Моя необработанная форма

45. ГОРОД ИД

Мне было холодно. Меня подташнивало. Наверное, это от голода или от сотрясения мозга. Голова лежала на сыром камне. Он острым углом больно врезался в затылок. Противно. Выл ветер. Среди развалин скрипели рамы опустошенных окон. Пахло гарью и нечистотами. Было непонятно, какое сейчас время суток. Утро, день, вечер, ночь? Не все ли равно? Все опротивело! Меня тошнило от отвращения, которое испытывал я к этому миру, к себе самому. Я был слаб. О том, чтобы подняться на ноги, не могло быть и речи. Чернокожая незнакомка поднесла к моим губам чашку с теплой жижей, но меня чуть не выворотило от одного запаха. Пахло чем-то кислым. Я отказался пить это пойло, хотя, наверное, оно и могло бы меня подкрепить. Но не было сил перебороть отвращение.

– Боже мой, наконец-то ты приходишь в себя! – услышал я встревоженный женский голос и попытался снова открыть глаза. Надо мною склонилась миловидная девушка, на секунду мне показалось, что я брежу, это была вылитая копия той первобытной амазонки, которую я видел во сне. Образы проплывали в голове, как облака по бездонному небу, сменяя друг друга. Лицо мое было забрызгано кровью, и вокруг саднящей раны кружили назойливые мухи. Негритянка лениво их отгоняла, по ней было видно, что она давно привыкла и к мухам, и к прочим насекомым, и они ей не досаждают.

– Я уж думала, что ты не очухаешься! – Девушка достала из кармана кожаной куртки мятую пачку сигарет и закурила.

– Где я? – прошептал я слабым голосом. Я ничего не помнил. Наверное, очередная уличная драка, и мне проломили голову.

– Хороший вопрос! Жаль, что на него нет ответа! Скажи лучше, это еще что за фигня? Почему здесь моя фотография? – Красотка повертела планшетом перед моим носом. На мониторе высветилось фото амазонки, они и вправду были похожи как две капли воды. Но я ничему уже не удивлялся. – Мир реальный стал частью фантазии, а это значит, что произойти теперь может все, что угодно.

– Меня уже ничем не удивить! – Девушка будто прочитала мои мысли. – Но когда я увидела, как ты стараешься башкой прошибить стену, это даже мне показалось странным! Таких психов я еще не встречала! Курнешь?

Теперь я все вспомнил. В голове у меня запечатан микрочип, и я пытался вывести его из строя, стуча головой об стену. Кретин.

– Спасибо, не надо. Подложи мне что-нибудь под голову. – Я был жалок, беспомощен, противен себе самому. Таким жалким я не был очень давно и, признаться, отвык от подобного состояния.

Девушка одним махом сгребла с земли ворох газет, скомкала их и подстелила мне под голову. Боль немного утихла, но шуршание и запах ссохшейся бумаги продолжали меня раздражать. Было такое ощущение, будто мой мозг обернут в грязные газеты.

– Ты так похож на этого маньяка! – Негритянка поднесла к моим глазам кусок старой газеты. – Поразительное сходство!

На пожелтевшей странице красовался самодовольный франт во фраке, в руках у него сверкал бокал с шампанским. Лощеный тип был со всех сторон облеплен элитными шлюшками. В толпе с улыбкой сфинкса на лице незаметно ютился человек с шишкастой головой.

– Что там пишут? – Увидав незнакомца на фотографии, я почему-то разволновался, попытался приподняться, но негритянка удержала мою голову на камне. Положила руку мне на лоб.

– Лежи! Пишут, что известного писателя, расстрелявшего кучу людей, застрелили на презентации, – как обычно, всякая чушь!

– Как тебя зовут? – спросил я девушку и попытался приподняться, но моя спасительница не дала мне встать на ноги.

– Зови меня Джаннет. Зачем тебе знать мое настоящее имя? Я тут неподалеку в стриптиз-клубе танцую. Лежи!

– За какое число эта газета? – Наконец-то я смогу хоть что-то понять о времени, в котором мы сейчас обретаемся.

– Это старая газета. Дату разобрать невозможно, кто-то уже ей подтерся!

Я не знал, плакать мне или смеяться. Самый важный день в моей жизни был замазан чьим-то засохшим дерьмом.

Джаннет оказалась на редкость смышленой и шустрой девчонкой. Ее внимание привлекло устройство «ГОЛЕМ 0.1». Амазонку мучило любопытство, почему повсюду на фотографиях и видеофайлах мелькает ее физиономия и что это вообще за программа такая, что позволяет докторам ковыряться у человека в мозгах. Не прошло и нескольких минут, как она уже лихо нажимала на все кнопки планшета, объясняя мне их функции и назначение. Джаннет так увлеклась изучением программы и перелистыванием моих снов, что от ее активности я впал в полуобморочное состояние и у меня опять начались позывы к рвоте.

– Ты полегче! Не забывай, что все это давит мне на мозги. – Я попытался урезонить Джаннет, но она и слушать меня не хотела, так ей было интересно заглядывать в темные уголки моего подсознания. Еще немного, и я отключусь или впаду в бешенство. Но папуасихе на это наплевать. Как шаловливый ребенок, Джаннет была готова разобрать планшет на части, разбить его, расколоть, лишь бы узнать, как он устроен.

– Это круче любой компьютерной игры! – у нее явно были садистические наклонности, ее не заботило то, что я побледнел и меня перекосило. Так безразличны к страданиям животного дети, привязывающие консервную банку к кошачьему хвосту и весело наблюдающие, как кошка убегает от преследующей ее банки. Их это веселит, но кошке-то не до веселья. Так и мне было не до шуток.

– Отключи функцию слежения! Меня наверняка ищут! Скоро здесь будет полиция! – только это и смогло на Джаннет подействовать. При слове «полиция» негритянка изменилась в лице и стала искать в меню настроек нужную нам функцию. Теперь пришел ее черед бледнеть и выглядеть глупо. Но злорадствовать мне было некогда. Раздался треск, будто кто-то случайно наступил на стекло, и сразу все затихло, это было похоже на то, что к нам кто-то незаметно подкрадывается.

– Тихо! Они уже рядом. – Джаннет поднесла палец к губам и стала прислушиваться к тишине.

Из-за кирпичной стены на нас накинулась группа вооруженных автоматчиков. Все произошло так быстро, что я и опомниться не успел. Пули засвистели над головой. Джаннет оттащила меня в сторону, прикрыла грязной дерюгой, а сама, как валькирия, набросилась на громил, примчавшихся по сигналу, идущему из чипа в моей голове. Бойцы спецназа падали один за другим, как пропоротые винные бурдюки, из которых бурыми потоками брызгала во все стороны кровь. Такого, признаться, я еще не видел, разве что в низкопробных фильмах про кунг-фу. Джаннет не использовала оружие жертв, она упорно пускала в ход лишь ржавые трубы, камни, заточки и все, что попадалось ей под руку. Бросить острый кусок стекла так, чтобы он перерезал человеку горло, ей не составляло труда, и она в ходе расправы продемонстрировала свое мастерство. Джаннет испытывала отвращение к огнестрельному оружию, но лишать людей жизни ей явно нравилось, это было видно по ее хищным повадкам и пылающему взгляду убийцы. Мне же оставалось лишь наблюдать из-под дерюги за этим безумным зрелищем, поверить в реальность которого было не так-то просто.

Наконец все закончилось. Никто из громил не уцелел. Последний из них рухнул, хрипя и держась за горло, из которого хлестал фонтан крови. Засучил ногами и перестал трепыхаться. Вокруг меня валялась гора экипированных трупов. Ни один не шевелится. Трудно поверить, что из человека так легко может выветриться жизнь.

Джаннет достала планшет и снова начала в нем копошиться.

– Нам надо торопиться! Сюда едет еще один отряд! – нет, ее голос не дрожал, напротив, мне послышались в нем веселые нотки.

Джаннет помогла мне подняться. Чтобы не свалиться на землю, я оперся об ее плечо. Голова кружилась, как на палубе корабля, попавшего в шторм. Не знаю, как эта кровожадная дикарка, а я не собираюсь защищаться дверными ручками и щеколдами.

Из оцепеневших рук спецназовца я выдернул автомат, вытащил из кобуры пистолет и спрятал его в кармане брюк. Теперь я смогу сам о себе позаботиться. Хотя с таким телохранителем, как Джаннет, бояться, похоже, нечего. Я чувствовал себя защищенным.

Я вкратце рассказал ей о себе. Все, что мог вспомнить сам. Джаннет выслушала меня бесстрастно, с какой-то лукавой улыбкой на губах. Мне кажется, рассказ мой ее не впечатлил.

– Твоя история такая же неправдоподобная, как и твои романы! – Джаннет вела меня сквозь руины разрушенного города, время от времени поглядывая на экран планшета. Она хорошо знала эту местность и уводила нас все глубже и глубже в дебри пугающих кварталов, туда, где нас не смогли бы достать бойцы спецназа.

– А ты разве читала мои романы? – спросил я Джаннет.

– Я знаю их наизусть, чудак!

Для меня эта новость стала настоящим открытием. Глядя на Джаннет, трудно было поверить, что она вообще умеет читать, но выражение лица у нее было не глупым, скорее, диким. Ее будто бы выдернули из неолита и облачили в современные (хотя в какой современности мы находились, было непонятно) одежды. Я все еще не понимал, что происходит с нами и где мы сейчас находимся. Что за странный мир нас окружает? Мир инфернального бреда, чьего-то болезненного воображения (неужели моего?), в котором допустимо все, что угодно. Мне было страшно, но Джаннет чувствовала себя среди этих мрачных декораций как рыба в воде. Удивительна природа женщин, их умение выживать в любых условиях, любую среду превращать в среду обитания! Рядом с Джаннет я впервые за многие годы почувствовал себя спокойно, как человек, вернувшийся на родину, я снова ощутил полноту жизни, несмотря на то что жизни вокруг нас не было, – нас окружал мир, больше похожий на помойку или, лучше сказать, на ад. Повсюду мы натыкались на грязные, омерзительно пахнущие тела людей, и хотя некоторые из них шевелились и даже вставали на ноги и заговаривали с нами, было совершенно очевидно, что все они мертвы. Джаннет шла впереди и отпихивала особенно назойливых мертвяков, хватавших нас за руки и дышащих нам в лица рвотным смрадом. Все они были чем-то недовольны, что-то просили, но что именно, разобрать было невозможно. Раньше (я это помню) так попрошайки в нищих кварталах, выпрашивая гроши, накидывались на заблудившихся туристов. Но что хотела эта нежить в мире, где нет больше ни денег, ни туристических фирм, а есть лишь опустошенные дома и скорбные воспоминания?

– Они хотят привлечь к себе твое внимание. Если ты начнешь думать о них, они оживут. Научись пользоваться своей мыслью, как скальпелем. Отсекай все ненужное. Не заигрывай с трупами. – Джаннет успевала еще прочитать мне лекцию по самообороне. Это была удивительная женщина, и я начинал чувствовать к ней влечение. Но о том, чтобы за Джаннет приударить, не могло быть и речи. Рядом с породистой, спортивного телосложения негритянкой я ощущал себя пациентом туберкулезного санатория. Но сексуальное влечение зрело, и скрывать его становилось все труднее.

– Даже не думай! – прервала мои фантазии Джаннет. – Ты что, забыл, что мне видно все, что копошится в твоей черепушке?

Действительно, я и забыл, что планшет с программой «ГОЛЕМ 0.1» находится у Джаннет. Для нее я по-прежнему остаюсь подопытной крысой. Она, конечно, не доктор Годжаев и, я надеюсь, не станет подвергать меня психологическим пыткам, но все равно, это крайне неприятно, когда ты не имеешь никакого личного пространства и весь твой внутренний мир кто-то носит в кармане кожаной куртки.

– А нельзя выбросить эту хреновину куда подальше? Нельзя утопить ее в море, разбить или где-нибудь закопать? – Я начинал злиться от сознания своей беспомощности.

Но на Джаннет мои переживания не действовали, она уверенно вела меня через зловещие руины, в которых мертвецов становилось все больше и больше, и внешний вид их был еще более отталкивающий. Теперь инфернальные горожане выглядели как полусгнившие трупы, на костях которых лоскутами висела обветшалая плоть.

– Если я выброшу этот планшет, тебя сразу же схватят, умник! Ты что, думаешь, у Годжаева нет второй такой штуки?

Это резонно, планшет помогал нам видеть приближение спецназа, и вообще, пока программа в наших руках, у нас есть надежда на спасение. У «нас»? Почему я так уверен, что мои интересы и интересы этой разбойницы совпадают? Куда она меня ведет? Может быть, она хочет сдать меня доктору Годжаеву и получить от него вознаграждение за мою голову? Кто знает, что на уме у этой дикарки? Я попытался поскорее избавиться от внезапных мыслей, ведь Джаннет может увидеть мои сомнения. Как она тогда себя поведет, неизвестно.

– Ты странный тип. Нужна мне твоя голова! Она притягивает беды, а мне достаточно своих проблем. – Джаннет смотрела на меня как на слабоумного ребенка, испачкавшегося в какашках. – Я веду тебя к шаманке, она вытащит чип из твоей дефективной башки. После этого иди на все четыре стороны. Ромео! Планшет я оставлю себе, его можно будет выменять на консервы.

Невесело иметь такую спутницу, но без нее в этом царстве теней я был бы совсем одинок. Это так по-человечески и так по-женски, любая женщина внутреннему миру мужчины всегда предпочтет банку консервов. Такова их природа!

– Зачем нужно давать возможность чужим голосам звучать у себя в голове? – Шаманка оказалась бойкой старушенцией азиатского типа, звали ее Ньяюань.

Мы вошли в покрытый шкурами шатер, сложенный из ржавых кусков машин. Внутри шатра горел огонь, и перед ним сидела сгорбленная старушка. Шаманка курила трубку и сплевывала себе под ноги зеленую слюну. Ей прислуживала дочь, такая же невзрачная азиатка, как две капли воды похожая на мать, но не столь морщинистая и согбенная, как та. Дочку звали Ньяюхэ.

– Мы и пришли затем, чтобы ты вытащила чип из его башки! За нами охотятся! – Джаннет присела на корточки рядом со старухой и достала из кармана куртки планшет. – Все его мозги вот в этой штуке, и все, о чем он думает, становится видно тем людям, кто за ним охотится. Помоги избавиться от чипа в его голове.

Ньяюань взяла в руки планшет, равнодушно его повертела и вернула Джаннет. Устройство «ГОЛЕМ 0.1» не произвело на нее ни малейшего впечатления. Она подала знак дочери, Ньяюхэ вышла из комнаты и вернулась через минуту с подносом в руке. На подносе лежал набор, предназначенный для чайной церемонии. Чайник, кисточки и три миниатюрные чашки. Ньяюхэ проделала какие-то манипуляции с чашками и чайником, после чего налила в чашки тягучую золотистую жидкость. Ньяюань знаком пригласила нас приступать к чайной церемонии.

– Ты думаешь, что у тебя в голове есть нечто, мешающее тебе жить. Это правильный подход. Но дело совсем не в чипе. В твоей голове всегда было что-то, что мешало тебе. Разве не так?

Я должен был догадаться, что шаманка обращается ко мне. Ньяюань не смотрела в мою сторону, взгляд ее прозрачных глаз был направлен в видимую ей одной точку на стене. Голос старушки был лишен интонации, она будто бредила или спала с открытыми глазами.

– Так! – ответил я, хотя это было и необязательно.

Ньяюань внезапно ударила меня по затылку, и изо рта у меня вылетел злосчастный микрочип. Это была небольшая металлическая пуговица с четырьмя дырочками на плоской поверхности.

По досадной случайности пуговица угодила в чашку с чаем и медленно пошла ко дну.

После того как из головы моей была извлечена пуговица, я почувствовал небывалое облегчение. Теперь мне казалось странным, как мог я столько лет жить с таким дискомфортным и болезненным ощущением в сознании. Невероятно. И ведь умудрялся писать романы, выпускать книги, общаться с людьми. Рассудок мой был омрачен, я находился во власти дьявола, который и нашептывал мне все эти романы. Неудивительно, что мое «творчество» закончилось пальбой в читателей. Мне этого всегда и хотелось – уничтожить их всех, разрушить изнутри, переплавить им мозги так, чтобы они не могли оставаться прежними. Это было наваждение, безумие, болезнь, а причиной оказалась лишь небольшая пуговица, вживленная мне в мозг. «Мышление – это путешествие на тот свет!» – услышал я внутри себя знакомый дьявольский шепоток. Мне стало душно от этой мысли, в горле пересохло, но попросить у Ньяюань еще одну чашку чая я не решался.

– Переверни чашку! – приказала шаманка. Наверное, сейчас она начнет гадать по чаинкам, оставшимся на дне моей чашки.

Из чашки вытекла вязкая жидкость, в которой плавала удаленная из меня пуговица.

– Что ты видишь? – спросила старуха.

– Пуговицу, – ответил я.

– Приглядись внимательно: разве это пуговица?

– По-моему, это больше похоже на пулю, – произнесла, позевывая, Джаннет. Уж кто-кто, а она-то должна была разбираться в боевом оружии: – Тридцать восьмой калибр! «Смит и Вессон». «Магнум 44».

Я снова посмотрел на блюдце и действительно увидел в черной жиже пулю от револьвера. Что за наваждение? Как я мог не разглядеть ее раньше?

– Да, верно! Но мне казалось… В меня что, стреляли? Я этого не помню! Разве что на той злосчастной вечеринке…

Ньяюань и Джаннет переглянулись, у Джаннет дрогнули уголки губ, но понять, о чем она думает, было невозможно. Джаннет попросила у Ньяюхэ добавки, и та налила ей из чайника вторую чашку. Девушка выпила ее, так же как и первую, одним залпом.

– Или все-таки пуговица? – вкрадчиво допытывалась Ньяюань.

На блюдце опять лежала пуговица. Так, по крайней мере, мне казалось. Этот цирк начинал меня раздражать. Не подсыпали ли эти ведьмы мне в чай чего-нибудь галлюциногенного?

– Может быть, это гвоздь? – не унималась Джаннет. – Возьму его себе на память, ты не возражаешь? Тебе он больше ни к чему.

На блюдце лежал гнутый гвоздь. Джаннет спрятала его в кармане куртки.

– Веди его к храму, он так ничего и не понял. – Ньяюань поднялась с места и, не разгибая спины, зашаркала к выходу. – Сеанс окончен!

Это трудно объяснить, но скрюченная фигура шаманки в эту секунду показалась мне чертовски привлекательной. Джаннет отвесила мне увесистую пощечину и дико захохотала.

Когда я пришел в себя, ни Ньяюань, ни ее дочери Ньяюхэ рядом не было. Болела голова. Ныли кости. Я лежал на земле, в ворохе отсыревших газет. Чуть поодаль у костра сидела Джаннет. Над нами возвышалось ночное небо, усеянное пылающими подсолнухами звезд. Джаннет поднесла к огню веточку и закурила точно такую же тонкую трубку, что была и у шаманки. Взгляд ее был холоден.

– Вставай! Нам надо идти дальше!

– Я опустошен! Мне трудно представить, как жить дальше!

Я поднялся на ноги, и мы побрели по пустоши, на которой были свалены разбитые машины, груды железа, ржавая техника. Джаннет шла впереди, она никогда не теряла самообладания, рядом с ней я чувствовал себя тряпкой. Иногда мне казалось, что она и сама не знает, куда меня ведет, но делает вид, что владеет ситуацией. Но, возможно, это все моя мнительность, я привык все подвергать сомнению, а тут я просто вынужден довериться этой дикарке, у меня нет выбора. Либо смерть в незнакомом мире, либо послушное следование за неандерталкой, выбор невелик.

– Ты никогда не пробовал жить самостоятельно? – Джаннет меня не щадила, ее пренебрежительное отношение ко мне лишь усугубляло мое и без того подавленное настроение. – Теперь у тебя нет чипа в черепушке. Но ты все такой же беспомощный, тебе непременно нужна сильная женщина, чтобы ты выжил в этом мире.

– Зря ты думаешь, что я беспомощный. Просто ты этого не поймешь, но у писателей бывают состояния депрессии, когда жить не хочется, нет смысла, и торопишься поскорее сдохнуть. Ну, или напиться, или забыться в разврате, уйти от реальности любым способом. Это особенности психики. Издержки нашей профессии, так сказать.

Что я, в самом деле, трачу время, силы, объясняя ей свои эмоции? Эта папуасиха не знает сомнений, и в этом ее прелесть! Не хватало еще, чтобы я и Джаннет заразил своим малодушием. Тогда нам обоим точно конец. Нет, лучше мне до поры до времени держать язык за зубами!

Джаннет улыбнулась, лукаво на меня посмотрела, но ничего не сказала. На пути у нас возникло соляное озеро, по которому плавали обтрепанные птицы, издававшие омерзительный клекот. К берегу подплывал грубо сколоченный из бревен плот, на нем стоял взъерошенный старик – то ли паромщик, то ли рыбак, то ли проводник в царство мертвых.

– Нам нужно на тот берег! – крикнула ему Джаннет.

От ее крика ободранные птицы взмыли над водами. Заголосили еще громче и омерзительнее. Ветер отогнал серую тучу, и в небе на мгновение показалось пропыленное солнце. Оно почти не светило и не грело.

– Цену знаешь, – нелюбезно отозвался паромщик и причалил к берегу, проворно орудуя шестом. Джаннет запрыгнула на паром и махнула мне рукой. Мне ничего другого не оставалось, как только последовать ее примеру.

– Вот, держи. – Джаннет достала из кармана куртки два медяка и расплатилась с паромщиком. Тот неохотно принял деньги. Оттолкнулся шестом от берега. И мы поплыли по соленым водам.

Мы не столько плыли, сколько протискивались через слюдистые воды озера, кишащего трупами. Стоял непереносимый смрад. Солнце померкло и больше не выглядывало из-за облаков. Джаннет уткнулась в программу «ГОЛЕМ 0.1», заткнула в уши наушники и ни на что больше не реагировала. Мертвецы тянули к нам костлявые руки, пытались вскарабкаться на плот, но паромщик скидывал их обратно в воду. За все это время Харон (так я назвал про себя нашего паромщика) не проронил ни слова. Отпихивал трупы шестом и толкал плот дальше.

– Весело тут у вас. – Я попытался втянуть старика в беседу, но Джаннет пнула меня ногой и сделала страшное лицо, давая тем самым понять, чтобы я оставил Харона в покое. Рядом с ней лежал моток проволоки, спутанной в ржавый клубок. Неожиданно проволока зашевелилась и, если так можно выразиться, встала на ноги. Мне показалось, что я либо сплю, либо схожу с ума. Наверное, я надышался тошнотворных паров над озером. Я увидел, что проволока стала бегать и в точности повторять собачьи ужимки. Это было не страшно, но смешного тут тоже было мало. Какая-то жуть!

– Не бойся, погладь ее! – Джаннет заметила изумление, появившееся у меня на лице, и решила надо мной поиздеваться.

Проволока игриво подбежала ко мне и стала ластиться и тереться об меня ржавыми обрубками. Ощущение не из приятных.

– Что за безумие? – Я попытался погладить проволоку, но тут же сам поймал себя на мысли, что включаюсь в очередной бредовый спектакль. Отдернул руку. Джаннет засмеялась и громким голосом (так как уши ее были заткнуты наушниками) позвала к себе этот ржавый моток. Проволока, оставив меня, подбежала к Джаннет и стала тереться мордочкой об ее ноги. Джаннет подняла над проволокой руку, и та, вставая на предполагаемые лапы, пыталась дотянуться до ее пальцев. Обычные собачьи радости в исполнении мотка железа выглядели весьма странно. Но Джаннет это ничуть не смущало.

– Какой ты черствый! – Джаннет нахмурила брови. – Не пожалеешь и бедную собачку! Старый сухарь!

– Черт возьми, это не собачка! – не выдержав, заорал я на свою шаловливую спутницу, что напугало проволоку, и она отбежала к ногам Харона. Паромщик посмотрел на меня холодным взглядом, но опять ничего не сказал. Старик потрепал проволоку по спутанному загривку, после чего та успокоилась и, свернувшись калачиком возле ног паромщика, уснула.

– Какая разница? Повадки-то у нее собачьи! – Джаннет вынула из ушей наушники, отключила «ГОЛЕМ 0.1» и шепотом, стараясь говорить так, чтобы ее не услышал Харон, объяснила мне, в чем тут дело: – Из этой проволоки была сплетена будка, в которой много лет назад жил любимый пес паромщика, черствая твоя душа!

– Цербер? – Я попытался пошутить, но Джаннет моего юмора не оценила. Да мне и самому было не до смеха.

– Не умничай! – в голосе Джаннет прозвучала нотка презрения. – Этот пес долгие годы плавал вместе со стариком по озеру и помогал ему отбиваться от трупов! Неужели не понятно?!

Мне пришлось заткнуться. В небе громыхнуло. Вздувшееся черное облако прорезала молния. Начал накрапывать дождь.

– Так вот, – Джаннет подняла воротник куртки, – когда пес умер, старик долго был безутешен, но в какой-то момент он заметил, что проволока, из которой сплетена будка, так пропиталась присутствием его четвероногого друга, что усвоила все собачьи инстинкты. Естественно, паромщик оставил проволоку у себя, и они теперь плавают по озеру вдвоем. Кстати, мертвецов проволока отгоняет от плота не хуже издохшего пса.

– Дичь какая-то! – как еще я мог прокомментировать историю, рассказанную Джаннет? Других слов у меня не нашлось.

– Почему дичь? Какая разница, в какую оболочку помещена душа живого существа? Собака, проволока, человек – не все ли равно, если сохраняется та же модель поведения и все имеющиеся свойства? Впрочем, ну тебя! Ты меня уже достал, брюзга!

Джаннет достала из дорожной сумки ячменную лепешку, швырнула ее проволоке и еще раз погладила скрученный моток. Я хотел было последовать примеру Джаннет, но проволока довольно болезненно цапнула меня за палец. Я с криком отдернул руку.

– Можешь ты мне наконец объяснить, где мы? Куда ты меня ведешь, чертова ты баба?

Ненавижу себя в такие минуты. Ведь это я веду себя по-бабски и недостойно, а не Джаннет. Даже паромщик пару раз косо на меня глянул. Противно!

– Приплыли! – рявкнул паромщик, и его посудина уперлась в илистое дно.

Плот причалил к берегу. Ливень усиливался. Перед нами лежали руины, мало чем отличавшиеся от тех, которые мы покинули. Те же развалины, только более архаичные.

– Хватайся! – Джаннет спрыгнула на берег первой и протянула мне руку. – Кто из нас баба, умник?

Мне пришлось воспользоваться помощью спутницы, плот продолжал покачиваться на водах, и я никак не мог решиться на прыжок. Ну вот, наконец прыгнул и я, угодив ногой в кучу засохших фекалий. Отирая ногу, я невольно почесал голову в том самом месте, где мне был вживлен микрочип.

– Куда мы все-таки направляемся? – спросил я Джаннет, но она, как всегда, избегала прямого ответа. Находиться с ней рядом было приятно, и, если честно, мне уже было совершенно все равно, куда ведет меня эта сильная женщина. Мне вполне хватало того, что мы рядом, нас что-то связывает (хотя и непонятно что) и мы движемся к общей цели (хотя и непонятно к какой). Но я продолжал играть роль ворчливого сноба, то и дело напоминая о себе бабским брюзжанием.

– Мне надоело плестись за тобой! Куда ты меня тащишь?

– Существует множество ответов на этот вопрос, но ты сам должен выбрать правильный.

Джаннет вещала голосом оракула, и это начинало меня бесить: что возомнила о себе эта полуграмотная мартышка? За кого она себя принимает? За пифию?

– Что за хрень? – вспылил я. – Не пудри мне мозги!

– Для того чтобы сознание развивалось, работа над ним должна вестись с предельной интенсивностью. Просто иди за мной, со временем ты все поймешь. – Джаннет терпеливо подбирала слова, чтобы ответить мне, но с большим удовольствием (это было видно) она свернула бы мне шею, как надоедливому куренку. Мое самолюбие страдало, и я продолжал изводить девушку причитаниями.

– Что ты мне сейчас объяснила? Что это за ответ? – Я был сам себе отвратителен в эту минуту, но остановиться уже не мог. – Ты за кого меня тут держишь, за слабоумного?! Эй, я с тобой говорю!

Набравшись храбрости, я дернул Джаннет за рукав, и меня будто ударило током! Джаннет бросила на меня испепеляющий взгляд, и я сразу отдернул руку. Это был один из позорнейших моментов моей жизни (жизни?), пришлось проглотить унижение и опустить глаза. Джаннет презрительно хмыкнула и прошлась по мне взглядом.

– Если ты хочешь овладеть женщиной, – произнесла она ядовитым голосом, – никогда не оставляй начатое дело на полпути. Женщины этого не прощают, запомни!

Перед нами громоздился древний город, вернее, то, что от него осталось. Обвалившиеся здания, мусор, экскременты. Среди серых камней одиноко топтался осел. Его чудовищный член свисал к земле, и вокруг отростка вилась мошкара. Длинноухий потомок Луция был украшен пестрыми ленточками. Он жевал сухую траву и отмахивался хвостом от слепней. За ушами ослика красовался венок из увядших цветов, а на шее позвякивали золотые колокольчики.

– Может, поедем на нем? – робко спросил я Джаннет. Я все еще опасался вступать в разговор.

– Спятил? – отрезала Джаннет, не удостоив меня взглядом.

Но на этот раз обидеться я не успел. Из-за античных руин к нам вышел полуобнаженный воин, в руках он держал небольшой круглый щит и короткий меч. На бородатом лице воина белела самодовольная улыбка, а под туникой поднималось к бою другое его оружие, размером не меньше, чем у осла, направленное, по всей видимости, на Джаннет. Вернее, на нас обоих.

– О нимфа, кто ты? Подобно Афродите златокудрой, из вод морских ты выплыла, но нагота твоя черна как ночь и каплями воды, как звездным бисером, усыпана обильно! И ты, ничтожный, мне приятен! Начну с тебя!

Странный незнакомец отбросил свой щит и меч, распоясал тунику и шел на нас уже обнаженным. То, что прежде было скрыто под туникой, теперь торчало, покачивалось, вздрагивало, наливалось кровью, готовое в любой момент быть пущенным в дело. И тут я понял, что забыл автомат на пароме, отплывшем уже довольно далеко вглубь соляного озера. Про пистолет в кармане я тоже не вспомнил. Недолго думая, я кинулся к лежащему на песке мечу опасного пришельца. Но он разгадал мое намерение и, рванувшись наперерез, опрокинул меня на землю. Завязалась борьба, мне трудно было сопротивляться этому атлету, но и уступать его похоти я не собирался. Пусть лучше он овладеет мною мертвым, чем принять такое бесчестие и остаться жить. Джаннет стояла в стороне, скрестив руки на груди, наблюдала за нашей безобразной возней и как-то снисходительно улыбалась.

– Ну перестань, ведь естество свое ты не обманешь! – шептал мне на ухо насильник и продолжал тискать. Мне было и забавно слышать его столь неуместные в такой ситуации поэтические фразы, и прискорбно, поскольку, несмотря на напыщенные речи, незнакомец добивался от меня цели вполне конкретной.

Наконец рука моя дотянулась до меча, и я по рукоятку вонзил его в тугую спину насильника как раз в тот момент, когда он уже закинул мои ноги себе на плечи и был готов сам ввести в меня свое набухшее оружие. Мужчина захрипел и рухнул на меня всей массой. Его густое семя залило мой живот, после чего гигантский член воина начал стягиваться и бледнеть. Все мое тело было залито семенем и кровью умирающего. Я сбросил с себя труп воина и побежал к морю, чтобы поскорее смыть всю эту гадость. Едва я вбежал в воду, ко мне подплыла стайка дельфинов. Дельфины плавали рваными кругами, тыкали в меня скользкими улыбающимися мордочками и издавали пронзительный визг. Солнце померкло за черной тучей, и храмы на вершинах гор стали выглядеть зловеще.

– Ты убил Тесея, о несчастный! Кто же теперь сразится с Минотавром?! – донесся до меня громыхающий голос с небес.

Волна добежала до распластавшегося на песке обнаженного тела мужчины и, откатываясь вместе с трупом, увлекла его в пенящуюся пучину моря.

Оттерев с себя пятна семени и крови, я выбежал на берег.

– Молодец! – сказала Джаннет и погладила меня по щеке. – Всегда бы так! Горжусь тобой! Нужно больше тренироваться. Если замахнуться слишком сильно, клинок за твоей спиной вонзится в землю, и ты не сможешь поразить противника. – Она подняла с земли палку. – То же самое и с нашим сознанием! Рассчитывать взмах и скорость мысли нужно настолько, чтобы сила взмаха и скорость удара были наиболее эффективны. – Она резко ударила палкой по сухому дереву, под которым мы стояли. С сухих веток на наши головы посыпались пожелтевшие листья. – Мышление не случайно сравнивали с боевыми искусствами, у мысли две основные функции: схватывать и отсекать. Так мы познаем мир! – Джаннет с неуловимой для глаза скоростью взмахнула палкой, от ее взмаха в воздухе просвистело.

– Нечто подобное я читал в индо-буддийском трактате «Милиндапаньха»: мысль схватывает и отсекает!

Я думал, что смогу произвести на нее благоприятное впечатление, но эффект от моих слов был обратный. Джаннет нахмурилась и покачала головой.

– Оставь свою книжную мудрость. Просто начни понимать. – Она внезапно саданула меня палкой по лбу, отчего я чуть было не рухнул на землю. – Если ты будешь таким медлительным, тебя прикончат! Давай еще раз. – Она взмахнула палкой, чтобы нанести мне еще один удар, но в этот раз у меня мелькнула мысль, что я от удара уклоняюсь, и палка просвистела в сантиметре.

– Молодец! Ты не безнадежен. – Джаннет одарила меня ничего не сулящей улыбкой. – А теперь давай по-взрослому, на мечах.

Несколько минут мы дурачились, размахивали и отбивались друг от друга палками, но потом продолжили путь.

Мы прошли через лесистые холмы, поднялись на гору. Мне было любопытно взглянуть на те белые храмы, что видны были с берега моря. Но храмы оказались пусты и полуразрушены. В них никого не было, ни единой души. Глупо было искать тут жрецов Аполлона, еще глупее было надеяться на встречу с самим солнечным божеством. Перевернутые треножники давно не отсылали ему жертвенный фимиам, давно не пелись гимны лучезарному Фебу, и не вспоминалось его имя. Мир обезлюдел. В тенистых зарослях рощи прятались лисы и совы. Мне были слышны их шорохи и крики, но они меня не пугали. В траве Джаннет заметила отколотую от статуи голову Мусагета. Взяла ее в руки и, сдерживая слезы, поцеловала в холодный мрамор губ.

Внезапно подул ветер, и пространство внутри храма заволокло непроницаемым туманом. Нам стало слышно завывание лисиц, бегающих где-то рядом, по ту сторону тумана. Голоса их были обеспокоены и вселяли в меня тревогу. Ветер блуждал среди аттических колонн, разнося вой лисиц и уханье сов, сидящих на камнях и колоннах. Внутри храма было так непроглядно, что в какой-то момент я решил, что это померкло у меня в глазах и не мир затянуло туманом, а это я ослеп. Джаннет хранила молчание. Мы вошли внутрь храма, вытянув вперед руки, ощупывая ребристые стволы колонн, пока наконец не прикоснулись пальцами к жертвенному алтарю. И тут я ненадолго потерял ее из вида.

– Храм – это Вселенная, – послышал шепот Джаннет, заглушаемый воем диких лисиц. – Ты видишь, твой периптер разрушен, колонны свалены, высокие капители повержены на землю. Фронтон осквернен совами. Это должно тебе многое объяснить.

– Я ничего не вижу, как мне отсюда выбраться? – спросил я Джаннет, но голос мой перестал быть мне слышен. В тумане стало различимо красное пятно, и оно двигалось в нашу сторону. Вскоре я разглядел контуры человека, он опирался на посох и что-то бормотал себе под нос, на нем была красная накидка.

– Не ты один слеп, сын мой! – Человек приблизился ко мне, и я увидел, что глаза его закрыты бельмами. Седая борода спуталась, он был плешив, но благообразен. Теперь мне остается лишь понять, кто этот слепец и что ему от меня нужно. – Нашей цивилизации больше нет, напрасно я питал ее своими мифами. Мы все поглощены туманом.

Из-за спины старика вышла Джаннет, слепец прикоснулся к черному лицу девушки и провел пальцами по ее глазам.

– Ты красива! – только сейчас я заметил, что через плечо незнакомца перекинута арфа. – Про таких, как ты, складывали любовные гимны. Но арфа моя лишена струн, и я не смогу спеть для тебя. Песни мои больше не угодны Аполлону, чью мраморную голову ты целовала.

– Кто ты? Почему ты говоришь о том, чего не видел, ведь ты слеп! – Джаннет взяла старика за руку и усадила на ближайший камень возле алтаря. Опираясь на посох, он сел, положил палку на землю у ног и достал из-за спины арфу, висевшую на кожаном ремешке. На ней действительно не было струн. Арфа была мертва.

– Певцы видят мир не глазами, но сердцем! Пригрезившийся мне мир исчез, осталась лишь память, которая тоже скоро угаснет! – Незнакомец был явно не в себе, рассудок, казалось, окончательно покинул его, он стал водить пальцами по несуществующим струнам арфы и что-то мурлыкать себе под нос. Голос его не был лишен приятности. – Муза, скажи мне о том многоопытном муже, который долго скитался с тех пор, как разрушил священную Трою.

Джаннет пихнула меня локтем в бок и дала понять, что нам надо идти дальше.

Мы вышли из разрушенного храма к морю. Туман понемногу рассеивался. Оставив слепца оплакивать свои мифы, мы двинулись в путь. Бедняга не знал, что погибла не только цивилизация, выросшая из его гимнов, но и человеческая раса в целом. Человечество истерто в пыль, и теперь эту пыль, как в мусорное ведро, сдувает в черные дыры. Еще немного, и исчезнет сама память о нас, как не сохранилась память о тех цивилизациях, что существовали прежде. Где они все? Что мы о них знаем? Неудовлетворенность желаний и скорбь – вот что еще отпущено человеку, но мне в эту минуту хотелось лишь поскорее выбраться из этого липкого тумана.

Греческий полис заканчивался, перед нами опять возникли руины опустевшего мегаполиса. Где люди? Наверное, прячутся в коллекторах и подземельях метрополитена, как крысы в затопленных шахтах. Не успел я об этом подумать, как из приоткрытого канализационного люка выскочила огромная крыса и перебежала нам дорогу. Ветер гонял по земле ворохи мусора, небо цедило грязную влагу, от которой пачкалась трава и все, на что эта влага опускалась. Наверное, и я выглядел не лучшим образом, но оценить свой облик я не мог, нам на пути не попадались предметы, в которых можно было бы увидеть свое отражение.

– В этом городе есть еще живые существа, кроме крыс?

Из канализационного люка доносился омерзительный многоголосый визг крысиной колонии, я прикрыл люк крышкой, но визг продолжал доноситься. Мысль прилеплена к визуальным объектам, окружающим меня, и мне не стоит думать о неприятных вещах, иначе можно накликать беду. Вокруг лишь волокна энергии, принимающие то или иное качество, в зависимости от нашего к ним отношения. В этих волокнах легко запутаться, как муха вязнет в паутине, и уже не вырваться на свободу. Их нужно научиться обходить стороной.

– Твоя мысль – это инструмент, – сказала Джаннет. – Хочешь, относись к ней как к скальпелю, хочешь – как к кисточке или резцу! Не так важно, как ты интерпретируешь тот материал, с которым должен соприкоснуться этот инструмент! Главное, чтобы велась работа! А художником ты себя будешь считать, скульптором или хирургом – это уже второй вопрос!

Мне снова и снова приходили на память наши назидательные беседы с Годжаевым. Это была прекрасная школа, и чему-то я у него, бесспорно, научился. Годжаев готовил меня к тем испытаниям, которые теперь выпадают на мою долю, и если бы не его подготовка, не знаю, смог бы я выжить в инфернальном мире. Думаю, вряд ли. Меня спасает лишь то, что все видимое я не воспринимаю всерьез, отношусь к этому миру как к сновидению, которое скоро закончится и которым нужно научиться управлять. Это непросто, но Годжаев обучил меня технике управляемого сновидения, и я не боюсь заблудиться в лабиринтах сознания. Я – свет, проникающий в сумрак ночи, мысль, идущая в дебрях бессознательного, и мне не следует бояться внешних воздействий, так как внешнего мира нет, а есть лишь процессы, протекающие внутри психического континуума. Нет ничего постоянного, ничего «настоящего», все может измениться в любую секунду. Реальности нет. И все меняется, нужно лишь для этого прикладывать небольшие усилия, только и всего.

Мне вдруг послышалось, что в одном из покинутых домов кто-то есть: ну что же, значит, так тому и быть! Я был готов к любому повороту событий! Будь это враг или друг, не все ли равно, лишь бы встретить хотя бы одну живую душу! Прячась за автомобилями, я подкрался к тому месту, откуда доносились звуки. Джаннет немного отстала, и я заплутал среди гор металлолома. Перед домом с выбитыми окнами я увидел невысокого человека, который вел себя очень странно: он что было силы бился головой о стену. При этом терпеливо сносил боль и не стонал. На стене были пятна крови из его головы, но это безумца не останавливало, он продолжал отчаянно впечатываться лбом в потрескавшуюся поверхность кирпичной стены.

«Как долго еще мне будут встречаться все эти фрики?» – подумал я, наблюдая за этой безобразной сценой. Вмешиваться мне не хотелось. После одного из ударов психопат потерял сознание и рухнул на землю. Теперь можно и поглядеть, что это за фрукт.

– Если все существование, как ты уверяешь, протекает в нашем сознании и материального мира нет, то в чем тогда проблема? Почему мы неспособны развить сознание настолько, чтобы быть свободными, произвольно менять миры обитания и не зависеть от внешних суггестий? – наши беседы с Джаннет все больше и больше начинали напоминать диалоги Платона, в которых мне была отведена роль ученика, докучающего наставнице бесконечными расспросами. Джаннет терпеливо переносила нашу болтовню, более того, мне стало казаться, что между нами начала возникать какая-то близость. Хотя чем я мог быть ей интересен?

– Если мир лишен материальности, то что представляет собой то пространство, которое мы вынуждены преодолевать? Если время отсутствует, то что тогда заставляет события длиться? Если вне моего сознания ничего не существует, то почему нет гармонии между заключенными внутри моего сознания феноменами?

– Нет никаких «внешних суггестий», все происходит в нашем сознании. – Это не новая мысль, но когда банальные вещи говорит красивая женщина, они обретают большую убедительность, и ты начинаешь в них поневоле верить. Таков гипноз красоты.

– Но ты-то есть, или ты тоже – часть меня самого? – этим вопросом я надеялся сразить Джаннет наповал, но мой вопрос привел к последствиям, неожиданным прежде всего для меня. Негритянка подпрыгнула как ошпаренная.

– Вот! Наконец-то ты подошел к самому главному! – Джаннет обвила меня своими крепкими руками и поцеловала в губы.

Теперь, когда я понял, что Джаннет – это всего лишь часть моей психики, анима, женский аспект моего сознания, стало немного легче принимать все происходящее. Годжаев сделал свое дело, надо отдать ему должное. Выходит, что всё, все испытания, с которыми столкнулись я и эта чернокожая девушка из неолита, – всего лишь плод моего воображения. Джаннет жила в мире моих грез, и задачей Годжаева было сделать так, чтобы мы встретились с ней в ментальном пространстве, чтобы я не отторгал от себя свой женский аспект, а осознал его как часть своей индивидуальности. Теперь я мог сам управлять маршрутом Джаннет в воображаемой среде, мы двигались с ней в одном направлении, произошло что-то вроде алхимического брака, и психика моя с появлением Джаннет обрела всю полноту. Нечто похожее, вероятно, испытывала и она, находясь рядом со мной, ее анимусом! Но почему я опять отделяю нас друг от друга? Это дурная привычка, которую следует изжить. Теперь мне стало понятно: точка сознания находится в тотальной оппозиции ко всему мирозданию, как внутреннему, так и внешнему. Ее ослепляет внешний мир, со всеми своими текучими и бренными предметами, это во-первых. Затем ее, эту созидающую точку сознания, ослепляет корпус наших физических ощущений, с которыми мы полнее всего себя отождествляем и абстрагироваться от которых нам крайне сложно. И наконец, наши эмоции, они тоже нас ослепляют, делая сознание аффективным, зависимым от наших эмоциональных перепадов. Вероятно, существует еще и ослепление ментальным светом, но это уже для избранных, простым смертным хватает первых трех препятствий, которые они к тому же не способны дифференцировать. Для простого человека все свалено в одну кучу, он просто живет, ориентируясь на внешний мир, на свои эмоции и инстинкты, не понимая, что то, что он считает для себя естественным ориентиром, на самом деле ловушки, ворующие наше сакральное существование.

– Ну вот мы и пришли! Я танцую в этом стриптиз-баре. Зайдешь?

Отказать Джаннет было невозможно, и я вошел в темное помещение, заполненное пьяными людьми, в котором громыхала музыка.