Наблюдая за русскими. Скрытые правила поведения

РУССКОЕ СЧАСТЬЕ

Характер русского народа как нельзя лучше просматривается на его отношении к понятию счастья. О том, что есть счастье, можно спорить долго. Задумаемся только об одном: почему, когда нас спрашивают, счастливы ли мы, мы часто мнёмся и мямлим что-то невразумительное. С одной стороны, вроде бы ничего трагичного пока не произошло, но как бы не сглазить… С другой стороны, неприятности разного масштаба случаются постоянно. Но когда неприятность, ты ведь не счастлив, верно?

Поэтому я предлагаю остановиться на таком определении: счастье есть временное состояние полного удовлетворения. Постоянно счастлив может быть только клинический идиот.

Дело даже не в том, как мы понимаем счастье, хотя и это небезынтересно. Ещё любопытнее посмотреть, какие пути — в русском самосознании — к счастью ведут.

Дело в том, что «русское счастье» прочно завязано на понятии несчастья. В Евангелии от Матфея одна из Заповедей блаженства звучит так: «Блаженны плачущие, ибо они утешатся». Эти слова Христа можно понять так, что прежде, чем утешиться, необходимо поплакать, то есть пострадать. Страдание — в православном русском понимании — есть как бы предпосылка счастья. Счастье — это заслуженная награда за перенесённые лишения, за умение терпеливо переносить невзгоды, за способность отказаться от мирских благ ради благ духовных.

Сравните: в западном сознании счастье добывается упорным трудом, приобретением материальных благ для себя и своих близких. «Накопил и (вставь нужное) купил». Вот это и есть подлинное счастье. Страдание при таком раскладе никак не путь к счастью, а скорее досадное препятствие на пути к нему.

И ещё. Мандельштам кричал жене в самые горькие минуты их невыносимо тяжёлой жизни: «А кто тебе сказал, что ты должна быть счастлива?» А и впрямь, где это сказано? Какими высшими силами это установлено? Нет таких сил и таких установлений. Поэтому фраза «Человек рождён для счастья, как птица для полёта» — не более чем прекраснодушный лозунг, попытка выдать желаемое за действительное.

Если следовать русской логике, получается, что страдание — это благо. «Не было бы счастья, да несчастье помогло». Посмотрите, как это у Пушкина: «Я жить хочу, чтоб мыслить и страдать». Подумайте: поэт хочет жить, чтобы страдать. Страдание поможет ему мыслить. А мыслить для него — синоним счастья. Пока человек не страдает, ему трудно задуматься о смысле жизни, о тех, кому в этот момент плохо. Благополучие не располагает к состраданию. Помните ехидную строчку из «Федота-стрельца», прозрачно намекающую на нынешних «слуг народа»:

«Утром мажу бутерброд — сразу мысль: а как народ?»

Для справки: по данным журнала Forbes, самый бедный из десяти представителей Совета Федерации и Госдумы за 2009 год вместе с членами своей семьи заработал около 19 миллионов евро.

В общем-то, такая русская позиция понятна: тяга к страданию — это защитная реакция от отчаяния; невероятно трудная жизнь может привести к самоубийству, а может — к эстетизации страдания, объявлению его чуть ли не целью существования. Радоваться, когда вокруг всем плохо, — аморально. Лев Толстой мог не думать о хлебе насущном, но и ощущать себя счастливым не мог, что и отражалось в его творчестве, жизни и смерти.

В православно-русском понимании страдание главным образом заключается в терпеливом перенесении трудностей. Поэтому у нас так популярна пушкинская Татьяна, готовая всю жизнь страдать, коль она «другому отдана». Американцы пожимают плечами: тоже мне проблема! Евгений её любит, она его тоже, зачем обоим страдать? Ох уж эти загадочные русские, любят выдумывать себе проблемы, чтобы потом их преодолевать!

А какой существует способ не страдать от того, что вы не можете получить желаемое? Отказаться это желать. Говорят, Сократ заглянул в лавку, увидел там множество товаров и воскликнул:

«Сколько здесь вещей, которые мне не нужны!»

И потом остаётся надежда — «несчастья верная сестра». Если бы не надежда, русский пессимизм был бы поистине трагичен и безграничен.

Больше всех и лучше всех о надежде пел Булат Окуджава. Его «надежды маленький оркестрик под управлением любви» подчёркивает: силы надежды крошечные по сравнению с могучими силами зла, но надежда всё равно непобедима.

Бывают муки напрасные и муки прекрасные… Печаль, сплавленная с надеждой, — источник оптимизма русского народа. Даже перед лицом смерти надежда согревает, утешает, спасает…