На лосях

НЕБО ИГРАЕТ КРАСКАМИ

Распростившись наутро с гостеприимными лесничими, караван двинулся дальше и к вечеру достиг Березовки. Хозяйка дома, у которой, как и в прошлый раз, путешественники остановились заночевать, возвратила подобранные ею колокольцы. Еще через день прибыли в Коробейники.

Вытащили из лесной чащобы запрятанные вьюки и стали устраиваться на отдых — решили переночевать в избушке. Утром, по холодку, караван двинулся дальше.

Солнце уже стояло высоко и припекало, когда тропа вновь вывела к Березовке. Лишь сегодня путешественники как следует рассмотрели ее. Березовка и в самом деле оказалась настоящей «березовой» рекой. Тихие, изредка прерываемые перекатами задумчивые черноводные плесы, петляющие кольцами, почти на всем протяжении были обрамлены склонившимися к воде галереями белокорых, покрытых осенним золотом берез, изредка сменяемых темно-зелеными, почтичерными конусами елей и пихт, разлапистыми купами кедров и еще реже — по сухим песчаным ярам — веселыми частоколами медно-красных сосен. Казалось, не река течет, а стелется широкая парковая аллея, посаженная умелой рукой садовника, но почему-то заброшенная…

Когда путешественники, закончив переправу, отошли от реки, они очутились на обширных лугах, перемежающихся перелесками и кустарниками. Посреди открытого пространства одиноко торчал полуразвалившийся сруб избы, и кое-где были видны заросли крапивы, этого верного спутника человеческого жилья.

— Усть-Еловка, наверно, бывшая пристань чердынского купечества, — указал Сергей на развалины. — Бойкое местечко когда-то было…

Километров восемь тропа петляла еле заметной стежкой по заросшей молодой порослью и высокими травами просеке. Стоявшая последние сутки сухая, теплая погода начала меняться. Небо затянуло противной серой пеленой, заморосил мелкий, холодный, настоящий осенний дождик. К счастью, ветер, лениво потягивавший из «гнилого угла», с юго-запада, вскоре сменился. Задул пронзительный «северянин», прохватывая холодком мокрую одежду. Идти сразу стало легче. Через полчаса выглянуло солнце, и вскоре свинцовой пелены на небосклоне как не бывало; от нее остались лишь куцые обрывки, да и те поспешно стремились куда-то к югу.

Тропа вывела на сухую ровную песчаную полосу земли, с обеих сторон окаймленную канавами.

— Ага! — воскликнул Сергей. — Вот он строенный, да недостроенный тракт, о котором нам в Соснах пришлось услышать! Ну, теперь мы, считайте, прибыли в Якшу — до самой Печоры доведет эта дорога. Она строилась в двадцатых годах и, по замыслу строителей, должна была дойти до Чердыни, но 82 строительство почему-то прекратилось. А ведь неплохая дорожка, верно?

Дорожка действительно была отличной. Среди дикой тайги, в нескольких днях пути от ближайших населенных пунктов, в которых даже тележного колеса не знают, протянулась ровнехонькая лента песка, отороченная аккуратными кюветами. По болотам дорога шла насыпями, а через редкие увалы — выемками и почти прямолинейно устремлялась на северо-северо-восток, до самой Якши.

— Це ж почти готовая автомагистраль, — глазом знатока оценил дорогу Антон, — тильки без твердого покрытия.

За обочинами, в увалах, то и дело встречались-многочисленные карьеры, откуда строители брали материал для полотна дороги. Изредка караван с опаской проходил по полусгнившим мостам.

Тракт почти сплошь зарос молодым леском. Когда насыпь пересекала немногочисленные болотистые трясины, тропу, что шла по полотну дороги, обступала с двух сторон буйная поросль белоствольных берез с золотыми кронами и тщедушных осинок, приветливо шумящих багровой листвой. Казалось, караван идет не по безлюдной северной тайге, а по садовой дорожке и среди ветвей то и гляди мелькнут крыши человечьего жилья… Но вот болото позади, и тропу сжимают шпалеры стройных сосенок; а чуть в стороне от дороги по бесконечным пологим увалам раскинулся великолепный бор-беломошник, бронзовым частоколом корабельных сосен уходящий в светлую даль…

— Боры-то какие у нас. Тысячи гектаров занимают, — ласково потрепав рукой кустик оленьего мха, задумчиво произнес Сергей. — В них, пожалуй, немалые стада оленей можно было бы пасти…

— А звирь? А птыца? А ягоды та грибы? Да тут на них одних, колы по-хозяйски до дила подойты, це-лые предприятия могут работать, — вступил в разговор Антон.

Грибов, действительно, была тьма тьмущая. Наташа, не останавливаясь, минут за пятнадцать набрала полное ведро.

— Если бы у нас была подвода, — весело сказала она, — мы бы могли до Якши набрать целый воз грибов! И ни на одну бы лишнюю минуту из-за этого не задержались, ни на метр бы в сторону с тракта не сошли!

А кругом беспредельно тянулись боры… Беломошники сменялись брусничниками, брусничники — черничниками, черничники — снова белоснежной скатертью ягеля. Чистые, светлые леса, больше похожие на городские парки, чем на дебри севера… Лишь изредка колоннады сосен прерывались, уступая место небольшим болотам, утыканным хилыми сосенками или кривоствольными березками.

По окраинам болот, по придорожным канавам стала попадаться низкорослая полярная береза, первая ласточка настоящего севера. По песчаным взгоркам то тут, то там виднелись стройные деревца необычного вида. Это была лиственница, дитя светлых, солнечных лесов Восточной Сибири.

На ночлег остановились у болота, в междуречье Вогулки и Волосницы.

Сергей с Антоном отправились в экскурсию по окрестностям. Где-то неподалеку, там, где между Волосницей и Вогулкой расстояние наименьшее — всего около четырех километров, — проходила в старину трасса исторического Печорского волока. В этих же местах существовала позже ^дорога из Усть-Еловки в Якшу, о которой рассказывал в Семи Соснах старик Опарин.

Ночь обещала быть студеной: с непроглядной черноты неба смотрели вниз крупные гроздья звезд. До-верив охрану бивака верным псам, наши друзья один за другим погрузились в сон. Завтра они будут в Якше!

Первой проснулась от холода Наташа. Увидя, что костер догорает, она потянулась было за дровами и тут заметила необычайную игру света на небе. Тотчас же она разбудила Сергея:

— Сережа, посмотри!

— А? Что? — встрепенулся тот. — Ага! Полярное сияние! Это нас, Наташенька, север встречает! Великолепно! — и Сергей по-солдатски быстро вскочил на ноги.

Разбуженные шумом и холодом, проснулись и остальные. На небосклоне развертывался чудесный парад красок. Правда, Семен Петрович, не раз видевший в зимнюю пору сполохи, не особенно заинтересовался этим великолепным явлением природы и, постояв немного рядом с товарищами, принялся подкладывать дрова в костер:

— От моего сияния будет немножко теплее…

На севере из-за горизонта поднимался прозрачный зеленовато-голубой занавес, чуть колеблющийся, будто под порывами ветерка. На нем появлялись, а затем вновь стушевывались лиловые блики, багряные полосы, вишневые пятна. Колышущаяся завеса постепенно превратилась в частокол вертикальных полос, тут же начавший бледнеть… На месте его возник новый узор, напоминавший цветное кружевное покрывало, затянувшее полнеба…

Но вот через все покрывало протянулась белая дуга, похожая на арочный мост, перекинутый с запада на восток.

— Да… Мостик ций, сдается мени, одним концом в Уральские горы упирается, а другим — в мои Карпаты… — пошутил Антон.

— Ну, Тоша, — рассмеялся Сергей, — знать, с тобой что-то стряслось, коли ты языком поэтов заговорил!

— Стряслось… Влюбывся!

— В кого это?

— Зимля ваша, Пермская, люба стала…

— Зачем же, Антоша, дело стало? — подзадорила парня Наташа. — Мостик-то тебе дорогу на Карпаты, сам говоришь, показывает. Съезди. Погости. Да и приезжай к нам на житье! А?

Антон молчал.

В это время прямо над головой вспыхнуло фосфоресцирующее серебристое облачко. Оно росло на глазах и вскоре превратилось в широкую молочно-белую ленту. Но вот она разорвалась посередине, и обрывки тут же превратились в два гигантских веера, напоминавших собою распущенные павлиньи хвосты…

Краски и очертания световых фигур менялись ежесекундно, как в калейдоскопе: холодные белесые и молочно-белые, голубые и зеленоватые оттенки вытеснялись постепенно теплыми тонами: багровыми, бордовыми, темно-вишневыми… Но вот все причуды световой игры разом потухли, как будто театральный электрик нажал на рубильник, выключив освещение, и путешественников накрыла черная шапка небосвода. Однако через несколько секунд небесный купол снова вспыхнул, по нему разлилось огненно-пурпурное зарево, такое яркое, что невольно казалось — тайга горит, и пламя пожарища отражается в ночном небе. Мгновение — и цвет зарева сменился на темно-фиолетовый… С севера, на смену этим краскам, вновь подымался бледный занавес, местами зеленоватый и голубой, местами розовый. Вдруг его фон покрылся частой городьбой из огненно-красных столбов. Временами в нижней части столбы приобретали цвет морской воды, и вся городьба как бы повисала над землей. Столбы часто сливались друг с другом, образуя огненные снопы света…

— Что значит по сравнению с этим красочным зрелищем какой-нибудь театральный прожектор? — вздохнул Сергей. — Все это скорее походит на салют победы… Наташенька! — он ласково обнял девушку. — Это Печора нас встречает! Салют в честь окончания нашего путешествия!