Муж, любовник, незнакомец

Глава 17

Почти все утро Софи прождала встречи с Раймондом Наваресом, главным генетиком Калифорнийского исследовательского центра и главой Центра изучения генома человека Южной Калифорнии. Но теперь, сидя в знаменитом стерильно чистом кабинете ученого и будучи единственным объектом его бесстрастного внимания, она поняла, как трудно побороть собственную скованность и обращаться к нему просто как человек к человеку. А именно это от нее требовалось, если она хотела, чтобы он ей помог.

В значительной мере трудность общения создавал сам этот человек. Сказать, что он был высокомерен и внушал робость, значило бы не сказать ничего. На фоне развешанных по стенам и сверкающих в солнечном свете дипломов, наград и почетных грамот он выглядел элегантно одетым богом. На нагрудном кармане темно-серого блейзера красовался геральдический знак.

На стенах висели также фотографии, на которых он был снят с несколькими президентами, включая Клинтона. А у окна на мраморном пьедестале возвышался бюст самого Навареса, наверняка изваянный какой-нибудь знаменитостью, подумала Софи.

— Доктор Наварес, — настойчиво продолжала она, — я понимаю вашу позицию, но я — жена пациента. Если президенту компании Бэбкоков и совету директоров позволено посмотреть результаты тестов Джея, почему мне нельзя?

— Миссис Бэбкок, это Джереми Уайт и совет директоров заказали проведение тестов. Они наняли меня в качестве частного консультанта, чтобы убедиться в идентичности вашего мужа и Джея Бэбкока, поэтому, разумеется, я и представил результаты им.

Софи положила ногу на ногу и одернула узкую облегающую льняную юбку. Она уже несколько лет не носила этот элегантный костюм цвета морской волны, и хотя стиль этот снова вошел в моду, она не могла себе представить, чтобы кто-нибудь принял ее за законодательницу мод.

— Вы хотите сказать, что мне требуется получить их разрешение, чтобы ознакомиться с результатами тестов? — спросила она.

— Я хочу сказать, что мне требуется их согласие, чтобы показать вам анализы вашего мужа.

Он коснулся пальцами папки, которая лежала на сверкающем черном столе. Со своего места Софи видела его отражение в этой зеркальной поверхности, но ее внимание привлекли не посеребренные сединой виски и благородные черты лица. Ей стало интересно, как он может работать, будучи со всех сторон окружен глядящим на него собственным отражением. Ведь здесь, в кабинете, взгляд то и дело натыкался на изображение доктора Навареса. Весь кабинет был словно одной огромной отражающей поверхностью.

— Я могу сообщить вам результаты, — сказал он. — Но мне дали понять, что семья Бэбкоков уже уведомлена о них.

Софи уклонилась от его испытующего взгляда, ограничившись кивком:

— Свекровь говорила мне, что он прошел цветовые тесты, если это так называется.

Ученый натужно улыбнулся:

— Не думаю, что специалисты употребляют именно такой термин, но исследования с высокой степенью достоверности показали, что ваш муж является биологическим сыном Ноя и Уоллис Бэбкок. А, кроме того, мы, разумеется, проверили группу крови и отпечатки пальцев. — Поскольку Софи ничего не ответила, Наварес продолжил: — Похоже, наши выводы устраивают всех, кроме вас, миссис Бэбкок. Вам это не кажется странным? Мне кажется.

— Что вы имеете в виду? — спросила Софи, уставившись на свои колени, а потом медленно подняла взгляд на ученого.

— Я имею в виду, что даже мои клиенты, которые теряют свои руководящие позиции в компании, если ваш муж наследует ее, признали выводы основательными. Почему же вы не хотите признавать их? — Откинувшись на спинку кресла, он внимательно изучал Софи. — Дело действительно в тестах или есть какая-то личная причина, миссис Бэбкок? Может быть, теперь, когда ваш муж вернулся, вам требуется помощь, чтобы преодолеть переходный период?

Еще один намек на то, что ей нужно лечиться. Скоро они предпримут шаги, чтобы принудительно поместить ее в клинику. Она окажется в одной палате с Ноем. В любом случае это не его, Навареса, дело, и она не собирается ему отвечать. Впрочем, он и не дал ей для этого времени.

— Если вы хотите ознакомиться с результатами тестов, вам следует обратиться к моим клиентам, — повторил он.

Софи не желала просить разрешения у Уайта или совета директоров. Если она это сделает, Джей, несомненно, узнает. Все узнают и начнут интересоваться ее мотивами, так же как этот человек. С Наваресом очень трудно и рискованно иметь дело. Она не сомневалась, что он позвонит своим клиентам, как только она покинет его кабинет.

— Вы готовы это сделать, миссис Бэбкок?

Софи, не задумываясь, сердито замотала головой. Вообще-то она и не рассчитывала, что Наварес согласится ей помочь, но от отчаяния ее сердце словно охватило пламя. Господи, каким кошмаром все оборачивается! Она считала, что, придя сюда, убедится в том, что Джей — это Джей, и избавится от безумия. Что еще можно сделать, она придумать не могла. Софи настолько изолировала себя от всех в последние годы, что в Клоде и детях сосредоточилась для нее вся жизнь. И теперь ей было не к кому больше обратиться. Она никому не могла довериться. А ей нужна была помощь, помощь кого-нибудь, кто был бы на ее стороне. Любого. Вдруг совершенно неожиданно глаза Софи наполнились слезами. Боясь, что Наварес увидит их, она потянулась к сумочке, стоявшей у ног. Там должны были быть бумажные носовые платки. Внезапно пронзившая ее боль свидетельствовала о том, что она на грани нервного срыва. Софи заморгала, пытаясь прогнать слезы, но от этого стало только хуже. Ресницы увлажнились. «Господь милосердный, — подумала она, — держись, Софи. Только не здесь, не у него на глазах».

— Миссис Бэбкок... вы в порядке?

Софи нашла салфетки, но совершенно не видела, что делает. Наварес снова окликнул ее, и она постаралась заверить его, что прекрасно себя чувствует, но голос сорвался, и она не смогла закончить фразу.

— Мне... мне п-просто нужна минута, — сказала она и начала яростно тереть салфеткой глаза.

Ей было необходимо высморкаться, но она с ужасом подумала о том, на что будет похоже ее лицо с размазанной по нему тушью, когда она отнимет салфетку от глаз. Горе сжимало ей грудь, клокотало в горле. Что с ней? Что ей делать?

— Могу я еще чем-нибудь быть вам полезен? — спросил Наварес. — Может быть, позвать мою ассистентку?

Софи услышала, как скрипнуло кресло, и испугалась, что он собирается встать.

— О нет, нет, прошу вас!

Раймонд Наварес любил, чтобы все в жизни происходило в точности так, как положено. Софи, склонившись над сумкой, вдруг ясно осознала это. К тому же инстинкт самосохранения невнятно подсказывал ей, что, возможно, и не стоит бороться со слезами. Если Наварес действительно так боится сцен, как кажется, то при небольшом везении она может поймать на этом знаменитого доктора.

— Миссис Бэбкок, вы слишком расстроены, я...

Софи плюнула на салфетки, на свой внешний вид и заставила себя посмотреть на Навареса. Все лицо у нее было в следах от слез, в голосе звучала неподдельная боль. Ей было трудно говорить, но, к собственному удивлению, она с некоторым даже вызовом заставила себя открыть перед ним то, чего, быть может, не хотела признать даже наедине с собой.

— Когда я потеряла Джея, я чуть не умерла, — сказала она. Рыдания подступили к горлу, но она продолжала. — А теперь, когда он вернулся, я никак не могу поверить, что это он. Вы понимаете, что я имею в виду, мистер Наварес? Желали ли вы когда-нибудь чего-то с такой страстью, что, получив желаемое, не смели поверить, страшась, что его снова у вас отнимут?

— Мне очень жаль, миссис Бэбкок. Действительно жаль.

Наварес сидел, уставившись на нее, и качал головой. Он был так ошеломлен, что Софи, несмотря на собственное смятение, поняла: этот человек настолько закрыт даже для собственной душевной боли, что любой намек на боль, пусть и чужую, способен парализовать его. Ей пришло в голову, что он сам испытал когда-то тот страх, о котором она ему говорила, такой жуткий страх, что он заставил его навсегда отгородиться от всего, кроме собственного глянцевого образа.

— Я могу позвонить мистеру Уайту, — предложил Наварес и потянулся к трубке. — Уверен, он не станет возражать против того, чтобы вы, учитывая обстоятельства, взглянули на результаты тестов.

Софи замотала головой, слезы потекли у нее по щекам. Ей казалось, что поток их никогда не прекратится. У нее даже мелькнула мысль, не вызван ли он отчасти желанием разжалобить доктора, но она совершенно честно не могла бы сказать, насколько это верно. Она на самом деле была сломлена.

— Я думала, что, если мне удастся взглянуть на результаты тестов, — умоляюще произнесла она, мучительно сознавая, какое отчаяние звучит в ее голосе, — просто взглянуть собственными глазами, то я перестану так бояться и поверю, что Джей снова со мной. Это единственное, на что я надеялась. Я не хочу втягивать в это Джереми и компанию. Это было бы слишком неловко.

— А, понимаю.

— Не беспокойтесь, я и так чувствую себя полной дурой.

— Нет, постойте... — Наварес взял в руки папку и обошел вокруг стола.

Софи выдернула еще одну салфетку из большой коробки величиной с сумку и вытерла глаза, не смея поверить в то, что он собирался сделать. Наварес положил папку перед ней, открыл и предложил ей посмотреть бумаги.

Дрожа и чувствуя себя крайне неуютно, Софи заглянула в папку.

— Я ничего не понимаю, — сказала она, комкая в руке салфетку. — Мне никогда не приходилось иметь с этим дело.

— Разумеется. — Голос Навареса звучал почти успокаивающе. При этом он быстро листал бумаги, объясняя Софи значение терминов. Софи едва успевала следить. Если она кое-что и понимала, то только потому, что ей приходилось видеть по телевизору, как подобные доказательства рассматриваются в ходе судебных разбирательств. Наварес совершенно очевидно хотел поскорее спровадить ее, чтобы вновь погрузиться в свой привычный безоблачный мир.

Софи действительно верила, что, увидев собственными глазами доказательства, избавится от сомнений. Но что-то продолжало тревожить Софи даже после того, как Наварес закончил.

— Существует ли способ удостовериться, что эти результаты не фальсифицированы? — Софи ткнула в бумажку с результатами исследования группы крови. — Вы брали кровь здесь, на месте?

Наварес, раздраженно вздохнув, захлопнул папку. Его терпение было на пределе.

— Миссис Бэбкок, меня попросили координировать и контролировать исследования, имея в виду, сколь многое поставлено на карту для всех заинтересованных лиц. Я безоговорочно доверяю экспертам, проводившим тесты и анализировавшим результаты. Все они — сотрудники университета, с которыми я проработал бок о бок все те годы, что служу в этом университете, и в компетентности которых никоим образом не сомневаюсь.

— Прекрасно, — быстро перебила его Софи.

Он принял вопрос на свой счет, а это вовсе не входило в ее намерения. Она хотела лишь заглушить собственные сомнения, а не выразить недоверие по поводу чьей бы то ни было компетентности.

— Доказательства совершенно неопровержимые, — продолжил Наварес. — Но если вам их недостаточно, у меня есть кое-что еще.

Он повернулся к столу, бросил на него папку, открыл ящик и вынул оттуда что-то вроде рентгеновских снимков. В следующий момент он положил их перед ней рядышком для удобства сравнения.

— Вы видите перед собой тонкий рубец, оставшийся после перелома лучевой кости предплечья, — пояснил он. — Надеюсь, даже вы согласитесь, что снимки абсолютно идентичны. Один был сделан, когда Джею Бэбкоку было около двадцати, другой — в тот же день, когда брались анализы крови и слюны для исследований, результаты которых вы видели. Это снимок руки вашего мужа.

Он наложил снимки друг на друга. Если не считать утла, под которым была согнута рука, снимки действительно были идентичны.

Софи ощутила ледяную дрожь в глубине живота. Непонятно, почему эти снимки должны служить более убедительным свидетельством, чем все остальное, разве лишь потому, что она была с Джеем, когда тот сломал руку.

— Вы знаете, как он получил этот перелом?

— В автомобильной катастрофе, кажется. У меня есть копия его истории болезни.

— Нет, не нужно, — Голос Софи упал почти до шепота. — Это действительно была автокатастрофа. Спасибо, — сказала она, чувствуя опасное головокружение. На миг ей показалось, что она вот-вот упадет в обморок. Это была автокатастрофа, которую она сама спровоцировала. Да, должно быть, это Джей. Либо так, либо она сходит с ума и все это вообще происходит только в ее воображении.

— Ну, теперь все, миссис Бэбкок?

Она утвердительно кивнула. Все. На этот раз все.

— Отлично, в таком случае, если вы меня извините... — Он сделал жест в сторону двери. — Вы сознаете, что я преступил границы дозволенного, показав вам все это?

— Разумеется. Я тоже заинтересована в том, чтобы сохранить нашу встречу в тайне.

— Разумеется, — эхом отозвался он, — потому что, если хоть одно слово выйдет наружу, я буду все отрицать и обвиню вас во лжи.

Софи не сомневалась, что именно так он и поступит. Авторитет Навареса был гораздо более важен для него, чем достоверность тестов, и, похоже, спасая свою репутацию, он может зайти как угодно далеко. Но все это не имело для Софи никакого значения, когда она покидала его кабинет, потому что она уже не сомневалась в достоверности тестов. Больше не сомневалась. Человек, которого здесь обследовали, был Джеем.

Теперь она сомневалась кое в чем ином. В себе. В собственном восприятии. В том, что она вполне нормальна.

«Дорогая Софи, сегодня все прошло прекрасно. Дети в восторге от новых красок, и Олберт создал «шедевр», на котором, по его словам, изображен твой портрет. Я прикрепила его к холодильнику. Лично мне кажется, что он спутал тебя с Бенни Хиллом.

Все зверюшки накормлены и клетки вычищены. Это была наша дневная программа. Однако мы не смогли найти Блейза. Вероятно, он загулял в лесу. Увидимся на следующей неделе. Эллен».

Софи с облегчением положила записку на кухонный стол — новая помощница, нанятая ею на полный рабочий день, отлично справлялась с обязанностями. Эллен была женщиной лет пятидесяти — бывшая учительница, уставшая от школьной рутины, но сохранившая великолепное чувство юмора. Некоторое время назад она вышла на пенсию, но ей по-прежнему хотелось работать с детьми.

— Малыши ведь не устраивают буйных драк, правда? — спросила она во время собеседования. Рекомендации у Эллен были безупречными, и пока, похоже, детишки ее обожали.

Софи новая сотрудница тоже нравилась. Теперь, имея в помощницах Эллен, она могла время от времени уезжать на весь день, как сегодня, зная, что ребята в надежных руках. Она не могла себе этого позволить с тех пор, как организовала свой детский сад, и до того момента, когда Джей взял дело в свои руки.

В животе у Софи громко заурчало, это напомнило ей о том, что она с утра ничего не ела. Визит к Наваресу напрочь отбил у нее аппетит, а всю вторую половину дня пришлось бегать по привычным делам, вычеркивая их из списка одно за другим, пока все не было выполнено. Она страшно устала, но это позволяло ей чувствовать, что до некоторой степени она все еще сохраняет контроль над собственной жизнью.

Приятно было и то, что нервирующее ощущение, будто за ней наблюдают, исчезло. За весь день она ни разу не почувствовала на себе тяжесть таинственного взгляда. И сама ни разу не оглянулась в поисках наблюдателя.

— Бенни Хилл? — При виде забавной картинки, прикрепленной к дверце холодильника магнитом в виде морковки, Софи насмешливо подняла бровь. Эллен была снисходительна. Лунообразное лицо с улыбкой до ушей весьма отдаленно напоминало знаменитого английского комика, Софи скорее назвала бы изображенную на картинке личность Читой, восторженной шимпанзе.

Холодильник давно превратился в галерею произведений ее питомцев. Он весь был покрыт детскими рисунками и фотографиями ее подопечных. Софи сочла более правильным передвинуть свой портрет поближе к фотографии Олберта и нарисовала стрелочку, указывающую на него.

— Художник, — пробормотала она и написала над стрелкой это слово карандашом, висевшим тут же на магнитике.

Ее позабавило то, что Олберт представлял ее себе вот такой улыбающейся идиоткой. После того дня, который у нее сегодня выдался, сама она скорее назвала бы себя идиоткой хнычущей. Так что портретом она была даже польщена. С тех пор как Джей вернулся, она — в прямом и переносном смысле — почувствовала, что значит кататься на «русских горках». Случались моменты, когда она, впервые за последние годы, была почти весела. Вероятно, именно в такой момент Олберт уловил изображенное им на портрете настроение с чуткостью, свойственной только детям. Для него эта улыбка была скорее всего самой впечатляющей переменой, случившейся с ней.

Ей захотелось взглянуть на свое отражение в стеклянной дверце микроволновки, чтобы понять, действительно ли она выглядит так, как представляет ее себе Олберт, но тут она вспомнила строчку из записки Эллен, где говорилось, что они не нашли Блейза, и тревога за пса отвлекла ее.

К тому времени, когда начали сгущаться сумерки, Софи уже не находила себе места. Она так и не нашла Блейза, хотя обшарила окрестности вдоль и поперек, рискнула даже углубиться в лес, опасаясь худшего — что на собаку напала стая койотов. Блейз на ее зов не откликался. Впрочем, койоты редко спускались с гор и подходили близко к человеческому жилью, а те, что отваживались, сами больше боялись Блейза, чем он их.

Несколько минут назад она позвонила в Большой дом, чтобы узнать, не появлялся ли пес там, но Милдред тоже его не видела. Софи даже проехала на машине до соседнего городка, с ужасом ожидая увидеть пса на дороге, сбитого проезжающим автомобилем.

Вернувшись к полуночи домой, она стала обзванивать ближних соседей и вообще всех, кто, как она предполагала, мог видеть собаку. Ее терзали ужасные видения печальной участи, постигшей Блейза, хоть она и понимала, что вызваны они скорее ее нервозным состоянием, чем вероятной реальностью.

Чуть позже, растянувшись поперек кровати, Софи провалилась в забытье. В воспаленном воображении, которое продолжало работать и во сне, она видела истерзанных, истекающих кровью животных, лежащих на пустынных дорогах. Песни сирен сливались в ее голове с леденящим душу пронзительным воем, который, быть может, издавал Блейз.

Ближе к рассвету она с трудом очнулась и осознала, что пронзительный вой вовсе не был ни песнью сирен, ни собачьим воем. Звонил телефон. Единственное, что она видела в кромешной тьме, — это светящийся экран радиочасов. «Кто может звонить в такое время?» — подумала Софи и испугалась, что случилось худшее. Должно быть, кто-то нашел собаку.