Глава 34

По иронии судьбы нас с Али отвезли в одну и ту же больницу – госпиталь святого Джозефа. Ну или Иосифа, как оно звучит по-русски. Меня приняли без очереди – медстраховка входила в контракт. Что там сопернику моему делали, я не знаю, а мне действительно наложили на откушенный край уха несколько швов, залепив всё это марлевым тампоном и пластырем. Причём хирург оказался новоиспечённым поклонником группы «Альфа», заявив, что успел купить диск нашей группы, правда, он у него дома. Но я подарил ему свою майку с каплями засохшей крови – готовый раритет.

Отпустили меня с наказом не мыть голову и вообще не мочить это место. А помыться очень хотелось, причём полностью. Постоять, покайфовать под струями воды, смывающими с тебя усталость, кровь и пот. Ну хоть лицо умыл в раздевалке, перед тем, как одеться и ехать в больницу.

Из госпиталя нас с Козловым, Радоняком и Бутовым вёз Сэм. Ещё в больнице, улучив момент, он шепнул, что утром заедет в букмекерскую контору и заберёт выигрыш, который, по его словам, должен составить что-то порядка 9 тысячи долларов. Конечно, Сэм мог и кинуть меня, доказывай потом, но я почему-то этому парню доверял. Не производил он впечатления кидалы, за семьдесят с лишним лет прошлой жизни я успел немного изучить людей.

По возращении в отель первым делом набрал Свердловск.

– Женька! У нас трансляцию прервали, только потом сообщили, что ты победил! – у слышал я в трубке восторженный голос Полины.

Про ухо я ничего говорить не стал, может, к возвращению домой всё будет выглядеть не столь устрашающе. Поговорили минут пять, я решил на этот раз не затягивать, сообщил главную информацию, что жив и относительно здоров, и пусть не удивляется моей покрытой фингалами физиономии, когда я переступлю порог нашей хаты.

Ну вот, перед женой отчитался, теперь можно и на боковую. Но сначала – банные процедуры! Набрал в ванну тёплой воды и уселся, откинув голову назад на специальную резиновую подушечку.

Пока лежал в ванне, успел даже слегка задремать – после схлынувшего адреналина организм нуждался в нормальном отдыхе. Да и время уже было по-местному второй час ночи, как ни крути, а я успел как-то незаметно к этому часовому поясу акклиматизироваться. Если бы ещё ухо не дёргало… Я даже какой-то сон начал смотреть, из которого меня выдернул деликатный стук в дверь.

– Евгений! Срочно к телефону, Леонид Ильич на проводе!

Вот оно как! Не иначе поздравлять будет. Кое-как обтерев себя полотенцем, рванул к телефону – негоже Генерального секретаря ЦК КПСС заставлять ждать.

Я в своих предположениях не ошибся. Голос генсека звучал чрезвычайно довольно. А первым делом поинтересовался, что там за история с ухом случилась. Оказалось, что, когда случилась вся эта заваруха после боя, наши трансляцию прервали якобы из-за этических соображений, и только где-то полчаса спустя в специальном выпуске новостей комментатор объявил результат боя. Правда, сам Брежнев узнал его раньше.

– И вот так прямо взял и откусил? – переспросил генеральный секретарь.

– Да, Леонид Ильич, взял и откусил, – подтвердил я.

– А много откусил?

– Да не очень, хрящ по верхнему краю. Волосы чуть подлиннее отпустить – и не будет заметно.

– Но ведь всё равно, как так можно было?! Людоед, натуральный людоед… Мы это так просто не оставим!

Что имел под этим ввиду Брежнев, он не пояснил. Может, в суд какой подадут с требованием выплаты компенсации за физический ущерб… Правда, достанутся ли эти деньги мне – ещё вопрос. С нашего руководства станется.

– Так, ладно, у меня тут ужин сейчас с премьер-министром Ботсваны. Надеюсь, он-то не людоед, а то приезжал к нам один, ещё и в Артек его возили…[56] Ещё раз поздравляю с победой, ты настоящий герой! Будь моя воля – я бы тебе в твоём родном Свердловске памятник при жизни поставил!

Я не стал уточнять, что мой родной город Асбест, всё равно не поставят, думаю, это Брежнев так ляпнул, для красного словца. Мы попрощались, я вкратце пересказал Козлову суть беседы, хотя, думаю, он и так всё понял, находясь в нескольких шагах от меня в кресле и внаглую подслушивая наш разговор с Брежневым.

– Ну, теперь можно и на боковую, – зевнул Борис Яковлевич.

Я с ним был полностью солидарен. Спустил воду в ванной, снова вытерся полотенцем, на этот раз более обстоятельно, и направился в постель. Последней мыслью перед тем, как провалиться в сон без сновидений, была мысль, как бы случайно не повернуться на левый бок. Но всё же повернулся, и проснулся от боли в ухе. Открыл глаза – сквозь задвинутые шторы пробивался серый рассвет. Привстал, дотянулся до лежащих на столике часов… Почти половина шестого. Повернулся на правый бок и продрых до 9 часов. А куда торопиться? Вылет вечером, всё равно целый день делать нечего. Правда, Сэм обещал меня снова в госпиталь отвезти, на перевязку. Доктор посмотрит, всё ли нормально, нет ли нагноения.

Браун приехал в десять, как договаривались. Я успел и умыться, и позавтракать. Отражающаяся в зеркале физиономия, покрытая желтеющими и лиловеющими пятнами, кому-то могла внушить лёгкий ужас, но я был готов к такому зрелищу. Тем более не впервой. Работа у меня такая – другим морды бить и самому иногда получать. Особенно если соперник достойный, каковым я считал Мухаммеда Али.

У входа в отель тусовалась небольшая толпа репортёров и моих новоиспечённых поклонников. Защёлкали затворы фотоаппаратов, со всех сторон посыпались вопросы от акул пера. А на заднем фоне люди кричали: «Покроффски! Покроффски!»… Кто-то ещё и упакованным в конверт диском «Альфы» размахивал. Пришлось какое-то время уделить прессе и тем, кто захотел взять у меня автограф. Теперь моя побитая рожа будет украшать газетные страницы… Ну ничего, это боевые раны, почётные.

Ехали без Козлова. На первом же перекрёстке, едва встали под красным сигналом светофора, Сэм протянул мне чек из букмекерской конторы и вывалили три пачки перетянутых резинками разномастных купюр.

– Вот ваш выигрыш, мистер Покроффски. Девять тысяч семьсот тридцать долларов. Неплохой выигрыш на поставленную тысячу! А вот чек, где указана полученная мною сумма.

Я даже не стал брать деньги в руки:

– Сэм, спасибо, но мне сейчас они ни к чему, как я их через границу повезу? Давай заедем в банк, положим их на мой счёт.

Мы так и продолжали общаться: он ко мне обращался более уважительно, я же держал себя проще, чуть ли не запанибрата. «Вы» и «Ты» в английском звучат одинаково, как «you», но, когда человек добавляет в предложение «мистер», то понятно, что выказывает уважение. Я, в принципе, тоже уважал Сэма, но предпочитал обращаться просто по имени. Во всяком случае, сам Сэм был вроде бы не против.

Так что Сэм сунул их обратно в свой «дипломат» в шифрованным замочком, и мы повернули в сторону уже знакомого мне здания «Citibank». Идентификация моей рожи с той, что была наклеена в паспорте, прошла со скрипом. Тем не менее, двадцать минут спустя все формальности были улажены, и мы наконец покинули банк.

В больнице, как и ночью, меня приняли без очереди, только врач был уже другой. Снял пластырь, тампон, удовлетворённо кивнул, заявив, что никаких проблем не видит, обработал рану и наложил повязку со стерильной салфеткой.

– Теперь уже у себя в России сме́ните повязку, там же вам и швы снимут.

По пути в отель я попросил Сэма где-нибудь тормознуть, чтобы купить головной убор, прикрыть уши, в первую очередь это касалось травмированного уха. Сэм свернул к какому-то магазину, больше похожему на барахолку, и там я приглядел себе чёрную, трикотажную шапочку за два доллара и 50 центов. Браун сказал, что такие обычно носят местные бомжи, но меня это совершенно не смутило. Бездомные Нью-Йорка зачастую одеваются получше обычного советского гражданина, как бы ни печально это звучало.

До вечера меня никто не беспокоил. Разве что был звонок из консульства, общался Козлов. Передал мне, что наши юристы готовят иск к команде Али с требованием компенсировать нанесённый мне физический ущерб. Интересно, если иск будет удовлетворён, деньги мне отдадут или они уйдут в партийную казну?

В холле отеля купил свежий номер «Нью-Йорк Таймс» – привлёк внимание снимок на первой полосе, где Али кусает меня за ухо. Видно было не совсем чётко, что он там делает, но те, кто в теме, сразу догадаются. Тем более что и заголовок гласил: «Мухаммед Али откусил ухо русскому чемпиону!». На первой полосе было начало материал, бо́льшая его часть перетекла на третью полосу, здесь же прилепили ещё несколько фотографий с боя. Обозреватель газеты писал, что Али себя этим поступком серьёзно дискредитировал, и не факт, что профессиональные боксёрские ассоциации захотят иметь с ним в будущем дело. Хм, это что же, выходит, я поставил крест на будущем великого боксёра? Вернее, не я, а он сам своим необдуманным действием. С одной стороны, поделом мерзавцу, а с другой… С другой – немного жаль человека, талантливого боксёра. возможно, лучшего бойца на ринге в истории. Попался на его беду я ему на пути… Эх, ладно, может, ещё и обойдётся.

Заскочил Векслер, поздравил с победой и поведал, что весь тираж пластинки «Альфа» разлетелся, «Атлантика» хочет печатать дополнительный, и мне нужно поставить свою подпись под документом. Что же касается авторских отчислений, то деньги в ближайшее время будут переведены на мой счёт во «Внешторгбанке». Впрочем, это я и так знал, но порадовала сумма – более 20 тысяч долларов. И это только мои 10 процентов… Вернее, наши с моими музыкантами, которые получат 50 % от общей суммы на четверых, а 50 % останутся мне. Мы так договаривались ещё в самом начале, надеюсь, ребята будет и этим довольны. Не говоря уже о том, что их теперь знает весь мир. Можно будет и с гастролями дело обстряпать, на первых порах хотя бы в Венгрию какую-нибудь махнуть, или Болгарию, а там уж, глядишь, и в капстраны выпустят.

Я представил наш концерт на «Уэмбли», и у меня на мгновение перехватило дух. Даже головой потряс, настолько ярким было видение, во многом ассоциировавшееся с виденным на записях выступлением «квинов» в 85-м на том же стадионе. «Queen» ещё не существует, а мы уже исполняем их песни… Бессовестный я всё-таки человек!

По телевизору на всех каналах в новостных выпусках обсуждали скандальный бой между Али и русским боксёром. Как я понял, большинство СМИ были на моей стороне, осуждая неблаговидный поступок моего соперника.

Затем, когда мы уже паковали вещи, нагрянул собкор «Правды» в Нью-Йорке Борис Стрельников. Это был солидный, одетый с иголочки тип с небольшой залысиной и курчавой шевелюрой, который, как оказалось, всё же был на пресс-конференции перед боем, но тихо сидел где-то в уголке. Сейчас же он почти полчаса задавал наводящие вопросы, сводившиеся к тому, как мерзок загнивающий Запад, и что порядочному человеку тут делать нечего. Глядя на его холёную внешность и костюм, который стоит, наверное, как две месячных зарплаты советского инженера, я подумал, что уж ты-то не спешишь покинуть «град на холме». Но свои мысли оставил при себе, а отвечать старался всё больше обтекаемо. Когда он ушёл, я облегчённо выдохнул и вытер выступившую на лбу испарину.

В аэропорт нас с Козловым отвёз Левински на всё том же лимузине, Сэм вёз Радоняка и Бутова. Попрощались душевно, особенно с Брауном-младшим. Левински держался по своей привычке несколько высокомерно, но не скрывал, что бой удался, рейтинг телеканала подскочил на несколько пунктов, а сам он искренне рад, что мне удалось разделаться «с этим черномазым выскочкой». Борис Яковлевич, услышав это, только покряхтел, я же кисло улыбнулся. С одной стороны, приятно, что победил, с другой – всё-таки пока негры ведут себя не столь нагло, как в моём будущем. Это всё ещё угнетаемый класс, а поведение моего соперника – это в большей степени игра на публику. Так-то он наверняка неплохой парень, судя по тому, что я о нём читал в прошлой жизни. Али парень неплохой, тока ссытся и глухой, почему-то вспомнилась глупая присказка в актуальном варианте.

Обратный перелёт так же обошёлся без происшествий. Так же была пересадка в аэропорту Франкфурта, где в зоне «Duty free» были потрачены остатки валюты – никто не хотел почему-то менять её на чеки «Берёзки».

Днём 26 декабря наш лайнер произвёл посадку в аэропорту «Шереметьево». Задекларировать оставшуюся валюту не получилось, так как вся наша делегация потратила её вплоть её до последнего цента в магазине беспошлинной торговли во Франкфурте. Решили, что так меньше мороки, чем потом обменивать доллары на чеки «Берёзки».

В здании аэровокзала нас встречали съёмочная группа программы «Время» и журналисты центральных изданий. Пришлось, натянув шапочку на уши, дать короткое интервью. Затем на пути к машине нас перехватили двое мужчин в одинакового фасона пальто (только разного оттенка), одинаковых ботинках, шляпах и даже одинаковых перчатках. Лишь шарфы были разного цвета. Да и возрастом один оказался постарше. Он представился Виктором Ивановичем и сказал, что для меня билет на самолёт в Свердловск куплен на утро послезавтра, а сегодня вечером меня ждёт на своей подмосковной даче Генеральный секретарь ЦК КПСС Леонид Ильич Брежнев.

О как! Решил, не иначе, лично поздравить! Пока же мне было предложено заселиться в гостиницу «Метрополь», где за мной уже был забронирован номер на две ночи. Причём возить меня на «Волге» новой модели сегодня будут эти двое.

С Козловым, Бутовым и Радоняком, нагруженными покупками, я сердечно попрощался. Свои же подарки сложил в багажник чёрной «Волги» 24-й модели. За руль сель тот, что был помоложе, второй уселся рядом с ним на переднем пассажирском, я же вольготно раскинулся на заднем сиденье отечественного лимузина.

– Сейчас положите вещи, и мы отвезём вас в редакцию газеты «Советский спорт», – сказал Виктор Иванович. – Главный редактор через ЦК попросил разрешения взять у вас интервью.

Глядя на празднично украшенную Москву, вспомнилось, что на носу Новый год. Получается, подарки из Штатов заодно будут и новогодними. Удачно организаторы подгадали с боем.

Номер, где мне предстояло переночевать, оказался не самым плохим. Конечно, не «Сент-Реждис», но вполне достойно. Бросил вещи, и погнали мы на Большой Спасоглинищевский переулок, к дому № 8, где располагалась редакция издания.

Интервью у меня брал лично главный редактор Николай Киселёв. Он сам представился, а я, услышав его фамилию, невольно переменился в лице. В голове словно щёлкнул какой-то тумблер. 1976 год, ИЛ-18… Да, кажется, весной, где-то под Воронежем из-за отказа приборов пассажирского самолёта произойдёт авиакатастрофа, в которой погибнут 111 человек, включая сына и дочь Киселёва.

– Что с вами? – нахмурился Николай Семёнович.

– Да-а… Это я просто вспомнил, как Али мне ухо откусил, – тут же придумал я отмазку.

А сам подумал, что надо будет обязательно проинформировать о будущей авиакатастрофе Судоплатова.

Мы общались почти час. Киселёв, который, с его слов, больше всего любил конькобежный спорт, в боксе тоже разбирался неплохо, я с удовольствием пересказал ему все перипетии американского турне, и не только касающиеся непосредственно бокса. О чём-то, естественно, умолчав, в первую очередь о своих финансовых делишках.

– Блестяще! – Киселёв с довольной миной потёр ладони. – Это будет целая полоса. А вы ведь там фотографировались, в Америке?

– Да, две катушки с собой привёз, но ещё нужно проявить плёнку…

– Послушайте, Женя, у нас имеется прекрасная фотолаборатория, давайте я попрошу нашего фотокора проявить плёнку, с которой мы, с вашего разрешения, отберём несколько кадров качестве иллюстраций к материалу.

Я покосился на сидевшего в кресле Виктора Ивановича. Тот посмотрел на часы.

– В принципе пара часов в запасе у нас есть. Но отобранные кадры хотелось бы посмотреть.

– Без вопросов.

Хм, боится, похоже, мой провожатый, что в газете сдуру поставят фотографии, которые не следует выносить на всеобщее обозрение. Ну так понятно, у него работа такая. Хотя я и не вспомню, что бы там такого могло быть непотребного. Разве что фото из магазина, я там не удержался, сделал пару снимков местного изобилия.

Катушки с уже проявленными плёнками мне вернули через час с небольшим. Виктор Иванович поглядел на выбранные кадры и претензий не выказал. И оттуда же отправились к Брежневу. Со слов Виктора Ивановича, ехать на дачу придётся около часа, из чего я сделал вывод, что едем в Заречье-6.

Так оно и оказалось. Почти час спустя мы подъехали к шлагбауму, где у нас проверили документы, затем миновали ещё один кордон, только после этого «Волга» въехала на территорию непосредственно дачи, представлявшей собой двухэтажное здание в окружении елей с выложенными плиткой парковыми дорожками.

Встречать нас вышел немолодой, представительный человек в строгом костюме. Возможно, начальник охраны генсека Александр Яковлевич Рябенко, о котором я когда-то читал, не помню уже где. Прямо у машины он меня обыскал, по ходу дела заглянув в сумку с подарком, и затем предложил проходить за ним в дом. Тут-то мне навстречу и вышли сам генсек и его супруга Виктория Петровна, мило мне улыбавшаяся.

Брежнев повернулся к ней и кивнул в мою сторону:

– Вот, Виктория, знакомься, наш герой Евгений Покровский! Сильного негра побил, хоть тот Женьке половину уха откусил.

После чего подошёл ко мне, сжал пальцами плечи (а есть ещё сила в немолодых руках-то), притянул меня к себе и… В общем, без поцелуев снова не обошлось. Я усилием воли сдержался, состроив соответствующую случаю приветливую мину.

– Здравствуйте! Приятно познакомиться! Вы и в самом деле герой, вся страна переживала за вас, и вы нас не подвели.

Я аккуратно пожал руку Виктории Петровны.

– Я чувствовал эту поддержку, она мне и помогла победить.

– А Павлов мне тут заливал, что не по зубам тебе этот негр, – вновь взял слово Брежнев. – Оказалось, по зубам, правда, зубы-то он в ход пустил.

Леонид Ильич рассмеялся собственному каламбуру, потом кивнул на моё залепленное пластырем ухо:

– Сильно болит?

– Да сейчас уже и не чувствую.

– Ну даст бог, всё обойдётся. Шрамы – они украшают мужчину. А синяки… Синяки сойдут. У меня их по молодости тоже было немало.

– У меня, кстати, подарок для вас, Леонид Ильич.

– Подарок? Хм, из Америки? Ну что ж, показывай.

Я вытащил из сумки пепельницу в виде статуи Свободы с набором «Zippo». Брежнев тут же принялся их разглядывать с восторженным видом, словно ребёнок новую игрушку. Я по ходу дела рассказывал, где и при каких обстоятельствах были приобретены подарки.

– Сильно потратился?

– Не очень, удалось добиться хорошей скидки.

И я добавил про историю с генералом Ли, на что Брежнев от души расхохотался, а его супруга ограничилась добродушной улыбкой.

– Саша, – обратился он к стоявшему чуть в стороне начальнику охраны, – будь добр, отнеси всё это ко мне в кабинет. А мы с нашим гостем идём ужинать. Разговорами сыт не будешь, а человек с дороги голодный, молодому организму питаться надо. Витя специально к твоему приезду, Женя, борщ сварила. Вкуснотища – пальчики оближешь, такой только она умеет делать.

Витя? Однако… Интересно он свою жену называет[57]. А вот борщ на ужин… В принципе, я не против, и в самом деле сильно проголодался, последний раз перекусывал в кабинете у Киселёва чаем с печеньками. Разве это еда для такого бугая, как я?!

На первое действительно был борщ в глиняных горшочках с пампушками и зелёным луком. Не иначе тепличка где-то тут имелась, хотя моя мама, помнится, выращивала лук прямо на кухонном подоконнике в баночках из-под майонеза. Я добавил сметаны из общей, глубокой миски – и погрузился в настоящую кулинарную нирвану.

Уносила пустые тарелки и приносила полные официантка лет сорока с военной выправкой. Не удивлюсь, если у неё под белой спецовкой капитанские или майорские погоны, а в подмышечной кобуре – начищенный до блеска ПМ.

Перед тем, как приступить к пиршеству, Брежнев самолично разлил по рюмкам «Зубровку». Других спиртных напитков не наблюдалось, а из запить имелись охлаждённые морс в стеклянном кувшине и несколько бутылок эстонского лимонада «Колокольчик»[58].

На второе был курник с рисом, курицей, грибами и яйцами. Я заметил, что Брежнев ест немного, видимо, следит за весом, хотя для своего возраста генсек выглядел не таким уж и оплывшим. Виктория Петровна ела вообще мало. Брежнев, заметив, как я поглядываю на его небольшие порции, вздохнул:

– Ты, Женя, на меня не гляди, мне врачи есть много запрещают, да и жена моя, – он кивнул на чуть улыбнувшуюся Викторию Петровну, – следит, чтобы я лишнего себе не позволял. Если бы не гости – сейчас ел бы нежирный творог. Смотреть на него уже не могу!

Почему-то вспомнилось, что именно при «дорогом Леониде Ильиче» были узаконены в номенклатурной среде особые пищевые «пайки», совершенно не мотивированные в мирное и экономически благополучное время, и предназначенные вовсе не обездоленным, а, наоборот, наиболее обеспеченным категориям государственных служащих.

Вспомнилось анекдот, которой гулял в народе в так называемую эпоху застоя… Брежнев решил продемонстрировать своей матери, простой малограмотной старухе 80 лет, чего он достиг. Он показал ей свою коллекцию автомобилей, драгоценностей, свои первую, вторую и третью дачи, свозил в свои охотничьи домики и устроил царское пиршество в её честь. Когда же демонстрация богатств и власти была закончена, мать спросила: «Лёня! А ты не боишься, что придут большевики?»

Ладно, что было – то было! Вернее, ещё и будет. А может и не будет… Кто знает, на что готова пойти команда Судоплатова, дабы изменить ход истории…

– А как у тебя вообще мнение, Евгений, об Америке? – снова услышал я голос генсека.

Хе, вопрос-то, скорее всего, с подвохом, потому надо держать ухо востро.

– Что сказать… Обёртка яркая, а внутри гнильца. Так-то, конечно, на полках изобилие, но купить это всё может себе позволить далеко не каждый. Разве на наших улицах можно встретить бездомных и, тем паче, наркоманов, валяющихся прямо на улице, живущих под мостами и спящих у тепловых коллекторов? А там это в порядке вещей. Преступность в Штатах зашкаливает, опять же, зачастую на фоне наркомании. Плюс многие ветераны вьетнамской войны не могут найти себя в мирной жизни, спиваются и попадают в криминальные сводки. Я уж не говорю о заоблачной стоимости жилья, жилищно-коммунальных услуг, медицины, за обучение в колледжах и университетах приходится платить… Процветает расизм, людям с тёмным цветом кожи даже нельзя нужду справить в том же туалете, куда можно зайти белым.

– Но всё же товаров народного потребления там не в пример больше…

– С этим не поспоришь. И машина есть практически в каждой семье среднего класса, хотя многие берут авто в кредит.

– А это объяснимо, – сказал Брежнев. – Экономика США на Второй мировой хорошо поднялась. За время войны американская территория практически не пострадала, там не было таких катастрофических разрушений, как в СССР, где десятки крупных городов были буквально стерты с лица земли. Экономическая мощь США росла через предоставление займов, иностранные инвестиции и военные долги. Загрузка промышленности была на максимуме. Достаточно сказать, что с 1938 по 1945 годы производство в США выросло на 40 %, ВВП за военные годы выросло на 70 %. И в гонку вооружений, скажу тебе по секрету, они нас специально втянули, надеясь истощить тем самым нашу экономику. Миллиарды рублей уходят на ракеты, такни, корабли и самолёты, тогда как это могли бы быть автомобили для советских граждан, одежда и разнообразие продовольственных товаров на магазинных полках. Загнали они нас в эту гонку…

Он помолчал, тяжело вздыхая. Потом встрепенулся:

– А ты вот мне скажи, как представитель молодого поколения, какие сейчас настроения в вашей среде? Доносят мне, будто некоторые за модные брюки… как их…

– Джинсы? – подсказал я.

– Вот-вот, за эти самые джинсы чуть ли не Родину готовы продать. Неужто всё так плохо?

– Некоторые не только за джинсы, а и за жвачку продадут, – нахмурился я. – Но таких пока, к счастью, не так много.

– Но всё же есть, – не унимался Брежнев.

Я пожал плечами:

– В семье не без урода. Но, я думаю, те, у кого всё есть, продадут Родину быстрее, чем те, кто живёт скромно. Я имею в виду мажоров.

Брежнев отложив в сторону вилку.

– Ну-ка, ну-ка, что это ещё за мажоры?

– Так сейчас на молодёжном сленге называют детей, чьи родители занимают высокий государственный пост. Это сотрудники партийных структур или министерств, силовых ведомств, торговли, а также руководители предприятий. То есть по умолчанию имеющие хороший капитал и возможность доставать дефицит по блату. И по номинальной, заметьте, стоимости, а не втридорога у спекулянтов. Впрочем, это же можно отнести к известным представителям творческой интеллигенции. Раскрученные композиторы и издающиеся миллионными тиражами поэты и писатели, хорошо чувствующие конъюнктуру…

– Так это, получается, и к тебе относится?

– В некоторой степени да, но я надеюсь, что сумею воспитать своих детей в духе любви к Родине. Так вот, о сословиях… В Конституции, если не ошибаюсь, прописаны три класса социалистического строя: рабочие, крестьяне и трудовая интеллигенция. Вот только со временем появился и четвёртый класс – номенклатура. Конечно, не все руководители пользуются благами, которые предоставляются им по праву нахождения в этом классе, но большинство не мучаются угрызениями совести, а берут своё с лихвой. Держатся за эти блага зубами и когтями, а на тех, кто ими не пользуется, смотрят, как на белых ворон. За любой, извиняюсь, косяк, за который при Сталине номенклатурщик оказался бы на лесоповале, сейчас его просто переводят на другое место работы. Как же, он свой, в обойме! В качестве примера такого морального разложения могу привести случай, когда я сам едва не стал виноватым.

– Ну-ка, что за случай? – хмуро поинтересовался генсек.

И я рассказал ему про Язовского и его папашу. Брежнев слушал и всё больше мрачнел.

– Так вот, возвращаясь к мажорам, – сказал я, закончив с воспоминаниями. – Они составляют своего рода «закрытый клуб». Общаются лишь с себе подобными, и попасть в их компанию человеку со стороны практически нереально. Но даже если простой молодой токарь с завода и может скопить на дефицитные джинсы и кроссовки, и даже как-то достать их, то позволить себе безудержно тратить в ресторанах кровно заработанные… Ну разве что раз в полгода сводить девушку.

Да и попасть в этот самый ресторан непросто. Мажоры предпочитают собираться в заведениях для иностранных туристов при гостиницах и отелях. Или на номенклатурных папиных дачах, вход куда только для своих. Да и места учебы у золотой молодежи особенные: МГИМО, МГУ… Попасть в такой ВУЗ, не имея блата, почти нереально. А учиться – точнее, просто получать хорошие отметки и зачеты – мажоры предпочитают за магарыч, также состоящий из дефицита, ну и папино покровительство. Трудно даже себе представить, что после окончания ВУЗа такой «выпускник» попадет по распределению в какое-нибудь захолустье. Мажоров ждёт теплое местечко в столице или как минимум крупном областном центре, поближе к номенклатурным родителям. А это открывает еще более широкие возможности. Например, служебные командировки за границу, и далеко не всегда в соцстраны.

До кучи я вкратце рассказал собеседнику и про Язовского, и про взятку, которую мне предлагала жена прокурора, Брежнев, слушая меня, хмурился всё больше. Когда я закончил, он немного даже растерянно пробормотал:

– Вот оно как…

Опустил подбородок на сложенные в замок пальцы, хмуро глядя куда-то мимо меня, и выглядел он в этот момент сильно постаревшим. Вспомнилась, что в 52-м он пережил свой первый инфаркт миокарда, пять лет спустя – микроинфаркт, в 59-м сердечный приступ после оскорбления со стороны секретаря ЦК КПССС Алексея Кириченко. До перевода в Москву пахал на износ, засиживаясь в рабочем кабинете иногда до 5 утра. Всё это не могло не отразиться на здоровье будущего генсека. Да и в Москве на работу приходил первым, а покидал свой кабинет обычно не раньше 10–11 часов вечера. Да и до трёх утра случалось засиживаться…

Летом 68-го прямо во время заседания с Брежневым случился гипертонический криз. В конце 74-го во время поездки в Монголию в поезде случилось нарушение мозгового кровообращения. Врачам едва удалось поставить пациента на ноги, но с того времени начнётся резкое ухудшение состояния здоровья Генерального секретаря ЦК КПСС. А у него самого проявится угасание интереса к государственным делам. Начнёт подыскивать себе замену, но товарищи по партии этому резко воспротивятся. Послушный и предсказуемый Брежнев во главе страны их вполне устраивал.

Тягостное молчание неожиданно нарушила Виктория Петровна.

– Леонид, а ведь он всё верно говорит. Так оно и есть. Тебя просто ограждают от подобного рода слухов, а я-то вращаюсь немного в других кругах, и до меня пусть обрывки этих самых слухов, но долетают. Без блата сейчас ничего практически не достанешь и не добьёшься, а у сыночков и дочурок больших начальников по жизни никаких проблем, всё родители за них делают. И одеваются лучше всех, и машины им дарят, не успеют в институт поступить… Эх, вырастили поколение! Ну да моё дело маленькое, я сказала то, что думаю.

Брежнев, похоже, тоже был удивлён такой эскападой своей супруги. Видно, привык видеть её всё больше молчащей, особенно на людях. Откинувшись на обитую плюшем спинку стула, он побарабанил пальцами по скатерти, причём как-то вяло и невпопад – наверное, моторика уже подводила – после чего, откашлявшись, повторил:

– Вот оно как… Завтра же потребую сделать мне полный и правдивый отчёт о состоянии дел, и потом дам тебе, Женя, с ним ознакомиться. Увидишь, что где-то смягчают или привирают – так и скажешь. Согласен?

– Да без вопросов, Леонид Ильич! – со скрытым облегчением выдохнул я, понимая, что опасный участок вроде как пройден.

– И мы тут ещё с товарищами посоветовались, и решили, что нужно двигать вперёд молодёжь. Ту молодёжь, у которой свежие идеи и не закоснелый, однако идеологически выверенный взгляд на происходящее в стране. Представителем которой ты являешься.

Опа-на, это он на что сейчас намекает, к чему подводит?

– Как ты смотришь на то, чтобы возглавить при Свердловском обкоме партии отдел по работе с молодёжью?

Ничего себе предложение… Вот уж сумел генсек удивить!

– Спасибо за доверие, Леонид Ильич…

– Чего замялся? – нахмурился Брежнев.

– Так ведь я же действующий спортсмен, у меня то сборы, то соревнования…

– На этот случай тебе дадут помощников. Твоё дело – осуществлять общее руководство. Но при возможности вникать. Ну так как, берёшься?

Да уж, поставил меня Ильич перед фактом. И ведь от таких предложений не отказываются, одним местом чую, что могу потерять дружбу первого лица государства. И потом уже в случае чего мне это может аукнуться.

– Хорошо, берусь. Постараюсь наладить воспитание уральской молодёжи в нужном русле.

– Вот и молодец! – улыбнулся Брежнев. – Давай мы за это дело…

– Лёня, – укоризненно посмотрела Виктория Петровна на потянувшегося к бутылке мужа.

– Да по маленькой, Витя, – поиграл бровями генсек.

Она вздохнула, а Брежнев, восприняв это как согласие, взял бутылку, налив мне и себе, причём мне полную рюмку, а себе всего-то на палец от донышка. Пришлось пить, впрочем, настойка была приятной на кус, да и закусить чем было. Потом были десерт, после чего, поглядев на часы, Брежнев сказал, что время-то уже почти девять, тем самым сделав недвусмысленный намёк, что пора бы и честь знать. Выходит, ни о чём таком серьёзном больше говорить не будем.

И я решился спросить.

– Леонид Ильич, просто из интереса… А много СССР заработал на моём бое и на продаже с пластинок?

В принципе, я догадывался, сколько примерно, но специально завёл разговор на эту тему. Брежнев отреагировал ожидаемо.

– Точных цифр и сам пока не знаю. Но ты, Женя, не переживай, все договорённости в силе. Всё, что обещали – тебе на счёт переведут.

– В этом я и не сомневаюсь… А я тоже соблюдаю обещания, потрачу деньги на развитие бокса в своём регионе.

– Вот и молодец, – расплылся в улыбке Брежнев, тут же став похожим на доброго киношного дядюшку.

Уже когда мы покинули столовую, он придержал меня за рукав:

– Женя, ещё раз спасибо за подарок, но и у меня для тебя кое-что есть. Правда, не здесь. Твой подарок сейчас стоит в гараже Свердловского обкома партии, и называется он «Волга» ГАЗ-24. Причём чёрного цвета.

Он поглядел на меня с таким видом, мол, здорово же, а? И я не стал корчить недовольную мину, потому что подарок и впрямь был первоклассный.

– Вот спасибо, Леонид Ильич! Это подарок так подарок, не ожидал, честно говоря.

– Ну, после твоей победы над этим… над Али, и заработанного тобой для нашей страны капитала это лишь скромная оценка твоего труда. В общем, зайдёшь в ваш обкомовский гараж, найдёшь завгара или кого там, кто главный, твоя машина тебя ждёт. В ГАИ, мне сказали, документы на машину уже оформлены. Так что катайся на здоровье!

Засим, собственно, и расстались, чрезвычайно довольные друг другом. То есть я-то точно был доволен, судя по лицам Брежнева и его супруги, они испытывали похожие чувства.

– Вас хоть покормили? – спросил я Виктора Ивановича, когда мы миновали первый блок-пост.

– Да, насчёт этого не переживайте, – не поворачивая головы, ответил чекист.

Усталость после перелётов и переездов, выпитое и съеденное за ужином – всё это, казалось бы, способствовало здоровому, крепкому сну. Как и ровная, без единого ухаба дорога с госдачи до Москвы. Но новости, которыми огорошил меня генсек – обкомовская должность и подаренная «Волга» – будоражили моё воображение. А ведь, получается, теперь я из Свердловска в Москву долго ещё не дёрнусь. Если только меня вдруг не надумают перевести в столицу на более высокий пост, но до этого нужно будет ещё в Свердловске преодолеть несколько карьерных ступеней.

Очнулся, услышав голос Виктора Ивановича:

– Евгений Платонович, приехали. Надеюсь, вам не нужно напоминать, что о том, где вы сегодня были, никому рассказывать не стоит? Тогда вот ваш билет на завтрашний рейс, не потеряйте, и спокойной ночи – мы с вами уже больше не увидимся. Не проспите.

Поднявшись номер, на кровати обнаружил сложенный вчетверо лист бумаги. Хм, что это ещё может быть? Развернув, увидел пару написанных шариковой ручкой строчек:

«Завтра в 12.00 жду вас на станции метро „Измайловская“, у первого вагона из центра. П. А. С.»

Что это за П. А. С., я сообразил сразу – Павел Анатольевич Судоплатов. Тоже мне, любитель конспирации. Хотя почему любитель? Профессионал! Другой вопрос, что ему от меня нужно… Может, поспрошать о чём-то хочет? Заодно тогда и про авиакатастрофу под Воронежем скажу.

Приняв душ, еле доплёлся до кровати, упал на свежую простыню и уснул мертвецким сном. Даже мысли о новом назначении и подаренном лимузине не смогли противиться навалившейся усталости. Когда проснулся – за окном уже рассвело. Семь двадцать две на часах. Прошлёпал в туалет, отлил. В комнате раздвинул занавески пошире, поглядев на тихо падавшие крупные хлопья снега, подумал, что на носу Новый год. И настроение такое… Умиротворённое, что ли. Хорошо хоть голова не болит, видно, хорошей настойкой вчера меня Брежнев поил.

Снова отправился в постель и проспал уже до девяти с хвостиком. Ресторан открывался в 12 часов, а закрывался в 2 ночи, но с 7 утра работал буфет, где можно было позавтракать. Что я и сделал, ограничившись после вчерашних возлияний творожной запеканкой и чаем с булочкой. Заодно купил в фойе свежий номер «Советского спорта». Киселёв хоть и предупреждал, что материал, скорее всего, пойдёт на 28 декабря, то есть на завтра, но я в глубине души надеялся, может, успеют и в этот номер заверстать. Нет, зря надеялся, видно, и впрямь завтра ждать нужно печатный рассказ про меня любимого. В любом случае я читал каждый номер, так как был подписан на издание, находя для себя всегда что-то интересное.

Сначала заглянул на улицу Огарёва, где находился переговорный пункт. Поболтали с Полиной буквально пять минут, сказал, что завтра утром прилетаю, если будет возможность – жду и её, и Вадика с Настей в аэропорту. Про новую должность и подарок решил пока не говорить. Затем двинул уже в сторону станции «Площадь революции».

Спустившись в метро, сел на поезд и около 20 минут спустя вышел на станции «Измайловская», отметив про себя пустоту вагонов. Хотя оно понятно, день-то рабочий, это в моём будущем в Москве и в будни в вагонах битком, одних эмигрантов считать устанешь. Может, в этом варианте истории что-то и изменится…

Без десяти двенадцать, нормально так, с небольшим запасом явился. Судоплатова ещё не было видно. А вот милиционера, идущего в мою сторону, я сразу приметил. И ведь пялится конкретно на меня.

– Сержант Кузнецов, – представился он, лениво вскинув пальцы ладони к шапке из голубоватого меха с кокардой во лбу. – Можно ваши документы?

Понятно, моя физиономия его напрягла… Паспорт всегда был при мне, и вскоре он оказался в руках у сержанта.

– Покровский? – поднял он на меня удивлённый взгляд. – Постойте, вы тот самый Покровский?

Что за тот самый, можно было не уточнять, и я кивнул со снисходительно улыбкой:

– Тот самый, товарищ сержант. И на моём лице следы ударов Мухаммеда Али.

– Ничего себе! Кому скажешь, что встретил самого Покровского – не поверят… А я ведь тот бой так и не посмотрел, на дежурстве был.

Он горестно вздохнул.

– Всё равно самое интересное осталось за кадром, когда прервали трансляцию, – снова улыбнулся я, уже более доброжелательно. – Вы извините, у меня встреча назначена…

– Да, да, конечно, – он торопливо вернул мне паспорт и вновь козырнул. – Что ж, удачи вам на ринге, Евгений Платонович!

Я проводил взглядом удалявшуюся спину милиционера, и тут рядом кто-то деликатно кашлянул. Я обернулся и увидел Судоплатова, уголки губ его были слегка приподняты, что могло означать добродушное настроение.

Ну жук! И как ведь незаметно подкрался!

– Здравствуйте, Евгений! – негромко произнёс он.

– День добрый, Павел Анатольевич! – так же негромко ответил я, пожимая протянутую руку, с которой Судоплатов стянул по такому случаю перчатку.

Судоплатов был в аналогичным моему пальто и меховой шапке, в левой руке он держал портфель из тёмно-коричневой кожи.

– Поздравляю с победой! Вижу по вашему лицу, что вам крепко досталось…

– Сопернику не меньше, – грустно усмехнулся я.

– Главное, что победили… Давайте не будем здесь мозолить людям глаза, предлагаю прогуляться по Измайловскому парку. Надеюсь, вы не слишком торопитесь?

– Не слишком, самолёт завтра утром, до вечера заняться всё равно нечем.

Мы вышли на свежий, чуть морозный воздух, и вскоре шли по аллее Измайловского парка. Относительно пустынного в это время, если не считать куда-то бредущих на лыжах школьников вслед за учителем физкультуры. Присели на лавочку, с которой прямо перед нами дворничиха смела метлой снежок. Заметив, как Судоплатов закуривает папиросу, извлечённую из подаренного Сталиным портсигара, я спохватился:

– У меня для вас, кстати, небольшой презент из Америки.

– Да? Ну-ка…

Я достал из купленного ещё в Нью-Йорке пакета набор «Zippo» и коробку с виски в комплексе с бокалами.

– Ого, ну спасибо, удружили…

– Берите с пакетом, не в карман же такую тяжесть класть.

– И снова спасибо! Тут сам пакет как произведение искусства., - улыбнулся он и без перехода сказал. – Я так понимаю, вас можно поздравить с новой должностью при Свердловском обкоме партии?

– Да, можете поздравить, – ничуть не удивившись осведомлённости собеседника, улыбнулся я. – От вас ничего не скроешь.

– Так я ведь и посоветовал Леониду Ильичу вариант с вашим назначением… Как вам, к слову, показался Брежнев? Я имею ввиду его физическую форму и… хм… умственные способности.

Та-ак, с чего бы это Судоплатов интересовался состоянием генсека? Уж не подумывают ли он и его команда… Женя, тихо, даже не пытайся влезть в мозги собеседника, как говорится: «Меньше знаешь – крепче спишь». И потому говори правду. Её всегда легко говорить, ну, за редким исключением.

– Пока вроде бы ещё держится, хотя чувствуется, что годы и болячки берут своё. Пару лет, насколько я знаю, он будет ещё более-менее адекватен и работоспособен, а затем… Ну я это, кажется, уже писал в своих отчётах.

Судоплатов вздохнул, глядя куда-то в сторону.

– Спасибо за откровенность, Евгений! – он повернулся ко мне. – А что касается вашей должности… Боязно?

– Есть немного. Не знаю, как меня примут в обкоме, человек-то я новый, неопытный, да и по возрасту как-то… Могут ведь и недоброжелатели найтись.

– Могут, – согласился Павел Анатольевич. – Вы для них тёмная лошадка, придётся на первых порах соблюдать осторожность. Пока вас будут считать человеком Брежнева, то «топить» поостерегутся, но материалы на вас всё равно будут собирать. Особенно если залезете на территорию других сотрудников обкома, там все сферы поделены и к подобным вещам относятся очень ревностно. В общем, тот ещё серпентарий, и так в любом обкоме, не только в Свердловском. Так что понемногу начинайте собирать свою команду. А пока…

Он раскрыл портфель и протянул мне тонкую папку.

– Здесь кое-какой материал на товарищей из Свердловского обкома. Скажем так, характеристики. Может, пригодится, когда будете обустраиваться на новом месте. И мой совет – сами понемногу собирайте компромат на окружение. Особенно на тех, кто может вставлять палки в колёса. А поначалу в случае чего вам будет к кому обратиться. Хомякова ведь знаете? Он по-прежнему остаётся вашим куратором, только с несколько расширенными полномочиями. А в первую голову над вами возьмёт шефство сам Рябов.

– Яков Петрович?

– Угу, он. С ним уже связывались перед тем, как сделать вам это предложение, и он обещал в случае вашего согласия оказать всемерное содействие.

Ха, ещё бы он не пообещал, если за всем этим стоит сам Брежнев. Нет, вполне вероятно, что с Рябовым и не Брежнев общался, но по-любому как минимум товарищ из ЦК, который мог намекнуть, от кого всё это идёт. И попробуй тут встань в позу.

– Между прочим, должность новая, создана специально под вас, – продолжил между тем Судоплатов. – Так что начинать придётся с нуля. Вот телефон приёмной Рябова, – он протянул мне вырванный из записной книжки листок, – позвоните и скажете, что вы тот самый Покровский, секретарь в курсе должна быть, скажет, когда приходить на встречу с Яковом Петровичем. Но, наверное, нужно выждать какое-то время, с таким лицом идти…

– Больничный возьму на недельку.

– Вот-вот, лучше выждать… И ещё один совет. Прежде чем что-то предлагать – лучше сто раз обдумайте, под каким соусом это подать. Если коллеги увидят, что с этих начинаний у них тоже могут появиться дивиденды, то поддержат и помогут. А если увидят угрозу своей «поляне», то могут бойкотировать. А то и чего похуже придумать.

– Учту, – кивнул я.

– Да, всё хотел спросить, как вам Штаты?

– Тот же вопрос мне задавал Леонид Ильич, – невольно хмыкнул я. – Я ему сказал, что под яркой обёрткой скрывается гнильца. Но, если говорить более обстоятельно, то нам есть к чему стремиться. Нужно поднимать свою экономику. И хватит уже разбазаривать золотовалютные резервы на помощь «братским» компартиям. Валюта и золото самим нужны. В первую очередь – это моё мнение – на развитие лёгкой промышленности и электроники. В общем-то, в своих записях я более подробно всё это расписывал, думаю, нет смысла лишний раз повторяться.

Судоплатов на этот раз не торопился с ответом, явно обдумывая мною сказанное. Он смотрел на школьников, увлечённо шагающих на лыжах, словно бы это сейчас было самым важным в его жизни.

– Хорошо, примем к сведению, – наконец произнёс Павел Анатольевич и хитро покосился ан меня здоровым глазом. – Евгений, а зачем вам счёт в американском банке?

Надеюсь, я не переменился в лице, впрочем, за синяками это было бы трудно разглядеть. Но холодок по спине пробежал, и мне немалых усилий стоило ответить недрогнувшим голосом:

– А что мне с этими деньгами в Союзе делать? Пусть лежат, может, в следующий раз, как за границу выберусь, пригодятся. На сувениры, так сказать.

– Хм, хорошие сувениры можно будет прикупить на такие деньги, – усмехнулся Судоплатов. – Но в целом логично.

Он поёжился.

– Кажется, начинает холодать. Или только кажется… Женя, у вас ко мне есть какие-нибудь вопросы? Нет? Тогда вы уходите первым, а я пока посижу для видимости. Ещё раз спасибо за подарок!

– Погодите!

Про Киселёва, вернее, про авиакатастрофу, в которой погибнут дети главного редактора газеты «Советский спорт», я вспомнил последний момент, и тут же выложил всё Судоплатову. Тот записал информацию в блокнот, после чего мы окончательно распрощались.

В этот вечер я спать лёг рано, всё-таки рейс у меня ни свет, ни заря, но успел заказать такси. Утром поразглядывал свою физиономию в зеркале. Ну, может и лучше, но ненамного.

Таксист, увидев мою физиономию, с перепугу чуть не отказался от заказа. Пришлось признаваться, что я тот самый Евгений Покровский и есть. Мужик сначала не хотел верить, затем, как следует приглядевшись, покачал головой:

– Вот это он тебя отмудохал.

– Так ему ещё больше досталось. Ну что, едем?

– Едем, – вздохнул таксист. – Сейчас багажник открою, а то куда в салон с такими сумками…

По пути он меня буквально достал расспросами про Америку и сам бой с Али. Я отвечал вяло, в итоге он понял, что пассажир не горит желанием общаться, и обиженно замолчал. А я смотрел в окно на крупные хлопья падающего снега. Размышляя, разрешат ли вылет в такую погоду, и слушал методичное щёлканье счётчика, отсчитывающего рубли и копейки. В итоге «нащёлкало» три рубля двадцать семь копеек. Я сунул водиле пятёрку.

В «Домодедово» подошёл к только что открывшемуся киоску «Союзпечати». Сегодняшний номер «Светского спорта» ещё не поступил, зато увидел свежий номер журнала «Приключения и фантастика». Подумав, всё же купил. Так-то я на него подписан, но опять же, чем занять себя в полёте?

Внутри издания обнаружил первую часть повести Крапивина «Звёздный час Серёжи Каховского» из серии «Мальчик со шпагой». Класс! Плюс рассказ Кира Булычева «Монументы Марса». Ольга Ларионова – ещё одна знакомая, пусть и не столь известная фамилия. Она отметилась тоже рассказом под названием «Двойная фамилия». Произведения ещё нескольких молодых авторов… Скучать точно не придётся. К тому же я выспался, лёг-то рано, так что будет чем себя занять на время полёта.

Народ, правда, косится… Оно и понятно, рожа у меня такая, что я бы на месте каждого милиционера документы на проверку спрашивал. Может, тип в розыске находится? Ну да, одет прилично, да ещё и самолётами летает, но физиономия так разукрашена, что мама не горюй! Ох, быстрее бы вся эта палитра сошла, а то ведь на улицу из дома лишний раз не выйдешь.

А тут ещё и сессию задним числом сдавать, ведь совершенно не готовился, рассчитывая на полученные ещё в прошлой жизни знания. Да и куда я с такой физиономией? Так и придётся взять больничный, недельку ещё дома поваляться. А потом можно и в институт, и в обком партии, на приём к Рябову.

Аэропорт «Кольцово» встретил ясной погодой и 30-градусным морозом. Полинка сразу же кинулась ко мне с объятиями, нежно провела пальцами по залепленному уху, которое я прятал под всё той же чёрной шапочкой.

– Бедненький мой, как же это так, – запричитала она.

– Да-а, отделали тебя, – добавил подошедший Вадим, а Настя только ахала и охала.

Я усмехнулся:

– Ерунда, синяка сойдут, а ухо волосами прикрою. Или шапкой в зиму можно. Буду норковую носить, как начальник.

Блин, едва не проговорился про новую должность. Не следует раньше времени верещать об этом.

Среди встречающих были также Репьёв, сердечно меня поздравивший с победой, и представители местных СМИ, включая съёмочную группу свердловского телевидения. Когда они ко мне кинулись, я замахал руками:

– Да у меня лицо-то какое, страшно по телевизору показывать!

– Ничего, зато сразу видно, что человек бился за честь Родины, – возразил телевизионщик. – И шапочку можно снять, пусть ваше откушенное ухо вся область увидит.

– Нет уж, давайте я в шапочке останусь.

– Жаль, – вздохнул телевизионщик, – так картинка получилась бы более сочной.

В общем, пришлось несколько минут говорить на камеру, а газетчики тут же записывали в блокноты. Вернее, один в блокнот, а второй, постарше, был вооружён компактным магнитофоном с маленьким микрофоном на держателе. О моём новом назначении никто не спрашивал, значит, люди не в курсе. Своим скажу позже. Полине дома, а Вадиму… Вадиму – когда уже точно обустроюсь на новом месте. А то вдруг что-то пойдёт не так.

Про подаренную 'Волгу, пожалуй, можно будет сказать, но уже дома, лишние уши тут ни к чему.

Отделавшись от прессы, с Полиной, Настей и Вадимом отправились ловить такси. Надо Польке тоже, что ли, на права выучиться… Всё-таки у меня теперь «Волга», а она могла бы на «Москвиче» разъезжать. Правда, «Волга» в гараж уже не влезет, надо второй покупать.

Я, как самый большой, уселся в такси на переднее пассажирское. Вадик, Настя и Полина втиснулись на заднее. Хорошо ещё, что салон у «Волги» просторный. Чемодан и сумка отправились в багажное отделение.

В почтовом ящике у калитки обнаружил… свежий номер «Советского спорта». Тираж, конечно же, не летел вместе со мной, его отпечатали в типографии «Уральского рабочего», это обычная практика, когда полосы передают по телетайпу или как там у них всё это делается… И на первой же полосе я с Али на ринге. Фото ТАСС… Надо же, я их представителей там и не заметил. Ну а здесь же под фото начало интервью и окончание на 3-й полосе. Ладно, потом полистаем.

Дом, милый дом… Надо же, Полина уже успела без меня в доме ёлку поставить и нарядить. Правда, как выяснилось, новогоднюю красавицу с ёлочного базара ей тащил Вадим, а наряжали они вдвоём с Настей.

– Слушайте, а давайте снова у нас Новый год встретим, – предложил я друзьям. – Пусть это станет доброй и хорошей традицией. Если, конечно, моя жена не против.

Полина была не против, наоборот, обеими руками ЗА. Вадим с Настей также не имели ничего против такого времяпрепровождения в новогоднюю ночь, к тому же в их распоряжении снова была вторая спальня. Если, конечно, останутся силы ещё и на интимные дела.

Затем настал черёд раздачи подарков. Джинсы Полине пришлись впору – не подвёл меня глазомер, хе-хе… А уж как сумке от «Louis Vuitton» она обрадовалась! Впрочем, для Насти с Вадиком у меня тоже были заготовлены презенты, в том числе всё те же пиндосовские джинсы… Эх, когда же у нас-то научатся их шить?! Ведь доходное будет предприятие, при себестоимости в двадцать рублей можно будет по 50 продавать, а не по 200, как у спекулянтов. Понятно, там больше за фирму́ платят, но фирма́ подразумевает и качество пошива. Но налепи ты красивый лейбл, пусть и не такой известный, как «Lee» или «Levi’s» – и штанишки легко пойдут в народ. Тем более у скромно живущих слоёв населения выбора не будет, станут брать то, что имеется.

Показал купленные тёще и маме сумки, подумав, что на днях хорошо бы съездить в Асбест, заодно и отцу подарок отдам в виде курительного набора. Тот по требованию матери курить вроде как стал меньше, но никак от этой привычки не отучится. Пусть хоть делает это красиво, похвалится лишний раз перед товарищами.

Помнил я и том, что в 57 лет отец схлопочет тромб, который окажется для него смертельным. Напрямую им с матерью об этом я сказать не мог, не говорить же, что приснился сон, который может оказаться вещим… Буду, как и раньше, давить на то, чтобы батя почаще проходил диспансеризацию. Мы с мамой вместе давим, и отец, не выдержав этого, вынужден был подчиниться. Сейчас проходит полное обследование ежегодно, тогда как в прошлой моей жизни он делал этот со скрипом раз в пятилетку, и то под давлением начальства.

А тёща… Может, и до неё доберёмся, ну или Полина домой одна съездит. А у меня ещё остались презенты для Ельцина и Хомякова.

Тут я наконец решился при всех рассказать про «Волгу» в обкомовском гараже. Выждав, когда стихнут восторги, услышал вопрос от Вадима, куда я собираюсь девать «Москвич».

– Да вот думаю, пора бы уже Полине выучиться на права.

– Ой нет! – замахала та руками. – Я и машина – понятия несовместимые.

– Да ладно, это тебе так кажется…

– Нет, нет, нет, я обязательно куда-нибудь врежусь.

– Ладно, пусть стоит, будем за город на нём ездить, на природу.

А что, машина неприхотливая, клиренс высокий, не то что у «Волги».

Когда Настя с Вадиком ушли, крайне довольные привезёнными из Штатов подарками, я наконец признался Полине, что мне предложили должность в обкоме, и я согласился возглавить отдел по делам молодёжи.

– Хотя пока весьма смутно представляю, что входит в круг моих обязанностей и какими буду наделён полномочиями. Надеюсь, это разъяснится при разговоре с Рябовым.

Для супруги эта новость стала очередным, надеюсь, приятным потрясением. Столько всего свалилось на меня и неё в эти полгода, что просто диву даёшься. Олимпиада с террористами, потеря ребёнка, встреча с Брежневым, разборки с мажорами в Пятигорске, турне в Штаты и бой с Али… Не успел вернуться – дарят «Волгу» и должность в обкоме партии. Вот жизнь меня крутит! Не сверзиться бы.

Когда Полина, накормив меня домашним борщом и макаронами с лично нажаренными к моему приезду котлетами, умчалась на вечернюю репетицию в филармонию, я набрал домашний номер Ельцина. Трубку взяла его младшая дочь, сказала, что папа ещё не пришёл с работы. Время почти шесть, логично. Небось он ещё и засиживается допоздна в своём кабинете. А может, летает по стройкам области, Николаич – он такой, активный товарищ.

Ладно, позже позвоним. Хомякова набрал в половине седьмого, но его тоже дома не оказалось. Придётся и этому звонить позже.

Взгляд упал на привезённую из Штатов пластинку «Альфы». Из конверта ещё вынуть не успели, так и лежала на тумбочке. Надо будет, как синяки сойдут, встретиться со своими юными музыкантами, рассказать им о – не побоюсь этого слова – грандиозном успехе нашего первого альбома в Штатах… Хотя по-другому с таким подбором песен и быть не могло, невзирая на статус группы-дебютанта.

И надо же, не успел я об этом подумать, как раздался звонок.

– Женя? Приве-е-ет! – раздался на том конце провода восторженный голос Саши Горелого. – Смотрел твой бой… Это было что-то с чем-то! Слушай, а правда, что Али тебе ухо откусил? А как там у них наш альбом приняли?

– Стоп, стоп, стоп! Ишь ты, разогнался, сколько вопросов сразу… С альбомом всё отлично, там реально пластинки нарасхват, и на американских радиостанциях крутят наши песни. И как только моя физиономия из лилово-жёлтой станет нормального цвета – встретимся на базе, обсудим наши дальнейшие планы. Напоминаю, что гонорар за проданный в Штатах альбом мне как руководителю коллектива обещали перечислить в ближайшее время. Каждый из вас получит равную долю от 50 %, как договаривались, а свои 50 % я обещал потратить на благотворительные цели. Вы со своими деньгами можете делать что угодно. Плюс доходы от ротации по радио… Ну да это не телефонный разговор, пока не будем делить шкуру неубитого медведя. Для нас, молодых и задорных, во главе угла должно стоять творчество. Правильно я говорю?

– А то! – согласился Саня. – Но денег тоже много не бывает. Я вот себе басуху клёвую присмотрел, немецкую, отдают с рук за триста рублей, вот только там вроде и без меня есть охотники её купить…

– Триста рублей я тебе одолжу. Можешь сегодня ко мне домой подъехать. Помнишь, где живу? Ну вот заскакивай, я в ближайшие дни, пока в лицо в норму не приведу, из дома только в поликлинику, за больничным и на осмотр с перевязкой.

Саня заскочил буквально сорок минут спустя после того, как я положил телефонную трубку.

– Ух ты, ну и здорово тебе досталось!

– Ему ещё больше, я Али челюсть сломал, только наше телевидение этого уже не показало. Но мне организатор с «Си-Би-Эс» обещал кассету с плёнкой прислать, надеюсь, выполнит своё обещание. На видеомагнитофоне посмотрим.

А ещё, подумал я, можно будет одолжить её свердловскому телевидению, пусть полностью покажут бой по местной программе.

Санька счастливый унёсся с тремястами рублями в кармане, а вскоре вернулась из филармонии Полина, ужинали, и всё не могли наговориться. А потом…

– Женя, я очень хочу детей! – сказала она, глядя мне в глаза.

– Давай попытаемся претворить твоё желание в жизнь, – ответил я, не отводя взгляд.- Готов заняться этим прямо сейчас.

Мы и занялись… В общем, звонил я Ельцину и Хомякову уже в десятом часу вечера. Застал обоих. Ельцин пообещал выкроить минут двадцать из своего графика, со мной спуститься в гараж, посмотреть машину. Хомяков, поздравив с победой, сказал, что пока с временем у него напряг, очень важная и неотложная работа, как-нибудь при случае после Нового года примет от меня американский презент.

С утра, проводив Полину, я сходил в свой гараж, проверил, как заводится «Москвич», поставил аккумулятор на зарядку. Потом покатался по району, удостоверился, что всё в порядке, «ёлочка» по-прежнему предоставляет хорошее сцепление с обледеневшей дорогой, и поставил машину обратно в гараж.

Эдак придётся второй покупать, под 'Волгу, думал я, неторопливо двигаясь пешком в направлении поликлиники. Вот тут пришлось посидеть в очереди, прежде чем попал на приём к терапевту, которая выписала мне больничный на 10 дней, а затем уже по её направлению отправился к перевязочную, где бальзаковского возраста медсестра осмотрела моё ухо.

– Это где ж вас так угораздило? – спросила она. – Кто вам накладывал швы?

– В Америке, – честно сознался я. – Мухаммед Али откусил, а местный эскулап заштопал.

– Постойте, – она посмотрела в мою карточку, потом снова на меня. – Вы что, тот самый Евгений Покровский?

– Выходит, тот самый криво усмехнулся я.

– А что значит откусил?

Пришлось вкратце пересказывать то, что не показывали по нашему телевидению. Медсестра охала, но своё дело делала. Главное, что на мне всё заживало, как на собаке.

Из поликлиники отправился также пешком в обком, благо идти было не более 15 минут. На моё имя, как Ельцин и предупреждал, был заказан пропуск, поднялся на третий этаж, постучал в дверь его кабинета. Минуту спустя уже пил чай с сушками, и рассказывал о своём заокеанском турне, не забыв вручить подарок из Америки. А потом Ельцин позвонил завгару, выслушал ответ и предложил спуститься в гараж, располагавшийся большей частью под зданием обкома.

Завгар Иван Иванович – круглый, подвижный мужчинок с венчиком седоватых волос вокруг блестящей залысины и в синем халате поверх костюма, предложивший звать его, как все, просто Иваныч – встретил нас у входа в гараж. Тут же крутилась какая-то безродная псина, обнюхавшая меня и тут же завилявшая хвостом. Ельцина она уже, похоже, узнавала по запаху.

Моя «Волга» стояла в дальнем углу огромного гаража, как бы особняком. ГАЗ-24 первой серии, насколько я разбирался в машинах. Всё блестит, хотелось верить, что эта «Волжанка» прослужит долго.

– А, какова красотка! – расплылся в улыбке Иваныч. – Между прочим, это ваше место, никто на него покушаться не будет. И обслуживание авто будем проводиться сами, здесь же. Разве что если какая запасная деталь понадобится, а у нас её не окажется…

– Достану, – улыбнулся я, поняв намёк завгара.

Тот вытащил из кармана халата ключи и открыл водительскую дверь.

– Права ведь у вас есть?

– С собой, – кивнул я, и полез во внутренний карман пальто.

– Верю! – отмахнулся он. – Знаю, что у вас «Москвич», и навыки вождения имеете. Сейчас желаете прокатиться? Бак залит под завязку.

– Можно, – кивнул я плечами, мягко при этом отпихивая тёршуюся о мою ногу псину.

– Тогда я сяду рядом с вами, на переднее пассажирское. Так, на всякий случай, буду страховать. Но давайте всё же объясню для начала специфику управления данным автомобилем.

Собственно, я ещё более-менее помнил, что из себя представляет эта «баржа» отечественного автопрома, но всё равно выслушал небольшую лекцию. К её окончанию Ельцин нас покинул, мол, дела, и мы сердечно попрощались. Странно, почему-то к этому человеку я уже испытывал какую-то симпатию. То, что он натворил в моей прошлой жизни, как-то уже стиралось из памяти. Может, в этой всё будет по-другому?

– Ну что садитесь за руль, молодой человек, – предложил Иваныч. – а я на пассажирское рядышком пристроюсь. Только сначала ворота открою.

В общем, покатались. В управлении по сравнению с «Москвичом» машина была тяжеловата. Но это дело практики. А уж к плавности хода никаких нареканий просто не могло возникнуть.

Мы покатались по центру и вернулись в гараж.

– Ну как впечатления? – поинтересовался Иваныч. – По глазам вижу, что понравилась машинка. Ставить тут будете или гараж есть?

– Есть, но там у меня «Москвич». Давайте и правда, пусть тут стоит. У вас какой графи работы гаража? С 8 до 21-го? В этот промежуток, если что, и буду брать машину.

– Ну и отлично! А за документами на неё в ГАИ зайдите, там получите. А то права-то – хорошо, но и документы на машину должны быть. Иначе не посмотрят, что вы там какого-то американца побили, могут быть неприятности.

Неплохой человек всё же этот Иваныч, думал я, попрощавшись с ним и топая не спеша домой. Надо будет ему проставиться, что ли, а то как-то неудобно выглядеть халявщиком. Но главное – подготовка ко встрече с Рябовым. Надо обдумать, что я буду ему говорить, не дело с пустыми руками, без идей приходить на такую важную встречу. «Есть ли у вас план, мистер Фикс? Есть ли у меня план? Да у меня есть целых три плана!»[59]. Неделька примерно есть в запасе, что-нибудь придумаем.

Загрузка...