На светлую дорогу

РАЗМЫШЛЕНИЯ О ВЕРЕ

Мне 77 лет. Это такой возраст, когда сознаешь, что жизненный путь подходит к концу. В мои годы человек обычно подводит итоги своим делам, оценивает события прошедших лет, отчитывается перед совестью. Я не испытываю чувства сожаления или стыда за прожитые годы. В честном труде видел я смысл своей жизни.

В былые времена на мою долю выпадали одни только невзгоды и лишения. В дореволюционной России и в годы владычества румынских оккупантов мне едва удавалось обеспечить скудное пропитание семьи. Не раз сжималось сердце от плача голодных детей.

Неудивительно поэтому, что благородная деятельность каларашских коммунистов-подпольщиков, которые, не щадя своей жизни, боролись за то, чтобы освободить народ от господства бояр и избавить трудящихся от голода, находила в моем сознании живой отклик и искреннее сочувствие.

У иных людей может возникнуть вопрос: как же я, человек, не чуждый передовым идеям моего века, был вместе с тем членом руководящей двадцатки каларашской синагоги?

Это может показаться тем более странным, что уже несколько десятилетий я не верю ни в бога, ни в «премудрые откровения» торы. Но прежде чем говорить о причинах, которые на старости лет привели меня в лоно синагоги, хочу рассказать, почему я уже давно стал неверующим. Дело в том, что я еще в молодости ненавидел угнетателей трудового народа, с презрением отвергал всякие проповеди, защищающие эксплуататоров. А ведь как раз поучениями такого рода пестрят страницы торы.

Откройте, например, вторую книгу торы — Исход. Вы там прочтете следующее: «Кто ударит человека так, что он умрет, да будет предан смерти. А если кто ударит раба своего или служанку свою палкою и они умрут под рукою его, то он должен быть наказан. Но если они день или два дня переживут, то не должно наказывать его, ибо это его серебро» (Исход, XXI, 12, 20, 21). Выходит, что убийство свободного человека должно караться смертью. Но если рабовладелец убьет своего раба или служанку, то ему грозит уже не смертная казнь, а лишь какое-то туманное и расплывчатое «наказание». Если же раб умрет не сразу, a будет корчиться в судорогах денек-другой, то убийца вообще освобождается от какого бы то ни было наказания. Вот, оказывается, какие законы «продиктовал» бог Моисею на горе Синае! Если б даже допустить на одну минуту, что бог существует, то надо было бы прямо сказать: стыдно становится за такого бога! Ведь он стоит не за гонимых, а за гонителей! Где же его мудрость и справедливость?

С нескрываемым восторгом повествует в первой книге Моисеевой — Бытие — о том, как Иосиф превратил всех египтян в рабов своего фараона, a в награду за это добился его особого расположения. Для достижения такой «возвышенной» цели этот «святой» человек организовал невиданную по своим размерам спекуляцию хлебом. При этом он нисколько не постеснялся играть на таком страшном народном бедствии, как голод, наступивший в Египте вследствие целого ряда неурожайных лет. Бессовестную историю с обращением в рабство миллионов умирающих от голода хлеборобов тора считает праведным и богоугодным делом. Что ж, она и здесь остается верной своей основной линии защиты и восхваления рабства.

Но и это еще не все. Есть в торе места, в которых куда более откровенно выгораживаются живущие за счет крови и пота народного. Любой трудящийся человек в нашей стране знает, что труд — это первая жизненная потребность людей. Делом доблести и геройства считают советские люди труд, презрением и позором клеймят они тунеядцев, бездельников и прощелыг, тех, кто не работает, но ест.

Хоть я ни в чем и не нуждаюсь, так как государство обеспечило меня пенсией, а по возрасту имею право на полный отдых, я и теперь не могу сидеть сложа руки, обязательно нахожу себе какое-нибудь полезное занятие.

Совсем по-другому смотрит на труд тора. Согласно ее учению, труд — это наказание божье за так называемый первородный грех. Значит, люди вынуждены трудиться, отбывая суровое божье наказание. А вознаграждение за подневольный труд тора обещает на небе. Нетрудно понять, что наставления такого рода являются оправданием немилосердной эксплуатации трудящихся в классовом обществе. Но тут нельзя не подумать еще и о другом. Большую часть своей жизни я провел в условиях капитализма и хорошо знаю, что в буржуазных странах трудятся не все. Спрашивается, разве к помещикам и капиталистам божье наказание не имеет отношения? Почему они не работают, почему ведут разгульную и праздную жизнь?

Чтобы эти и подобные им «кощунственные» вопросы не волновали умы верующих, тора дает и тут свое «объяснение». Оказывается, что это почтенный старец Ной наказал своего сына Хама за неуважение к родителю и обрек его и всех его потомков на рабский труд в пользу своих братьев Сима и Иафета и их потомков.

Если верить «священной» книге, то получается, что трудиться в поте лица полагается только рабочим и крестьянам, поскольку они, дескать, происходят от Хама, помещики же и капиталисты, которые якобы ведут свой род от Сима и Иафета, от труда освобождены. Вот, оказывается, как просто «объясняется» деление общества на классы. И не только «объясняется», но и внушается верующим мысль, что такое деление не может быть упразднено, что оно будет сохраняться во веки веков. Кому, спрашивается, выгодны все эти поучения? Опять-таки тем же эксплуататорам!

Я назвал лишь небольшую часть тех сказаний, внимательное изучение которых привело меня к выводу о том, что религиозные книги льют воду на мельницу угнетателей. Как я мог после этого продолжать верить в святость иудейской морали? Рухнула моя вера, освободился я от религиозных оков раз и навсегда.

А теперь вернусь к тому, с чего начали объясню, как случилось, что, будучи уже убежденным безбожником, я все же связался с синагогой.

Решился я на такой шаг потому, что прихожане, возмущенные беззакониями и злоупотреблениями заправил синагоги, обратились ко мне, к человеку, в честность и порядочность которого они верили, с просьбой, чтобы я возглавил ревизионную комиссию. Мне казалось, что на правах председателя этой комиссии я сумею вывести на чистую воду беспринципных дельцов, наживающихся за счет верующей части еврейского населения. Но скоро я увидел, что мои старания напрасны. Всеми делами синагоги заправлял некий Каминкер, который окружил себя своими людьми, подхалимами. Касса вскрывалась Каминкером в отсутствие ревизионной комиссии, даяния верующих по-прежнему присваивались корыстолюбцами.

Людей, которые не хотели иметь ничего общего с синагогой или пытались бороться против установившихся там порядков, Каминкер и его подручные подвергали травле. Убедившись в том, что покончить с этим злом своими силами невозможно, группа прихожан, к которой присоединился и я, обратилась через районную газету, к общественности с заявлением об окончательном разрыве с синагогой и с религией вообще. Но мы не ограничились этим. Зная, что верующим, особенно пожилым людям, порою бывает трудно расставаться со своими заблуждениями, мы оказываем им помощь, ведем среди них индивидуальную антирелигиозную работу.

Таковы мои мысли об иудейском вероучении, которые я выношу на суд людей, ибо в суд божий я давно уже не верю.

Мендель Лейбович Гольдман,

житель г. Калараш, пенсионер.