На линии огня

К концу 1942 года в результате успешных боевых действии партизан от «нового порядка» была практически освобождена значительная часть оккупированной врагом территории на стыке границ Российской Федерации, Белорусской и Латвийской ССР.　

Охвативший территорию в десять тысяч квадратных километров с населением свыше 100 тысяч человек, братский партизанский край протянулся с севера на юг от Новоржева до Полоцка, а с запада на восток — от Дагды и Лудзы до рубежей Новосокольники — Невель.　

Коммуникации здесь постоянно выводились из строя партизанами, и противник не имел возможности бесперебойно использовать их для снабжения фронта. Гитлеровскому командованию приходилось держать в районе большое количество регулярных войск, чтобы не допустить расширения сфер влияния партизан в крае. В то же время партизаны получили собственный тыл и прочную базу для обеспечения насущных нужд. Существование партизанского края в значительной мере повысило эффективность операций народных защитников в тылу врага и разлагающе действовало на солдат гитлеровских гарнизонов и полицейских формирований.

1. ГРУППА БЕЛОВА

Постепенно в партизанскую бригаду «Неуловимых» влились жители практически всех населенных пунктов в районе нашего действия. Каменка и Артемовка, Долгое и Свобода, Щербиново и Зябки, Великий Бор и Старинное, Шаховцы и Дубино, Молодежки и Коповище, Козьи Горки и Дмитровщина — вот далеко не полный перечень деревень, жители которых стали бойцами нашей бригады. Вместе с другими, уже упоминавшимися, и теми, о которых еще пойдет рассказ, они образовали обширный край базирования «Неуловимых», и в каждой его точке шла смертельная борьба с врагом. На оккупированной территории патриоты искали любую возможность помочь народу и его армии в небывалой схватке с кровавым захватчиком.　

Оставшийся в оккупации коммунист Александр Прохорович Белов стал собирать вокруг себя актив с первых же дней появления гитлеровцев в Белоруссии. На его призыв сразу же откликнулись Прохор Дмитриевич Белов — отец Александра Прохоровича, В. С. Борейко, Г. М. Зуенко — тоже коммунисты, испытанные и бесстрашные бойцы партии, а за ними, как за партийцами, потянулись другие люди, жаждущие вести борьбу с врагом.　

Однажды ночью в дом к Белову пришел Иван Петрович Жардяцкий, уже глубокий старик, бывший конармеец-буденновец, протянул кавалерийскую винтовку с черным от времени ложем, сказал:　

— Вот мое боевое оружие. Им я бил белополяков. Возьми, бей фашистов. Я уже староват, но чем сумею, помогу.　

Пришел и бывший красногвардеец гражданской войны Яков Васильевич Шпиренко, и тоже не с пустыми руками — принес наган и сообщил, что у него в тайнике спрятаны найденные им два пистолета и станковый пулемет с двумя ящиками лент к нему.　

До боевой партизанской единицы было еще далеко, но будущий отряд уже дал свои первые ростки Мы не оставили группу Белова без внимания — помогали где советом, где делом, подбирали кадры для нового подразделения. По-разному пришли в отряд командиры.　

В те первые дни его зарождения будущий начальник разведки отряда Г. С. Савватеев еще стоял на Краславском кладбище в Латвии под дулами гитлеровских винтовок среди еще троих, неизвестных ему, но также приговоренных к смерти за попытку побега из лагеря.　

Была ранняя весна, таял и оплавлялся снег под босыми ногами. Палачи почему-то медлили, словно чего-то ждали.　

По дороге к месту расстрела Савватееву удалось ослабить веревку на руках, и теперь он последним усилием сбросил ее с запястий, рванулся в сторону, упал меж надгробий, густо заросших кустами, и пополз, все время меняя направление, чтобы не догнала вражья пуля.　

Пули били вслед Савватееву, рикошетили о гранитные надгробья, но он слышал, что частая стрельба ведется и в противоположную сторону — очевидно, другие смертники последовали его примеру, и это спасло будущего партизана.　

Добравшись до кладбищенского забора, Савватеев перебрался через него, побежал по неглубокому притоку Двины, чтобы сбить со следа возможную погоню. Только углубившись в лес и убедившись, что преследователи отпали, бывший оперативный работник НКВД Савватеев отдохнул, успокоился, насколько это было возможно ему, изголодавшемуся и полуодетому, в продуваемой всеми ветрами куче хвороста, и продолжил путь. Через несколько километров он вышел к небольшому хутору, на отшибе которого стояла баня — на счастье, недавно топленная. Савватеев с удовольствием отогрелся в ней, одновременно наблюдая сквозь мутное оконце бани за хутором. Там, на крыльце и во дворе, время от времени появлялась женщина, занятая хозяйственными хлопотами. Похоже было, что, кроме нее, на хуторе никого нет.　

Савватеев вышел из бани и направился к хутору. Женщина заметила его издали, остановилась на крыльце, смотрела настороженно.　

— Не бойтесь меня, — успокоил женщину Савватеев. — Я к вам только с просьбой. Может быть, у вас найдется, во что обуться… и немножко поесть.　

Не задавая вопросов, женщина пригласила его в дом, поставила на стол котелок с картошкой и положила рядом кусок хлеба. Смотрела, с какой жадностью ест ее гость. Потом неожиданно заговорила:　

— На днях на кладбище из-под расстрела трое наших бежали. Двоим удалось уйти, а третьего убили.　

Савватеев отметил про себя, что женщина называет приговоренных к смерти «нашими», и признался:　

— Я один из них.　

— Я так и подумала, — сказала женщина. — Здесь вам оставаться нельзя. Вам повезло, что я одна сегодня. Соседка у меня молчать не любит. Да и немцы, бывает, заглядывают на хутор. Сапоги я вам дам. И картошки немного дам на дорогу. Больше, уж извините, ничего нет.　

— Что вы! — сказал Савватеев. — Какие извинения?! Спасибо вам!　

Дальнейший путь Савватеев выбрал на Витебск — решил идти к линии фронта.　

В те же дни лейтенант-пограничник Чеверикин Михаил Васильевич, бывший начальник штаба 2-й пограничной комендатуры 12-го Либавского пограничного отряда МВД Прибалтийского округа, встретивший войну в составе 112-го сводного стрелкового полка и попавший раненым в окружение, был подобран в лесу жителями Луначарского сельсовета. С постоянным риском для жизни эти смелые люди прятали его от облав и глаз предателей, передавали из дома в дом, с ним делились последним куском незнакомые, но сразу становившиеся родными люди, и вместе с благодарностью к ним у Чеверикина росло чувство необходимости встать на защиту попранной жизни этих стариков, женщин и детей.　

Тогда же скитался по лесам возле своей родной деревни Зеленки бывалый солдат Горовцов Павел Михайлович. Участник освобождения Белоруссии в 1939 году и боев с белофиннами; где дважды был тяжело ранен, он в первый же день войны добровольцем пришел на призывной пункт города Полоцка и, несмотря на свою негодность к строевой службе, добился зачисления в армию, получил пост по охране склада и не оставлял его до прихода фашистов в город. Лишь когда грохот вражеских танков раздался на околице, Павел Горовцов поджег склад и пошел на восток.　

Давало себя знать старое ранение, враг в те дни продвигался быстро, так что зона боя скоро обогнала Горовцова. Он хорошо знал местность, но не имел представления об изменившейся обстановке в населенных пунктах.　

Приняв решение побывать в родной деревне Зеленки, Горовцов и двинулся к ней, но еще в лесу, метров за двести от крайних домов, услышал чужеземный говор.　

Все это время старый солдат не выпускал из рук винтовку. Теперь он спрятал ее до лучших времен в кустах, добрался до опушки, залез на дерево и стал осторожно наблюдать за деревней.　

Его поразило отсутствие в деревне жителей. Лишь захватчики сновали по улицам, да вертелся возле них Петр Крастин, известный односельчанам уголовным прошлым.　

Через некоторое время, уже в сумерках, Горовцов увидел бегущую к деревне женщину и узнал в ней свою жену Анастасию. Чтобы привлечь ее внимание, он посвистел негромко. Настя остановилась, с испугом посмотрела в сторону дерева. Горовцов прыгнул на землю, стал звать жену знаками. Она приближалась, боясь, не узнавая его в темноте. И только подойдя, обняла, разрыдалась.　

Жена рассказала Горовцову, что фашисты расстреляли полдеревни, а остальных жителем выгнали из домов, и они теперь живут в землянках.　

Стояча глубокая осень, ночи становились все холоднее, четверо детей Горовцовых мерзли в землянке, и Настя решила пробраться в дом за одеялами.　

— В нашей избе они не стоят, — сказала Настя. — Не сгодилась им маша изба. Может, не все разграбили. Может и для тебя какой костюм найду. Тебе ведь переодеться надо. В форме долго-то не походишь: убьют.　

Очень не хотелось Горовцову пускать жену в деревню — велик был риск, по другого выхода не было.　

— Дай я хоть немного тебя провожу. На крайний случай…　

На околице, на месте бывшего огорода, Горовцов залег, смотрел, как жена прокралась в дом. Улица была пуста, и никто не заметил, как спустя несколько минут Настя вышла из дому с узлом. Они благополучно вернулись в лес.　

Надо было решать, как жить дальше. Идти в землянку было безрассудством: жители находились под постоянным присмотром предателя Крастина. В лесу, несмотря на скорое наступление морозов, казалось безопаснее.　Павел договорился с женой о местах и времени встреч, и они простились.　

В глухом, буреломном углу Горовцов оборудовал себе жилище и принялся сооружать тайники, куда прятал найденные на месте боев оружие и патроны. Он еще не знал, когда и как они пригодятся, но одну операцию бывалый солдат уже обдумал.　

Помня по рассказам жены, что гитлеровцы сначала без разбору расстреливали жителей, а потом стали делать это по указке Крастина, Горовцов кружил около деревни, ожидая момента для встречи с предателем. И как ни остерегался тот, как ни старался держаться поближе к немцам, однажды эта встреча состоялась.　

Уже выпал снег, маскировать следы становилось все сложнее, и Горовцов старался поменьше ходить у опушки, чтобы не обнаружить себя. Теперь он наблюдал за деревней, прячась на заснеженных соснах. Декабрьским утром едва Горовцов занял свой пост, как увидел, что Крастин вывел лошадь, намереваясь выехать в соседний гарнизон. Горовцов слез с дерева и, путая следы, пошел наперехват — к тому месту, где колея была узка и сразу развернуться на ней было трудно.　

Ждать ему пришлось недолго. Вскоре послышалось тревожное понукание — предатель, которого вынудили хозяева пуститься в дорогу, явно трусил в лесу.　

Горовцов приготовил пистолет и стал посреди дороги.　

Крастин заметил его, лишь подъехав вплотную, натянул вожжи, лихорадочно пытаясь нашарить в санях винтовку.　

— Не хватай, чего не надо! — приказал Горовцов и поднял пистолет. Потом он подошел к помертвевшему от ужаса предателю, сказал, усмехаясь: — Что, иуда, не узнаешь?　

— Узнаю, — едва выговорил тот. — Павел…　

— Как живешь?　

— Ничего… — лепетал белыми губами предатель. — С божьей помощью…　

— А я вот скучно живу, — с издевкой сказал Горовцов. — Смерть кругом. Никаких причин для покоя не вижу. В снегу мерзну. Но мне, пожалуй, лучше, чем тем, кто под землей уже. Ты их помнишь, Крастин?　

— Помню… — Лицо предателя перекосило рыданье.　

— Это ты по ним плачешь или по себе?　

— Прости меня, Павел! — взмолился Крастин. — Ей-богу, не по своей вине! А если что… так по дурости… Прости меня!　

— Ничего ты, я вижу, не понял, — сказал Горовцов. — И ничего не поймешь. Вот тебе последние слова мои. Не от своего имени, а от имени погибших! От имени революции и страдающего народа нашего! — Он нажал на спуск.　

Возвращаясь к своему убежищу, Горовцов сделал большой крюк и старательно запутал следы. Однако через несколько часов он услышал далекий лай собак. Было ясно, что ищут его. Пришлось расставаться с кое-как обжитой землянкой. Радовало только, что тайники немцы не найдут, к ним он по последнему снегу не ходил　

Начались дни скитаний по зимнему лесу. Теперь он все реже встречался с женой, приносившей ему кое-какую еду. Все чаще холод и голод доводили его, как говорят, до черты.　

Однажды он встретил в лесу двоих таких же скитальцев. Один назвался полковником Матвеевым, другой сержантом и просто по имени — Володя.　

— Оружие есть? — тут же спросил Матвеев.　

— Кое-какое найдется, — ответил Горовцов.　

Втроем им удалось вырубить в мерзлой земле жилище, и они стали организовывать засады на дорогах.　

— Вот теперь жить стало веселее, — говорил Горовцов.　

Настя уже не только снабжала их продуктами, но и была разведчицей маленькой группы — сообщала о возможных маршрутах полицаев и гитлеровцев, предупреждала об облавах. Несколько раз Горовцову с товарищами удавалось отбить у врага продовольственные фуры, и теперь они уже пополняли запасы многолюдного дома в Зеленках, куда гитлеровцы разрешили вернуться жене Горовцова и еще трем семьям, чьи избы были сожжены.　

Конечно, можно было предположить, что подобная малочисленная группа, в конце концов, обречена на гибель, и, наверное, полковник Матвеев предвидел это, но, не имея других возможностей борьбы с захватчиком, они сознательно готовы были пожертвовать собой, зная, что отдадут свои жизни не задаром.　

Трагедия случилась в январе 1942 года.　

Гитлеровцы выследили и схватили Настю при одном из прочесываний леса у деревни. Попытка отбить ее у нескольких десятков солдат успехом не увенчалась.　

Яростный лесной бой отрезал Горовцова от товарищей, и больше он никогда не видел их. К землянке они　не вернулись, а поиски их в окрестностях оказались безрезультатными.　

Снова пришлось Горовцову скитаться по зимнему лесу. Теперь ему было особенно тяжко — он узнал, что его жену и трехмесячного ребенка гитлеровцы казнили, что еще трое его детей живут впроголодь.　

Наступила весна, оживал лес. Но на сердце у Горовцова вызревала не радость, а ненависть.　

Еще один будущий солдат нового отряда, житель Дретуньского района Дмитрий Леонтьевич Демидович, был инвалидом. После болезни Дмитрий остался без ноги. С приходом немцев он — комсомолец, бывший активист — по-своему понял свой долг. Пользуясь тем, что гитлеровцы не проявляли особого внимания к инвалиду, Дмитрий спрятал в полуразвалившейся баньке радиоприемник, ежедневно слушал передачи Советского информбюро, записывал их и осторожно распространял среди жителей, проявляя при этом незаурядную способность к конспирации, и ни разу не попал под подозрение самозваных властей.　

Можно ли сказать, что всех этих людей, так же, как и медсестер Екатерину Шевченко (впоследствии — Чеверикину) и Наталью Пугачеву (впоследствии — Касьян), свел случай? Пожалуй, точнее будет заключить, что все они с первых дней войны шли навстречу друг другу, потому что их вели одна цель, один долг, одна ненависть к врагу.　

Приняв решение создать партизанский отряд в районе Дретуни, мы решили опереться на группу Белова. На встречу с ним командование бригады направило Станислава Пристрельского. Когда Станислав, вернувшись, доложил нам обстановку в районе и дал подробную информацию об активистах — соратниках Белова, мы пришли к выводу, что все предпосылки для создания нового подразделения есть.　

Так в составе «Неуловимых» появился отряд, командиром которого был назначен Михаил Васильевич Чеверикин, комиссаром — Александр Прохорович Белов, начальником разведки — Г. С. Савватеев.　

При создании нового подразделения всегда остро вставал вопрос его вооружения. Кое-какой арсенал уже имелся у Белова, в какой-то мере его пополнили и тайники Горовцова, но для отряда этого было явно недостаточно.　

Командиры нового отряда выработали свои планы по вооружению бойцов подразделения. Во-первых, в окрестностях Дретуни, где раньше проходила линия укрепрайонов, в полуразрушенных дотах наверняка оставалась боеприпасы, пулеметы и винтовки. Во-вторых, при форсировании реки Дриссы гитлеровцам пришлось преодолевать яростное сопротивление красноармейских частей, бой шел несколько суток, с многократными попытками переправиться на противоположный берег, и немало оружия убитых и раненых потонуло в воде. После ремонта это оружие еще могло послужить партизанам. И вот Caввaтеев с Беловым тщательно продумали операцию, а командование бригады утвердило ее.　

Первыми за дело взялись комсомольцы. Организованные в поисковые группы по три-четыре человека, они по ночам подползали к дотам, выкапывали из-под обломков патроны и оружие, переносили их в заранее подготовленные тайники. В одну такую группу входили Владимир Печенкин, Николай Карасев и Федор Бренко. Однажды им особенно повезло — они выкопали пятнадцать винтовок и более 30 тысяч патронов. Переброска такого «клада» затянулась до рассвета, и комсомольцы при последнем заходе в дот попали на глаза вражескому патрулю,　

Моментально оценив ситуацию, Печенкин и Карасев пошли на хитрость — «признались», что случайно набрели на несколько винтовок, и действительно отдали палачам две неисправных трехлинейки и коробку патронов. К счастью, происшествие окончилось благополучно.　

Большой выдумки и сноровки требовала ночная «рыбная ловля», которую стали устраивать на реке старики. К утру они могли похвастаться «уловом», но вовсе не окунями и щуками, а спрятанными в траве винтовками и автоматами, которые рыбаки доставали со дна якорьками-кошками. Затем оружие привязывали к веревкам, и мальчишки оттаскивали их от берега в кусты.　

Ребята настолько освоили этот прием, что однажды пятнадцатилетний Федор Бренко воспользовался им прямо на глазах у гитлеровцев. Обнаружив в кювете дороги, по которой двигалась вражеская колонна, автомат, он присел на обочину как бы для отдыха, надежно привязал один конец веревки к автомату, а другой к своей ноге, и спокойно, в полный рост стал удаляться от дороги, таща за собой оружие.　

Центром организации нового отряда избрали деревню Зеленки, но с самого начала отряд пополнялся и жителями других деревень. Некоторые из них приходили в одиночку, другие к этому времени уже группировались в своих населенных пунктах и тоже искали связей с партизанами. Все они так или иначе попадали в зону нашего внимания и рассматривались как потенциальное пополнение отряда　

Но и здесь опасность шла бок о бок с удачей. Одна из ячеек будущего отряда создавалась в дальней деревне Федотенки. Перед общим сбором Белов, Савватеев и комсомолец Печенкин отправились туда, чтобы проверить проведенную подготовку. Убедившись, что фашистов в деревне нет, они вошли в Федотенки, но застали только женщин: мужчины были в лесу на заготовке дров.　

День выдался ясный, теплый, вокруг стояла тишина, и ничто не предвещало каких-либо осложнений. Партизаны в ожидании мужчин расположились на отдых, дежуря поочередно. Женщины окружили их с расспросами, с угощениями. Момент появления карателей на опушке леса был упущен. Часовые спохватились лишь в последнюю минуту.　

— Немцы! — крикнул Савватеев и приказал: — Отходим!　

Белов поднялся последним, увидел, как, отстреливаясь, бегут к околице Савватеев и Печенкин, понял, что уже отрезан от них полукольцом гитлеровцев, ведущих непрестанный огонь из автоматов, бросился в огород и упал в несжатый ячмень.　

Лежа, он снял гранаты с предохранителей, положил их возле руки, в другой держал наган.　

Враги после безуспешного преследования отошедших Савватеева и Печенкина прочесывали деревню. Один солдат долго бродил по ячменю, подозрительно в него всматриваясь, но, к счастью, ничего не заметил.　

Прислушавшись к ясно слышимым допросам жителей, Белов понял, что в деревню ворвались грабители, отряженные для сбора продовольствия. Но теперь фашистов более интересовали оказавшиеся в селе партизаны. Именно о них, грозя оружием, согнав женщин к одной избе, а другую для острастки подпалив, они расспрашивал и жителей. Затем переводчик объяснил, что господа унтер-офицеры прикажут расстрелять и повесить всех, если не получат правдивого ответа, и добавил, что дома жителей будут сожжены.　

— Не знаем, кто был, — отвечали женщины. — Зашли какие-то люди. Кто, откуда — неизвестно.　

— Врете! — заорал переводчик, а солдаты подожгли еще один из домов.　

— Делайте, что хотите, — говорили женщины. — Мы ничего не знаем.　

Второй подожженный дом пылал рядом с ячменем, в котором укрылся Белов. Он понимал, что огонь легко может перекинуться на поле, и уже выбирал себе мишени — солдат, стоявших подальше от толпы, чтобы случайно не попасть в женщин　

Упорство женщин, продолжавших стоять на своем, выглядело убедительно. К тому же гитлеровцы явились в деревню грабить, а в сгоревших домах уже ничего не возьмешь, и фашисты, ничего не добившись, прекратили допросы.　

После ухода налетчиков Белов выбрался из ячменя, подошел к женщинам, которые считали его убитым, поблагодарил их за твердость　

— Тоже воюем, — сказали женщины, с горечью глядя па догорающие избы. — Как умеем.　

Первый общий сбор вновь созданного отряда состоялся на большой лесной поляне неподалеку от деревни Ващенки. На принятие партизанами присяги прибыли мы с комиссаром Глезиным. Прошли вдоль строя, вглядываясь в каждого человека, чтобы убедиться в его решимости и готовности сражаться с врагом насмерть.　

После принятия присяги я поздравил бойцов, но сказал нм:　

— С сегодняшнего дня вы все — советские партизаны. Не посрамите доверия, оказанного вам народом. Но одной вашей решимости сражаться с ненавистным захватчиком мало. Нужна твердая дисциплина, знание и умение, которые вы будете неизбежно обретать и в боях, и в подготовке к ним. У кого-то может не хватить здоровья и сил. Я прошу запомнить: партизан в бою но должен быть обузой для товарищей. Оцените свои силы, и если вы хоть на мгновение усомнитесь в них, то лучше вернитесь в деревни и помогайте нам оттуда. Будьте нашим резервом: бойцы нам нужны не только в бою.　

— А ведь верно говорит командир, — сказал одни из стариков и вышел из строя. — В деревне-то я скорей сгожусь. Что увижу, что услышу — сообщу, предупрежу. Так что ты меня, командир, в деревенскую разведку записывай.　

После отбора был окончательно утвержден личный состав отряда. Хорошо вооруженный, имевший двух медицинских работников, новый отряд стал заметной боевой единицей «Неуловимых». Его комиссар Белов был местным жителем, пользовался абсолютным доверием бойцов. Его начальник разведки Савватеев быстро и умело наладил свою работу. Хорошо зарекомендовал себя в должности командира отряда Михаил Васильевич Чеверикин.　

Южнее отряда Чеверикина, на линии населенных пунктов Белое — Баравуха, располагались два гарнизона оккупантов, контролировавших деревни Котельная, Владычено, Козловцы, Глиеновка и другие. В этих деревнях активно действовали комсомольцы-подпольщики. Для изучения обстановки и работы среди молодежи в деревнях был послан бежавший из плена замполитрука Алексей Пятойкин. В результате большой работы, которая была проведена в деревнях местным активом и Пятойкиным, в июле 1942 года был создан новый партизанский отряд. Комиссаром отряда был назначен уже хорошо показавший себя в борьбе с оккупантами двадцатилетний Пятойкин Алексей Данилович. Командиром отряда был назначен в июле 1942 года старший лейтенант Меркуль Анатолий Семенович, начальником разведки отряда был назначен младший лейтенант Аганесян Аганес Акопович. В бригаде «Неуловимые» по просьбе партизан, стремлению руководства бригады и рекомендации секретаря подпольного Полоцкого райкома партии Петрова Г. С. создавались отряды по числу союзных республик. Отряд Меркуля был шестнадцатым. По просьбе Аганесяна отряд Меркуля носил имя Армянской ССР. Первым был московский спецотряд, которым командовал я. С конца 1942 года командиром этого отряда был Гриненко Василий Яковлевич. Отряд Гриненко носил имя РСФСР. О создании отрядов в честь союзных республик в то время знали немногие.　

Отряды Гриненко и Меркуля успешно проводили разведывательно-диверсионную и иную работу, чем приближали победу над врагом.