Спойлер:
Это просто за гранью. За пределами чувств, что я могу уместить внутри…
Артём
Как я там говорил? Не хочу видеть жалость в ее глазах? А что же касается действий?
Твою ж…
Жалость, заботливость или что бы там ни было, если это выражается таким образом… Я готов прикинуться немощным, только бы она не останавливалась. Но, стоит заметить, Мила и не собирается сбавлять темп. Даже учитывая то, как невыносимо медленно тянется подрагивающими пальчиками к моим трусам, она полна решимости довести дело до конца. А меня, по всей видимости, до безумия…
На задворках сознания крайне глухо семафорит заржавевшее благородство. Едва успеваю спросить: "уверена ли?", как мой член протестующе дергается и, разве что не горланит в ответ: "совсем рехнулся?!". Но она его быстро усмиряет решительным кивком. А затем… наклоняется ниже и обхватывает своими губами распухшую головку.
Ч-ч-черт…
До безумия?! Это не безумие… Это… Это разрыв гребаных шаблонов. Помешательство. Маниакальная одержимость. Ее губами, поцелуями, руками… Ею целиком и полностью. Моей Ми… Только моей.
Один ее вид у меня ниже пояса заставляет усомниться в реальности происходящего. Кроет капитально. Но ощущение ее губ на мне…
Вышибает дух из тела. Мощнейший апперкот. Равновесие потеряно безвозвратно. Солнечное сплетение объято огнем, что мгновенно распространяется в обе стороны. Одна волна, искрясь, обжигая внутренности, стремится к грудине, закручивает там исполинскую воронку чувств. Другая… оголтело несется вниз, образуя адский пожар в паху. Бешенный фаер.
С мучительным стоном непроизвольно подаюсь вперед, проникая в ее горячий рот. Блядь… Ощущения… запредельные. Молотит дробью по всей длине. Колошматит тотально. Крышу рвет напрочь, когда она сдавленно стонет, пробивая меня ощутимой вибрацией.
С отчаянным шипением двигаюсь наружу, подвисая на влажных губах, обвивающих меня плотным кольцом. Жадный вдох. Снова толкаюсь на пол длины глубже. Запускаю пальцы ей в волосы и, придерживая затылок рукой, упираюсь в сжатое горло. Каждый оголенный нерв под кожей охватывает буйное пламя. Шумный выдох…
Ми перехватывает ладошкой основание ствола и отстраняет, пытаясь прочистить горло.
— Черт… Прости… — сокрушаясь, выпускаю руку из ее волос.
Ми вдруг оживляется, плотнее стискивая пальчики на члене. У меня разве что искры не летят из глаз. Виду не подаю, только веки дергает от напряжения. Геройски терплю сладкую пытку.
— Не сдерживайся.
Берет мою руку, возвращая ее на свое место и путая в своих волосах. Закусывает нижнюю губу, следом проходится по ней языком и выталкивает его наружу. Скользит им по всей длине, замедляясь на конце. Облизывает головку, посасывает, кружит языком, выписывая крышесносные узоры, а затем погружает ее в рот.
Плавится рассудок, сознание плывет…
Мозг коротит и застилает извращенной похотью. Но я с завидной выдержкой стопорю инстинктивные порывы толкнуться глубже. Не знаю… не знаю, как мне это удается, учитывая то, что Ми не оказывает сопротивления. Напротив — бросает на меня выжидающий взгляд, впивается свободной рукой в мою у нее на затылке, подстегивая перехватить инициативу.
Меня редко одолевает страх. Но сейчас я, действительно, боюсь накосячить, снова перегнуть, доставить ей даже малейший дискомфорт.
Так и не дождавшись от меня видимых действий, Ми сама рвется в атаку. Иначе и не скажешь… Идет на штурм, захватывает меня практически до основания. Отчаянно хочет доставить удовольствие, даже не догадываясь, какой эйфорией меня накрывает и без того, на каких высотах таскает и изрядно плющит.
Снова отрывается, закашливаясь. Смотрит с какой-то безнадегой, в глазах слезы бессилия, поджатые губы дрожат.
— Зай… Расслабься.
Сползаю рукой с головы по ключицам на грудь. Сжимаю ее, перекатывая сосок между пальцев. Крадусь к другой, проделывая те же манипуляции. Затвердевшие вершины ее покрытой мурашками груди заставляют меня захлебываться собственной слюной.
Ее дыхание становится чаще. Грудь широко вздымается на вдохе и с дрожью опускается на выдохе. Взгляд рассеянный, затянут поволокой. На скулах проступает легкий румянец.
Видеть ее такой разгоряченной, жаждущей, томящейся в собственном возбуждении — отдельный вид кайфа. Дурею в моменте. Возвращаюсь к шее, обхватывая ее рукой и мягко поглаживая большим пальцем.
— Расслабь…
Ми на мгновение вспыхивает, а затем так же решительно кивает как и прежде. И на этот раз увереннее и свободнее захватывает меня губами, увеличивая амплитуду движений. С особым удовольствием сосет напряженный член, что фанатично отзывается на ее ласки.
Воздух со свистом рвется наружу, остро нуждаясь в новой порции кислорода. Сердце маслает на полную, разгоняя по венам не то кровь, не то раскаленную магму. Хриплые стоны, что находят выход в попытке ослабить предельный накал всех жизненных функций в организме, оказывают противоположный эффект — мозг капитулирует, органы тлею в огне, нервные окончания, пронизанные током, искрят, по телу несутся разряды.
Я на грани… Четко осознаю, что и пары минут не выдержу.
А Ми только ускоряется… Плотнее загоняет меня в нежные тиски руками, губами, языком, насаживается узким горлом, переходя на убийственный темп. Натужно дышит, приглушенно постанывает и рьяно двигается от головки до паха и обратно.
И меня окончательно затягивает в беспросветную тьму…
В пояснице закручивается в узел горячее напряжение, по телу несутся раскатами судороги. Член пульсирует, расширяясь в размерах и каменея. Практически достигая апогея, пытаюсь отстраниться и рвусь на волю, но Ми…
Блядь…
Ми… Она не выпускает. Стоит покинуть ее чувственный рот — тут же накидывается следом.
Меня разрывает на части от дикого, адового возбуждения. Терпеть эту сладострастную агонию больше нет сил. Я просто не способен сдержать распирающее желание разрядки.
Достигая той точки, когда готов взорваться, совершаю пару резких движений рукой, и меня выбрасывает из тела. Я в гребаном астрале. Действия на инстинктах. Долгие секунды мозг в спячке, ничего не соображаю. Вижу лишь то, как Ми стойко принимает мое освобождение, нашедшее выход возбуждение…
И это просто за гранью. За пределами чувств, что я могу уместить внутри.
Рывком утягиваю ее в объятия и накрываю своим телом. Покрываю жалящими поцелуями лицо, шею, стискиваю крепче. Замираю, прибитый объемом накатившей нежности и всепоглощающей любви. С натяжкой гоняю воздух, ощущая, как медленно восстанавливается дыхание и затихает сердечный ритм.
Мила начинает ерзать подо мной и мне приходиться дать ей пространство. Перекатившись на спину, жму ее к боку, оглаживая плечи.
— Ты меня убила… Расхреначила в дребезги.
— Тебе понравилось? — слышу, как улыбается, но все равно нервничает. Даже, возможно, снова смущается.
Ми вдруг приподнимается, облокачиваясь мне на грудь руками, и смотрит в глаза, прожигая пытливым взглядом. А я снова подвисаю.
Красивая. Любимая. Родная… Моя, только моя. Всегда моя.
Я лишь способен выдавить нервный смешок с блаженной и расслабленной улыбкой на лице. Да большего и не требуется… Она и без слов все видит, считывает мои реакции и эмоции с предельной точностью и улыбается шире.
Но я все же нахожу в себе силы, чтобы переработать эти реакции в незамысловатые слова:
— Охренеть как.
Как бы не хотелось тормознуть время, остаться с ней в кровать до конца этой недели, мы понимаем, что пора возвращаться в реальность. На часах начало девятого, и скорее всего все уже давно встали. Не знаю, что там по плану на сегодняшний день, у меня в нем лишь она. — Ч-и-т-а-й- н-а- К-н-и-г-о-е-д-.-н-е-т-
Достаточно быстро собираемся, и я выхожу на разведку первым. Горизонт чист. Вероятно, народ на завтраке, туда и направляемся.
День тянется мучительно медленно, что, в принципе, и следовало ожидать. Даже несмотря на то, что теперь Мила все время рядом, я изнываю от потребности ее прикасаться. Она, кстати, наложила на это сраное вето, беспокоясь о реакции окружающих, в частности учительского состава. Мне, конечно, на их мнение как-то плевать, особенно сейчас, когда я не могу насытиться ей и осознать, что теперь между нами все иначе, но ее понять могу. Поэтому не без труда, но соблюдаю выписанные мне ограничения и отчаянно жду вечера.
Но вечером Ми меня конкретно-таки спускает с небес на землю…
— Тём, не злись, — примирительно шепчет она.
— Охренеть, Ми, — сокрушаюсь я. — Неделя… Целая неделя. Я сдохну, — ставлю себе диагноз.
Мила обхватывает ладошками мое лицо и коротко, но часто целует в губы. Смотрит на меня лучистыми глазами на пол-лица и часто моргает. Жмется ближе…
Она даже не догадывается, что тем самым доставляет мне конкретные трудности. В паху свербит от напряжения, что я ощущаю себя озабоченным придурком. Конечно же не догадывается… Иначе вряд ли бы устроила мне эту каторгу.
— Я… переживаю за тебя, — в ход пошли аргументы.
— Ага.
— Операция была совсем недавно…
— Да-да.
— И мне кажется, у тебя там воспалились швы…
Меня начинает бомбить.
— Черт, Ми, вот… — "не начинай" — удается задержать на мыслях. Уже хорошо. Ссориться сейчас вот как бы совсем не хотелось. — Все там нормально.
Стараюсь не буянить. Правда, стараюсь. Но принять факт того, что Ми решила не подпускать меня к себе целую неделю, невыносимо сложно. Особенно после фантазий, которыми фонтанировал мой мозг на протяжении дня. Я даже контрацептивами затарился основательно.
— Ладно, окей. Принято. Останься со мной на ночь?
Мила хмурится, косится на меня с подозрением. И я спешу дать какие-никакие гарантии:
— Просто ночевать, поспим вместе, как вчера, — Мила сдерживает улыбку, а я осекаюсь. — Ну, то есть можем просто поспать.
— А Миша?
— Об этом не думай, ему есть где переночевать.
— Хорошо, — наконец, сжаливается надо мной. — Я только схожу к себе, приму душ и вещи кое-какие возьму.
Пока жду Милу, навожу маломальский порядок. В мыслях раздрай полнейший. Веду сам с собой профилактическую беседу, как вдруг в комнату входит Миха. Заваливается на кровать и штурмует прикроватную тумбу в поисках наушников. А затем переводит взгляд на меня и застывает.
— Что? — напираю с неким раздражением.
— Че, нет? — пояснения не требуются, итак понятно в чем заключается его вопрос. — Бля, я че, зря на диване у пацанов корежился?
— Покорежишься еще денек? А лучше до конца недели, — перехожу к главному.
— Да твои презики скорее просрочатся, чем дождутся своего выхода. В чем проблема?
Нервы и без того на пределе, еще и он капает сверху. Сечет сходу, хотя и вовсе не в курсах происходящего. Мы и поговорить-то толком не успели, как я приехал. Правда, не уверен, что вообще готов распространяться о том, что между нами с Ми. Как-то рябит даже от мысли такой.
— Блядь, молчи. Вот просто молчи.
— Окей, — натягивает наушники, демонстративно откидываясь на кровати с закрытыми глазами.
Он, конечно, иногда козлит, но когда нужно не откажет. Вот и сейчас, спустя пару минут я остаюсь в комнате уже один и жду Милу. Ничего не планирую, просто жду. Спать с ней уже вышка, когда еще выпадет такая возможность? Не скоро.
Однако, едва Ми заходит в наш домик, пространство затягивает вибрирующим напряжением. Заряженная им атмосфера искрит. Кажется, даже воздух фонит чем-то тягучим, удушающим, насыщенным.
А как только ложимся в кровать, меня нещадно плющит. Как дотяну до утра — без понятия. На сон, конечно же, и не надеюсь. Приходится использовать все внутренние резервы, чтобы обуздать свои реакции на ее теплое тело у меня под боком. Тело, запрятанное в глухую пижаму, блядь.
Обнимаю притихшую Ми одной рукой без намеков на интим. Просто обнимаю и притягиваю ближе. Не так плотно, как того хотелось бы, но достаточно близко, чтобы дышать только ею, глотать одуряющий запах ее волос, кожи, всего ее тела.
И тут вдруг она начинает говорить.
— Мне так хорошо, — шелестит взволнованно. — С тобой… вот так. Чувствую себя такой счастливой, — говорит вроде бы простые слова, а у меня в мозгу микросхемы летят. Прибивает особым чувством восторга и трепета. Тем самым, которым делится она. — Но… — замолкает внезапно. А я, приземляясь, конкретно-таки напрягаюсь. — Внизу все горит… Особенно, когда вспоминаю сегодняшнее утро…
Бляядь…
— А тебе самой как? Понравилось? — хриплю выжидающе.
На тонких струнах самоконтроля держусь.
— Да. Тём… — судорожный вдох. — Потрогай меня… там.
И с жалким треском рвется последняя…