На грани жизни и смерти

За честь флага

Скоро опять в море! По сводкам за время нашего пребывания на базе обстановка в море почти не изменилась. Но однажды поздно вечером мы узнали новость, которая нас потрясла. С моря была получена радиограмма, что подводная лодка под командованием капитан-лейтенанта Видяева подорвалась на мине и потеряла ход. Это произошло в пяти милях от берега, занятого противником. Надо было спасать людей, а на базе не было кораблей, готовых выйти в море. Помощь могли оказать только подводные лодки, выполняющие свою работу в заданных районах.

Первой получила приказ и тотчас же пошла на выручку лодка К-22 под командованием капитана 2-го ранга Виктора Котельникова.

Я стою на пирсе и с нетерпением жду, когда ошвартуется корабль Котельникова. Он медленно подходит к стенке причала. На мостике вижу заросшие лица Котельникова, Колышкина и совсем еще молодое, осунувшееся и тоже обросшее — Видяева.

Котельников спустился с мостика и подошел с рапортом к командующему флотом.

Доклад продолжался не более пяти минут, обстоятельный доклад делается на командном пункте с картами и всеми необходимыми журнальными записями. Головко внимательно выслушал рапорт, задал несколько вопросов, поздравил экипаж с благополучным возвращением и пошел на КП. Котельников принял от своего помощника документы и в сопровождении Видяева и Колышкина, которые тоже захватили свои карты, направился на подробный доклад.

Уже вечером, когда все командиры по обыкновению собрались вместе за традиционным товарищеским ужином, посвященным счастливому возвращению корабля с моря, мы услышали о том, что произошло.

Более двадцати суток подводная лодка капитан-лейтенанта Видяева находилась в море. За это время к ее боевому счету прибавились еще два транспорта противника, потопленных в условиях сильной противолодочной обороны.

Последние дни погода резко ухудшилась, и это сильно мешало поиску противника. При такой погоде можно было бы не заметить вражеских кораблей. А время пребывания корабля на позиции подходило к концу.

Наступил вечер. Лодка шла на перископной глубине. У перископа работали командир соединения капитан 2-го ранга Колышкин и его ученик — командир корабля капитан-лейтенант Видяев. Они поочередно осматривали горизонт, каждый раз надеясь обнаружить противника…

— Не везет нам, — сказал Колышкин с досадой. — Сумерки сгущаются, скоро придется всплывать для зарядки аккумуляторов. Опять день пропал.

— Нужно ближе подойти к берегу, а когда всплывем, определить, где находимся. Это для нас очень важно, — ответил Видяев.

— Согласен, командир, — после некоторого раздумья произнес Колышкин. — О минах противника в этом районе данных у нас нет.

Вскоре подводная лодка легла на новый курс и, продолжая идти на перископной глубине, медленно приблизилась к берегу противника.

Прошел час. Видяев поднял перископ, осмотрел горизонт. В темноте нельзя было ничего заметить.

Неожиданно удар страшной силы потряс лодку. Погас свет. Откуда-то со стороны кормы с шумом ворвалась вода, и было слышно, как она растекается по отсекам.

От сильного толчка Видяев упал и больно ударился обо что-то рукой. «Корабль напоролся на мину!» — мелькнула мысль. Мигом созрело решение.

— Продуть весь главный балласт! — громко скомандовал Видяев, стараясь перекричать шум поступающей в лодку воды. Он чувствовал быстрое нарастание дифферента и, чтобы не упасть, ухватился за вентиль и повис на нем.

Одну за другой отдавал Видяев команды. Люди молча и быстро делали свое дело. В темноте они безошибочно приводили в действие нужные механизмы.

Справа от Видяева вспыхнул яркий луч электрического фонаря, скользнул по левому борту и остановился на глубиномере. Капитан-лейтенант, преодолевая боль в руке, потянулся к нему. Стрелка прибора показала цифру «30» и пошла дальше. Глубина, дифферент продолжали расти, но уже медленнее. Инерция погружения уменьшилась. Пущенный сжатый воздух с шумом заполнял цистерны, вытесняя оттуда водяной балласт.

Холодный пот струился по бледному как полотно лицу Видяева. Затаив дыхание, он не отрывал взгляда от глубиномера и дифферентометра. Вот стрелка зафиксировала глубину тридцать пять метров и остановилась.

— Все в порядке, командир. Всплываем! — услышал капитан-лейтенант позади себя спокойный, немного басовитый голос Колышкина.

Действительно, стрелка глубиномера дрогнула и как бы нехотя пошла обратно. Только сейчас Видяев почувствовал, что ему не хватает воздуха, и он несколько раз глубоко вздохнул.

— Молодец, Видяев! — поощрительно сказал Колышкин. — Редко кому так удается, все вовремя сделал!

Колышкин тронул за плечо Видяева. Но тот, казалось, ничего не слышал. В эту минуту капитан-лейтенант думал только о том, что критический момент действительно прошел, но необходимо выяснить обстановку. Получая доклады из отсеков, он отдавал необходимые приказания. Кое-где вспыхнули лампочки освещения, уцелевшие при взрыве.

Через некоторое время подводная лодка всплыла. От свежей струи воздуха, хлынувшего через рубочный люк, у Видяева закружилась голова. Несколько секунд он помедлил и, повернув еще на один оборот кольцо на крышке люка, вышел наверх. Корабль со всех сторон окружала черная, непроглядная темнота. Каскад мелких холодных брызг окатил его с ног до головы. Сейчас такой душ был как никогда кстати.

«Всплыть-то всплыли, но это еще не все, испытания только начинаются», — подумал Видяев. Подводная лодка находилась недалеко от вражеского берега и не могла идти своим ходом.

— Чем все это кончится? — в раздумье произнес Видяев, когда на мостик вышел Колышкин.

— Будем выкручиваться, — невесело усмехнулся командир соединения.

Капитан 2-го ранга Колышкин и капитан-лейтенант Видяев стояли на мостике. Крутая волна с шумом разбивалась о борт корабля, ледяные брызги обжигали лицо, руки в набухших от воды перчатках коченели. Время от времени Колышкин и Видяев по очереди спускались вниз, чтобы хоть немного обогреться у электрической печи.

Берег был очень близко, значительно ближе, чем это предполагалось. Противник мог в любой момент обнаружить всплывшую подводную лодку. Нужно было все время быть начеку. К счастью, ветер дул с суши, и можно было надеяться, что до рассвета лодку отнесет далеко в море.

Вода продолжала поступать в отсеки. В результате взрыва деформировалась кормовая часть корабля, в переборках образовались трещины. Помпы с трудом успевали откачивать воду. С большим трудом экипажу корабля удалось уменьшить течь.

Как только лодка всплыла, Видяев дал радиограмму в Военный Совет Северного флота. Квитанция была получена. Оставалось только ждать. Помощь придет обязательно, в этом не могло быть сомнения. Но когда? До базы было еще довольно далеко.

— Думаю, подойдет Котельников, он находится ближе всех к нам, — прервал молчание Колышкин.

Видяев пожал плечами и ничего не сказал.

На мостик вышел штурман. Он был озабочен. Сегодня ему предстояло вести необычную прокладку пути корабля — дрейф. Как «засечь» место, когда перед глазами нет ориентира? Облокотясь на фальшборт мостика, штурман стал всматирваться в темноту. На горизонте широкой зубчатой стеной тянулась однообразная линия берега. Не видно было ни одного выступа, ни одного знакомого мыса. По небу на восток плыли низкие тучи, плотным слоем закрывая звезды.

Точное знание места нужно было для того, чтобы сообщить его кораблям, идущим на помощь. Штурману оставалось положиться только на свой опыт. Спустившись вниз, он развернул карту и приступил к расчету, анализируя всю сложившуюся навигационную обстановку.

В лодке между тем работа шла обычным порядком. Люди с каким-то особым упорством несли напряженную вахту внизу и у орудий на палубе, готовые в любую секунду ценой своей жизни постоять за честь флага, за честь корабля.

— Товарищ Славинский! — позвал с мостика командир. Чтобы лучше было слышно, инженер-механик подошел к люку и поднялся на несколько ступенек по трапу. — Вам и минеру поручаю подготовить корабль к взрыву… Заложите подрывные патроны с запалами под головки торпед, что лежат на стеллажах в отсеке.

— Ясно, понял! — ответил Славинский и спустился вниз.

Задание было простое. Вскоре офицер выполнил его и около торпед выставил вахту. Жизнь в лодке продолжала идти своим чередом.

Прошла ночь, та ночь, которая зимой длится за полярным кругом почти сутки. В девять часов утра было еще темно, когда Славинский, немного согревшись на койке, под которой стояла электрическая грелка, встал и пошел по отсекам. По привычке, приобретенной за долголетнюю службу на корабле, он, проходя, спокойно указывал людям неполадки в их заведованиях.

Славинский вошел в торпедный отсек. Ослепительно ярко сиял освещенный электричеством белый металл торпед, они, как огромные сигары, занимая всю длину отсека, покоились на стеллажах.

Вахтенный торпедист старший матрос Тихомиров с появлением Славянского встал. Инженер-механик дал ему знак рукой. Торпедист сел на свое место. Славинский ощупал у головок торпед подрывные патроны, проверил, сух ли фитиль. Когда он собирался выйти из отсека, вахтенный тихо и как бы между прочим спросил:

— Товарищ капитан-лейтенант, наших еще не видать?

Славинский пристально посмотрел на старшего матроса, ответил:

— Пока еще нет, — и пошел из отсека. Потом обернулся и спокойно добавил — Нет, но будут.

Торпедист нес сегодня особую вахту. Он обязан был по приказанию командира поджечь запалы в подрывных патронах.

Но "торпеды подрывать не пришлось. Спустя два часа сверху раздался голос помощника:

— Командира наверх!

Видяев, собиравшийся отдать какое-то приказание радисту, вместо этого поспешно положил на столик бумажку и скрылся за дверью. Радист, расправив записку, прочел: «По моему приказанию открыто передать по радио: Военному Совету Северного флота. Погибаем, но не сдаемся. Прощай, Родина, прощайте, родные и друзья! Подписи — Колышкин, Видяев». Радист еще раз проверил настройку передатчика и приготовился исполнить свой последний долг, последнюю волю командира. Но передать эту радиограмму в эфир было не суждено. С мостика поступило приказание приготовиться к бою.

Сигнал боевой тревоги поднял людей на ноги. Не прошло и десяти секунд, как с боевых постов доложили о готовности. Наступило зловещее и напряженное безмолвие. Все напрягли слух, стараясь расслышать, что делается наверху. Сквозь шум воды, наваливающейся на корабль, через открытый люк можно было различить щелкание орудийных замков.

Колышкин и Видяев в бинокли внимательно рассматривали появившуюся на горизонте точку. Изредка обменивались друг с другом короткими фразами.

Жерла орудий на подводной лодке повернулись в сторону обнаруженной цели. Наводчики точно слились с прицелами; комендоры, держась одной рукой за спусковые рычаги на замках орудий, замерли в исходной стойке, ожидая команды для открытия огня.

— Лодка, подводная лодка! — крикнул сигнальщик.

Дрогнули пальцы Видяева, держащие у глаз бинокль. «Неужели наши?» — с радостью подумал он. Но не привык командир преждевременно проявлять свои чувства. Расстояние до приближающегося корабля было еще слишком велико.

Колышкин, казалось, никак не реагировал на доклад сигнальщика. Облокотясь на леер, он только отвел бинокль от глаз и задумчиво посмотрел в проясняющуюся даль горизонта. Под густыми, всегда нахмуренными бровями искрились прищуренные глаза.

Неожиданно ярко блеснул прожектор — точка, тире, точка…

— Наши позывные! — крикнул сорвавшимся голосом сигнальщик. Счастливой улыбкой засветились лица людей, находившихся на палубе. Артиллеристы оживленно зашевелились. Не ожидая команды, они начали быстро разряжать носовое орудие, спохватившись, с виноватым видом загнали снаряд обратно. Наконец поступила команда разрядить орудия. Напряженное, тревожное ожидание сменилось бурной радостью. Люди махали шапками, приветствуя спасителей.

Однако радость оказалась преждевременной. С противоположной стороны горизонта, где отчетливо виднелась зубчатая стена гор, появился вражеский самолет.

— Давно ждем!.. — бросил Видяев и покосился на пулемет.

Пулеметчик, медленно прицеливаясь, следил за самолетом. Но противник, приближаясь к подводной лодке, почувствовал опасность, резко отвернул в сторону и, набирая высоту, сделал круг и полетел обратно.

— Засекли. Успеем ли? — с тревогой спросил Видяев Колышкина.

— Нужно успеть!

— Приближается подводная лодка Котельникова! — доложил сигнальщик.

— Молодец, Виктор! — одобрительно воскликнул Колышкин. — Вот он, гвардеец-то какой, всегда успеет!

— Да, Котельников отличный моряк! И благородный человек, многому у него поучиться можно, — восхищенно добавил Видяев.

Котельников тоже заметил самолет противника и значительно увеличил скорость. Большая волна мешала ему подойти к лодке Видяева. Наконец буксирный трос был подан, закреплен, но, натянувшись как струна, не выдержал и лопнул. Снова завели — и снова лопнул.

— Самолет противника! — сообщил сигнальщик.

— Теперь-то он нас не оставит, сволочь! — зло выругался Колышкин и посмотрел в сторону берега. — Скоро, вероятно, должны появиться фашистские корабли.

Самолет, далеко обходя подводную лодку, подавал сигналы. Было ясно: он наводил свои корабли.

Видяев поднял бинокль к глазам и посмотрел в сторону берега.

— Корабли противника уже идут, — спокойно сказал он и, протянув руку, показал на три точки, появившиеся на горизонте.

— Нужно спешить, — скрывая волнение, ответил Колышкин и нетерпеливо посмотрел в сторону пришедшей на помощь лодки.

Котельников тоже увидел противника и отказался от намерения брать корабль Видяева на буксир. В бинокль теперь можно было в приближающихся кораблях разглядеть эсминцы. Обстановка осложнялась.

На, крутом упрямом лбу Котельникова собрались морщинки, черные густые брови поднялись вверх, в сощуренных глазах зло сверкнул огонек.

— Подходить к правому борту! Боцману на руль! — коротко приказал он и, набив табаком трубку, закурил.

Когда подводная лодка приблизилась к кораблю Видяева, Котельников взял в руки мегафон и сказал, обращаясь к Колышкину:

— Товарищ капитан 2-го ранга, прошу вас со всем личным составом покинуть корабль.

— Со всем личным составом покинуть корабль! — сухо приказал Видяеву Колышкин и подумал: «Но могу ли я уйти с этого корабля?»

Подойдя к кормовому флагу, который изрядно потрепался от непрерывных сильных ветров, Колышкин бережно взял пальцами его уголок. На этой подводной лодке он провел много лет и никак не мог примириться с мыслью, что ее через несколько минут не станет. Больно стало на сердце, на глаза навернулись слезы.

Между тем люди Видяева один за другим прыгали на подводную лодку Котельникова.

— Товарищ капитан 2-го ранга, время не ждет!

Колышкин будто очнулся, посмотрел на Котельникова.

Остались считанные минуты. Корабли противника быстро приближались. Можно было видеть тусклое поблескивание стеклянного ограждения на их командирских мостиках.

Как только Колышкин и Видяев перепрыгнули с одного корабля на другой, Котельников дал машине полный ход и приказал приготовить торпеды к выстрелу.

— Противник находится в сорока кабельтовах, — предостерегающе доложил штурман, но Котельников будто ничего не слышал. Взгляд его скользнул по мостику оставленной подводной лодки и на секунду задержался на военно-морском флаге. Одиноко играя на ветру, флаг высоко поднимался над рубкой, словно дразня приближающегося противника.

Котельников бросил взгляд в сторону противника и вынул трубку изо рта. Ноздри его раздулись, глаза стали холодными и колючими.

— Снимем шапки! — сказал он и, обнажив голову, нагнулся над прицелом.

Наступила секундная пауза.

— Пли! — приказал Котельников.

Люди, находившиеся на мостике, закрыли глаза. Боль сжала их сердца. Раздался взрыв. Облако черно-бурого дыма закрыло то место, где была подводная лодка.

Когда дым рассеялся и противник, ошеломленный взрывом, пришел в себя, корабль Котельникова был уже глубоко под водой и проходил через минное заграждение. Гитлеровцы не решились преследовать его, боясь подорваться на своих же минах.

Вскоре Видяев получил новый корабль и продолжал воевать вместе со своим экипажем в водах Баренцева моря.