Мужчина, который забыл свою жену

Глава 10

– Воган, у меня для тебя плохие новости, дружище. – Гэри сидел за кухонным столом и пытался хлебным ножом подцепить последнюю маринованную луковку в банке.

Моей амнезии исполнился уже месяц.

– Что случилось?

– Тебе, наверное, лучше присесть.

– Что-то с Мэдди? Или с детьми? Не томи.

– Нет – это с твоим отцом. У него еще один инфаркт.

Я остолбенел.

– Мой отец?! Я и не подозревал, что у меня, черт побери, есть отец. Он жив? Почему ты не сказал, что мой отец жив?

– Ну, я… это… просто подумал, что ты в курсе. Ты же ни о чем не спрашивал… – Гэри беспомощно поднял руки.

– Но ты говорил о моих родителях в прошедшем времени. Сказал, что они были прекрасной парой.

– Ну да, я же с ними был знаком раньше… Тогда, выходит, это хорошая новость, если ты думал, что он умер. А он жив. Пока. Хотя на твоем месте я бы не откладывал встречу надолго… Инфаркт, это же серьезно, да? – И тут же, словно желая утешить: – Хочешь луковку?

Вопросы, которые следовало задать давным-давно, обрушивались на Гэри быстрее, чем он успевал на них отвечать.

– Сколько ему лет? Он в сознании? А когда случился прошлый инфаркт? – И самый сложный: – Как я к нему обращаюсь?

– В каком смысле?

– Я называю его «папа», или «папочка», или «отец», или зову по имени?

– Понятия не имею. Наверное, «папа». В смысле, если бы это звучало как-то необычно, я бы запомнил.

Еще Гэри добавил, что звонила Мадлен – сообщила, что ведет детей в больницу, чтобы те повидались с дедушкой. Его перевели из реанимации, и к нему ненадолго пускают.

– Мадлен сама звонила?

– Линде, на мобильный. Сказала, что тебе, наверное, следует знать.

– А еще что-нибудь сказала? Мне ей перезвонить?

– Нет.

– Нет – в смысле не сказала?

– Нет – в смысле сказала, чтобы не перезванивал. Она оставила телефон больницы. Смешно…

– Что именно?

– Да номер оканчивается на единицы. Один, один, один. Странно, да?

Я рухнул на стул, а Гэри, до которого наконец дошло, что новость для меня убийственна, попытался выразить сочувствие в своей обычной идиотской манере:

– Тебе, наверное, нелегко, чувак.

– Да уж…

– Сначала вообще о нем не помнил, а потом выясняется, что старикан почти при смерти.

– Да уж… нехорошо.

– Вот именно. Нехорошо. Так оно и есть. Вкус какой-то странный. Маринованный лук может испортиться?

– Ты не знаешь, во сколько точно Мадлен собиралась в больницу?

– He-а. Но ты можешь туда позвонить. Или это потому что уксус какой-то специальный, бальзамический или вроде того.

– Наверное, мне все же следует ей позвонить. Выяснить, когда она туда идет, что нужно… и вообще.

– Можно и позвонить. Только она просила этого не делать. Хм, похоже, меня поташнивает.

Я не готов был прямо сейчас встретиться с детьми. Но в случае с отцом обстоятельства не оставляли выбора, знакомиться нужно было немедленно. Чтобы не умереть от горя, если он все же скончается.

У входа в больницу я подумал, что надо купить что-то в подарок. Может, открытку или цветы? Или что-то, демонстрирующее уверенность, что он скоро поправится, журнал, например, или даже книжку? Не очень толстую, конечно; «Война и мир» или четвертый том Гарри Поттера – это, пожалуй, чересчур. Но я абсолютно не представлял, что может быть интересно моему отцу. Слово «папа» ассоциировалось только с набором ролевых моделей, переживших мою амнезию. Капитан фон Трапп и король Лир смешались с Гомером Симпсоном, Дартом Вейдером и забавным палаткой из рекламного ролика семидесятых.

Я поднялся на четвертый этаж и направился прямиком к палате отца. Откровенно здоровый вид крепкого темноволосого мужчины, лежавшего на кровати, приятно удивил. Так это и есть мой отец. Папа. Я присел рядом и преданно взял его пухлую руку.

– Привет, пап, это я. Пришел, как только узнал.

Мужчина внимательно посмотрел на меня.

– Кто ты, мать твою, такой, трахнутый ублюдок? – рявкнул он с выраженным восточным акцентом.

Тут я разглядел арабское имя на пластиковой бирочке и пулей вылетел из палаты.

Присел в коридоре отдышаться. Итак, я держал за руку постороннего пожилого мужчину, – в такой ситуации трудно сохранить спокойствие. Впрочем, может, он и не посторонний, а Гэри просто забыл сообщить, что мой отец сирийский шпион, сделавший карьеру в Королевских ВВС, несмотря на малопонятный акцент и склонность к грамматически некорректной нецензурной брани.

Наконец-то я стоял перед палатой, фамилия обитателя которой совпадала с моей. Я решительно взял себя в руки и шагнул через порог. На больничной койке, в окружении урчащих аппаратов, обмотанный проводами и трубками, лежал тощий, кожа да кости, старик – бесцветная кожа обтягивала скулы, губ почти не видно. Контраста ярче не придумаешь: плазменные мониторы и дорогущие технологии космической эры – и тело в центре, словно мумия бронзового века, чудом сохранившаяся в торфяных отложениях.

– Привет…

– Это ты, сынок? – прохрипел он сквозь кислородную маску.

– Да. Это я.

– Как это мило с твоей стороны. Пришел меня навестить. – Голос слабый, голову не повернул, обращаясь ко мне.

– Да ничего особенного. Это самое малое, что я могу сделать. Может, тебе что-нибудь нужно?

– Нет, присядь. Со мной все нормально. (Хотя по виду этого было не сказать.)

Врачи уверяли, что отец в сознании, в здравом уме и твердой памяти, но я все равно надеялся, что пациент будет спать или не сможет говорить из-за кислородной маски на лице, а я, как преданный сын, посижу немножко рядом и отправлюсь восвояси.

– Как ты себя чувствуешь?

– Прекрасно, лежать здесь – сплошное удовольствие.

– У тебя что-нибудь болит?

– Немножко. Ничего особенного.

– Может, все-таки тебе что-нибудь принести?

– Двойной виски. Безо льда.

Я улыбнулся беззаботности этого старика и понял, что уже люблю своего папу. Он умудрился сохранить чувство юмора даже на пороге смерти. Вообще-то выглядел он так, словно уже преодолел этот порог и, миновав прихожую, направляется прямиком в гостиную смерти. В палате пахло дезинфекторами, которые не могли заглушить запах угасающего тела.

– Мэдди с детьми. Заходила…

– Да, знаю.

– Чудесные ребятишки. Такие милые.

– Точно. – И по глупости добавил: – И прекрасно справляются со всем этим.

Старик помолчал, но потом все же уточнил:

– Справляются с чем?

– Ну, ты же понимаешь…

– Что случилось?

И тут до меня дошло, что дед ничего не знает о нашем разводе. Естественно: отец – старый человек, с больным сердцем, с чего бы мы стали подвергать его дополнительному стрессу и рассказывать, что брак его единственного сына распался? И по той же самой причине ему, конечно же, не сообщали, что я пропал и теперь страдаю амнезией.

– Ну, они прекрасно справляются, оба… с тем, что у их любимого дедушки инфаркт.

В этот момент я, каким бы диким это ни показалось, обрадовался тревожному звонку на одном из мониторов, что избавило от необходимости продолжать разговор. Я испуганно подпрыгнул, не понимая, что делать. Прямо над кроватью мигала красная лампочка. Это что, он, тот самый миг? Вот сейчас мой отец умрет, спустя пару минут, как я с ним впервые встретился? Но тут вошла медсестра, равнодушно щелкнула каким-то тумблером и молча направилась обратно к двери.

– Все в порядке?

– Да, просто аппарат барахлит. Ничего страшного.

– Спасибо! – проговорил дед вслед сестре. – Они тут просто восхитительные.

– Смотрю, ты не падаешь духом?

– Точно. Не жалуюсь.

– Ну, знаешь, ты только что пережил второй инфаркт, имеешь право и пожаловаться немножко.

– Да нет, я абсолютно счастлив. Сестрички очень добрые. Абсолютно восхитительные.

Поистине «абсолютно восхитительно», что мой отец не сказал ни одного дурного слова о своем нынешнем положении. Не знаю, чего я ждал – усталости, страха, раздражительности, страданий, но эта жертва болезни сердца проявляла невероятную сердечность.

На тумбочке рядом с кроватью я заметил открытку, подписанную «Дилли».

– Красивая открытка.

– Благослови Господь девочку. Такая заботливая.

Я прислушался к его прерывистому дыханию. Попытался представить, как этот человек держит меня за ручку, переводя через дорогу; или как мне, малышу, доверяют переключать скорости в автомобиле; или как мы вместе гоняем футбольный мяч в каком-то воображаемом саду. Но реальных воспоминаний так и не родилось.

– Помнишь, как мы играли в футбол, когда я был маленьким? – осторожно спросил я.

– Разве такое забудешь? Ты вечно был… – он помедлил, словно старый мозг с трудом подбирал правильные слова, – таким бестолковым]

Я хихикнул.

– Но я же был совсем ребенком.

– Ничего подобного. Даже когда стал старше. Никуда не годился! – На измученном лице появилась тень улыбки.

Так, все ясно, отец путается в воспоминаниях, надо менять тему.

– Футбол, пожалуй, никогда не был моим сильным местом. Гэри вспоминает, как я пел в ансамбле.

– О да! Ну и голос!

– Э-э… спасибо.

– Как будто кота за хвост тянут.

– Что?

– Жуткий.

– Ха! Просто старшему поколению вся рок-музыка кажется странной.

– Публика аплодировала…

– Ну вот видишь…

– …вяло. Ровно пока ты пел…

Похоже, мы всегда подтрунивали друг над другом, но я как-то не ожидал подобной грубости от малознакомых людей.

Но, успокоившись, я понял, как замечательно, что отец сохранил способность подшучивать надо мной даже на больничной койке. Это демонстрировало нашу близость. Наверняка таким образом папа выражал свою любовь и привязанность.

– Но это все ерунда, – объявил древний мистик, видевший нечто, непостижимое для его ученика. – Потому что главное в своей жизни ты выбрал правильно. – Сейчас голос звучал совершенно серьезно.

– Что именно – работу?

– Нет. Свою жену. – С невероятным усилием он повернул лицо ко мне. – Ты женился на правильной девушке. – Он дышал все тяжелее, мне приходилось прислушиваться, чтобы разобрать слова, звучавшие из-под маски. – Вы двое. Идеальная пара. – И прикрыл глаза, наверное представив, как я сегодня вечером встречусь с Мадлен, и радуясь этому образу.

Думаю, физическое состояние моего отца придавало дополнительной ценности его словам. Любое утверждение, прозвучавшее со смертного одра, кажется значительным. Можно испустить дух со словами: «Всегда снимай пальто в помещении, иначе не сможешь согреться», и слушатели будут благоговейно кивать мудрости этого откровения. Но мой отец потратил свои последние выдохи, чтобы сказать, что мы с Мадлен идеальная пара, – впервые хоть кто-то сказал что-то доброе о нашем браке.

– Да, одна такая на миллион, – согласился я.

– Прямо как… – хриплый вдох, – твоя мама.

И внезапно время вышло. Всего десять минут, но бак с горючим опустел.

– Я немного устал, сынок. Сил нет говорить.

– Ладно. – И все-таки сумел выговорить: – Хорошо, папа.

Папа затих, мгновенно провалившись в глубокий сон. Я сидел рядом и просто смотрел на него, пытаясь найти свое место в этой реальности. Мимо двери в палату провезли каталку, но никто не вошел. Я думал, что при виде беспомощного отца расплачусь, но сейчас, напротив, чувствовал себя в приподнятом настроении. Наши с ним ощущения в отношении Мадлен совпадали. «Идеальная пара», так он и сказал. И будь мое сердце подключено к ЭКГ, сейчас график показал бы полный покой.

Пришла медсестра и сказала, что теперь отец проспит несколько часов.

– Он на редкость оптимистичен, не находите?

– Да, он из тех людей, – улыбнулась сестра, – рядом с которыми сразу хочется жить.

– Это мой папа.

Жаль, что Гэри с Линдой не было дома, когда я вернулся. Ужасно хотелось рассказать им об отце, что сказал он про Мэдди, что медсестра сказала про него самого. Наверное, стоило позвонить Мэдди и поговорить с ней о папе.

Что может быть естественнее, чем поговорить о наших с ней посещениях больницы? Номер телефона я уже выучил наизусть, но остановился, так и не набрав последнюю цифру Потом положил трубку и вышел в холл. Я улегся на ковер и некоторое время рассматривал мигающий огонек пожарной сигнализации, словно сообщавший, что на его батарейку никто не покушался. Затем, практически не раздумывая, подскочил, решительно набрал номер и едва не упал в обморок от неожиданности – ответили почти мгновенно.

– Алло? – Детский голосок, добрый и немного удивленный. – Алло, кто это говорит? Мам, там молчат, но, кажется, кто-то есть…

– Алло-оо? – Трубку взяла Мэдди. – Алло? Перезвоните, пожалуйста, здесь ничего не слышно… Спасибо, до свидания.

Я успел услышать, как Дилли воскликнула «Мам!», перед тем как связь прервалась. Вот так я впервые услышал голос своей дочери.

Спустя час я стоял перед зеркалом в ванной, прижав бритву к горлу. Еще один последний взгляд – и я продолжил. Седоватые клочья бороды падали в раковину, затем жесткая поросль прежнего Вогана была извлечена из фаянсовой посудины и отправлена в помойку. Неровная щетина покрыта пеной с истинно мужским ароматом и удалена бритвой новейшей модели, с количеством лезвий, превышавшим необходимое. Сантиметр за сантиметром мое лицо проступало наружу, впервые с конца 1980-х, когда я прочел, что миссис Тэтчер не одобряет бороды. Рождение лица не обошлось без крови и боли. В бритье я был новичок и слишком сильно прижимал лезвие к коже, но при этом пропускал участки под нижней губой и в других неудобных местах. Но вот сполоснул лицо – и из зеркала на меня посмотрел совершенно другой человек. Я убеждал себя, что стал красавцем с твердым подбородком, вылитый Джеймс Бонд или Супермен, – эффект несколько портили пятнышки засохшей крови и клочки салфетки, прилепленные к самым израненным местам. Чисто выбритый субъект был одет все в те же мятые потрепанные лохмотья, которые я отыскал в шкафу у Гэри с Линдой. Настало время переходить к части второй моего плана.

Гэри утверждал, что моя амнезия – это своеобразная разновидность кризиса среднего возраста, каковое определение я с негодованием отверг, так как был убежден, что моя жизнь только начинается. «Не пойму, с чего столько шуму про сорок лет, – ворчал Гэри. – Почему тебе просто не повесить серьгу в ухо, не купить красный спортивный автомобиль и не покончить с этим?» Я вспомнил его слова, входя в секцию мужской одежды и громко объявляя продавцу, что мне нужна пара новых костюмов.

– К вашим услугам, сэр.

– Что-нибудь стильное, понимаете, элегантно и со вкусом… – И тут же в зеркале заметил клочок туалетной бумаги с капелькой крови, случайно оставшийся на моем лице.

Дизайнеры, оказывается, тратили деньги даже на то, чего никто не увидит, – подкладку с замысловатым узором и маленькие внутренние кармашки. В новом наряде я показался себе на пару дюймов выше ростом, строгим и сдержанным. И продавец снизошел до комплимента: «Очень симпатичный костюм». Галантерейщик сначала встретил меня несколько пренебрежительно, и отношение не улучшилось, когда выяснилось, что я не помню пин-код собственной кредитки. В ответ на отчаянное сообщение, отправленное Мэдди, я получил пин-код, девичью фамилию мамы и пароль. Вооруженный знаниями, необходимыми для выживания в современном мире, я купил три дизайнерских костюма, три рубашки и две пары обуви. Один из костюмов я сразу же надел, а старую одежду упаковали и вручили мне пакеты, хотя я и не собирался впредь облачаться в нее.

Через месяц после амнезии на свет появилась модель Воган 2.0. Да, были небольшие проблемы с операционной системой, да и память скромного объема, но выглядела эта модель почище и поаккуратнее; интерфейс гораздо более приятен для глаз; не источает дым и вовремя заменяет все батарейки. Я надеялся, что найдется система, в которой кто-нибудь вроде Мэдди посчитает эту модель желанной и крайне необходимой.

– Прошу вас, сэр! – Продавец протянул мне пакеты с покупками. – Особый случай?

– Вроде того. Я только что познакомился со своей женой.

– Мои поздравления, сэр! И когда свадьба?