Мы с Витькой

14. НА ЧЕРДАКЕ

Чердак старого дома напоминает судно, потерпевшее кораблекрушение и выброшенное случайной волной на неведомый остров. Тут и обломки снастей, и незнакомые предметы со следами времени и бурь, перенесенных ими. И все это в таинственном освещении чердачного полумрака. Небольшим снопом свет падает через крохотное лобовое окошко, будто с тру дом пролезает в узкие щели и щелки.

На чердак дома мы с Витькой попали в родительскую субботу (так назвала ее Аграфена Васильевна, отправляясь в церковь за пять верст). Мельник еще раньше ушел в правление колхоза и обещал прийти домой только вечером.

Бабка собиралась долго. Она спрятала в сундук спички, запретив нам пользоваться огнем. Потом несколько раз с начала до конца повторяла, чем и как мы должны питаться. Перечислялось столько всевозможных блюд и закусок, что если бы Аграфене Васильевне случилось задержаться на месяц, то мы и тогда бы с голоду не умерли.

Наконец бабка ушла, и мы отправились по скрипучей лестнице на чердак. Прежде чем, приглядевшись к полумраку, начали различать очертания предметов, мы услышали терпкий сладковатый запах березовой рощи. Так пахнет в лесу погожим осенним днем, когда листья облетели и покрыли всю землю, а те, которые еще остались на деревьях, пылают под солнцем огненно-рыжим пламенем. Когда глаза привыкли к темноте, мы разглядели березовые веники, висевшие на одной из балок. Это они принесли сюда запах рощи.

Мысль сравнить чердак с судном, потерпевшим кораблекрушение, пришла Витьке, после того как он нашел ветхое деревянное колесо, напоминавшее штурвал старинного парусного судна. Позднее мы выяснили, что это всего-навсего колесо от прялки, которой когда-то пользовалась бабушка.

Она рассказывала, что в те давние времена девушки собирались по вечерам в одной какой-нибудь избе на посиделки. Садились по лавкам, каждая со своей прялкой, и за работой коротали длинные зимние вечера то с песней, то со сказкой. Потрескивали воткнутые в щели в стенах лучины, бросавшие тусклый красноватый свет, шуршали веретена и тянулась из-под руки бесконечная нитка. Тянулась, как время: не быстро, не скоро, но постоянно.

На одной из таких вечеринок познакомилась бабушка Аграфена с Никанором Николаевичем. Были они в ту пору оба молодые, и звали их тогда Грунька и Никашка.

Когда бабка Аграфена вспоминала о тех временах, я замечал, что глаза ее увлажнялись, а старческий скрипучий голос звучал глуше и будто готов был оборваться совсем. Мне почему-то в такие минуты становилось очень жаль ее. И я начинал понимать, что хотя она часто хмурится, ворчит и ругается, но в душе она добрый и хороший человек.

…А сейчас колесо бабкиной прялки валялось на чердаке, словно выброшенный волной штурвал старого фрегата, напоминая о далеких былых днях. Валялся он вместе со старыми, негодными серпами и косами, ржавыми замками и кринками.

— Серега, гляди-ка, — позвал меня вдруг Витька, вертя в руках странный предмет, какого я до сих пор не видел.

Предмет походил на вилку, только много больше по размерам. У этой вилки было не три, а семь толстых кованых зубьев, оканчивавшихся небольшими ершиками, как это делают на кончиках рыболовных крючков. Один крайний зуб был сломан наполовину. Деревянная часть, на которую был насажен невиданный инструмент, обломана в самом начале, и определить, какой длины была рукоятка в прошлом, невозможно.

— Что это такое, для чего? — недоуменно спросил Витька.

— Вилы? Так они совсем не такие, — соображал я вслух.

— Да, вилам и такой ерш ни к чему, — добавил Витька.

— Может быть, это рогатина, с какой на медведя ходили в старину? — пришло мне на ум.

— Они вроде бы деревянные делались и зубы длиннее, я на картинке видел, — возразил Витька.

— Сперва деревянные, а потом техника выросла, стали железные делать, очень просто…

— Разве такой медведя убьешь? Коротка. Кошку еще туда-сюда, заколешь…

— Сам ты кошка! — рассердился я и решил попробовать находку в действии.

Подыскивая глазами что-нибудь подходящее, я заметил еще одну странную штуку, висевшую в самом верху, где сходятся стропила.

Штука эта по внешнему виду несколько напоминала гнездо ласточки, какие я не однажды видел прилепленными под карнизами деревенских домов, но висела она совсем иначе и не имела отверстия, через которое могла бы попадать внутрь птица. Кроме того, и форма отличала этот предмет от гнезда. Был он сделан как бы из концентрических колец, постепенно уменьшавшихся книзу.

Дотянуться до новой находки, даже при помощи диковинной вилки, я не мог. Понадобилось подтащить сундук и поставить его на ребро. Став на него и приподнявшись на цыпочки, я легко достал рукой^;. Витька страховал меня, поддерживая рукой чуть ниже спины, и сгорал от любопытства.

— Ну, что там?

— Да погоди ты!

— Твердое?

— Вроде бы мягкое.

— Из глины?

— Не пойму. Вроде как вафля.

— Ты сними ее.

— Погоди. Дай взяться поудобней, а то еще изломаю…

Мои последние слова повисли в воздухе. Потеряв равновесие от страшной боли, я, несмотря на страховку Витьки, шлепнулся на песок, покрывавший весь чердак.

Я еще держал в руках оторванный от крыши странный предмет и не мог понять, почему у меня гудит в ушах. Только увидев Витьку, исполнявшего в бешеном ритме танец дикарей с заклинаниями, и обратив внимание на его руки, с огромной скоростью взмахивавшие около головы, услышав его душераздирающие вопли, я догадался. Догадался и Витька, так как он закричал:

— Осиное гнездо!

Теперь чердак действительно больше всего походил на судно, потерпевшее кораблекрушение в открытом море. Мое первое желание выброситься с чердака осталось невыполненным только потому, что окошко оказалось слишком маленьким. Я метался, чувствуя, как растревоженное многодетное осиное семейство неслось за мной. Инстинкт самосохранения подсказывал необходимость скрыться в темноту, провалиться в землю от этого взбесившегося роя.

Бросившись к чердачному люку, я налетел на Витьку, и мы оба упали. Витька катался по песку, отмахиваясь от ос, завывая монотонно и жалобно. Я вскочил, что-то крикнул и побежал дальше.

Несколько шагов до лестничного люка потребовали настоящего героизма. Чердак буквально кишел осами. Они, видимо, тоже ошалели от неожиданности и нашего истошного крика, носились, ничего не разбирая, и с налета жалили нас куда попало. Я первый ступил на лестницу, но Витька, как мне показалось, съезжал на мне верхом. Он, во всяком случае, наступал мне на плечи, на руки…

В сенях ос стало меньше, но они еще неистово жужжали, запутавшись в волосах, а выпутавшись, снова носились вокруг, как будто выбирали на нашей коже еще не ужаленные места. Витька рванул дверь и бросился к реке. Я — за ним. Мы очутились в воде в полном обмундировании, благо оно состояло всего-навсего из трусов да маек.

Холодная вода облегчила мои страдания и привела в чувство. Да и жужжания не слышалось. Озираясь кругом, я увидел на берегу возле бани Сеньку. Он отчаянно хохотал, указывая пальцем на Витьку, стоявшего напротив него в воде.

Я подошел поближе, решив узнать, что именно могло так развеселить нашего деревенского приятеля. Но мое появление вызвало еще более бурный приступ хохота у Сеньки. Теперь он указывал пальцем и на меня. Мы посмотрели с Витькой друг на друга. Я ничего не могу сказать о своей внешности, но то, что представляло собой лицо моего друга, вызвало во мне чувство сострадания.

— Где это вы? — едва сдерживая хохот, спросил Сенька.

— На чердаке… осиное гнездо… — буркнул Витька, отворачивая в сторону опухшее, изуродованное лицо.

— Какая лихорадка вас туда затрясла? — И Сенька снова захохотал.

— Да, там… — начал было я и замолк.

— Мы там интересную вилку нашли, — вспомнил Витька о находке.

— Какую вилку? — поинтересовался Сенька.

— Такую вот вилку с ершами…

Мы долго и сбивчиво описывали вид нашей находки, и наконец палочкой я нарисовал ее на земле.

— Так это же острога, — догадался Сенька, — рыбу бить.

— Вроде гарпуна, — ухватился я, — только не один зуб, а несколько — для мелкой рыбы.

— Интересно бы попробовать, — вставил Витька, прикладывая к щекам и лбу мокрый песок.

— А ты знаешь, как? — спросил я Сеньку.

— Чего ж тут особенного? Очень даже обыкновенно. Самому мне не приводилось, а видать видел. Подкараулишь рыбу и бьешь, а потом вытаскиваешь. С зубчиков она никуда не денется.

— Серега, принеси пойди, — попросил меня Витька.

— Нет уж, — ответил я, вспомнив чердак, где остались острога и осы, — сходи лучше сам.

Мы некоторое время поторговались, но охотничья страсть взяла верх, и скоро мы отправились на чердак втроем.