Моя прекрасная подружка

Глава семнадцатая. Яркий представитель нашего поселка

Альма все больше входила в роль хозяйки участка: каждое утро обегала наши владения, дотошно заглядывала во все закутки. Увидит сухую упавшую ветку — отнесет к канаве, где лежит хворост. Заметит желтеющие листья рябины — подтягивает поливочный шланг и зовет меня полить дерево. Ну и, конечно, строго охраняла участок — лаяла на всех, кто к нам приближался. Для наблюдения за дорогой облюбовала маленький клен; садилась в тени его листвы и зорко осматривала и нашу улицу.

«Лаяла на всех» — это я преувеличил. В основном она только бурчала на всяких «подозрительных» — тех, кто шел с палками и мешками, а также на велосипедистов и ребят на роликовых коньках, считала, что те просто валяют дурака. Лаяла она исключительно на незнакомых и бородатых (как вы понимаете, бородачи напоминали ей Тихона). Зато, увидев знакомых, радостно повизгивала и безудержно виляла хвостом. Особенно приветливо Альма встречала моего брата, Нежданова и Вадима Николаевича Рахманова, издателя церковной литературы, глубоко верующего человека. Кстати, как и священник Нежданов, издатель тоже писал стихи, но в отличие от священника, никогда их публично не читал. Ну, только когда его уж очень упрашивали.

Рахманов жил в конце нашего поселка; худощавый, усатый старикан, он слыл большим выдумщиком. Например, священника Нежданова прозвал «Благородной бородой Московской области», Гришку с Мишкой окрестил «Дуэтом сорванцов», а меня — «Главной лысиной поселка» (я, действительно лысоват, полноват; говорят, и ворчлив, и имею массу вредных привычек, но смею вас, ребята, уверить — у меня есть и достоинства — дальше, по ходу повести, вы их увидите).

Свою дачу Рахманов поставил на железных трубах — издали она кажется огромным балконом, парящим в воздухе; к «балкону» ведет винтовая лестница. На чердаке дачи Рахманов соорудил некий «курятник» — каждый полдень из чердака на крышу террасы выскакивал деревянный петух и, хлопая крыльями, кукарекал, причем драл глотку так, что пугал всю живность в поселке. На участке Рахманов построил мини-часовню — просто навесил крышу на кувшинообразные столбы и внутри поместил икону. Священник-поэт Нежданов освятил это сооружение.

Кстати, Нежданов часто приезжал к Рахманову на велосипеде. Как-то я спросил его:

— Слушай, Володя, как ты не устаешь крутить педали, ведь путь-то неблизкий?

Он засмеялся:

— Знаешь китайскую поговорку: «Дорога к другу никогда не бывает длинной»? Да и велосипед лучший транспорт, он позволяет мне держать спортивную форму. Об этом я сейчас пишу поэму.

Мы с Рахмановым познакомились много лет назад, когда наш поселок еще только строился, когда еще не было мобильных телефонов и, чтобы поддерживать связь, Рахманов придумал нечто необычное:

— Ты посылай мне бумажные кораблики, а я тебе буду посылать бумажных голубей, — сказал, и в тот же день ко мне на участок прилетела бумажная птаха (и как пролетела триста метров?), на ней было написано: «Приходи вечером. Поужинаем, поговорим. Прихвати, сам знаешь что» Имелась ввиду бутылка вина).

Я в свою очередь пускал в дренажную канаву бумажные кораблики с записками — ровно через час течение прибивало их к дому Рахманова. Так и переписывались, но потом голубей стали сбивать вороны, а на кораблики залезали лягушки и топили их. Похоже, и вороны, и лягушки видели в нашей бумажной почте неких пришельцев, которые хотят завоевать их среду обитания.

В Рахманове было много детства. Он, старикашка, каким-то странным образом сохранил способность всему удивляться: каждому растению, каждому живому существу. Здесь уместно вспомнить слова английского писателя, знатока животного мира, Дж. Даррелла: «Все животные прекрасны». В самом деле, все прекрасны: и те, которыми мы восхищаемся, и те, которые вызывают у нас неприязнь, пока мы не узнаем их поближе. Стоит, например, понаблюдать за жабой, как начинаешь понимать, что эта пучеглазая толстуха по-своему довольно красива. И удивительно спортивна — посмотрите на ее головокружительные прыжки! А какая она отважная — пугает нас, надуваясь, привставая на задних лапах, издавая утробные звуки, а ведь мы для нее — немыслимые великаны, какими были ли мамонты для нас.

Многие животные так же, как и люди, грустят и радуются, обижаются, страдают и любят, и бывают верными, самоотверженными друзьями. Но, не в пример людям, все животные бережно относятся к своей среде обитания, а в жилищах довольствуются только необходимым, и никогда не делают запасов еды больше, чем нужно. Неплохо бы и всяким богатеям вести скромный образ жизни и отказаться от чрезмерной роскоши. Для счастья надо не так уж и много — иметь любимую работу, крепкую семью и надежных друзей.

Но вернусь к Рахманову. Так вот, он рассказывал:

— Животных я любил всегда. Особенно собак. Помню, в нашем пионерском лагере были две приблудные собачонки. Маленькие, вертлявые. Внешне очень смешные, с белыми и желтыми пятнами и розовыми носами. Кажется, они были братьями. Одну звали Чеснок, другую Перец. Утром на линейке они вместе с ребятами вставали в строй. На зарядке тоже выделывали какие-то фигуры. Во время игры в футбол были членами команды… Мы их подкармливали… Из лагеря я привез в город Чеснока, а мой друг — Перца… В юности я завел еще одну собаку. Я тогда учился в университете, жил в пригороде, ездил на электричках. Там по электричкам ходил пес побирушка. Уже немолодой, серо-черного окраса. Он был этакий наивный скромник. Подходил к пассажирам и просто заглядывал каждому в глаза. И все улыбались. Говорили: «Иван Иванович пришел». Ему протягивали кусочек сыра, кружок колбасы. Он пройдет вагон и на платформе выходит. Ждет электричку в обратную сторону… Однажды я позвал его за собой. Он пошел, и мы стали жить вместе. И сильно привязались друг к другу. Иван Иванович прожил у меня до глубокой старости…

За свою жизнь Рахманов держал немало собак. Собаки даже сыграли ключевую роль и в его женитьбе. Об этом рассказывала его жена Таисия:

— … Я студенткой проходила практику на одном заводе. Однажды выхожу из заводской столовой и вижу — на пригорке сидит пьяненький интеллигентный молодой человек и кормит свору собак… пирожными. Держит целый поднос пирожных и сует их собакам. «Собакам нельзя давать сладкое», — говорю ему. А он: «Немного можно. В столовой же нет ни мяса, ни рыбы» А там, и правда, был какой-то разгрузочный день… Ну, я поняла, что у него доброе сердце и позднее вышла за него замуж…

К этим словам я добавлю: Рахманов и сейчас подкармливает бездомных собак и держит бойкого кобелька Баксика, которого, по моим наблюдениям, любит больше, чем жену.

— Я чувствую состояние собаки, — говорил он мне. — Знаю, о чем собака думает в тот или иной момент, что собирается делать. Ты, вроде, тоже знаешь. И ты, как и я, знаешь собачий язык. Но я знаю его в совершенстве, а это посложнее, чем выучить немецкий или английский… В будущей жизни мы с тобой будем собаками. Или были собаками в прошлой жизни. Но, вообще-то, я не оборачиваюсь назад и не заглядываю в будущее, я живу настоящим. В настоящем встречаются прошлое и будущее. Наше настоящее — самое лучшее время.

Как вы понимаете, ребята, Рахманов был первым из друзей, с кем я познакомил Альму.