На лосях

ЖИВАЯ ВОДА

В Ныробе есть уникальный памятник зодчества., В центре села возвышается небольшая церковь, построенная во времена Петра I пленными шведами. В хорошую погоду, особенно в косых лучах заходящего солнца, церковные купола оживают. Кажется, что их маковки выложены хрустальными плитками, на которых солнечные лучи рассыпаются серебристым сиянием. А между тем купола крыты всего-навсего… простой березовой плашкой.

В один из погожих вечеров церковью любовались двое молодых людей. Судя по одежде, это были недавно демобилизовавшиеся солдаты. А послушав их разговор, касавшийся древнерусского и готического архитектурных стилей и многих произведений зодчества в Лейпциге и Дрездене, нетрудно было прийти к выводу, что служили парни не иначе как в Германской Демократической Республике.

Кроме возраста и какой-то особой подтянутости, которая надолго остается у человека после армейской службы, они не имели ничего общего. Один из них был долговяз, узкоплеч, с темно-рыжей копной непокорных вихрастых волос и, судя по оживленной жестикуляции, человек неугомонного характера. Другой — среднего роста, косая сажень в плечах, с белокурой гладко зачесанной шевелюрой. Его фигура дышала философским спокойствием. Долговязый «чокал», что выдавало в нем природного пермяка, а плечистый говорил с украинским акцентом, часто целиком сбиваясь на родной язык.

Сергей, проходя службу под Лейпцигом, постоянно переписывался с Наташей. Летом попал он под одно из очередных сокращений наших вооруженных сил на территории Германской Демократической Республики. Наташе, конечно, немедленно была отправлена телеграмма, и через несколько дней Сергей выехал на родину. Но не один: он зазвал погостить к себе Антона Осадчего, одного из своих лучших армейских, товарищей:

— Успеешь еще за своими Карпатами насидеться, Антон. Поедем-ка к нам: Урал посмотришь. Покатаем мы тебя с Наташкой на лосях — этакого ты нигде не увидишь!

Гуцул, коренной карпатский горец, Антон очень, любил сумрачные леса своего края, веселые его поло-нины, однако еще со школьной скамьи болел жаждой-странствий. А тут еще потерял он в этом году мать, и возвращаться на родину было тяжело. Не лучше ли и впрямь податься до Урала? И Антон согласился.

Весело доехали до Перми, а на другой день добрались и до Караселки, родной деревни Сергея.

Здесь-то все и началось! Наташи дома не оказалось. Дед Архип сообщил, что сумасшедшая девка, никого не слушаясь, ускакала на своих лосях за три-девять земель, на какую-то Печору. Наташино письмо об отъезде уже не застало Сергея в Германии, как и телеграмма Сергея была получена дедом уже в отсутствие внучки. Разминулись и письма и люди…

Что делать?

— С ума сошла Наташка! — возмущался Сергей. — Одна, да через безлюдную тайгу! Печора, ты пойми, Антоша, это же север! Сгинет ни за что, ни; про что…

— Так на шо ж ты? Ходим-ка ее догонять!

— Как же! — горько усмехнулся Сергей. — Один леший знает, по каким тропам эта сумасбродная сейчас пробирается.

— Ты подожди. Урозум ий, шо я тоби кажу. Вот мои пять — можешь на друга положиться. Завтра же пойдем шукать твою печаль, хоть до самой Печоры. Сдается мне: тут я и подывлюсь на ваш Урал. Що ж наикраще?

Никто не знал, где искать Наташу. Деду было лишь известно, что она обязательно должна побывать в Ныробе. В Ныробское почтовое отделение наказала девушка слать письма «до востребования». Ребята раздобыли карту. Посмотрели: верно, по каким бы дорогам ни пробираться на верхнюю Печору, а села этого никак не миновать. Друзья порешили немедленно выехать в Ныроб.

Сергей захватил свой старенький дробовичок, Антон приобрел в Перми простенькую одностволку, и уже на третий день оба прибыли самолетом в северное село. Разыскав почту, друзья убедились, что Наташа в Ныробе еще не побывала. Решили снять комнатушку на окраине села и дожидаться Наташи. Иван Григорьевич Бушуев, у которого они остановились, оказался интересным человеком. Это был слепой старик-пенсионер, бывший лесничий. Как свои пять пальцев, — знал он все окрестные леса. И сейчас, будучи вынужден сидеть дома, рад был поболтать с любопытными постояльцами, прибывшими в Ныроб с такой необычайной целью. Часами рассказывал старик о всяческой лесной бывальщине и небывальщине. Ребята, которых подмывал охотничий азарт, повыспросили у него о местах, богатых дичью. Иван Григорьевич посоветовал идти в верховья Низьвы.

Старик был интересен не только как знаток ныробской тайги. Он был хранителем Никольского родника.

Под окнами домика, в небольшом ложке, аккуратно обнесенном изгородью, из приземистого сруба вытекал ручеек. Струя холодной, кристально чистой воды, перегороженная небольшой плотинкой, образовы-вала миниатюрный прудик. И изгородь, и сруб, и прудик — все было сделано в свое время руками старого лесничего. Как зеницу ока, берег он с виду ничем не примечательный ручеек.

— Ключ этот, — рассказал старик, — чудесной силой обладает. Вода что лед, а пей сколько душе угодно в любую жару: никогда не простынешь. Коль зубы у тебя болят, прополощи студеной водицей один-два раза — как рукой боль снимет. Поселились возле меня соседи. Была у них девочка лет десяти. Едва-едва двигалась: по телу у ней рассыпаны были какие-то нарывы, а сама, худая-худая, что иголка. Не жилец, думали, Машка на белом свете. Врачи туберкулез какой-то признавали у ней: не то желез, не то суставов… И как-то получилось, что очень уж понравилось девчонке играть возле родничка. День-деньской околачивалась она у меня под окнами, мокрая, грязная по колено. Одна играла — из-за хворости все ее сторонились. И что ж вы думаете? На другое лето Совсем другим ребенок стал: выздоровела Машутка. И по сей день здравствует, этакая здоровенная вымахала — уж никак спичкой не назовешь. И ребятишки у нее — богатыри. Вот какая у нас здесь вода!

— Да что там говорить, — продолжал слепец, — пьем мы эту воду всю жизнь, на все хозяйские нужды пользуем, даже в бане ей моемся. И за все это время никто из нас ничем не болел, даже гриппом. Когда поселился я здесь, у жены язва желудочная была. Ничего-то ей нельзя было есть: ни кислого, ни соленого. А сейчас старуха и не вспоминает про ту хворь.

— А что, дедушка, — спросил Сергей, — кроме вас самих, пользуется этой целебной водой еще кто-нибудь?

— А как же! Народ-то ведь испокон века знает о Никольском родничке! — Дедушка, а вам не известно, что за состав этой воды? Может быть, тут курорт следует открыть?

— Никому, видать, нет дела до родника. Больницы наши не интересуются, и врачи для лечения воду не применяют. И никто, по-моему, не исследовал родник. Посылал я однажды, воду эту в Москву, на анализ. Пришел ответ: вода радиоактивная, содержит железо, йод и еще что-то.

Антон по просьбе Сергея замерил расход воды в ключе. Для него, окончившего дорожно-строительное училище, это не составляло никакой трудности. Расход оказался равным двум с половиной литрам в секунду.

— На базе цей водычки вполне можно сбудовать курорт, — заключил гуцул, закончив измерения.