На пороге прошлого

Глава 23

Сегодня небо было затянуто тучами с самого утра. Мелкая морось с этакой ленцой постукивала в окно и расчерчивала его прозрачными пунктирами капель. Погода, навевающая хандру и дремоту… Скрыв зевок в ладони, я на миг прикрыла глаза, поддаваясь настроению, царившему на улице. Но вскоре тряхнула головой и хлопнула в ладоши, призывая себя собраться.

После подтянула к себе листок бумаги, в котором делала ежедневные пометки, и отчеркнула очередные минувшие тридцать дней, чтоб начать отсчет следующего месяца.

– Итак, пять месяцев лета миновали, начинается шестой.

А так как мой сын родился вместе с летом, то и его маленькой пока жизни начинался шестой месяц. Улыбнувшись этой мысли, я снова посмотрела на «календарь» и хмыкнула. Однако… Год Белого мира превышал год в родном мне мире, и превышал значительно. Это было уже видно. Зима и лето были равны по своей протяженности. Если бы сегодня начиналась осень, которая продлится, как и весна, тридцать дней, то время в обоих мирах было бы примерно равно. Однако сейчас шла вторая половина лета, и до осени оставалось еще немало времени. Так сказал Танияр, а Сурхэм подтвердила.

Для них приметой являлся сбор урожая и подготовка к следующему сбору. Сначала созревал тынше, из которого Сурхэм готовила мне тынгаш, когда я была беременной. Кстати, любовь к этой жирной каше у меня исчезла почти сразу после родов, зато Тамин остался ей верен. Правда, еще не той, что мы с ним поглощали, пока были едины. Его нянька недавно начала делать для дайнанчи детский вариант тынгаша. Для него семена перетирались, после заливались горячим молоком и настаивались некоторое время. По готовности получалась вязкая размазня. Но это уже к слову.

Так вот, к середине лета снимали урожай тынше, а вторая половина лета знаменовалась созреванием лагтара – второй вид злаков Белого мира. Их обожали саулы, а еще из зерен лагтара делали муку, из которой мама пекла свои вкусные пироги, а Сурхэм – восхитительные булочки. Их я как любила, так и продолжала любить, в отличие от тынгаша.

Тынше уже снять успели, а лагтар только начинал отщелкивать чешуйки в гроздьях, за которыми скрывались семена. Именно так выглядели колоски этого злака. И собирали их, не срезая со стебля, а вытрясая зерна в котомки, из которых после высыпали в большие мешки. Мама когда-то рассказывала мне, как происходит сбор. Это тоже довольно интересно и в духе организованных тагайни, умевших не тратить время впустую.

Обвешанные множеством пустых котомок сборщики урожая делили поле на несколько частей, а после каждый двигался по своей части к центру. Наполнив котомку зернами, ставили ее на землю и переходили дальше. После в дело вступали сборщики с мешками.

И если сборщики с котомками приходили рано утром, то к обеду появлялись те, кто начинал ссыпать зерно из котомок в мешки, также оставляя их после того, как места не оставалось, и переходили дальше. Полные мешки сносили ближе к краю полю, откуда их должны были забрать.

А уже после обеда подъезжали телеги с грузчиками, которые и относили мешки в телеги. Сборщики, если они успевали закончить со своей частью поля быстро, могли помочь другим сборщикам, или же тем, кто пересыпал зерно из котомок в мешки, или грузчикам. А могли и вовсе пойти домой – их работа была сделана. Однако никто не уходил, это был негласный закон, они переходили на ту часть поля, где еще было много работы. Сборщики уходили вместе, как и приходили. Потому работа делалась быстро и дружно.

Те же, кто ссыпал зерно из котомок в мешки, сборщикам не помогали, но таскали с грузчиками, если на их участке уже всё было собрано. Так что и погрузка шла очень быстро. Но главное в этом распределении труда было то, что никто не простаивал без дела. Каждый появлялся тогда, когда приходило его время, имея возможность прежде заниматься иными делами. И не был вымотан к вечеру настолько, насколько это было бы неизбежно, если бы сборщики после наполняли мешки и таскали их к телегам. Сбор урожая с одного поля заканчивался в один день.

Что до лагтара, то это было многолетнее растение. По осени стебли стелились по земле, спали под снегом, а по весне вновь распрямлялись и готовились к созреванию. Истощались за пять зим, и вот тогда после сбора поле выкашивалось, перепахивалось и засеивалось заново. Старый лагтар шел на корм скотине, а новый, перезимовав, вновь тянулся к солнцу и давал урожай.

Но сейчас этот злак только дозревал, а значит, лето всё еще было далеко от своего завершения. И, судя по прочим признакам и приметам, какими жили тагайни за неимением календаря, впереди было еще больше месяца. А из этого следовало, что год в Белом мире длился более 14 месяцев в привычном мне времяисчислении. Как я уже сказала, зима и лето по продолжительности были равны, то есть двенадцать месяцев складывались уже только из этих двух сезонов, но! Шесть месяцев еще не окончательный срок, надо было дождаться наступления осени, чтобы подвести итог. И плюс два месяца, приходившихся на весну и осень вкупе. Итого год в Белом мире длился более четырнадцати месяцев. Что, конечно же, не давало искривление времени в три года, а лишь подтверждало, что при моем переносе из Аритана в Белый мир произошел излом пространства, что и повлекло сильное временное смещение, как и предположил магистр.

– Пять месяцев, – прошептала я и посмотрела на портрет Танияра.

Пять месяцев мои родители не знают, кого же родила их дочь, и более полугода они не имеют от меня никаких вестей. Должно быть, матушка вновь полна тревог и волнений. Впрочем, мы говорили, что возможности отправить весточку может не представиться. Главное, она знает, что я жива и невредима. Значит, тревожиться должна меньше.

Любопытно, а когда вся эта история с илгизитами закончится, Отец позволит отправить о себе известия? И какого итога он ожидает? Чем вообще должно всё завершиться?

– Ах, кабы знать, – вздохнула я и поднялась с места.

И вправду, каким должен быть финал партии, которую разыгрывает Создатель? Для чего Он переставил столько фигур, свел нас всех в одном месте и продолжает испытывать на прочность и веру? Лишить Илгиза его последователей? Перевоспитать заблудших детей? Перестроить сам уклад жизни в маленьком осколке огромного мира?

– Кабы знать, – повторно вздохнула я и, услышав приближающиеся шаги, перевела взгляд на вход в кабинет.

Это был Танияр, на руках он держал Тамина, и последний усердно скреб пальчиками орнамент на одежде отца. Тот отскребаться не желал, и юный дайнанчи сердито сопел и даже, кажется, бранился на своем младенческом языке.

Я улыбнулась, глядя на своих мужчин, и на душе стало теплее и легче. Однако прежнее выражение моего лица супруг успел заметить.

– Что тебя гнетет, свет моей души? – спросил он, приблизившись к столу.

Тамин оставил в покое неподдающийся орнамент и устремил взор на стол, где ему было чем поживиться.

– А! – взвизгнул дайнанчи и потянулся к стаканчику с перьями.

Отец не стал отказывать сыну, лишь проверил, чтобы перо еще не было использовано.

– О чем думала? – снова спросил дайн.

– В общем-то, ни о чем, – улыбнулась я. – Просто погода навевает меланхолию, и я вспомнила о моих родных. Прошло уже больше полугода, как мы вернулись, а я так и не смогла отправить ни единого послания.

– Возможно, Отец позволит это сделать, когда всё будет кончено, – ответил супруг.

– Я тоже об этом подумала, – усмехнулась я. – И потом мне пришел в голову вопрос: «Чего желает Создатель? Какой итог Он желает получить?»

– Мне не проникнуть в помыслы Белого Духа, – пожал плечами Танияр. – Придет время – всё узнаем. Мы уже готовы к встрече врага. Сегодня прибудут все наши союзные кааны с алдарами и главы племен. Хочешь послушать? Ты дайнани, равна со мной и можешь появиться на Совете.

– Ты не просто так меня зовешь, – с улыбкой заметила я.

– Да, – усмехнулся супруг. – Хочу, чтобы видели наше единство. Это последнее испытание для них. Не для племен, разумеется, для тагайни.

– Хорошо, милый, я пойду с тобой. Мне интересно послушать, о чем говорят мужчины, – с улыбкой ответила я, а после спросила: – А если кто-то проявит недовольство или совсем уйдет?

Танияр поправил сына, который успел уронить свою игрушку на пол и теперь тянулся за ней. Дайнанчи решительно возмутился отсутствием понимания к его желаниям, и отец отдал ему на заклание фигурку саула, стоявшую на моем столе. Кстати, вырезал ее для меня супруг собственными руками.

Возмущенная стремительным разорением своего кабинета, а главное, святая святых – стола, я поднялась с кресла и первой направилась на выход. Нет, я не жадная и тем более не жалела чего-то для собственного сына и мужа, но! Это был мой кабинет! И всё, что находилось на столе, собиралось с любовью и сообразно потребностям, которые являлись не только моими личными, но и государственными. Да-да, и фигурка саула тоже. Она была сделана мужем, а значит, я ощущала умиротворение, когда глядела на нее. Стало быть, и служила я на благо Айдыгера со спокойствием в душе и голове. А сейчас меня лишали привычного комфорта в самом уязвимом месте. Нет, это было совершенно недопустимо.

За моей спиной послышался смешок – супруг верно понял мой маневр. Я осталась выше насмешек и прошествовала в гостиную, гордо вздернув подбородок. В этой комнате не царило атмосферы священного места, где стоял алтарь чиновника, и потому посягательства дайнанчи на предметы обстановки воспринимались с умилением.

В гостиной я устроилась в кресле и, когда Танияр уселся напротив, повторила вопрос:

– Если проявят недовольство и уйдут?

– Они не мне доказывают свою преданность, – ответил дайн. – Они показывают Создателю готовность защищать мир, который сотворил для всех нас Белый Дух.

– Но если уйдут? Наша рать уже лишилась воинов Холодного ключа, но может еще уменьшиться. Илгизитов слишком много, еще и подручные…

Танияр взял сына за руку, сжал в кулаке его ладошку, оставив только указательный палец, и потряс ею.

– Женщина, ты считаешь своего мужа глупым и недальновидным? Думаешь, он не предусмотрел недоверия закоснелых умов изначально? Думаешь, он готовился, рассчитывая на тех, кто может отвернуться и уйти? Так вот, женщина, твой муж прозорлив и разумен в высшей степени. Ты меня услышала? – Я с готовностью кивнула, и дайн с подозрением вопросил: – И что же ты услышала?

– Что ты самодовольный индюк, жизнь моя, – ответила я. – Но прозорливый, разумный и…

– И?

– И первый в роду, – с широкой улыбкой закончила я.

– Именно, – надменно ответствовал дайн.

И охнул, потому что юный будущий дайн второй в роду, негодуя, что его длань всё еще не отпустили, ударил отца по лицу деревянным саулом. Откинув голову, я рассмеялась, выражение лица Танияра было обескураженным, возмущенным и в высшей степени забавным одновременно.

– Веселитесь? – В гостиную вошел Элькос. – Это весьма мило, но гости уже подают мне сигнал. Они готовы войти.

– Хорошо. – Танияр поднялся на ноги и направился на поиски Сурхэм, чтобы вернуть под ее опеку дайнанчи.

– Душа моя, – пользуясь заминкой, магистр занял освободившееся место, – признаться, я уже скучаю по вас. Мы так редко нынче разговариваем, что я вовсе упустил вас из виду. Как проходят ваши дни, Шанриз?

– В заботах, друг мой, конечно же, в заботах, – улыбнулась я.

– И это всё, что вы можете мне сказать? – фальшиво изумился хамче. – Не скажете, как скучали по мне, не обнимете, как прежде?

– Покорнейше прошу простить, мой дорогой друг, но нынче обнимать вас я не могу. Теперь вы для этого слишком молоды.

– Все-таки у молодости есть свои минусы, – вздохнул Элькос. – Прежде я был для вас еще одним дядюшкой, а сейчас всего лишь друг.

– И это вовсе не мало, – с нажимом заметила я. – Вы мой молодой и умудренный жизненным опытом друг.

Магистр важно кивнул, но вдруг брови его приподнялись, и он возмутился:

– Но позвольте-ка, душа моя, Гарду вы и вовсе кидаетесь на шею, возмутительно визжите и не думаете о его возрасте. Я ощущаю некую несправедливость и настоятельную потребность оскорбиться.

Встав с кресла, я приблизилась к нему, после зашла со стороны спинки и, опустив ладони на плечи, склонилась.

– Пустое, мой дорогой, вам не на что обижаться. Фьер мне как брат, а вы, как изволили выразиться, как дядюшка. Я не могу заставить себя увидеть в вас брата, потому что всегда воспринимала иначе. И теперь отношусь к вам с глубочайшим уважением и почтением, а также с великой симпатией. Однако я уже не дитя, а вы не тот мужчина, убеленный сединами, который держал меня на коленях. И потому обнять я вас, конечно же, могу, но вот кидаться на шею и возмутительно визжать не стану. Уж не обессудьте.

После звонко поцеловала его в щеку и, отойдя, взглянула с улыбкой. Магистр встал на ноги, деловито оправил одежду и бросил на меня лукавый взгляд.

– Ну вот, а говорили, что уже не можете, как прежде. Очень даже можете, нужно только вас немного припугнуть. Надеюсь, в скором времени мы вновь сможем просиживать вечерами за приятной беседой.

– А как же ваши дамы? – прищурилась я. – Днем вы служите Айдыгеру, а вечера намереваетесь проводить в моем обществе? И это когда вы молоды и полны сил?

– Но не каждый же вечер, – отмахнулся магистр, не сочтя нужным пояснить, что именно он собирается делать не каждый вечер: говорить со мной или же проводить время в обществе своих поклонниц.

Из чувства такта я уточнять не стала. Пусть проводит свои вечера, как считает нужным, лишь бы всё было хорошо.

– Чем намереваетесь заняться, душа моя? – полюбопытствовал магистр.

– Иду с вами, – ответила я. – Танияр хочет, чтобы я тоже присутствовала.

– Значит, на этом унылом сборище мужчин будет одно крайне приятное женское личико, – улыбнулся хамче и предложил мне руку. – Прошу.

Я накрыла сгиб локтя магистра ладонью, и мы направились вслед за Танияром, который уже должен был ожидать нас. Однако мне хотелось услышать мнение Элькоса о том же, о чем спрашивала супруга.

– Как думаете, друг мой, как воспримут кааны мое присутствие?

– А не всё ли равно? – спросил он в ответ. – Умные воспримут как должное. Всем известно, что в Айдыгере правят дайн и дайнани. Наш государь изначально поставил вас вровень с собой, и в его отсутствие именно вы управляете дайнатом. К тому же на историческом, не побоюсь этого слова, сангаре слово держали именно вы, девочка моя. И слушали вас не только айдыгерцы и главы племен, но и кааны. Так что ваше присутствие на Совете, пусть и военном, тоже закономерно. Если у кого-то от этого засвербит под хвостом, простите, Шанни, за столь скабрезное сравнение. Так вот, если у кого-то засвербит и он вознамерится покинуть нас, особого ущерба этим не нанесет.

– Танияр намекнул на то, что подобное он допускал изначально и потому составил план с расчетом на уход союзников, – кивнула я.

– Именно, дорогая, – улыбнулся магистр. – Сейчас на нас смотрит сам Создатель. Он доверил нам спасение нашей реальности, и каждый, кто отвернется от нас, тот отвернется и от Белого Духа.

Хмыкнув, я испытала легкий укол раздражения. Элькос, по сути, повторил мне слова мужа, лишь немного переиначив их, однако так и не дав ответа.

– Всё это примечательно в высшей степени, но не дает понимания, как одолеть огромное войско, к тому же отлично вооруженное и подготовленное, если наши силы продолжат таять, – высказалась я, и хамче накрыл руку, лежавшую на сгибе его локтя, ладонью.

– Вы знаете ответ, но попросту цепляетесь за свои знания, как кааны за фальшивые догмы, коими жили столетия, – сказал он. – В любом случае, душа моя, доверьтесь супругу. Уж поверьте моему опыту, а он велик, наш государь предусмотрителен и мудр. Он уже побеждал превосходившие силы, с чего вы взяли, что дайн не сумеет сделать этого снова?

Мы вышли из дома во двор, и я заверила:

– Супругу я доверяю.

– Совершенно правильное решение, любовь моя, – произнес последний, появившись в двери за нашими спинами. – Если не мне, то кому?

– Мне? – широко улыбнулся Элькос.

– Но после меня, – со значением ответил Танияр, подняв вверх указательный палец. Возражений не нашлось.

Он снял мою ладонь с локтя магистра, после обнял за талию и повел к воротам. Хамче, быстро поравнявшись с нами, пристроился с моей стороны. И когда мы вышли на улицу, то направились не к подворью ягиров, а в сторону большой поляны. Я подняла удивленный взгляд на магистра, и он пояснил:

– Я заготовил портал вне стен столицы. Так удобней. Войдут наши гости из разных частей Белого мира, а сойдутся в определенном мною месте. Место выхода требует выстроить немалый контур, чтобы распределить энергию при переносе… В общем, так удобней, девочка моя.

Я кивнула и задавать вопросы перестала. Элькос лучше разбирался в порталах, Танияр в сражениях, а я доверяла обоим в равной мере, как и они доверяли мне в моих суждениях и выводах. Что до каанов, то тут мой супруг прав, они показывают свою преданность не ему, а самому Создателю. Какое бы решение они ни приняли, это будет на их совести, и отвечать им придется перед Белым Духом.

Тем временем мы вышли за ворота, и первое, что я сделала, – это… раскрыла рот. Да-да, именно так. Потому что посреди поляны стояла Ашит.

– Вещая? – не менее изумленно вопросил Танияр, а Элькос кивнул:

– Она.

– Мама! – воскликнув, я поспешила к шаманке.

Она повернула голову на зов и, когда я приблизилась, раскрыла объятия. Поцеловав ее в щеку и дождавшись благословения, я спросила:

– Что ты здесь делаешь, мама? Нет, я рада тебя видеть! – поправившись, воскликнула я. – Но всё же?

– Буду нужна, – ответила она.

– Для чего? – мгновенно встревожилась я.

– Скоро узнаешь, – усмехнулась Ашит, вовсе не успокоив меня этим заявлением.

Я посмотрела на Танияра, но он только пожал плечами, явно не испытывая того волнения, которое охватило меня при виде названой матери. Как истинный тагайни, дайн просто принял к сведению и ждал развития событий. В любом случае дурного не ожидал, потому что не приказал усилить нашу охрану, довольствуясь моим Бериком и Элькосом, ну и самим собой, разумеется. Впрочем, на стенах стояли вооруженные ягиры, и они наблюдали за нами.

Решив последовать примеру мужа, я попыталась отогнать неприятное предчувствие и спросила:

– Почему ты не пришла к нам в дом?

– Всё равно сюда идти, – ответила шаманка. – Чего зря ноги топтать? Сразу сюда пошла.

– Зачем? – тут же спросила я, и мама, усмехнувшись, ткнула мне пальцами в лоб. После отвернулась и сказала: – Дай посмотреть, любопытно.

Я насупилась и перестала задавать вопросы. Вместо этого перевела взор туда же, куда сейчас смотрели все, – на хамче. Он уже отошел от нас, затем присел и приложил ладони к земле. Ничего не вычерчивал, просто оперся на руки и замер, но в то же мгновение по траве начал расползаться иней. Он задорно сиял, несмотря на отсутствие солнца.

Морось с небес уже успела закончиться, однако тучи продолжали нависать над землей серой громадой. Но это в небе, а внизу по траве растекалось белое сияние. Не ослепительное, но восхитительно-прекрасное. От него не шел холод, не ощущалось дыхания зимы, скорее чувствовался уют, как у камина в ненастный день.

Вскоре движение инея остановилось, образовав большой круг, на краю которого сидел магистр. Но вот он распрямился, чуть шевельнул ладонью, словно поманил кого-то, и иней взвился вверх мириадами маленьких звезд. Еще мгновение – и они пришли в движение. Поначалу неспешное кружение уже через несколько мгновений превратилось в вихрь без завываний ветра. Совершенно беззвучное и неощутимое, хоть и казалось, что мы видим необузданную мощь. Впрочем, так оно и было, но всё это могущество находилось в руках одного человека, и он управлял стихией.

А еще спустя короткий миг воронка разделилась на несколько отдельных вихрей. Они будто бы повернулись к нам своей верхней частью, явив круглые окна перехода, и по телу вихря зашагали люди.

– Красиво, – констатировала шаманка.

Тем временем из вихрей появились Улбах и глава хигни Хаман. С ними пришли по два человека из каждого племени. Из другого портала вышли Балчут и глава унгаров Перим, и с ними тоже пришли несколько человек сопровождения. Вместе пришли и кааны Больших валунов и Пяти селений, с ними были их алдары и каанчи.

Всего вихрей-порталов было семь, но больше никого не было, кто пришел бы совместно с другим племенем или таганом. Из своего перехода появился каан, он же алдар своего войска, тагана Гиблая топь. Из другого пришли каан и два младших каанчи тагана Звонкий ручей. Из шестого портала шагнули к нам старший каанчи и алдар тагана Шепот духов.

И только из седьмого портала, через который должны были прийти из Лесной тени, пока никто не вышел.

– Отец сказал, пусть войдут, – произнесла мама и направилась к Элькосу мимо прибывших ранее мужчин, лишь кивнув на их почтительные поклоны.

Я не слышала, что она говорила, потому что была занята приветствием наших гостей, большая часть которых видела меня сегодня впервые. Однако успела заметить, как седьмой портал вдруг расширился, заняв место закрывшихся переходов, и все взгляды устремились к творившемуся чуду. И если гостям было интересно посмотреть на то, что творит наш хамче, то мы с Танияром ожидали тех, кому Создатель дозволил прийти на поляну.

И движение наконец появилось. Первым уверенной поступью шел каан Лесной тени Анжар. И пока он был единственным, несмотря на намеренно увеличенный портал. Каан приблизился и приложил к груди ладонь.

– Милости Отца, Анжар, – приветствовал его Танияр. – Кто-то идет с тобой?

– И тебе Его милости, Танияр, – ответил каан, после покосился на меня, я улыбнулась и чуть склонила голову. Гость кивнул, а затем снова посмотрел на дайна. – Со мной Кулчек и все его ягиры. Они без оружия и просят не отворачиваться от них. Мои ягиры войдут с ними, если разрешишь. Они с оружием, но лишь для того, чтобы не позволить людям Кулчека напасть, если они таят такие помыслы. Что скажешь?

– Пусть приходят, – ответил мой супруг.

И я наконец испытала облегчение. Ну конечно! Вот же он ответ на вопрос, который я задала названой матери. Она пришла из-за Кулчека и его людей. Белый Дух прислал ее не к нам, Он отправил шаманку к тем, кто, кажется, нашел в себе согласие и осознал прежние заблуждения. Велик и мудр Создатель, а еще добр и милостив, как любой отец, любящий своих чад.

Анжар поравнялся с Элькосом и Ашит, после махнул рукой, и движение по порталу возобновилось. Первыми вышли сыновья каана, старший из которых являлся алдаром. Следом шагнули вооруженные воины Лесной тени. За ними появился Кулчек в сопровождении Уриншэ, а потом начали выходить воины Холодного ключа.

Казалось, этот поток не иссякнет никогда. Ягиры всё шли и шли, а оказавшись на поляне, расходились на две стороны и выстраивались в несколько рядов. Первый строй возглавлял Уриншэ, второй – алдар. Все они были безоружны, как и сказал Анжар. Но за спинами ягиров Холодного ключа стояли ягиры Лесной тени. Их ленгены были обнажены и прижаты плашмя к плечу. Этот знак не нес прямой угрозы, но был предупреждением, что клинок будет пущен в дело, едва для этого появится повод.

Единственным, кто направился в нашу сторону, был Кулчек в сопровождении Анжара. И когда они приблизились, каан Холодного ключа опустился перед Танияром на одно колено и склонил голову.

– Прости, дайн, – произнес Кулчек. – Мы признаем свою вину и готовы принести тебе клятву, скрепленную огнем Белого Духа.

Танияр сжал плечи каана ладонями и вынудил подняться на ноги. Заговорить он не спешил, но с минуту смотрел в глаза Кулчека, тот взора не отвел. И вот тогда мой супруг произнес:

– Ты не мне клянешься, Кулчек, ты клянешься Белому Духу. Я всего лишь стал исполнителем Его воли. Отец милостив, вещая пришла не по моему зову, Он прислал ее. Значит, и вправду желает вашей клятвы. Да будет так. Вещая, – позвал маму дайн, – окажи милость.

Ашит, так и стоявшая рядом с Элькосом на месте, где закрылся последний портал, обернулась к хамче и велела:

– Разожги огонь.

Магистр посмотрел на шаманку, и мне вдруг подумалось, что между ними происходит диалог, которого мы не в силах ни услышать, ни понять. Потому что Элькос вдруг медленно кивнул. После повел плечами, будто заставляя себя расслабиться, поднял к небу лицо, закрыл глаза и…

– Ох, – выдохнула я.

Не было огня в прямом его понимании, но посреди поляны взвилось ослепительно белое пламя, в середине которого стоял Элькос. Неистовое ревущее пламя, от которого потянуло холодом. Сила Белого Духа! Вот что это было. Не из разрозненных искр, но спаянная воедино. Чистейшая энергия, наполнявшая этот мир.

А потом шаманка, подняв руки над головой, произнесла сильным, уверенным голосом:

– Кто ждет воли Отца – на колени!

Я посмотрела на мужа, но он остался стоять. Да, разумеется. Нам желание Белого Духа было известно, и поэтому никто из айдыгерцев не исполнил приказа шаманки. Остались стоять и Балчут с Улбахом. А вот Перим и Ханам послушались, как послушались и все пришедшие тагайни, от кого клятв не ждали. Но, похоже, сейчас творилось иное таинство, и вовсе не то, что происходило под стенами Иртэгена в прошлом году.

– Вам воля Создателя известна! Клянетесь ли исполнить ее?!

– Клянемся! – понеслось дружным хором по поляне.

– У кого душа чиста и нет в ней предательства, говорите!

– Клянемся! – откликнулись мужчины.

– Отец услышал вас и принял клятву!

Ашит ударила в ладоши, и глаза мои расширились, потому что вдруг вновь раскрылись порталы, только было непонятно, по чьей воле это произошло. Шаманка не обернулась, а хамче всё еще «пылал» в белом огне. А мама раскинула руки, и ледяное пламя помчалось к людям, преклонившим колени. Но не только. Оно ворвалось в порталы и рассеялось где-то за их пределами, похоже связав и тех, кого не было сейчас на поляне.

– Кто обманул, того постигнет кара, – произнесла шаманка, и на поляну вернулся летний зной.

Сияние «костра» угасло, и Элькос, чуть покачнувшись, на миг склонил голову на грудь. Но вот он передернул плечами, поправил волосы и, галантно предложив Ашит руку, повел ее в нашу сторону. И лишь в этот момент я осознала, что успела замерзнуть, пока пылал белый «огонь». Обняв себя за плечи, я подняла взгляд на Танияра. Его взор был устремлен на Кулчека, и в нем легко читалась ирония. Последний, почувствовав, что на него смотрят, обернулся к дайну.

– Прости, – снова произнес каан. – Я был слаб и поддался страхам. Теперь я понял, что задумал Кашур, и больше его слушать не стану.

– И меня прости, – сказал подошедший Уриншэ.

– Меня тоже, – добавил алдар.

– Кто я, чтобы таить злобу, когда Отец простил, – ответил Танияр и посмотрел на Элькоса. – Морт, отпусти ягиров в Холодный ключ. А вы, – теперь он вновь обратился к вернувшимся отступникам, – идемте с нами. Будем говорить. Для того и собирались.

Улыбнувшись супругу и кивнув гостям Айдыгера, я подошла к названой матери. Она посмотрела на меня, после подняла руку и провела ею по моим волосам, обняла лицо ладонями и вдруг порывисто прижала мою голову к своему плечу. Так удерживала за затылок с минуту и так же резко отпустила и отступила сама. Но вновь подняла руку и прижала ладонь к моему лбу.

– Думай, дочка, думай, – сказала мама, глядя мне в глаза.

– О чем? – удивилась я.

– Придет время, думай. Глазам не верь, верь мыслям, тогда не ошибешься.

– Мама…

Но она уже отвернулась от меня и позвала:

– Хамче, открой-ка мне путь к дому. Моя дорога быстра, твоя еще быстрее.

– Как будет угодно, вещая, – улыбнулся ей Элькос, и перед шаманкой открылось окно перехода к священным землям.

Но теперь я уцепилась за локоть матери, желая узнать в подробностях, что она имела в виду.

– Мама, я требую, чтобы ты объяснила…

Ашит укоризненно покачала головой, после освободила руку от захвата и шагнула в переход.

– Мама, не уходи! – воскликнула я. – Объясни, о чем ты толкуешь!

Она не вернулась, но всё же, прежде чем портал закрылся, обернулась и произнесла:

– Скоро увидимся, дочка. – И пространство сомкнулось.