МОЯ. Я тебя присвою (СИ)

Глава 37

Таша

Возвращаюсь к своей палате, убегая от Зорина так быстро, как только можно. За мной будто черти гонятся. Вернее, всего один, но позлее всех вместе взятых.

Злой, одержимый, бездушный!

Настоящий демон из ада. Уверена, там только такие, как Зорин, водятся. Умеют прикинуться обаятельными и сексуальными, когда этого требуют обстоятельства, натягивают привлекательную оболочку, а под ней — только злость в пустоте шкворчит!

Никого нет в палате. Папа должен быть где-то рядом!

Нужно рассказать ему, что Зорин приехал и нагло заявился в больницу. Пусть папа знает, что Зорин снова нас выслеживает. Должен же папа что-то предпринять.

— Ваш отец в двести тринадцатом кабинете, у Гусева. Он ваш лечащий врач, — отвечает медсестра на мой вопрос.

Двести тринадцатый, двести тринадцатый.

Вот он!

Дверь немного приоткрыта, отец взволнованно ходит по кабинету, размахивая руками.

— Вы не понимаете! Этой беременности не должно быть! — яростно восклицает папа.

Беременность?!

Меня шатает от шока и прикладывает к стене.

Боже, да….

Слабость, тошнота, не месячные, а скудные мазки какие-то…

Зорин все-таки сделал мне ребенка!

А отец… Отец узнал об этом сейчас, в больнице, и не сказал мне ни слова!

— Ваша дочь уже совершеннолетняя и дееспособная. Только ей предстоит решить, сохранять ребенка или нет.

— Это не ребенок, это…. это выблядок. Избавьте ее от него, будьте так добры. Срок ещё маленький, так? Должна быть таблетка. Просто… Просто дайте ей эту таблетку! Под видом другого препарата. Любого!

— Послушайте, я понимаю, что нежеланная беременность детей сильно злит родителей, но все-таки решать не вам! — стоит на своем врач.

— Хорошо. Хорошо, сколько? — раздраженно выдыхает отец. — Сто тысяч? Двести? Триста?! Просто назовите цену…. Любую цену и сделайте все незаметно. Чтобы она ничего даже не заподозрила!

— Решать не тебе!

Папа вздрагивает. Глаза как чайные плошки.

— Таша? Ташенька? Ты… Ты зачем здесь? Тебе в палате лежать надо, у тебя сотрясение легкое.

Папа делает два шага вперед.

— Нет! Не подходи! Не подходи ко мне.

— Таш, зайди. Обсудим.

— Нечего обсуждать! Боже, какой ты подлец, подонок! Ты за меня все решить хотел! И не говорить даже. Как ты мог?! — плачу.

Папа затаскивает меня в кабинет, суетится вокруг. Салфетка, стакан воды, обмахивает меня папкой, рядом садится, пытается обнять.

— Послушай, Таша. Это единственный выход. Понимаешь? Единственный! Неужели ты хочешь родить ребенка от насильника?

— Меня никто не насиловал! Никто!

— Не верю.

— Не верь! Мне плевать! Это было не насилие. Нет!

— Ясно, — выпрямляется отец. — Он тебя запугал. Истязал. Привязанности дурные привил. Это стокгольмский синдром называется.

— Не маловат ли срок для синдромов?! Нет! Ты не прав… Все не так! И решать не тебе…

— Таша! Одумайся! Это ребенок врага, это плевок… Плевок нам, Даниловым, в лицо! А как же учеба твоя? Репутация! Да ты потом хорошего мужчину себе не найдешь. Кому ты нужна будешь с этим выродком!

— Одна буду! Вот назло… Назло тебе… Не буду делать аборт. Ты поступил, как подлец!

— Таша! Ты не имеешь права поступить так со мной… С нами! Таша!

Я выплескиваю воду в лицо папе.

— Знаешь, может быть, он был прав… Ты не святой. И я теперь тебе не верю. Ни единому твоему слову.… Не верю!

— Вернись в палату, Таша. Успокойся. Мы обсудим это позднее!

— Здесь нечего обсуждать, папа. Больше нечего.

Папа пытается поговорить, но в итоге признает:

— Упрямая! До тебя не достучаться…

— Почему ты так злишься? Злиться на тебя должна я. Ведь именно из-за твоего прошлого Зорин захотел мстить.

— И мы должны сделать все, от нас зависящее, чтобы забыть это время, как ты не понимаешь!

— Ты уже ненавидишь этого ребенка, да? Ему ещё и месяца нет, а ты его уже ненавидишь. Разве так можно?!

— Можно. Когда речь идет о позоре. Избавься, доченька. У тебя будет много других возможностей родить в браке, по любви, а не так… — хмурится.

Я держусь на чистом упрямстве. Не могу сказать, что мечтаю стать мамой так рано!

Но папа поступает ужасно. Если бы он подошел ко мне и сразу рассказал, в чем дело, повел разговор иначе, кто знает… до чего мы могли бы договориться.

Но он решил за моей спиной, хотел обмануть. Не могу простить… Не могу!

В больнице нет смысла надолго задерживаться. Папа должен был забрать меня в обед следующего дня, но я позвонила бабушке с дедушкой и сказала, что поссорилась с папой. Спросила, могу ли я пожить у них?

— Конечно! Деда за тобой отправлю, — обещает бабушка. — Даже не переживай, поживешь у нас, сколько потребуется!

— И чего не поделили с Колькой-то? — интересуется дед.

Даже не знаю, могу ли признаться….

— У нас разные мнения. Он хочет решить все за меня и пытался обмануть.

— Кхе… — трет подбородок дедушка. — Нервный он стал. Понимаю, что неприятности. Иначе бы сюда не вернулся. Раньше его и палкой сюда не загнать, а сейчас прилетел, жить надумал… Город у нас красивый, другого такого во всем мире не найти, но не столица, разумеется, а у Кольки амбиции всегда… Понятно, он нам всего не рассказывает. С женой, опять же, непонятно как-то. То молился на эту фифочку, а то развелся… Может быть, ещё помирятся?

— Не помирятся, деда. Мария поступила гнусно. Изменила отцу не раз, за его спиной делишки прокручивала.

— Вот как, значит. Тяжело быть преданным. Не злись на него, мужчине тяжело, когда он теряет свою спутницу. Бабку твою в том году инсультом дернуло, я думал, не выкарабкается, с ней в гроб лягу.

— Ну что вы…. Бабушка ещё танцует хорошо, какой гроб!..

Так и добираемся до дома бабушки с дедушкой. Она меня тепло встречает.

— На Кольку уже поворчала, — сообщает заговорщически. — Сам такой же вредный был, с нами постоянно спорил, свою точку зрения отстаивал. Вот пусть теперь на своей шкуре поймет, каково это, с ребенком во взглядах расходиться!

— Спасибо, бабушка. Дед отвезет меня попозже? Вещи хочу взять.

— Ох, все-таки серьезно.

— Серьезно, ба. Я… не вернусь к нему. Не вернусь!

Зорин, действительно, отправил мне сообщение на телефон. Но я удалила его, не читая, и не пыталась запомнить цифры.

Не хочу больше вариться в котле их взаимной неприязни с отцом. Пусть сами разбираются. Зорин вообще не имел никакого права впутывать в это меня!

Пусть с отцом разбирается.

Папа звонит и приезжает регулярно, но уезжать от бабушки я не планирую. У них хороший, светлый дом, мне нравится жить в нем намного больше, чем в квартире.

Папа бесится, что я решила оставить ребенка и уехала от него.

В пылу злости он бросает:

— А дальше что? Повесишь на деда с бабкой расходы по содержанию ребенка?

— Придумаю что-нибудь.

На самом деле я уже предприняла шаги: буду работать на заказ. Художники могут зарабатывать себе на хлеб!

— Не позорь меня, Таша! Не позорь!

— Пап, у тебя ещё целых две дочери есть, а этой.… Этой уже нет.

— Что ты такое говоришь? — хватается за лысеющую голову. — Дался тебе этот ребенок!

— Дался! Я хоть что-то хочу решить сама. Са-ма!

Очередной разговор заканчивается ссорой, папа выскакивает на улицу, в одной рубашке и тонких брюках.

Злой, сердитый, раскрасневшийся.

— Коль, оденься. Заболеешь! Коля… Ой, дурак… — причитает бабушка и смотрит внимательно. — А ты ничего не хочешь рассказать, Наташа?

— Да, ты и сама услышала, да? Я беременна. Папа хотел тайком устроить мне аборт. Поэтому я ушла.

— Так… А папа где?

— Папа… — морщусь. — Нигде. Мы поругались. И он с папой давно враждует. Все сложно.

— Ох… — всплескивает руками. — Господи Иисусе! Дед не зря сказал, что сын решил вернуться. Проблем, говорит, куча. Иначе бы в родные места не вернулся…

Кажется, бабушка собирается добавить что-то ещё, но нас прерывают отдаленные звуки мужской ругани.

Кто-то бранится.

На улице…. У самого дома.

Один голос — точно принадлежит отцу, а второй…

Не может быть!

Я прилипаю к окну: которое выходит во двор.

— О, царь горы явился! — тьфу, нахваталась от бабушки…. за эти дни!