Мы будем дома на Рождество

Глава 10

Тремя днями позже, днями разделения работы во время дня и ночей, переплетенных с Лилой в постели, Спенс стоял на кухне первого этажа фермерского дома. Трэвис и Лила развалились на втором этаже в телевизионной комнате. Когда-то она была отдельно от спальни, но Спенс превратил ее в гостиную. Два дня до Рождества, и все отсыпаются до завтра.

Он слышал шаги позади себя и не должен был оборачиваться. Он знал эту шумную походку. Он наслушался ее за тридцать лет. Остин вернулся из Вашингтона три часа назад, и все еще торчал здесь. Спенсу нравилось, когда он дома, за исключением моментов, когда он говорил о браке и обязательствах, и эти темы, казалось, были единственными в его детском мозгу в последнее время.

Спенс закрыл холодильник и поставил напитки на поднос, который он использовал, чтобы приносить закуски наверх в дни футбольных игр.

— Как насчет помочь?

Стаканы звенели друг об друга, пока их расставляли.

— Ты готов представить Лилу отцу и Митчу с Кэрри и ...

— Да, — этого было достаточно, — Поговорив с твоей женой, я подумал, что ты полагаешь забрать ее.

Остин глянул на часы.

— У меня вообще-то есть пятнадцать минут. Такое было соглашение. Вернуться и остаться в доме ее родителей на три часа с ее мамой, а затем я вернусь. Все мы встретимся завтра.

— Что со всей этой беготней между домами? Почему просто не остаться там?

— Лила. Кэрри до смерти хочет встретиться с Лилой. Я удивлен, что она может подождать еще три часа.

Спенс должен был увидеть эту бомбу, прежде чем он пройдет прямо по нему.

— Я удивлен, что ты выпустил ее так надолго из виду.

— Вам нужно поговорить.

— То есть? — спросил он, затем немедленно пожалел об этом. Это был именно тот разговор, которого он хотел избежать. Достаточно людей в Холлоуэй разговаривали о его личной жизни. Падение Спенсера Томаса было новостью куда большей, чем праздничные распродажи, и Спенс не нуждался, чтобы и Остин присоединился к разговорам.

Остин залез в чашку с чипсами и достал горсть.

— Ты живешь с ней.

— Это не так.

Он съел одну, затем другую чипсу, затягивая обсуждение дольше, чем нужно.

— Ее одежда в твоей спальне, а ее щетка и барахло в твоей ванной.

Были некоторые минусы жить в одном доме с братом. Отдельных этажей иногда недостаточно, чтобы обеспечить приватность.

— Теперь ты шаришься в ее вещах?

— Я вижу доказательства, когда это прямо передо мной, не роясь где-то. — Остин поднес руку ко рту и высыпал крошки чипсов.

— Она не может оставаться на базе отдыха, и не может оставаться в доме отца, так как он будет дома на праздники.

Остин вытер руки о джинсы, осматривая поднос с напитками. Для парня, который настоял на обсуждении этой темы, он вел себя так будто еда была более важна.

— Ты говорил, что ведешь себя с ней как в гостинице.

— Точно. — Спенс повернулся, доставая тарелки из шкафчиков, чтобы не видеть смесь разочарования и недоумения в глазах Остина. — В этом нет ничего такого.

— Правда?

— Это все. Немного удовольствия между взрослыми людьми.

Улыбка Остина увяла.

— Ты же не серьезно.

— Это не серьезно. Вот мое мнение. Секс и веселье. Ты как-то понимал эту теорию.

— Ох, Спенс.

— Вы — женатые парни ведете себя так, словно каждый шаг ведет к помолвке. Иногда это просто парочка свиданий. Ничего особенного.

Раздался стук по стене за секунду до того, как глубокий голос Трэвиса пересек комнату.

— Извините нас.

Спенс резко развернулся. Трэвис и Остин стояли по обе стороны от Лилы. Ее выражение лица оставалось пустым, нечитаемым, однако Трэвис был в бешенстве.

— Хей. — Спенс попытался промотать свои комментарии и понять почему Остин выглядит таким провинившимся. — Мы как раз собирались принести немного выпивки.

Никто ничего не произносил, по ощущениям минут десять, но вероятно прошло всего несколько секунд. Наконец Лила моргнула. Она прочистила горло.

— Мне нужно идти.

Это было ответом на вопрос. Она слышала и поняла это неправильно. Чтобы он не сказал, это подтолкнет его обратно к категории «тупица» в ее представлении, и сейчас она сбегает. Он поискал в ее глазах боль и обиду. Но не увидел ничего. Только бездонная пустая серость, и это пугало его больше, чем слезы.

— Зачем? — спросил он, хотя уже знал ответ.

Она пожала плечами.

— Ничего особенного.

Черт. Он не хотел делать этого здесь, не с разъяренной аудиторией, но ребята не двигались с места, а она выглядела готовой сбежать.

— Лила, я....

— Все в порядке, Спенс. Это должен быть семейный день. — Она похлопала по руке Трэвиса. — Увидимся со всеми вами завтра на Рождественском ужине, как планировалось.

Когда она ушла, Спенс обошел вокруг кухонного острова, намереваясь последовать за ней, но Остин и Трэвис окружили его. Они преградили путь и их одинаково стиснутые губы, предполагали, что ему придется обойти их, чтобы добраться до нее.

— Что с тобой? — Вопрос Остина вышел суровым шепотом.

Чувство вины переросло в гнев и перед Спенсом стояли две первоклассные мишени.

— Это не твое дело.

— Ты фактически сказал ей, что она не имеет значения, — сказал Трэвис, его голос дрожал, когда он говорил.

— Я не говорил ничего подобного.

— Холостяцкое дерьмо и твоя теория о том, что отношения существуют временно. — Остин посмотрел в потолок, пробормотав что-то о том, как можно быть таким умным и тупым одновременно. — Зачем ты разглагольствуешь о такой фигне?

— Я не знал, что она стоит здесь. Вот сейчас в этом доме нет комнаты, где бы я мог остаться хоть на минуту в уединении.

Трэвис продолжал трясти головой. Говоря что-то слишком неразборчиво под нос.

— Для умного парня ты ведешь себя как настоящий тупица.

Остин покачал головой.

— Черт, Спенс. Ты видел ее лицо?

Видел и был уничтожен этим. Пустой взгляд поразил его, как удар в горло. И то, как свет сошел с ее лица, он бы жизнь отдал лишь бы не видеть этого снова.

— Она понимала, о чем я говорю.

Трэвис выругался себе под нос.

— Ты действительно идиот.

Ярость внутри Спенса освободилась. Все эти сплетни и упреки Остина. Все это скопилось и вырвалось из Спенса.

— Я сыт по горло.

Остин подхватил ярость Трэвиса, в купе с стиснутой челюстью и ногами, широко расставленными в боевой стойке.

— Это было чертовски отвратительно.

— Может быть брак превратил твои мозги в кашу, но не каждый парень смотрит на отношения также, как и ты. — Спенс повернулся к Трэвису для поддержки. — Верно?

— Я предпочитаю думать, что если я найду единственную, я не буду слишком глуп или слеп, чтобы не заметить этого. — Трэвис выдохнул, очевидно усмиряя свою злость. — Ты знаешь, что она влюблена в тебя, верно?

Спенс не допускал этой мысли. Вытолкнул ее из головы и отказывался думать об этом, потому что если бы он сделал это, то ему пришлось бы признать, что он становился жалким безобразием, когда дело касалось ее.

— Нет.

— Ты действительно не видишь этого? — В голосе Остина был очевидный шок. Спенсу нужно было быть глухим, чтобы не услышать этого.

Эта двойная атака заставляла Спенса защищаться, а он ненавидел то, что в разговоре на него постоянно нападали, и все, что он бы не сказал, ему нужно было отстаивать. Это вызвало что-то резкое и вспыльчивое внутри него.

— Не все ведет от свиданий и секс к алтарю. И те, кто делают... ну, мы все видели, как большинство из этого работает. — Крик Спенса отскочил от стен и эхом прокатился по дому. Один недостаток, он почувствовал себя запыхавшимся и слабым. Он стоял там, но его разум был с Лилой. Он хотел найти ее и объяснить, что он обменивался колкостями с Остином.

— В каком смысле? — спрашивает Остин.

— Разве что-то долгосрочное реально? Оглянись вокруг. Может быть, парень поумнее не сделал бы такой шаг.

— Постой, ты думаешь, что брак Остина временный? — спросил Трэвис.

Ничего хорошего не выйдет из этого разговора. Не с Остином, находящимся здесь. Не на праздники.

— Я не собираюсь ввязываться в это дерьмо.

Спенс попытался оттолкнуть Остина в сторону, но Остин отпихнул его. Он удерживал Спенса, прижимая руку к его груди.

— Ответь на вопрос по-мужски.

— Это не...

— Спенс. Сейчас же.

Когда их взгляды встретились, Спенс сдался.

— Ладно, да. Я думаю, что это наверняка временно.

Трэвис направился к дальней стороне кухни, шаркая ботинками по плитке.

— Черт, Спенс. Все эти дипломы об образовании, и такой извращенный взгляд на обязательства.

Рука Остина упала, а его рот оставался открытым. Он не двигался. Он просто стоял там, глядя в изумлении.

Видя растерянность и налет боли в глазах Остина, Спенс поспешил разъяснить.

— Не из-за тебя, или потому что ты будешь изменять или устанешь или еще что-то. Это просто порядок вещей. Естественный.

Они оба уставились на Спенса, теперь с прищуренными глазами. Было похоже, как будто они затаили дыхание, ожидая следующей глупой вещи, которая сорвется с его губ. Он попытался снова.

— Однажды, не скоро и я не говорю, что Кэрри захочет, но она уйдет. Это уничтожит ее, и часть ее будет бороться, но она уйдет. Независимо от планов, которые ты осуществишь или что случится с ней, это сломает тебя, Остин. Разорвет на части. Я боюсь этого гребаного дня, как ничего другого в мире, но я знаю — это случится.

Трэвис обошел вокруг небольшого пространства возле раковины. Остин наблюдал за его движением по кругу, потом его взгляд вернулся обратно к Спенсу.

— Ты действительно веришь в это, не так ли?

— Я не хочу ссориться. — И Спенс хотел ошибаться, как ни в чем другом в этом мире. Он бы вернул обратно диплом и все свои деньги, даже вывеску на ферме и отдал бы Остину, если бы это означало гарантию Остину счастливой жизни, которую он заслужил.

— Я знаю.

— Это то, что делают женщины. В конечном итоге. — Что бы сделала Лила, если бы Спенс не прогнал это будущее. Мысль о ее уходе, что она продолжит жить дальше, имела силу над ним в два раза больше, поэтому он не позволял этому пробраться в свою голову.

Остин встал прямо напротив Спенса почти готовый ему поверить.

— Кэрри никуда не уйдет.

Тоска в глазах Остина была такой сильной, что это практически причиняло боль Спенсу, смотрящему на него. Он сглотнул, потому что все, что застряло у него в горле грозило задушить его.

— Ладно.

— Когда в твоей голове это стало таким запутанным? Как ты смог понять все эти учебные материалы и не узнать, что каждые отношения — разные?

— Я знаю то, что вижу. — Спенс наблюдал и имел большой опыт, и это поведало ему больше, чем могли бы занятия по биологии или антропологии.

— Послушай меня. — Остин сменил положение и положил руку на плечо Спенса. — Кэрри не наша мать или какая-то другая женщина, которая бросит или захочет бросить. Она не проснется в один прекрасный день и не уйдет.

Все, что до этого перекрывало горло Спенса теперь застряло в его груди и зудело там.

— Откуда ты знаешь это?

— Потому что Кэрри и я обсудили все это, прежде чем пожениться. Мы все уладили. Мы строим свою жизнь вокруг того, чего хотим мы оба и составили план, если появятся дети, и когда наши потребности не будут совпадать.

Спенс пытался образумить его, и нашел еще больше аргументов.

— Она бросала тебя раньше.

— Потому что она хотела попробовать что-то другое, и потому что я был слишком упрям, чтобы понять, она видела, как ее мать разрывается от желания другой жизни, и что Кэрри нужно большее.

Спенс посмотрел на Трэвиса. Он стоял, опустив голову и скрестив руки на груди, когда прислонился к раковине. Он не сказал ни слова, не присоединился к ним, но было ясно, что в этом он был на стороне Остина.

Спенс задал единственный вопрос, который проигрывался в его голове, даже когда он стоял в конце прохода, как шафер Остина и ждал, пока Кэрри войдет в церковь. Спенс любил ее и желал ее для Остина, но ничего из этого не заканчивается хорошо. Никогда. Не то, чтобы он видел.

— Что случится, если она будет нуждаться во всех этих вещах больше, чем в тебе?

— Этого больше не случиться.

Остин казался таким уверенным, и Спенс понятия не имел почему.

— Но откуда ты знаешь?

— Я верю.

Быстрый ответ Остина и незыблемая вера сбили с толку Спенса. Разве это может быть действительно так легко? Ты решаешь и веришь?

— То есть все упирается в доверие в отношениях?

— Это просто знание того, что она единственная. Когда просыпаешься без нее, болит в животе от того, что ее нет рядом. Это воспоминания о том, каким пустым я был без нее, опустошенность, которую я пытался заполнить алкоголем, обещая никогда не возвращаться к этому снова.

— Я не такой как ты, когда дело доходит до контакта с людьми. — Слова вырвались из Спенса. Они были правдивыми, хотя он годами пытался избавиться от них.

Когда Спенс отвернулся, Остин опустил голову и снова невольно встретился взглядом.

— Спустя неделю или месяц, или может быть год, когда ты решишь, что у тебя не может быть ничего постоянного с Лилой, и она уйдет, потому что умная и не хочет ждать, когда ты вытащишь свою голову из задницы, что тогда ты сделаешь?

На прошлой неделе он бы сказал что-то на счет хороших воспоминаний о замечательном сексе, но теперь он понимал иначе. Он бы сломался на тысячу кусочков и собрать их вместе снова — защиту, доверие, безразличие — будет невозможно.

Потом Остин отступил.

— Она будет встречаться с кем-то другим, Спенс. Спать с ним. Улыбаться ему. Держать его за руку и смеяться его шуткам. Ты сможешь выдержать это?

Слова прорвались через него, режа без ножа и оставляя его истекать кровью.

— Я должен.

— Нет, вот в чем дело. Ты не должен. Ты бросишь ее прежде, чем она сможет бросить тебя.

Трэвис выдохнул.

— Открой глаза и пойми уже, что нашел единственную женщину, которая тебе нужна.

Остин кивнул.

— Потому что, большой брат, когда это приходит, когда дело доходит до принятия обязательств к женщине, веришь или нет, мы точно похожи. Нам обоим это нужно. Вини маму за то, что ушла, или все что ты хочешь, но правда в том, что мы созданы для долгосрочных отношений.

Спенс чуть не упал. Каждая его часть болела, как если бы его несколько часов избивал парень в два раза больше его. Глядя на двух мужчин, которыми он восхищался больше всего на свете, слыша отцовский голос у себя в голове, Спенс подумал, что если это так просто. Если он сможет отбросить этот барьер и просто довериться. Если он сможет, то не останется один.

Час спустя Лила стояла напротив главного коттеджа на базе отдыха, потому что ей некуда было больше пойти. Ее опустошенный желудок урчал, но не от голода. Он был пустым, как любая другая ее чувствительная и болезненная часть.

Она присела и открыла ящик с инструментами, который вытащила из коттеджа. Она не могла сделать многое, но ей нужно было сделать что-нибудь. Металл звякал друг об друга, но не смог перекрыть гул двигателя от приближающегося грузовика.

Она надеялась, что это Трэвис, но не глядя знала, это не он. Из-за хлопка двери и хрусту ботинок по гравию, она определила Спенса. К этому и шло. Она была так настроена на него, что узнавала его чертову походку. А он рассматривал ее, как ничего особенного.

Она потерла грудь прямо над местом резкой боли. Она даже не потрудилась встать или взглянуть на него.

— Уходи.

— Это мое место работы.

— Это — моя собственность. Я говорю, кто здесь работает. Ты и твои люди можете идти. Ты уволен. Я пришлю чек, как только подготовлю это место, и оно заработает.

— Ты собираешься заканчивать без меня?

Он навис над ней, его ноги оказались прямо возле ее лица. Его запах окутывал ее, пока ей не пришлось встать, чтобы вырваться.

— Да, Спенс. Как я сказала тебе с самого начала, я не нуждаюсь в том, чтобы ты спасал меня.

Она попыталась пройти мимо него, но Спенс схватил ее за руку.

— Спасал?

— Вот, что это было, верно? Ты бросаешься в это, спасаешь девушку, получаешь немного секса после чего скрываешься. — Теперь она видела все это. Он спасал людей, и тогда она приехала в город вся такая бедная и печальная. Сочетание бедности и неопытности в строительстве, вероятно, оказались слишком серьезными для него, чтобы уйти.

От всей этой ситуации ее тошнило. Она уставилась на его пальцы на своей руке, желая, чтобы ее разум не путешествовал по воспоминаниям всего того, что он мог делать ими.

— Убери свою руку.

— Нет, пока ты не расскажешь мне, где ты набралась этого спасательного дерьма.

— От каждого человека в этом городе. — Рыдания вырвались у нее ни с того ни с сего, но она сдерживалась. — Ты знаешь, как тебя раньше называли?

— Мне на самом деле, наплевать.

— Порочный, но вот новости Порочный вырос и превратился в Крепкого и Молчаливого. Потом в Надежного Спасителя. — Простые прозвища, которым удалось уловить суть человека.

Он скривился, словно попробовал что-то кислое.

— С каких пор, ты слушаешь глупые сплетни?

— С тех пор, как я вышла в город, люди толпились, чтобы рассказать мне о тебе. — она выпалила эти замечания указывая пальцами. — Он ни с кем не встречается. Он никогда не бывает серьезным с женщинами. Его мать травмировала его, когда ушла и никогда не оглядывалась назад. Он не остается ни с кем больше, чем на одну ночь.

— По крайней мере, ты знаешь, что последнее не правда.

Что-то внутри нее опустилось, потому что после всех разговоров, он все еще не понимал.

— Просто потому что ты все еще стоишь здесь, не означает, что ты не сбежишь.

Его лицо исказилось.

— Что, черт возьми, это значит?

О, если он хочет выяснить это, отстаивать это до тех пор, пока ничего не останется от них, она сделает это одолжение. Боль пульсировала в ней, давая всю энергию, которая была ей нужна, чтобы подтолкнуть вперед.

— Я думала, что ты боишься обязательств, но дело не в этом. Ты все время берешь на себя обязательства. На работе, с твоими друзьями, семьей. Черт возьми, в этом городе. Проблема — это женщины. Ты сбегаешь так быстро как только можешь от нас и чего-то серьезного.

— Это не правда.

— Я не твоя мать. — Лила хотела прокричать эту фразу, но вместо это произнесла ее мягким шепотом.

— Я знаю это. Поверь мне.

Она ожидала ярости и отрицания. Даже сейчас, когда нежность заполнила его глаза, она ждала, что он взорвется или сменит тему. Когда это касалось его матери и того, как она ушла, отказавшись от двух маленьких мальчиков ради сказочной жизни, Спенс закрывался. Лиле было больно за мальчика, который потерял так много, и за мужчину, который позволил этому ограничивать себя. По большей части, она хотела найти Миссис Томас и надрать ее жалкую задницу.

Несмотря на спокойствие, Лила отказывалась отвлекаться.

— Ты хотел заняться сексом, потом спрятать меня где-нибудь в шкафу. Выпуская меня, когда это важно тебе, и чтобы никто не видел. Знаешь, что? Хватит с меня дерьмовых отношений, которые требуют от меня жертв.

Черт бы меня побрал, если он не улыбнулся, отвечая:

— Хорошо.

— Что?

Его руки потянулись вниз к ее рукам, пока его пальцы не сплелись с ее.

— Ты заслуживаешь большего.

Надежда ожила, и также быстро она погасила ее. Она открыла дверь, а он с треском захлопнул ее.

Она попыталась стряхнуть его хватку, но он не отпускал.

— Если ты выдашь мне дурацкую речь насчет того, что я заслуживаю лучшего с каким-то другим парнем, я брошу на тебя эти крыши.

Одна его бровь выгнулась, но он стоял там и представлял это.

— Интересный мысленный образ.

— Мне не нужен никто другой, несмотря на твой идиотизм.

На этот раз его руки приблизились к ней, крепче обнимая ее, согревая каждый ее дюйм ощущением его тела и тепла в его глазах.

— Опять же хорошо. Кроме дурацкой части. Я буду работать над этим. Все говорят мне, что я умный.

Она никогда так ясно не понимала разницу между образованностью и здравым смыслом в ее жизни.

— Не когда это касается женщин и отношений.

— Верно, я никогда не учился этому. Когда дело доходит до бизнеса и растений и охраны природы, у меня есть все полномочия и опыт. Женщины для меня загадка.

Последняя злость и боль бурлили и вылились на нее. Она хотела выдать хорошо аргументированное возмущение, но замешательство овладело ее разумом, пока ветер развевал ее волосы.

— В какую игру ты играешь?

— Самую большую в моей жизни. Это все риск и никакого обещания награды. — Он заправил ее волосы за ухо. Погладил ее щеки, пока она не прислонилась к нему. — Это правда, я рассматривал все отношения между мужчинами и женщинами, как имеющие срок годности.

Сомнения снова поднялись на поверхность. Нежный голос, почти любящие прикосновения посылали свет кружиться через нее, но его слова привнесли мрак.

— Что на счет Остина?

— Даже его. До этого Кэрри уходила от него. Невеста Митча, единственная кого он знал задолго до того, как встретил Кэссэди — ушла. Моя мать ушла. Мать Кэрри и Митча хотела уйти, но оказалась достаточно сильной.

Вес всех этих бестолковых женщин давил на плечи Лилы.

— Разумеется над твоей моделью женской роли нужно поработать, а я держу пари в этой истории с Кэрри есть что-то большее, чем ты рассказываешь, но не все женщины уходят. Перестань полагаться на образование и сосредоточься на реальной жизни. Оглянись вокруг, и ты увидишь примеры верности везде. Ты один из самых преданных парней, которых я знаю, и ты слишком упрямый, чтобы увидеть это.

— Я могу сделать лучше.

— Я уже начала сомневаться.

— Когда твоя жизнь основана на предположениях и когда все, что ты видишь вокруг себя походит на испорченное доверие, и ты укрепился в мысли, что неправильно или нет. — Он провел пальцами вниз по обеим сторонам ее лица. — Ты жонглируешь делами и вещами вокруг тебя и сворачиваешь все дела, и уничтожаешь на корню все, что начинается, так что ты никогда не разочаровываешься. Ни одна женщина не причиняет тебе боль.

Она взяла в ладони его лицо, потому что ей нужно было, чтобы он увидел ее, услышал ее.

— Я не единственная, кто заслуживает лучшего. Ты тоже этого заслуживаешь.

— До тебя я развлекался, веселился, потом двигался дальше. Это работало. Это было легко и ясно. Безопасно.

— Одиноко. — Она использовала это слово прежде, чем он смог отмахнуться от этого.

На этот раз он кивнул.

— Одинокий и растерянный достаточно, чтобы несколько месяцев назад поехать в гостиницу с этой невысказанной потребность горящей внутри меня, но не в таком отчаянии, чтобы я мог игнорировать эту горячую брюнетку в баре. Но все же я убедил себя, что те дикие дни не значили ничего большего, чем замечательное воспоминание.

Ее руки скользили вниз пока не разместились на его плечах. Она хотела оттолкнуть его, прежде чем он выскажет свое последнее предложение, которое разобьет ее сердце, просто раскромсав его на куски.

— Я понимаю.

Он притянул ее ближе. Их тела встретились, и его дыхание обдувало ее губы, когда его взгляд искал ее лицо.

— Нет, ты не понимаешь, потому что, если бы это было так, ты бы поняла, что я был неправ насчет части с воспоминаниями. Быть с тобой не просто и ясно. Это запутанно. Это затуманивает мой разум и осложняет мне жизнь. — Его лоб уперся в ее. — Я сохранял надежду, что мы испытаем влечение достаточное, чтобы выжечь тебя из моего организма, но этого не случилось. Чем больше времени я проводил с тобой, тем больше хотел, а такого никогда не случалось прежде. Это надрало мне задницу и изменило все мои представления о людях входящих и уходящих из моей жизни, и не остающихся. Просто мне понадобилось некоторое время, чтобы увидеть это.

— Мне тоже, — прошептала она. — Ну, насчет обстоятельства с надрать задницу. Я никогда не ожидала от тебя.

— Мысль о том, что ты переедешь даже на несколько миль от базы отдыха заставляет меня желать разорвать каждый из этих домиков голыми руками.

Ее охватило тепло. Она не чувствовала холодный ветер или холод, щиплющий ее щеки. Она видела его и слышала его обещание, и всю боль смыло. Дверь в прошлое закрылась и перед ней простиралось большое и прекрасное будущее.

— Кажется похожим на заботу. — Прошептала она слова напротив его губ. Потом он поцеловал ее. Его губы прижались на секунду прежде, чем его голова снова поднялась.

— Мы можем назвать это как хочешь. Влюбившийся в тебя, заботящийся о тебе, начавший любить тебя — я согласен на все это.

Любовь. Она была глупой в этом, такой ослепленной, что была готова рискнуть все, чтобы схватить ее.

— Спенс.

Он потерся носом о ее. Обхватив ее руками за талию.

— Я виноват во многих вещах. Я лгал тебе вначале и вынудил, чтобы ты позволила мне помочь с базой отдыха. Но худшее, что я сделал — когда-либо — это оттолкнул тебя, потому что это было проще, чем признаться, что я заинтересован в тебе. Забыв исходную часть, что я влюблен в тебя. Ты хочешь настоящую подлость, вот пожалуйста.

— Нет. — Слезы давили на ее глаза. — Ты требовательный и упрямый и похоже добиваешься своего, но еще ты веселый и отзывчивый, и порядочный, и так отчаянно не позволяешь людям узнать, кто ты на самом деле, что мне больно за тебя.

Он застонал и звук завибрировал через них обоих.

— Не надо меня жалеть.

— Я слишком занята, любя тебя. — Его голова поднялась и этот блеск, который она любила так сильно, плясал в его глазах. — Это началось в отеле. Мне следовало догадаться, когда я не смогла тебя забыть или отнести тебя к веселому времяпрепровождению. Твое лицо мелькало в моей голове, пока я не смогла видеть никого другого.

Он поцеловал ее щеки и подбородок.

— Тот отель мог бы быть моим любимым местом в мире.

— Я подумала о том же.

— Я бы хотел пообещать тебе, что не испорчу все снова, но это было бы ложью. Я буду подонком и буду говорить неправильные вещи, вероятно закроюсь, когда ты захочешь, чтобы я открылся. — Он схватил ее за руку и прижал ее к своему сердцу. — Но ради тебя, я сделаю все, буду кем угодно.

После все красивых слов и потока надежды, ей нужно, чтобы он узнал одну последнюю вещь.

— Я хочу тебя, а не какого-то другого парня. Не какого-то лучшего парня, потому что его нет.

Снежинки танцевали на ветру, когда прижал ее еще ближе.

— Я хочу тебя. Ни кого-то другого. Тебя, в моей постели и в моем доме. В моем сердце.

— Тогда давай отправимся домой. Завтра Сочельник, как-никак.

— Ты готова встретиться с семьей? Они могут быть невыносимыми, со всеми этими разговорами и вопросами.

Ее нервы подскочили и подергивались. Ей так хотелось снова принадлежать к семье, но тоненький голосок в ее голове, называвший ее аутсайдером, не уходил.

— Ты уверен, что хочешь представить меня все тем людям, кот ты любишь?

— Пришло время им встретиться с женщиной, которая значит больше, чем что угодно.

Последний кирпичик страха и сомнений разбился вдребезги. С ним она могла выдержать все.

— Мне нравится, как это звучит.

Его руки скользили вверх и вниз по ее спине.

— И ты должна знать раз уж я решил, что чего-то хочу, я не сдамся.

— Почему, как ты думаешь я подцепила тебя в том баре?

Он замер, и его голова поднялась.

— Ты не могла.

— О, я определенно сделала это.

— Я был единственным...

— Все, о чем тебе нужно думать, пока ты осознаешь, что твое шатание по барам закончилось. — Он ответил ей долгим, затянувшимся поцелуем, что ее сапоги оторвались от земли, а ее сердце увеличивалось в объеме до тех пор, пока она не подумала, что оно может взорваться. — Пойдем праздновать наше первое Рождество.

— Я знаю, кого хочу в этом году.

— И она хочет тебя.

КОНЕЦ.

Переводчики: Юля, Ольга Вахитова, Ангелина Нюппа, Internal

Редактор: Алина Дихтярь

Вычитка: Юлия Цветкова

Обложка: Екатерина Белобородова

Оформитель: Юлия Цветкова

Переведено специально для групп:

vk.com/book_in_style

vk.com/books_25