На лосях

ПО ЗАРОСШЕМУ ТРАКТУ

Пеший переход из Дивьей в Якшу обещал быть довольно тяжелым. Путь пролегал через небольшие деревеньки Фадину, Семь Сосен, Березовку, через Усть-Еловку, значащуюся на картах деревней, а на самом деле давным-давно ставшую пустырем, и, наконец, по знаменитому некогда Печорскому волоку — междуречью Вогулки и Волосницы.

Работники Ныробского лесхоза, куда Сергей предусмотрительно обратился за советом, упорно доказывали невозможность пройти на Якшу через Самь Сосен. Там, по их словам, путешественникам на каж-48 дом шагу грозит опасность, что их задерут медведи или затянет какая-нибудь обманчивая трясина, или, в лучшем случае, они заблудятся и не дойдут до места назначения.

— Дорог тут на Якшу никаких нет, — говорил старший лесничий. — В этих краях и телег-то не знают. О каких дорогах может идти речь? Вы говорите, что на карте показана дорога? Так она заросла совершенно, и вам ее не найти. У нас с Печорой никакого сообщения нет: ни пешего, ни конного, ни телефонного. Если правду говорить, то туда легче всего попасть через… Москву! Сами мы, когда надо, пользуемся самолетом или вертолетом. Ну а вам с лосями это ведь недоступно.

Старший лесничий настойчиво рекомендовал Сергею другой путь на Якшу: через Корепино и Петрецово.

— По Петрецовскому тракту действительно есть тропа; по ней иногда с грехом пополам и телегу протаскивают, хоть и заросла она травой в рост человека.

Увещевания лесничего не помогли.

— У нас лоси. Для них чем хуже путь, тем легче идти, — заявил Сергей.

Увидев, что все благие советы ни к чему не привели, старший лесничий только развел руками.

Когда вышли из здания лесхоза, общее мнение о положении дел отчетливо выразил Антон:

— По чисти говоря, не вирю я цему боязлывому начальнику.

И наши друзья оказались правы. Тракт Ныроб — Семь Сосен — Якша, по которому некогда тянулись из Чердыни на Печору громадные обозы, и в самом деле был непроезжим, но вдоль него всюду вилась узенькая, иногда почти совсем незаметная тропка. Для лосиного каравана лучшего ничего и не нужно было… Из Дивьей вышли на следующее утро после собрания юных следопытов. Дойдя до Бойца, свернули на старинный, заброшенный более полусотни лет назад тракт. По тайге вилось узкое полотно, кое-где окаймленное сохранившимися еще канавами. Оно тянулось с увала на увал, с косогора на косогор, через оветлые, начавшие золотиться березняки, сумрачно нахмуренные пихтачи и ельники, трепетно шумящие осинники.

То и дело впереди и по сторонам целыми выводками с шумом подымались тяжеловесные глухари и тетерева, сероватые рябчики. То там, то тут слышался глухой лай — это собаки осаждали притаившуюся на дереве дичину. Но охотники, сняв пару глухарей, больше не обращали внимания на призывный лай собак. Зачем зря бить птицу? Да и время дорого. Заночевали на кордоне, в недостроенном помещении будущей резиденции лесообъездчика. Лосей отпустили пастись. На шею каждому привязали колокольцы: и найти животных легче, и для медведя или росомахи пугало.

Фадина, куда наши путешественники пришли часа через два, оказалась деревушкой, все двадцать-тридцать домов которой прилепились к косогорам реки Вишерки.

Остановились за деревней. Антон с Сергеем сходили к соленому источнику, что расположен в полукилометре вверх по Вишерке. После лечения Никольской водой они стали интересоваться всеми ключами. Затем двинулись дальше.

Вновь нескончаемо потянулся заросший тракт. Опять с угора на угор, из одного лога в другой. Спуск, подъем, снова спуск. Над теряющейся тропкой нависла тяжелая елово-пихтовая зелень пармы, изредка протягивали свои корявые руки лохматые кедры. Иногда картина менялась, и тракт сжимали шпалеры белоствольных берез со слегка подернутыми позолотой листьями. И опять на каждом шагу дичь.

Сергей считал вслух:

— Рябков — десять, косачей — двадцать один, глухарей — девять…

Хотя временами и выглядывало солнце, холод пронизывал изрядно: тянул пронзительный сиверок. Особенно мерзли ноги, все время мокрые по колено. Высокая трава пропиталась водой, как губка, да и идти часто приходилось по болоту. Тракт лепился у подножья косогоров, из которых били бесчисленные ключи. Полотно дороги здесь было смыто, повсюду из воды торчали полусгнившие бревна, которыми болотистый участок был когда-то вымощен.

Впереди через тропу проскочила какая-то крупная черная тень.

— Росомаха, — сказал Семен Петрович. — После медведя, пожалуй, самый страшный зверь в тайге.

Когда караван подошел к месту, где проскочил хищник, Кучум и Верба настороженно остановились, нервно втягивая воздух. Собаки, почуяв зверя, заурчали и стремительно исчезли в лесной чащобе. Вскоре послышался их заливистый остервенелый лай. Наташа ласково почесала загривок Кучума, я тот доверчиво тронулся вперед.

Тропа и тракт неожиданно оборвались: под ногами путешественников катила темную неприветливую воду река.

Кое-где из нее торчали жалкие остатки моста.

— Река Щугор, — произнес Сергей, взглянув на карту.

Надо было переправляться вброд. Как не хотелось лезть в студеную воду! Но пришлось все-таки искупаться. Спешно разложили костер. Время было уже довольно позднее, поэтому пришлось заночевать на берегу злополучного Щугора.