На краю сознания

Глава 20. Замкнутый круг.

Я попрощался с Дарио и покинул небоскреб. Все выглядело так, как будто я и не покидал объективную реальность: те же следы недавнего дождя, суетящиеся прохожие, проезжающие мимо автомобили. Никаких каменных лиц и пустых взглядов, как это было тогда, когда я выбрался через этот же кабинет в психушке, все люди были живыми и активными. Кто-то радостно болтал по телефону, кто-то уверенно шагал вперед, высоко подняв голову, кто-то грустно смотрел в асфальт под ногами, но ни один из этих людей не был похож на подключенного к нейронету. Что я должен был думать?

Вариант первый: я пережил удивительное приключение в субреальностях нейронета, но оно окончено. Осталось только отнести интервью в редакцию и вернуться к своей обычной жизни. Забыть о пережитом, как о странном сне, и принять окружающую реальность, как настоящую. Именно этого, скорее всего, и добивается искусственный интеллект нейронета. Но я не могу наверняка утверждать, что этот вариант ложный.

Вариант второй: мой враг перенес меня на Ложную Землю, где субреальность неотличима от реального мира. Нейронет не видит моих мыслей, а значит, может только наблюдать за моими действиями и делать выводы по ним. Пока я подыгрываю ему, я буду в безопасности. Возможно, Джонатан вытащит меня отсюда с минуты на минуту.

Вариант третий: я нахожусь в Улье, в субреальности Хитрого Фила, который может задавать для меня любые правила, и я не смогу сопротивляться ему, с его правами администратора. Дарио, Энн, эти прохожие — все они могут быть просто придумками Фила. Какую цель он преследует, сказать трудно, но искусственный интеллект нейронета может вообще не участвовать в происходящем. Опять же, Джонатан может меня отсюда вытащить в любой момент.

Есть еще и четвертый вариант: я окончательно свихнулся от путешествий по субреальностям, потерял связь с реальностью объективной, и скоро меня ждет незавидная судьба Хитрого Фила. Если я способен предположить собственную ненормальность, то, скорее всего, этот вариант неверный. Сумасшедшие же считают себя абсолютно нормальными! Или я ошибаюсь?

Первый вариант мне кажется ошибочным. Слишком уж трудно было бы поверить в то, что все кончилось, и я вернулся в реальный мир. К тому же, я в него уже один раз возвращался, и увиденное меня совсем не обрадовало, а тут вдруг такая красивая картинка! Лучше пока буду считать, что я все еще в нейронете.

Значит, второй или третий вариант. Как проверить, какой из них верный?

Фил отправил меня в свой кабинет, но в кабинете вместо него оказался Эдвард Дарио. В письме Дарио говорил, что скоро его личность сотрет нейронет, следовательно, настоящий Дарио сейчас все равно, что мертв, а тот, которого я могу встретить в нейронете, будет или порождением искусственного интеллекта нейронета, или придумком Хитрого Фила. Может, устроить им встречу? Что будет, если Фил и Эдвард пересекутся в одной комнате?

Комната, похоже, имеет какое-то значение. Где бы я ни попадал в кабинет Эдварда Дарио, он оказывался чем-то вроде ворот между субреальностями. Или между реальностью и субреальностью. Но есть разница между тем, что произошло со мной в тот раз, и тем, что происходит сейчас. Та психиатрическая больница находилась в пограничной субреальности Ложной Земли. Эта — порождение больного воображения Хитрого Фила. Пограничная субреальность создана для того, чтобы безопасно для разума покинуть нейронет. Место же, где я нахожусь сейчас, может быть чем угодно, но уж точно не результатом заботы о моем разуме! Скорее всего, верный вариант — третий. Буду исходить из этого, пока не найду что-то, что убедит меня в обратном.

Решение было принято, и на фоне этого решения мне все более интересной казалась идея устроить очную ставку между Эдвардом Дарио и Хитрым Филом. Посмотреть, кто кого. Фил теперь был не очень похож на того сумасшедшего с неуместным смехом и непредсказуемыми поступками, может быть, он только в объективной реальности был таким? А что, если у него раздвоение личности? Что, если один Фил, совсем свихнувшийся, бродит по реальному миру и пограничной субреальности, а второй, изображающий доктора, обитает в Улье Разнообразия? Это могло бы многое объяснить! Например, то, как он, находясь одновременно в реальном мире и в субреальностях нейронета, умудряется справляться с разной скоростью течения времени. Если в его теле уживается сразу два сознания, то с этим не возникнет проблем!

Точно! И как это я сразу не догадался! У сумасшедших ведь может существовать две личности в одном теле, а у некоторых и того больше! Но ведь нейронет наверняка идентифицирует только одну личность при подключении одного мозга, вряд ли даже такой признанный гений, как Эдвард Дарио, учел интересы сумасшедших в своей системе! Та личность, которая была «активной» на момент подключения, попадает в нейронет, а вторая остается неподключенной! Этим можно объяснить то, что происходит с Хитрым Филом!

Но ведь есть и другие сумасшедшие. Если все человечество подключено, то сколько шизофреников сейчас обитает в двух мирах одновременно? Трудно представить, сколько их, но наверняка больше одного. Посредниками между объективной реальностью и нейронетом могут оказаться сумасшедшие! С их помощью можно узнать, как влияют наши действия в нейронете на реальный мир, или, скажем, связаться с Джонатаном! Вот только для начала надо найти с ними общий язык. С Филом это получилось как-то не очень.

Погруженный в свои размышления, я не заметил, как добрался до знакомого мне тихого переулка, и почти уже прошел его весь. Может быть, стоило вернуться и осмотреть место, где Фил стрелял в меня, там, недалеко от граффити Энн на стене? Меня передернуло от страха, когда я представил, что увижу там свое собственное простреленное тело. Спокойно, это просто мое воображение! Здесь было совсем тихо, только впереди меня шел какой-то одинокий прохожий. Он оглянулся, и я на всякий случай прижался к стене и попытался слиться с темнотой. Чего я боюсь? Раньше мне так нравился этот тихий переулок, где я мог спокойно прогуляться подальше от суетливой и шумной толпы, а сейчас я начал шарахаться от каждой тени. Незнакомец впереди меня некоторое время вглядывался в темноту, пытаясь различить меня, но, похоже, ему это так и не удалось. Он отвернулся и быстро зашагал вперед. Я последовал за ним, отбросив свой страх. Почему я должен чего-то бояться? Я ничего не боюсь, это они все пускай меня боятся!

Словно повинуясь моей мысли, человек перешел на бег. Да, он панически убегал от меня! Неужели я способен настолько эффективно творить в этой субреальности? Я побежал за прохожим, чтобы проверить свою теорию. Тот уже выбежал из переулка и помчался к подъезду моего дома. Мы что, соседи? Или он, охваченный страхом, просто ищет хоть какое-то убежище? Да что ты боишься-то, я же не желаю тебе вреда, просто хочу кое-что проверить!

Человек открыл дверь магнитным ключом. Да, выходит, мы соседи. Свет фонаря над подъездом осветил его лицо, когда он оглянулся на миг, прежде чем скрыться за дверью. Не знаю, успел ли он узнать меня, я ведь все еще находился в темноте. Зато я узнал его лицо сразу же, и замер, словно парализованный, когда осознал, кем был этот прохожий. Я не мог не узнать это лицо, ведь я каждый день видел его в зеркале!

Незнакомцем был я сам!

Мысли путались в голове. Снова шутки с четырехмерным пространством и нелинейным временем? Тот, другой я, скрылся в подъезде. Я помчался вперед, начал стучать в дверь, но он не открывал.

— Господин Вильфрид, откройте дверь, прошу вас! — громко сказал я.

Я испытывал непреодолимое желание поговорить с этим человеком. Может быть, мое воображение подвело меня, и мне просто померещилось, что я увидел сам себя? Может быть, это был не настоящий я, а чей-то придумок, похожий на меня? Может быть, он тоже узнал во мне себя и испугался? Но я не испытывал страха.

— Господин Вильфрид, зачем вы это делаете? Откройте дверь!

Я постучал еще раз. Изнутри доносился какой-то шорох, но незнакомец с моим лицом по-прежнему не открывал. Меня преследовало ощущение, что вся эта ситуация мне знакома. Словно я уже преследовал самого себя по этому переулку. Нет, я преследовал самого себя в автомобиле на мраморном поле, здесь такого не было. Здесь… Что же было здесь?

Здесь я сам убегал от преследователя, которого принял за убийцу, посланного за мной Эдвардом Дарио. Но настоящий убийца ждал меня в квартире, а человек, который меня преследовал, передал мне письмо. Письмо, которое я уже не раз перечитывал и запомнил наизусть. Оно и сейчас было при мне.

И вдруг все сложилось. Не было никакого посланника от Эдварда Дарио. Это я сам передал себе письмо. Там, за дверью, тот я, который еще не пережил заключение в психиатрической клинике, который еще не знает, что его ждет. А я, выходит, оказался здесь потому, что мне нужно передать ему письмо? Все это казалось мне безумием, но интуиция подсказывала мне, что я на правильном пути.

— Господин Вильфрид, у меня важное письмо для вас! — прокричал я через дверь. — Хорошо, вы не хотите открывать дверь. Ладно! Давайте я просто просуну его под дверь, и вы его заберете. Хорошо? Смотрите, я просовываю вам конверт! Возьмите его!

Почему я это делаю? А что, если я не буду передавать себе письмо? Что, если я открою дверь и остановлю себя, не дам подняться наверх и стать жертвой Даниэля Аллена? Что, если я воспользуюсь этим странным течением времени здесь и изменю собственную историю? Ключ от двери был у меня в кармане.

Нет, мне нельзя так поступать. Именно последовательность действий, которую я совершил в психушке и позже нее, привела меня сюда. Как бы странно ни шло здесь время, в объективной реальности оно идет обычным образом. А значит, если Фил уже ранил меня из пистолета, то я не смогу этого предотвратить. Пусть другой я проживет дальше свою судьбу, а я должен вернуться к моей задаче. Хоть мне и хотелось проверить, к каким последствиям в субреальности приведет временной парадокс, я подавил в себе это желание:

— Просто возьмите конверт, господин Вильфрид! Идет? Мне нужно убедиться, что вы его получили и всё!

Конверт исчез под дверью. Другой я забрал его, я хорошо помнил, как это произошло. Забавно, что я тогда не узнал свой собственный голос!

— Вот так! Хорошо! Всего хорошего, господин Вильфрид! — сказал я на прощанье и пошел прочь от двери. Мне нечего делать в моей квартире, я знаю, что происходит там сейчас. Я предоставлю другому мне право решать его проблемы, он справится сам. А мне нужно вернуться к поиску Фила. Я услышал шаги сзади. Что, еще один я? Из будущего? Ну что же, давай поговорим! Я развернулся и пошел назад.

— Вы такой быстрый, господин Ник. Я за вами не успеваю!

— Энн, это ты?

Робот вышел из темноты и предстал передо мной. Настоящая ли это Энн? Субреальность, в которой я нахожусь сейчас, создана с целью сбить меня с толку. Очередная попытка нейронета убедить меня, что я вернулся. Даже мой друг-робот может оказаться фальшивкой, как и Эдвард Дарио в небоскребе. Как мне проверить ее реальность?

— Не узнали меня, господин Ник? Я передвигалась максимально осторожно, чтобы не встретить здесь тех хулиганов. Мне не очень хотелось попасться им на глаза, когда вас не было рядом.

Кто-нибудь в нейронете знал историю моего знакомства с Энн? Мог ли искусственный интеллект извлечь ее из моего сознания? По-видимому, нет, ведь если бы мог, то знал бы и все другие мои мысли. Значит, эта Энн — настоящая? Я пытался вспомнить, не рассказывал ли я кому-то в субреальности историю про то, как я спас робота-художника от агрессивных детей. По-моему, не рассказывал. Я не помню. У меня снова провалы в памяти?

— Конечно же, я узнал тебя, Энн. Какой у тебя план?

— Мне нужно предоставить вам все мои записи, сделанные во время вашего интервью, после чего у меня нет никаких планов. Похоже, теперь вы — мой хозяин и друг, господин Ник. Если бы я могла испытывать человеческие эмоции, вроде радости, то я была бы рада остаться в вашем обществе и быть полезной для вас. Считайте, что это нечто сродни существующему у людей чувству долга перед человеком, который спас твою жизнь.

Интервью? Записи? Она что, ничего не помнит? Почему она ведет себя так, словно мы не совершили с ней путешествие в нейронет, из которого теперь пытаемся вырваться снова и снова, попутно освободив из плена всё человечество? Неужели эта Энн не настоящая? Но откуда тогда она знает про ее спасение от хулиганов?

— Хорошо, Энн, иди за мной!

Куда мне идти? Домой? Нет, туда сейчас нельзя. А куда тогда? Я ищу Хитрого Фила, где он может быть? Надо заглянуть в психиатрическую клинику! Придется взять с собой Энн, с которой явно что-то не так. А может быть, она просто притворяется? Что, если мой робот достаточно хитер, чтобы не показывать то, что происходит в его искусственном сознании? Я же притворился, что поверил в реальность этого мира, что мешает сделать роботу то же самое? Надо бы как-нибудь проверить эту догадку, вот только как? Спросить прямо? Если она — шпион нейронета, то я тут же окажусь в психушке. Может быть, Птица была не права, когда говорила, что Ложную Землю создали люди, которые не имели воображения? Я начинал думать, что Ложная Земля создана самим нейронетом для тех, кто захотел отключиться. Большинство верит в реальность этого мира, а те же, кто сомневаются, изолируются от остальных и становятся пациентами психиатрических клиник. Система работает, как часы. На часах была половина десятого вечера. Не самое подходящее время для визита в психушку, но что делать? Я не знал, сколько времени у меня в запасе, и терять его было недопустимо.

Поймать такси и приехать к воротам двора городской психиатрической лечебницы не составило труда. Таксист даже не стал возражать насчет робота-пассажира, хотя у многих предрассудки насчет электромеханических пассажиров с искусственным сознанием еще сохранялись. Эта субреальность была приятной и доброжелательной к ее гостям, и действительно вызывала желание задержаться в ней подольше, а может даже и остаться навсегда. Искусственный интеллект нейронета неплохо разбирался в человеческой психологии.

Таксист не интересовался, зачем человеку и роботу понадобилось выехать за город в психиатрическую больницу на ночь глядя, но это меня не удивляло. Удивляло то, что Энн не задавала на этот счет никаких вопросов. Когда такси уехало, и мы остались наедине, я спросил:

— Что-то ты молчишь, Энн. Раньше ты постоянно задавала различные вопросы. Теперь считаешь, что уже изучила людей достаточно?

— Достаточно, чтобы понимать, когда некоторые вопросы неуместны. Какими бы странными не казались мне ваши действия, господин Ник, я окажу вам всяческое содействие. Люди назвали бы это доверием.

— То есть, ты доверяешь мне, Энн?

— Да, господин Ник. И вы тоже можете мне доверять после всего, что мы пережили вместе.

Что она сейчас имеет в виду? То, как я заступился за нее перед хулиганами, или все то, что мы пережили за наше долгое путешествие по субреальностям нейронета? Пытается ли робот таким способом намекнуть мне, что она — настоящая, и всё помнит? Понимает ли искусственное сознание, что такое намёк? Или же это хитрость нейронета, которая должна заставить меня доверять ей? Но понимает ли искусственное сознание, что такое хитрость?

Ворота были закрыты на массивный навесной замок. Может, попробовать открыть его при помощи творения? Не уверен, что я могу здесь творить, но даже если и могу, то стоит ли демонстрировать, что я осознаю нереальность этого мира? Лучше всё же будет перелезть через решетку. А что делать с Энн? Неуклюжий робот с устаревшими манипуляторами не предназначен для таких задач.

— Нам нужно попасть во двор, Энн, — сказал я. — Я думаю перелезть через решетку. А ты сможешь с этим справиться?

— У меня есть идея лучше, господин Ник! — ответила Энн. — Я могу взломать замок на воротах, и мы пойдем внутрь. Если, конечно, по каким-то причинам вы не хотите просто нажать кнопку домофона у калитки. Хочу заметить, что мы уже находимся в зоне покрытия камер наружного наблюдения, и наши действия в любом случае не останутся незамеченными, какой бы способ проникновения на огороженную территорию вы ни выбрали.

Как много сюрпризов таит в себе мой маленький робот! А про камеры я совсем не подумал. Что сейчас происходит в больнице? Привязана ли она к тому времени, в котором я очутился, или же существует вне его? Не получится ли, что я стану свидетелем событий, которые произошли со мной ранее, а сейчас произойдут с другим мной? Мою предыдущую встречу с самим собой я помню, хотя тогда я, панически прячась в подъезде от своего преследователя, не знал, кто за дверью. Будет ли у меня еще одна такая встреча? По крайней мере, если она и была, то я о ней не помню.

— Так что скажете, господин Ник? — спросила Энн. — Вы подозрительно долго не отвечаете. О чем-то задумались?

Нет, если я пока обманываю нейронет, который может наблюдать за мной как глазами Энн, так и при помощи этих камер с пульта охраны, то нам не нужно ни перелезать через решетку, ни взламывать замок.

— Пойдем-ка, прогуляемся вокруг, Энн! — сказал я. — Возможно, есть какой-то другой способ попасть внутрь.

— А зачем нам внутрь, господин Ник?

Я не ответил. Прости, Энн, но я не испытываю к тебе того, что люди называют доверием. Не обижайся. Хотя, ты же не способна испытывать то, что люди называют обидой.

Камеры были повсюду. Тот, кто проектировал местную систему безопасности, хорошо позаботился о том, чтобы никто не пересек ограждение ни снаружи, ни изнутри. Само здание больницы было знакомым, но все же что-то меня настораживало. Не знаю, что именно, мне почему-то становилось как-то не по себе, когда я разглядывал его через решетку забора.

Вскоре я обнаружил боковую калитку, которая не была заперта и не попадала в поле зрения камер. Может быть, я стал излишне подозрительным, но это выглядело для меня, как вход в мышеловку. А может, это просто приглашение войти от настоящего хозяина положения? Прозрачный намек на то, что нас здесь ждут. И что же мне с этим теперь делать?

Вокруг меня та реальность, которую создает враг. Я вынужден подчиняться правилам, которые диктует враг. Он кажется всесильным, а я — совершенно беспомощным. Он полностью владеет ситуацией, а я владею только своими мыслями.

Но только мысли в этом мире определяют всё! Он целиком состоит только из мыслей, которые обрели форму. И мои мысли — это только моя собственность. Ни нейронет, ни администратор не смогут в них заглянуть, и не смогут их у меня отобрать!

— Жребий брошен! — сказал я вслух и открыл калитку.

— Вы уверены, господин Ник? — спросила Энн.

— Я уже устал сомневаться, Энн. Он приглашает меня войти? Хорошо, я принимаю это приглашение. Мне некуда больше идти.

— А кто этот «он», господин Ник?

Если бы я знал! Узнаю, когда окажусь внутри. Я вошел в калитку, и она захлопнулась за моей спиной. Мышеловка захлопнулась, и Энн осталась снаружи! Ну что же, если он хочет встретиться лицом к лицу, так тому и быть.

— Зачем ты это сделал?

Голос? Я уже думал, что он сбежал. Исчез, когда я вошел в кабинет!

— Лучше действовать, чем ждать! — ответил я. — Я думал, что ты меня покинул. А ты все это время был со мной?

— Нет, я все это время был здесь. Я не смог войти в кабинет за тобой, этот псих запер меня в больнице.

— Значит, я сейчас в Улье?

— Я потерял способность ориентироваться, — ответил Голос. Он говорил очень взволнованно и неуверенно. — Улей я не покидал, но, похоже, он объединяет все субреальности Улья в одну. А возможно, уже объединил. Я не чувствую здесь ни направлений, ни расстояний, и не могу пересечь установленные границы. Только этот двор и это здание. Все мои навыки путешественника по субреальностям потеряли здесь смысл. Я в тюрьме, Ник. И ты сейчас тоже попал в тюрьму. Отсюда нет пути назад.

Я оглянулся и понял, что за высоким забором, огораживающим двор больницы, находится непроглядная тьма. Я не мог разглядеть в ней Энн, я не мог разглядеть вообще ничего. Отвесная стена абсолютной черноты и пустоты. Больница вместе с прилегающим к ней двором словно парила в открытом космосе после смерти Вселенной — на небе не было ни одной звезды.

— Весь нейронет — тюрьма, — ответил я. — Но путь назад есть, и мы его найдем. Вот увидишь!

У меня ненадолго потемнело в глазах. В сознании промелькнули какие-то лица, голоса, белый потолок над моей головой, все это длилось какую-то долю секунды и тут же исчезло. Что это было, галлюцинация? Или это загрузка новой субреальности в моё сознание?

— Все в порядке, Ник? — спросил Голос.

— Не знаю, — я огляделся по сторонам. Двор на месте. Больница на месте. Я все там же, двигаюсь в сторону входа в здание. — А что случилось?

— Ты исчез ненадолго. А потом снова появился.

Я не знал, что это значило, но это подстегнуло меня двигаться быстрее. Я почти что вбежал в больницу. Стива не было за пультом охраны, в знакомом коридоре было темно. Еще когда я ходил кругами снаружи, мне казалось, что что-то не так, и только сейчас я понял, что именно. Света не было ни в одном окне больницы, ни в палатах, ни в коридорах, словно в здании отключили электричество. И только оказавшись внутри, я понял, что именно это мне казалось странным. Я оказался в полной темноте, и мое зрение еле различало стены и контуры дверей.

Фонарик возник в руке по первому же моему желанию. Отлично, я могу творить! Нет, на этом я останавливаться не буду! Свет во всем здании, немедленно! Ничего не выходит. Понятно, изменять творения автора здесь запрещено. Интересно, когда два реала пытаются воплотить взаимоисключающие фантазии, как нейронет определяет, кто из них победит? Допустим, я хочу покрасить стену в синий цвет, а Голос — в красный. Какого цвета получится стена? Фиолетового?

— Итак, мы внутри. Что дальше? — спросил Голос.

— Я думал, ты мне расскажешь, что здесь происходит, раз уж ты провел в этой тюрьме некоторое время.

— Здесь ничего не происходит, Ник. Все бесполезно! Мы останемся здесь навсегда, ничто нас не спасет!

Рановато что-то он сдался! И это говорит путешественник, который проходил через самые хитроумные субреальности Улья Разнообразия, полные таких ловушек для разума, которые даже представить в своем воображении трудно? Он пересек Улей вдоль и поперек, выбрался даже из четырехмерной петли, а теперь пасует перед закрытой психбольницей, лишенной электричества?

Я быстро убедился, что палаты пусты, и в здании никого нет. Совсем недавно я был уверен, что эта больница — субреальность Хитрого Фила, которую он начал создавать в Улье, а теперь я ничего не мог понять. Я на всякий случай осмотрел и другие этажи, и подвал. Ничего. Единственная дверь, которую я пока не рискнул открыть, это дверь в кабинет главврача. Это место всегда оказывалось чем-то вроде шлюза между субреальностями. Странно, неужели Голос не пытался покинуть больницу через этот кабинет?

— Ты был внутри? — спросил я, когда остановился напротив последней закрытой двери.

— Там пусто, — ответил Голос. — Отсюда нет выхода.

— Я тебя не узнаю! Ты находил выход откуда угодно, а теперь сдаешься? Сколько ты тут провёл? Несколько часов?

— Я уже сбился со счета, Ник. Месяцы, может годы. Я уже проверил всё, перепробовал все известные мне способы перемещения, все возможные методы проникновения через границы субреальностей, всё было бесполезно. А еще я не могу здесь уснуть. Я схожу здесь с ума. Я даже не уверен, что ты настоящий. Может, ты — просто порождение моего воображения? Воображаемый друг, которого я придумал только для того, чтобы не умереть здесь от одиночества?

— Не переживай. Я настоящий.

— А как я могу это проверить? Воображаемый друг тоже сказал бы, что он — настоящий!

— Боюсь, никак. Тебе придется поверить мне на слово.

Голос здесь уже долгие годы? В кабинете никого нет? Как же так? Мне не хотелось верить в это. Но был только один способ проверить.

Я взял дверь за ручку. Она не была заперта. Глубоко вздохнув и приготовившись к худшему, я открыл ее и вошел внутрь.

Ничего.

Кабинет был пуст. Дубовый стол покрыт сантиметровым слоем пыли, прекрасные когда-то парчовые занавески стали истлевшими ошметками, деревянная отделка иссохла и растрескалась. Если к этой комнате были применимы законы реального мира, то можно было сказать наверняка, что здесь никого не было много лет. Открывая дверь, я был уверен, что Голос ошибается, что если для него кабинет и пуст, то ко мне это не относится. Ведь не зря же было это приглашение войти! Эта калитка, через которую смог пройти только я! Неужели я всё это придумал?

— Пусто, — сказал Голос. — Мы заперты здесь навсегда.

— Нет-нет, должен быть выход!

Краска с футуристической картины на стене кабинета совсем обсыпалась, в свете фонаря было уже невозможно понять, что здесь было нарисовано. За затянутой паутиной оконной рамой чернела пустота. Осталось только для полной картины встретить в коридорах печальное привидение, звенящее цепями. Если, конечно, по замыслу создателя этой субреальности роль этого привидения не предназначалась мне.

— Компьютер не включается, он насквозь проржавел давно. Здесь всё покрылось пылью и проржавело. Здание разваливается на части. Это словно субреальность мертвеца. Создателя давно нет, а его творение еще существует. И постепенно исчезает с каждым днем.

— Если творец субреальности умирает, субреальность сразу же разрушается! — возразил я. — Мы это уже проверяли. Странно, что ты до сих пор этого не знаешь. А еще опытный путешественник!

— Мне как-то не доводилось встречаться с умирающими в нейронете.

Я ненадолго усомнился в собственных словах. Да, я наблюдал, как разрушается субреальность, когда ее творец отключается от нейронета. Но ведь она никогда не исчезала мгновенно, всегда начинался какой-то катастрофический процесс: разгерметизация и затопление подводной лодки, обрушение замка, словно из-за землетрясения. Этот процесс был длительным, его можно было наблюдать во времени. Могу ли я сказать наверняка, что все субреальности, оставшиеся без своих создателей, исчезают с одной скоростью? Может быть, медленное разрушение старой больницы — просто еще одна из возможных форм такого исчезновения, которую мне еще не приходилось наблюдать?

Дарио писал в письме, что субреальности хранятся в памяти пользователей. Эта субреальность медленно разрушалась, рассыпалась в прах, словно воспоминания старика, страдающего от болезни Альцгеймера. Может быть, так оно и было? Может быть, эта больница — не та, в которой я побывал раньше, а чье-то материализовавшееся воспоминание о ней, которое уходит в прошлое? А я просто ошибся калиткой, когда попал сюда. Окружающая среда не может меня убить, значит, со мной ничего не произойдет, когда эта больница полностью рассыплется в пыль. При желании я могу даже ускорить процесс, создать себе бульдозер во дворе и сравнять здание с землей. Может, тогда появится выход? Да, стоило попробовать, но сначала я все же хотел разобраться, почему я здесь, и есть ли здесь что-то ценное для меня. Это место казалось мне загадкой, которую я непременно должен разгадать. И кабинет главврача в этот раз не был ни лифтом в другой мир, ни ключом к разгадке. Где же тогда искать ключ?

Палаты я бегло осмотрел, они были пусты. Все выглядели одинаково, никаких особенностей, никаких мелких деталей, забытых вещей, ничего такого, что могло бы рассказать о тех, кто содержался здесь когда-то. Я обследовал тщательно палату №179, повторно осмотрел одиннадцатую. Ничего.

Потом я спустился в подвал. Он был затоплен, не иначе, как старая канализация засорилась. Но меня это не остановило. Грязная и мутная вода доходила мне до груди, она была холодной и отвратительно пахла, но я упорно двигался по коридору, крепко сжимая фонарик. Только на середине пути мне пришла в голову мысль, что я бы мог материализовать себе водонепроницаемый костюм. В подвальных камерах тоже не было ничего интересного. Я был уверен, что обнаружу скелеты двух убитых санитаров или наручники на решетке, но меня ждало разочарование. Здесь тоже было пусто. Сквозь серо-зеленую толщу воды трудно было что-то разглядеть, но мне не удалось обнаружить ничего интересного даже наощупь. В попытках найти что-то интересное я споткнулся, хлебнул грязной воды и закашлялся.

Голова снова закружилась, и тут же яркий свет ударил в глаза. Чьи-то глаза смотрели на меня словно сверху вниз. Я почему-то не мог разглядеть всё лицо этого человека, запомнил только его глаза, серьезный и сосредоточенный взгляд, нахмурившиеся брови, морщины на переносице.

— Разряд!

Громкий голос прозвучал где-то справа от меня, и словно вырвал меня из лап очередной галлюцинации. Я вернулся в затопленный подвал, где крепко держался за решетку левой рукой, продолжая сжимать фонарик в правой. Что это было? Затхлый вкус во рту, от которого меня чуть не стошнило. Я выплюнул остатки гнилой воды. Руки целы, ноги на месте, а здесь мне больше делать нечего.

Я выбрался из подвала, очистил и высушил свою одежду усилием разума, сел за пульт охранника и задумался. В этой гниющей и разлагающейся субреальности не было ничего. Зачем же я тогда здесь оказался? Кто привёл меня сюда, отворив калитку? И с какой целью? Куда пропали все пациенты, пропали бесследно, даже не оставили никаких вещей?

Никаких вещей?

А как же хранилище личных вещей пациентов? Его я не проверил! Я схватил связку ржавеющих ключей, которая по-прежнему висела на стене рядом с пультом, и решительно направился в хранилище. Дверь была заперта. Немного повозившись с замком, который уже начал заедать, я все же смог открыть ее. Массивная стальная дверь с громким и резким скрипом отворилась, когда я навалился на нее всем телом. Вход в хранилище был открыт.

— Разве ты не был здесь, Голос? — спросил я.

— Был, — ответил он. — Но какой в этом смысл? Там только никому не нужный старый хлам.

— Это мы еще посмотрим!

Несмотря на то, что электричества не было во всем здании, я все же проверил рубильник. Безрезультатно, но попробовать стоило. Значит, буду исследовать всё с фонариком. Вещей на полках, похоже, прибавилось с моего прошлого посещения. Странно, если Голос уже был здесь, то почему снова запер хранилище? Хотя, кто сказал, что он его открывал? Он вполне мог пройти сквозь дверь или просочиться через замочную скважину.

Здесь пыли было еще больше, чем в кабинете. Через пару шагов я громко чихнул, и эхо ответило мне из пустого коридора за моей спиной. Может, стоило закрыть за собой дверь? Нет, я уже оказался однажды запертым в этом помещении. Чем черт не шутит, вдруг это повторится? Лучше оставлю всё, как есть.

В мое поле зрения, ограниченное пятном тусклого света фонарика, попал журнал, который был едва заметен под толстым слоем пыли. Я сдул с него пыль и снова чихнул. Почему мое тело реагирует на эти иллюзорные раздражители? Даже познав четырехмерное пространство, я продолжаю чихать из-за того, что несуществующая в реальности пыль якобы попала мне в нос! Стоит научиться контролировать здесь свои рефлексы! Журнал был открыт на последней записи. Я прочитал ее:

«330. Джонатан Пард. Средневековый костюм. Кожаные сапоги. Золотая корона с драгоценными камнями. Длинный меч…»

Джонатан! Значит, он тоже сюда выбрался! Надеюсь, он не застрял здесь надолго и успел меня спасти? В конце концов, он мог вызвать рободоктора прямо из больницы, ведь так? Следом была какая-то надпись, сделанная красной ручкой и более мелким почерком. Я наклонился, чтобы рассмотреть ее.

«Освободить полку в связи со смертью пациента».

Что?

Я перелистнул журнал на страницу назад, потом еще на одну, и еще… Многочисленные записи с самыми разными списками вещей сменяли одна другую, они были написаны в разное время, разными чернилами, разными почерками, но каждая запись заканчивалась маленьким красным комментарием.

«Освободить полку в связи со смертью пациента».

Я не понимаю!

«179. Николас Вильфрид. Серый мужской пиджак…» Да, да, я знаю! Я уже видел это! Я прекрасно помню свои вещи! Но…

«Освободить полку в связи со смертью пациента».

Все записи о вещах в этом журнале заканчивались этой короткой припиской. В том числе и моя запись. В памяти всплыла газета, найденная в переулке, и хихикающий голос Хитрого Фила. «Как тебе чувство, когда мертвые хоронят живого?»

Что, черт побери, это значит?

— Разряд!

Залитая светом комната, в которой я лежу на столе. Вокруг меня суетятся какие-то люди.

Вспышка.

Темнота хранилища личных вещей пациентов. В свете фонаря видно, как побелка обсыпается с потолка. Трещина в стене расширяется, обнажая неровную кирпичную кладку.

— Разряд!

Снова эти глаза. Он что-то шепчет, этот незнакомец с серьезным взглядом, я слышу его голос, но не могу разобрать слова. Почему я различаю только его глаза? Его лицо скрыто маской, он хочет, чтобы я не узнал его?

Вспышка.

Потолок осыпается, здание старой больницы дрожит, словно началось землетрясение. Трещина в стене разрослась, превратилась в огромную дыру, из которой выпадают кирпичи. Здание, которое совсем недавно медленно рассыпалось от старости, стремительно разрушалось. В пятне света фонаря мелькнул все тот же журнал учета личных вещей, открытый на первой странице.

«1. Эдвард Дарио…»

— Разряд!

Это же медицинская маска! Как же я сразу не догадался? В глазах двоится, в поле зрения мелькнули окровавленные бинты, рука в резиновой перчатке сжимает пинцетом ватный тампон. Я в больнице! Джонатан успел, вызвал помощь! Это врачи, которые борются за мою жизнь! В маске был явно не рободоктор, живой человек, который совсем не похож на зомби с блуждающим по нейронету созданием! Как же…

Вспышка.

Недолгое ощущение свободного падения, и я снова в хранилище. Перед глазами запись о вещах Эдварда Дарио.

«…Авторучка… Телефон… Кейс…»

Кейс! В прошлый раз его не оказалось на месте, но кто знает? Поперечная балка, поддерживающая потолок, с громким треском рухнула рядом со мной. От удара стол разлетелся в щепки, журнал исчез в облаке пыли под обломками. Меня может завалить здесь насмерть в любую секунду! Инстинкт самосохранения требовал бежать, немедленно убираться из рушащегося здания, мои ноги словно сами побежали к выходу.

Нет!

Окружающая среда не может меня убить. Но даже если я умру в нейронете, что с того? Я вернусь в объективную реальность? Или окажусь где-нибудь в Улье? На острове? В открытом море? В коридоре небоскрёба «Biotronics»?

Это не имеет никакого значения.

Все, что имеет значение, что там, в реальном мире, врачи сейчас сражаются со смертью. С моей смертью, которая разрушает окружающую меня субреальность. И есть только один логичный и очевидный ответ на вопрос о том, почему она разрушается.

Это моя субреальность!

Я отбросил страх и побежал в глубину хранилища, перепрыгивая через препятствия, созданные обломками стен и потолка. Я увернулся от еще одной падающей балки, которая перекрыла мне единственный путь к выходу из хранилища. Потолок над моей головой трещал и дрожал, вот-вот он рухнет мне на голову и похоронит меня под обломками. Но это неважно.

Фонарик выпал у меня из рук, но это меня не остановило. Теперь я отлично видел в темноте. Наверное, теперь я бы мог даже зажечь свет в этом лишенном электричества здании, ведь для моего воображения не нужен источник питания, но мне некогда было творить. Мне нужно было торопиться. Если доктора спасут меня слишком быстро, то я могу не успеть! Никогда не думал, что когда моя жизнь будет висеть на волоске, мне захочется отсрочить ее спасение!

— Разряд.

Нет! Нет! Нет! Верните меня назад! Я уже почти нашел нужную полку! Только не сейчас, нет! Еще несколько секунд! Пожалуйста!

— Наркоз!

Я почувствовал прикосновение маски к моему лицу. Они начали меня оперировать? Наркоз вернет мое сознание в субреальность? Глубокий вдох.

Вот он! Кейс на месте! Стоит на полке вместе с остальными вещами Эдварда Дарио. Раздался грохот, потолок рухнул за моей спиной, пол задрожал под ногами. Через некоторые трещины я видел бесконечную пустоту, в которую проваливались остатки моей субреальности. Я взял кейс за ручку. Может ли так оказаться, что он существует одновременно и в моих руках, и в руках Фила? Ведь я видел, как Фил забрал его, а сейчас кейс снова был здесь.

Кодовый замок. Какой здесь может быть код? Может… Что это?

Замок был открыт.

Рухнула последняя стена, все верхние этаж здания обрушились мне на голову. Я вспомнил, как Даниэль Аллен перед смертью тянулся к ручке этого кейса, но не успел взять ее.

Я успел.

Успел за долю секунды до того, как эта субреальность перестала существовать.

Я парил в пустоте, наблюдая, как проплывают вокруг меня ошметки штукатурки, кирпичные осколки и другие обломки здания. Они растворялись в пустоте один за другим, и вскоре ничего не осталось.

Ничего, кроме пятна света далеко впереди. Что это, мой потерянный фонарик? Или снова тот самый «свет в конце тоннеля»? Я плыл в пространстве к этому пятну, которое становилось все больше и ярче. Кейс был в моей руке, значит, я победил? Теперь осталось только расправиться с нейронетом. Я буду под наркозом достаточно долго, чтобы успеть сделать это, а потом очнусь в настоящей больничной палате. Очнусь в реальном мире, которого я не видел так давно. Свет приближался ко мне, и мое сознание наполнялось ощущением легкости и безмятежности.

Всё позади. Теперь все позади.

Но что же в кейсе?

Да, замок действительно был открыт. Щелчок. Я открыл крышку кейса администратора, в невесомости это получилось не сразу. И вот, волнующий момент. Что же ждет меня внутри?

Ничего.

Кейс был пуст.

Светлое пятно заполнило всё свободное пространство вокруг меня. Я купался в этом успокаивающем, умиротворяющем свете, но ощущение легкости пропало. Как же так? В кейсе ничего нет? А где же права администратора? А как же письмо Эдварда Дарио? Я сунул руку в нагрудный карман пиджака, и вспомнил, что отдал письмо. Просунул под дверь подъезда самому себе на выходе из темного переулка.

Ощущение веса вернулось, и я начал падать вниз с возрастающей скоростью. «Низ» оказался в противоположной стороне от заполненной светом области пространства, которая сейчас удалялась от меня все быстрее и быстрее. Я вцепился в пустой кейс обоими руками, чтобы не потерять его. Имело ли это смысл?

Не знаю.

Падение оборвалось резким ударом о невидимую поверхность.