На лосях

ОБЪЯТЫЕ УЖАСОМ

Кучум стрелой мчался сквозь дикую чащобу, делая головокружительные прыжки через бурелом. Ужас заслонил собою боль: ее как будто и не бывало, За рогачом еле поспевала Верба, а тщедушный Малыш на своих тонких ногах и вовсе отставал.

Когда путь преградила река, лоси, не задерживаясь, кинулись в ржаво-коричневую воду. Студеные струи приятно охлаждали разгоряченные тела.

Река оказалась неглубокой — плыть не пришлось. Выскочив на противоположный берег, Кучум на минутку остановился, прислушиваясь, а затем, издав не то стон, не то храп, вновь ринулся в глубь лесной чащи, подальше от реки, от страшных мест. Лоси часто останавливались, поводя ушами, нервно вздрагивая при каждом подозрительном звуке. Малыш, который теперь уже не отставал, пугливо оглядывался и жался поближе к могучим телам взрослых, шумно ломившихся сквозь лесные дебри.

Кучум сильно припадал на левую заднюю ногу: острый пароксизм страха постепенно проходил, и его сменяло ощущение рвущей боли.

Вскоре перешли на широкий быстрый шаг. Раздвоенные копыта глубоко врезались в мягкий мох и лесную подстилку. Все чаще и наше попадались болотца, поросшие березовым криволесьем, через некоторое время перешедшие в бесконечный торфяник. Тои дело натыкались на трясины. Тонкие ноги глубоко увязали в бездонной грязи. Кучум в таких случаях распластывался на брюхе и, напрягая свою стальную мускулатуру, упираясь здоровыми ногами, настойчиво полз вперед. За ним точно так же переправлялись через топкие места и Верба с Малышом.

Горьковатый аромат молодых осинников, пряный дух таежного болота раздражали голодных животных. Соблазн остановиться был велик, но не выветрившийся еще страх был сильнее голода.

Скоро места стали суше. Выйдя из болота, звери постояли среди спокойно шелестящего осинника, жадно втягивая раздувающимися ноздрями прохладный горько-пряный воздух.

Но успокоение не наступало, и лоси скорым шагом двинулись дальше. Начался сухой и чистый сосновый бор, выстланный скатертью оленьего мха. Ничто не мешало движению: далеко вперед были видны пологие белесые увалы, уставленные медно-красными свечами могучих деревьев. В одной из ложбин Кучум нерешительно остановился перед чуть заметной цепочкой свежих следов, на которой кое-где виднелись темные шарики помета. Следы были похожи на лосиные, но от них исходил какой-то совершенно незнакомый запах. Лоси тревожно повели глазами по сторонам. Прислушались. Ухо уловило глухое постукивание копыт, и тут же из-за увала выскочили и остановились как вкопанные несколько грациозных зверей, на головах которых красовались несоразмерно большие и, не в пример лосиным, тонкие ветви рогов. Звери были невелики ростом — лоси казались гигантами по сравнению с ними. Постояв несколько мгновений, животные встрепенулись и, почти не свернув в сторону, стремительно пронеслись мимо настороженно следивших за ними Кучума и Вербы.

Это были северные олени, стада которых часто встречаются в борах-беломошниках по реке Березовке.

Двинувшись вслед за оленями, лоси скоро очутились на берегу речки, тихо струившейся в зарослях ольшаника. Войдя в реку, они жадно стали тянуть студеную воду, пахнущую застоявшимся болотом. Изредка беглецы вскидывали головы и подолгу прислушивались к звукам вечернего леса.

Перейдя через речку, уже почти совершенно успокоившиеся лоси направились дальше. Еще несколько раз натыкались они на оленьи стежки, теперь уже не вызывавшие тревоги.

Боры закончились. Их сменил темный ельник. Кругом было тихо. Лишь изредка под копытами потрескивали сучья. Но вот Кучум, прихрамывавший вслед за Вербой, почуял в струйке пахнувшего ветерка подозрительный запах. Рогач глубоко втянул в себя воздух и на мгновение замер, инстинктивно почувствовав страшного врага. Взгляд, шарящий по темной хвое елей, уловил зеленоватый блеск двух точек. Длинная шерсть на загривке взъерошилась, диковатые глаза налились кровью, ноздри широко раздулись. Лось тревожно фыркнул. И когда Верба, тоже почуявшая опасность, остановилась, сверху с быстротой молнии слетел упругий комок и вцепился в шею беззащитной лосихи… Та, присев всем корпусам, рванулась было под кровожадным седоком, но не успела сделать и пары прыжков, как разъяренный Кучум настиг сестру и со всего маха ударил рогами распластавшегося на ее спине серого мускулистого зверя. Верба едва не опрокинулась, а дерзкий хищник, сбитый могучим ударом, свалился на землю. Рысь — а это была она, — подобрав под себя поврежденную лапу, сделала прыжок в сторону. Но Кучум настиг ее. Взбешенный рогач долго молотил смертоносными копытами извивавшегося врага и оставил его лишь тогда, когда, судорожно подергивавшийся, он был уже при последнем издыхании.

Возбуждение, тревога и страх с прежней силой овладели лосями, и они снова побежали. Было уже совсем поздно. Солнце давно скрылось за горизонтом, вдоль низин тянулись молочно-белые ленты тумана.

Бегство продолжалось всю ночь.

Уже взошло солнце, когда лоси почувствовали, как потянуло откуда-то дымком и знакомым запахам человеческого жилья. Вскоре подошли к деревне, но в это время заголосили собаки. Звери ощетинились, и когда псы сворой устремились на них, кинулись в реку. Исходящая лаем стая осталась на берегу. Кучум и Верба благополучно преодолели преграду, но бедняга Малыш, совершенно обессилевший, едва не пошел ко дну. Голова его уже стала погружаться в воду, вот-вот он должен был захлебнуться, но в следующий момент ноги нащупали спасительное дно, и еще немного спустя лосенок ошалело выскочил на берег.

Еле двигая одеревеневшими ногами, лоси побрели вдоль реки по тропе, насквозь пропахшей человеком. Неуклюже прохлопала крыльями пара вальдшнепов. Из-под берега с криком снялась шилохвость. Очищая дорогу, вспорхнуло несколько рябчиков. Над лесом, тоскливо кричали канюки.

Тропа вывела на луга. Впереди стояло несколько стогов сена, а за ними, подернутые белокурой дымкой, матово блестели пятна озер, обросших по берегам кустарником. Увязая в тине, вошли в воду и потянулись пить. Неожиданно ощутили во рту соленый вкус. Вода походила на рассол из-под капусты, каким когда-то баловала своих «малюток» Наташа. С наслаждением, облизываясь, глотали на редкость вкусное питье.

То ли соленая вода околдовала беглецов, то ли усталость в конце концов взяла свое, только никудабольше лоси не пошли. Здесь же, в прибрежном молодом осиннике, немного попаслись и задремали. Сквозь дремоту вскоре услышали какой-то странный шум, доносившийся с реки. Совсем близко звякнуло железо, и кто-то пошел по земле, тяжело ступая. Ветерок принес струю человечьих запахов. Все трое, подминая кусты, двинулись по направлению шума. Выйдя на поляну, почти вплотную столкнулись с идущим по тропинке человеком. Человек был в замызганной шапке-ушанке и распахнутой телогрейке, лицо оторачивала кудлатая, развевавшаяся по ветру борода. Он остановился как вкопанный, изумленно разглядывая зверей. Когда же лоси, подойдя на несколько шагов, протянули свои узкие длинные морды к всклокоченной бороде, человек, отшатнувшись, отступил на шаг, сорвал с головы шапку и, растерянно заморгав, быстро-быстро перекрестился. Животные продолжали приближаться. Бородач с такой же скоростью отступал назад. Очутившись на обрывчике, он стремительно прыгнул в лодку, с силой оттолкнулся веслом от берега и через минуту скрылся за поворотом реки.

Долго еще стояли лоси в прибрежном ивняке и недоуменно смотрели ему вслед.