На край света

10

К зданию, в котором я снимаю офисное помещение, иду твердым стремительным шагом. Решение еще не принято, но я чувствую, что, как только усядусь на диванчик для клиентов с чашкой горячего кофе, мысли разлягутся по полочкам и сам собой родится некий план.

Поднимаюсь по лестнице на второй этаж и замираю на ступенях.

— Что… ты здесь делаешь?

— Приехал к тебе, — говорит Себастьян, поднимаясь со столика для почты и протягивая мне букет.

В былые времена я восхитилась бы этим бело-красно-розовым чудом, окутанным дымкой из органзы. Сейчас же беру его скорее с неохотой.

— Спасибо.

Секунду-другую смотрим друг на друга без слов. Я не двигаюсь с места, будто приклеилась к ступени подошвами. Себастьян, очевидно угадывая, что произошло нечто из ряда вон, растерянно усмехается.

— Решила снова перейти на яркие помады?

— Гм… — Я совершенно забыла, что мои губы до сих пор густо-красные, как зернышки спелого граната. — Не то чтобы решила перейти… — я смущенно улыбаюсь, — просто сегодня такое настроение.

— Может, откроешь дверь и войдем внутрь? — Себастьян кивает в сторону офиса. — Я прилетел около полудня, какое-то время ждал тебя возле дома, потом приехал сюда. — Он проводит рукой по волосам, которые, несмотря на многочасовой полет на самолете и скитание по Лондону, лежат как обычно, то есть почти безупречно. Выбивается из общей картины единственный непослушный завиток.

Однако теперь он, как ни странно, совсем не умиляет меня. Напротив, почему-то отталкивает. Наверное, потому, что я уже знаю наверняка: это не признак того, что внешне строгий Себастьян способен на прекрасные безумства. Это всего лишь прядка волос, которую невозможно уложить как надо.

— Признаться, я был бы не прочь выпить чашку кофе, — говорит Себастьян привычно ровным голосом, в котором, однако, отчетливо звучат нотки досады.

Взбегаю наверх и достаю ключи.

— Да, конечно. Прости… — Спотыкаюсь. — Упоминать о Даррене вот так, с ходу, пожалуй, не стоит. С губ слетает тяжкий вздох, а перед глазами в ускоренном режиме мелькают сегодняшние события. — У меня в последнее время… — Сдавленно хихикаю, качаю головой, раскрываю дверь и резким неуклюжим жестом приглашаю Себастьяна войти.

Он делает шаг внутрь и, останавливаясь на пороге, требовательно спрашивает:

— Что у тебя в последнее время? Ты не договорила.

— Гм… — Киваю на диван. — Проходи.

Себастьян пересекает офис, опускается не на диван, а на стул, наверное чтобы не особенно расслабляться, и смотрит на меня, слегка хмуря брови.

— Приготовлю кофе! — объявляю я, направляясь к стойке.

— Я, кажется, задал тебе вопрос, — устрашающе грозно, впрочем нисколько не повышая голоса, произносит Себастьян. — И очень хотел бы получить ответ.

Меня прошибает пот. Черт! Все настолько запутано! Ей-богу, я уже сомневаюсь, что сумею выпутаться. Давать советы другим, в сколь сложных положениях бы они ни оказывались, поверьте, намного проще.

— Я слышала, что ты задал мне вопрос. — Изо всех сил стараюсь говорить как ни в чем не бывало, однако Себастьян смотрит на меня все более и более подозрительно. — И отвечу на него, но сначала хочу… — Достаю пакетик с молотым кофе, и он выпадает из моих дрожащих рук. Наклоняюсь, чтобы поднять его, но замираю, пугаясь голоса Себастьяна.

— Прошу тебя, забудь про кофе, — просит он, и я впервые в жизни слышу в его словах усталость и отчаяние. — Давай сначала поговорим.

Медленно иду к нему и присаживаюсь на краешек соседнего стула.

— Что происходит, Джой? — тихо спрашивает Себастьян, беря меня за руку и принимаясь поглаживать бриллиант кольца. Направляясь в такси на Оксфорд-стрит, я чуть не сняла его с пальца, но рука была настолько тяжелой, что не хватило сил поднять ее. — Умоляю, скорее все объясни, — добавляет он.

— Почему ты решил, что что-то происходит? — говорю я, не глядя на него. Понимаю, что должна ответить совсем иначе, но он застал меня врасплох, тем более в таком состоянии. Ругаю себя на чем свет стоит, но ничего не могу поделать.

Себастьян долго молчит. Потом произносит негромким, но исполненным гнева голосом:

— Спрашиваешь, почему я так решил?

Я вся сжимаюсь и ниже опускаю голову. Да, я достойна наказания, потому что не сумела вовремя все уладить, откладывала самое важное на потом, никак не могла найти в себе достаточно мужества.

— Вчера истекло два месяца с тех пор, как ты в последний раз была у меня в Нью-Йорке.

В ужасе распахиваю глаза и вскидываю голову. Как я могла забыть?

— Правда?

Он усмехается горькой безнадежной усмешкой.

— Ты даже не помнишь об этом.

— Нет! — восклицаю я. — Я помнила! Помнила все это время, но сегодня… — умолкаю в полной растерянности.

— А я-то, дурак, думал, что ты размышляешь о нашей будущей жизни, — с убийственной обреченностью в голосе говорит Себастьян. — Как-то раз, недели две назад, чуть было не нарушил наш уговор. Хотел взять и приехать — до того соскучился.

Порывисто прижимаю руки к груди и приоткрываю рот, чтобы что-нибудь сказать, но слова застревают в горле. Точнее, в горле будто стоит корка черствого хлеба, а слов в голове вообще нет. Они смешались в беспорядочную кучу и, кажется, больше не желают помогать мне выражать свои мысли.

— А ты, оказывается… — Себастьян опять усмехается.

Проглатываю слюну, умоляюще вскидываю брови и качаю головой. Хочется уверить его в том, что я ни на минуту не забывала о нашей договоренности, но лгать не поворачивается язык.

— Если ты решила уйти от меня, почему же тогда не сочла нужным сказать мне об этом? — более привычным голосом спрашивает Себастьян. — Я ведь тоже живой человек и не могу терять попусту столько времени. У меня на счету каждая минута, ты же прекрасно знаешь.

— В каком… смысле?

— В таком! — с искусно сдерживаемой злобой отвечает Себастьян, поднимаясь со стула и подходя к окну. Замечаю, что его рубашка и брюки выглядят так, будто их только что выгладили и вынесли ему на вешалках. — Если бы ты еще тогда, два месяца назад, сказала, что раздумала выходить за меня, я бы уже подыскивал себе другую спутницу. — Он останавливается и поворачивается ко мне лицом.

Усмехаюсь от неожиданности.

— Ну и подыскивал бы… Раз для тебя это настолько просто.

— В том-то и дело, что для меня это не просто! — восклицает Себастьян, тыча в воздух указательным пальцем. — Я не могу, не разобравшись с одной женщиной, крутить роман с другой. Потому что, слава богу, никогда не забываю об ответственности. А вот ты…

Краснею со стыда. Откуда он узнал? Может, ему позвонил отец?

— Ты напрочь забыла, что дала обещание. И витаешь в облаках, думаешь о чем угодно, только не о нас с тобой! — добавляет Себастьян.

Я вздыхаю с облегчением. Нет, очевидно, про Даррена он не знает. И хорошо. О Даррене вообще не стоит упоминать, а то Себастьян неправильно меня поймет. Впрочем, не исключено, что все кругом понимают все как надо и лишь я одна совершенно разучилась здраво мыслить.

Вздыхаю и опускаю плечи.

— По-моему, спутников и спутниц находят не намеренно и не в столь короткие сроки. Чтобы с кем-то сойтись, надо ведь почувствовать к человеку хоть немного любви.

Мне настолько отчетливо представляется Даррен, что на миг кажется, будто он без слов вошел в незапертую дверь и остановился передо мной. Содрогаюсь и прогоняю видение, но сердце, которое при одном воспоминании о Даррене забилось вдвое быстрее, успокоить не получается.

— Да, спутниц и спутников желательно выбирать по любви, — с едва различимой тоской в голосе произносит Себастьян. — Но слишком это больно — любить, — добавляет он, глядя в пустоту. — Если мы с тобой расстанемся, я предпочел бы сойтись с кем-нибудь просто так.

Удивленно вскидываю брови.

— Ты способен сойтись с кем попало?

— Я не сказал, что это будет кто попало, — резко поворачивая голову и чеканя каждый слог, говорит Себастьян. — Но меня вполне устроит рассудительная, образованная, уравновешенная женщина…

— Которая будет производить благоприятное впечатление на твоих друзей, с радостью откажется от карьеры и полностью посвятит себя пятерым детям, — договариваю за него я.

— Примерно так, — подтверждает Себастьян. — Возможно, я поручу специалистам найти мне такую.

— Дашь задание секретарше связаться с брачным агентством? — спрашиваю я.

— Да, — говорит Себастьян.

Какое-то время мы молча смотрим друг на друга. Перед моими глазами мелькают воспоминания о наших самых романтических свиданиях, о прошлом Рождестве, проведенном в доме моих родителей, и о Дне благодарения, на который я летала к нему. Сердце давит тоска, но она теперь не та, которая изводила меня до появления Даррена. К ней примешивается новое чувство. Я пока не понимаю, что это, но оно помогает мне не залиться слезами и сохранить относительное спокойствие.

Себастьян качает головой, возвращается на прежнее место и проводит по лицу руками. Я думаю о том, что сварить кофе все же не помешает. Смотрю на стойку с кофеваркой и только сейчас замечаю, что бросила букет как попало. Цветы скрылись за микроволновкой, и видна только драпированная органза.

Все кончено, вдруг ясно звучит в моей голове. Спасать эту связь не имеет ни малейшего смысла. С этой мыслью становится еще более неуютно, однако прибавляется уверенности. Расправляю плечи.

— Я, наверное, все-таки сварю кофе. — Поднимаюсь.

Себастьян качает головой.

— Не нужно.

Мне вдруг ясно представляется, что Даррен возвращается в ресторан, не находит меня там и звонит мне. Я могла не услышать звонка. Беру сумку, которую повесила на дверную ручку, и уже собираюсь достать сотовый, когда Себастьян просит негромким голосом:

— Умоляю тебя, Джой, давай скорее прекратим эту пытку. А то проклятая неопределенность меня убьет!

Движимая жалостью, виной и любовью, которая еще не вполне угасла в душе, а лишь отошла на задний план, я подскакиваю к нему и сажусь перед ним на корточки.

— Я думала, много думала, Себастьян! Клянусь! Постоянно думала о нас с тобой. До головокружения, до боли в сердце! Ты говоришь, что я витала в облаках, а я тут чуть с ума не сошла! Потеряла аппетит, с головой окунулась в работу, ни с кем не хотела видеться, вечерами торчала одна дома! Даже подурнела…

Себастьян с озаренными надеждой глазами проводит подушечкой пальца по моему носу.

— Ты не можешь подурнеть, — шепчет он. — Такие, как ты, созданы лишь для того, чтобы цвести и радовать глаз. Даже тяжелые болезни подобной красоте не помеха. — Его напряженное лицо немного расслабляется.

— Себастьян! — Хватаю его за руки, мечтая поскорее все сказать и оставить позади самое страшное, но опять спотыкаюсь, не находя нужных слов.

А он смотрит на мой палец с кольцом и улыбается каким-то своим мыслям, то ли не понимая, что я в самом деле больше не желаю быть его невестой, то ли боясь взглянуть правде в глаза.

— Я когда-нибудь рассказывал тебе, как выбирал это кольцо? — спрашивает он полушепотом, неожиданно становясь ранимым и мечтательным.

Проглатываю подступающий к горлу ком. Господи, почему же все так мучительно?! Было бы намного проще, если бы в эту жуткую минуту он был отталкивающе собранным и холодным. Качаю головой и, хоть и не желаю знать историю кольца, которое больше не сулит мне радужного будущего, отвечаю:

— Нет, не рассказывал.

— Владельцы этого ювелирного на Манхэттене, оказывается… — начинает Себастьян.

Тут в моей сумке затягивает мелодию сотовый, и я вспрыгиваю так быстро и взволнованно, что Себастьян испуганно откидывается на спинку стула.

— Прости, — бросаю я, дрожащей рукой доставая трубку. Что-то падает из сумки на пол, но я не обращаю на это внимания и с замиранием сердца смотрю на экран. Увы, звонит всего лишь Мелани. А Даррен, скорее всего, поклялся забыть меня и уже приводит план в исполнение. Быть может, в объятиях какой-нибудь ветреной безмозглой куколки. Говорят, в иных случаях подобные средства просто незаменимы.

Смотрю на экран до тех пор, пока телефон не умолкает. У меня в груди все мечется, нижнюю губу, чтобы она не дрожала, я до боли прикусываю.

— Что это? — чужим, незнакомым голосом спрашивает Себастьян.

Проклятье! Я до того исступленно надеялась, что звонит Даррен, и настолько сильно разочарована, что о Себастьяне вмиг позабыла. Опускаю руку с телефоном, едва удерживаясь, чтобы от отчаяния не швырнуть его об стену.

— Что это? — громче повторяет Себастьян.

Вздрагиваю.

— Где?

В первое мгновение я не верю своим глазам. Прямо у его ног краснеет коробочка, которую мне преподнес Даррен. Я ведь ее так ни разу и не открыла! — с головокружительной быстротой проносится в сознании мысль.

Только теперь до меня начинает доходить, что случилось и каково сейчас Себастьяну. В ужасе ахаю и прижимаю к губам руку.

Можно было бы выкрутиться, сказать, что в коробочке серьги, подаренные мамой, или кулон, который настолько мне приглянулся, что я купила его не раздумывая. Потом схватить коробочку, пока Себастьян не заглянул внутрь, и спрятать ее куда-нибудь в шкаф, в конце концов выбросить в окно. Но, во-первых, я не умею так нагло врать; во-вторых, ни за что в жизни не выкинула бы столь дорогой сердцу подарок; в-третьих, стою, будто одеревенелая.

Себастьян медленно качает головой. Его лицо напряжено еще больше, чем в самом начале, а глаза будто впали.

— Теперь мне все понятно. Вот почему ты и думать забыла о том, что еще вчера должна была приехать в Нью-Йорк, — говорит он так, будто превозмогает адскую боль. — Дурак! Какой же я дурак!

Он поднимается и ногой отбрасывает коробочку в сторону. Я неосознанно вытягиваю вперед руки, словно это не бездушная вещь, а частичка Даррена и видеть, как ее бьют ногой, мне невыносимо.

Себастьян испепеляет меня презрительным взглядом, качает головой и молча уходит.

Когда Мелани отвечает на мой звонок, у меня из груди вместо слов приветствия или объяснений вырывается сдавленное рыдание.

— Алло?! — встревоженно кричит она. — Алло?! Кто это?!

— Я, — с трудом выдавливаю из себя я.

— Джой?! Где ты?! Я еду к тебе! Только скажи, где ты! Слышишь меня?!

— В агентстве, — выдыхаю я. Связь мгновенно прерывается, а я разражаюсь безудержными горькими рыданиями.

Когда Мелани вбегает в мой офис, я лежу в темноте на диване и все еще всхлипываю. Тьма куда больше подходит моему нынешнему настроению, чем свет люстры.

Мелани щелкает выключателем.

— Скажи сразу: никто не умер?

— Что? — Поднимаю голову и смотрю на нее опухшими от слез глазами.

— Я спрашиваю: ты случайно не покойника оплакиваешь? — повторяет Мелани, чтобы с самого начала знать, какой выбрать тон для утешения.

На миг представляю, что Даррен или Себастьян умирают, и прекращаю реветь.

— Нет.

— И никто не заболел неизлечимой болезнью? — хмурясь спрашивает Мелани.

Качаю головой.

— Значит, все не так уж страшно, — заключает она, присаживаясь рядом со мной на самый краешек дивана.

— Легко сказать.

Мелани смотрит на два колечка, что задумчиво поблескивают на подлокотнике. Одно, с бриллиантом поменьше, но более изящное, до сих пор лежит в подарочной коробочке. А второе как будто грустит.

Мелани проводит рукой по моим растрепанным волосам и улыбается.

— Тебе сделал предложение кто-то еще, — с утвердительной интонацией произносит она. — Даррен. Так что же ты ревешь, дурочка? Радоваться надо.

— Если бы все было так просто, — жалобно протягиваю я. — Ты ведь не знаешь подробностей.

— Так расскажи обо всем по порядку, — говорит Мелани все еще с улыбкой. Она вскидывает руку с поднятым указательным пальцем. — Или нет! Сначала тебе надо успокоиться. Сейчас я сварю кофе и сбегаю вниз за пирожными. А ты пока постарайся дышать глубоко и ровно. И соберись с мыслями. Эх, Джой, Джой! — мечтательно добавляет она, уже поднимаясь и решительными шагами направляясь к стойке с кофеваркой. — Я бы на твоем месте…

Минут пятнадцать спустя мы обе уже сидим по-турецки на диване. На столике стоят две чашки с ароматным кофе и большая пластиковая тарелка с пирожными. Мелани уминает уже второе, а я говорю и говорю.

— Да уж… — произносит Мелани, когда я наконец умолкаю. — Не очень хорошо получилось. С ними обоими.

У меня снова кривятся губы.

— Не то чтобы не очень, все вышло самым ужасным образом!

— Не преувеличивай, — с добродушным упреком возражает Мелани. — В самом худшем случае Себастьян придушил бы тебя, потом разыскал бы Даррена, вызвал бы его на дуэль и они пристрелили бы друг друга. — Она забрасывает в рот последний кусочек пирожного с розовым цветком из крема и запивает его кофе.

Бросаю на нее осуждающий взгляд.

— Типун тебе на язык!

Мелани слизывает крошки с губ.

— Я говорю, это самое страшное, что могло бы случиться. Но все сложилось иначе. — Она встряхивает волосами. — Так что еще не поздно все исправить.

— Что тут исправишь? — плаксивым голосом спрашиваю я. — Я кругом виновата, повела себя как последняя бесстыдница, обидела их обоих…

Мелани серьезно смотрит на меня своими светло-карими глазами.

— Во-первых, как можно скорее реши, с кем хочешь быть. Одного придется отставить, тут уж ничего не поделаешь.

— Я уже решила.

Мелани одобрительно кивает.

— Но как быть с тем… которого придется отставить? — спрашиваю я. — Ни тот ни другой, по сути, не сделали мне ничего плохого. Я обоим благодарна за любовь, заботу и нежность…

— Тому, которого придется отставить, напиши письмо, — рассудительно говорит Мелани. — В нем самым честным образом расскажи, как все случилось. Вырази надежду на понимание и на то, что по прошествии времени вы, может, станете просто добрыми друзьями. Попроси прощения и пожелай счастья.

Оживленно киваю.

— Точно. — Пальцы начинает покалывать от нетерпения. Если бы не Мелани, я бы тут же села за компьютер и принялась бы сочинять электронное письмо.

— Сейчас он, может, и позлится, — говорит Мелани, глядя на тарелку с пирожными и, очевидно раздумывая, стоит ли есть третье. — Но со временем успокоится. Не исключено, даже поймет, что не зря вы расстались. Он ведь, как бы там ни было, человек интеллигентный.

Бросаю на нее косой взгляд. Я ведь не сказала, с кем хочу быть.

— Кто?

Мелани лукаво улыбается.

— Если не ошибаюсь, они оба достаточно умны и образованны.

Хитрюга! Она ведь прекрасно знает, кому я дам от ворот поворот. Вздыхаю, чувствуя долгожданное облегчение.

Мелани берет пирожное и принимается его есть с таким удовольствием, будто оно не третье, а первое, причем попало ей в руки после того, как она год не прикасалась к выпечке.

— Мне бы твой аппетит, — с завистью бормочу я. — Тогда, может быть, и сил было бы больше.

Мелани поводит округлым плечом.

— Обрести аппетит не проблема. Берешь, к примеру, пирожное — и ешь!

Хмыкаю.

— Если бы все было так легко…

— Главное, ничего не усложнять! — провозглашает Мелани. — Особенно если в этом нет большой надобности. — Она откусывает очередной кусок, с удовольствием прожевывает его, глотает и слизывает с губ крем.

Наши взгляды одновременно падают на кольца, о которых мы благополучно позабыли.

— А кольцо… — начинает Мелани.

Решительно киваю.

— Да, кольцо я непременно верну.

Подруга похлопывает меня по руке.

— Ты молодец.