Моя прекрасная подружка

Глава двадцать шестая. Половодье. Мы с Альмой в ледяной воде. Художник Валерий Дмитрюк

Весной Альма сбросила зимнюю шубу — проще говоря, полиняла, и сразу, вроде бы, похудела. На самом деле, стала изящней. Весна вселила в нее радостное беспокойство: она то и дело выходила на балкон, прислушивалась к гомону птиц, принюхивалась к запахам сохнущей земли, во время прогулки оживленно рассматривала первые травы, первых жуков и бабочек, и, глядя на меня, вопрошала: — Когда мы поедем на дачу?

А у меня была срочная работа. Только в конце апреля мы выехали из города. По пути я решил заехать в Снегири, где жил мой закадычный друг художник Валерий Андреевич Дмитрюк — давно его, старикашку, не видел, да и Альму хотел познакомить с ним, тем более что по телефону уже рассказывал о ней. Свернув с шоссе, мы покатили по размытой, ухабистой дороге вдоль реки Истры, на которой уже началось половодье — точнее, он было в самом разгаре. Мы уже почти подъехали к дому художника, осталось преодолеть не больше километра, как вдруг увидели — по реке медленно плывет… летний дом! Наполовину затопленный щитовой дом с дымящейся трубой! Его можно было принять за какой-то комичный пароходишко, но рядом с домом на крыше своей будки в панике топтался и выл маленький лопоухий пес. Он был на цепи, а вода уже почти скрыла его жилище.

— В доме топится печь, там могут быть люди, — сказал я Альме, резко останавливая машину.

Альма кивнула: — Кто-нибудь там спит или больной!

Мы выскочили из машины и побежали наперерез подплывающему дому. У реки я сбросил ботинки, скинул одежду и ринулся в воду. Альма, не колеблясь, прыгнула за мной. Холодная вода прямо-таки обжигала, но дом находился всего в пяти-семи метрах от берега, мне даже не пришлось плыть, я подобрался к нему, когда воды было лишь по грудь. Но Альме, конечно, пришлось потрудиться. Я-то ухватился за оконную раму и стал подтягивать дом к берегу, а моя подружка все это время барахталась около будки собаки, пытаясь отодрать цепь. Бедняга лопоухий уже не выл, только поскуливал; он был весь мокрый и дрожал от холода и страха. Только теперь я заметил, что будка приколочена к стене дома, и понял, почему она до сих пор не утопила собаку, хотя было ясно — это произойдет, как только дом еще больше погрузится в воду. Но у нас еще было немного времени.

— Альма, надо расстегнуть ошейник! Я сам это сделаю! — отдуваясь, бормотал я.

Альма попыталась залезть на будку, но у нее не получилось и она продолжила возиться с цепью, не отплывая от будки, готовая в любую минуту прийти лопоухому на помощь.

Вскоре мы очутились на мелководье, и дом уткнулся в песок. Вы, ребята, спросите, как мне удалось справиться с такой махиной? Отвечаю: пришлось приложить максимум усилий. Но, как вы наверняка знаете, в воде все становится намного легче своего веса. В воде мы с вами могли бы развернуть и теплоход, не только какой-то летний домишко. Так что, нам с Альмой все усложняла только ледяная вода.

Ну, а потом я первым делом открыл дверь дома. К счастью, в нем никого не было. На полу от хлеставшей воды шипела железная печурка.

Вторым делом я отстегнул цепь от ошейника собаки. Пес сразу спрыгнул в воду и скачками понесся к берегу, а когда и мы с Альмой выбрались из воды, подбежал и лизнул мне руку, а Альму чмокнул в ухо (если вы, ребята, не знаете, сообщаю: собаки целуют друг друга в уши).

Третьим делом я нашел в доме сухую скатерть и как следует вытер Альму и лопоухого. Затем и о себе позаботился — у меня от холода уже зуб на зуб не попадал. И только я оделся, как послышались крики — по берегу с верховья реки бежал мужчина без шапки в распахнутой телогрейке. Ему навстречу бросился спасенный нами пес. Подбежав, мужчина швырнул на землю веревку с крюком и, задыхаясь, прерывисто заговорил:

— Вот… колол дрова в сарае… И на моих глазах жилище соскользнуло с фундамента в воду… Пока делал «кошку», — он кивнул на веревку, — его уже понесло…

Отдышавшись, мужчина пожал мне руку:

— Не знаю, как тебя и благодарить.

— О чем ты говоришь, — отмахнулся я. — Дом все равно прибило бы к берегу.

— Может, и прибило бы. А скорее, затонул бы посреди реки. И Тузик захлебнулся бы, — мужчина погладил лопоухого, который, повизгивая, крутился у ног хозяина. — Так что, огромное тебе спасибо!

Альма гавкнула: — Я тоже спасала Тузика. И это было правдой, ребята. Пусть она не справилась с цепью, но ее упорство много стоит, верно? Ведь готовность к подвигу равна подвигу.

— И ей большое спасибо! — поспешно сказал мужчина, когда я пояснил ему значение Альминого гавканья, — он поднял брошенную веревку и крепко привязал дом к ближайшему дереву.

— Ну вот, теперь никуда не денется… Сейчас пойду в деревню, соберу мужиков, подгоним кран, обвяжем тросом, и на трайлер.

Само собой, мы отвезли мужчину с Тузиком в деревню, причем Тузик не хотел лезть в машину, несмотря на уговоры, мотал головой — мол, мне привычней на своих четырех, очень надо нюхать бензин в железной коробке! Но Альма все же его уговорила — спрыгнула с сиденья и что-то шепнула ему, и он сразу полез в машину.

Когда мы въехали в деревню, мужчина показал на сарай под огромной ивой:

— Вон мой участок. Теперь дом поставлю подальше от реки и на сваях… Приезжай, всегда буду рад. Еще раз благодарю!

Мы с Альмой вернулись в Снегири, и у нас была замечательная встреча с Дмитрюком. Особенно замечательной она была для Альмы, ведь у моего друга жили три собаки: маленький старый, весь белесый, с седыми усами Трофим и две овчарки среднего возраста Гуля и Марья. Дачу Дмитрюка редко посещали гости, а тут я, которого собаки давно знали и, чего скрывать, любили, да еще не один, а с красоткой подружкой. Понятно, собаки встретили нас радостным лаем и, пока мы шли к дому, крутились вокруг нас и так и сяк.

— Хм, какая необычная собака! — удивился Дмитрюк, рассматривая Альму. — Надо же, такая рыжуха! И вся светится! Даже на участке стало светлее. Солнечная собака — не иначе!

Дмитрюк напоил меня горячим чаем с малиновым вареньем, Альму угостил ливерной колбасой. Пока я рассказывал, как мы спасали плывущий дом, мой друг то и дело удивлялся:

— Ну и ну! Да вы с Альмой настоящие «моржи»! Небось, по утрам холодной водой обливаетесь?!

— Все мы должны помогать друг другу, — важно произнес я.

Подтверждая мои слова, Альма гавкнула: — В жизни надо думать не только о себе.

— Мне нравится полет ваших мыслей, — со значением провозгласил Дмитрюк. — Я тоже недавно кое-кого спас… Недалеко от молочной фермы увидел собаку… с бидоном на голове. «Сметанки захотела, залезла с башкой, а вылезти не может», — решил я. Подошел, начал стаскивать бидон с головы попавшего впросак пса. Он упирается, помогает мне. Но тут я заметил необычно пушистый хвост, а стянув бидон, увидел узкую морду, перепачканную сметаной. Смотрю — да это лисица! Секунду мы с ней смотрели друг на друга, потом она отпрыгнула в сторону и дунула к лесу. Такой случай…

Пока мы чаевничали в доме, хвостатая команда Дмитрюка нетерпеливо топталась у террасы, заглядывала в окна, подавала голос — мол, Альма выходи, поиграем!

Альма не заставила себя ждать, дослушав рассказ Дмитрюка, открыла дверь и выбежала к собратьям.

Часа два она с новыми друзьями бегала по участку, а он был большущий, и там имелось немало примечательного: высоченные сосны с толстыми корнями, как пожарные рукава, множество кустов с не опавшей листвой, беседка и ручей с перекинутыми через него досками — ручей пересекал весь участок и впадал в Истру. Там было где развернуться для собачьих игр.

Я изредка посматривал в окно. Альма, Гуля и Марья скачками носились меж кустов и деревьев, перепрыгивали через ручей. Старый Тимофей еле поспевал за ними — пыхтел, высунув язык, останавливался отдыхать, ручей не перепрыгивал, а переходил по доскам. Альма была главной заводилой в этой компании, веселье в ней било через край. Я смотрел на нее и думал — как хорошо, что она почти забыла о своем ужасном детстве, что моя забота о ней и наша дружба смогли излечить ее душевную травму.

Собаки играли, а Дмитрюк показывал мне свои последние работы и воодушевленно рассуждал:

— …В творчестве главное что?

— Вдохновение! — вставлял я.

— Это само собой. Это и мои собаки знают. Но вдохновенно можно создавать и неважнецкие произведения. Главное — вкус автора. Его чутье, вот что главное. И надо вкладывать в работу всю душу. Только тогда она затронет других… Вот почему один и тот же пейзаж художники пишут по-разному? Одну и ту же историю, один писатель опишет хорошо, а другой так себе, почему?

— Один талантливый, другой не очень, — снова отзывался я.

— Это яснее ясного. Это и мои собаки знают. Но вся загвоздка — в нюансах. Мастер любую слабую картину расцветит, облагородит. Добавит два-три мазка, и вещь заиграет. Мастер вставит в слабый рассказ несколько словечек, и все оживляется. Такое волшебство!.. В нюансах все дело, в оттенках, полутонах, интонациях. И со стороны кажется — такая работа сделана легко и просто, без особых усилий. Но это кажущиеся легкость и простота. Чтобы достичь этого мастеру понадобился весь опыт, вся жизнь. Дело в том, что настоящего мастерства не видно — в этом весь фокус!

— Ну, это каждому известно, — протянул я. — Это и моя Альма знает.

В заключение нашей встречи Дмитрюк подарил мне один из своих пейзажей, в котором было полно оттенков, полутонов и прочих тонкостей. Вот так, ребята. Будем считать, что мы с вами побывали на уроке по искусству.