Мужчина достойный любви

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

Подумать только, она восхищалась тактичностью Рейли и его умением держать себя в руках! За этой отрешенностью, безмятежной компетентностью прячется мужчина, чье самомнение огромнее, чем остров Мэн. Он что, ожидал, что она растает в предвкушении объявленного? Или убежит при первом признаке мужского внимания?

А она и убежала, разве нет?

Мелисса состроила гримасу. Мысли ее смешались. Поцелуй на кухне застал ее врасплох. Так же как и приход Рейли на холм. Она засмотрелась на Бедфорд-хауз, она позволила себе замечтаться. Когда Рейли заговорил о том, как впервые здесь появился, Мелисса ему позавидовала, множество желаний раздирало ее. Связанных с ним. Связанных с этим местом. Связанных с чем-то, чего у нее никогда не было; с кем-то, кто будет любить ее такой, как она есть.

Расхаживая вечером по комнате, она разглядывала сделанные на пленэре акварельные наброски. Эти рисунки были одновременно и ее, и Авроры. Эта мысль стала для нее опорой. Она никогда не предаст столь хрупкое доверие, бросившись очертя голову в безнадежную любовную связь.

Оставив последний рисунок приколотым к мольберту, остальные Мелисса сложила в папку. Крепко ее завязывая, она быстро превратила черные шнурочки в неподдающийся узелок. «Клянусь, что ты научила Аврору завязывать обувь быстрее и лучше, чем получается у тебя!» Связывать что-либо не так-то легко, как представляется на первый взгляд. Мысль прозвучала настолько символично, что Мелиссе стало не по себе.

Да, у нее есть желания, существование которых она отрицала. Зато Рейли, при всей его в высшей степени раздражающей отстраненности и внезапной, хватающей за сердце, страстности, обладал талантом доводить эти желания до точки кипения. Внутри они оба вовсе не были теми людьми, которыми стремились казаться внешне. Что это, лицемерие или обычное свойство человеческой натуры? Мелисса не знала.

С неудовлетворенным видом она поглядела на свою последнюю картину. Расплывчатая незавершенность. Глаза влекли богато-красные и густо-зеленые места, написанные ею, когда рядом сидел Рейли. Остальное выглядело, как неживое.

— Хорошо, что Рейли не художественный критик, — пробормотала она.

Он открыл в ней призывные влечения, о которых Мелисса никому не говорила. И когда он храбро объявил о собственных желаниях, ей на этом фоне стало стыдно. Но она никогда не позволит ему осознать, до какой степени она его хочет. Сближение сделало бы еще более тяжким неизбежное расставание.

Благодаря вызывающему предупреждению Рейли, она вновь была начеку: воздвигнутые ею укрепления были выше башен замка и шире наполненного водою рва. Где-то к югу от Бедфорд-хауза находились руины старинного замка. Она решила обязательно посетить их на следующий день.

А сегодня она приглашена на обед.

На кухне Мелисса появилась ровно в семь. Имитируя естественную самоуверенность Хелены, она проплыла в направлении стола, вежливо улыбаясь и бесстрашно встречаясь взглядами с потрясенной прислугой. Раз уж ей предстоит остаться еще на тридцать дней, она покажет Рейли, как легко она вписывается в обстановку. Она была просто еще одним товарищем по работе. В окружении разумных, практичных людей кем еще друг для друга они могли быть?

За исключением того, что ее чувства находились в состоянии повышенной боеготовности с того самого момента, как она увидела его. Поблескивающие в глазах Рейли искорки подсказали ей, что он ее ждал и надеялся на ее приход. Как у далекой звезды, сияние сменилось тусклым мерцанием.

Она мило ему улыбнулась.

— Всем привет! Поскольку целый месяц нам предстоит работать вместе, я решила, что настало самое время зайти и со всеми познакомиться.

— Вы этим оказали нам честь, — проговорил он. Нарезав ростбиф во главе стола, он отложил нож, вытер руки льняной салфеткой и медленно подошел к Мелиссе.

Сердце у нее заходило ходуном. А приклеенная улыбка делала ее похожей на манекенщицу из дома моделей.

С вопрошающим взглядом и безупречной выдержкой Рейли стал представлять ее всем собравшимся.

— Вы бегло и по ходу дела встречались со многими из нас. Разрешите мне официально вас с ними познакомить. Это Кроули, наш садовник.

— Очень приятно.

Сухонький старичок сделал вид, что не заметил протянутой руки. Он дотронулся рукой до виска, точно отдавая честь при надетой фуражке.

— Уверен, что взаимно.

Затем ее познакомили с ответственным за безопасность Хэверфордом и двумя младшими горничными: Сисели и Дженни. Только-только достигшие двадцатилетия, они толкали друг друга в бок и повизгивали, когда Мелисса подошла к старшей горничной Марте.

— Сегодня у нас кадрированный состав, — заметил Рейли. — Миллер повез его сиятельство в Лондон, а еще несколько человек получили на вечер, выходной.

— А у нас он завтра, — напомнила одна из горничных.

— Я не забыл.

Мелиссе хотелось не обращать внимания на ощущения, жегшие ее изнутри, точно угли, и возникавшие всякий раз, когда Рейли слегка касался ее спины. Дело было не в том, что он делал, а в том, что он знал, что их объединяет общая тайна и взаимная близость.

Она двинулась вперед. Обе девушки глядели на них, точно ястребы. Шеф-повар, столь же зоркая, как и они, полноватая женщина лет пятидесяти, взяла руки Мелиссы в свои и стала пристально вглядываться ей в глаза, словно это были чаинки, по которым она гадала.

— Добро пожаловать, — сказала шеф-повар. — Позвольте, милая, поставить вам прибор.

— Большое спасибо.

— Вам тут уютно, дорогая? Чай вам нравится? Я знаю, что американцы пьют его по-другому, не так, как мы.

— Чай чудесный. И мне страшно нравится здесь. Извините, что раньше не могла с вами встретиться.

— Ведь у вас на руках малютка, и она занимает все ваше время, не так ли?

— Я гоняюсь за ней по всему дому. А тут такой порядок, что мне иногда кажется, будто этот дом управляет сам собою.

— Вряд ли! — воскликнула шеф-повар, улыбаясь от души. — Гости и не подозревают, какая масса вещей совершается за кулисами.

Рейли посмотрел Мелиссе прямо в глаза.

— Да, это верно.

Шеф-повар похлопала ее по руке:

— Мы этим гордимся, милая. Это называется «благоразумная скрытность». Ею обладает каждый хороший дом.

Рейли оказался в пиковом положении. Безудержно страстный наедине, тут, в присутствии других, он разговаривал с нею в высшей степени почтительно и корректно. Но она ощущала на себе его взгляд, безжалостно ее просверливающий, видящий за ее жалкими потугами сдерживать именно то, что в ней таилось. Она сражалась с собственными желаниями и давила истинные чувства светской болтовней и церемониалом общения. Примерно так же, как это делает он, подумала Мелисса, только Рейли настоящий мастер этого дела, а она — нервничающий любитель.

Мелисса уселась на конце стола, Рейли — во главе. Шеф-повар подала овощи.

— Это такой приятный дом! — заявила Мелисса.

Шеф-повар согласилась.

— Он стал намного приятнее с тех пор, как тут появился Рейли.

— Совершенно верно, он все улучшил на сто процентов, — объявила Марта.

— Вы бы теперь не узнали этого места, если бы видели его лет пять назад, — добавил Кроули.

Сидевшие за столом припомнили жалкие потуги предыдущего дворецкого и постепенный приход имения в упадок, несмотря на все их усилия. Затем они занялись критикой нынешней системы управления, начиная с добродушного подтрунивания по поводу высоких требований Рейли.

Мелисса заметила, как все уважительно ведут себя с ним. Было ясно, что они относятся к Рейли с почтением. При этом ни один из присутствующих не сбивался на фамильярность, не переходил воздвигнутых им вокруг себя невидимых барьеров.

Ни один, кроме нее.

Он поднял голову и заметил, что она за ним наблюдает. Мелисса отвела взгляд в сторону, но не ранее, чем ощутила, как к щекам прилила краска, а по позвоночнику прошла теплая волна. А появившийся внизу жар заставил ее свести бедра.

Рейли откусил кусочек ростбифа с кровью, и лицо его озарила довольная улыбка. Как можно есть при таких условиях? Она даже не предполагала, что обед превратится в сцену из «Тома Джонса».

Она вздохнула с облегчением, когда беседа перешла на графиню. Хорошо ли с нею работать? Справедлива ли она? Понимает ли других? Придерживается ли практики выдачи премиальных на Рождество? Мелисса смеялась, отвечая на вопросы.

Младшая горничная решила взять быка за рога.

— Что произойдет, если его сиятельство женится на вашей леди?

Мелисса задумалась, лишь в этот миг целиком осознав суть проблемы в полном объеме. Если Реджи и Хелена поженятся, то они с Рейли будут тут бок о бок изо дня в день — по утрам, за едой, станут встречаться друг с другом в коридорах. Без нового поцелуя не обойдешься. А потом?

— Пока это на самом деле не случится, трудно что-то предсказывать, — пробормотал Рейли, заполняя за нее паузу.

Вторая горничная взглянула на это под другим углом.

— А как же мы тут управимся, если женитесь вы, Рейли? Если вы вдруг встанете и уйдете к новой хозяйке? Что тогда?

— Этот благословенный дом и есть его хозяйка, — ворчливо произнес Кроули.

Ответ Рейли потонул в море смеха. Горничные обменялись понимающими взглядами, поскольку их подмывало подловить своего босса, не дав ему скрыться под сенью всеобъемлюще-уклончивого ответа. А когда беседа вернулась в русло повседневных проблем, Рейли перехватил взгляд Мелиссы. Не было ни малейшего сомнения, кто является его предполагаемой новой хозяйкой.

— В супе не слишком много карри? — спросила шеф-повар.

— Он великолепен, — ответила Мелисса с пылающими щеками.

Остаток застолья прошел без происшествий. Хэверфорд заговорил с Рейли вполголоса на деловую тему, пересыпая речь военными терминами и кодовыми сокращениями. Кроули посетовал на то, что на границах имения торчит масса проводов и приспособлений. Горничные трещали по поводу планов на выходной. Шеф-повар поведала Мелиссе об известных ей и самых любимых приправах к свинине и лишь время от времени бросала взгляды то на дворецкого, то на нянюшку.

Мелисса была слишком занята, чтобы обращать на это внимание. Она почувствовала себя своей. Она почувствовала, что сумела самоутвердиться. Показала Рейли, что способна функционировать в его мире. А когда настанет срок, будь то через месяц или через год, она покинет этот мир и не оглянется.

Довольная тем, что ей удалось провести в обществе Рейли хотя бы один спокойный вечер, Мелисса на следующее утро решила побродить по лесам и отыскать руины замка, находившиеся неподалеку от южных границ имения.

Держа складной стульчик в одной руке, а рисовальные принадлежности вместе с мольбертом — в другой, она потащилась в лес. Ближе к периметру владений деревья росли гуще, и ветви их переплетались. Мольберт даже застрял в молодых посадках, и его пришлось вытаскивать.

Ну, что ж, подумала Мелисса, раз дело обстоит именно так, поначалу она сделает набросок пейзажа со старыми, кривыми деревьями. Авроре они понравятся так же, как ей нравятся замки; принцессы всегда пропадают в заколдованных лесах.

Она стала присматривать место, где бы устроиться, и замерла. Сквозь гущу деревьев солнце высвечивало беленые стены домика, на которые падали причудливые тени. А на тростниковой крыше рос пятнами коричнево-зеленый мох. Она обратила внимание на крошечные окошечки с синими, клетчатыми занавесками. Преисполнившись любопытства и очарования, Мелисса в уме нарисовала картину. Это будет домик дровосека; идеальное место для принцессы, где она может спрятаться от волка.

Мелисса никак не ожидала, что волк выйдет наружу и с нею поздоровается.

Она прошла через заросшую вырубку, ступая на старые листья и замшелые плиты, чтобы разглядеть домик поближе. Обходя его вокруг, она обнаружила дверь из четырех темно-зеленых филенок. И вдруг дверь распахнулась.

Сердце у Мелиссы ушло в пятки. На пороге совершенно неподвижно стоял Рейли.

Выглядел он будничным и встрепанным, как и вчера днем. Волосы были причесаны пятерней, а ворот рубашки расстегнут. Он специально ее избегал? Или нашел способ справиться с тем, как она его избегает?

— Я не знала, что это здесь, — проговорила Мелисса.

Он окинул взглядом рисовальные принадлежности, рубашку слишком большого размера в пятнах, игравшую роль блузы, джинсы и спортивные туфли. При неровном солнечном освещении на лицо его ложились пятна теней.

— Может зайдете? — предложил он.

Раз они просто товарищи по работе, то Мелисса решила, что настал наиболее подходящий момент вести себя в соответствии с этим. Она нагнулась, чтобы пройти через низкую дверь. Зайдя в прохладное помещение, Мелисса при виде представшей перед ней картины в голос рассмеялась.

— О, Господи! Да тут прямо-таки радио-центр под видом скромной хижины!

Двенадцать телевизионных мониторов были установлены по три штуки в высоту и по четыре в ширину. Видеокамеры в разных стадиях ремонта лежали на стойке из потрескавшегося дерева. Вся прочая поверхность была завалена проводами, кабелем, катушками электроизоляции, на столе умудрился уместиться компьютер. За низенькой сводчатой дверью виднелись плитка, чайник и гора немытой посуды.

— А я-то ожидала увидеть очаровательный, скромненький коттедж, где, быть может, обитает шеф-повар или Кроули.

— Они предпочитают жить в самом доме. А это центр безопасности. Сюда на мониторы передается все, что происходит на территории имения.

— Здесь живет Хэверфорд?

— Он работает не только здесь, но по совместительству и в другом имении. Сегодня его тут не будет.

Рейли распустил на сегодня почти весь персонал, припомнила она. На какое-то мгновение Мелисса задумалась, а не сделал ли он это преднамеренно. Она кивнула в сторону мониторов.

— Выглядит продуманно.

Если он и ощутил, что у нее нервы на пределе, то не понял причины этого.

— Всего лишь мера предосторожности. После попытки покуситься на машину его сиятельства, я решил, что так будет лучше. Но непосредственная опасность нам не угрожает.

Говори только о себе, с отвращением подумала Мелисса.

— Это было первое, чем я занялся, когда сюда прибыл, — добавил Рейли.

Она окинула взглядом ряды мониторов. Этот человек следит за тем, о чем заботится. Она ощутила на себе его взгляд. Не способная поглядеть куда бы то ни было, не почувствовав при этом его настороженности, она проследовала дальше и вошла в комнату.

Она поводила ногой по истертому дубовому полу. Несмотря на высокотехнологичный интерьер, в домике было уютно. Массивные, потемневшие от времени балки крестообразно пересекались на потолке. Давно не использовавшийся камин пристроился в стене, отделявшей центральное помещение от кухни с одной стороны и спальни с другой.

Глаза ее остановились на постели, узенькой и неприбранной. Везде чувствовался отпечаток чего-то заброшенного, нежилого, ощущалась изолированность и уединенность. Как и в самом Рейли, подумала она: наблюдает, но не участвует, довольствуется тем, что смотрит на все со стороны, — пока не очутится рядом с женщиной, которую захочет.

А она его отвергла.

— Не лучше ли было бы разместить все это поближе к дому? — спросила Мелисса, указывая на оборудование. — Безопаснее и сохраннее?

— Если бы мир был безопасен, нам бы все это не понадобилось.

А если бы женщина могла полюбить мужчину без опасения получить душевные раны, им не понадобилось бы все это словесное фехтование.

Встревоженная собственными мыслями, Мелисса стала изучать внушающие почтение молчаливые телевизионные мониторы. Она не доверяла не лично Рейли, но любви, как таковой. С ним-то любая женщина будет чувствовать себя в безопасности, лелеемой, защищенной.

Каждые несколько секунд картинки менялись, показывая то вход в дом, то конюшни, то сады, то главные ворота. Гараж был единственным сооружением, где камеры были установлены внутри.

— «Роллс-ройса» нет.

— Миллер забрал его в Лондон для нужд лорда Дарби. Они вернутся в понедельник.

— Но ведь они намеревались возвратиться завтра!

— Я взял на себя смелость заказать для них билеты на мюзикл в Вест-Энде «Таинственный сад». Думаю, что девочке спектакль понравится.

Мелисса выдавила из себя улыбку, решительно отбросив мысль о том, что он нарочно продлил время пребывания их наедине. Дом казался где-то далеко — далеко.

— Вы проявили по отношению к ним заботу и внимание, Рейли.

— Благодарю вас, мисс.

Она задумалась о том, что он имеет в виду, когда так к ней обращается: установить при помощи обращения «мисс» официальную дистанцию между ними или, помня, что это скорее прозвище, стереть все и всяческие грани. Она решила, что не желает этого знать.

— Ну, что ж, Займусь рисованием. Не будете возражать, если я сделаю тут наброски?

— Вы художник.

— Основная моя специализация, полученная в колледже.

— Это типичное образование для няни?

Она с готовностью решила наполнить помещение отсутствующими людьми.

— Первоначально я воспринимала работу, как летний приработок. Но стоило мне встретить Аврору, как все было решено. Я уже знала, где мне положено быть.

Рейли преградил ей путь к двери.

— А вы когда-нибудь задумывались о том, что вам положено быть здесь?

— Это довольно фантастическое предположение для столь практичного мужчины.

— Я прислушиваюсь к собственным инстинктам.

Она сложила руки, готовая, наконец, в открытую выступить против него.

— У меня тоже есть свои приоритеты. Аврора…

— Я никогда не стал бы соперничать с ребенком. Знаю, как много она для вас значит.

— Она во мне нуждается.

— А в чем нуждаетесь вы?

— В том, чтобы получить возможность заняться рисунками.

Он хмыкнул.

— Женщины также нуждаются и в любви.

— Другого рода, чем дети, в этом я уверена. — Она отбросила непокорную прядь. — Вчера вы уже разыгрывали эту сцену, Рейли. И откровенно меня предупредили. Помните?

— А что стоит у вас на пути?

— Вы, Рейли. Так что извините и дайте мне пройти.

— Боитесь боли и обид?

Мужчина этот был подобен скале. Если он не желал сдвинуться с места, его ничем было не сдвинуть.

— Рейли, мы за один месяц ничего не добьемся. И то, если Хелена не выкинет какой-нибудь номер и не прикажет всем нам завтра отправляться в Париж.

— А она из таких?

Этот вопрос заставил Мелиссу задуматься. С той поры, как они сюда прибыли, Хелена ни разу не разыгрывала избалованную светскую даму. Она отдыхала в обществе Реджи, демонстрируя ему всю свою утонченность и уравновешенность и не предавалась привычной для себя суетности. Она казалась счастливой.

И тем не менее…

— Хелена и Реджи не имеют к нам никакого отношения. Мы не можем за месяц установить между нами какие-либо взаимоотношения.

— Так ведь они же сумели.

— Это ненадолго.

— Вы сможете их установить за день, за час. Если позволите этому случиться. Иногда это происходит мгновенно, иногда достаточно одного только взгляда. — И он коснулся ее щеки.

Мелисса быстро проглотила вставший в горле ком. Она-то собиралась выйти отсюда, горделиво вздернув голову и расправив плечи. А тут он дотронулся до нее так, словно она — самая большая для него драгоценность.

— Не надо говорить так.

— Как?

— Точно романтик.

— Вы сами не верите в то, что говорите.

Она в ответ покачала головой, призвав на помощь самую беспомощную из своих улыбок.

— Кто это был? Тот мужчина, который вас обидел?

— Такого не было. Я никого к себе и близко не подпускала. — Она произнесла эту фразу не как признание, а как предупреждение. Она навидалась мужчин, которых обижала ее мать, или которые обижали ее. Любви нельзя доверять ни в коем виде. Это всего лишь страсть. Преходящая и эфемерная.

— Я никогда тебя не обижу, — вдруг сказал Рейли, вновь переходя на йоркширский акцент. Он намеренно отказывался от «правильного» произношения, чтобы она видела того мужчину, который скрывался под его внешней оболочкой. — Я никогда тебе не солгу.

— Это мне самой нельзя себе лгать. Не хочу начинать верить в фантазии.

— А это что, фантазия? — И он провел по ее груди тыльной стороной ладони.

Воздух словно сразу вышел из легких, оставив лишь тупую боль.

— Женщины лгут сами себе о любви. До какой степени она важна. Как нам нельзя жить без нее. Мы строим надежды, которые не оправдываются.

— У тебя они оправдаются.

— Любовь дурит людей, а потом тускнеет. Она вроде гриппа; ею можно переболеть.

Он улыбнулся ее стараниям. И не сводил с нее терпеливый взгляд. Тыльную сторону ладони он переместил ей на шею и стал гладить ее.

— Не делайте этого.

— Я хочу тебя.

— Я сейчас уйду.

— Ты можешь остаться.

— Не получится.

— Раз ты не хочешь верить, я от тебя этого не потребую. Просто знай: я к твоим услугам. Ночью и днем. Когда захочешь. И для всего, чего захочешь.

— Хватит меня трогать, — едва дыша, потребовала она.

Он покачал головой, а на губах появилась тень улыбки.

— Вот этого я как раз сделать не могу.

— А я-то думала, что чудесный Рейли способен сделать все, что угодно.

Он хотел, чтобы она поверила в любовь. Ему это не удалось. За неделю не получилось. За месяц может не получиться. Может быть, получится за час.

Он раскрыл ладонь и кончиками пальцев пробежался поверх блузы. Любовь включает в себя множество вещей. Она не верит во многие из них. Не доверяет нежности. Привязанность для нее подобна смерти. А что касается готовности делиться своим внутренним миром, то она почти ничего не рассказала ему о своей прошлой жизни.

Слегка коснувшись затылка, он почувствовал, что она держится на расстоянии. Увидел, как плотно сжат ее рот. Он убрал прядь, запутавшуюся у нее в ресницах, и заметил, как растерянно расширились у нее глаза. Она молчаливо умоляла его остановиться. Не от страха, а потому, что он сумел к ней прорваться. И потому он продолжал.

Секс обычно не тот путь, которым начинаются отношения между людьми, но если он сможет заставить ее поверить хотя бы в это, увидеть во всей полноте физическую сторону любви, то он окажется на шаг ближе к тому, чтобы заставить ее поверить и во все остальное. К тому моменту, как она поймет, что включает в себя любовь к женщине, у нее не останется ни малейшего сомнения в том, что она ему не безразлична.

Он коснулся губами ее губ.

Она задрожала, чувствуя, что тает.

— Вот так-то, девочка.

Мелисса зажмурилась. Он стиснул ее в объятиях. Мягкий и влажный, поцелуй длился долго. Он сказал, что хотел, — не говоря ни единого слова. С ним она может позабыть о своих страхах, он всегда будет при ней. Она может быть дерзко-раскованной, стеснительной, требовательной или отдающей всю себя, — ему безразлично. Он хочет быть тут, забрать ее с собой туда, где будут только они одни, в пространство, созданное любовью для двоих.

Мелисса отстранилась, едва переводя дыхание.

— Значит, вы со мной согласны. Это ненадолго.

Он согласился. Может быть, в глубине души она когда-нибудь поймет, что соглашаться со всем, что говорит женщина, есть способ ее любить. И он опять ее поцеловал.

Он подтянул ее поближе, протискиваясь глубже. Его язык, шаря, столкнулся с ее языком, стал с ним играть, стал ее успокаивать и вызвал у нее мимолетную улыбку и растапливающее сердечный холод наслаждение. Она назвала его по имени. Он нагнул ее голову и слегка укусил ухо, отчего Мелисса вздрогнула. Ласки становились все грубее. Он на минуту задумался, а не будет ли она против.

Но постепенно Мелисса погружалась в него, и тела их становились единым целым. Упругая и подрагивающая плоть его разгорячилась, а крепкий стержень непростительно пролез между ними. И когда он положил ей ладонь на грудь, то дрожала уже его рука.

А ее руки были мягкие и шелковистые, знающие, чего хотят, они обвились вокруг его шеи.

— Ты был прав. Там, на кухне. Ты мне правда нужен. И так давно!

Это не прикрытое признание потрясло его до глубины души. Он поиграл с ее соском, и по телу ее прошла мелкая дрожь.

— Как давно? — спросил он, а голос его был одновременно требователен и нежен.

— Слишком давно.

Он решил отложить осуществление желания, лелея народившуюся доверительность их отношений так же, как и ее тело.

— Расскажи мне про своего последнего мужчину.

— Их вообще было немного.

— А я-то представлял себе, что они выстраиваются за тобою в очередь.

Она рассмеялась, смущенным взглядом поблагодарив его за комплимент.

— В колледже я полагала, что моим кавалерам по окончании будет не до меня. Так и случалось.

Ему по-настоящему стало больно от ее небрежного пожатия плеч.

— Я знала, что влюбляться не стоит. — Чем дольше она раздумывала, тем больше воспоминания затуманивали ей взор. — Иногда я даже думаю, что сама их всех и оттолкнула.

С ним она такого не сделает. Он подсознательно держал ее все крепче, и напряженное его состояние резко контрастировало с ее вялой податливостью.

Она мягко к нему прильнула. Чуть приоткрыв глаза, Мелисса внимательно изучала его встревоженный взгляд. Бегала пальцами по его губам, точно читала книгу для слепых.

— Зачем ты все это делаешь, Рейли? Если бы я тебя не знала, то подумала бы, что ты меня совращаешь.

Но это был его секрет. Мастера пыток не смогли бы извлечь из него ответ на этот вопрос. Он наклонился, чтобы поцеловать ее.

Голова ее откинулась назад, а по губам пробежала улыбка. Они стояли, прижавшись бедрами, но рот ее оставался неуловим.

— Ты ведь не веришь во всю эту чушь о любви, правда?

— Не верю, — выдавил из себя он.

Она взвесила его ответ в уме.

— Интрига, близость — вот и все, что мы можем себе позволить.

Ложь застряла у него в горле. Он сообщил ей столько правды, сколько она в состоянии была переварить.

— Ты красивая женщина. И я тебя хочу.

— Хочешь?

«Больше всего на свете!»

Она потерлась носом о его шею.

— Так ты меня хочешь? — игриво произнесла она.

Он хотел ее с того самого дня, когда впервые увидел ее подле вертолета, дрожащую от страха и переполненную мужеством. Одухотворенная, уверенная в себе, великодушная, какой он увидел ее с Авророй, и осторожная, уязвимая, какой она была с ним наедине.

Он осознал, что она ждет ответа.

— Я никогда ничего так не хотел.

Слишком требовательно. Она бросила на него укоризненный взгляд.

— Только не говори, что это навеки.

Если не это, то воспоминания об этом. Обязательно.

Он запустил пальцы ей за воротник и поддел изнутри широченную блузу, стянув ее с плеч, поцеловал обнажившуюся кожу, вдыхая сладкий, вересковый ее запах и наполняя им легкие.

— Если то, чего ты хочешь, — это секс, то им мы сейчас и займемся.

— Отлично. — Мелисса уставилась на его рубашку, водя руками по его груди. В глаза ему она не смотрела. — Я тебя не подведу. — Она пронзила его улыбкой. — Когда все кончится, я уйду. Не буду липнуть. Не буду плакать. Заберу с собой воспоминания и пойду своей дорогой. — Она снова взбила ладонью волосы, легкомысленная и веселая, — если в нее не вглядываться.

Он прижал ее поплотнее, уложив щекой на свое плечо. Рейли вынужден был сдержать настоятельное желание встряхнуть ее. Женщина не должна соглашаться на то, что ей предлагают. Она должна предъявлять требования, вытягивать обещания, топать своею чертовой ножкой. Вместо этого она позволяет ему строить карточный домик, нагромождать одну ложь на другую, одно ложное обещание на другое ложное обещание. Единственная правда заключалась в биении их сердец, в ее аромате, в том, как он держал ее и какой она была на вкус.

— Вы ужасно добры ко мне, Рейли.

— Стараюсь, мисс.

К величайшему его облегчению, она и на самом деле расхохоталась. К его величайшему сожалению, она потерлась грудями о его грудь, потерлась носиком о его щеку и произнесла:

— Хороший вы человек. Даже когда разыгрываете самого пуританского дворецкого в мире.

Пуританской — вот какой была эта комната. И он подтолкнул ее в сторону спальни, и оставил в дверях. Потянулся через постель, чтобы отворить маленькое окошечко. Отсыревшее дерево заскрипело. Птица на подоконнике вскрикнула и улетела. Занавески заколыхались. Рейли обернулся.

Птица была не единственной, кто предпочел бегство. Мелисса уже стояла на пороге, мотая на палец прядь волос. Рейли намеренно убрал с лица хмурое выражение. Он пообещал себе, что будет действовать медленно, зная, что обострившееся желание, переполнявшее жилы, станет мешать ему на каждом шагу.

Он потянулся к ней, и она сделала шаг вперед. Этого оказалось довольно, чтобы расстегнуть пуговицы блузы. Он распахнул ее, открывая голые плечи и эластичный лиф, заменявший ей нижнюю рубашку. И пока она возилась с остальными пуговицами, он снял свою рубашку через голову. И в эту секунду с нее окончательно свалилась блуза. При виде того, что открылось Рейли, у него перехватило дыхание.

Лиф был полосатым, облегающим, прозрачным. Он удерживал груди мягким, эластичным захватом, а кончики сосочков, изнывая от желания, с силой упирались в ткань.

Он поцеловал ей ключицы, шею, огладил ее драгоценную кожу языком, наконец-то ощутив ее не через ткань. Руки его шарили повсюду. Он не мог смотреть ей в глаза из боязни в очередной раз солгать. Вместо этого он хотел показать ей свою любовь. Ему нравился исходивший от нее аромат возбуждения, ощущение ее дыхания у себя на щеке, объединявший их жар. Он будет говорить с ней чем угодно, кроме слов.

Он даже воспользовался естественной неловкостью их обоих, когда они освобождались от джинсов, чтобы протянуть вперед руки и сохранить равновесие. А когда она споткнулась, он поймал ее в объятия. И уложил спиной на постель одним движением, растянувшись рядом.

— Я об этом мечтала! — прошептала она.

Но это была уже не мечта и не сон. И, чтобы это доказать, он опустил руку ей на бедра, стянув с них шелковую полоску, раскрыв треугольник рыжеватых волос.

— Только попробуй мне сказать, что это не наяву!

Она нежно засмеялась.

Он поцеловал ее там, и у нее перехватило дыхание. Он попробовал ее везде: на животе, на груди, замер он лишь тогда, когда добрался до горла.

— Только попробуй мне сказать, что это не наяву!

Но говорить она не могла. Когда губы его лежали на бьющейся жилке, а пальцы раскрывали ее. Она попыталась отвернуться, но он ей не дал. Он поцеловал ее с открытыми глазами, глядя на то, как дрожат ее веки, чувствуя, как дрожит ее тело. Он вновь раздвинул ее, ощущая пальцами нежную, атласную плоть. Она умоляла его не останавливаться, выкрикивая что-то невнятное, пока не перехватывало дыхания и крик не превратился в тихий стон.

— Рейли!

А он и не думал останавливаться, пока не скажет все, что хотел ей сказать: руками, ртом, телом. Любовью.

Всем, чем угодно, только не словами.