Мой адрес – Советский Союз!

Глава 33

Утром я отправился на пробежку, невзирая на слякоть, моросящий дождик и опасения Козлова, что я могу простудиться. Тот планировал попозже, как погода наладится, прогуляться по окрестностям в поисках подарков для своих родных, друзей и начальства, а также, сказал, может, и себе что-нибудь прикупит. Я ему посоветовал не спешить, а завтра с Брауном съездить по магазинам, где цены вполне приемлемые. Сэм наверняка должен знать такие места. Про то, что сам сегодня с ним поеду в антикварный, так и не сказал. Козлов, подумав, согласился, тем более что неизвестно, что сегодня будет с погодой.

В 5 вечера за мной заехал Браун-младший. Снова Радоняк с Бутовым уже сидели в машине.

– Ну что, в антикварный, как договаривались? – спросил Сэмюель, трогаясь с места.

– Туда… Только, если можно, по пути давайте завернём в аптеку.

Немного понимавший английский Бутов напрягся, спросил на русском:

– Ты что, плохо себя чувствуешь?

– Тьфу-тьфу! Просто надо кое-что купить, скажем так, в подарок одному человеку.

– Да-а, с фармакологией в нашей стране, к сожалению, не всё так весело, как хотелось бы, – глубокомысленно вздохнул Бутов. – Некоторые препараты приходится чуть ли не контрабандой из-за границы ввозить. А что делать, если в Союзе их не выпускают… Я тоже зайду в аптеку, посмотрю кое-что.

Американская аптека – это не то, к чему мы привыкли в СССР. Некоторые из них в Штатах по виду похожи на супермаркет. В одну из таких нам и привёз Сэм. Здесь можно не только что-то «от головы» купить, но ещё и закупиться продуктами на неделю. Даже пиво имелось. А косметика имелась не только по уходу чуть ли не за каждой частью тела, но и декоративная.

Мне же нужны были «утка» и судно. Бутов негромко спросил, когда я ждал заказ:

– Женя, ты с ума сошёл? Зачем ты это покупаешь здесь, за доллары? Да ещё тащить через таможню. В Союзе качество «уток» не хуже. Я бы тебе вообще бесплатно подогнал.

– Да дело-то в том, что подарок мне придётся вручать здесь, в Нью-Йорке, – пояснил я.

– Это кому же, если не секрет? У тебя здесь родственники живут?

– Не поверите, Василий Иванович, для Мухаммеда Али, – хмыкнул я. – Подарок с намёком.

До Бутова, кажется, дошло.

– А ты действительно шутник, – покачал он головой, когда я расплачивался за завёрнутые в целлофан «утку» и судно. – Но 45 долларов за это… Не жалко?

– Для такого дела – не жалко. Может, мне за находчивость по возвращении премию выпишут.

– Как бы люлей не выписали, – пробормотал врач. – А я вот тут препарат один присмотрел, но стоит… К тому же отпускается по рецепту. А моей сестре он бы очень помог.

Последняя фраза меня охолонила. А то я уж собрался лезть в сумку за деньгами, невзирая на конспирацию. С рецептами в Штатах строго, даже антибиотики просто так никто тебе не отпустит.

Покупки удивили Сэма и Радоняка, но, когда я объяснил, для чего это – на русском и тут же на английском языках – оба рассмеялись в голос.

– А было бы вообще здорово упаковать всё это красиво, перевязать алой ленточкой, – сказал Михалыч.

– Почему бы и нет? – согласился я.

Объяснил Сэму задачу, и вскоре мы притормозили у цветочного магазина, обвешанного разноцветными рождественскими гирляндами, где мои покупки красиво упаковали в одну коробку. И по моей просьбе и впрямь перевязали её красной атласной лентой.

Наконец добрались до антикварного. Однако… Несмотря на не слишком большие размеры помещения, здесь можно было найти практически всё, начиная от старых фотографий и газет, и заканчивая кухонной утварью и мебелью. Даже оружие имелось, вплоть до старинных пистолей. Наверняка со сточенными бойками, а сабли и палаши затуплены, подумалось мне. Хотя, учитывая, что продажа огнестрельного оружия в США разрешена, во всяком случае в большинстве штатов, эти образцы огнестрельного оружия могут быть и действующими.

На стенах висели картины и часы, судя по виду некоторых, изготовлены они были ещё в прошлом, а то и позапрошлом столетии. Игрушки мягкие, фарфоровые и даже целый набор марионеток с тянущимися от деревянных запястий и ступней лесками к крестовине. Были тут и распятия, католические, в том числе и деревянные, где уже ладони и ступни Иисуса были приколочены к крестовине. Такая вот неожиданная ассоциация у меня возникла с марионетками, прости Боже старого грешника! Тут даже иконы стояли, наши, православные.

А что, не молодого же! Душе моей сколько лет? Восьмой десяток идёт, так что уже не мальчик.

– Сеньор Браун! Добрый день! Давненько вас не было.

На звук дверного колокольчика появился хозяин лавки. Или наёмный продавец, могло быть и так. Невысокий толстячок с большой, обрамлённой чёрными, курчавыми волосами залысиной, выкатился откуда-то сбоку, из-за старинного антикварного шкафа, и мясистым носом.

– Здравствуйте, сеньор Фарина! – поприветствовал его Сэм. – Привёл своих русских друзей ознакомиться с вашим богатством. Может быть, что-то приобретут в качестве сувениров.

– О, вы из России! – сразу же оживился Фарина, переключая своё внимание на нас. – скажите им, мистер Браун, что я знаю нескольких русских из Маленькой Одессы[50]. Там есть и свои антикварные магазины, все владельцы – сбежавшие из Европы и России евреи – но многие любят захаживать ко мне, потому что у Джузеппе Фарина можно найти такие вещи, которые больше не найдёт ни один антиквар во всём Нью-Йорке, а может быть, и во всей стране.

Пока Сэм переводил, в основном для Радоняка и Бутова, я подумал, что, выходит, он и есть хозяин заведения, этот Джузеппе Фарина. Предположил, что выходец с Апеннин (или потомок выходцев в этого полуострова) на еврейский манер ещё долго будет лить нам в уши, но тот неожиданно перешёл сразу к делу.

– Что вас интересует? Может быть, я смогу быть чем-то полезен, что-то посоветовать?

– Пока мы и сами не знаем, что нас интересует, – ответил я на английском, чем слегка, кажется, удивил сеньора Фарину. – Давайте мы с вашего позволения осмотримся. У меня такое чувство, что я попал в музей.

Такое сравнение явно польстило хозяину магазина, он расплылся в добродушной улыбке.

– Конечно, сеньор… э-э-э…

– На английский манер я Юджин. Юджин Покроффски. Это сеньоры Радоняк и Бутов.

Те, услышав свои фамилии, часто закивали, при этом нацепив на физиономии самые добродушные улыбки из собственного арсенала. Дальше мы принялись знакомиться с экспонатами, а сеньор Фарина пояснял, если что-то привлекало наше внимание.

Моё внимание привлекла, например, латунная пепельница, где окурки нужно было гасить и складывать в чашечку у подножия статуи Свободы, высотой около пятнадцати сантиметров. Подарить бы её Брежневу, пусть о Статую Свободы бычки тушит. А что, самому вручить вряд ли получится, а попросить передать подарок… Да вон того же Козлова. Сам-то он тоже вряд ли имеет доступ к телу, но с его позиции через кого-то из высокопоставленных начальников может оказаться намного проще и короче.

Ценника на пепельнице, как и на остальных экспонатах, не было, поэтому я поинтересовался:

– Сколько это стоит?

– Тридцать долларов. Эксклюзивная вещь, середина прошлого века, мастерская Донатаса Фильгердауна. Вот, видите, на донышке статуи стоит его выгравированный экслибрис… Когда-то точно такая же принадлежала самому генералу Ли[51] – он гасил в ней свои сигары.

– Ну надо же, – покачал я головой с самым серьёзным видом, – статуя Свободы была установлена через 16 лет после смерти генерала, но он всё равно гасил в ней окурки.

Антиквар покраснел, смущённо засопев своим выдающимся носом, но уже в следующее мгновение улыбнулся:

– М-да, тут вы меня подловили, не знал, что русский так хорошо знает историю Соединённых Штатов. Так уж и быть, за вашу эрудицию отдам вполцены.

Мы ударили по рукам.

Мои друзья тем временем ходили по магазинчику, рассматривали ценные экспонаты на стеллажах под стеклом, прикидывали, что сколько может стоить. А мой взгляд упал на серебряный портсигар, также лежавший под стеклом. На его верхней крышке была изображена карта Соединённых Штатов, правда, без Аляски.

– Можно посмотреть?

Портсигар оказался помоложе пепельницы, оказался произведён в начале 20 века. И стоил всего-то 15 долларов. А что, в комплекте с пепельницей – самое то. Думаю, Леонид Ильич от такого презента точно не откажется.

– Давайте!

Больше я здесь ничего не брал, хотя было желание потратиться кое на что. Но у моих спутников – я имею ввиду Радоняка с Бутовым – наверняка возникли бы вопросы относительно происхождения этих денег. Особенно если я выйду за рамки ста долларов. Решил, что не нужно дразнить гусей.

Сами же они ничего так и не купили, объяснив мне уже в машине, что лучше зайдут в какой-нибудь супермаркет, где может повезёт попасть ан рождественские скидки. Знаем мы эти скидки… Сначала задерут цены за месяц до Рождества, а накануне праздника вернут на прежний уровень. Вот тебе и вся скидка. С другой стороны, некоторые скидки, как я помнил из всяких интернет-блогов, достигали 90 %. Но за такими товарами, думаю, очереди почище, чем в каком-нибудь свердловском ЦУМе за финскими сапогами.

В зале на Черч-стрит мы появились в начале седьмого. Обещанный спарринг-партнёр уже успел размяться, и ему пришлось ждать, пока я приведу себя в тонус. Соперник был темнокожим, аж лоснился от пота, и выше меня на полголовы. Когда мы знакомились, он сказал, что его зовут Ларри, а местный тренер Майк отметил, что Ларри проходил отбор на Олимпийское Игры, но малость не повезло.

– А как твоя фамилия? – спросил я, начиная кое о чём догадываться.

– Холмс. Как тот сыщик из книг Конан-Дойля, – хмыкнул он.

Ну теперь всё встало на свои места. Будущий чемпион мира среди профессионалов Ларри Холмс, и в 1980 году он будет драться с постаревшим и потяжелевшим Мухаммедом Али, и секундант Али остановит бой во избежание серьёзных травм своего подопечного. А в 2002 году 53-летний Холмс выйдет в своём последнем бою против какого-то тоже бывшего чемпиона, победит по очкам и окончательно оставит бокс. Если в этом варианте истории в жизни Холмса ничего особо не изменится, то, можно сказать, я спаррингую с живой легендой бокса. Вернее, с будущей легендой.

И в ринге этот улыбчивый парень был хорош, не сравнить со вчерашним соперником. Отработали сначала три раунда, затем сделали небольшой перерыв, потом ещё три, снова перерыв, и финальные три раунда, с полной выкладкой. Вот тут я реально взмок, но оно того стоило.

Хороший мне достался спарринг-партнёр, думал я, благодаря Холмса за тренинг. И он выглядел довольным, видимо, у него тоже со спарринг-партнёрами не всегда ладится. Договорились, что завтра, 22-го декабря, мы снова встретимся на спарринге здесь же в это же время, а вот 23-го у меня будет обычная тренировка, организму, невзирая на мою выносливость, перед таким важным боем нужно дать небольшую передышку. 24-го с утра только пробежка, а уже перед боем в «Мэдисон-сквер-гарден» разомнусь. Постучу по «лапам», попрыгаю со скакалками, поработаю «бой с тенью»… В общем, всё, как обычно.

Сэм высадил Радоняка с Бутовым у их отеля, а потом отвёз меня. По пути я признался, что поделил деньги со своим боссом, на что Сэм всего лишь чуть повернул голову в мою сторону, слегка приподняв левую бровь.

– Это дело ваше, – пожал он плечами.

– Сэм, а смогли бы вы завтра прокатить меня и мистера Козлова по городу, чтобы мы затарились подарками для родных?

– Без проблем, – заявил Сэм. – Все эти дни я ваш с утра до вечера… И даже ночью, если вдруг вам куда-то захочется съездить, например, поглядеть стриптиз.

– Руссо туристо – облико морале, – сделал я морду кирпичом, на что Браун ответил ухмылкой.

– Скажите, Сэм, а на наш бой с Али букмекерские конторы принимают ставки?

– Конечно! У нас принято на все более-менее значимые спортивные события делать ставки.

– И кто из нас выше котируется?

– Хм, ну, вообще-то, Али, он считается главным претендентом на победу, – несколько смущённо ответил Браун.

– А что если я сделаю ставку на самого себя?

Мы как раз встали на последнем перед нашим отелем перекрёстке на запрещающий сигнал светофора, и Сэм смог почти полноценно повернуться ко мне.

– Честно скажу, ваши слова стали для меня полной неожиданностью. Но, в принципе, почему бы и нет? Никто вам этого не сможет запретить.

– Однако, если моё начальство прознает, что я пошёл в букмекерскую контору, да ещё и делаю ставку на себя, мне может влететь по полной. Думаю, даже с боя могут снять под надуманным предлогом. Опять же, если кто-то заметит меня, делающим ставку на собственный бой… Прессе только дай повод.

– Да, тут вы правы, – задумчиво произнёс Браун-младший, трогаясь на зелёный свет.

– Может быть, вы, Сэм, сделаете за меня ставку? Деньги я вам дам, скажем, тысячу долларов.

На несколько секунд воцарилось молчание. Я словно слышал, как в голове моего собеседника жужжит рой мыслей, пытаясь выстроиться в упорядоченное состояние. Наконец им это вроде бы удалось.

– Тысячу? А не жалко?

– Мне кажется, я всё равно за оставшиеся дни – а 25-го вечером мы вылетаем из Нью-Йорка – не успею потратить все деньги. Слишком большое количество покупок вызовет нежелательные вопросы. Не знаю, как мой куратор будет выкручиваться… Я в общем-то предложил вариант, что нас повсюду задаривали всем подряд, где бы мы ни появились – понятно, исключительно из-за счастья лицезреть мою физиономию. Одним словом, вы согласны?

Снова небольшая заминка, во время которой мы припарковались возле отеля.

– Хорошо, я сделаю ставку.

– Отлично! Держите деньги.

Он спрятал купюры в портмоне.

– С утра сделаю ставку, здесь как раз рядом букмекерская контора, она открывается в 9 часов. А затем я вас с мистером Козловым повезу по магазинам. Но позвольте вопрос… Если вы победите и сорвёте куш, как планируете перевозить доллары через границу?

Хм, вот над этим моментом я как-то и не подумал. М-да, засада… Но тут же в голову пришла спасительная мысль.

– А что если я открою счёт в одном из нью-йоркских банков?

– Неплохой вариант, – подобрался Сэм. – Я знаю банки, которые открывают счета для иностранцев. Это «Citibank», «Chase Manhattan Bank» и «Wells Fargo». В первом из этого списка у меня самого имеется счёт.

– Отлично! Доверяю вашим советам, пусть будет «Citibank».

– Прекрасный выбор, – одарил меня своей ослепительной улыбкой Сэмюель Браун-младший. – Завтра же и оформим. Пока будем ездить по магазинам.

– А мой куратор же будет с нами…

– Ничего, что-нибудь придумаем.

Когда я втащил в номер перевязанную лентой коробку, Борис Яковлевич слегка оторопел.

– Ого, я смотрю, вы уже и подарками закупились!

– Ну, это оригинальные подарки, для одного американского парня, – усмехнулся я.

– Что ещё за парень?

– Мухаммед Али. Вручу ему презент на пресс-конференции.

– Ого! А что в коробке-то?

– Это, Борис Яковлевич, секрет.

Я и Сэма, и Радоняка с Бутовым просил пока никому о моих покупках не рассказывать, те обещали держать язык за зубами. А Козлов, узнай, что находится в коробках, может и вето наложить на такие подарки. Да, это может быть грандиозный скандал, но вряд ли представители нашей стороны даже на таком фоне рискнут снять меня с боя. Слишком крупная сумма стоит на кону.

Пока же я раскрыл сумку, чтобы в очередной раз тренировочные трусы с майкой отдать в стирку горничной, и заодно вытащил из недр этой крутой авоськи пепельницу с портсигаром.

– Вот, Борис Яковлевич, презент для товарища Брежнева. Как думаете, оценит?

– Ого, это же антиквариат!

– Да, заскочили по пути в одну антикварную лавку. Увидел пепельницу с портсигаром, почему-то вспомнилось, что Леонид Ильич – курильщик ещё тот. А вы через своих знакомых сможете ему передать подарки?

– В принципе… Можно попробовать через Павлова.

– Я бы вам был очень благодарен.

Утром за нами прибыл Сэм, чтобы, как и обещал, прокатить по магазинам. К тому времени я успел и пробежку сделать, и принять душ, и плотно позавтракать. Взвешивание сегодня вечером, и вес мне держать не надо. Главное – не оказаться легче 81 кг. Правда, по правилам профессионального бокса это просто тяжёлый вес, а Али располагается в супертяжёлом – свыше 91 кг. Но, в конце концов, это шоу, и тут организаторы пошли навстречу, пусть хоть весовые категории будут на любительском уровне.

Улучив момент, Сэм шепнул мне в вестибюле, что сделал ставку, и даже показал квитанцию. Оказывается, коэффициент на моего соперника был таким высоким, что случае своей победы при ставке в тысячу долларов выигрыш составил бы 12 тысяч. Однако ж неплохой стимул!

– Предлагаю начать с супермаркета одежды, – сказал он, когда мы, уже сидя в машине, решали, куда сначала поедем. – Можно, конечно, съездить на Пятую авеню, но не думаю, что вы согласитесь потратиться на фирменные вещи, которые стоят очень дорого.

Тут он покосился на меня, как бы намекая, что тысячи я уже недосчитался.

– Я знаю одно место, аутлет[52], где фирменные вещи можно приобрести на порядок дешевле, просто потому, что они как бы уже вышли из моды. Ну и не только фирменные по вполне бросовым ценам. Там же вы сможете присмотреть парфюмерную продукцию, которая дешевле, нежели в крупных и модных магазинах.

Добирались мы больше часа, потому что магазин располагался в Нью-Джерси. Я помнил, что американские размеры одежды и обуви отличаются от российских, о чём по пути и предупредил Бориса Яковлевича. Что-то мы сможем примерить на себя, но что-то придётся покупать навскидку, для родных и знакомых. А тут уже придётся обходиться.

Это место называлось «Woodbury» и, когда мы с Козловым в сопровождении Сэма вошли внутрь, поняли, что долгая дорога того стоила. Я, конечно, не имел возможности сравнить эти цены с ценами в других крупных магазинах, торгующих одеждой, обувью и разными аксессуарами, но с подсказки Сэма догадался, что здесь реально дёшево. Да ещё и рождественские скидки.

– Вон те кроссовки «Nike» в специализированном магазине спортивных товаров на Манхэттене весной стоили 60 долларов, а здесь всего тридцатка. Или вон то пальто «Burberry»…

Он подошёл, присмотрелся к ценнику, на котором была указана и модель.

– Да, Левински точно такое же брал себе чуть больше года назад за 150 долларов, а тут цена – всего 50 долларов. В три раза ниже. И вы можете себе это позволить.

Он явно намекал на подарок Левински. Что ж, я собирался здесь какую-то часть этого подарка однозначно потратить.

Помимо брендовых вещей здесь хватало вещей и от менее раскрученных производителей, многие названия вообще ни о чём мне не говорили. Например, приглянулись мне ботиночки из тёмно-коричневой кожи неизвестного мне производителя, но удобные и, если верить словам продавца, сносу им нет – он сам в таких ходил три года и подарил потом племяннику, который в них ходит вот уже второй год, и они почти как новые.

Поверил, взял, хоть и стоили они тридцатку, как и фирменные найковские кроссовки. Те, кстати, тоже захватил, а до кучи и кеды «Converse» за 15 баксов. Хорошая обувь – мой фетиш. Тем более что всё сидело как влитое.

Кстати, мой 43,5 размер здесь превращался в 10,5. А жене купил туфли на толстой платформе, за которыми у нас в Свердловске очереди выстраивались, за 12 баксов. У Полины, как я помнил, был 38-й размер ноги, а в США аналогичным ему считался 9-й. В принципе, с обувью у неё и так вроде порядок, но на такой платформе у жены туфлей ещё не было.

Ну и не обувью единой, как говорится… Джинсы «Lee» и «Levi Strauss» пополнили мой гардероб, ну и для Полины джинсы прикупил. Если не влезет или вдруг окажутся великоваты – продать их не проблема. Но мне казалось, что штанишки ей придутся впору, всё-таки за столько времени совместной жизни успел выучить свою супруг вдоль и поперёк, включая размеры одежды и обуви.

Поглядывая на мучившегося проблемой выбора Бориса Яковлевича, я перешёл в отдел аксессуаров. Вот эта сумка «Speedy» от «Louis Vuitton» смотрится вполне выгодно. В СССР многие даже и не знают, насколько крут этот бренд, и даже не поверят, что я отвалил за эту сумку полсотни баксов. Про маму и тёщу не забыл, им тоже взял по сумке, чуть менее крутой и подешевле раза в два.

А еще пять наборов «Zippo», в который входили фирменные зажигалки разных вариантов оформления, от американского орла-белохвоста до грудастой тёлочки, кожаный чехол для зажигалки, который помещается на брючный ремень, бензин в фирменной жестяной фляжке, фирменные кремни и фитили. Будет что подарить курящим родственникам и друзьям.

Козлов тем временем окопался среди костюмов, меряя один за другим. То и дело просил меня посмотреть, как на нём сидит очередной костюм. В итоге остановил свой выбор на серой с отливом тройке от «Brioni». Не пожалел 500 долларов за модель из позапрошлогодней коллекции. К ним и ботинки прикупил за 45 долларов из чёрной, тиснёной кожи.

– Выглядите, Борис Яковлевич, как первый секретарь Московского горкома партии минимум, – сделал я ему комплимент. – Если не вообще как член Политбюро.

– Скажете тоже, – засмущался Козлов и снова посмотрел на себя в зеркало. – Но мне и самому нравится. Беру… Теперь помогите мне выбрать джинсы сыну и дочери, что можете посоветовать?

Накупили столько, что Сэму пришлось помогать нам нести покупки, которые в итоге перекочевали в багажное отделение его машины.

– А что насчёт электроники? – спросил он, захлопывая багажник. – Вон буквально через дорогу магазин. Ведь вам нужно как-то избавляться от долларов.

И красноречиво посмотрел на Козлова, который тут же нервно закашлялся. Так-то Борис Яковлевич с моих слов в курсе, что Браун-младший знает о нашем дележе подаренных Левински денег, но до сих пор чувствует себя слегка не в своей тарелке.

– Едем, – сказал я, чтобы как-то разрулить эту двусмысленную ситуацию. – Вернее, идём, хотя можно машину переставить на другую сторону улицы. Может и правда что-нибудь присмотрим. А потом вон в тот магазинчик давайте заскочим, поглядим напитки.

Магазин оказался не очень большим, но компактным. Здесь умещались телевизоры, проигрыватели, магнитофоны, радиоприёмники, автомагнитолы, видеомагнитофоны и даже – па-бам! – игровая приставка «Magnavox Odyssey». Да-да, первая в мире игровая приставка, выпущенная в свободную продажу компанией «Magnavox», как я уточнил у продавца-консультанта, в минувшем октябре после демонстрации на игровом шоу «What’s My Line?».

Приставка выглядела как тостер без щели для тостов, с разномастными ручками контролеров по бокам и коричневой верхней панелью. По акции её можно было приобрести всего за 50 долларов, если брал в комплекте с телевизором «Magnavox». Без телевизора – за 35 долларов. Причём в эту сумму входили несколько игровых картриджей, а также игровые карточки и аксессуары для настольных игр, такие как игральные кости. Игры, конечно, самые примитивные, но для нынешнего времени и это считалось прорывом.

По большому счёту – халява. Но я ограничился лишь пробной игрой. Всё равно привык к продвинутым 3D играм, да и подключать к нашим, советским телевизорам эту технику – настоящий геморрой. Не тащить же из Штатов ещё и телевизор. Так-то я, пожалуй, со своими навыками справлюсь, но не такой я уж и фанат компьютерных игр, тем более таких примитивных.

Вот персональный компьютер – другое дело. На нём и работать можно, выполняя пусть и не самые хитрые операции. Но пока их ещё не выпускают даже в Штатах. Почти десять лет пройдёт, прежде чем на прилавки специализированных магазинов выкинув первые персональные IBM.

Я прикинул оставшуюся наличность. Тысяча двести двадцать долларов, включая «командировочные», что я привёз ещё из Союза. На что бы потратить деньги, действительно ведь валюту домой не повезёшь… Хм, а что если взять видеомагнитофон? Вот он, «Akai VT-110», внешне смахивающий на обычный катушечный портативный магнитофон. Как объяснил продавец-консультант, видеомагнитофон мог записывать видео только с шедшей в комплекте телекамеры VC-110.

Стоит, правда, 1290$. Всё равно не хватает. Да и не нужен он мне особо, если уж честно. Кассет к нему нет, только что «Home Video» снимать. Да и подключать к нашему телевизору упаришься, как ту же игровую приставку. Ну его, лучше французского парфюма в «Duty Free» накуплю. Ну и так, по мелочи, порадую своих женщин и друзей.

Козлов тоже вокруг видеомагнитофона походил, попринюхивался. Я его отговорил, приведя те же аргументы, которые приводил в мысленном споре с самим собой. В итоге после консультации больше со мной, нежели с продавцом, купил кассетный деку «Nakamichi». В СССР фирма не очень известная, но я-то знал, что это такое, и предложил куратору не пожалеть 270 долларов. А потом опять же с моей подачи он и автомагнитолу «Motorola» взял за 65 баксов.

– Кассеты тоже берите, в Союзе они дефицит, – посоветовал я.

Технику грузили на заднее сиденье машины. Затем посетили магазин, где продавались спиртные напитки. Я купил два набора виски в коробке с бокалами, для Хомякова и Ельцина. Для своих женщин родных и близких взял по такому же набору, но с ликером. А для Судоплатова – набор с водкой «Smirnoff». Надеюсь, заценит.

По пути в отель Сэм притормозил недалеко от офиса «Citibank».

– Юджин – могу же я вас так называть – не составите ли мне компанию? Хочу снять со счёта большую сумму, но опасаюсь, что, пока дойду до машины, может случиться неприятность. Район тут не самый безопасный, хоть и достаточно престижный.

– А, вам нужен охранник, Сэм! – сделал вид, что отличаюсь умом и сообразительностью, воскликнул я. – Да без проблем! Борис Яковлевич, мы вас оставим ненадолго, вы не против?

– А что, здесь правда так опасно?

Козлов выглядел обеспокоенным. Сэм его понял, так как куратор спросил на английском.

– Однажды мне приставили нож к горлу, отобрали кошелёк, – с самым серьёзным видом проронил Браун. – Но думаю, при виде мистера Покроффски ни у кого не возникнет желания причинить нам неприятности.

Так вот мы и оформили счёт на моё имя. Правда, это потребовало времени явно большего, нежели его ушло бы на снятие наличных, но откуда Козлову знать такие тонкости… Чужая страна, незнакомые порядки.

В 17 часов за нами заехал уже Левински на тот самом кадиллаке, что встречал нас в аэропорту. Брауну на своём «Plymouth Valiant» предстояло везти Радоняка и Бутова в том же направлении – взвешивание и пресс-конференция пройдут в «Мэдисон-сквер-гарден».

– Что это? – спросил он, увидев в моей руке перевязанную алым бантом коробку.

– Подарок моему сопернику.

– Надеюсь, там не бомба?

– Ценю ваш юмор, мистер Левински, но нет. Хотя, если на это посмотреть с другой стороны… Нет-нет, никаких взрывчатых веществ, – успокоил я было напрягшегося Эндрю.

– Евгений, вы бы мне хоть сказали, что там такое, – шепнул мне Козлов, когда мы расположились на широком заднем сиденье. – Всё-таки я ваш куратор как-никак.

– Скромный и оригинальный подарок, – улыбнулся я в ответ.

У запасного входа в «Мэдисон», предназначенного для спортсменов и звёзд эстрады (если те здесь выступают) собралась изрядная толпа любителей бокса. На плакатах преимущественно красовалось имя Мухаммеда Али. Его имя и скандировали. Но, что не могло не радовать, иногда прорывалось и моё имя: «Юджин! Юджин!» Да, так оно и звучит на англо-американский манер.

Мало того, некоторые из встречающих размахивали пластинками группы «Альфа». Прекрасно! А я как раз приехал я в джинсах и майке с логотипом группы «Альфа». И завтра планирую выйти на ринг под песню «We Are the Champions» с нашего альбома – лишняя реклама не помешает.

Под охраной полисменов мы прошествовали коридорами на главную арену. Здесь нам предстояло взвешиваться перед пресс-конференцией. Мы с Козловым поприветствовали уже поджидавших нас Бутова, Радоняка и Сэма. Раздевалки у нас с Али были разные, в выделенной мне я разделся, натянул боксёрские трусы и отправился к весам. Да-а, журналистов тут собралось немало, и пишущих, и снимающих. А вон и моя знакомая Лайза Тэйли. Я ей подмигнул, отчего она одарила меня слегка смущённой улыбкой.

А где же мой завтрашний соперник?

– Али появится чуть позже, – словно прочитав мои мысли, шепнул мне Левински.

Ну что ж, позже так позже. А пока под ослепляющие вспышки фотокамер скидываю кроссовки и встаю на весы. 83, 700. Нормальный боевой вес.

Не успел я обуться, как под крики собравшихся появляется Мухаммед Али. Внимание прессы тут же переключается на него, а тот и рад стараться. Хищно скалится, грозит мне кулаком… Хорошим таким кулаком, побольше моего. Да и сам выше меня на голову. Я скалюсь в ответ, киваю, мол, завтра посмотрим, кто из нас кому наваляет.

– Хей, русский уже здесь! – изобразил удивление Али, вылупив от порога на меня свои зенки. – А я был уверен, что ты испугаешься и не прилетишь. Видно, ради таких денег ты преодолел не только океан, но и свой страх.

И сам же рассмеялся своей плоской шутке, а вслед за ним захихикали и некоторые представители прессы. Интересно, знает ли Али о том, сколько мне достанется от общей суммы, если я выиграю или проиграю? Может, и знает, хотя это особо нигде не должно было афишироваться. Но, как говорится, где знают двое… Тем не менее Али сейчас выкрикнул, что я из-за денег преодолел свой страх. Надо бы что-нибудь ответить.

– Я тоже рад тебя видеть, мой американский друг! Уверен, что ты ради хороших денег и на Луну пешком бы отправился. Надеюсь, ты свой гонорар потратишь с умом.

– Можешь не сомневаться, – усмехнулся Али.

Приблизившись, Али тянет ручищу. Жму, и мы некоторое время под щелчки затворов и серии вспышек фотокамер меряемся силушкой, похрустывая суставами пальцев. Но поглядывавший на сверху вниз Мухаммед первым ослабляет хватку, тычет мне указательным пальцем в грудь, страшно вращает глазами и рычит явно на публику:

– Завтра, русский, я сделаю из тебя отбивную!

– А я из тебя гарнир. Будешь картошкой? Или лапшой?

Демонстрирую дружелюбную улыбку, и если Али хотел обидеться, то вместо этого лыбится и грозит мне пальцем. А я протягиваю ему майку с логотипом группы «Альфа» и пластинку с автографом.

– О-о, и размер мой, – прикладывает он к себе майку, после чего вместе с пластинкой отдаёт одному из своих сопровождающих негров. – Не потеряй, Джамиль, когда-нибудь я выставлю эти вещи на аукционе.

А что, может, и правда, лет через тридцать майка с диском будут стоить десятки, а то и сотни тысяч долларов. Уже одно то, что они побывали в руках Мухаммеда Али… Хотя я тоже не хрен собачий, ещё, глядишь, мои песни будут исполнять звёзды мировой сцены.

Между тем Али встаёт на весы. 97,200. Для его роста самое то.

– Джентльмены, взвешивание прошло успешно! – объявляет Левински. – Вес обоих боксёров соответствует весовой категории. Теперь прошу всех пройти в конференц-зал, пока боксёры одеваются.

Конференц-зал представлял собой вполне вместительнее помещение с длинным столом на возвышении. За столом мы расположились согласно стоявшим на нём табличкам: Левински в центре, Али по левую руку от него, а я, соответственно, по правую. Козлов сел в зале, но в первом ряду, с краешка, а Бутом с Радоняком расположились сзади, причём ввиду отсутствия свободных стульев им пришлось стоять.

Перевязанную алой лентой коробку я сунул под стол, из-за спускавшей до пола передней стенки которого презент не было видно. Правда, нёс-то я его всё равно на глазах у всех, и то и дело слышал перешёптывания, мол, что в коробке у этого русского? Ничего, пусть пока помучаются в неведении.

– Леди и джентльмены! – начал Левински. – Перед вами два лучших тяжеловеса мира. Один среди любителей, второй – среди профессионалов. Правда, мистер Али сейчас на пути к возвращению титула, но, думаю, многие со мной согласятся, что это всего лишь дело времени.

Он выдержал небольшую паузу, после чего продолжил:

– Завтра эти парни выйдут на ринг, чтобы дать ответ на вопрос – кто же из них двоих на самом деле лучший боксёр мира в самой престижной весовой категории, невзирая на любительский и профессиональный статус. Можете задавать свои вопросы, господа! Да, миссис Тэйли!

Это он, понятно, намеренно «право первой ночи» отдал коллеге по телеканалу.

– У меня вопрос к мистеру Али. Какую тактику вы выбрали на завтрашний бой? Будете в своей манере порхать, как бабочка и жалить, как пчела? Ведь именно эту фразу вы произнесли восемь лет назад перед боем с Сонни Листоном, после чего не раз воплощали свой девиз на ринге.

– Да, я буду порхать, как бабочка, и жалить, как пчела, – ухмыльнулся Али. – Мой соперник, насколько я знаю, обладает нечеловеческой выносливостью, но это по меркам любительского бокса. Три раунда и пятнадцать – сравните! Посмотрим, что он покажет в 15-раундовом поединке.

– А вы, мистер Покроффски, не боитесь укусов этой «пчелы»? – посмотрела на меня Лайза.

– Отвечу одной смешной историей, у меня на Родине их называют anecdot. Встретились как-то три русских богатыря и три мушкетера, решили в удали посостязаться. Первые начинают мушкетёры. Д`Артаньян говорит Арамису, указывая на Добрыню: «Арамис, нарисуй мелом на нем ма-а-аленькую точечку». Арамис подходит к Добрыне, аккуратно на груди отмечает мелом совсем незаметную точку. Д`Артаньян быстрым выпадом попадает прямо в неё. Добрыня отряхивается и говорит: «Алеша, посыпь его мелом, я ему булавой врежу».

До кого-то пусть и с небольшим опозданием, но смысл анекдота дошёл. Все засмеялись, или хотя бы улыбнулись. Али скривился, сжав свои пудовые кулаки. Когда народ немного успокоился, Лайза снова обратилась ко мне:

– Мистер Покроффски, а вы готовы продержаться на ринге 15 раундов?

– Почему бы и нет? В процессе подготовки на спаррингах я специально работал 15 раундов, причем с разными соперниками, и как видите, сижу перед вами живой и здоровый.

– Может быть, после боя он тоже будет живым, но здоровым – это вряд ли, – буркнул Али.

Я не успел что-либо ответить, так как Левински движением подбородка указал на приземистого, круглого и почти лысого репортёра, похожего на актера Денни де Вито:

– Эдуардо Васкес, газета «Вашингтон пост», – представился тот. – У меня вопрос к русскому боксёру. Мистер Покроффски, почему Советы разрешили вам принять участие в этом поединке? Ведь известно, что в вашей стране якобы нет профессионального спорта и вашим спортсменам запрещено участвовать в профессиональных турнирах.

– Этот бой с Мухаммедом – всего лишь товарищеский матч, шоу, а не бой за звание чемпиона мира. К тому же за него хорошо платят, на эти деньги в моей стране можно будет построить школы, детские сады…

– Вы что, собрались все деньги пустить на благотворительность?

– Не все, но бо́льшую часть. Зачем мне столько денег в СССР? В стране, где образование, медицинская помощь и жильё предоставляются бесплатно? Я и так со своими доходами как автор песен считаюсь весьма состоятельным человеком и, честно скажу, не знаю, на что можно эти деньги потратить. У меня есть собственный дом, купленный, между прочим, как раз на авторские отчисления, автомобиль, подаренный мне за победы на ринге… И да, я не чужд благотворительности. Например, полностью оборудовал спортзал в своём родном городе, где когда-то начинал заниматься боксом. Уверен, что и мой соперник поддерживает обездоленных.

Али ничего не ответил, но слегка надулся от важности, как бы подтверждая мои слова.

– Мистер Покроффски, – не унимался журналист. – Все знают, что Советский Союз и демократия – понятия несовместимые. В то время как США – оплот демократических свобод. У нас дозволено всё, тогда как у вас почти ничего…

– Ага, в том, что дозволено всё, я убедился в аэропорту, когда какой-то псих орал нам в лицо, чтобы проклятые коммунисты убирались домой.

– Но у вас в стране нет такого изобилия товаров, как в США. Зато одна из лучших армий мира. Однако народ ракетами с ядерными боеголовками не накормишь.

– Это верно, на наших прилавках нет столько сортов колбасы, как на ваших, но и у вас не было такой войны, какую пришлось пережить нашему народу всего-то тридцать лет назад. Когда вся экономика была направлена на нужды армии, и только после победы над фашистами она стала перестраиваться на мирные рельсы. Я не занижаю вклад США в дело разгрома над фашисткой Германией и её сателлитами, в первую очередь японцами… И к4стати, не могу не вспомнить бомбардировку атомными бомбами японских городов Хиросимы и Нагасаки. Зачем это надо было делать? Зачем нужно было уничтожать мирные города? Ну да история всё расставит по своим местам… Так вот экономика США на Второй мировой войне только поднялась – это доказанный факт. Ваши олигархи стали ещё богаче, и я могу напомнить, что Генри Форд, к примеру, дружил с нацистами, инвестировал в промышленность гитлеровской Германии, поддерживал их идеи, за что был награждён Орденом Заслуг германского орла – высшей наградой Третьего рейха для иностранцев. Печи для крематориев, в которых сжигали евреев – и не только евреев – изготовляла немецкая фирма «Крупп», правда, на средства, которые выделялись американскими бизнесменами через немецкий банк «Альянс»…

– Джентльмены, мы ушли в сторону от главной темы пресс-конференции, – прервал меня Левински. – Всё-таки завтра бой, который может войти в историю. И почему все вопросы только русскому боксёру?

Руку уже тянул толстый тип, то и дело вытиравший пот большим носовым платком.

– Кирк Фильман, журнал «Ринг». Мистер Али, 14 февраля, в День всех влюблённых, у вас бой с Джо Багнером, белым боксёром. Сегодня ваш соперник тоже белый. Это как-то связано?

– Единственное, что объединяет Багнера и Покроффски – это цвет кожи. Больше ничего общего. Багнер весом, ростом и длиной рук мне не уступает, чего не скажешь о моём завтрашнем сопернике. К тому же Багнер в любительском боксе ничего особого не достиг, да и в профи пока ничем не отметился, кроме прошлогодней победы над стариком Купером[53]. Да и какие в Британии боксёры… Лучшие боксёры мира – в Соединённых Штатах!

На фига он тогда с этим Багнером встречается? Впрочем, это не моего ума дело, меня прежде всего должен волновать завтрашний бой.

– Мартина Клаус, корреспондент женского журнала «McCall’s». Мистер Покроффски, в сентябре ваша жена потеряла недоношенного ребёнка. В связи с этим каково ваше моральное состояние?

М-да, это, что называется, удар ниже пояса. В горле сразу же встал ком, а в глазах предательски защипало. Но я справился с эмоциями.

– Потерять ребёнка, пусть даже не успевшего появиться на свет – это всегда трагедия для родителей, – негромко произнёс я, но в наступившей тишине меня было прекрасно слышно. – Для нас это был сильный удар и, поверьте, тяжесть потери с нами на всю жизнь. Её не вытравишь из сердца. Но мы ещё молоды, и верим, что у нас обязательно будут дети, и не один.

Аплодисменты. Женская, немногочисленная часть аудитории, шмыгает носами, кто-то потянулся за платочком. Тут подал голос какой-то тип в замшевом пиджаке с кожаными нашлёпками на локтях, с блокнотом в одной руке и карандашом в другой:

– Энтони Блейд, «газета 'Нью-Йорк Таймс». Мистер Покроффски, вы в аэропорту говорили, что приготовили своему сопернику подарок, и пришли сюда с какой-то коробкой. Все гадают, что внутри? Может быть. Вы наконец раскроете этот секрет?

Я сунулся за коробкой, но меня опередил Али.

– Подождите! Прежде я вручу своему сопернику вручить подарок. Симпсон, давай! – провернулся он к худому негру, который тут же метнулся за боковую дверь и появился оттуда… с надувной куклой в руках. С довольным видом, явно позируя, Али принял секс-игрушку и протянул мне:

– Моему сопернику часто приходится путешествовать, а он наверняка скучает по своей жёнушке, думаю, эта подружка скрасит его одиночество в дорогу.

Присутствующие расхохотались, я тоже выдавил из себя улыбку.

– Ну тогда и я подарю тебе то, что сможет тебе пригодиться… Возможно, даже до боя.

После чего вытащил из-под ног коробку и молча стал развязывать атласную ленту, буквально физически чувствуя, как все взгляды оказались прикованы к моей скромной персоне. С видом фокусника я снял с коробки крышку и поочерёдно поставил на стол судно и «утку».

– Это и есть мой подарок. Пользуйся на здоровье!

После секундной заминки люди в конференц-зале снова покатились со смеху, а вот мне пришлось вскочить, так как Али, сминая всё и всех на своём пути, ринулся на меня с кулаками. Попавший под горячую руку Левински отлетел в сторону, едва не упав, и только трое дюжих молодцев, стоявшие по бокам в качестве охраны, успели скрутить Мухаммеда прежде, чем у нас с ним дошло до рукопашной.

– Я убью тебя, ублюдок! – орал соперник, брызжа слюной во все стороны. – Клянусь Аллахом, завтра на ринге ты станешь покойником!

Работающие сериями фотовспышки свидетельствовали о том, что владельцы фотокамер не теряли время даром. И то, это ж их хлеб, попробуй, упусти столь лакомый кадр – редактор голову открутит. Телеоператорам легче – камеры у них как направлены на эпицентр событий – так и старайся не дёргаться, не мазать картинку.

Но мне сейчас, честно говоря, было не до проблем снимающей и пишущей братии. Тут мы с Али едва морды друг другу не набили раньше времени. В общем, на этом пресс-конференция и закончилась, на такой вот патетической ноте. Надувную куклу мы брать не стали, я подарил её корреспонденту журнала «Ринг», тот не отказался, расценив это как шутку, и даже попросил оставить на резине автограф. Мол, эта кукла украсит офис редакции.

– Что это было, Покровский?! – прошипел Козлов, покидая следом за мной конференц-зал через служебный выход. – Вы с ума сошли? Это же международный скандал!

– Да бросьте вы, мистер Козлов, – встрял ухмылявшийся Левински. – Когда от поединка большие ожидания – принято нагнетать атмосферу. И сами боксёры не против, скажем так, пошалить. Али ведь первым начал провоцировать вашего подопечного, и тот всего лишь нет остался в долгу. Хотя, признаться, затея с «уткой» даже для меня стала, хм, откровением. Ну ничего, пусть знают, что у русских с юмором всё в порядке.

Борис Яковлевич продолжал бурчать всю дорогу до отеля, да и там всё никак не мог успокоиться. А утром, когда я вернулся с пробежки, оказалось, что Козлову позвонили из консульства, и мой куратор получил за меня серьёзный нагоняй. А меня, по его словам, по возвращении в Союз меня могут ждать серьёзные проблемы. Особенно если я проиграю. Так что у меня появился ещё один дополнительный стимул приложить все силы для победы в бою с Али.

Кстати, фото, где я протягиваю Али «утку», красовалось на первой полосе «Нью-Йорк Таймс». Текст за подписью Энтони Блейда сводился к тому, что русскому, кажется, удалось вывести своего соперника из себя, и будет интересно посмотреть, захочет ли Мухаммед Али уничтожить оппонента уже в первом раунде. Что ж, мне тоже интересно.

Ну а в новостях по всем каналам, конечно же, тоже крутили этот момент. Нет, всё-таки неплохо придумано, даже самому понравилось. Вот только если проиграю, да ещё каким-нибудь нокаутом в ранних раундах… Лучше думать о чём-нибудь приятном.

О жене, например. И вдруг так захотелось услышать её голос, что не выдержал, поднял трубку телефона. Звонки из номера на другой континент обходились дорого, и вешать всё это на телекомпанию – организатора этого боя, казалось мне не совсем удобными. Но вот сейчас, когда на том конце земного шара уже вечер и Полина, скорее всего, дома, что-то прямо-таки засвербело внутри, настойчиво взывая позвонить. В общем, набрал знакомый номер и сквозь помехи услышал такой родной и любимый голос:

– Алло! Женька?

– Привет, Полька! А ты как догадалась?

– Так ведь диспетчер предупредила, что звонок из Нью-Йорка, ну а кто ещё оттуда может звонить?

– Точно! Мог бы и сам догадаться… Как у тебя дела?

– Да вроде всё нормально, с Настей и Вадимом чай пьём с пирожными… Привет тебе передают!

– Слышу, слышу, – на моём лице улыбка стала ещё шире. – И им тоже передавай привет. Соскучился по вам – сил нет. Звоню из номера отеля. Раньше не звонил, потому что дорого. Тут звонки хоть и за счёт принимающей стороны, вроде и капиталисты, а всё равно за чужие деньги переживаю, такой вот я человек… Отель, кстати, высший класс, мы с одном номере с моим куратором живём, а в другом мой тренер и врач разместились.

– А кормят как?

– В меню есть такие блюда, о которых ты и не слышала. Мне вот, к примеру, лобстеры понравились, мясо нежнейшее. Причём мы еду заказываем в номер.

– Ну вы прям буржуи, – негромко рассмеялась она. – На Кубе у нас такого не было, хотя лобстеров я там пробовала, так что не надо про неведомые деликатесы… Женька, у тебя же ведь сегодня бой?

– Ага, через три часа выдвигаемся, а в 10 вечера по местному времени выходим на ринг. Так что держите там за меня кулаки. И не проспите прямую трансляцию.

Газету с программой ещё до отлёта читал. У Свердловска разница по времени с Нью-Йорком 9 часов, так что Полина посмотрит бой утром. У них там уже будет понедельник, но в филармонию с утра бежать обычно ей не нужно было, там, в обители культуры, раньше 10 движуха не начиналась. Хотя бой может и затянуться, но, думаю, жена в состоянии пожертвовать одной репетицией, если она у них вообще стоит в графике.

Оказалось, что смотреть они будут втроём с Вадиком и Настёной. И ночевать друзья будут у нас, благо что имеется гостевая спальня. Нормально, втроём веселее… Ну, вы поняли, в каком смысле, в СССР «тройнички», думаю, большая экзотика. Не так наши люди в подавляющем своём большинстве воспитаны.

В общем, памятуя о том, что одна минута разговора стоит 15 долларов, я постарался не растягивать удовольствие. Успел сказать, что вернусь с подарками и перекинуться парой слов с Вадимом, прежде чем окончательно попрощаться. Главное – получил заряд положительной энергии.

Позвонили между делом из консульства. Трубку поднял Козлов, я в это время чистил зубы перед сном, и стук в дверь ванной меня немного озадачил.

– Евгений, быстро к телефону! Брежнев на проводе!

Ничего себе! Вытирая на ходу рот полотенцем, я рванул в комнату.

– Покровский на проводе!

– Женя, здравствуй! – услышал я на том конце провода знакомый голос. – Мне тут свежую запись показали с сегодняшней пресс-конференции… Ну ты молодец, здорово придумал с этой «уткой» и судном, достойно ответил на резиновую бабу.

Брежнев хохотнул.

– Как вообще настроение?

– Боевое, Леонид Ильич!

– Молодец, по голосу слышу, что не боишься. Желаю тебе и на ринге держаться так же уверенно, как на пресс-конференции.

– Спасибо, Леонид Ильич! Я, кстати, подарок вам купил, если не получится встретиться лично, то передам через товарища Козлова. Это мой куратор со Старой площади.

– Подарок? Хм, подарки мне часто дарят, и не всегда нужные, но от тебя приму с радостью. Надеюсь, нам ещё доведётся встретиться лично.

Вернув трубку на рычажки, я прочистил пересохшее от волнения горло. Да уж, не каждый день доводится говорить с первым лицом страны. Не каждый, но периодически случается. И поддержка самого Брежнева для меня сейчас была очень важна.

В половине восьмого вечера мы отъезжаем от отеля. Сегодня с нами не Левински, который занят какими-то организационными делами, а Браун-младший. Но лимузин всё тот же. Когда я спросил Сэма, на чём приедет Али, тот пожал плечами:

– В его команде есть машины не хуже этого «Кадиллака». Я не знаю, на какой именно привезут вашего соперника, но уверен, это достойный автомобиль.

И вот мы снова в «Эм-эс-джи»[54]. Два часа на разогрев вполне должно хватить. Заходим через тот же служебный вход, что и накануне. Теперь толпа ещё больше и, такое чувство, моих поклонников в количественном соотношении прибавилось. Хотя, конечно, подавляющее большинство, особенно черномазых, орут за моего соперника, кто-то желает мне самому воспользоваться «уткой» и судном перед боем, а кто-то даже угрожает поиметь меня. Я невозмутимо помахиваю встречающим рукой, прежде чем в сопровождении своей команды скрыться в недрах арены.

Всё время до выхода на арену, посреди которой был установлен ринг, я провёл в раздевалке, благо что она была просторной, рассчитанной на целую команду, скорее всего баскетбольную. Так что и попрыгал, и по «лапам» постучал, и «бой с тенью» перед тем, как Радоняк принялся зашнуровывать новенькие перчатки. На самом деле не совсем новенькие, я их в последнем спарринге обкатал, надо было к ним всё же привыкнуть, «намолить» немного.

Козлов то появлялся в раздевалке, то снова куда-то исчезал. Левински заходил в раздевалку дважды, второй раз – уже приглашая на выход:

– Пора, мистер Покровский.

Что ж, пора так пора.

– Про музыкальное сопровождение не забыли?

– Как можно?! Звукорежиссёр только и ждёт команды.

Адреналин к этому времени изрядно наполнил мой организм, заставляя сердце учащённо биться. Кажется, перед финальным боем Олимпиады с Теофило Стивенсоном я так не волновался.

На арену я выходил первым, мой угол был красным. Трусы могли быть любого цвета, и я надел специально сшитые для этого боя – красные с золотыми серпом и молотом. И за это мне могло влететь, на что намекал Радоняк, а потом и увидевший на мне эти труселя Козлов, но я заявил, что ни в каких других не выйду, даже если им быстро найдут замену. М-да, большие деньги на кону стоят, раз я могу такое условия ставить.

А пока сверху накидываю халат. Про эту деталь одежды как-то не подумалось вовремя, пришлось в последний момент запрягать Сэма, чтобы подогнал что-нибудь приличное. Так тот приволок из какого-то бродвейского театра не халат, а целую мантию, чуть ли не типа той, в которой Фредди Меркьюри выходил на сцену… Вернее, будет выходить лет через десять. Там на неё ещё корона будет, но мы обошлись без головного убора.

И вот я выхожу под звуки знаменитой квиновской песни с переделанными куплетами, в красном, бархатном халате, расшитом серебряными лилиями, на мне скрещиваются лучи прожекторов, и я на мгновение слепну. Только слышу доносящийся с переполненных трибун гул, из которого периодически вычленяю отдельные выкрики, но заранее дистанцируюсь от того, что кричат болельщики. Сейчас на всякие посторонние факторы ни в коем случае нельзя обращать внимания. Только ринг и соперник.

Когда глаза немного привыкли, и всё ещё прищуриваясь, продолжаю путь в сопровождении Радоняка и Бутова.

Да, мы – чемпионы! Пока, правда, олимпийские… Если уж на то пошло, чемпионом мира среди профессионалов я вряд ли стану. Советские власти дали добро лишь на это шоу, чтобы я заработал для страны валюту, а разрешить мне и дальше соревноваться среди профи – это вряд ли. Если только я с каждого боя буду отдавать почти весь гонорар партии. Но такой вариант меня самого не слишком устраивает. За бесплатно я лучше по любителям ещё побоксирую.

Поднимаюсь на ринг, Радоняк снимает с меня халат-мантию, отдаёт Бутову, а сам начинает разминать мне плечи, повторяя план на бой. План не блещет изяществом, я подобное не раз проделывал, выходя в ринг против более фактурных и длинноруких боксёров. Попробуем провернуть этот финт в энный раз.

Поутихшие было трибуны снова взрываются – это появляется Мухаммед Али. В красном халате с белой оторочкой, чем-то напоминающем усохшую версию шубы Деда Мороза, когда поднимается на ринг и поворачивается ко мне спиной – вижу надпись «Мухаммад Али». Перчатки «Frager»… Перчатками от этого производителя Али пользуется не первый год, такие же, в которых он боксировал против Сонни Листона, годы спустя будут выставлены на аукцион. Хотя… не совсем такие. У тех наверняка внутри был конский волос, а сейчас перчатки изготавливают с пенным наполнителем.

Соперник пока демонстративно на меня не смотрит, но, когда наконец его взгляд фокусируется на мне, тут же следует характерный жест – ребром ладони по горлу. Вернее, ребром перчатки. Зрители беснуются, объективы телекамер скачут с меня на Али и обратно, я же продолжаю демонстрировать полную невозмутимость.

У соперника команда из трёх человек, из них узнаю лишь легендарного наставника Анджело Данди. Он, кстати, единственный белый в их компании. Тренер поистине легендарный, уже воспитавший нескольких чемпионов мира среди профессионалов. Но главное его достижение, конечно же – Мухаммед Али.

Мы, впрочем, тоже не лыком шиты, и у нас немало достойных тренеров. Причём работающих за такую зарплату, что всяким Данди и не снилось. Узнал бы – умер со смеху. Или пустил жалостливую слезу.

– Леди и джентльмены! Мы рады видеть вас сегодня на этом необычном поединке, в котором на кону стоит не чемпионский пояс, а амбиции двух великих боксёров. Один из них лучший тяжеловес-профессионал, другой – лучший тяжеловес-любитель.

Ринг-анонсер, конечно, не Майкл Баффер[55], но тоже голосистый.

– В красном углу ринга – победитель Олимпийских Игр в Мюнхене, чемпион Европы, боксёр из Советского Союза Евгений Покроффски!

Крики, вопли, свист, топот ног… Я же выбрасываю вверх руки, приветствуя публику и, прижав затем перчатки к груди, исполняю поклоны на все четыре стороны. Затем следует представление моего соперника. Его встречают не в пример лучше, чем меня, что и неудивительно. Али улыбается, воздев перчатки, кивает, мол, да-да, я ваш любимчик, поддержите меня.

После чего идёт представление рефери и боковых судей. Рефери – Николас Мейер – с модными вислыми усами а-ля Мулявин на брылястой физиономии, почему-то мне сразу как-то интуитивно не понравился. Боковых пятеро, все американцы и, что удивительно, один из них темнокожий. Расизм вроде бы, но какой-то неполноценный. Наши представители загодя настаивали, чтобы состав судейской бригады был смешанным, хотя бы двое русских против трёх местных, а ещё лучше, чтобы все пятеро представляли нейтральные страны, в том числе социалистические, но организаторы упёрлись. Ну да, они заказывают музыку.

Наконец все посторонние покинул «ристалище», остались только мы с Али и рефери, который грозно хмурил брови, объясняя нам правила поведения на ринге.

Али грозно раздувал ноздри, буравя меня испепеляющим взглядом и скалясь, демонстрируя бело-зелёную капу. Я поиграл с ним в гляделки, усмехаясь краешком губ, что, кажется, ещё больше вывело Али из себя.

– Ты покойник, – рыкнул он, прежде чем разойтись по углам.

– Красный угол готов? Синий угол готов? – поочерёдно спросил рефери, после чего указал на центр ринга. – Бокс!

Ну, понеслась… Чуть ли не в прыжке преодолеваю дистанцию между мною и Али, выбрасываю джеб левой с одновременным уклоном и шагом вправо. Соперник блещет реакцией, блокируя мой удар своей перчаткой, и в ответ выбрасывает свою. Но там, куда устремляется его перчатка, меня уже нет. Порхать, как бабочка… Будем бить врага его же оружием, посмотрим, как соперник поведёт себя в ринге.

Али, как и ожидалось, сразу же пытается захватить центр ринга, тесня меня к углам и канатам. Скорость моих ног позволяет мне кружить вокруг соперника, не давая ему как следует выцелить мою голову. В корпус он пока не бьёт, а вот я не пренебрегаю ударами в живот, печень, селезёнку… Пока незаметно, чтобы я сбил Мухаммеду дыхание, но, если дело дойдёт до пятого, шестого… десятого раунда, то регулярные попадания в корпус должны сказаться. Пока мы с оба по-настоящему не выкладываемся, не кидаемся сломя голову в атаку. За весь первый раунд лишь однажды сошлись в клинче, потолкались и рефери нас развёл.

Удары у Али быстрые и тяжёлые, даже через перчатки потряхивает. Такое чувство, что снова дерусь в финале Олимпиады – Стивенсон демонстрировал примерно аткой же бой, и габаритами напоминал моего сегодняшнего соперника. Интересно было бы посмотреть на тих поединок…

Бац! Удар, хоть и по касательной, задел моё ухо, отчего перед глазами на мгновение вспыхнуло разноцветными искрами. Блин, сколько раз себе говорил, что не фиг во время боя думать о посторонних вещах. Наверное, это моё старческое сознание так и норовит скатиться в болото общения с самим собой.

Это я уже додумывал, на инстинкте разорвав дистанцию, так что следующий удар Али пришёлся в пустоту. Тот же, видимо, почувствовав, что на какой-то миг у меня в голове помутилось, решил продолжить атаку. Перчатки летели в мою голову один за другим. Понятно, я не собирался подставлять черепушку под мощные удары, и пока ноги меня спасали.

И вообще, какого хрена?! Организаторы вряд ли будут рады, если бой закончится в первом раунде… Ну или во втором. В третьем – ещё куда ни шло. Но Левински с компанией – в частности телекомпанией – в идеале хотелось бы увидеть все 15 раундов.

Но звук гонга разводит нас по углам. Есть время на небольшую передышку и осмысление произошедшего в первом раунде. Радоняк обмахивает меня влажным полотенцем, хотя я даже и вспотеть толком не успел, Бутов вазелином мажет что-то на скуле, наверное, нашёл кровоподтёк. В горячке боя даже не заметил, как пропустил удар.

– Работай ногами, не давай ему попадать, – говорит очевидное Радоняк. – У него тоже ноги неплохие, но на сколько его хватит в таком темпе… А в тебе я уверен, 15 раундов подвигаться можешь, помню твои спарринги. Только не спеши ввязывать в размен ударами. Али ещё свеж, и тебе может здорово прилететь.

– Угу, – киваю я.

Мейер приглашает продолжить бой. Бутов суёт мне в зубы прополощенную водой из бутылочки капу. Радоняк, напутствуя, легонько хлопает по плечу, желая удачи.

Не знаю, что там Данди насоветовал своему подопечному, но не успел я поднять руки в стойке, как на меня обрушился град ударов. И тяжёл-то как бьёт, такое ощущение, что под бинтами на кистях рук у соперника по свинчатке.

Большинство ударов, конечно, пришлись по защите, плечам, но кое-что и до головы добралось. Целил Али исключительно в мой думающий орган, по-прежнему игнорируя корпус. С большим трудом удалось разорвать дистанцию, чтобы получить несколько секунд на то, чтобы прийти в себя. Начало раунда явно за моим соперником, который скалится, демонстрируя капу, и испепеляет меня взглядом выпученных глаз.

После его следующей атаки вяжу оппонента в клинче. Но здоров чертяка, здоров… Всё-таки с моими габаритами даже потолкаться в клинче против такого кабана – серьёзное испытание. Хотя что сетовать на судьбу, если на протяжении всей моей карьеры соперники в своём большинстве выше и тяжелее меня, и я, в сущности, давно к ним приноровился. Надо просто не давать загонять себя в клинч, где масса оппонента работает против меня, так как он не столько бьёт, сколько толкает. Но сейчас, оказавшись в углу, Да и случайное (а порой и неслучайно) столкновение головами может привести к рассечению и преждевременной остановке боя. Хорошо, если оно случится у соперника…

Рефери разводит нас, и едва следует команда: «Бокс», как я уже включаюсь я. Сближаюсь на удобную для себя дистанцию, втыкаю левый кулак в печень, чего Али совсем не ожидал, высоко подняв руки, и потому перчатка беспрепятственно достигает цели. Мгновением спустя челюсть соперника сокрушает апперкот правой… Однако «борода» у Али крепкая, даже, сволочь, не покачнулся.

Осмысливать данный факт времени не было, не глядя кинув ещё двоечку в голову соперника, быстро ретируюсь. Со стороны любуюсь произведённым эффектом. Нет, этого бычару только кувалдой можно свалить. Правда, улыбка с блестящего от пота лица уже сползла, уступив место хмурой сосредоточенности. Что, не нравится?! А ты думал, получится лёгкая прогулка? Даже не надейся, дружище!

Соперник наверняка уверен, что больше на подобную авантюру я не решусь, но я его разочарую. Выкидываю джеб левой с дистанции, как бы обозначая удар, и резко, с уклоном уходя от встречного правой, шагаю вперёд. Теперь уже зеркальная атака относительно той, что я удивил совсем недавно соперника. Справа по селезёнке, левой в «бороду», только не апперкот, а полукрюк, что, впрочем, по эффекту вполне сравнимо. И тут же ещё левой добавляю в «солнышко», благо что вся широкая грудь Али передо мной как на ладони. Только после этого делаю зашаг за спину сопернику, и справа бью в ухо.

– Стоп!

Что такое? Оказывается, рефери зафиксировал удар не в ухо, и по затылку, предупреждает меня, что ещё раз такое повторится – и он вынесет мне предупреждение. Какой там затылок?! Чисто же в ухо попал! Будь Мухаммед белым, то оно у него бы сейчас было красным.

Ну ладно, замяли… Только продолжили бой, как прозвучал гонг, который за шумом трибун я едва расслышал. Что там кричат зрители? Ясно, поддерживают соперника. Хотя один серпасто-молоткастый флаг к своему удивлению я на трибуне слева от себя увидел. Консульские? Возможно.

– Молодец, вот так и отвечай ему, не стесняйся, – подбадривает Радоняк.

Третий раунд. Али не кидается вперёд, но равномерно кидает джебы, на этот раз периодически выцеливая и мой корпус. Не иначе Данди посоветовал.

Я держу дистанцию, приблизиться самому пока не получается, соперник начеку. Изредка удаётся наносить лёгкие удары. Пока качели… Публика требует более активных действий, периодически слышу свист с трибун. В мой адрес, наверное, тоже, но думаю, больше достаётся Али. Он фаворит, от него ждут победы в одну калитку.

Словно поддавшись желанию зрителей, мой визави вдруг активизируется. Хотя почему вдруг? Логично же, что боксёр, активнее проведший концовку раунда, больше импонирует судьям, как говорится, последнее слово более веское. Но меня голыми руками хрен возьмёшь… да и перчатками тоже. У меня свои есть, не хуже. Бью встречный, второй, но Али попросту толкает меня на канаты, как будто пытается выкинуть с ринга. Я упираюсь ногами, наклоняюсь вперёд всем телом, вижу перед собой прорезанный морщинами лоб соперника с крупными каплями пота, опасно приблизившийся к моему носу, чувствую его тяжёлое дыхание… и снова слышу голос рефери, останавливающего бой.

На этот раз он показывает мне – опасное движение головой.

– Да это не я, а он голову наклонил! – не выдерживаю я.

В ответ Мейер хватает мою руку и сигнализирует боковым судьям – предупреждение русскому за опасное движение головой. А это минус балл. Вот же сука!

– Судья, ты чего творишь?! – на ломаном английском кричит из нашего угла Радоняк.

Рефери, не обращая на него внимания, даёт команду к продолжению боя. Я, злой на рефери и на Али заодно, стиснув капу зубами так, что едва не прокусил резину, пошёл на соперника, выбрасывая град ударов. Не ожидавший такого Мухаммед пятится, подняв руки, в момент моей атаки и застаёт нас гонг. Ну вроде бы концовка моя… Хотя шут их знает, этих боковых, как они считают. Не исключено, что своему подсуживают, и сейчас в их карточках по итогам трёх раундов ведёт Али.

А потому надо действовать более активно, силы-то ещё есть, и какие. Соперник тоже не выглядит сильно уставшим, особенно после отдыха в своём углу, но я куда более свеж. И это мой главный козырь, который я должен сегодня реализовать по полной.

Выполняя свой план, четвёртый раунд я начинаю с затяжной атаки, сближаясь на удобную для себя дистанцию. Али пытается меня оттолкнуть, но не слишком успешно, теперь уже сам оказывается прижат к канатам. Работаю по корпусу и голове поочерёдно, и в запарке не слышу голос рефери, вновь остановившего бой.

Что на этот раз? Удар ниже пояса? Да ладно, где ты его разглядел?! Впрочем, благоразумно молчу, позволяя себе лишь саркастическую ухмылку. А то опять вынесет, сволочь, предупреждение, с этого клоуна станется.

Окончательно стало ясно, что Николас Мейер явно не на моей стороне, когда уже в свою очередь Али заехал мне реально ниже пояса. «Ракушка» спасла от серьёзных последствий, но всё равно неприятно. О чём я и сообщил рефери, который и не думал останавливать бой, несмотря на мою гримасу, которую я скорчил, разорвав дистанцию с соперником.

Ах ты ж, эта брылястая скотина! Вот что с ним делать? А ничего! Ничего я с ним не сделаю. Разве что в каком-нибудь интервью после боя могу по его персоне проехаться, но тогда это уже ничего не изменит. Остаётся, стиснув зубы, держаться и надеяться, что у рефери всё-таки есть совесть, пусть хотя бы в небольшом количестве.

– Если проиграешь – мы будем поливать протест, – словно читая мои мылся, в следующем перерыве говорит Радоняк.

Пятый раунд я держался на дистанции, предпочитая больше двигаться, нежели атаковать. Меньше риск нарваться на очередное замечание или тем паче предупреждение. Заодно и соперника измотаю, пусть побегает в попытках загнать меня в угол. Что и произошло – к концу раунда Али дышал тяжеловато и выглядел злым и даже немного обиженным. А я обошёлся без замечаний, рефери попросту не к чему было придраться.

Шестой раунд прошёл в том же ключе, только соперник вымотался ещё больше. Ему-то, конечное, не привыкать работать 15-раундовые поединки, но много ли он из них довёл до конца? Сколько из них закончились нокаутом в первых раундах, в середине боя? Со стороны, наверное, кажется, что это я должен устать больше, постоянно перемещаясь по рингу, тогда как Али просто идёт на меня, лишь изредка ускоряясь, но я был в себе уверен, в том, что моей выносливости хватит и на 15, а если понадобится, и на 20 раундов, хоть этого в правилах и не было. Вот измотаю соперника – и в последних раундах начну активно его обрабатывать.

Всё-таки достаю иногда Али с дистанции, но чаще резко её сокращая. Скорость – мой главный козырь. А чтобы сохранить такой темп на протяжении всего боя – нужна нечеловеческая выносливость. Ну или почти нечеловеческая. Смогу ли? Пока не знаю, раунду к 10–11 станет ясно.

Не знаю, что там в записках у боковых, но по моим ощущениям я точно сопернику не уступаю. А если и уступаю, то всего ничего. Но судьи-то местные! И чтобы точно выиграть – нужно прыгнуть выше головы, побеждать за явным преимуществом. Но что-то я не уверен, что у меня получится уложить соперника на канвас, слишком уж крепким выглядит Али, невзирая на все пропущенные к седьмому раунду боя удары.

В этом, седьмом раунде я всё же замечания не избежал. Мейер высказал мне, что за пассивность будет наказывать предупреждением. Это где он, гнида, пассивность усмотрел?! Я что же, должен постоянно идти в атаку и зависать в ближнем бою, чтобы избежать замечания? Но снова молчу, только развожу руки в стороны и покачиваем головы из стороны в сторону демонстрирую своё несогласие. Не хватало ещё один балл потерять.

Концовку раунда приходится проводить в атаках, дабы не схлопотать предупреждение. Правда, Али тоже на меня пёр, нашла, что называется, коса на камень. Публике, конечно, такая махаловка пришлась по душе, на трибунах творилось что-то невообразимое. Но в перерыве Бутову пришлось прикладывать пакет со льдом к моему левому глазу, под которым набухала гематома.

Радоняк в ярости бормочет, что рефери явно работает на Али, что они заранее договорились обеспечить победу моему сопернику, проклятые капиталисты… Что ж, я этого совсем не исключал, собственно, я и сам пришёл к такому выводу. Хотя, вполне могло быть, что против меня только рефери настроен, а боковые всё считают правильно. Но балл-то в любом случае с меня снимается за каждое полученное от Мейера предупреждение.

Какое-то чувство безысходности начало мною овладевать при понимании складывавшейся с судейством ситуации. Это всё равно что биться головой о кирпичную стену. Либо ты её пробьёшь – либо разобьёшь себе голову. И второе куда вероятнее.

Нет! Не буду я сопли распускать! Будь что будет, но я должен показать всё, на что способен, должен выложиться на все 100. Иначе как я потом жене в глаза посмотрю, друзьям, товарищам, тренеру… Да тому же Брежневу, если доведётся с ним ещё когда-нибудь встретиться. Конечно, он скажет, мол, ты молодец, но проклятые янки тебя засудили… Это утешение для слабых. А потому, стиснув зубы, бить, бить и ещё раз бить. Посмотрим, кто первый сдохнет в этой рубке.

Но не успел я добраться до центра ринга после возобновления боя, как Мухаммед сам ринулся в атаку. Сделал он это на скачке, так что я уже никак не успевал метнуться в сторону или отшагнуть назад. Укутанный в кожу и пенный наполнитель правый кулак Али смачно вошёл в подставленную мною перчатку, которая чуть менее смачно самортизировала мне же в левую скулу. Да ё-моё, у меня и так там фингал наливается! И это уже в начале раунда.

Минуту спустя я понял, что мой левый глаз конкретно так заплыл, и я им вижу уже не так хорошо, как до того злополучного удара. Значит, не стоит соперника подпускать к себе с левой стороны, где я периферическим зрением могу упустить какое-то его движение, которое для меня может стать роковым.

– У него левый глаз заплыл, уходи чаще вправо, – услышал я голом Данди.

Блин, тоже заметил… думаю. И сам Али сообразил бы, что делать, увидев мою гематому. Но теперь он действительно начла смещаться право, и мне поневоле приходилось поворачиваться к нему таким образом, чтобы чётко видеть соперника. А дабы прибрать инициативу к своим рукам, я начал действовать первым номером, тем самым, похоже, несколько сбив соперника с толку. Провёл длинную атаку, во время которой пару раз точно хорошо его достал и, когда Али наверняка подумал, что я возьму небольшой тайм-аут, пошёл на повторный штурм. И он был куда как более затяжным и мощным. Мухаммед совсем растерялся, когда я начал методично засаживать один за другим удары в печень, живот и голову. Я бил с «этажа» на «этаж», окончательно запутав соперника, в итоге тот попросту повис на мне в клинче.

На этот раз рефери просто нас развёл, не сделав мне замечания, что я опасно иду вперёд головой, что я бью ниже пояса, что я член КПСС… К чему там ещё можно придраться? Было бы желание, а докопаться можно и до фонарного столба.

Не дав сопернику прийти в себя, я снова ломанулся вперёд. Ещё одна затяжная атака. Бью, не поднимая головы, вперившись взглядом в шоколадного цвета, без единого волоска (бреет, что ли) грудную клетку Али. Я и так знаю, где находится челюсть соперника.

И тут чувствую в левом ухе дикую боль. С полукриком-полустоном пытаюсь отлепиться от Али, но ни хрена не получается, такое ощущение, что тот вцепился в моё ухо зубами…

Наконец мне удаётся освободиться, и я с ужасом вижу, как соперник выплёвывает изо рта кусочек чего-то красного, который шмякается ему под ноги на канвас. Перекошенный рот Али в крови, а по моей левой щеке течёт что-то тёплое.

– Стоп! Стоп! – надрывается рефери, почему-то оттаскивая от соперника меня, а не его от меня.

Мать вашу! Так и есть – этот мудак откусил у меня часть уха! Это же точно, как во время боя Тайсона с Холифилдом в 1997-м. Да что ж это такое. Как же я теперь без уха-то?!

На ринге уже вовсю суетится народ. Вижу расширенные глаза Бутова, что-то говорившего Радоняка, Левински, размахивающего руками перед носом Данди… Али с отсутствующим выражением на лице сидит на корточках, привалившись спиной к угловой подушке.

– Много откусил? – спрашиваю я у Бутова.

Тот пытается остановить кровь смоченной в перекиси водорода ваткой, и я невольно морщусь и шиплю от вновь вспыхнувшей в ухе боли.

– Кажется, только кусочек хряща, – отвечает тот и его возмущению нет предела. – Как так можно?! Это ж натуральное людоедство!

– Мы засудим его, – слышу голос Козлова. – Это международный скандал! Он ещё ответит!

– А что с победителем? – спрашиваю я.

Радоняк смотрит на рефери, о чём-то совещающемся с боковыми судьями, я пытаюсь понять, о чём идёт разговор, хотя рана мешает сосредоточиться. Мейер кивает, идёт к ринг-анонсеру, тут его перехватывает Данди, о чём-то спрашивает. Мейер хмуро отвечает, Данди поворачивается к Али и в свою очередь что-то ему говорит. Лицо моего недавнего соперника мрачнеет, глаза в буквальном смысле наливаются кровью¸ он вскакивает и, тыча в меня перчаткой, орёт, брызжа слюной:

– Ублюдок! Я твою мать имел!

Рефери пытается его успокоить, но Али неожиданно боковым в ухо отправляет того за пределы ринга. Кажется, Мейер свалился на стол одного из боковых судей. Причём стол выдержал. А дальше обезумевший Али ринулся на меня, я делаю шаг в сторону и бросаю навстречу правый прямой.

Что-то хрустнуло или мне послышалось? Как бы там ни было, Мухаммед кулем валится на канвас и не подаёт признаков жизни. Теперь уже к нему мчится врач, а моё ухо вновь даёт о себе знать. Перед глазами мельтешат знакомые и незнакомые лица, а затем слышу голос Левински:

– Мистер Покровский, вы отправили Али в чистый нокаут, сломав ему челюсть. Поздравляю!

– Спасибо… Он живой?

– Да, уже пришёл в себя… частично. Ему придётся ехать в больницу, делать рентген. И вам тоже нужно в больницу съездить. Рану надо обработать в нормальных условиях, может быть, наложить швы.

– Да, поехали, – соглашаюсь я.

И тут как чёртик из табакерки появляется Лайза с микрофоном в руке, а позади неё маячит оператор с камерой на плече.

– Мистер Покроффски, это было невероятно! Такого боя и тем более такой неожиданной развязки мне ещё видеть не приходилось. Скажите же нашим телезрителям, что вы думаете по поводу своей победы?

– Что я думаю? – снова морщусь от боли, прижимая выданный Бутовым тампон к уху. – Думаю, что техника у моего соперника отличная, и он ещё не раз докажет, что является лучшим боксёром в своей весовой категории. Среди профессионалов точно, – улыбаюсь я с намёком. – Ну а рефери делал всё, чтобы я проиграл, находил нарушения с моей стороны там, где их и в помине не было. И кстати, мой подарок мистеру Али точно пригодится, какое-то время «утка» и судно постоят под его больничной койкой.

Тэйли улыбается:

– Трудно не согласиться, вы точно угадали с подарком. Мои поздравления с победой!

Под вопли зрителей я спускаюсь с ринга и иду в раздевалку. Не в таком же виде ехать в больницу… Но где же радость от победы? Как-то всё будто сквозь туман воспринимается. Однако, чёрт возьми, так или иначе, а победа за мной. А ухо… Жаль, но откусанный кусочек вряд ли удастся пришить. Что ж, это не самое страшное, что может случиться в жизни. Волосы подлиннее по нынешней моде – и никто ничего не заметит.