На острие красных стрел

Несколько месяцев стояли мы в обороне у подножия Карпат. Готовились к наступлению. Батальоны и полки поочередно снимались с передовых позиций, отводились в ближайший тыл, где на местности, сходной с той, на которой предстояло прорывать сильно укрепленную оборону противника, проводились тактические учения. Причем в тылу, на полигонах вражеская оборона воспроизводилась точно такой, какой была на самом деле: обозначались все обнаруженные проволочные и другие заграждения, минные поля, доты и дзоты, различные огневые средства. По нескольку раз в сутки подразделения отрабатывали действия по прорыву оборонительных рубежей и развитию успеха.

На некоторые занятия привлекались и разведчики. Нашему взводу пешей разведки выпала большая честь: продемонстрировать участникам дивизионного сбора действия разведгруппы в глубине обороны «противника» и захват «языка».

Тренировались трое суток. Трудились самоотверженно. Еще бы — такое доверие! Ведь и в других полках было немало хороших разведчиков, настоящих мастеров своего дела, а выбрал комдив именно нас!

Занятия проводились ночью. Начальник разведки дивизии майор М. Ф. Чередник представил нас участникам сборов, рассказал о поставленной задаче, о составе разведгруппы и порядке ее действий. По его команде разведчики заняли исходную позицию, в специально вырытой глубокой траншее. Затем майор дал сигнал ракетой, и работа началась.

До объекта нападения было немногим более километра пересеченной местности с проволочными и другими заграждениями, «минными» полями, позициями боевого охранения, различными постами, наблюдателями, перед которыми стояла своя задача: не пропустить разведчиков.

Дзот — намеченный объект нападения — поочередно охраняли трое «часовых», у которых вместо оружия были ракетницы. Они знали, что ночью разведгруппа «противника» попытается выкрасть из дзота чучела, поэтому смотрели в оба.

Разведчиков, исчезнувших в траншее на исходном рубеже, никто из участников сборов больше не видел, пока они сами на рассвете не появились, положив у ног комдива взятых «языков».

Мне пришлось доложить о том, как выполнялась задача. Конечно, ничего необычного в действиях разведчиков не было. Просто «группа отвлечения», которую мы утаили даже от майора М. Ф. Чередника, выйдя с исходной позиции вместе со всеми, отклонилась затем влево от основного направления движения и в заранее определенное время сама себя обнаружила: зазвенела консервными банками, навешанными на проволочном заграждении. Группу стали преследовать. «Отстреливаясь» холостыми патронами, отбиваясь «гранатами», прячась в складках местности, она отходила обратно, к исходной позиции, в результате чего создалось впечатление, что разведчики задачу не выполнили.

«Часовые», охранявшие объект нападения, услышав стрельбу, стали смотреть в ту сторону, откуда доносился шум и где одна за другой загорались осветительные ракеты. Оживленно и с облегчением заговорили о том, что разведчики, видимо, обнаружены боевым охранением и наверняка если не выловлены, то «уничтожены» или отброшены назад. О том, чтобы хоть один из разведчиков пробрался в глубь обороны, они даже и мысли не допускали. Вот тут-то и «накрыла» их группа нападения... Ни один из «часовых» не успел выпустить ракету.

Докладывая о действиях разведчиков, я с удовольствием наблюдал, как реагируют на мой рассказ участники сборов. Внимательно слушал командир дивизии, иногда одобрительно кивая. Доволен был майор Чередник, не скрывал радости и В. С. Накаидзе. Кому-то стоявшему сзади он говорил:

— Ну что? Я же говорил, что самые лучшие разведчики у меня в полку!

Командир дивизии объявил нам благодарность, затем, обращаясь к участникам сбора, сказал:

— Товарищи офицеры! Вот так, как эти ловкие смельчаки, должны быть обучены в каждом полку все разведчики! Не забывайте: это наши глаза и уши. В штабах, больших и малых, мы рисуем красные стрелы! Так вот на острие этих стрел всегда идут наши славные разведчики! Стрелы меняют направление, увереннее и точнее нащупывают наиболее уязвимые места в обороне врага, глубже и яростнее вонзаются в нее, если разведчики действуют смело и отважно, проявляют смекалку и находчивость, умело раскрывают самые тайные замыслы противника.

Довелось мне участвовать и в армейском сборе разведчиков. Там был организован практический обмен опытом, демонстрировались новые способы и методы ведения войсковой разведки. Особенно много внимания уделялось действиям в горах.

Итоги сбора подвел командарм генерал-лейтенант Ф. Ф. Жмаченко. В заключение он вручил боевые награды. Я получил второй орден Красного Знамени.

Командующий произвел на нас хорошее впечатление. Был он энергичен, беседовал просто, высоко отозвался о нашей работе, ее роли и значении, о многом расспрашивал, интересовался, как оснащены необходимым снаряжением, как организован наш быт.

После сбора его участникам предоставили возможность в течение двух-недель отдохнуть в специальном профилактории.

Такое по-отечески теплое, заботливое отношение командования к разведчикам окрыляло нас и вдохновляло на новые свершения.

Конечно, участие в тактических учениях и сборах, а тем более отдых в профилактории — события для разведчиков исключительные. Если пехотинцы, танкисты и артиллеристы, воины других родов войск, находясь в длительной обороне, можно сказать, отдыхали, то у нас опасная, боевая работа продолжалась, мы по-прежнему совершали поиски, проникали в тыл врага, брали «языков». Перед нами стояла задача: выявить все огневые средства в обороне противника, засечь вновь сооружаемые укрепления и различного рода заграждения, своевременно обнаружить прибытие новых вражеских частей и подразделений. Правда, состояние обороны давало нам возможность более тщательно готовиться к каждому поиску. Избрав объект нападения, мы могли наблюдать за ним несколько суток, затем много тренировались, отрабатывая и выбирая самые оптимальные варианты действий. Детальная, вдумчивая, интенсивная подготовка обеспечивала более успешное выполнение разведзаданий с минимальными потерями в людях.

В тот период у нас сложился надежный, сплоченный коллектив разведчиков. Во многом способствовало этому и то, что кандидатов в разведчики мы подбирали сами. Как правило, брали тех, кто уже, как говорят, понюхал пороху, отличился. Избегали брать курящих и особенно тех, кто увлекался спиртным. Шеховцов, Кириллов и Седых выдвинули принцип: разведчик не курит и не пьет!

— Куряка выдаст себя и товарищей кашлем, — говорил А. Шеховцов. — У пьющего в трудную минуту не хватит выдержки.

Не терпели разведчики и любителей трофеев, называли их барахольщиками. Видимо, не случайно таких среди нас не было.

Словом, подбор в разведчики был строгим.

В одном из батальонов А. Шеховцов приметил молодого бойца Михаила Соловья. Понравился он ему хладнокровием и смекалкой, наблюдательностью. Но взяли солдата в разведчики не сразу, а лишь через пару месяцев, когда тот заслужил медаль «За отвагу» и звание «младший сержант». М. Соловей оправдал доверие: во время боев в Трансильвании уже командовал отделением разведчиков.

Некоторое время не было в полку командира взвода пешей разведки. К началу наступления на эту должность прибыл после излечения в госпитале лейтенант В. Батаев, разведчик с немалым опытом. Осетин по национальности, он родился и вырос на Кавказе, горы для него — родная стихия, поэтому сразу же стал у нас признанным «горным инструктором».

Полковые разведчики жили дружно, без каких-либо малейших недомолвок и натянутостей во взаимоотношениях. Антипатий не существовало. Личных тайн друг от друга, по-моему, тоже не было. Делились между собой самыми сокровенными мыслями и чувствами. Ни разу не слышал я злой иронии или грубого слова. Подтрунивать кое над кем подтрунивали — такое случалось, но исключительно добродушно. Но правду-матку в глаза говорить умели, особенно, когда кто-нибудь допускал оплошность в разведке.

Разборы поисков проходили у нас на самом высоком принципиальном уровне. Припоминали, обсуждали, анализировали действия каждого разведчика, прикидывали, как можно или нужно было поступить в той или иной ситуации, строго осуждали того, кто, по общему мнению, мог сработать лучше, но почему-то подкачал. Все это делалось доброжелательно, без унижения личного достоинства, без обид, хотя порой и на повышенных тонах.

На разборах иногда присутствовал майор М. Ф. Чередник. Внимательно слушал, затем делал выводы, давал советы и рекомендации, рассказывал о наиболее поучительных поисках разведчиков других полков.

Нередко приходили к нам и политработники: заместитель командира полка по политчасти майор Тутов, парторг полка капитан Гаврилов, комсорг старший лейтенант Кучмасов. Непринужденно беседовали, интересовались жизнью, боевыми делами, нуждами, настроением, рассказывали о Румынии, разъясняли политику нашего правительства в отношении этой страны, нормы и правила поведения советских воинов за пределами Родины. Постоянно информировали нас о положении на фронтах. В июне началось наступление советских войск в Белоруссии, а в начале августа наши уже вышли к границам Восточной Пруссии, форсировали южнее Варшавы Вислу и захватили на ее левом берегу плацдарм. Открылось варшавско-берлинское направление! Это нас особенно радовало. И вместе с тем беспокоило: а почему мы стоим? Пора бы и нам вперед! А то, чего доброго, к Берлину не поспеем...

Бывали у нас, как говорил Володя Седых, и «минуты лирических отступлений». Оборона есть оборона. Это не наступление, когда все время в движении, дух перевести некогда, нервы — как натянутая струна и ты все время лицом к лицу с опасностью. В обороне, что ни говори, хотя и в разведку ходили регулярно и поиски были, конечно, очень трудными, все же легче в том смысле, что потом денек на отдых давали, и вообще какой-то резерв времени оставался и для учебы, и для «лирики с юмором», без чего жить на фронте, как мне кажется, просто невозможно...

Чаще всего «на лирику» нас тянуло чудными летними вечерами, напоенными ароматом зреющих садов и пьянящим горным воздухом, когда о вовне напоминали лишь изредка доносившиеся с передовой автоматные очереди или ракеты, разноцветно чертившие небо и угасавшие где-то в бледно-золотистом свете луны. В такие вечера как-то сами собой рождались строчки частушек:

Растяну гармошку шире,

А девчата подпоют,

Пусть узнают во всем мире,

Как разведчики живут.

Не помню уже, откуда появилась старенькая, с поржавевшими клавишами гармошка, на которой я как мог аккомпанировал, а иногда под настроение исполнял «Рязанские страдания»... Был еще у нас патефон с единственной пластинкой — «Румба». Крутили ее бесконечно, а танцевали кому что нравилось и что умели, даже вальсировать умудрялись, взбивая сапогами тучи пыли. Ну а если в нашем кругу вдруг появлялась какая-нибудь дивчина — свободная от дежурства связистка или санинструктор, или сестричка из медсанбата, — то тогда и вовсе наступал сплошной праздник!..

Заводилами таких вечеров были всегда Шеховцов и Тилинин, неутомимые весельчаки и юмористы, так и сыпавшие всякими шутками-прибаутками да анекдотами, злыми сатирическими куплетами, высмеивавшими Гитлера и фашистов.

Ну а когда спать ложились, долго балагурили. Чаще всего вспоминали довоенную жизнь, счастливее и прекраснее которой, как нам тогда казалось, и быть не могло. Вспоминали родных и близких, рассказывали о мечтах и планах, сбыться которым помешала война, вслух представляли, какая жизнь настанет потом, после войны, после Победы.

Я часто оставался с разведчиками на ночь и в те часы душевных откровений внимательно слушал, познавая прошлое своих подчиненных, чаяния и помыслы этих славных, замечательных ребят, большинство из которых были моими сверстниками. Но не всегда удавалось только слушать — нередко разведчики, особенно молодые, просили что-либо рассказать о себе. Я замечал, что парни, пришедшие в армию в конце 43-го и в 44-м годах, очень интересовались боями под Москвой и Сталинградом, на Курской дуге, при форсировании Днепра. Расспрашивали до мелочей, словно хотели постигнуть все, что мы тогда пережили, хотя бы мысленно пройти тот трудный огненный путь, перенять у нас хотя бы частичку фронтового опыта.

* * *

В первой половине августа 1944 года меня приняли в члены ВКП(б) и вскоре, спустя, наверное, неделю, вызвали в политотдел дивизии для вручения партийного билета. Наконец-то свершилась мечта! Мой кандидатский стаж явно затянулся, и хотя были на то объективные причины: то лечение в госпитале, то бои в тылу противника в районе высоты 610, то учения, сборы, регулярные поиски, я все же беспокоился, думая о том, что обо мне или забыли, или считают, что испытательный срок не выдерживаю, как положено... Когда выпадали свободные от разведки ночи, я нередко перебирал в памяти день за днем, начиная с того, студеного декабрьского дня 1943 года, когда получил кандидатскую карточку, и судом своей совести оценивал каждый свой поступок, каждый бой, в котором участвовал.

Одним из первых взял слово замполит полка Аким Федорович Тутов. Он сказал, что полковые разведчики выполняют свои задачи, что кандидат в члены партии старший лейтенант Зайцев умело ими руководит, сам возглавляет наиболее трудные поиски, проявляя мастерство, отвагу и мужество.

Проголосовали за меня единогласно.

И вот я, при всех боевых наградах, в праздничном настроении, прибыл на верном своем коне Карько в штаб дивизии.

Для получения партийных билетов собралась целая группа бойцов и командиров, но начальник политотдела Павел Петрович Лебедев вручал документы каждому в отдельности, с каждым душевно беседовал, тепло поздравлял, каждого напутствовал добрыми пожеланиями. От него я вышел окрыленный и бесконечно счастливый, то и дело нащупывая в левом нагрудном кармане заветную книжечку. Из политотдела направился к майору М. Ф. Череднику. Такой он порядок завел: кто из командиров-разведчиков по каким-либо причинам окажется в штабе дивизии, непременно должен был зайти в разведотделение.

— Что это ты такой сияющий? — спросил у меня М. Ф. Чередник не без удивления. — Немецкого генерала взял в плен?

Вместо ответа я с гордостью показал партийный билет.

— Молодец! — сказал майор, светясь своей доброй улыбкой сквозь пышные усы. — Поздравляю! Теперь оправдывай доверие. Большой работой оправдывай!

— Есть! — сказал я привычно, а майор перешел к делу, задав мне несколько вопросов о последнем поиске и его результатах.

В заключение сказал:

— Когда пойдем в наступление, организуя разведку, помни не только полковые задачи, но и задачу дивизии.

По возможности проникай в оборону противника как можно глубже. Не разменивайся на мелочь — бери «языков» покрупнее. Ищи вражеские резервы и, главное, штабы! В удобном случае производи налет на штабы! Документам и штабному «языку» цены нет. Диверсии тоже очень нужное дело. Взрывай мосты, устраивай на горных дорогах обвалы. Самое важное докладывай лично мне. Не забывай о быстроте! Результаты тактической разведки иногда приобретают оперативное и даже стратегическое значение!

Это была новая мысль, и я попросил ее разъяснить.

— Примеров немало. Но самый интересный — Курская дуга. Почему мы упредили немцев в артподготовке? Потому, что в ночь накануне битвы на нескольких участках фронта разведчики взяли «языков», а те назвали точное время начала наступления. Об этом доложили в Ставку. Было принято решение на десять минут раньше провести контрартподготовку. В результате противник потерял внезапность, его передовые части понесли большие потери.

Выйдя от Чередника, я только теперь заметил не совсем обычную обстановку в штабе: суетливую оживленность, озабоченные лица.

«Значит, скоро! — подумал с радостью. — Скоро двинемся вперед!»

Встретил майора В. И. Петрова. Увидев меня, он остановился, сказал:

— Здравствуй, Алексей! — И, оглядев меня с ног до головы, прибавил: — Догадываюсь, что надо тебя поздравить, но не знаю, с чем...

— С получением партбилета, товарищ майор!

Василий Иванович крепко пожал мне руку.

— Это хорошо, Алексей! Но ты не зазнавайся, нос не задирай. Звание коммуниста очень высокое звание. Надо быть кристально чистым, чтобы его оправдать. Запомни это...

Эти слова Василия Ивановича остались в моей памяти на всю жизнь. Прощаясь, он сказал:

— Напомни командиру еще раз: опыт действий рейдовых отрядов в районе высоты 610 не забывать и наращивать! Когда пойдем в наступление, нужно использовать любые возможности для прорыва в тыл противника, обходящими горными отрядами пробиваться дальше и глубже в его оборону! От разведчиков в этом деле многое будет зависеть. Прокладывайте маршруты подразделениям в обход укреплений, опорных пунктов, узлов сопротивления, наводите их на резервы врага, громите штабы, захватывайте командные высоты, перекрывайте дороги через перевалы... Вот так, Алексей. Победа, хотя и за горами, но уже близка!

В полк я возвращался в настроении, какое передать невозможно. Теперь я — коммунист! Полноправный! А права мои в том, чтобы первым в огонь, в самый трудный поиск, навстречу неизведанному. «Ничего, не сробею... Все пройду — и огонь, и воды, и эти горы. И до Берлина дойду. Должен дойти!..»