На пороге прошлого

Глава 22

– Шакин у ягиров?

Юглус, появившийся после того, как дайн вновь отбыл, кивнул. Он пока не заговаривал, но смотрел на меня с нескрываемым любопытством. Что происходило, он не знал, однако узнать желал очень сильно. Ягиры, как я однажды уже имела честь рассказывать, хоть и обладали любопытством всех тагайни, однако с расспросами не кидались. Зато смотреть умели так, что душу вытягивали больше, чем какая-нибудь Тамалык, горевшая жаждой знаний. И мой телохранитель теперь сверлил меня пристальным взглядом, ожидая пояснений.

– Кулчек больше не с нами, – не стала я томить моего доброго друга. – Он отправился к Кашуру, наслушавшись его наговоров на Танияра. – Глаза Юглуса сверкнули гневом. – Уриншэ не спешил сознаться в этом, когда дайн спросил, где отец.

– Что сказал дайн? – спросил мой телохранитель.

– Танияр сказал, что теперь примет их только после клятвы, скрепленной Белым Духом. Уриншэ обиделся. Кулчек был пристыжен, но они с алдаром поддержали обвинения Кашура и тех глупцов, кто собрался у него. Однако, когда в Курменае выстрелили дайну в спину, Кулчек крикнул, предупредив его. Впрочем, оказалось, что убить пытались хамче. Понимают, сколько силы он дает Айдыгеру. Хвала духам, что он тоже обернулся на крик, и стрела попала в плечо, а не в спину.

– Поганые урхи! – зло воскликнул Юглус, но тут же прижал ладонь к груди: – Прости, Ашити, я не урхов ругаю. – Я кивнула, понимая, что ягир просто произнес привычное оскорбление. – Почему про Шакина спросила?

– Его отец тоже был у Кашура и обвинял Танияра, – ответила я. – Хочу допросить каанчи.

– Сказать, чтоб в подвал тащили?

– Нет, – я усмехнулась. – Скажи ему, что я приглашаю его прокатиться на саулах.

Вот теперь на лице ягира отразилось искреннее недоумение. Он подошел к столу, за которым я вновь сидела в своем кабинете, и присел на стул. Постепенно недоумение сменилось возмущением, а после и вовсе упрямством во взгляде. Я поняла, что телохранитель сейчас попытается возразить.

– Не-а, – я покачала указательным пальцем перед его носом, – будет, как я сказала.

– А если…

– Вот именно, – остановила я Юглуса, – если. Мы в точности не знаем, зачем он прибыл в Айдыгер. Возможно, это сговор с Кашуром, а может, и нет. Я не хочу обижать Шакина прежде, чем мы поймем, что причина для подозрений обоснована. Друг мой, разве я хоть раз была неразумна? Я доверяю тебе всецело, но с нами поедет еще десяток ягиров. Каанчи знает, что дайн оберегает жену, потому такое сопровождение воспримет спокойно. И вот если он что-то попытается сделать, поняв, что его помыслы раскрыты, тогда вы его повяжете и доставите в допросную. Пока же я хочу доверительной беседы, а вовсе не допроса. В конце концов, в пользу Шакина говорит то, что за столько времени, что гостит у нас, он ни словом, ни делом не показал скрытых намерений, а возможность у него для этого была. И не раз. Согласен?

– Угу, – промычал телохранитель. – Это как поглядеть. Ты всегда под присмотром, и не только под нашим. Каждый иртэгенец за тебя встанет. Если и не остановит, то крик поднимет. Дайна почти не бывает в Айдыгере, а если бывает, то всегда кто-то рядом. А хамче Шакин вообще не видит. Намеренно попроситься поговорить наедине не может, иначе сразу понятно, кто дурное сделал. Тогда не будет у Долгих дорог старшего каанчи. А он у нас уже долго. Его в родном тагане ждут, а он всё от нас не уедет. Почему? Уж не потому ли, что еще не сделал, зачем отправили?

Рассеянно улыбнувшись, я кивнула, соглашаясь. Юглус был во всем прав. Задержкой каанчи могло быть как желание лучше узнать наш быт и устои, да попросту пробудившийся интерес к незнакомому ему образу жизни, так и то, что он всё еще не сделал то, ради чего приехал в Айдыгер. И все-таки… Он был старшим каанчи, наследником каана. И в то, что Галзы будет рисковать наследником, мне верилось с трудом. Чтобы попытать судьбу и совершить покушение на дайна, меня или магистра, достаточно было отправить кого-то попроще. Да хоть ягира под видом беженца или торговца. Зачем отправлять старшего сына? Да вообще сына. Брата, племянника, прислужника, воина – кого угодно, но не рисковать своими отпрысками. И вот именно это соображение не позволяло мне увериться в дурных намерениях Шакина.

– Почему для грязного дела был послан наследник каана? – озвучила я свои сомнения в вопросе. – Зачем Галзы отправлять старшего сына, зная, что тот может уже не вернуться?

Юглус с минуту смотрел на меня, осмысливая вопрос, после нахмурился и отвернулся к окну. Вскоре пожал плечами.

– Может, он от жены, которую каан любит меньше? Может, видит наследником младшего сына, тогда старшего не жалко. Если мы его убьем, то можно будет обвинить Танияра, сказать, что он неверен законам Отца. Зато кааном станет любимый сын.

– Хм… Сакральная жертва? – переспросила я и вновь задумалась.

Эта теория имела право на существование, логика тут прослеживалась. Каанам вовсе не нужен был законно обоснованный повод для нападения на наш дайнат. Это хорошо прослеживалось из абсурдных обвинений. Но подобных обвинений могло не хватить сторонникам Танияра, кто принял наши доказательства и доводы минувших и предстоящих событий, кто не оспорил наши взгляды. А войску Кашура предстояло пройти все таганы, чтобы добраться до Айдыгера, в части которых проживали не только нейтральные кааны, но и наши союзники, которые представляли угрозу. А значит, для того чтобы они хотя бы не вмешивались, нужен был повод более весомый, чем жена-иномирянка и дружба с племенами.

Опять же Элькос. Пока он жив, шансы уничтожить дайнат и его правителя практически равны нулю. Магистр показал свою силу и возможности, и надеяться только на то, что на всех воинов вражеского войска их не хватит, глупо. Кашур самовлюблен, но не дурак на самом деле, а это уже подтвердило недавнее покушение на хамче. Возможно, послав Шакина к нам, Галзы и его хозяин хотели поразить две цели: убить Элькоса, а после предъявить смерть каанчи вероломством Танияра.

– Хм…

Но наши союзники, узнав о гибели хамче, вряд ли сочтут казнь убийцы поводом отвернуться от дайна. Они тоже видели силу магистра и оценили ее по достоинству. Танияр говорил, что присутствие Элькоса вселяет в них надежду на лучший исход. Хотя… Всё это знал и Кулчек, однако пришел к Кашуру. Нет, стоп. Кулчек пришел в Курменай из страха, что его подчинят. Именно это внушило ему опасения, всё остальное только для успокоения собственной совести. Может, его алдар и верит в порочность племен, но каан и его наследник переживают из-за собственной власти.

– Совершенно непонятно, – подвела я итог своим размышлениям.

– Что непонятно? – живо отозвался Юглус. – Мне вот слово твое непонятно. Какая жертва?

– А? – я с непониманием посмотрела на него, но быстро осознала вопрос и пояснила: – Сакральная. То есть жертва, которая призвана стать священной. Знаешь, вроде стяга, под которым ведут воинов в сражение. Мы казним каанчи за то, что он должен совершить, но вину за его смерть возложат на нас как на нарушителей законов Белого Духа. Что-то вроде: он приехал как друг, а дайн Танияр убил гостя. Вот так он принимает друзей. Понимаешь? – Ягир кивнул. – Сейчас они ставят Танияру в вину, что он не погиб под ленгенами Налыка и Елгана…

– Что?! – Юглус в праведном возмущении привстал со стула.

– Вот именно, – усмехнулась я. – Весьма сомнительное обвинение, и наш дайн с легкостью разбил его. Возможно, кто-то и задумается, хотя я в этом сомневаюсь. А вот смерть наследника Долгих дорог, когда все знают, что он пришел и был принят как дорогой гость, может повернуть мнение сомневающихся в нужную сторону. И оттого сакральная жертва. Но! Для этого она должна быть принесена. А Шакин за всё это время не сделал ничего, что повлекло бы его смерть. Даже не пытался. Нам не за что его карать.

– А если кто-то другой может его убить, чтобы обвинить дайна? – предположил телохранитель. – Только никак не может дотянуться. Шакин то на подворье ягиров, то с Эгченом. А если ходит по Иртэгену, то всегда на глазах. И не один ходит. Каанчи с ягирами подружился, еще с братьями-ердэмами. В ердэкем не лезет, но, когда свободны, бывает, ходит с ними.

– Куда ходят?

– В гостях у Нихсэта был несколько раз, у Илана тоже. Но Илан с Хасиль больше, а Нихсэт один, с ним чаще по Иртэгену ходят.

На миг поджав губы, я испытала прилив подозрительности.

– Что думаешь об этой дружбе? – спросила я Юглуса, и он пожал плечами.

– Не знаю. Разговаривают, смеются. Видно, что им легко вместе. Нихсэту с Шакином. А что? Не веришь братьям? Или только Нихсэту? Зачем тогда чен-ердэмом сделала?

Теперь пожала плечами я, но вовсе не по причине того, что у меня не было ответа.

– Я назначила Нихсэта на эту должность, потому что он показал себя ответственным человеком. Более того, он принял Айдыгер душой и переживал за его безопасность. И он стоял с братом на стенах, когда на нас шло союзное войско. Нет, я верю обоим братьям. Но я пытаюсь понять, не может ли каанчи через дружбу что-то выведать у Нихсэта?

– Нихсэт хитрый и умный, – возразил Юглус. – Он не раскроет рта, если так надо. Я как-то слышал, о чем он говорил с Шакином. – Я ответила внимательным взглядом, и ягир усмехнулся: – Про женщин говорили. Вроде как каанчи приглянулись наши девушки. Нихсэт шутил над ним.

– Девушки у нас красивые, – улыбнулась я. – Может, и нет промеж них дурных разговоров. После с Нихсэтом поговорю, послушаю, что расскажет. А сейчас позови каанчи и Эгчену скажи, что поедем на саулах, пусть ягиров назначит.

– Сделаю, – кивнул телохранитель и поднялся со стула. – Без меня из дома не выходи, – строго велел напоследок Юглус и, дождавшись моего кивка, покинул кабинет.

И когда мой телохранитель исчез из поля зрения, я усмехнулась. Любопытно, куда бы я ушла без него? Впрочем, всё это забота обо мне, и я ее ценю. Коротко вздохнув, я ударила ладонями по подлокотникам и встала из-за стола. Надо было переодеться для прогулки верхом.

– Так что случилось-то?

– Боги, – охнув, я схватилась за грудь. – Сурхэм, ну нельзя же так пугать.

Прислужница, неожиданно возникшая на пороге моего кабинета, стыдиться не спешила. Она скрестила руки на груди и ответила честным взглядом. Я все-таки прошла мимо, подвинув Сурхэм, времени на долгие разговоры не было.

– Тамин уснул? – спросила я, направляясь в гардеробную.

– Спит наш красавец, – ответила прислужница, следуя за мной по пятам. – Все дела переделал, умаялся, теперь отдохнуть надо. А чего случилось?

Хмыкнув, я одарила ее загадочным взглядом, но томить не стала. И пока переодевалась, Сурхэм удовлетворяла свое любопытство, слушая короткий пересказ последних событий.

– Урхи поганые, – дослушав, сердито проворчала женщина и отмахнулась раньше, чем я открыла рот: – Знаю-знаю, урхи хорошие. А эти поганые.

– Тут и возразить нечего, – усмехнулась я.

– И что теперь?

– Ничего нового. – Я прошла мимо нее. – Всё, как и прежде. Готовимся и ждем илгизитов. Верь Танияру.

– Ему верю, – кивнула Сурхэм. – Кому ж еще верить, кроме вас? У нас и дайн, и хамче, и благословение Белого Духа. Справимся и без этих, – она пренебрежительно махнула рукой, и я, обернувшись, обняла прислужницу.

– Верно, дорогая. Только никому ни слова, поняла? Незачем народ смущать и тревожить.

– Даже думать о твоих словах не буду, – заверила меня женщина.

– Умница наша, – широко улыбнулась я. После звонко поцеловала в щеку и направилась к выходу из дома.

– Куда идешь-то? – спросила Сурхэм мне в спину. – Что на Ветре будешь кататься, вижу. А куда поскачешь?

– Недалеко, дорогая, скоро вернусь, – заверила я и, прежде заглянув в спальню и послушав умиротворяющее сопение довольного жизнью дайнанчи, покинула дом.

Впрочем, дальше двора не ушла. Попросту хотелось ненадолго остаться наедине с собой и продумать скорую беседу.

– Хм…

Мысли сами собой утекли прочь от намерений, и я вспомнила то, чему стала незримым свидетелем, а точнее визит в Холодный ключ. Уриншэ сказал, что к ним приезжал младший каанчи из Долгих дорог. То есть, пока Шакин осматривает Айдыгер, вникает в устройство служб, изучает новые порядки в нашей армии, смотрит строящиеся крепости, его родня готовится к войне с дайнатом… Все-таки шпион? Или же имеет собственное мнение? Или же Юглус прав и старшему каанчи уготована роль сакральной жертвы?

Если Шакин и вправду отличается мышлением и взглядами от отца и брата, то каан может считать старшего сына неугодным наследником. Или же, напротив, мыслят они все едино, и тогда у нас под боком обосновался опасный враг.

– Любопытно…

В это мгновение калитка открылась, и во двор вошел мой телохранитель. Он кивнул, так показав, что всё готово. Улыбнувшись ему, я направилась к воротам. Что ж, гадать более смысла не было, сейчас всё и узнаем. На миг во мне зародилось сомнение. Возможно, стоило сразу отвести, если уж не в допросную, то хотя бы поговорить на подворье ягиров. К чему эти скачки? Но вскоре тряхнула головой и решила, что первая мысль самая верная. Пусть сначала расслабится, а после задам свои вопросы. С этим и покинула наше подворье.

Картина, представшая мне, была совершенно идиллической. Наш гость отличался от ягиров разве что одеждой да прической, в остальном он был своим. Это ясно чувствовалось по непринужденности, с которой он общался с воинами. И меня вновь кольнуло неприятное подозрение. Втерся в доверие? Если так, то ягиры более не воспринимают каанчи как чужака, а значит, могут быть менее воздержаны в словах, менее осторожны и внимательны, когда он рядом.

Однако я могла и ошибаться. Все-таки ягиры оставались ягирами, и скрытность была их выработанной чертой, стояли ли они с каменными лицами, или же весело смеялись. Открывались они только своим собратьям по оружию, и то только тем, с кем жили на одной земле. От остальных всё равно отгораживались незримым щитом. Хоть бы так…

Впрочем, все эти размышления не отразились на моем лице, на нем сияла приветливая улыбка. Выучка, полученная мною сначала от матушки, а после в королевском дворце, была не менее крепкой, чем выучка ягиров. Так или иначе, но лицемерие и некоторое двуличие было неотъемлемой чертой высшего света. Не показывать своего истинного настроения, иметь всегда благожелательное выражение и прочее, и прочее, и прочее. А при Дворе все эти навыки должны быть умножены на десять. Так что наш гость видел перед собой «солнышко Ашити», а не дознавателя, готового к допросу.

– Милости Отца, – произнесла я, обращаясь ко всем разом.

– И тебе Его милости, дайнани, – ответили мне.

Шакин улыбнулся, приветствуя меня, и чуть склонил голову. Однако в глазах его легко читался вопрос. За всё время я почти не уделяла ему внимания. Если встречались на подворье ягиров, конечно же, останавливалась и вела недолгую беседу. Также и на улицах Иртэгена, но никогда не звала его на прогулку или в гости. У меня хватало забот, а каанчи был взрослым мужчиной и мог о себе позаботиться. В конце концов, он не был званым гостем, и я не ощущала своей обязанностью развлекать его.

– Ты удивлен моим приглашением прокатиться, – первой констатировала я немой вопрос. – Не удивляйся, – я улыбнулась как можно более обезоруживающе. – Мне нечасто удается выгулять своего Ветра. И раз уж сейчас выдалось свободное время, то отчего бы не позвать с собой гостя? Мы мало уделяли тебе внимания. Танияр готовится к важному сражению, а я занята делами Айдыгера и сыном.

– Дайнат большой, ему нужна забота, – ответил Шакин. – А я не скучаю, здесь всегда есть чем себя занять.

Рассмеявшись, я согласно кивнула:

– Верно. Человеку, который не любит сидеть без дела, всегда несложно найти его для себя.

– Но я рад, что ты позвала меня, – добавил каанчи. – У меня много вопросов. Сейчас, когда я ко всему привык, мне интересно узнать о твоем родном мире. Расскажешь?

– Разумеется, – теперь моя улыбка вышла более искренней.

Корысти в этих знаниях не было, всего лишь любопытство. И подозревать каанчи еще и как посланца илгизитов я не стала. Алтаах уже давно узнал от меня самой всё, что ему было нужно, а для Кашура само существование другого мира было неинтересно. Ему и прошлое родного мира было без надобности. Всё, что ему было нужно, он знал. Курменай первый из таганов, а он великий каан над каанами.

Однако начать разговор пока не представлялось возможным. Мы шли по улице и, как сами понимаете, встречали иртэгенцев, желавших поздороваться, спросить, рассказать, просто поглазеть. Так что до ашруза добрались не быстро.

– Почему ты никогда не отваживаешь людей? – спросил каанчи, когда мы свернули к обиталищу саулов. – Я несколько раз смотрел, как ты выходишь с подворья. Всегда одно и то же. Они подходят, останавливают тебя, а ты не отказываешь.

– Зачем же мне их отваживать? – искренне удивилась я. – Я люблю тагайни за их открытый нрав, обожаю их любопытство и всегда рада остановиться и поговорить. Если же будет важное дело, не терпящее промедления, тогда люди поймут и задерживать не будут.

– Если любишь наших людей и их любопытство, значит, тебе плохо жилось в твоем мире?

Я вновь в удивлении приподняла брови, а после усмехнулась и отрицательно покачала головой.

– Вовсе нет.

– Тогда выходит, что ты себя чувствуешь как дома? И там тоже такие же люди, как тагайни?

В это мгновение мы остановились перед воротами ашруза, и оттуда вырвался Ветер, едва ли не волоча за собой ашера, успевшего накинуть на саула сбрую. Разговор пришлось прервать, потому что меня ожидала встреча с моим дорогим мальчиком и непременный ритуал. Ветер ворчал, но, разумеется, не так сильно, как после моих исчезновений. Однако для порядка должен был попенять мне за то, что долго не садилась в седло. А мне предстояло успокоить, поворковать и просто приласкать. В эти минуты прочие собеседники были лишними.

– Ты и с саулом разговариваешь, – хмыкнул Шакин. – Тогда понятно, почему с каждым иртэгенцем останавливаешься. Ты просто любишь поговорить.

Мы с Ветром посмотрели на каанчи. Саул и вовсе пригнул голову и с подозрением потянул носом. После зашипел, клацнул зубами и вернулся к прерванной процедуре встречи.

– Не стой между Ветром и его всадницей, – весело произнес один из ягиров. – Этот саул и дайна не пожалеет, не то что каанчи.

– Они всегда так, – с улыбкой добавил второй. – Ветер бранится, Ашити его уговаривает.

– Они просто ничего не понимают, – сказала я саулу, и он согласился:

– Мьяв.

Вскоре я уже сидела в седле. Ашер закончил седлать моего скакуна, пока мы обнимались с последним. Мое сопровождение и каанчи успели сесть на своих саулов раньше, и теперь мы могли тронуться в путь, ну и вернуться к прерванному разговору.

– Ты говоришь, что я чувствую себя в Белом мире как дома, – произнесла я. – Это неверно. Я не чувствую себя здесь как дома. Я и нахожусь дома, Шакин, и только так этот мир и воспринимаю. Он совсем не похож на мой родной мир, и люди там живут иные. Они могут остановиться, чтобы поприветствовать и обменяться новостями, если вы знакомы. Однако же при шапочном знакомстве, то есть не близком, попросту кивнут и пойдут дальше, если до тебя нет никакого дела. Незнакомые же люди и вовсе пройдут мимо. В маленьких поселениях могут обернуться и рассмотреть более пристально, но лезть с разговорами и вопросами не станут. Я хорошо ощутила эту разницу, когда Отцу было угодно отправить меня назад. И знаешь что? Я почувствовала себя неуютно. Мне ужасно не хватало вот этой вот непосредственности… простоты общения, которая была здесь. Если сравнить два мира, то я бы сказала, что мой отчий мир похож на полноводную реку, которая несет свои воды по уже сложившемуся руслу. Поток равномерен и довольно спокоен. А Белый мир – это ключ, бьющий из-под земли. Его капли разлетаются с задорным перезвоном, сияя в солнечных лучах яркими переливами.

– Как красиво ты сказала, – произнес Юглус, ехавший рядом со мной.

– И мне понравилось, – отозвался ягир, который советовал не вставать между нами с Ветром.

– Да, красиво, – не стал спорить Шакин. Он чуть помолчал, а после произнес: – Пусть никто не будет обижен, но ягиры говорят с тобой, хоть и едут охраной. И ты говоришь с ними.

Пояснять, что имел в виду каанчи, было лишним. Я прекрасно поняла, что показалось ему странным. Ягиры – мрачные и опасные тени, хранившие молчание на людях. Говорили, конечно, но мало и по делу. Невозмутимые и ко всему равнодушные изваяния, разившие быстро и без промаха. О чем вы, разумеется, помните.

Впрочем, вести беседы со своими телохранителями было не принято и в моем мире. Правда, тут как раз и была существенная разница. В моем родном мире разговаривать с охраной или прислугой было ниже собственного достоинства. А в Белом мире молчание больше обусловливалось укладом ягиров.

А сейчас Шакин наблюдал, как разрушился и этот негласный закон. Улыбнувшись, я посмотрела на Юглуса. Мой добрый друг и защитник ответил теплым взглядом, в котором таилась ирония, адресованная каанчи.

– Вот тут для меня разницы между мирами нет, – наконец ответила я. – От рождения я принадлежу знатному роду и за несколько лет до того, как я оказалась здесь, достигла и вовсе больших высот. Я говорю это не ради бахвальства. Попросту телохранители у меня были и там, только назывались они гвардейцами. Но наши взаимоотношения были похожи на нынешние. Они могли сопровождать меня в молчании, могли вступить в разговор, не опасаясь вызвать недовольства. Мы часто смеялись над шутками. Причиной тому мой нрав. Я легко схожусь с людьми, держусь с ними запросто и радуюсь, когда вижу ответное дружелюбие.

– Наше солнышко, – улыбнулся один из ягиров сопровождения.

– Благодарю, – смущенно произнесла я и на миг потупилась. Однако быстро справилась с собой и вновь посмотрела на каанчи. – Юглус и Берик и вовсе давно уже стали мне близкими друзьями. Я вижу в них братьев, а не телохранителей. И к остальным воинам отношусь с живейшей симпатией… они мне нравятся. А в Долгих дорогах иные порядки? – сменила я направление нашей беседы в нужную сторону. – Я знаю, что племена вы не выносите, но между собой?

Мы выехали за пределы Иртэгена, и саулы перешли на рысцу. Ветер уже несколько раз вывернул голову – он ожидал, когда я пущу его в галоп. Однако я пока не спешила насладиться скоростью бега моего скакуна. И направила его не к холмам, а на дорогу, которая вела и к кийрамам, и в Огчи, и в Каменный лес. Нет, в этом не было умысла, просто захотелось сменить привычное место для выезда верхом.

– Мы живем, как и вы, – ответил Шакин. – Но есть каан, а есть простые люди, и они не лезут к каану с вопросами. Если только есть важное дело, тогда подойдут, когда увидят. В Курменае даже так не тревожат каана. Идут к его подворью и просят выслушать. Только сам Кашур никого не слушает, с людьми говорит кто-то из его суров.

– Суры? – переспросила я.

– Да, как ваши ердэмы, только помогают иначе. Суры суд вершат, людей слушают, решения принимают от имени каана. Ему докладывают, но Кашур не вмешивается. Только если считает, что сур не прав. Тогда может отменить его решение или даже покарать, но это если его помощник зазнается. Каан превыше всех. Пока об этом помнят, Кашур милостив.

Я усмехнулась, окончательно поняв всё, что творилось в дайваре каана еще при первом появлении там Танияра. Они попросту были все правителями Курменая, для которых каан являлся почти божеством. Насколько искренне они его почитают, сказать сложно, но огорчать его явно не желали, чтобы не только не лишиться власти, но и жизни. Отсюда и это подобострастие и перелай у ног хозяина.

Великий каан… Мыльный пузырь! Кашур и все его предки. Они даже не управляют своими землями! Не пекутся о народе, о защите рубежей, просто плывут в вялом течении времени, лелея придуманное величие. И тут такой вызов! На другом конце земель таганов появилось новое государство. Оно больше по своей площади и таганом уже считаться не может, а управляет им тот, кто никак не может подчиниться «великому» каану, потому что уже стоит выше каана. Разве может стерпеть подобное «глас Белого Духа»? Разумеется, нет. И ему плевать на Илгиза, потому что важно вернуть свое верховенство, хотя бы в собственных глазах, даже если этого верховенства по-настоящему никогда не было. Мерзость какая…

Отвернувшись, чтобы скрыть свои чувства, я медленно выдохнула и к каанчи обернулась вновь полная благодушия.

– А вы почитаете Кашура? – спросила я с любопытством.

Шакин ответил чуть удивленным взглядом.

– Он каан Курменая, а не Долгих дорог, – ответил каанчи.

– Курменай хорош, – я немного сменила тему. – Когда Танияр мне рассказал об этом тагане, я была изумлена, насколько он больше развит. Хотелось побывать там, и харат меня не разочаровал. Он чудесен. Теперь мы знаем, что это ветшающее наследие утерянного мира, но выглядит он и вправду восхитительно. Наверное, самое запоминающееся – это вид, открывающийся еще на подходе. Этакая раковина, жемчужиной которой является сам Курменай. У меня дыхание перехватило, когда я увидела. Все-таки ваши предки были невероятны. Жаль, что тот мир исчез. – Чуть помолчав, я задала следующий вопрос: – Вы часто бываете в Курменае?

– Я там был всего несколько раз, – ответил Шакин. – Не люблю Курменай. Мне там душно. Слишком много камня, я больше люблю лес. А отец и брат туда ездят. Отец чаще всего, иногда берет с собой брата.

– Вы перенимаете устройство Курменая? – живо заинтересовалась я. – Хотите и у себя одобрить таены или что-то еще?

Шакин ответил удивленным взглядом и спросил:

– Зачем? Мы живем как живем, и нам нравится так жить. Мы верны законам Белого Духа и законам таганов. У нас как у всех.

– Значит, каан ездит что-то покупать? В Курменае точно есть то, чего нет в других таганах. Ткани у них хороши, и мастерицы прекрасные. Наверное, есть что-то еще, я мало что успела увидеть, когда мы заезжали туда с Архамом.

– У нас тоже хорошие мастерицы, – пожал плечами каанчи. – И прядут, и шьют, и вышивают. Да и другие мастера не хуже. Нет, нам незачем ездить по их таенам.

– Твой саул быстр? – и вновь я изменила течение разговора.

Шакин, не успевший за мной мыслью, слегка опешил, но вскоре улыбнулся:

– Быстрей моего Ярека не сыскать.

– Пф, – фыркнула я. – Мы с Ветром с этим не согласны. И скажу тебе больше, зазнайка Гереш готов оспорить даже мое утверждение.

– Гереш? – переспросил Шакин, и я указала на саула Юглуса.

– Он.

– Гереш ни с кем не спорит, – живо включился в мою игру телохранитель. – Он просто бежит быстрее ветра.

– Какое спорное утверждение! – воскликнула я. – Ты слышал, мой дорогой мальчик?

– Я говорил не о твоем Ветре…

– Поздно, – остановила я ягира. – Вызов брошен и принят. И Герешу с Яреком придется сильно постараться, чтобы превзойти Ветра.

И, не предупреждая, я крикнула:

– Хэй!

Мой саул, только и ждавший приказа, помчался вперед. А следом, сорвавшись в галоп, бежали остальные саулы. И если мое сопровождение осталось позади и не собираясь обгонять, то Юглус и Шакин были участниками скачек. На самом деле только каанчи, а телохранитель под благовидным предлогом продолжал оберегать меня, находясь рядом. Он это понял и сегодня не гнал Гереша, как обычно.

Впрочем, и Шакин, нагнав нас с Ветром, продолжал держаться вровень, даже когда Ветер наддал. Однако ни отстать, ни вырваться у него не получалось, потому что ягир охранял свою дайнани, а каанчи, похоже, попросту подыгрывал, не желая огорчить супругу правителя Айдыгера. Так что через какое-то время, посчитав, что мой саул неплохо размялся, я натянула поводья под недовольное шипение.

И все-таки удовольствие от стремительного бега скакуна я почувствовала, и потому легко рассмеялась, слушая брань моего ворчуна. Широко улыбался и каанчи.

– Ты говорила, что Гереш обгонит Ветра и Ярека! – воскликнул он, сияя задором в глазах.

– Я вовсе такого не говорила, – возмутилась я. – Лишь сказала, что Гереш готов поспорить с твоим утверждением о скорости Ярека.

– И Ветра, – встрял Юглус, а после наябедничал: – У Ветра нет чести. Когда Гереш обгоняет, саул дайнани кусает его за зад.

– Пш-ш, – оскорбился мой мальчик.

– И ты совершенно прав, – поддержала я скакуна и спешилась. – Ветер – самый честный саул из всех саулов, у него столько чести, что хоть пригоршнями раздавай. Просто у Гереша упитанный зад, грех не укусить.

– Мьяв, – возразил уже Гереш.

– У Ветра зад толще, – вступился за своего скакуна Юглус. – Потому он и отстает от Гереша. Будет столько есть, однажды даже из Иртэгена не выйдет, в воротах застрянет.

Шакин рассмеялся, не отмалчивались и ягиры, а я испытала уже настоящее возмущение. Прищурившись, я посмотрела на ухмыляющегося Юглуса и отпустила Ветра.

– Иди, мой дорогой, и всех перекусай, – мстительно произнесла я. – Можешь немного погрызть даже всадников, я мешать не буду. Особенно вот этого, – и, указав на телохранителя, я взяла каанчи под руку. – Пройдемся.

– Как скажешь, дайнани, – кивнул тот и бросил взгляд на мою руку, однако вслух ничего не сказал, а я, чтобы он не мучился невысказанным вопросом, пояснила:

– В моем мире этот жест считается жестом вежливости. Мужчина предлагает женщине руку, чтобы она могла опереться на нее. В этом нет ничего предосудительного, лишь поддержка. Дайн дурного не увидит в том, что я держала под руку другого мужчину. Так, стало быть, твой отец ездит в Курменай без дела?

Очередная смена темы для беседы была стремительна, и каанчи вновь опешил.

– Отец? – переспросил он. – Почему без дела? Без дела туда далеко ехать.

– Он ничего не покупает, порядков не перенимает, а ездит часто, – удивилась я. – Или так Курменай нравится?

– Почему ты спрашиваешь? – озадачился Шакин.

– Любопытно просто, – улыбнулась я. – Мы заговорили о Курменае, ты обмолвился, что отец с братом там бывают часто. Я подумала, что им нравятся курменайские товары или порядки. Но ты ответил, что я ошибаюсь, и потому мне любопытно, зачем ездить часто в таган, который находится от вас не так уж и близко. Не хочешь отвечать? Почему?

– Почему не хочу? – каанчи устремил взгляд на дорогу, где впереди нас уже резвились два приятеля: Ветер и Гереш. Так и не покусанные ягиры шли за нашими спинами с Шакином, но молчания теперь не нарушали. – Я думал, ты расскажешь о своем мире, а ты всё о моем отце спрашиваешь.

– Так зачем же он ездит в Курменай?

– Если скажу, ты будешь смеяться, – как-то нехотя произнес мой собеседник. Я ответила укоризненным взглядом, и каанчи усмехнулся: – Отец к Кашуру ездит. Говорит, что каан Курменая умный, советы хорошие дает.

– Правда? – искренне изумилась я. – А почему не тебя, а брата к Кашуру берет? Ты старший каанчи, а к умному советчику он младшего возит.

– У Кашура дочь еще не замужем. Отец хочет, чтобы брат на ней женился. Возит его, чтобы посмотрели друг на друга, поговорили. А чтобы Кашур добрей был, каан с ним разговоры ведет, слушает, что тот скажет. У Кашура сына нет. Если брат на его дочери женится, Курменай получит. Я в Долгих дорогах кааном буду, и брат без челыка не останется.

Ах, как интересно получается! Если Шакин не обманул, то Галзы с пеной у рта не Кашура поддерживает, а для младшего сына старается, чтобы и тот таган получил. Да не какой-нибудь, а Курменай! То есть из младшего каанчи Долгих дорог в великие кааны? Или муж каанши великим не станет? Впрочем, это-то как раз мелочи. Великий или нет – всё пустой звук. Главное, что Галзы пойдет на поводу у Кашура, чтобы тот дочь за сына выдал. Да и сам младший каанчи ради челыка расстарается. Но зачем же на самом деле приехал Шакин?

– Тебе нравится путешествовать? – спросила я с улыбкой.

– Не понимаю…

– Ну, – я коротко вздохнула, – путешествовать – это посещать новые места, узнавать, чего еще не знал. Как, например, съездить в Курменай или Айдыгер. Да попросту в другой таган.

На этот раз Шакин задумался. Я не торопила его с ответом, но поглядывала, наблюдая за выражением лица.

– Хм, – наконец хмыкнул мой собеседник. – Я почти не покидал своего тагана. В Курменай ездил всего несколько раз, когда был еще ребенком. Отец показывал мне харат. Потом уже юношей, мы покупали подарки моей матери и двум другим женам отца. Еще дважды уже взрослым. Один раз, когда хотел купить красивый подарок моей невесте, потом еще раз, но уже жене. Это было после свадьбы.

– Так ты женат? – удивилась я. Юглус говорил, что каанчи засматривается на наших девушек, но права на трех жен он пока не имел. Только после того, как наденет челык. – Я не знала, почему-то даже в голову не пришло спросить раньше.

– Уже нет, – он невесело усмехнулся и посмотрел на меня. – Метель забрала мою жену. Она из нашего тагана, но из другого поселения. Попросилась родителей навестить, а до ночи вернуться обещала. Я думал, что там и заночевала, утром ждал, а днем сам поехал. Мать сказала, что дочь еще с вечера уехала. Искали, но только когда снег сошел, нашли. Прошлым летом женился, а до весны уже овдовел.

– Ох, – я ощутила неловкость.

После обернулась к Юглусу, и он прикрыл глаза, подтверждая слова каанчи. Значит, ягиры об этом знали. Наверное, и Танияр знал, конечно, знал. А я попросту не интересовалась личной жизнью нашего гостя.

– С ней никого не было? – невольно спросила я, удивленная отсутствием сопровождения для жены будущего каана.

– Нет, одну бы по зиме не отпустил. Чтобы от зверья отбиться, если нападут, с ней прислужник поехал. Он знатный охотник…

– Прислужник?

– У нас не принято ягиров женщине давать для охраны, – рассеянно улыбнулся Шакин. – Да и не от кого молодую кааншу защищать. Врагов нет.

Я кивнула с пониманием. Не пришлая, рядом племен нет, разбойники на дорогах отсутствуют. Только голодный зверь, потому охотник в охранники был дан. В Зеленых землях ягиры тоже за кааншами до меня не ходили. И за мной бы не ходили, будь я тагайни.

– Они на повозке поехали, – продолжал каанчи. – Прислужник правил, жена в возке сидела. Засиделась у матери, а обещание хотела сдержать, вот и засобиралась, как потемнело. Родители уговаривали остаться, и я бы не ругал, но она захотела вернуться, раз слово дала. В дороге их метель застала. Сейчас уже и не скажешь, почему так вышло, что с пути сбились. Может, снег ослепил, а может, зверье появилось, но не доехали.

– Прости, я не хотела тревожить твои раны, – с раскаянием произнесла я, и каанчи, накрыв мою руку ладонью, отрицательно покачал головой.

– Не за что просить прощения, Ашити. У вас в Айдыгере хорошо, я отогрелся. Дома тяжело было, еще отец наседать начал, чтобы к соседним каанским дочерям пригляделся, раз овдовел. Он пользы ищет, а у меня в душе всё зимняя метель воет. А тут Танияр звать каанов на бой стал. Отец отмахнулся, а я в путь собираться начал. Каану моему сказал, что всё вызнаю, а после ему расскажу. Он подумал и ответил: «Езжай». Вот и поехал. А тут столько всего разом. Всё по-другому: и места, и люди, и порядки. И узнал столько, что горевать уже некогда.

– И потому не спешишь домой возвращаться?

Шакин на миг задержал на мне взгляд.

– Надоел вам?

– Нисколько, – я улыбнулась. – Мы добрым друзьям рады, гостей с открытой душой принимаем. Хоть совсем оставайся.

– А про свой мир расскажешь или только про меня спрашивать будешь? – с ответной улыбкой спросил каанчи. Он заметно расслабился, похоже, возвращаться назад ему и вправду не хотелось.

– Расскажу, – пообещала я.

Теперь мне было понятно, зачем приехал Шакин и почему задержался. Жену свою он любил искренне. Это не было браком по расчету, потому что она была простой девушкой из Долгих дорог. И подарки из Курменая говорят о том, что каанчи хотел порадовать возлюбленную, как когда-то Танияр. Иначе не ездил бы за тем, чего нет в своем тагане. Потому и потерю ее переживал сильно, и от отца сбежал, воспользовавшись благовидным предлогом, чтобы тот не понуждал его для нового брака с нелюбимой и пока еще ненужной сыну девушкой.

И все-таки до конца от подозрений я отказываться не стала. Если каанчи и не солгал, то предположение Юглуса о сакральной жертве могло быть вполне обосновано. Правда, младшему каанчи править двумя таганами было бы непросто, все-таки Курменай и Долгие дороги не соседствуют. Между ними есть таганы, но Кашур вознамерился собрать их под своей рукой. И глупые кааны сами идут в его сети, обвиняя Танияра в том, что делает их предводитель.

Да, определенно, Нихсэту стоит приглядеться ко всем, кто появился в Иртэгене из дальних таганов, особенно из Долгих дорог и Курменая.