Мелисса стояла на крыльце Бедфорд-хауза. Миллер позвонил им из «роллс-ройса» и предупредил, что они прибудут через десять минут. В доме развернулась бешеная деятельность. Шеф-повар приготовила ланч. Кроули прочистил дорожки граблями и выложил уголки камушками. Горничные сменили белье на всех постелях и расставили вазы с цветами.
Рейли поднес свой букет лично: две красные розы и три белые. Белые символизировали дни, когда он к ней приходил. Красные — ночи. Если бы Миллер не позвонил, они бы так и оставались у нее в комнате. И рука Рейли так бы и обнимала ее бедро, гуляла между ног…
Стоя на ступенях Бедфорд-хауза, нервно подергивая пуговицы блузки, Мелисса дивилась тому, как переменились их отношения. Сменяющие друг друга дни не затмили память о любовной встрече перед камином, в крохотной экзотической ванной комнате. Яростный и гордый, он похитил у нее способность дышать своей неуемной требовательностью. А затем похитил ее сердце внезапной нежностью, когда постепенно овладевал ею, словно расчленяя ее тело. Ее сверхчувствительная плоть отмечала каждый миллиметр проникновения, а его поршень заполнял ее, пока тело ее не взбунтовалось от того, как он толст и как глубоко собирается в нее проникнуть. И он стал двигаться размашисто и в то же время медленно, разжигая ярко пылающий, неугасимый огонь.
Она тогда отвернулась, не в силах это вынести. Для нее это было чересчур, это была демонстрация того, на что способна настоящая любовь. А его полнейший самоконтроль лишь подчеркивал, до какой степени она подошла к самой грани. По щекам ее бежали слезы, когда она умоляла его двигаться быстрее, брать ее до конца. Наконец, он заклеймил ее своим орудием, сотрясаясь в опустошительном оргазме, обрушившимся на их обоих.
Больше он так не делал.
Они встречались в коридорах, на пороге комнат, у каменной арки у входа в конюшню. Каждый раз было так, как в коттедже. Для нее и только для нее. Каждый раз, когда он ее ласкал или брал с силой, он держался на расстоянии и держал данное им слово: он не будет спать вместе с ней до тех пор, пока не сможет назвать ее своей. За исключением того самого случая, так потрясшего ее, он не отдавал ей той части своего тела до тех пор, пока она, желая его, не приходила на грань отчаяния.
Под лучами мягкого английского солнца Мелисса ощутила, как он встал рядом с ней у подножья крыльца. Он слегка кашлянул. Она поняла намек.
Бросив взгляд искоса, она убедилась, как безупречно он выглядит. Фрак его больше не был сбит набок, а галстук не свисал веревкой, как это бывало, когда он шел наверх. Тело его, как ей уже было досконально известно, было плотным и крепким. Она все еще ощущала след того, как он в нее впечатывался.
Рейли кашлянул в затянутый перчаткой кулак.
— Сколько времени им понадобится, чтобы доехать? — спокойно спросила она, видя, как вокруг них собираются слуги.
— Пять минут.
Они были олицетворением пристойности. В течение трех дней днем она занималась перепиской Хелены, за ужином виделась со слугами и вела себя превыше всяких похвал. Затем она находила Рейли в неиспользуемой части дома, или он находил ее на холме. Времени было мало. Разоблачение вполне вероятно. Она доверяла его умению управлять хозяйством поместья. Он доверял ее способности держать себя на людях.
Все должно было получаться легко. И все превращалось в пытку. Она любила его, но не могла сказать ему об этом. Было бы лучше для них обоих, чтобы они, когда все кончится, смогли бы разойтись в разные стороны, целые и невредимые.
«Но он же сказал мне, что любит меня. И доказал это сотней разнообразных способов. Отчего же я не могу любить его в ответ?»
«Не поддавайся мечтаниям», — велела она себе, не желая тешить себя ложными надеждами, видя его обволакивающие взгляды, когда он, оторвавшись от ее тела, начинал шарить по нему руками, изучая его, словно желая запомнить его навсегда.
Стоя у нижней ступени, он перехватил ее призывный взгляд и еле-еле покачал головой.
Плечи у нее напряглись. Сколько времени можно будет играть в такие шарады? Как она сумеет обмануть Аврору? Девочка проницательно замечала любую фальшь в поведении взрослых. Она заметит, что Мелисса переменилась. Увидит ли она в этом угрозу для себя? Почувствует ли себя покинутой? Заброшенной? Мелисса боялась, что ребенок решит, будто она стала меньше для нее значить, что ее стали любить меньше, потому, что Салли нашла, кого любить больше.
— То есть я нашла, — резко произнесла Мелисса.
— Простите, мисс? — склонил Рейли голову в ее сторону.
Она уклонилась от его озабоченного взгляда.
— Ничего.
Импозантный «роллс-ройс» обогнул последний поворот парка. И когда он подкатил к входу, все, кто стоял на ступенях, поднялись повыше, чтобы дать возможность Миллеру выпрыгнуть из машины и распахнуть дверцу.
Мелисса выпрямилась, ощущая напряжение. Груди ее были нежными и сладко налившимися. Ноги дрожали. Желание подогревало ее изнутри, точно угли. И, обдуваемая дневным ветерком, она взбила непокорную прядь и проверила кружевной воротник, чтобы убедиться, что последний любовный укус Рейли надежно укрыт. Мелисса подсознательно потянулась к его руке.
Он помог ей избежать ошибки, сделав аккуратный шаг вперед.
— Добро пожаловать домой, ваше сиятельство, полагаю, что поездка прошла успешно.
Вылезая из автомобиля, Реджи сиял. Миллер подал Хелене руку, чтобы помочь ей выбраться с заднего сиденья. Реджи немедленно заключил ее в объятия.
— Я чудесно провел время, Рейли. Чудесно, Кроули, Мелисса. Приветствую всех.
— Привет, Мелисса. Нам страшно вас не хватало, — проворковала Хелена.
Из машины выпрыгнула Аврора, несясь во всю прыть мимо матери. Маленький светловолосый ураган на полной скорости врезался в Мелиссу и стал ее тискать.
Внезапно все опасения Мелиссы куда-то пропали. Как она могла думать о чем-то, кроме этого сгустка энергии и сообразительности, этой хохочущей, неугомонной кометы, ворвавшейся в ее жизнь?
— Куколка, тебе понравилась поездка?
— Мы видели «Таинственный сад»! И Трафальгарскую площадь. И Британский Музей. Там были все эти камни из древних гробниц, и динозавры, и Тутен… Тути… Туту…
— Тутанхамон?
— Да! Ты его знаешь?
— Только внешне.
— Он был весь одет в золото, и на нем была эта маска, которая, должно быть, весит тысячу кило…
Мелисса улыбнулась Хелене:
— Со счастливым возвращением!
Хелена мелодраматически вздохнула:
— Боюсь, что она все специально приберегала для вас. Она буквально забросает вас своими историями.
— Ребенок — само совершенство, — констатировал Реджи. — Сплошное удовольствие.
— А сколько в ней энергии? — добавила Хелена. — Я еще никогда не отдавала себе отчет в том, какие чудеса изобретательности вы, должно быть, проявляли, чтобы она все время была чем-то занята.
Мелисса поняла намек.
— Если вы не возражаете, мы бы отправились в детскую. И ты, куколка, там обо всем мне расскажешь.
— Не забудьте спуститься к обеду, — бросила Хелена через плечо, заходя в дом вместе с Реджи.
— Да, мэм, мы обязательно придем. — Мелисса улыбнулась, глядя на переполненный новостями живой заряд. — Похоже, у тебя в голове уместился весь Лондон.
— У-ух! — простонала Аврора, прижимая ладони к вискам. — Весь Лондон у меня здесь?
Мелисса постучала по лбу, а затем прикоснулась к губам.
— Входит сюда, а выходит отсюда.
Аврора держала рот на замке не более пяти секунд. Затем, углядев, как Рейли помогает Миллеру выгружать багаж из «роллс-ройса», дернул его за рукав.
— Вам надо было быть там с нами, Рейли.
В Сити взорвалась бомба. И перевернула двухэтажный автобус!
— Мы слышали об этом по радио, милая. К счастью, никто не пострадал.
— Папа сказал, что туда ходить не надо. А мне так хотелось.
Мелисса и Рейли переглянулись.
— Тебе лучше называть его «сэр», — мягко напомнила Мелисса.
— Он сказал, что я могу звать его папой. Или Реджи. Но мама сказала, что обращение «Реджи» для семьи не подходит.
— Для семьи, вот как? — произнес Рейли, вынимая очередной чемодан.
— Вы, наверное, очень хорошо поладили друг с другом, — сказала Мелисса.
Аврора потянула к себе Рейли и Мелиссу, сгорая от нетерпения сообщить им важные новости. Они склонились так близко, что их головы соприкоснулись.
— Маме он и вправду нравится, — прошептала девочка.
— Действительно? — тихо проговорила Мелисса. На столь близком расстоянии Мелисса могла ощутить запах его лосьона после бритья, крахмала его воротника. В янтарных глазах Рейли она заметила золотые искорки.
— И что же вы думаете? — потребовала ответа Аврора.
Рейли выпрямился, поправляя жилет.
— Думаю, что свадьба — это как раз то, чего не достает этому месту.
— Не возносите ее вверх подобными надеждами, — упрекнула его Мелисса.
— Я думала, что надежды существуют как раз для этого, — заметила Аврора. — Было бы лишено всякого смысла, если бы надежды бросали вниз. Верно, Рейли?
Но Мелисса была не в настроении приходить в восторг от логических умозаключений пятилетней девочки. Она бросила на Рейли предупреждающий взгляд, означавший: «Давайте, возражайте же мне!»
Он увидел, в каком боевом настроении она находится, и решил, что благоразумие при данных обстоятельствах подойдет лучше всего.
— Когда я говорил о том, чего не достает этому месту, я имел в виду свадьбу вообще. Но разве я сказал, что это обязательно должна быть их свадьба?
И он бросил на нее столь жгучий взгляд, что от него могли вспыхнуть все свечи сразу.
Сердце у Мелиссы замерло.
А Авроре захотелось узнать, кто же выйдет замуж, если не мама.
— Никто, — отрезала Мелисса. Схватила Аврору за руку и потащила в дом.
Рейли смеялся от всей души, следуя за ними в детскую. Свадьба, еще бы! Но Мелисса не смеялась. Она не хотела, чтобы надежды возносили ее вверх.
Но в глубине души эхом отдавался разумный подход Авроры: «Надежды существуют как раз для этого».
— Девчушка спит?
— Пока что.
Часы в центральном вестибюле пробили одиннадцать. Рейли стоял подле Мелиссы в дверях детской, а она бросала последний взгляд на спящего ребенка. Рука его лежала у нее пониже спины — знакомая, сильная, манящая, уверенная в том, что она придет к нему, когда кончит работу.
Она не собиралась этого делать, ведь дом был полон. Но как только Аврора коснулась ее ресничками, целуя в щеку перед сном, Рейли материализовался из тьмы. Мелисса знала, что не способна устоять. Она будет любить его всеми возможными способами, но если скажет, что любит его, он никогда ее не отпустит. Рейли всегда заботится о том, что принадлежит ему.
В дверях детской он приласкал ей щеку холодной тыльной стороной пальцев; но это не сняло одолевающую ее лихорадку. Легкое прикосновение пальцев, прикосновение взглядом — больше ничего и не требовалось с его стороны, чтобы возбудить ее, чтобы бешено ускорить бег крови в жилах.
Она глядела на спящего ребенка.
— Теперь это не так безопасно, как раньше.
— Знаю.
Мелисса повернулась и вышла в коридор.
Он проследовал за ней, тихо говоря:
— Графиня сегодня разделяет спальню с его сиятельством.
Мелиссу это не удивило. Она видела их за обедом. Их увлеченность друг другом была дополнительным поводом уделять Авроре еще больше внимания. Мелисса читала ребенку вслух лишние полчаса, частью для того, чтобы ее успокоить, частью для того, чтобы отдалить неизбежную встречу с Рейли.
Она остановилась у двери своей комнаты. Не пускать его было бы смешно. У него есть ключ.
— Чего ты хочешь?
Рейли велел дать ответ своему телу. Он подошел совсем близко и прижал ее спиной к стене. Его губы дразнили ее губы, легко пробегали по ее лицу, начиная ото лба и кончая ресницами и подбородком.
— Ты теплая.
— Виновато вино за обедом.
Он прижал ее чуть сильнее, глядя прямо в глаза.
Она не могла оторвать от него взгляда, так же, как не могла не сказать полузадушенным шепотом:
— Ты целуешь меня и доводишь меня до оргазма. Почему ты не хочешь меня любить?
— Я мог бы спросить то же самое у тебя.
— Ты отказываешься заниматься со мной любовью.
— Это было давно.
— Ты понимаешь, о чем я говорю.
— А я могу спать с тобой?
— При условии, что ты уйдешь, как только Аврора проснется.
— А могу я спать с тобой остальное время?
— Ты же знаешь, что это невозможно. Хелена…
— И Реджи. Они влюблены друг в друга.
— Это может кончиться завтра.
— Или будет продолжаться вечно. Какое это имеет отношение к нам?
— Самое прямое. Если Хелена уедет, то я буду вынуждена уехать.
— Я хочу тебя здесь. И здесь.
Он не слушал ее. А прикасался дурманящим поцелуем к нежной коже шеи. Развязав ей пояс халата, он полез внутрь. Он ласкал ее тело сквозь ночную рубашку, которую Аврора привезла ей из Лондона. Рубашка была фланелевой, добродетельной и скромной, как у школьницы. А он обращался с нею, точно это было тончайшее шелковое белье.
— Я люблю тебя.
Предвкушение делало сопротивление невозможным. Он дотрагивался до нее, а она таяла, и тело ее заранее охватывала дрожь.
— Так люби же меня!
Он простонал и отворил дверь ее спальни, куда они оба ввалились. Ноги их сплелись. Рейли приподнял подол ее ночной рубашки и стал щекотать им ее колени, зажав кусок ткани в кулаке.
— Я буду любить тебя самым лучшим из известных мне способов.
— Не останавливайся.
— Я никогда не останавливаюсь. Разве ты мне не веришь?
Она не могла не понять, что делают с нею его руки, как ради него оживает все ее тело, готовое, теплое и влажное. Он тронул ее большим пальцем; ее словно током ударило.
— Ты веришь в то, что я тебя люблю? — Он опять до нее дотронулся. И опять.
— Да. Пожалуйста. — Колени у нее чуть не подкосились, а она, чтобы удержаться, впилась ногтями в его бицепсы.
Он опустился на одно колено, целуя ее до тех пор, пока она не задрожала и не выгнулась.
— Скажи, что любишь меня.
Она не в состоянии была это сделать — не более, чем остановить захлестывающий ее натиск желания, подгоняющий ее быстрее и дальше. Напряженная, все в себя вбирающая, она полностью отдалась чувству. Слова его сливались в невнятный шум. Комната плыла. Дрожь в последний раз сотрясла все ее тело, и она свалилась ему в объятия.
Он протянул руку, чтобы откинуть ей мокрые волосы со лба, и стал шептать ее имя, пока она не пришла в себя. Она запустила руку ему в волосы, откидывая его голову назад с внезапно охватившей ее яростью. Не говоря ни слова, она стала его целовать, широко раскрыв рот и бесстыдно танцуя танго собственным языком вместе с его языком. Смяв ночную рубашку, она прильнула к нему.
— Люби меня, — прошептала Мелисса.
Она ощутила, как он изо всех сил старается взять себя в руки: жесткая поза, едва сковываемая сила. Она искушала самого дьявола, развязывая то, с чем он явно не сможет совладать.
— Люби меня! — на одном дыхании прошептала она. — Я хочу тебя!
— А ты моя? — Он обхватил ее лицо ладонями, когда она настойчиво стала сводить его с ума прикосновениями губ. — Поцелуи не ответ. Говори.
Он готов был сломаться. Она могла взять его прямо тут, заставить его заниматься с ней любовью.
— Оставайся на ночь.
— Останусь. Но при одном условии.
— Настоящая любовь не знает условий.
Он тихо выругался.
— Любовь — это или обязательство, или ничего.
Она положила ладонь ему на шею.
— Разве это ничего?
— Между нами должен быть не только секс. Я люблю тебя.
Она начинала ненавидеть эти слова вместе с заключенными в них обязательствами. По ней пробежал холодок. Она откинулась назад.
— Если не будешь заниматься со мной любовью, уходи.
Продолжая забирать складки ночной рубашки, он вновь поставил ее на место, все выше и выше подворачивая ее белье.
Она слегка ударила его по руке, чтобы он ее отпустил, и прошлепала к кровати.
— Спокойной ночи, приятных снов, — проговорил он.
— Убирайся ко всем чертям!
Он рассмеялся, открывая дверь.
— Да, женщина мне попалась непростая!
Она бросила ему в голову подушку. Он поймал ее одной рукой. Аккуратно взбив, опустил подушку в старинное кресло.
— До свидания, мисс.
Вторая подушка со стуком ударилась об уже закрытую дверь.
— И держись от меня подальше!
Остаток недели Мелисса провела в детской, обучая Аврору воспроизведению облика Тутанхамона акварелью и давая краткие уроки истории Египта. Мелиссе удавалось все, не удавалось только выбросить из головы Рейли.
Все это выглядело унизительно: мужчина клялся ей в любви, но ограничивал себя одними лишь ласками, пусть даже весьма интимного свойства.
Почему она не может быть счастлива без затей? Они хорошо относились друг к другу и хорошо подходили друг другу. Он был нежным, страстным, щедрым. Он всегда ставил ее желания на первое место. Вот что доводило ее до исступления. Несмотря на изощреннейшие вещи, которые он совершал с нею, он продолжал сдерживаться, давая ей все и не беря ничего взамен.
Он называл это любовью. Она называла это прелюдией. Занимавшей дни и ночи. Неудивительно, что она чувствовала себя перевозбужденной, измотанной и опустошенной.
— С пп-релюдией, — объявила Аврора.
О, Господи, она уже начала думать вслух!
— Что ты сказала, милая?
— На обед мы ели бифштекс. Перед пьесой. Пьеса была чудесная. С прелюдией. Ты знаешь из нее песни? Все билеты были проданы, но Рейли достал нам билеты. Реджи говорит, что Рейли может сделать все.
Мелисса грустно усмехнулась. Рейли может сделать все и делает все — только не занимается с нею любовью.
Аврора внимательно изучала няню, положив ладошку Мелиссе на лоб.
— Ты выглядишь бледной, моя дорогая. Ты хорошо спала?
Мелисса рассмеялась, услышав, как Аврора великолепно воспроизводит свою мать. Она взрослела так быстро!
— Несколько вечеров я поздно поднималась наверх, чтобы лечь спать.
Наверх. И вниз. Шиворот-навыворот. Когда она не была с Рейли, то завязывала себя узлами, пытаясь решить, что с ним делать.
— А ты рисовала? — спросила Аврора, меняя тему быстрее, чем летом меняется освещение.
Дорисовалась до того, что загнала себя в угол. Она любит его. Просто не верит, что это надолго. И — пусть катится ко всем чертям ее сердечная дурость — ей это начинало становиться безразлично. Пока они могли вместе проводить дни и ночи, пока они могли копить воспоминания, подобные тем, которые и по сей миг хранятся в ее душе… Остается надеяться, что их хватит на ожидающие ее в будущем тяжелые времена.
Она попросила Аврору принести папку с рисунками, а затем показала ей сделанные для нее работы. Изображение коттеджа привело девочку в восторг как Мелисса и предполагала.
— Вам он тоже очень понравился, — заявила Аврора. — Я же вижу, как вы смотрите на этот рисунок.
— Он очень многое для меня значит, куколка.
— А вы бы хотели там жить?
Если бы она только могла там жить! Но дом и по-настоящему любящий ее мужчина были для нее чем-то недостижимым.
Возможно, все и так уже движется к концу. Последние три ночи Рейли к ней в комнату не приходил. Она не обманывала себя мыслью о том, что он и впрямь послушался ее требования держаться подальше Он предлагал встретиться в коттедже и просил ее днем убежать на часок. Она же этого не делала. Мелисса бросила взгляд на часы. Вероятно, сейчас он как раз там ее дожидается.
Значит, именно так она будет чувствовать себя тогда, когда жизнь навсегда разведет ее с Рейли? Глаза, в которых не было ни единой слезинки, вбирали в себя каждую деталь детской. Пустота становилась почти удушающей.
Несчастная, но преисполненная решимости, она положила папку и велела своей заляпанной краской подопечной помыться и привести себя в порядок к чаю.
Любовь, свидетелем которой она до сих пор была, приводила поначалу к одержимости, а потом к горькому разочарованию. Любовь не остается надолго; остаются дети. В тот единственный раз, когда Рейли по-настоящему занимался с нею любовью, он тщательно подстраховал себя на этот счет. А если она пойдет к нему в коттедж, будет ли он любить ее так же, как в тот раз? Или он будет мучать ее, подвергать пытке позволяя ей лишь воображать, что они делали бы вместе, если бы только она пообещала ему любить его в горе и радости, в болезни и здравии…
Разумом она пыталась убедить себя, что он ни разу не сделал ей настоящего предложения. Но сердцем она ощущала, что на меньшее, чем брак, он не согласится.
Нежная ручонка замахала перед ее невидящим взором. Заклятие отогнано, и Мелисса взъерошила Авроре волосы.
— Что случилось?
— У нас визитер.
— Кто? — И она обернулась.
В открытых дверях стоял Рейли, внешне безупречный, как всегда. Мелисса подумала, заметил ли кто, какой непомерный груз невидимой тяжестью лег недавно на его плечи, какое неимоверное напряжение прочертило ему морщины под глазами.
Сердце ее готово было выпрыгнуть из груди.
— Вам что-нибудь нужно?
Тоскливый взгляд сказал ей все. Ему понадобилась вся его сдержанность, чтобы внешне выглядеть по-прежнему бесстрастно.
— Я хотел узнать, где можно было бы поместить это. — И он вкатил чайный столик, заваленный цветами.
Дыхание у Мелиссы перехватило.
— Какая из этих охапок наша?
— Все. — И он вручил ей карточку.
Мелисса пробежала ее глазами и побагровела. И прижала к груди прежде, чем малышка успела прочесть.
— А что тут написано? — спросила девочка.
Рука у Мелиссы задрожала, когда она слегка шлепнула Аврору конвертом по носу.
— Не надо проявлять излишнее любопытство.
Сцепив руки за спиной, Рейли по-военному повернулся и стал разглядывать происходящее с почтительного расстояния, как хороший солдат, подбирающий лучшую расстрельную команду.
— Цветы от меня, юная девица. Я решил осмелиться поухаживать за мисс.
— Что значит «поухаживать»? — спросила Аврора.
— Это то, что я… — Тут он кашлянул в кулак. — Простите. Это значит делать то, что его сиятельство делает с твоей мамой. Шлет ей цветы, приглашает на пикники, угощает ее вином.
— Держит за руку?
Рейли бросил взгляд на Мелиссу.
— Если она мне это позволит.
— Потихоньку, когда никто не видит?
Мелисса заявила с раздражением:
— По-моему, кто-то опять шпионит.
Аврора сделала вид, что обвинение не имеет к ней ни малейшего отношения. Она подошла к Рейли. И встала, словно его миниатюрная копия: руки сжаты за спиной, великолепная осанка. А затем стала прохаживаться перед ним, точно маленький генерал, устраивающий смотр своим войскам.
— Вы собираетесь и потом посылать цветы мисс?
— Да, девочка моя.
— А как насчет воздушных шаров?
— Если она захочет.
— Ну, а конфеты? Знаете, она ведь любит конфеты.
Взгляд в пространство переместился вправо.
— Неужели?
— Только не с орехами. Она любит с мягкой начинкой. — Рейли подался вперед, чтобы доверительно выслушать то, что Аврора сообщала ему тихо и конфиденциально: — Она их надкусывает. Аккуратно и чуть-чуть, так что никто не замечает. Так она узнает, какие изнутри мягкие.
Рейли встал по стоике «смирно».
— Так точно, конфеты, юная девица!
— И еще одно. Придумайте для нее другое имя.
— А «мисс» недостаточно?
— Нет. Вот мама, например, зовет Реджи по-особенному. Он ее «инам…» «Инам…» — Мелисса нахмурилась.
— «Инамората», — процедила Мелисса, стиснув зубы. — Это по-итальянски.
— «Инамората», — повторил вслед за ней Рейли, четко выговаривая каждый слог.
— А что это значит? — спросила Аврора, переводя взгляд с одного взрослого на другого.
По-итальянски это слово означает «возлюбленный». Но Рейли быстро сообразил и тотчас же ответил:
— Это все равно, что «длинноносый».
Аврора расплылась в улыбке. Она поглядела на них и пришла к заключению, что нахмурившаяся нянюшка и похожий на оловянного солдатика дворецкий нуждаются в дополнительных советах.
— Реджи купил маме крисси… хри… хри-зан-те-мы! В Лондоне. Набил ими целую комнату.
Рейли знал. Это он их заказывал. Оттуда и возникла сегодняшняя идея. Если он сможет завоевать графиню, значит, он сможет завоевать и нянюшку.
К сожалению, нянюшка не желала ему подыгрывать.
— Никаких цветов, — заявила она. — Никаких шариков, никаких пикников…
— Я думал, что ребенку мог бы понравиться пикник…
— О, да! — Аврора захлопала в ладоши.
Мелисса обняла девочку и прижала ее к себе.
— Ребенком не пользоваться! Со мной эти номера не пройдут, Рейли! Мы договорились.
— А о чем именно мы договорились?
О том, что их роман не будет мешать работе. О том, что он не будет понижать голос, как он это сделал только что. О том, что он не будет бросать на нее испепеляющие взгляды. О том, что он никогда не будет брать ее за руку и многозначительно ласкать большим пальцем.
— У меня идет урок. — Мелисса вздернула голову, указывая на глазастую свидетельницу.
— У вас случайно не растяжение затылочной мышцы? — Рука его немедленно проследовала к названному месту, помассировав ей шею таким образом, что у нее мурашки забегали по позвоночнику. — У твоей учительницы, по-моему, жар, девочка.
— Я же сказала ей, что она бледная!
— Верно. — Рейли стал взглядом сверлить Мелиссу. — Мы ведь не можем держать такие вещи от девочки в секрете, любовь моя?
— Тогда мы не можем продолжать, — ответила она, внезапно охрипнув. — Я имею в виду, разговаривать об этом в детской.
Они не могут так глядеть друг на друга, думать подобным образом, переживать эти ощущения.
— Нам нельзя, — добавила она.
Рейли на мгновение задумался. Из кучи цветов на тележке он выбрал розу, а затем, встав на одно колено, подал ее ребенку.
— Принцесса видит много, а говорит мало. Полагаемся на ваше благоразумие, ваша светлость.
— Благодарю.
— Вы не выдадите нашу тайну?
— Никогда. — Аврора ударила его розой по плечу. — Можете подняться.
Рейли так и сделал, слегка улыбнувшись. А когда он поглядел в упор на Мелиссу, то выражение его лица стало жестким и упрямым, взгляд решительным и бесконечно кровожадным. Он не собирался отступать ни на шаг.
Он поднес ее руку к губам.
— Я обещал любить тебя. И я ставлю себе целью завоевать тебя.
— Меня опять предупреждают заранее?
— Вас уже начинают завоевывать.