Мужчина достойный любви

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

От камина исходил кислый запах холодного камня и каменно-угольной смолы. Рейли подтянул стул и уселся, разгоняя грусть-тоску воображаемыми картинами потрескивающего огня, уютной комнаты, где на разобранной постели лежит женщина, ожидающая, что он вернется и доведет дело до конца.

Он оставил ее обнаженной и дрожащей. Финальные спазмы, вызванные при помощи рта и рук, сотрясали ее, доводя до конвульсий. Он сделал все, что мог, разве что не подарил ей любовь. Он заявил ей, что на этот раз делает все для нее. Еще одна ложь. По-настоящему он бы каждый раз проследил за тем, чтобы она кончила первой. Он бы отдал за нее жизнь, если бы она это позволила.

Сознательно и жестоко он держал рот на замке, убеждая себя, что никогда не завоюет ее любви, объявив о своей собственной. Так отчего же он чувствовал себя бессердечным сукиным сыном?

Скомкав старую газету, он кинул ее на каминные колосники, а потом придавил ее поленом. Затем зажег спичку и стал наблюдать, как занимается пламя.

Он отдал ей все, что осмелился отдать, позволяя ей брать все, что ей нужно. Когда боль в груди стала невыносимой, когда слова, казалось переполняли его, когда истина хватала его за шиворот и вопила, что он ее любит, он позаботился о том, чтобы она кончила как можно скорее. А затем встал и отошел.

Натянув штаны, с рубашкой через плечо, он сидел у потрескивающего огонька. Двумя кулаками он зажимал чашку чуть теплого чаю. Он молил Бога, чтобы сопение в соседней комнате имело своей причиной холод, а не то, что он сделал.

Или не сделал.

Капелька смолы вытекла из золы. Он прекрасно знал, как это бывает.

Через некоторое время Мелисса вплыла в комнату. Она накинула на себя рубашку. Полы развевались вокруг обнаженных бедер, щекоча длинные ноги, которые он только что раздвигал собственным телом, целуя ее столь интимно, как только можно целовать женщину.

Она замерла на холодном полу, а потом подошла поближе.

Он не мог посмотреть ей в глаза. Внутри него извивался гнев, словно провода в детонационной коробке. Он терпеть не мог притворства. И ему не по душе было использовать ее, чтобы доказать что-то самому себе. Даже, если суть доказательства сводилась к тому, что он ее любит телом и душою.

— Так ты вернулся?

До чего же храбрая женщина, смутившись, подумал он. Неудивительно, что они оба шарахаются от любви.

— Я больше не прыгаю из окошек.

— Что ты хочешь этим сказать?

Пламя искрило; с камином не получалось. Вместо того, чтобы разгореться, пламя готово было погаснуть.

Он ни на минуту не хотел прерывать поцелуев, лишаться ее вкуса. Глотком чаю он смыл остатки гнева из собственного голоса.

— Я занимался любовью с Кларой, выпрыгивал из окна, шел по дорожке и возвращался в казарму до рассвета. Мои товарищи воспринимали это, как забавнейшее развлечение, когда видели, как я вскакивал. А когда все развалилось, я сказал себе, что больше так поступать никогда не буду. И никогда не буду любить женщину, не принадлежащую мне, там, где я не свой.

Она зашла ему за спину и положила руку на плечо.

— Здесь ты свой.

— Знаю. — Он резко подался вперед, разгреб холодную золу, желая хоть как-то поддержать огонь. Когда он откинулся назад, рука ее на прежнее место не вернулась. — Теперь мне нужно найти женщину.

Если ей от этого и стало больно, то она не показала виду.

— Нельзя заранее предугадать, как поведут себя Реджи и Хелена. Пока мы не будем знать наверняка, ничего нельзя поделать.

Он умолк, и настала пауза. Значит, то, что с ними сейчас случилось, для нее ничего не значит? Она не может быть его женщиной — она об этом уже сказала.

— Значит, вот почему ты ушел? — мягко спросила она, имея в виду постель.

— Если я собираюсь спать с женщиной, то хочу засыпать у нее в постели, просыпаться в ее объятиях, называть ее моей и знать, что это правда. Я хочу верить, что это прочно. Ты этого не хочешь. Ведь так? — Он бросил на нее взгляд.

Она выглядела так же разочарованно, как он себя чувствовал.

— Мы же договорились.

— Да, верно.

С чего ему взбрело в голову, что он сумеет переменить ее взгляд на вещи за один час? Он лез напролом, упрямо и бессердечно.

— Мне надо одеться.

— Ты хоть довольна? — Этот откровенный вопрос остановил ее на полпути к спальне.

За улыбкой просматривалась горечь.

— Ты был очень нежен.

Ему удалось сдержать зверский смешок.

— Значит, ты меня еще как следует не знаешь.

Он почувствовал, как она неуверенно замерла в дверях, ожидая чего-то большего: заверении, заботливых слов, утешения, которое мужчина несет женщине после первого акта близости. Рейли прекрасно знал, как положено вести себя в подобных случаях. И столь же великолепно знал, что она швырнет эти слова ему в лицо, если только он попытается сказать ей, как он ее любит. Так кто же в таком случае виноват?

Прошла минута, и за Мелиссой затворилась дверь спальни. Почему? — недоумевал он. Он видел россыпи веснушек на ее грудях, гибкую талию, светленькие волосики на ногах и потрясающее оранжево-рыжее пятно между ног. Она принимала от него все, что он ей давал — пока он делал вид, что это только секс. Отчего же разыгрывать огорчение?

«Потому, что она женщина, ты, трепло поганое!»

Он готов был выплюнуть это ругательство вслух. Нельзя играть по ее правилам. Следовало довериться инстинкту и любить ее так, как ее следует любить.

Резким движением руки он выплеснул остатки чая на жалкие огоньки. Все, ради чего он трудился, улетело в трубу клубом серого дыма.

Мелисса лежала в ванне. Выйдя из коттеджа, она прошла в дом через кухню, предупредив шеф-повара, что вечером не выйдет к обеду. Затем помчалась к себе в комнату, но не в состоянии была усидеть: все в ней перемешалось, и она не могла долго оставаться на одном месте. Взяв халат и кое-какие мелочи, она отправилась на поиски ванной вполне в духе Авроры. И наконец, обнаружила легендарную ванную, о которой рассказывал ей Рейли, ту самую, с камином и плиткой цвета Средиземного моря в июле.

Она сбросила с себя полотенце, как бросают перчатку, и открыла на всю мощь краны стоящей на лапках ванны. Мелисса похвалила себя за то, что повела себя так умно. Она все сказала правильно. Никакой привязанности. Никаких обещаний. Никакой навязчивости. Лучше не бывает.

Стоя на тенистой полянке рядом с коттеджем, он задержал ее только на минуту, отдавая рисовальные принадлежности.

— Дорогу назад найдете? — спросил он.

Сердце ей подсказывало: возврата больше нет. Она кивнула и направилась к дому.

Через семь часов она нежилась в горячей воде, предварительно вылив туда бутылочку похожего на молоко ароматического масла.

— Чудесно! — проворковала Мелисса. Сквозь прищуренные глаза она глядела на темно-синюю плитку, блестящая поверхность которой покрывалась паром. Тело ее блестело, кожа стала нежной, возбужденной, познавшей свою власть.

Мелисса собрала волосы узлом и обвязала их полотенцем. Но кончики волос все-таки попадали в воду, и она вытащила их, уложив поверх округлой кромки ванны. По затылку прошелся ветерок. Она скорчила рожу и плотнее обвязала голову полотенцем, опустив подбородок в воду. Так спокойно, так уютно…

Кого она, черт побери, обманывает? Да целый галлон розовой эссенции не приведет ее в состояние покоя! Каждый раз, когда она закрывала глаза, она ощущала, как Рейли целует ее, ласкает, позволяет себе такие ласки, которые должны были бы шокировать ее, и где-то в глубине души действительно шокировали. Но самым шокирующим было осознание того, что она наслаждалась им, открывалась ему, точно они стали вечными любовниками. Точно она отдала ему все, чем обладала.

А ведь так и было!

Только ему об этом знать не следует. И когда позже Мелисса вышла на воздух, она задумалась, что бы сказать такое о происшедшем — остроумное и завлекательное, в самую точку. Такое, что дало бы ему понять, что она не принимает все это близко к сердцу. Хелена нашла бы самую подходящую для такого случая фразу. Но Мелисса не была и никогда не будет Хеленой.

Она раскрыла глаза и стала разглядывать длинные, узкие пальцы ног, которые ей никогда не нравились, и задумалась, а какого мнения он о них. И ноги у нее не слишком ли худые? А бедра не слишком узкие? Интересно, он разочарован? И потому повел себя так холодно? При ярком свете дня он, конечно, детально разглядел ее.

Другие женщины, возможно, возразили бы против такой спартанской «технологической» обстановки. Но не Мелисса. Не в ее стиле требовать столь преходящего и эфемерного, как романтическая атмосфера.

Мелисса привстала, склонилась над ванной, расплющив грудь о холодный фаянс, и взяла в ладонь горстку соли; она стала втирать ее в лицо, в руки, в тело.

Что случилось, то случилось. Она уже взрослая. Она знает, как кратка и непрочна бывает любовь.

«Если бы хоть это чувство продолжалось подольше!»

Она приказала сердцу умолкнуть, провела ногтями по кусочку мыла, точно по пилочке. «Ты этого больше не сделаешь. И не надо рассуждать задним умом, анализировать, критиковать, ругать себя и его». Она опустила мыло, точно батискаф, и погрузила в воду подбородок. «Чистейшая химия, да и только. Любовь — это вовсе не романтика. Романтика — это тоже не романтика».

«Он мог быть хотя бы немножко повнимательнее и не бросать меня одну в спальне».

«А кто сказал ему, что мне хорошо? Что я люблю одиночество?»

Тем не менее, у Мелиссы были все основания чувствовать себя оскорбленной, отвергнутой, раздраженной. Она, по правде говоря, изо всех сил старалась отделаться от этих эмоций. Холодный, очищающий гнев был бы более полезен.

По мере того, как Мелисса называла собственные ощущения их именами, они съеживались и пропадали. Она угрюмо уставилась на мерцающие огоньки в камине, как бы поддразнивающие ее своим треском. Пустота — вот единственная испытываемая ею реальность. Ей вдруг показалось, что они лишились того, чем обладали, чего-то хрупкого и невосстановимого.

Она даже не могла его любить. Она страшилась его полюбить. Полюбить — означало потерять. «А если я его уже потеряла?»

Мелисса зажмурилась. Сердце — вещь хрупкая, точно стекло. Передавать его другим рискованно. Но и обнимать его слишком крепко, прижимать слишком не гарантирует сохранности. Сердца все равно трескаются. Ясно было, почему отвернулся от нее Рейли: она прижала к себе его тело, но самому не позволила приблизиться. Бездумно, нечаянно, она сделала больно ему.

А она слишком его любила, чтобы опять причинить ему боль.

Мелисса откинулась в воде и застонала. В следующий раз, когда она с ним увидится, она сделает так, чтобы они оба осознали собственное положение. Сегодняшний день был аберрацией, разовым уходом в мир, которого не может быть. Она испытывала сожаление, если она причинила ему боль, искреннее сожаление. Водить его за нос непростительно.

Огонь все потрескивал. Где-то за дверью скрипнула половица. Мелисса раскрыла глаза. На пороге распахнутой двери стоял Рейли.

Опустившись в воду по самый подбородок, Мелисса вжалась в ванну.

— Прошу прощения за то, что не встала.

Но Рейли попросту ее не замечал. С грудой полотенец и коробкой массивных белых свечей он подошел к умывальнику.

— Этим помещением пользуются редко. Я полагал, что мадам понадобятся дополнительные полотенца.

Так она теперь мадам! Ладно, пусть он придерживается этой раздражающе-отчужденной манеры вести себя и делает вид, будто между ними ничего не произошло. Она не собиралась отговаривать его. Ему будет легче, если инициатором разрыва будет он.

Мелисса чуть расслабилась и расправила плечи. Вода была полна ароматических масел и совершенно непрозрачна, так что он ничего не увидит. Тем более, что он и не смотрит. Рейли игнорировал ее, как настоящий дворецкий, он раскладывал полотенца в шкафчике, подкидывал в камин растопку.

— Вы не будете возражать, если я подложу в камин еще одно полено?

Мелисса наградила его испепеляющим взглядом, в ней внезапно вспыхнул гнев.

— Дополнительное тепло было бы уместно.

Он развел плечи, словно ему в спину ударил нож.

— Отлично, мисс.

— Не ожидала, что вы сюда зайдете, — заявила она, вздернув подбородок.

— Я был в саду. И увидел свет в башне.

Она представила себе, как он в этот час бродит по саду. Она ощутила, как к нему липнет вечерний воздух, как пристают запахи трав. Во влажной близости ванной комнаты она уловила знакомый аромат его кожи. Вихрем пронеслись воспоминания. Мелисса крепко сжала бедра.

Голос Рейли зазвучал раскатисто и грубо.

— У персонала этим вечером выходной. Я бы не пришел, если бы это было кем-то замечено.

— Я бы иначе и не подумала. — Мелисса не подумала бы и обратного.

— Вы не спускались к обеду.

— Шеф-повар прислала сэндвич. — Он так и остался на ночном столике. У нее пропал аппетит.

К величайшему ее удивлению, он подобрал складки брюк и уселся на каминном выступе. Опершись локтями о колени, он изучал ее.

— Мне следовало сказать больше.

Сердце у нее екнуло.

— Не извиняйтесь.

— Я сделал вам больно. А обещал, что никогда этого не сделаю.

«А я боюсь, что полюбила тебя, — подумала Мелисса. — А ведь я обещала себе, что этого не сделаю».

Она прокашлялась.

— Не надо ничего говорить, Рейли. О любви не могло быть и речи. Я не планировала то, что случилось.

— Значит, мы будем делать вид, будто ничего не было?

На такое она была не способна, она не могла ничего забыть.

— Произошло нечто чисто физического плана.

— Это, действительно, имело место.

Пальцами ног она под водой нащупала мыло и поддела его.

— Этот дом не слишком велик.

— Я всегда знаю, кто, когда и где находится. И когда коттедж свободен.

Он предлагал встретиться вновь.

— Я умею быть скрытным, — напряженно добавил он.

«Только не со мной!» — захотелось ей воскликнуть. Мелисса с трудом выносила, когда он кутался в покрывало приличий и сдержанности. Когда он отстранялся ото всех, в том числе, и от нее. Больше всего ее раздражало то, что он это делал из-за нее, ибо именно она не желала, чтобы в основу их отношений легли ласковые слова и вечные клятвы.

— Может быть, нам следует покончить со всем прямо сейчас.

— Это только начало.

— Мы увлеклись, Рейли.

— Это с нами уже случалось.

— Где-то далеко-далеко.

— В окрестностях луны.

Она поглядела на него, и краска пятнами проступила на ее щеках.

— Со мной не надо вести себя тактично; вы были от этого не более счастливы, чем я.

— Могло быть лучше.

Унижение, исподволь точившее ее весь вечер, выплеснулось наружу.

— А пооткровеннее нельзя?

Когда она подхватила мыло, оно выскользнуло у нее из рук. Рейли подал его ей, коснувшись ее пальцев.

— Вы бы переиграли то, что случилось, если бы могли?

Она сложила руки на груди. Вздернутые колени торчали, как два холмика, из воды, два необитаемых острова в белесой лагуне.

— Нет, я бы этого не сделала.

— А я бы сделал.

Она потрясенно окинула его взглядом.

— На моей старой работе шанса исправить ситуацию не было. Но с вами такая возможность существует.

В столь тесном помещении она могла протянуть руку и дотронуться до него. Но она буквально приклеила руки к телу.

— Вы же этого не хотите.

— Я сказал вам сегодня неправду.

Она не желала этого слышать. Он обращался с ней нежно и страстно. Никто и никогда не брал ее подобным образом, не концентрировал все свое внимание на ней, не предвосхищал каждую ее реакцию. Ее напугало, до какой степени он прислушивается к ее неровному дыханию, как глубоко он ее познал.

Значит, он сказал неправду.

— Я вам не верю, — заявила она.

— Я люблю вас. Я только делал вид, что любовь не имеет к этому отношения. Мы можем продолжать делать вид или быть честными и откровенными.

Дыхание у нее перехватило. В комнате вдруг стало прохладно, словно кто-то отворил все окна в башне. Она вскочила, обливаясь водой, и по телу ее стекали струйки. Ей было все равно, что он ее увидит, — он уже все видел. Ей было нужно одно из полотенец.

А он уже потянулся за ним прежде, чем она его об этом попросила.

— Не ваше дело любить меня, Рейли.

— Мое дело следить за тем, чтобы люди получали то, что им нужно.

— Тогда подайте мне это полотенце. Прошу вас. — Встав в ванне во весь рост, и, благодаря ножкам ванны, возвышаясь над ним, она повелительно склонилась к нему — рыжеволосая девушка со сверкающим взором и прилипшей к груди мыльной зеленой ленточкой.

Он держал полотенце как раз на самом пределе ее досягаемости.

— Я же сказала: подайте мне это полотенце.

Мелисса была не в настроении предаваться играм. Она схватилась за один конец и потянула его к себе. Но тут ноги ее поехали, и она чуть не упала: Рейли успел подхватить ее.

Мелисса стала храбро с ним бороться.

— Пустите меня!

— Вы встали на скользкую почву.

— Отпустите!

— Только тогда, когда я буду убежден, что вы в безопасности.

Она перестала дергаться. Рейли вознаградил себя за вынужденную покорность тем, что уронил полотенце к ногам. Затем повесил фрак на стул и начал спокойно закатывать рукава. Три аккуратных поворота — и обнажилась его левая рука.

— Мне пришло в голову, что вы, вероятно, купали Аврору, когда она была совсем маленькой, — задумчиво произнес он.

— Ну и что?

— Мне, правда, мисс, детей купать не приходилось, но я имел честь мыть Ван-Дейка в тех редких случаях, когда он вступал в схватку с местным скунсом. Он также славится тем, что любит кататься во всякой всячине. Как, впрочем, все собаки.

Мелисса попыталась вылезти из ванны, намереваясь пройти к умывальнику.

— Не вижу, какое отношение это имеет ко мне.

Рейли закатал рукава и учтиво встал между Мелиссой и намеченной ею целью.

— Я хочу этим сказать, мисс, что у меня есть опыт держать в ванне не желающих мыться живых существ. Вы еще не закончили мыться.

Она согнулась чуть ли не в три погибели, спрятавшись в воде.

— Вы не посмеете!

Он поднял закатанные рукава повыше локтей.

— Посмею.

— Вы не будете меня мыть! — Она ударила его по рукам и тотчас же вынуждена была замахать своими руками, чтобы не потерять равновесия. — Держитесь от меня подальше, иначе я закричу.

— Мы в восточной башне. Никто не услышит.

— Вы враг рода человеческого. Монстр. Кто только позволил вам распоряжаться этим домом? — Обвинения эти были бы гораздо более весомы, если бы их произносил кто-нибудь еще, а не обнаженная женщина, которая плескалась в ванне и старалась увернуться от неумолимого Рейли.

Он ходил кругами, точно акула.

— Я же сказал, что я люблю вас.

— А я сказала, что хочу выйти отсюда. Предупреждаю, что я сейчас же выскочу через эту дверь, с полотенцем или без!

Угроза прозвучала не очень убедительно. Тем не менее Рейли подошел к двери и запер ее универсальным ключом, после чего опустил ключ в жилетный карман. И, словно поняв, что эта деталь одежды еще на нем, он расстегнул жилет и перекинул его через тот же плетеный стульчик, на котором висело нижнее белье девушки и лежал атласный халат.

Он подошел прямо к ней.

— Вы можете сделать эту процедуру легкой, а можете сделать ее тяжелой. Для себя.

Она бросила на него сердитый взгляд, но его своевременное и многозначительное предупреждение не дало ей возможности опустить взгляд пониже подбородка. И она плюхнулась в воду, с озорным наслаждением расплескивая содержимое ванны на пол.

— Надеюсь, что вода попортит ваши туфли.

— Я чищу их каждый вечер.

Да, он наверняка так и делает, подумала она, вот так же любовно намазывает их кремом, как сейчас он намыливает матерчатую терку. Рейли встал на колени рядом с ванной, положив ей руку на плечо.

— Чему вы улыбаетесь? — сердито спросила она.

— Люблю мыться в конце дня. Считаю эту процедуру успокаивающей. А вы? — В ладони — горстка ароматической соли. Кожа — настоящий атлас.

— Провести вечер в душной башне с сексуально одержимым дворецким да еще против моей воли — не очень-то романтично.

Он усмехнулся.

Мелисса держалась стойко. Ее не проймешь затасканными приемчиками вроде потрескивающего камина, домашнего запаха свежих полотенец, воскового аромата свечей, обволакивающей музыки Дебюсси по радио или грешно-успокоительного массажа, производимого мужскими руками. Когда тебя моют — это квинтэссенция чувственного наслаждения. Он втирал соли ей в шею, а потом ополаскивал это место водой, набранной в ладонь. Она вспомнила. Прикосновение намыленной материи напоминало ей шероховатый кошачий язычок. Пройдут минуты, и это лишенное воли тело ничем не будет отличаться от воды, текучей, испаряющейся. Блуждающий взор ее сомкнулся. Проигрывать надо с изяществом.

Пальцы его нашли последнее напряженное место у нее на затылке. Она что-то пробормотала, и это было последним выражением протеста.

— Если бы вы закричали и вас услышали, настал бы конец легенде, — попытался образумить ее Рейли.

— Какой еще легенде? — спросила Мелисса, находящаяся за миллион миль отсюда.

— Легенде о несчастной жене третьего лорда Дарби, леди Анне.

— А он что намылил ее до смерти? — Фраза прозвучала весьма двусмысленно. Но Мелисса слишком устала, чтобы замечать подобные вещи. День оказался длинным. Эмоционально насыщенным. Физически утомительным. Она не хотела об этом думать. Если бы она задумалась, то обязана была бы осознать, какие чудеса творят с нею его руки.

Рейли приподнял ее. Сосочки окружал гладкий коричневый пигмент, а сами они вовсе не были острыми. Соль, которую он втирал в грудь, пузырилась и щекотала кожу, и каждое, даже самое слабое прикосновение снаружи вызывало соответствующее ощущение внутри. Но жгучего влечения при этом не возникало. Его смывала теплая вода. Затем к ней прикоснулась шероховатая материя, оказавшаяся вовсе не материей, а его языком.

— У вас так легко краснеет кожа!

А когда она не ответила, он пояснил это руками, прогулявшись пальцами по шее, по ключицам, по местам любовных укусов на правой груди.

Она прикрыла его руку своей.

— Было так приятно!

Он спросил, дьявольски усмехнувшись:

— А теперь?

Сердце у нее раскрывалось, когда он начинал поддразнивать ее. Они вели себя, как любая другая любящая пара: ублажали друг друга, подначивали, играли друг с другом — и бросали вызов судьбе. Жизни их были связаны с жизнями Хелены и Реджи. И Авроры. Они не имели права…

— Рейли…

— Я раньше не замечал, что вы так часто закусываете губу.

А она никогда не замечала, как вкусно брать в рот мыло, пока он не провел пальцами по нижней губе.

— Я люблю тебя.

— Днем это выглядело иначе, — прошептала она. — После того, как мы…

Он поглядел на воду.

А она захотела, чтобы он поглядел на нее.

— Нам всегда будет так неловко?

— Только тогда, когда мне нельзя будет говорить, что я на самом деле чувствую.

— Но я тебя не люблю. — Она не хотела его любить. Вот это не было ложью.

— А я все же рискну.

Мелисса грустно улыбнулась, проведя влажной рукой по шраму.

— Ты и так слишком часто рисковал.

Он крепко взял ее за руки и поставил на ноги.

— Мне всегда будет мало. Разреши мне любить тебя, девочка моя.

Она покачала головой, и влажные пряди забились о плечи.

— Я ничего не могу тебе обещать. Я не знаю, как долго я тут пробуду.

Она всегда тут будет, понимал Рейли, ее дух, как призрак, будет преследовать этот дом, точно так же, как он обязательно будет преследовать его, если Рейли не уговорит ее остаться. Он вынул ее из ванны и лишний раз убедился, до чего изящно и совершенно ее тело. Для нее был открыт только один путь: к нему в объятия. Его намокшая одежда прилипла к телу.

Она расстегнула одну из пуговиц на его рубашке.

— Я не могу дать тебе то, что ты хочешь.

Большим пальцем он приподнял ей подбородок.

— А вот это хочу дать тебе я. Разреши мне сделать это так, как нам следовало бы сделать это днем.

Она тихонько засопела, и выражение лица на этот раз было призывно-лукавым.

— Я, как мне помнится, не жаловалась.

— Я слишком быстро прекратил.

— Ты рассердился.

— Не люблю притворяться.

Он прижал ее к себе, бедро к бедру, а длинные, узенькие пальчики ее ног обнимали носки его безупречно начищенных туфель.

— Я хотел тебя любить, но не мог, не сказав тебе об этом. Тебе не надо ничего мне обещать или делать выбор между мной и верностью маленькой девочке. Просто разреши мне любить тебя.

Он поцеловал ее долго и медленно, чувствуя, как она трепещет в его объятиях. Еще вчера он и представить себе не мог, что будет держать ее так, любить ее. И все же дорога казалась дольше, чем всегда, а их провода высокого напряжения могли опасно наложиться друг на друга. Множество факторов было им неподконтрольно. Он решил выбросить их из головы. Этой ночью он будет любить ее так, как ему следовало любить ее с самого начала.

Рейли отпихнул полотенце в сторону камина. Плотный, ворсистый ковер будет слишком короток для их тел.

Мелисса игриво тронула его ногой.

— Тебе не нравится тигровая шкура?

— А разве этот зверь не объявлен вымирающим видом?

— Боюсь, что благодаря таким охотникам, как шестой лорд Дарби. Он привез эту шкуру из Индии еще в прошлом веке.

— Хорошо, что это не шкура жены третьего лорда, — тихонько проговорила Мелисса.

Они оба расхохотались, и напряженность спала, как лопнули мыльные пузыри в ванне. Он показал ей, что это значит — ощутить обнаженным телом ворс звериной шкуры.

Она почувствовала, что дневная встреча оставила отметины на ее теле — и не только в виде любовных укусов. Новые ощущения накладывались на старые. Ни один другой мужчина не давал ей одновременно ощущение полнейшей безопасности и неумолимой угрозы. Телесной безопасности и эмоциональной обнаженности. Он сдирал с нее все защитные покровы, и она позволяла ему это делать.

Рейли обрушил на нее бесчисленные поцелуи, град интимных прикосновений. Когда он поднялся, она жаждала вернуть его к себе, переплести свои руки и ноги с его руками и ногами. Но с неохотой была вынуждена его отпустить. Встав над нею, он разделся, а потом погасил свет.

В комнате стало теплее, словно в женском чреве. Пляшущий в камине огонь был красным и горячим. Пламя свечей выглядело холодно-голубым на фоне глазурованных плиток. Рейли раскрыл стоящий в углу шкафчик и достал оттуда новые свечи и спички.

Мелисса лениво поворачивала голову, следя за тем, как он зажигает свечу за свечой, и язычки пламени, шипя, встают по стойке «смирно», становясь все стройнее по мере того, как пламя разгорается ярче. Она наблюдала за его телом, плотным и крепко сбитым, за тем, как на него ложатся тени, искажая очертания великолепных мускулов, за его животной грацией.

— Если бы я не знала, что к чему, я бы решила, что ты опять захотел меня соблазнить.

Он увидел ее лукавую усмешку и разглядел под ней легкую тень недоверия. Мелисса подобрала колени, а кончиками пальцев стала рисовать круги на животе. Минутная стеснительность не помешала раскраснеться ее грудям, появлению на лице вызывающей улыбки. Он влюбился в весьма непростую женщину. Заниматься с нею любовью — самое простое из всего, что с этим будет связано.

Рейли не позволял себе пренебречь ни одной мелочью, давая ей возможность пожирать его взглядом, пока он расхаживал по помещению. Последнюю свечу он поставил у сияющего алмазным блеском окна.

— Уж не умерла ли она здесь? — спросила Мелисса. — Жена третьего лорда. Может, он приковал ее цепями или сделал с нею еще что-нибудь похлеще?

Рейли с легкостью опустился рядом с ней.

— Здесь она встречалась со своим возлюбленным. В течение почти двадцати лет. Пожениться они не могли.

— Это такая трагедия? Ведь они обладали друг другом.

— Только тайно.

Опершись на локоть, он протянул свободную руку к ее блуждающей руке. Он наложил свои пальцы поверх ее пальцев точно так же, как клал ее руку в вертолете на рычаг управления. Он хотел, чтобы она соучаствовала и в любви. Поднеся ее руку поближе, он стал целовать каждый ее пальчик и облизывать языком ладошку. А затем стал вести ее, показывать, как его трогать, когда двигаться, а когда замирать.

Его хитроумная интуиция дала свои плоды. Он буквально скрежетал зубами, когда она доводила его до грани.

— Я тебя предупреждал, — заявил он. — Я собираюсь любить тебя так долго, насколько хватит сил. — Рейли хотел любить ее так, чтобы она не смела отрицать, что чувство между ними — настоящее, чтобы она поняла, что принадлежит только ему.

Рука ее замедлила движение, а улыбка стала шире. Она отпустила его и положила обе руки ему на грудь. Потом обняла его, вонзила ногти в спину и притянула его к себе.

— Не пора ли нам начать? — проговорила она.