На светлую дорогу

ПЕРЕД СУДОМ ОБЩЕСТВЕННОСТИ

В прошлом году в городе Фалешты Молдавской ССР произошло вполне закономерное событие: прекратила свое существование синагога, действовавшая здесь с незапамятных времен. Примечательно, что ее упразднили по просьбе самих верующих. Чем же это объяснить, почему люди, еще недавно глубоко верившие, отвернулись от синагоги, более того, они потребовали закрыть ее, а руководителей этого «святого храма» привлечь к судебной ответственности?

Нетрудно понять, что причина этого события кроется в самой жизни. С установлением Советской власти в Бессарабии произошли большие социально-экономические перемены. Преобразовалось лицо и бывшего еврейского местечка — Фалешт. Вместо грязных, убогих хижин появились новые кварталы жилых домов с благоустроенными квартирами, радио и электрическим освещением. Здесь выросли здания школ, в которых бесплатно обучается молодежь, построены амбулатории, больницы, где жители получают бесплатную медицинскую помощь, открыты Дом культуры, кинотеатр, библиотека. Если в недалеком прошлом большинство жителей Фалешт было неграмотным, то сейчас здесь нет ни одного дома, в котором не получали бы газеты и журналы.

Навсегда исчезло то время, когда трудящийся человек постоянно жил в тревоге за завтрашний день, когда его судьба зависела от произвола хозяина, который в любой момент мог выбросить его на улицу и оставить без работы, без средств к существованию. Теперь все по-иному. В деревне не стало помещика и кулака, в городе — заводчика и фабриканта. Исчезли ростовщики и спекулянты, перекупщики и маклеры, которые в прошлом, как стая хищников, набрасывались на свою жертву — трудовой люд — и обдирали его как липку.

Канули в вечность тяжелые времена прошлого, в каждый дом фалештского жителя прочно вошли достаток и благополучие. По-новому зажили люди, и мысли у них стали иными. Какая необходимость теперь идти в синагогу и просить милосердия у бога Яхве, когда ты живешь хорошо и счастливо? Поэтому его почитателей с каждым днем становилось все меньше и меньше. Это не на шутку обеспокоило тех, для кого синагога была доходным местом.

Чтобы поправить пошатнувшееся положение синагоги и приумножить свои доходы, служители Яхве в городе Фалешты за последнее время развили бурную деятельность, которая начала выходить далеко за рамки религиозной. Это вызвало возмущение многих жителей Фалешт. В общественные организации стали поступать жалобы граждан с просьбами оградить их от вымогательств, угроз, шантажа и оскорблений со стороны руководителей синагоги. Чтобы пресечь незаконные действия зарвавшихся «ревнителей бога», было решено предать их суду общественности.

Общественный суд назначили на 24 апреля 1960 года. Об этом извещали жителей афиши, расклеенные по городу. То там, то здесь у объявлений собирались группы людей и оживленно обсуждали необычное для городка событие. Одни одобряли решение общественности, таких было большинство, другие считали, что этого не следовало бы делать, но таких было гораздо меньше.

В день суда фалештский кинотеатр был заполнен до отказа. Сотни жителей города, которым не удалось попасть в зал, толпились на улице, стараясь не пропустить ни одного слова из судебного разбирательства.

В 10 часов утра началось слушание дела об антиобщественной деятельности руководителей местной еврейской религиозной общины, привлеченных к ответственности по ходатайству общественности города.

Общественный суд в составе председателя П. Ф. Бантюка, членов суда И. М. Кишиневского, П. М. Смирновой, Л. М. Пилецкой, с участием общественных обвинителей тт. М. Г. Каргера и М. Е. Лабунского, начал распутывать клубок грязных дел раввина Дразцина, председателя еврейской религиозной общины Тепера и их соучастников.

На основе неопровержимых доказательств суд устанавливает, что руководители синагоги в целях наживы злостно спекулировали на религиозных чувствах части еврейского населения, грубо нарушая при этом Советское законодательство о культах. Как выяснилось на судебном следствии, Дразнин и Тепер, не считаясь с мнением прихожан, самочинно «формировали» и «распускали» так называемую «двадцатку» (совет религиозной общины). В состав последнего совета были включены заочно 14 человек, среди них и лица, ничего общего не имевшие ни с религией, ни с синагогой, а тем более с сомнительными делами Дразнима и Тепера. Они и понятия не имели, что «состоят» членами двадцатки. Подобная махинация была проделана и в отношении ревизионной комиссии общины. Ее председателем был «избран» Кива Резник, человек неграмотный, который не произвел (да и не мог бы произвести) ни одной ревизии. Эта фальсификация нужна была руководителям синагоги для того, чтобы обеспечить себе полную свободу действий, избавиться от лишних свидетелей. От финансовых органов они скрывали истинный размер своих доходов, чтобы платить заниженные налоги.

Раввин Дразним, уличенный свидетелями из числа бывших прихожан, вынужден был перед судом признать, что дела синагоги его интересовали исключительно как источник обогащения.

…Деньги, деньги! Иметь как можно больше денег! Доставать их любыми путями, не брезгуя ничем! — такова была «заповедь» дельцов, обосновавшихся в фалештской синагоге. Они понимали, что почва из-под их ног ускользает, что верующих становится все меньше и меньше. И они торопились.

Как известно, в синагоге принято собирать пожертвования в тарелку, но фалештские хапуги, как показали на суде сами верующие, заменили традиционную тарелку миской, — поскольку любая тарелка казалась им недостаточно вместительной. Как-то у прихожанина Зониса потребовали, чтобы он опустил в миску 300 рублей (в старых ценах), но Зонис дал только 50, заявив, что у него нет при себе больше денег. Тогда эти пятьдесят рублей ему тут же, в синагоге, швырнули в лицо, запретив впредь посещать «храм божий».

Денежные сборы производились не только в синагоге, но и путем подворного обхода еврейского населения города Фалешты. Сборы «пожертвований» организовывались на улицах, на местном колхозном рынке. Повод для этого придумывался самый различный: «ремонт синагоги», «благоустройство кладбища» и т. п. Состоявший ранее в общине Л. М. Онтман рассказывал на суде:

— Помню, осенью 1959 года подошел ко мне на улице Тепер и стал требовать, чтобы я внес деньги на «нужды» синагоги. У меня не было с собой денег, и я не мог дать требуемую сумму. Тогда председатель общины стал упрекать меня в непорядочности, в том, что я забыл «веру отцов» и так далее. Много он наговорил обидного, оскорбительного в мой адрес.

С гневом и возмущением рассказал на суде о проделках заправил общины учитель Фалештской средней школы тов. Блувштейн:

— Я не скрою, моя жена до недавнего времени тоже была верующей. Она ходила в синагогу, соблюдала иудейские религиозные праздники. Мне как учителю, атеисту было стыдно перед людьми за свою жену. Я приложил много усилий, терпеливо разъясняя жене несостоятельность иудейского вероучения, и мне удалось ее убедить. Жена перестала верить в религиозные сказки.

Однажды, придя с занятий, я застал жену в слезах. Спрашиваю: «В чем дело, почему плачешь?» И она рассказала мне о возмутительном поведении руководителей синагоги. В мое отсутствие явились на квартиру посланцы раввина и стали назойливо добиваться, чтобы жена пожертвовала на нужды синагоги 50 рублей. Жена, как я уже говорил, перестала верить в бога, прекратила посещать синагогу, но из чувства ложного стыда она сочла неудобным выдворить вымогателей и предложила им 25 рублей. Они отказались принять эту сумму и с бранью покинули квартиру.

Спустя некоторое время один из ревнителей Яхве, Кива Резник, встретил мою жену на рынке и устроил скандал, публично оскорбив ее непристойными словами за то, что она не внесла той суммы денег, которую от нее требовали. Возмущенный поступком Резника, я хотел тогда же подать в суд, но, как у нас часто, к сожалению, еще бывает, люди, присутствовавшие при этой сцене, отказались быть свидетелями.

— Я считаю, — заявил тов. Блувштейн, — надо ходатайствовать о том, чтобы Дразнина, Тепера и всех, кто вместе с ними мошенничает, допускает незаконные действия, строго наказали.

На суде выявилось много возмутительных фактов. Как показали свидетели, синагога превратилась в коммерческое предприятие кучки проходимцев: здесь выдавались деньги под проценты, заключались спекулятивные сделки и т. п.

Как-то у гражданина Лахтермана тяжело заболела жена. Он решил обратиться за помощью в синагогу. Здесь ему сначала отказали, заявив: «Грешно занимать деньги у бога». Но затем «смилостивились» и согласились «помочь» попавшему в беду человеку, при условии, если тот даст согласие вернуть полученную сумму с «небольшими» процентами, выражавшимися в сумме 300 рублей. Но потерявшим совесть ростовщикам и этого показалось мало. Они потребовали от Лахтермана, чтобы он заодно взял с собой каракулевые смушки «божьих слуг» и продал их в городе Бельцы по установленной ими спекулятивной цене.

Не довольствуясь доходами, которые обеспечивали ему положение раввина и мойла[5], Дразнин исполнял «по совместительству» и обязанности птицереза. Только в 1959 году он зарезал 12 тысяч кур и положил в карман 12 тысяч рублей.

Председательствующий предоставляет слово свидетелю Беру Кульдинеру. Это пожилой человек, в прошлом испытавший немало горя. На суд он пришел с сыном Михаилом.

— Найдутся еще люди, которые могут сказать, что я выжил из ума или говорю неправду. Поэтому я взял сына. Он все подтвердит, что я здесь скажу, — заявил Кульдинер-старший.

Медленно течет его печальный рассказ о смерти жены, о тех мытарствах, которые он испытал при ее похоронах.

— Многим присутствующим здесь известно, что осенью 1959 года меня постигло тяжелое горе — умерла жена. Я решил похоронить ее на еврейском кладбище. Пошел к председателю религиозной общины Теперу. Рассказал ему о своем несчастье. Он дал согласие на то, чтобы похоронить жену на фалештском еврейском кладбище, но за это потребовал 3000 рублей. Где я мог взять такие деньги? Пошел по домам. Нашлись добрые люди, не оставили в беде, давали кто сколько мог. Собрал 1200 рублей. Явился опять к Теперу. Унижался перед ним, просил его именем бога. Но тот и слушать не хотел. Наконец он смилостивился и согласился взять полторы тысячи, но у меня было только тысяча двести рублей.

Далее Кульдинер рассказывает о безобразном поведении служителей бога Яхве на кладбище. Перед тем как опустить тело покойной в могилу, Тепер потребовал, чтобы ему немедленно были вручены деньги, и пригрозил, что в противном случае он запретит похороны. Наконец были принесены недостающие 300 рублей и требуемая сумма вручена.

— Здесь же, — говорит Кульдинер, — над трупом покойницы началась омерзительная сцена дележа. В адрес Тепера раздавалась грубая ругань со стороны его подручных, которых он пытался бесцеремонно обделить.

Тов. Каргер (общественный обвинитель) спрашивает:

— Почему вы, Тепер, потребовали от Кульдинера за похороны его жены 3000 рублей?

— Почему? Он сам хорошо знает: он чужой, приехал из другой общины.

Каргер: — Как это понять «чужой»? Почему вы его считаете чужим? Разве он не гражданин Советского Союза, разве он не исповедует ту же религию, какую исповедуете вы?

Тепер молчит, понурив голову.

Далее идет допрос раввина Дразнима, даются свидетельские показания по его делу.

В документах, изобличающих этого раввина, имеется заявление группы врачей фалештской районной больницы. В нем говорится, что им, медицинским работникам, приходится часто сталкиваться с такими фактами, когда в больницу доставляют в крайне тяжелом состоянии детей, над которыми Дразнин совершал обряд обрезания. Некоторые родители, придерживаясь религиозных обычаев и в то же время стыдясь за свои предрассудки, обращаются к врачу за медицинской помощью только в том случае, когда ребенку грозит смерть.

От имени группы врачей на суде выступил главный врач районной больницы А. В. Козин. Он рассказал суду, сколько усилий пришлось приложить медицинским работникам, чтобы после обрезания спасти от гибели многих детей. Будучи человеком совершенно невежественным в области медицины, раввин делал эту ритуальную операцию в антисанитарных условиях, что зачастую приводило к серьезным последствиям. Так, в январе 1959 года в больницу был доставлен шестимесячный Леня Дегтяр после того, как он побывал в руках Дразнина. Ребенку грозила смерть. Только срочное хирургическое вмешательство спасло мальчика.

— Я считаю, — говорит тов. Козин, — что надо усилить воспитательную работу среди верующих людей, разъяснять им вредные последствия варварских обычаев вроде обрезания.

Но руководители синагоги калечили детей не только физически. Они уродовали их и духовно. Как показал на суде преподаватель русской средней школы тов. Айзенштейн, не один год продолжался поединок между педагогическим коллективом и распоясавшимися ревнителями Яхве. Еще в 1959 году в школе разбирался вопрос о привлечении учеников Кижнера, Рохляра, Вассермана и других в синагогу для чтения молитв. Учителя пытались умерить пыл Дразнина и Тепера, но те не унимались. Они продолжали не только забивать головы ребят антинаучными библейскими сказками, но и приучали их к лицемерию и лжи, требуя, чтобы дети скрывали от товарищей по пионерскому отряду свое участие в богослужениях.

На основе свидетельских показаний граждан Кульдинера, Хаймовича, Резника, Симона и других выяснилось, что Дразнин и Тепер использовали синагогу в целях, ничего общего не имеющих с отправлением религиозного культа. Дразнин проводил в синагоге антисоветскую, националистическую агитацию, призывал верующих молиться за процветание государства Израиль и за скорую встречу всех евреев на его земле, распространял клеветнические измышления некоторых иностранных радиостанций.

В 1956 году он восхвалял действия израильского правительства, войска которого вместе с вооруженными силами английских и французских империалистов напали на Египет. Получая письма от своих родственников, проживающих в Израиле, раввин оглашал их в синагоге. При чтении писем он давал к ним свои комментарии, «подтверждая», что в Израиле «действительно самая счастливая жизнь».

Закончился допрос обвиняемых. Выступили все свидетели. Слово представляется общественному обвинителю Михаилу Григорьевичу Каргеру — председателю межколхозстроя. Все с большим вниманием слушают его содержательную, хорошо аргументированную речь. Он говорит о том, что служители местной синагоги и религиозной общины заслуживают строгого наказания, так как они совершили тяжелые преступления. И если их дело не рассматривается в уголовном порядке, а разбирается общественным судом, то это еще раз свидетельствует о гуманизме советского законодательства, о подлинном демократизме нашего Советского государства.

— Некоторые отсталые люди могут подумать, — продолжает обвинитель, — что, осуждая неблаговидные дела руководителей синагоги, критикуя иудейскую религию, мы выступаем здесь против верующих вообще. Думать так — значит глубоко заблуждаться. Мы выступаем против тунеядцев, против антиобщественных элементов, присосавшихся к карманам обманутых ими людей.

Суд сорвал все покровы со служителей Яхве и обнажил перед верующими их подлинное нутро ненасытных корыстолюбцев.

Общественность города Фалешты заклеймила позором Тепера, Дразнина и их подручных, она выразила решительный протест против одурманивания детей реакционной идеологией иудаизма, против враждебной агитации, наносящей вред советскому государству.

Учитывая пожелания трудящихся, суд серьезно предупредил Дразнина и Тепера. В случае продолжения незаконных действий со стороны Дразнина, Тепера и других служителей синагоги, говорится в решении суда, они будут привлечены к строгой уголовной ответственности.

Общественный суд, проведенный в Фалештах над распоясавшимися «священнослужителями», оставил глубокий след в сознании всех присутствовавших. В среде верующих появилось немало колеблющихся, и нет сомнения, что из их числа многие станут в недалеком будущем атеистами. Синагога прекратила свое существование, ибо верующие перестали ее посещать.

Тепер и Дразнин после суда долго не появлялись на улицах Фалешт. Но общественность города не отвернулась от оступившихся людей, не отмахнулась от них. Дав им пережить свой позор и одуматься, местные власти помогли бывшим служителям синагоги устроиться на работу, чтобы честным трудом искупить свою вину перед народом.