На Крыльях Надежды: Ранняя проза

Приговор

– Встать, суд идет!

– Всем встать. Спасибо! Прошу всех садиться. Объявляю слушание по делу поэта открытым. Хочу напомнить стороне обвинения и защиты, что мы имеем дело с крайне опасным социальным элементом, маскирующимся под чужим именем и необоснованно утверждающим о начале нам до конца неясных кардинальных изменений всего общественного миропорядка.

– Земного миропорядка, господин судья. Так утверждал обвиняемый.

– Да, благодарю вас, обвинитель, за это уточнение. Всего земного миропорядка. Какая наивность!

– Господин судья, могу ли я начать?

– Разумеется. Первой мы выслушаем сторону обвинения. У вас ведь есть, что сказать нам?

– Ну, разумеется, имеется! Итак, гхм, прежде всего, я прошу обратить внимание присяжных заседателей и всех собравшихся в этом зале на этого самого, с позволения сказать, творческого человека. Посмотрите, какой безумный у него взгляд, как сверкают его глаза каким-то чудным и странным огнем! А какая неслыханная дерзость – писать о вечной жизни и потенциальном человеческом бессмертии! Мы, ценители и почитатели классической литературы, со школьных лет выучили одну простую истину: доверяй, но проверяй! И вот эта проверка его откровенно бредовой писанины не выдерживает никакой критики. С давних пор всему человечеству известно – и это подтверждается официально зафиксированными на бумаге воззрениями представителей христианской веры – что человек как существо и обладающее, возможно, некоей душой, живет одну и только одну жизнь и решительно не способен к возрождению в новых обличиях. Не будем сейчас принимать во внимание все те нелепости, о которых можно узнать из уст так называемых духовных лидеров Востока, потому что они не выдерживают никакой решительной критики. Где же это видано, чтобы человек не умирал навечно, ну скажите мне на милость, господа собравшиеся? Увы, по воле Бога мы все смертны, ведь из праха пришли и в прах возвращаемся. Увы, но таково понятое нами мироустройство – а уж за семь тысяч лет мы, знаете ли, сумели понять его вдоль и поперек! А поскольку человек – существо откровенно и решительно внезапно смертное, то и, простите, писания о вечной жизни и, как следствие, новом мире, есть просто бред слабоумного! Да стоящий перед вами индивид и есть слабоумный, ведь только подобные могут столь самозабвенно и бескорыстно созидать подобный хлам!

Признаю, возможно, что обвиняемый и обладает некоторым творческим даром, но где же гарантия, что это не происки врагов рода человеческого, желающих погубить и уничтожить всю нашу стабильность? Мы не можем допустить подобного непотребства, поскольку его заявления подрывают все основы нашей столь долго воздвигаемой управляемой государственности.

Мало того – они подрывают практически все наши культурные верования, все наши традиции, устои, ритуалы, привычки и предрассудки, в конце концов! Это, господин судья, и я не побоюсь этого слова, просто самый что ни на есть духовный террорист! Это враг всего нашего социума, всех наших идеалов, к которым мы готовили этот социум в течение многих лет. Это просто безумец, в конце концов! Он способен уничтожить всю нашу традицию, всю нашу власть, всю ту стабильность, к которой мы столь долго шли. Да он просто издевается над людьми и морочит им голову всякой туфтой… Да лучше бы они смотрели телевидение, пили и жрали, в конце концов, чем читали эти развращающие сознание стихи!

Прошлое невозможно вернуть – и, значит, люди не могут возрождаться, это решительно невозможно, я просто отказываюсь в это поверить, господин судья – и, надеюсь, вы разделяете мои опасения по поводу подобных потенциальных внезапных изменений духовного сознания ведомых нами людей. Оно нам решительно ни к чему – как ни к чему этому миру и подобные безумцы.

Посмотрите, вы только взгляните, насколько фальшиво-проникновенно обвиняемый сейчас пытается смотреть мне в глаза… Б-р-р-р! У меня просто мурашки бегут по коже, господин судья. В этом взгляде что-то есть, что-то действительно страшное – как и в этом человеке. Мы не можем допустить, чтобы он повлиял на умы наших верноподданных, чтобы он извратил их и отвел с праведного пути патриотизма и подлинной веры – той самой православной веры, которую он попирает каждым своим словом, каждым своим намеком, каждым своим призывом к освобождению от духовных оков!

Как же можно считать себя верующим человеком – и при этом не соблюдать все каноны и ритуалы православной церкви? Как можно утверждать, что Бог никогда не жил в храмах? Как можно отрицать всю нравственную пользу фанатичного религиозного экстаза? Как можно не признавать столь демократически избранную власть, в конце концов? Террорист, это один из самых опасных террористов за всю историю нашего государства!

Все вы видели его работы, и наши психотерапевты недавно также вынесли свое профессиональное заключение: этот человек безумен! И это подтверждается ведущими медиками страны в их официальных заключениях, которые я готов предоставить вашему вниманию, господин судья, и вниманию господ присяжных заседателей. Поэтому я настоятельно прошу вас, господин судья, пресечь дальнейшую пагубную деятельность этого индивида и поместить его туда, где ему и подобает быть – заключить в психиатрическую лечебницу на многие годы вперед, вплоть до того самого дня, когда сам Спаситель – если он, конечно же, существует – во плоти своей и славе своей спустится в наш мир, дабы помочь нашим праведным душам выбраться из лона теней без всяких на то усилий с нашей стороны!

Господин судья, я закончил.

– Благодарю вас за столь долгую и трогательную – я бы даже сказал, сердечную – речь. Я и, полагаю, все собравшиеся в зале, включая близких родственников обвиняемого, предельно тронуты такой вашей смелостью и прямотой! Ну, а теперь, я думаю, стоит выслушать и сторону защиты, если у нее, конечно, имеется, что сказать собравшимся сегодня в этом зале. Сторона защиты, слово предоставляется вам.

– Благодарю вас, господин судья. Вы знаете, я очень люблю свою профессию, и не мне говорить вам, насколько необходимо всем нам порой относиться с человечностью и пониманием друг к другу, пытаясь помочь, но… Вы знаете, господин судья, я думаю, что это не тот случай. Я старался, я правда хотел бы быть гуманным и способным сказать что-либо значительное и важное в оправдание подсудимого, но… у меня не хватает слов, чтобы отныне сделать это. Я… не вижу достаточных причин для того, чтобы обвиняемого могли хоть как-то помиловать или оправдать. Я, как и сторона обвинения, считаю необходимым его изоляцию от общества – на как можно более длительный срок. Я сказал.

– Что ж… благодарю вас. Можете садиться. Имеет ли смысл спрашивать мнение обвиняемого, господин обвинитель?

– Я… не думаю, что мнение безумца может иметь хоть какой-то смысл для всех нас, господин судья.

– В таком случае суд удаляется для принятия решения.

* * *

«Всем встать! Спасибо. Прошу садиться. Основываясь на показаниях защиты, обвинителей, и приняв во внимание мнение присяжных заседателей, суд постановил: признать обвиняемого невменяемым и, как следствие, недееспособным, и принудительно заключить его в психиатрическую больницу сроком как минимум на один год с возможностью дальнейшего его продления по показаниям независимой медэкспертизы. Приговор окончательный и обжалованию не подлежит. Прошу эскортировать обвиняемого к месту его дальнейшего пребывания немедленно. И да поможет ему Господь!»

* * *

Они хохотали и улюлюкали. Они плевали в лицо. Они откровенно ликовали.

– Ну что, Наполеон всея Руси, попался?

– В шестую палату его!

– Аффтар жжот! Палата ждет!

– Коль пойман – ты псих! Какой клевый стих!

Бригада скорой помощи надела на человека смирительную белую рубашку и тащила его через всю площадь к припаркованной рядом машине, завывающей всеми голосами преисподней. Арестант не сопротивлялся – в данный момент это было ни к чему.

Толпа кричала и стремилась наброситься на новоиспеченного арестанта, так что отдельной группе силовиков, сопровождавших медиков, приходилось активно оттеснять особо резвых. Человек был нужен режиму живьем – живое свидетельство его победы над собственной совестью и честью.

Еще недавно солнечное небо внезапно стало покрываться тучами. Они ползли и ползли одна за другой откуда-то с горизонта, наплывая одна на другую и закрывая собой небосвод. За какие-нибудь десять-пятнадцать минут оно сделалось практически полностью черным. Вскоре сверкнула первая молния, а дождь забарабанил крупными сочными каплями по мостовой.

Буря была почти готова родиться. Небо выносило каждому живущему свой собственный приговор.

14.01.2011