Это первый день остатка твоей жизни – гласила надпись на открытке, с которой на вас смотрел симпатичный тюлень. Фраза вселяла надежду даже в меня, в моей-то безнадежной ситуации. Внутри открытки я обнаружил продолжение: несколько дальше стоит канадский охотник на тюленей с багром в руках, и надпись: Ага, и последний день остатка твоей жизни.
Я бродил между полками с дорогущими открытками, совершенно растерявшись от бесконечного, но бессмысленного выбора. Может, Дилли нравятся милые зверушки? Или фотографии стильных девчонок-подростков? Она точно уже выросла из диснеевских принцесс? Как же я боялся ошибиться. Это ведь очень важно. Прости, я забыл про твой день рождения… Раскрыв, читаю внутри: У меня был ужасно растрепанный день. Еще раз смотрю на открытку – мохнатый нечесаный пес. Еще раз читаю: У меня был ужасно растрепанный день. Видимо, в результате амнезии утрачен участок памяти, где хранилось понимание этой шутки. Нашлись еще открытки с надписью «прости, я забыл про твой день рождения», но ни одна из них не продолжалась словами Потому что у меня чертовски редкое неврологическое заболевание, известное как обратимая амнезия.
В открытке для Дилли я написал, что хотел бы подарить ей то, что она сама выберет, но додумался до этого лишь через несколько часов блужданий по магазину игрушек в поисках вдохновения. В открытку я вложил свою маленькую фотографию, чтобы новый безбородый и стильный имидж отца в костюме не стал для детей потрясением. И чтобы быть уверенным, что они действительно знают, как этот самый отец выглядит. В глубине души я все еще сомневался, что они со мной вообще знакомы.
Когда я вернулся с почты, Линда уже возилась на кухне, помешивая что-то в кастрюле. Она оглянулась, взвизгнула и вдруг бросилась на меня, размахивая деревянной ложкой. Капли густого картофельного супа брызнули во все стороны.
– Линда, это же я!
– Воган, черт тебя подери… тебя не узнать.
– Ты заляпала мой новый костюм!
– Прости, но ты совсем на себя не похож. Где борода? Да ты красавчик! Нет, ты, конечно, всегда был хорош собой…
Она стянула с меня пиджак и занялась его чисткой, когда в кухне появился Гэри:
– Все в порядке?
– Ну и как? – выжидательно обернулась к мужу Линда.
– Э-э… новое платье?
– Не я – как тебе Воган?
– А что такое?
– Он сбрил бороду!!!
– А, так вот в чем дело. А я подумал, он просто голову помыл.
– А костюм?
– О, точно! Ну все-таки понедельник – важный день, первый раз на работу…
Да, я действительно решил вернуться на свое прежнее рабочее место: инстинкт подсказывал, что, если торчать целыми днями в квартире Линды и Гэри, душевного здоровья не прибавится.
– Ты мне ничего не сказал, Гэри, – неожиданно встревожилась Линда. – Почему ты мне не сказал? Ты никогда мне ничего не говоришь!
– Слушай, но это же совершенно не логично. Если бы я никогда тебе ничего не рассказывал, ты бы не знала, как меня зовут, да вообще ничего обо мне не…
Взвыли сирены, и толпы народа ринулись в убежища. Приближалась страшная семейная буря. Человек, который совсем недавно учил меня теории семейной жизни, собирался продемонстрировать ее на практике. И если я и впредь останусь гостем семейной пары, то рано или поздно они попытаются пробудить во мне воспоминания о грядущем разводе, устраивая скандалы в моем присутствии.
Немного есть вещей на свете столь же неловких, как присутствовать при выяснении отношений между мужем и женой. Единственный разумный вариант поведения – залечь на полу в безопасном месте, притворившись глухим и немым, но мысленно живо реагируя на каждый поворот дискуссии: «О-о, этого я не стал бы говорить!» или «О нет, но и так отвечать не стоило, будет только хуже!»
В каждой семье существует свой «геологический разлом», проходящий недалеко от поверхности, и даже легкий шум или слабые сотрясения могут объясняться этой трещиной, лежащей в основе конфликта. Разлом может именоваться «ты женился на мне только потому, что я забеременела» или «тебя никогда нет рядом в трудные моменты», но все же большую часть времени эти могучие скрытые силы безмятежно дремлют. И вдруг, без особого повода, посуда начинает мелко вибрировать, семейное фото падает со стены, и, прежде чем вы успеете осознать, что происходит, подземные тектонические плиты приходят в движение и скандал достигает 8,2 балла по шкале Рихтера.
Не надо быть профессором психологии, чтобы понять, что главная линия напряжения в браке Линды и Гэри проходит по вопросу рождения Дитя/ребенка. Истории известны мужчины, ожидавшие рождения наследника с меньшим энтузиазмом, чем Гэри. Сразу приходит в голову царь Ирод, например. Но хотя все их семейные споры крутились, по большому счету, именно вокруг этой темы, практически никогда они не ссорились в открытую – словно сейсмическое напряжение нарастало постепенно.
– Ты настолько, черт возьми, занят собой, что вообще со мной не разговариваешь. Ты даже не заметил, что Воган сбрил бороду. И прекрати вертеть в руках свой идиотский айфон!
– Я не верчу его в руках, я просто включил диктофон.
– ТЫ ЗАПИСЫВАЕШЬ НАШИ ССОРЫ?!!
– Именно так, а то ты вечно потом перевираешь мои слова или приписываешь то, чего я не говорил.
– Только не начинай! Ты же, мать твою, вечно твердишь, что…
– Никогда! И если бы ты прослушала еще раз эти файлы, ты бы знала, что я только один раз сказал…
– Так ты что, всегда записываешь наши скандалы?
– Да, и сто лет назад сообщил тебе об этом!
– Неправда!
– Правда! Уймись – все записи сохранились, можешь послушать сама.
Выяснилось, что Гэри хранит записи всех семейных ссор, причем в хронологическом порядке. Со временем он собирается снабдить свой архив перекрестными ссылками и предметным указателем. Иногда конфликт только зарождается, он включает диктофон, но тут Линда произносит что-то примирительное, и ему, с некоторым разочарованием, приходится удалять файл.
Это единственный пример отношений в браке, который я мог наблюдать непосредственно, и с недоумением осознал, что данный вариант оказался гораздо успешнее, чем мой собственный. Что же за древний могучий разлом уничтожил наш с Мэдди союз, что могло так непоправимо разрушить наш очаг?
Ночью я слышал, как Гэри и Линда занимаются любовью, и, грешным делом, подумал, а не записывает ли Гэри на айфон и эти звуки. В сексе супруги были столь же страстны, как и в ссорах; только что они кричали от злости, а через мгновение – уже в экстазе. Похоже, у Гэри с Линдой типичный маниакально-депрессивный брак.
Для осуществления плана по обретению контроля над собственной жизнью я решил перебраться из дома Гэри и Линды в какое-нибудь более спокойное место. Может, в Басру? Кроме того, я не хотел злоупотреблять гостеприимством. Еще раньше днем Линда пылесосила в моей комнате и вдруг влетела в гостиную, испуганно вытаращив глаза:
– Почему под детской кроваткой спрятаны огромные электрические ножницы?
– Ах, это… ну, это очень легко объясняется…
– Целый километр острой как бритва стали! А если Дитя случайно наткнется на них?
– Ребенок, – буркнул Гэри, не поднимая головы.
Сценарий Линды показался мне маловероятным.
– Кажется, до рождения малыша еще довольно много времени…
– Что, если Дитя включит эту штуку и начнет с ней играть?
– Ребенок.
Поскольку до появления нового члена семьи оставались жалкие шесть месяцев, я понимал, что пора дать родителям возможность спокойно поорать друг на друга. Прошло несколько недель с того момента, как дебютант Воган был представлен обществу, а я уже обретал уверенность в себе. Вначале я чувствовал себя даже хуже незваного гостя на студенческой вечеринке – скорее обкуренным байкером, который на мотоцикле врывается на великосветский раут.
Впрочем, я быстро овладел навыком оценивать степень общности с людьми по выражению лица. Незнакомы были абсолютно все, но в глазах отражался совершенно разный уровень ожиданий. Те, с кем мы общались долгие годы, словно умоляли о признании, в то время как равнодушный взгляд случайного знакомого ничего не требовал в ответ.
– Привет, Воган, отлично выглядишь. Рада, что ты вернулся, – улыбнулась секретарша школы, и я тут же сумел вычислить, насколько близко мы с ней знакомы. Судя по бейджику, Джейн Маршалл, во-первых, действительно работала здесь, а во-вторых, школе не помешала бы более качественная цифровая фотокамера.
Я, разумеется, выяснил, как зовут директора, но не знал, как следует к нему обращаться – «Питер» или все-таки «мистер Скотт». Он лично взял на себя труд приветствовать меня и побеседовать о «реинтеграции в школьное сообщество». Мы прохаживались по коридору, что дало возможность познакомиться с персоналом и «заново освоиться» в здании. Окружающие вели себя настолько естественно и раскованно, что с ними, вероятно, провели серьезную беседу о непринужденном поведении. В учительской администратор поспешил убрать табличку висевшую над компьютером, – Не обязательно быть психом, чтобы работать здесь, но это помогает. Все улыбались, сердечно здоровались, а потом якобы возвращались к работе. Фоном звучали кастаньеты компьютерных клавиатур – локальная сеть чудом не рухнула под грузом сплетен и предположений, не выдумал ли я, случаем, всю эту историю.
Мне полностью оплатили больничный, и сегодня мы должны были обсудить, какой работой я реально мог заняться.
– Я перечитал учебный план и горю желанием приступить как можно скорее, – заявил я.
– Не торопитесь, – несколько удивленно проговорил Питер, или мистер Скотт. – Вы можете готовиться сколько нужно.
– Нет, правда. Меня, вероятно, замещают другие педагоги, но я чувствую ответственность перед своими учениками, которые, наверное, меня ждут не дождутся.
– Боже правый! Вы действительно все позабыли, да?
Тут из-за угла высунулись двое мальчишек с криком:
– Ой, Ершик-Воган! Где твой ершик унитазный?!
И с хихиканьем ускакали.
– Ершик-Воган?
– Убежден, очень немногие называют вас так. Вы известны множеством других полезных дел, помимо мытья школьных туалетов.
– Все в порядке, Ершик? Рада тебя видеть, – бросила пожилая учительница, проходя мимо.
– А с чего это я чистил туалеты?
– Чтобы подать учащимся пример «соблюдения стандартов чистоты». Вообще-то вы человек со странностями. Сам я, конечно, не стал бы размахивать на собрании ершиком для унитаза, но, полагаю, вам удалось привлечь их внимание.
– Эй, Ершик-Воган вернулся! – донесся издалека детский голос.
– М-да, что ж, полагаю, это пройдет…
– Возможно. Хотя продолжается уже пару лет. Откровенно говоря, Воган, вы тогда несколько утратили почву под ногами. Знаю, у вас были проблемы в семье, но и работу свою вы больше не любили. Дети ведь все понимают.
Вероятно, мне пока рановато было встречаться с учениками лицом к лицу. Я объяснил Питеру, или мистеру Скотту, что мне предстоит еще лечение у невролога, и мы сошлись на том, что можно начать с административной работы в школьном офисе. Документально это оформят чуть позже, когда вернется с больничного инспектор по безопасности труда. Но все равно – я вновь работал! У меня было рабочее место. На обратном пути я заглянул в туалет. «Просто омерзительно! – подумал я. – Почему никто не возьмется навести здесь порядок?»Меня по-прежнему радовали атрибуты полноценной жизни, хотя я и напоминал себе: «Перестань, это же не главное». Но все же у меня была работа, семья; я медленно нащупывал путь к цели. Сегодня и вправду был первый день остатка моей жизни. Да, у меня по-прежнему не было прошлого, но, как и все в современном мире, его легко отыскать в Интернете. Последние сорок восемь часов я не позволял себе заглянуть в онлайн-мемуары, но сегодня вечером, открыв свою страницу, увидел, что картина радикально изменилась. Второе письмо с просьбой написать обо мне хоть что-нибудь подействовало, и моя биография расширилась. Хотя не все подошли к делу абсолютно нейтрально, с академической строгостью и точностью, на которые я надеялся.