На грани жизни и смерти

Надводная атака

Теперь море уже прослушивалось, но лишь на самом малом ходу. Шум в надстройке полностью устранен не был. Мы терпеливо плавали под водой недалеко от берега противника и слушали море, только слушали, не имея возможности посмотреть в перископ. Противник не обнаруживался, а если бы он появился, то пришлось бы вести атаку только слыша, но не видя врага. Расчеты, конечно, не могли быть точными из-за большой погрешности, которую имел в то время еще не совершенный прибор. Так что вероятность попадания торпеды в цель была бы очень невелика. Я предпочитал встречу с врагом ночью, при всех неудобствах и большом риске надводной атаки.

Подошло время всплывать. Я посмотрел на часы и дал команду.

Луна уже была над горизонтом. В ее слабом свете чуть очерчивались вздымающиеся громады волн. Но шторм утихал. Я дал вахтенному офицеру курс, а сам спустился вниз и лег спать. Восемнадцать часов на ногах, беспокойный день давали себя знать — я тотчас же уснул.

Через два с половиной часа меня разбудил Щекин:

— Товарищ командир, радиограмма.

Я вскочил и включил настольную лампу. Командир лодки, действовавшей в соседнем с нами районе, сообщал, что в нашем направлении движется конвой противника. Он не смог атаковать его: в самом начале атаки был обнаружен противником. Я посмотрел на часы. По приблизительному расчету корабли противника, если они не зайдут куда-нибудь по пути, должны были появиться не раньше чем через час-полтора. Щекин уже нанес на карту местоположение конвоя. Шагнув несколько раз по карте измерителем, я задумался над тем, где и когда лучше занять позицию для атаки.

Я еще не знал обстоятельств, из-за которых мой сосед был обнаружен противником, и полагал, что ему помешала луна. Под утро луна должна зайти, но до утра еще далеко, а противник где-то близко. Поэтому при выборе позиции для встречи с ним я допускал, что атака будет проходить при луне. Мы рассчитали возможный азимут луны относительно избранной нами точки ожидания противника. Для создания наиболее благоприятных условий решили стоять на месте с заполненными цистернами главного балласта, кроме средней. Это давало возможность в минимально короткое время уйти под воду. Кроме того, подводная лодка в таком положении была малозаметной, поскольку над водой оставалась только рубка.

Смущало нас только то, что мы находились не более чем в трех милях от наблюдательного поста противника. Но зато конвой в этом месте меньше всего мог ожидать нападения, а нам в просвете фиорда, образующегося двумя мысами, были отчетливо видны очертания кораблей противника, что было очень важно для точности торпедной стрельбы.

И вот мы подошли к назначенной точке. Скоро должен появиться противник… Находясь рядом с его наблюдательным постом, признаюсь, я чувствовал себя очень неспокойно. Пост был хорошо виден с лодки даже невооруженным глазом, и не верилось, что вражеские наблюдатели нас не заметили. Нас спасало то, что мы выбрали для ожидания самый затемненный, относительно маяка, на котором был пост, сектор моря. Наш вахтенный сигнальщик, наблюдавший за горизонтом, каждый раз задерживал взгляд на таинственно черном высоком мысе, где возвышалась башня маяка.

Шел уже второй час, а противник все не появлялся. Кое-кто уже стал сомневаться в том, что конвой вообще появится. Действительно, судя по времени и его скорости, трудно было допустить, что он еще в пути.

— Скорее всего зашел в какую-нибудь бухту и там отстаивается, — вглядываясь в ночь, высказал предположение Щекин.

— Или ушел в другом направлении, — добавил я. И хотя я полагал, что оба варианта вряд ли могут быть целесообразны для противника, тревога не покидала меня. Мало ли что могло быть? То, что корабли могли пройти мимо нас незамеченными, я совершенно исключал. При всех обстоятельствах мы должны были увидеть их.

Стоя на мостике, мы терпеливо ожидали. Кто-то тронул меня за локоть. Это был Лебедев. По сосредоточенному выражению лица и какой-то настороженности я понял, что он хочет сказать мне что-то важное.

— Что такое, Лебедев?

Вместо ответа он молча показал в ту сторону, куда я только что смотрел в бинокль, но ничего не видел, кроме высокой зубчатой темной стены берега.

— Что вы там видите? — спросил я и, быстро вскинув бинокль, посмотрел в указанном направлении.

— Ничего не вижу, но вот там… я слышу какой-то шум. Еще пять минут назад его не было. — Он говорил почему-то шепотом.

Я долго всматривался, прощупал взглядом почти каждую трещину берега, забитую снегом, и ничего не видел. Море и берег были по-прежнему пустынны.

Но по опыту я знал, что если Лебедев услышал шум, значит, что-то там действительно есть. Надо только подождать.

— Почему вы говорите шепотом? — нарочито громко обратился я к Лебедеву.

— Сам не знаю почему, — смущенно улыбаясь, сказал он. Потом настойчиво попросил:

— Товарищ командир, посмотрите еще раз… Может быть, сейчас удастся что-нибудь увидеть.

Я хорошо понимал его нетерпение.

— Не беспокойтесь, противник еще далеко, бинокль не берет пока, но он от нас уже не уйдет.

Мой уверенный тон успокоил Лебедева. Теперь он надеялся, что его напряженный труд в течение почти четырех часов не пропадет даром. Он согласно кивнул и попросил разрешения сойти вниз.

— Идите и не теряйте противника. Теперь осталось немного…

Лебедев исчез в люке.

Вскоре я получил новый пеленг на противника и снова навел бинокль в ту сторону, откуда должен был появиться конвой. На этот раз противник уже был виден. Сначала я обнаружил одну, едва приметную точку, то и дело теряющуюся в складках высокого берега, потом появилось еще несколько. Да, это, несомненно, был тот самый конвой, который мы ждали. Но до него еще было слишком далеко. Молодец Лебедев!

Я продолжал вести наблюдение. Конвой, казалось, шел медленно, с гораздо меньшей скоростью, чем нам сообщили соседи. Вероятно, поэтому и вышел просчет во времени.

Подошел Щекин.

— Прикажите готовить торпедные аппараты к залпу, и пусть подымут свободную от вахты смену, боевая готовность № 1,— сказал я.

— Есть!

Через несколько минут корабли противника уже отчетливо просматривались даже невооруженным глазом. Два больших транспорта шли друг за другом, прижимаясь к береговой черте, маскируясь тенью, падавшей от высоких отвесных скал. Впереди них и несколько дальше от берега шли корабли охранения, их тоже можно было видеть.

Ясно было, что атаку нужно проводить только с прорывом охранения противника, с головы. Ясно было и то, что в надводном положении осуществить прорыв охранения будет нелегко.

— Ну что же, попробуем свои силы…

Подводная лодка сближалась с конвоем противника. Как назло, видимость улучшилась: облака поднялись еще выше, и кое-где уже появились большие куски чистого ночного неба.

«Не хватает еще, чтобы луна показалась», — со злостью подумал я. Нервы были напряжены до предела, хотелось быстрее дать залп и уйти под воду. Но нужно было ждать, так как транспорт находился еще в темной части берега и мы могли промахнуться. К тому же и курсовой угол транспорта, избранного для удара, был слишком мал, проектировалась только треть всей длины корабля, малейшая ошибка в прицельном угле также могла привести к промаху.

Расстояние до кораблей врага уменьшалось. Теперь они были видны все, стало легче ориентироваться в боевом порядке конвоя. Впереди шел миноносец, прикрывая транспорты с моря, еще один, за ним какой-то корабль. Подводная лодка пересекала курс миноносца. Один из транспортов был ближе всего к нам. С него нас могли заметить в любую минуту.

Я рассмотрел идущий впереди корабль. Оказалось, Это не миноносец, а сторожевой корабль. Он пересек курс нашей подводной лодки и, судя по тому, что не свернул с курса, нас не заметил. Это уже хорошо. Но зато миноносец, курс которого мы собирались пересечь, продолжал с нами сближаться. Становилось не по себе, знобило. И не мудрено. В моей практике это была первая боевая атака одиночной подводной лодки в надводном положении против группы надводных кораблей, более маневренных и намного сильнее вооруженных. Но минута борьбы с собой, и я перешел в состояние, когда человек становится равнодушным к грозящей ему опасности. Была цель, которая должна быть достигнута любой ценой, этого требовал долг.

Курс миноносца пересечен. Враг пока не обнаружил нас. Черная громада транспорта выползла из-за мыса и резко обрисовалась на светлом фоне между входными мысами фиорда. Теперь нельзя терять ни секунды.

— Право руля!.. Так держать!

Слышу, как кровь бьется в висках.

— Аппараты… Пли!

Нос подводной лодки окутало облако водяной пыли — это воздух вышел из аппаратов. Миноносец шел прежним курсом. Он уже совсем близко. Срочное погружение! Быстро задраив за собой люк, я спустился вниз. Идти на глубину, полный ход! На какие-то секунды погружение задержалось из-за воздушного пузыря, оставшегося в аппаратах после выхода торпед, но наконец лодка оторвалась от поверхности моря и послушно пошла на глубину.

Взрыв одной торпеды. Вторая, видимо, прошла мимо цели.

— Слышу металлический треск, разламывается корпус корабля, — взволнованно доложил Лебедев.

Сверху слышна работа винтов кораблей охранения, разыскивающих нас.

Но все облегченно вздыхают. Теперь уже ничего не страшно. Главное сделано.

Победа! Еще одна победа над врагом.

— Еще один поросенок, — смеется Смычков.