На фронте затишье

«ПУШЕЧНЫЙ СНАЙПЕР»

Мы лежим на ящиках из-под снарядов, радуемся выглянувшему солнцу, безоблачному небу и тишине. Похозяйничав на высотке два дня, метель унеслась на запад, за лес, уступив место теплому южному ветерку. В воздухе запахло хвоей и талой водой. И сразу — за одно утро — обнажились темные отвалы борозд и все поле, насколько хватает глаз, покрылось черными струпьями.

Потемнела и дорога, протянувшаяся от Омель-города к Нерубайке. В бинокль хорошо видно, как проползают по ней машины. Различимы даже фигурки мотоциклистов.

По приказанию Кохова мы с Юркой осваиваем новую фронтовую специальность — разведчиков-наблюдателей.

Мы хотели оборудовать наблюдательный пункт по всем правилам военной науки, но Грибан не разрешил выдвигаться ближе к противнику и «копаться у него на глазах». Вручив Смыслову бинокль, он указал место НП метрах в сорока от землянки. В конце концов все получилось просто и хорошо. Мы притащили сюда два ящика из-под снарядов, расколотили их, крышки положили на землю, чтобы можно было наблюдать лежа на досках, и приступили к своим немудреным обязанностям.

С нашего НП не видна вся дорога. Просматривается лишь небольшой отрезок. Но нам этого достаточно, чтобы считать по головам мотоциклистов и разглядывать грузовые машины. Зато у немцев нет никаких шансов обнаружить нас. На ходу им некогда и не с руки вести специальное наблюдение за противником: они к этому не подготовлены, потому что главное для них — побыстрее проскочить в деревушку. И они, прибавляя скорость, несутся по открытому участку во весь опор.

Рядом со мной пристроились на досках от ящика Левин и Грибан. Один пришел проверить нашу работу, другой — покурить. Левин сосредоточенно свертывает самокрутку, затем достает плоскую железку — кресало, извлекает из другого кармана коричневый камешек и скрученный из ваты фитиль. Сунув цигарку в зубы, он ловко вытекает из камня искры, от которых вата тотчас начинает дымиться.

Сергея Левина в полку называют «пушечным снайпером». Говорят, что это неофициальное звание бывалый старшина оправдывает и на передовой, и в тылу. На полковых учениях он всегда стреляет последним. Иначе макетов не напасешься: после его выстрелов от бревенчатых и дощатых макетов, изображающих танки, остаются только и руды досок и щепок.

Сергей берет у меня бинокль и, посасывая цигарку, долго разглядывает дорогу.

— Подогнать бы сейчас пушку вон к тем кустикам, и такую кашу заварить можно, — говорит он, не отрываясь от стекол. — Оттуда вся дорога — как на тарелочке. Прямой наводкой любую цель накрыть можно, ни одна живая душа не уйдет.

Это он говорит специально для Грибана, который сидит рядом. Левин не первый раз просит разрешения наказать немцев. Но комбат по-прежнему непреклонен.

— Ты думаешь, мне не хочется попугать фрицев, — говорит Грибан, кивая, в сторону дороги. — Но попробуй незамеченным к тем кустам подползти. Самоходок-невидимок для нас еще не придумали.

Левин хмурится, как будто хочет что-то сообразить и не может. Взгляд его становится озабоченным. Он продолжает настаивать на своем без прежней уверенности:

— Можно туда ночью пробраться. Замаскировать там машину, а утром ударить.

— А обратно они тебя выпустят? Через этот бугор как будешь переваливать? Боком к противнику, так? Бортиком? Так, я спрашиваю?

— На скорости можно перескочить.

— На скорости!.. Да что с тобой говорить — ты сам не хуже меня понимаешь…

Их разговор прерывает Смыслов.

— Справа на вражеской высотке блуждающий фриц, — кричит он, от блиндажа. Топает в направлении батареи!

Оглядываемся. На соседней высотке одиноко маячит долговязая фигура солдата. Он идет, выставив автомат, останавливается, смотрит на нас, делает еще несколько шагов, снова, замирает на месте.

— Разведчик! Сейчас я его шугану, — кричит Юрка. Он щелкает предохранителем автомата и отбегает.

— Смыслов, на место! — одергивает его Грибан, — Из-твоей трещотки не достанешь отсюда!

— Точно, разведчик. Как лиса вынюхивает. — Это голос Сережки Левина.

Между тем солдат перекидывает автомат за спину, поворачивает обратно и идет, изредка оглядываясь. Грибан опускает бинокль Глаза его загораются каким-то озорным огоньком. Мельком взглянув на него, Левин вскакивает с места и просит почти умоляюще:

— Разрешите, товарищ старший лейтенант! Я из него салат сделаю.

— Откуда он там появился? — с запоздалым удивлением говорит Грибан. — Что ему надо? А вообще нельзя его упускать.

И отрубает коротко?

— Один снаряд!

— Есть, снаряд!

Левин прыжками несется к машине и через минуту с Шароновым исчезает в люке, а Егоров быстро и ловко сдергивает с гусениц брезент. Выпустив струю серого дыма и стрельнув искрами, стальная «клушка» неуклюже сползает со своего гнезда и тяжело разворачивается на месте. Хобот ее орудия медленно поднимается вверх, сдвигается в сторону.

Будто почуяв недоброе, гитлеровец останавливается, выжидательно глядит в нашу сторону, вдруг поворачивается на сто восемьдесят градусов и бегом пускается на гребень высотки. Успеет ли выстрелить Левин? Попадет ли «пушечный снайпер» в такую необычную цель?

— Тикай, бо тарарахне! — громко произносит Смыслов. Но воздух раскалывается, заглушив его голос. Рядом с фигурой немца мгновенно вырастает землистый куст взрыва. Нам хорошо видно, как, сделав два неуверенных шага, солдат спотыкается и тычется вниз лицом.

— Капут! Один — ноль в пользу Левина, — констатирует Юрка. Но он опять не успевает договорить. «Убитый» вскакивает и широкими прыжками взбегает на самую вершину высотки. Еще немного, и он скроется за перевалом, где его не достать.

Снова раскатисто и упруго грохочет выстрел. На этот раз чернота разрыва целиком скрывает вражеского разведчика. Но ветер быстро сдвигает дымовое облако в сторону. Нет, на этот раз Левин не промахнулся: немец лежит, застыв в неудобной позе, рядом с воронкой.

— Здорово! Нажал кнопку — и орден. — Юрка подталкивает меня под локоть и переходит на шепот: — Как, по-твоему, наградят за это Серегу?

— Могут, конечно…

Самоходка ползет к своей яме. На ходу поднимается люк, и из него высовывается улыбающаяся физиономия Левина. Его белые льняные волосы торчат в разные стороны.

— Товарищ гвардии старший лейтенант, ваше приказание выполнено. Противник отправлен на небеса, — кричит он сверху.

Не спеша — он все делает степенно — Левин спрыгивает на землю. Но Грибан встречает его довольно холодно.

— Кто разрешил расходовать второй снаряд?

В ожидании ответа губы Грибана плотно сжаты и потому становятся тоньше. Кажется, его взгляд не предвещает Левину ничего хорошего.

— Он мог скрыться. Что я, не понимаю? — старшина растерянно и смущенно разводит руками. Такого оборота он явно не ожидал.

— Не твое дело. Приказ слышал?

— Так точно. Я пока не глухой, — наводчик вытягивается по стойке «смирно». И это еще больше злит Грибана.

— Срам! Ты же первая скрипка на батарее, а на одного вонючего гада выпустил два снаряда!..

— В будущем постараюсь пятерых одним укокошить. И будем в расчете, — спокойно предлагает Левин. — К тому же я обязан проявлять инициативу.

— Сначала выполни приказ, а потом и инициативу проявляй, понял? Я разрешил один снаряд, а ты — два. Вот Егорову я бы три разрешил. А тебе — нет… Запомни!

А глаза Грибана уже улыбаются. Появляется ухмылка и на лице Левина. Слишком хорошо понимают они друг друга, чтобы долго разговаривать на повышенных нотах.

— Ставьте машину на место, — наконец говорит Грибан примирительным тоном. — Смыслов и Дорохов! Сходите к убитому и обыщите его. Не сейчас, а то подстрелят, как зайцев. Вечером. Если есть документы, забрать.

— Будет сделано, — весело откликается Юрка, позабыв сказать набившее оскомину «есть». А вообще комбат отдал свое приказание таким тоном, что вытягиваться перед ним было бы просто нелепо. На лице Левина мелькает улыбка. Он подходит к люку механика-водителя, делает знак рукой — «Становись на место!».

Грибан смотрит на Сергея. Перехватываю его взгляд, и меня поражают глаза комбата. Только что злился, и вдруг столько в них доброты и тепла. Это понятно — Левин его гордость, его любимец, его первая опора на батарее.

Вечером, когда высотку окутывают сумерки, мы отправляемся к убитому. Гитлеровец лежит в странной позе. Кажется, он сначала присел да корточки и из такого положения рухнул вперед: одна нога так и осталась подвернутой. Руки судорожно, вцепились в мерзлые кочки. На маскировочном халате, во многих местах распоротом осколками, следы запекшейся крови. Воронка от снаряда в трех-четырех шагах.

Я смотрю на белые, шевелящиеся на ветру волосы, на красивый, окаменевший от холода профиль солдата, и мне нисколько его не жаль: этот получил свое…

— Смотри вперед, а я обыщу, — тихо говорит Смыслов. Наклонивщись над трупом, он начинает торопливо обшаривать его.

Поворачиваюсь в ту сторону, куда кивнул Юрка, и вскрикиваю от неожиданности: в дымчатом вечернем сумраке маячат две фигуры. С каждым шагом они становятся все различимее. Двигаются, прямо на нас.

— Ложись, — шипит Юрка, опускаясь рядом с убитом., Он, быстро выхватывает что-то из его карманов и отбегает назад. Я следую за ним.

— Стой! — шепотом останавливает меня Юрка. Он щелкает предохранителем затвора, ложится поудобнее в борозду и, приготовившись стрелять, берет приближающиеся фигуры на мушку.

— Хальт!

Я, вздрагиваю, Это заорал Юрка. А в ответ доносится спокойная немецкая речь. Видимо, гитлеровцы принимают нас за своих?

— Огонь по гадам, — сквозь зубы цедит Смыслов, и его автомат выплевывает несколько коротких очередей. Подхлестнутый выстрелами, торопливо нажимаю на спуск. ППШ работает безотказно. Он послушен каждому моему движению, и меня охватывает какое-то радостное возбуждение.

— Хенде xoxl — изо всех сил кричу в темноту. Но слова заглушают ответные выстрелы. По вспышкам видно, что стреляет один. Значит, одного ухлопали.

И как-то сразу, мгновенно наступает звенящая тишина.

— Сколько их там? — спрашивает Юрка.

— Видел двоих.

— А сейчас?

— Не видно ни одного.

Стало еще темнее. Я вглядываюсь в загустевшие сумерки до боли в глазах. Но фигуры солдат словно растворились в вязком сером тумане.

— Бумажник я забрал. Давай по одному восвояси, — командует Юрка. — Иди первый. Не поднимайся.

Пригнувшись, отбегаю назад. Юрка выпускает в темноту длинную очередь и подползает ко мне.

— В ловушку бы не попасть, — говорит он, поднимаясь. — Надо быстрее драпать.

Оглядываясь по сторонам, спешим вниз в лощинку. Юрка взбудоражен не меньше меня. Как только достигаем балки, где мы в абсолютной безопасности, он начинает говорить без умолку:

— Интересно, влепили мы им или нет? Если живы остались, наверняка их понос прошиб.

На душе становится легко и безоблачно, словно после большой удачи, хотя ничего особенного как будто и не случилось.

— А здорово я с ними шпрехал?! — Юрка не скрывает удовлетворения собой. Весь он лучится радостью. Улыбка не сходит с его лица всю дорогу до самой землянки, у которой нас встречают почти все батарейцы.

— Наконец-то! Я уже хотел посылать на выручку, — говорит Грибан, когда Смыслов передает ему толстый бумажник. — Думал, в засаду попали.

— А мы и в самом деле попали, — не моргнув глазом, невозмутимо докладывает Юрка. — Подходим, а там кроме убитого еще два живых фрица нас дожидаются. Дорохов им кричит: «Хенде хох!», а они стрелять.

Грибан недоверчиво косится на меня:

— Правда, кричал?

— Кричал.

— И как начали они лупить! — Юрка увлекается и описывает ночной бой «двое на двое» — Я тоже решил с ними по-ихнему поговорить, они опять за автоматы. Пришлось применить огнестрельное оружие. — Он прикладывает автомат к плечу и наглядно показывает, как мы «применяли оружие». Для большей убедительности Юрка звонко щелкает языком, изображая серию выстрелов.

— Вы их убили? — заблестев глазами, спрашивает Егоров.

— Может, и укокошили. А может, ранили, — маневрирует Юрка, уклоняясь от прямого ответа. — Если ранили, то они уползли.

— В общем, задание перевыполнили! Молодцы! — подводит итог Грибан.

Двумя пальцами он раскрывает бумажник и с выражением брезгливости и отвращения просматривает его содержимое.

— Вроде обер-лейтенант отвоевался, — говорит он, разглядывая желтый картонный квадратик. Затем возвращает бумажник Юрке: — Отнесите все Кохову. Пусть разбирается.

Судя по озабоченному выражению лица, Егорку мучает какая-то значительная, важная мысль. Она буквально выпирает из него.

— Жалко, те двое уползли, — произносит он с горьким сожалением. — Не надо было их упускать. Догнать надо было обязательно.

— А может, вы от них уползли? — спокойно спрашивает Левин, с хитринкой поглядывая на Смыслова.

Но того не так-то просто поймать на слове. Глядя прямо в лицо Грибану, он твердо парирует вопрос Левина:

— Нам было приказано принести документы. Преследовать не имели права. Понятно?

И как все ловко у него получается! Даже я начинаю верить, что дело именно так и было, как он представил: нам пришлось отбивать труп у охранявших его солдат. Юрка убедил в этом всех. Даже меня: мне начинает казаться, что его версия о нашей стычке с немцами абсолютно, во всех деталях, соответствует истине.