! И ладно бы на «Волгу» или «копейку» позарились, а то на какой-то «Москвич»… Хотя почему какой-то? Вполне даже по нынешним временам машина, по проходимости, например, «копейку» с «Волгой» уделает.

Нет, может, они и не собирались меня убивать и машину отнимать, может, просто спросить чего-то хотели, а то, что один из них из кармана ПМ вытащил… Это могла быть зажигалка, прикурить собирался. Кстати, надо бы ствол поискать. Примерно помню, куда он улетел. Но сначала всех связать, включая эту недоделанную училку.

Поглядывая в её сторону, открыл багажник своего «Москвича», порывшись, достал молоток алюминиевой проволоки, который возил на всякий случай. Мягкая, сойдёт вместо верёвки. Перевернул тихо матерящуюся девку на живот, скрутил запястья за спиной, не очень туго, но надёжно, потерпит.

– Лежи на боку, – сказал я, – а то крови наглотаешься.

Отправленная мною в нокаут троица тем временем начинала приходить в себя, поэтому пришлось споро спеленать и их – хватило конфискованных у бандитов ремней. Потом из автомобильной аптечки достал пузырёк с перекисью водорода, смочил ватку и смазал порезы. Мало ли, что у этой дурищи под ногтями, ещё инфекцию запустить не хватало.

– Ну и рожа у тебя, Шарапов, – пробормотал я, разглядывая в салонное зеркало свою физиономию.

Так, ладно, заживёт, надеюсь, как на собаке, возможно, к возвращению Полины никаких следов даже не останется. Не такие глубокие царапины, чтобы потом шрамами красоваться. Хотя, пожалуй, рассказать об этом случае придётся, вряд ли получится утаить. Да и лишний раз козырну своей крутостью, девушкам нравится, когда у них парни такие… хм… брутальные. А пока осталось доставить этих голубков в милицию и сдать под расписку.

Только вот как доставить? В багажник моего «Москвича» одного разве что удастся впихнуть. Троих на заднее сиденье? Опасно, вдруг сумеют развязаться и нападут сзади? Вроде нормальным узлом руки всем стянут, но нельзя врагу предоставлять ни единого шанса. До трассы метнуться, попросить кого-нибудь доехать до таксофона и вызвать милицию? Да этих орлов даже на пару минут оставлять без присмотра чревато.

Хм, а что, если… Мне вспомнилась сцена из «Операции Ы», где бабуля на буксире с помощью привязанного к «инвалидке» троса тащила связанных жуликов. Те своими ногами шли, и эти дойдут. Да и трос имеется, длины должно хватить. Причём до поста ГАИ идти не больше километра. Точно, туда и отправимся. Только пистолет сначала найду.

Нашёл, благо в том месте, куда он упал, в снегу осталась ямка. Рука была в перчатке, чтобы моих пальчиков на стволе случайно не оказалось. Отряхнув ПМ от снега, кинул в бардачок, после чего поставил неудачливых грабителей на ноги и вежливо попросил никуда не расходиться, пока я их приматываю к тросу. Слабые возражения последовали только от «Наташи», причём не без матерных слов.

– Послушайте, Наталья или как вас там… Я женщин обычно не бью, но вы вашим вызывающим поведением заставите меня сломать вам ещё что-нибудь кроме носа. Например, пару пальцев.

Слегка охреневшая девица тут же заткнулась, зато подал голос «матёрый»:

– Ты чё, падла, я ж тебя на ремни порежу…

Говорил он не очень внятно, морщась от боли и почти не двигая нижней челюстью. Похоже, вдобавок к выбитым зубам я ему её либо сломал, либо трещину обеспечил.

– Порежешь, обязательно порежешь, как-нибудь в другой жизни. Стой смирно, а то тоже что-нибудь сломаю.

Да, это было, конечно, зрелище! Встречные и обгонявшие нас машины дружно сигналили, водители и пассажиры высовывались из окон, что-то кричали, но я из-за поднятого стекла не слышал, хотя по мимике и движениям губ догадывался, что они имели в виду. Я ехал не спеша, с черепашьей скоростью, поглядывая в зеркало, чтобы никто из пленников не упал. Хоть и пригрозил, что волоком их потащу, если будут медленно идти, но опять же, УК РСФСР к издевательствам над людьми относится крайне негативно. В общем, так вот, неторопясь, двигались на скорости в пределах 8-10 км/ч, что заставляло четвёрку довольно живо двигать ногами. Заодно и согреются.

А вот и пост ГАИ. Странно, что их никто из обогнавших нас не предупредил о такой необычной процессии на трассе. Гаишник, повернувшись в нашу сторону, аж открыл от изумления рот, а потом, очнувшись, отчаянно замахал жезлом, призывая съехать на обочину и остановиться. Я подчинился, тем более и сам собирался сделать то же самое. Вылез из машины, кивнул в сторону буквально исходивших паром пленников:

– Принимайте, товарищ сержант.

В течение следующих двадцати минут мне удалось объяснить, что к чему, сдать задержанных и пистолет гаишникам, которых там было двое – сержант и старшина – а дальше пришлось ждать, пока за бандитами приедет патрульный «уазик». Прибывший старшим капитан с «укоротом» на плече, введённый в курс дела, пристально посмотрел на меня.

– Так это вы их в одиночку обезвредили? Вооружённых? Ничего себе… Как так сумели? И кстати, что-то лицо ваше мне знакомо, мы раньше не встречались?

– Вряд ли. Скорее всего, в газете или по телевизору видели.

– В смысле?

– Ну, когда я чемпионат Европы по боксу, например, выиграл, мою фотографию с заметкой обо мне публиковали. Да и по телеку трансляции шли.

– Погодите, так вы Евгений Покровский?! Боксёр, чемпион Европы, который ещё и песни сочиняет?

– Он самый, – скромно улыбнулся я.

– Тогда неудивительно, что вы с ними совладали, одному даже, кажется, челюсть сломали. Не исключено, это и есть та банда, стараниями которой пропало уже несколько водителей-частников и один таксист. Не слышали? А то слухи уже по всему Свердловску ходят…

Слышал, ходили слухи в моей прошлой жизни, но тогда преступников так и не поймали, а убийства таксистов и частников сами собой прекратились. Сменили область или ещё что… А в этой реальности попались голубки, не на того нарвались.

– Ладно, садитесь в свой «Москвич», поедете за нами. Там этих гавриков оформим и ваши показания запишем, вы же пострадавший. Хотя, – хмыкнул он, кивнув на «уазик», – скорее это они пострадавшие.

Перед тем, как отправиться за милицейским «уазиком», я отдал ключи от «Москвича» бандитов гаишникам. Капитан попросил пригнать авто на штрафстоянку, машина будет теперь проходить как вещественное доказательство.

Домой я попал во второй половине дня. К тому времени царапины на лице покрылись тонкой корочкой запёкшейся крови, через несколько дней должна отвалиться сама. Жаль только, что с нормальным умыванием придётся повременить, да и вообще мимических движений лицевыми мышцами лучше избегать, а то свежая кожа полопается. Буду ходить, в общем, пока с каменным лицом Терминатора.

И от тренировок придётся воздержаться какое-то время. Эх, а я, честно говоря, уже соскучился по рингу, хотя последний раз спарринговал 30 декабря. Впереди маячит главная цель моей жизни – Олимпийские Игры. А перед этим чемпионат страны, где мне нужно будет выпрыгнуть из трусов, доказывая, что именно я достоин поездки в Мюнхен. Да там все будут выпрыгивать, всем хочется попасть в состав олимпийской сборной. Вот только путёвок всего одиннадцать.

А в Мюнхене, где ко всему прочему должен случиться теракт против израильской сборной, свою первую золотую олимпийскую медаль в моём весе должен взять Теофило Стивенсон. Величайший боксёр современности, даже ещё не одержавший первую из трёх своих олимпийских побед. Для меня величайший, потому как я-то знаю его потенциал. И габариты… Рост 2 метра, вес соответствующий. При этом подвижный и выносливый.

Блин, да чего я себя накручиваю?! Будет день – будет и пища. Нечего забивать голову будущими проблемами.

Телефонный звонок отвлёк меня от глобальных размышлений. Звонил Хомяков.

– Женя, ты как себя чувствуешь! – с ходу спросил он.

– Да нормально, Виктор Степанович.

– Это хорошо, что нормально. А то от «смежников» случайно информация по тебе пришла, что в одиночку целую банду скрутил.

– Было дело, – скромно признался я.

– Ладно, это не телефонный разговор… Лицо-то твоё как?

– Заживает. А по этой самой банде уже что-то известно? Я ведь у них не первый? И личность этой девицы интересует…

– Повторяю, Женя, это не телефонный разговор. Да и всех подробностей пока не знаю, дело на контроле у «важняка». Они может сами тебя вызовут, познакомят с ходом следствия, вернее, расскажут то, что можно рассказывать. А я тут подумал, что хорошо бы нам встретиться. Как у тебя завтра со временем?

Завтра ближе к обеду мы пересеклись на явочной квартире. Под чаёк с сушками Хомяков расспросил о подробностях вчерашнего происшествия, потом майор рассказал, что успел узнать от «смежников». По его словам, выходило, что давешний капитан в своих предположениях не ошибся, это оказалась та самая банда, что грабила и убивала водителей, причём тела двоих таксистов, пропавших прошлой осенью, так и не удалось найти. Впрочем, один из бандитов, самый молодой и морально неустойчивый, обещал показать, где они спрятали трупы. Если и те эпизоды будут доказаны, то этого может хватить на «вышку».

– Ты, конечно, молодец, – подытожил Хомяков. – Даже я не факт, что справился бы с ними в одиночку. Пришлось бы устраивать перестрелку, а там ещё бабушка надвое сказала, чем бы всё закончилось. Так что тебе светит как минимум благодарность от УВД. А это вот от меня, можно сказать, лично.

Он вытащил из кармана и положил передо мной на стол ПМ, точно такой же, из какого меня хотел завалить «матёрый», ну или припугнуть, что ему одинаково не удалось.

– Приходилось иметь дело?

– Да как сказать…

Перед глазами встал «Макаров», вот так же лежавший передо мной на столе в тот вечер, когда я пустил себе пулю в сердце. В горле моментально пересохло.

– Да ты не пугайся, – понял меня по-своему майор, – это не боевой, охолощённый, уже списанный вследствие износа. Стреляет холостыми, свето-шумовыми патронами. На расстоянии 5 мм от дульного среза установлена заглушка, в результате чего физически невозможно осуществить из пистолета выстрел с твёрдым поражающим элементом. Одна полная обойма в рукоятке, вторая вот, – он вынул из кармана запасную обойму. – Тут ничего сложного, я тебе сейчас покажу, что нужно делать, только стрелять здесь не будем, а то соседи ещё милицию вызовут.

– Виктор Степанович, а зачем он мне?

– Пусть будет, – веско сказал Хомяков. – Убить никого из него не убьёшь, а напугать – напугаешь. Скорее всего… Но это всё равно на самый крайний случай, вроде сегодняшнего. Нечего светить стволом направо и налево. Жене и друзьям тоже не показывай. А вот разрешение на право ношения, подписанное самим начальником управления. Он мою инициативу полностью одобрил, так что с этой бумагой тебя даже в самолёт пустят.

На стол легла бумажка с печатью и подписью Хлесткова. Мне эта ситуация напомнила сцену из «Бриллиантовой руки». Осталось только пистолет сунуть в авоську с продуктами и услышать снисходительное: «Семён Семёныч…». Там, правда, Горбункову ещё и деньги давали, но мне вроде как не предлагают, да и ни к чему – своих на жизнь хватает, а на оперативное задание, как героя Никулина искать какой-то там халат и снимать элитных проституток, меня не отправляют.

Далее Хомяков показал мне, как управляться с пугачом, хотя я ещё не успел забыть то, что мне рассказывал парень, у которого я в той жизни покупал ПМ. Но я всё же притворился дилетантом. Тем более этот стреляет холостыми, тут есть свои нюансы.

– Наверное, нужно где-то расписаться? – спросил я, не спеша прятать пистолет в карман – всё-таки любим мы, мужики, оружие.

– Не нужно, он не подотчётный, я же говорю, его в боевой уже не переделаешь. Нет, при сильном желании, если человек разбирается и под рукой есть токарный станок… Но это тебе же этого не надо?

– Не надо, – покладисто согласился я. – А если потеряю или сопрут?

– А не надо терять. Паспорт же ты не теряешь, вот и оружие не теряй.

– Больно уж неудобно его постоянно в кармане таскать.

– Если в булочную идёшь – можно с собой не брать.

– Получается, поездка в аэропорт уже считается опасной?

– Ты не ёрничай, – нахмурился Хомяков. – Относись к своей безопасности серьёзно, тебе ещё честь страны на Олимпиаде, может быть, придётся защищать.

– Если отберусь, – напомнил я.

– Отберёшься, даже не допускай мысли, что можешь проиграть чемпионат страны. Чай ещё будешь? Напился уже? Тогда давай собираться, мне на работу ещё заскочить нужно – дел невпроворот.

Первый заместитель начальника контрразведки КГБ СССР Константин Михайлович Константинов смотрел на два лежавших на его рабочем столе конверта, и впервые за долгие годы работы не представлял, что делать с полученной информацией. Оба письма сегодня утром доставил с почты его сотрудник. Можно было бы, конечно, эти письма из почтового ящика самому доставать. Но, как говорится, бережёного бог бережет.

Обычные конверты, такие в киосках «Союзпечати» продаются в любом уголке страны. Обычные-то они, конечно, обычные, но, как просветили генерала его же сотрудники, не всё так просто с этими конвертами. С полиграфических комбинатов они разлетаются по всей стране, и в принципе, реально выяснить, в каком населенном пункте страны те или иные конверты реализовывались. Хотя бы просто по накладным. Даже привели пример, показав несколько конвертов, которые поступили в продажу исключительно на территории Первомайского и Куйбышевского районов Москвы. Понятно, что в СССР не один комбинат конверты штампует, но тем и проще будет сузить круг поиска.

Так вот, с первым письмом всё было просто и понятно. Очень важная и своевременная информация. Засуха, которая в следующем году, исходя из текста, приведёт к многочисленным лесным пожарам на территории центральных областей страны. Особенно достанется Марийской АССР, Костромской, Рязанской, Ленинградской и Владимирской областям. А в Подмосковье к лесным пожарам присоединятся ещё полыхающие торфяники в Шатурском и Дмитровском районах. Москва окажется накрыта облаком удушливого смога, потребуется даже эвакуация людей. И очень хорошо, что именно сейчас получены такие данные. Будет время подготовиться и избежать тех жертв, которые описаны в письме. Да и к неурожаю зерновых тоже следует быть готовым, чтобы не тратить без малого почти пятьсот тонн золота из запасов страны на покупку зерна за рубежом. В общем, головной боли у соответствующих министерств прибавится, как и персональной ответственности у ряда высокопоставленных лиц. Лишь бы информация оказалась правдивой, а не высосанной из пальца. Иначе… Иначе могут отправить на заслуженную пенсию, а он ещё чувствовал в себе силы служить Родине.

А вот второе письмо… Генерал в очередной раз пробежался глазами по тексту. Нет, с этим однозначно нужно идти к Андропову. И вместе думать, что делать с такого рода информацией.

В кабинет Председателя КГБ СССР Юрия Владимировича Андропова генерал Константинов попал через сорок минут. Андропов, судя по его виду, чувствовал себя неважно, похоже, давали о себе знать больные почки – для сотрудников ведомства болячка шефа не была каким-то секретом. Однако Юрий Владимирович давно приучил себя работать и в таком состоянии, ему тоже не слишком хотелось уходить на заслуженный отдых.

– Так, Константин Михайлович, информация о засухе и пожарах в будущем году архиважная, – сказал он, глянув на собеседника сквозь стёкла очков. – Будем докладывать на Политбюро. Нужно, чтобы руководители областей были готовы к подобному развитию событий. Да и руководству страны тоже придётся привести себя в боевую готовность… Надо же, такую прорву золота потратить на закупку зерна!

– Мы, Юрий Владимирович, ещё наших метеорологов поспрашиваем на всякий, хм, пожарный случай. Пусть подготовят свой прогноз по погоде в будущем году.

– Это правильно, интересно будет сравнить.

– Юрий Владимирович, у нас в этот раз два письма.

Константинов открыл папку и достал конверт, который передал Андропову.

– О как, целых два! Ну-ка, ну-ка, посмотрим… А чего ты сегодня такой какой то грустный, Константин Михайлович? В семье что-то случилось?

– В семье все в порядке. А грустный я стал, когда письмо прочитал. Вот это.

– Кхм, – нахмурился председатель КГБ СССР. – Даже так?

Он углубился в чтение. Прочитал один раз, посмотрел на Константинова и принялся снова, более вдумчиво, перечитывать. Наконец встал из-за стола и принялся мерять кабинет шагами, отчего посетителю приходилось крутить головой, следя за перемещениями начальника.

– Чего-то затылок с утра ломит, погода, что ли, меняется…

Значит, не почки, подумал Константинов. Ну, от головы много разных таблеток есть, не смертельно.

– Ты понимаешь, Константин Михайлович, что это бомба? – остановившись посреди кабинета, спросил Андропов.

– Не просто бомба, а водородная.

– Ну да, можно и так сказать… А ведь оттуда приходит подобная информация. Ты же ведь в курсе?

– Конечно. Просто факты получаются как бы разрозненные, а тут описывается работа целой системы. Причём хорошо отлаженной системы. И заметьте, Юрий Владимирович, что там написано – «следы ведут к высшему руководству страны».

– Да, я это отметил. Какие твои предложения?

– Идти с этим к Брежневу пока рано. Надо самим попробовать получить какую-то информацию. Понимаю, что нам запрещено вести подобного рода разработки в отношении определенного круга людей, но попробуем эти запреты незаметно обойти.

– Рискованно…

– Согласен, рискованно. Поэтому под мою ответственность.

– А радикально решить вопрос не думали?

– Почему же, Юрий Владимирович, первым делом как раз об этом и подумал. Не пойдёт. Технически нет ничего сложного, но смысла не вижу. Свято место пусто не бывает. Тут саму систему надо менять. А вот как её менять… Честно говоря, ни малейшего представления пока не имею. Тут скорее экономист нужен толковый.

– М-да… Задал нам задачку этот «Геомониторинг». Не думал, почему именно сейчас эту информацию нам передали? Ведь до начала описываемых событий ещё больше двух лет.

– Знаете, Юрий Владимирович, я тут вижу две причины, – задумчиво почесал за ухом Константинов. – Первая – это то, что события, о которых пишет наш корреспондент или корреспонденты, начнутся не через два года. Уже сейчас должны идти активные движения, отрабатываться схемы, на которые нам указали. Их же за день не придумаешь и не обкатаешь. То есть именно сейчас, пока не зашло так далеко, имеет смысл эти схемы как-то развалить, в зародыше. Ну а вторая – это уже из области фантастики. С Хрущёвым он или они себя проверяли. Достоверность тех данных, что имеют возможность получать или уже имеют. И тут, как мне кажется, их интересует уже наша реакция. Как мы справимся с этим, есть ли вообще смысл иметь с нами дело.

– Возможно. У тебя там свои люди есть?

– Конечно. Думаю, найду причину туда в командировку съездить. Сюда вызывать опасно будет.

– Правильно, лучше не рисковать. И по минимуму ограничь количество людей, тех, кто будет в курсе.

– Само собой, Юрий Владимирович. Извините за вопрос… А Брежневу что будете докладывать? Он же уже в курсе, наверное, что два письма пришло?

– Да уж, тоже задача… Постараюсь ему объяснить, что информация неоднозначная и требует проверки, чтобы дров не наломать. Надеюсь, отнесётся с пониманием. Ты, кстати, знаешь, что Брежнев с Судоплатовым встречался?

– Знаю. В ЦКБ. А также о полной реабилитации Судоплатова тоже знаю.

– Ну и твоё мнение?

– Судоплатов же не один по земле ходит, – уклончиво ответил тот. – Работаем, Юрий Владимирович.

– Хорошо. Тогда составляй рабочий план по этому письму и мне на ознакомление. Копию, я думаю, ты уже для себя сделал.

Константинов вышел из кабинета. Андропов встал, походил по кабинету. Вернувшись к столу, вновь принялся перечитывать письмо, которое начиналось со слов: «Шараф Рашидов. Хлопок».