Начать заново

Глава 14

Целый час гольда Сайна Гронберг не могла выбрать чайник, а я закипала не хуже изящной утвари, которая отличалась лишь рисунком и длиной носика. Пожилая женщина помимо трудностей с выбором имела затруднения с закрытием рта. Обычно я с почтением относилась к возрасту лунной седины, но, когда тебе не первые пол часа рассказывают «горячие» новости Хан-Илая в перемешку с чайниками, то хочется нагрубить или удавиться, хотя, разумеется, воспитание мне не позволяло сделать ни того, ни другого.

— Айрис, милая, скажи, все-таки лучше взять с орнаментом или без? — заходила она на очередной круг.

— С орнаментом. — улыбнулась я, но похоже гримаса получилась вымученной.

Дама подняла тонкие, накрашенные, несмотря на возраст, сурьмой брови и вновь взяла в руки чайник без рисунка.

— Но тогда я буду доставать его только по праздникам. Он ведь такой нарядный, а этот более лаконичный. — в правую руку взяла несчастную посудину и по взвешивала их в ладонях, точно и вес смог сыграть в пользу одной из них. Но посудины были одинаковыми.

Я выдохнула и терпеливо согласилась:

— Вы абсолютно правы гольда Гронберг.

Она не довольно поджала губы, точно покладистость ей претила, а на самом деле она ждала споров, контраргументов и ответных сплетен, чего от меня она получить не могла. Мне было не интересно, вышла ли замуж дочка наместника и как поздно возвращается наша соседка по лавке домой. И уж точно не волновало от любовника или нет.

Когда госпожа Сайна только зашла в лавку, то мастер Ворн спешно покинул мастерскую, сделав вид, что опаздывает на встречу. Хотя подозреваю, что леди просто имела ужасную способность привлекать к своему вопросу всех окружающих и не имеет значения — это продавец или такие же покупатели, которые тоже спешили покинуть лавку, когда оказывались втянутыми в ненужную им беседу о чашках и чайниках.

Она покрутила в руках обычный чайник без изысков и, кинув взгляд на настенные часы, быстро протараторила:

— Святые угодники, мне то уже пора к пастору. Заболталась я с тобой, милочка. —

стрельнула в меня цепкими узкими глазками гольда, и точно немощная старушка потерла поясницу. — Ходить мне столько вредно, еще к травнику зайти надобно. А то делать крюк и по темноте возвращаться с проповеди совсем не хочется. И тебе не советую. Помяни мое слово, девочка, сейчас лихое время. Единый нам, конечно, в помощь. Но что делается-то!

— Что? — вынужденно спросила я, ощущая, как начало сдавливать виски от ее лопотания.

— Что-что? Средь бела дня покалечить и обокрасть могут! Совсем нынешняя власть за порядком не следит! Ты тоже не броди по улицам по чем зря. Особенно в районе Батрэ. В храм то ходишь? — зачем-то спросила меня женщина, видимо, пытаясь прощупать, где мы с ней еще можем пересечься.

Я расставляла чайники и чуть замерла на ее словах впервые заинтересовавшись, так как про дочь булочника, что крутит шашни с мясником история так себе, да и мне в целом все равно, кто и как строит свои отношения или не строит.

— Кто-то опасный в городе?

— Да воров, головорезов полно! Недавно гольда Шиная рассказывала, как средь бела дня ограбили градоначальника Вольтара — соседнего городка, да не абы где, а прямо на центральной площади. Вора успела охрана задеть. Говорят, смертельно. По бочине полоснули.

В голове почему-то сразу вспыла Джиа. И я помотала головой. Просто совпадение.

— Поймали? Как выглядел-то? — с умеренным любопытством спросила наконец что-то важное сказавшую женщину.

— Убег подлюга. А кто там был, да не разглядели. Щуплый, говорят, паренек. Плащ на нем еще был длинный. Шиная своими глазами видела. Всех «своих» предупреждает теперь. Так что ты света держись и парня крепкого. Вон у Грама таких аж двое. Красавцы. — заулыбалась десневой улыбкой гольда Гронберг и, бросив взгляд на часы, ахнула: — Батюшки! Опаздываю! Все, дочка! До встречи!

За женщиной звякнул колокольчик, а я, расставив чайники, стала вспоминать эпизод с Джиа. Действительно просто совпадение? Или нет?

Входная дверь вновь хлопнула, отвлекая от мыслей. Ворн вернулся с двумя стаканчиками кофе и чем-то явно вкусненьким в коричневом промасленном пакете.

— Ушла?

— А вы караулили? — улыбнулась я.

— Ты просто не представляешь, кто эта женщина. Знаешь, почему монахи и святые удаляются в скит и отшельничество?

Я покрутила головой, давая понять, что заинтригована.

— Во-первых, чтобы меньше было искушения судить других. Во-вторых, удаляются не от самих людей, которые одного естества с ними, а от слышания и видения того, что противно заповедям Единого, чтобы избежать пороков, ими творимых.

— Грешна, каюсь. Она меня вывела из равновесия. Ко всему прочему, я познакомилась с ее биографией от прабабки до внучки. Она выложила все и даже больше.

— Эта она еще не начала. — подмигнул мне Ворн.

— Не серчайте за мой вопрос сейчас. — подобралась я, но было интересно узнать, что он скажет, — Но разве это не трусость сбегать от творимого.

— Простая необходимость, Айрис. Если ты считаешь, что нужно выстоять — стой, тренируя внутреннее спокойствие. Но нет такой заповеди, что принуждает тебя к этому. Наш мир и судьба формируются в зависимости от формы и содержания наших мыслей. Ты ведь когда изучала магию, училась формировать намерение, представлять поток, силу, текущую по венам и артериям, по всему твоему существу. Со всем остальным также. Твое сознание, Айрис, творит твой мир вокруг тебя.

— Вероятно. — улыбнулась ему. — Вы тоже ходите в людской храм? — полюбопытствовала я. Обычно маги все же выбирали храм Стихий для своего духовного пути. Разделение возникло не гласно, хотя ни тем, ни другим не запрещено ходить на службы в те или иные духовные места. В храме Солнца и Луны обычно соединялись пары, в чьих жилах течет магическая искра. В Храме пяти первоэлементов происходили обряды по пробуждению стихии и инициации. А в Доме Отца Бога Света — храме Единого, все люди находили что-то свое.

— Да. Собираюсь даже сегодня. Хочешь пойти?

— Конечно! — согласилась я. Было любопытно посмотреть на то, как обусловились люди в духовной жизни здесь. В Россарии простой народ, который хотел договориться с эфироподобными существами, нечистью или духами, шел к знахарю, ведуну или магу, который либо решал проблему, либо указывал место, где хожено миром не нашим, так сказать, объясняя, какое подношение надо сделать. Последние, к слову, жили больше в городах, да и брали значительно дороже, так как диплом стоял дорого. Впрочем, корочка дает свои преимущества. В деревнях все было попроще. Там никого не интересовали бумаги и какой у тебя средний балл. Все на практике. Можешь изгнать нечисть из амбара или нет, почистить колодец от проделок пикси или же силенок не хватит. А заговоры вообще отдельная тема.

К вечеру Ворна задержал нежданный клиент, поэтому к площади Истины я отправилась самостоятельно. Дорога ложилась легко, и я думала о том, почему не пришла сюда раньше. Наверное, мое отношение к фигуре Бога было несколько неоднозначным, так как родители больше вели светскую жизнь и ходили на проповеди только по большим праздникам и только потому, что так положено.

Когда становишься магом, то все твое внимание уделяется на обуздание силы и взаимодействие с ней.

Площадь открылась уже в глубоких сумерках. Она представляла собой огромный круг, в центре которого находился небольшой фонтан в форме извивающегося длиннотелого дракона. Вода разбавляла приятным журчанием осеннюю тишину. Обычно в такие места ходят по утрам на рассвете, поэтому безлюдье ощущалось особенно остро.

Ноэль учила меня не ходить после заката в священные места и капища, так как ночь — время не человеческое. Спроси любого взрослого человека, не то, что ребенка, и он ответит, что, оставаясь дома в одиночестве, когда звезды и луна занимают свое законное место, то как-то сразу неуютно и даже может быть становится страшно. Отчасти это чувство обусловлено простыми страхами беспокойного ума. А отчасти… есть то, что не всегда видно человеческому глазу, да что уж там, не каждый маг может увидеть все то, чем полнится мироздание. Зато каждое существо ощущает приближение того незримого, что может пугать.

С правой стороны возвышался Храм Единого, а слева Храм Стихий — пяти первоэлементов. Наверное, человек всегда стремится к тому, к чему он привык, и я свернула к последнему, чтобы зажечь лампадку той силе, которую я понимала. Относительно, конечно все. В прочем, вытянутое вверх сооружение с полукруглой крышей, с отверстием по центру и башнями-нишами для каждой стихии было практически схожим с тем, что я привыкла видеть в Россарии. От забытого чувства трепета внутри святилища что-то всколыхнулось. Ноздрей бережно коснулся запах ладана, а главный зал встретил густой тишиной. По центру стояли постаменты с чашами, указывающие пять направлений. Чаша с огнем, водой, землей, пустая чаша и отсутствие чаши на постаменте подразумевающее эфир — энергию, пронизывающую все вокруг.

Не мешкая, зажгла огонь всем пяти элементам, а затем начертила круг в воздухе — универсальный символ для почтения силы. В этом жесте, оставленном прародителями, покоилась идея единства и пустоты. Вселенная равна человеку, а человек равен вселенной и поэтому может стяжать всю ее мощь, если сумеет найти Путь. Такой дорогой шли маги, взращивая потенцию в самом себе с самого детства.

На каждой чаше были выгравированы символы соответствующей стихии. Треугольник, направленный вверх — Огонь. Такой же геометрический символ с чертой внутри — Воздух. Вода и Земля обозначались той же фигурой, но направленной вниз. Земля с чертой внутри. По центру храма на полу между чаш, куда падает седой лунный свет из отверстия в куполе, традиционно чертилась шестиконечная звезда — символ совершенной формы, соединяющий все принципы. Пустоту фигуры заполняет эфир, а в центре обозначена точка — человек. Так как любая форма, даже самая совершенная — мертва, если она не наполнена жизнью. В алхимии одухотворяющим элементом является эфир или святой дух — великая сила творчества. Человек, осмысляя этот мир, делает его живым.

Шорох заставил меня оглянуться и из тени, освещенной живым огнем, вышел мужчина в белых одеждах. Настоятель. У каждого храма Стихий имелся, так называемый, Хранитель.

Седой как лунь мужчина преклонных лет с ярко белой бородой и гладким черепом приблизился ко мне неспешным шагом. Я поспешно развернулась, склоняя голову в почтенном поклоне, складывая руки лодочкой.

— Доброй Луны. — позволила себе нарушить буквально густую тишину храма.

— Доброй, дитя. — практически белая радужка мужчины светилась в темноте. Взгляд его глаз был мягким, лицо расслаблено. На черепе я разглядела традиционные голубоватые символы, что наносили вставшим на путь самоотречения монахам еще в детстве в качестве посвящения своего тела и разума этому намерению.

— О чем твой вопрос? — традиционно спросил он приходящего.

Я замялась, так как была в смятении. Наверное, каждого человека посещают мысли о его Пути и вообще, для чего это все. Иногда мысли путают больше самих событий. Я никогда не озвучивала этот вопрос в слух, так как череда бытия просто не давала времени это сделать. Хотя, может, просто я не хотела. Человек склонен само обманываться и оправдывать неделание надлежащих дел.

— Как думаете, для чего это все? Испытания, страдания…? — воскресила в памяти последние месяцы своей жизни, перевернувшие все с ног на голову.

— Жизнь? — продолжил он за меня облекая это в более емкое слово, включающее все. — Для восхождения или нисхождения энергий, дитя. Эволюция души, но в конечном итоге для пробуждения сознания. — улыбнулся он искренней улыбкой и посмотрел в центр первородного символа энергий.

— Но зачем? — больше по инерции спросила я. Мне было искренне не понятно. Иногда, знаете ли, накатывает странное состояние, когда кажется, что все бессмысленно.

— Считаешь не нужно? Разве ты готова выйти из круга воплощений? — ответил он вопросом на вопрос. Светлые глаза были настолько внимательными, что казалось видели мою душу от самого потаенного краешка. — Оставить привязанности.

Я задумалась, понимая, что это слишком глубокий вопрос, так как понятия не имела, как на него ответить.

— Еще бы я знала как. — тут же вспомнился Рэйдар и мои сны, Ноэль, родители, друзья, Каир, Марко, Ворн, Тиль — все те, кто помогли обрести мне дом. На Гее понятие перевоплощения из жизни в жизнь были самим собой разумеющимся. Просто вопрос никогда не вставал ребром для меня.

— Разрушением иллюзий, разумеется. В умах галлюцинация считается реальностью лишь потому, что ее видят многие.

— А что есть все тогда? — обернулась я к нему, мимо меня проплыл кучерявый голубоватый дым от воскурений.

— Все есть Единое Сознание, дитя, по случайности придумавшее разум. Который в свою очередь обособился субъектно-объектным мышлением. Так, люди считают себя отдельными личностями, забывая истинную природу, впадая в пожизненный сон.

— Почему же мы не можем проснуться? — я никогда не разговаривала с Хранителем, но его речи во истину будили нечто спящее внутри. Или… запутывали еще больше.

— Когда в разуме поддерживаются понятия об объектах, разум беспокоен и взволнован; когда в нем нет объектов или идей, мысли в нем не шевелятся. Когда есть движение мысли, мир кажется существующим; когда это движение прекращается, прекращается и восприятие мира. Необходимо помнить только разум испытывает удовольствие и боль в этом мире, не физическое тело существ. Поэтому страдания иллюзорны.

— Я вроде и понимаю, а вроде и нет…

— Ты вопрошаешь, а это уже шаг.

— Как же по-настоящему познать то, о чем вы говорите?

— Сначала уничтожь умственные ограничения путем отказа от желаний, затем сотри из своего разума даже концепции неволи и освобождения. Будь полностью свободной от ограничений. Как Единое Сознание сотворило этот мир, вообразив его, так и наши оковы лишь игры разума.

Я задумалась над его словами, после окончания дня мысли шевелились ленивыми тюленями Северного моря. Но в то же время, не дав переварить услышанное, монах продолжил:

— Разум принимает ту самую форму, над которой он размышляет. Поэтому решительно, но умно размышляй о состоянии вне страданий, свободном от всех сомнений. Разум способен успокоить себя, воистину, другого пути и нет.

— Когда же он успокаивается? — все же сформулировала я вопрос, когда логика его слов в моем сознании нашла нужные «полки».

— Когда разум поглощен бесконечным сознанием, наступает безмерное спокойствие, но, когда разум вовлечен в мысли, приходят страдания. Сама беспокойная природа разума известна как непонимание и невежество, это — обитель тенденций, склонностей и ограниченности; разрушь это своим исследованием, а также твердым отказом от размышлений об объектах чувственных удовольствий.

Я понимала, что сейчас я как маленький ребенок задавала вопросы, ответ на которые он пережевывает мне в разных вариациях.

— Неужели нельзя наслаждаться этим миром?

— Если ты способна делать это без привязанности и отождествления, можно. Кто идет по высшему пути, хоть он и обитает в этом теле, работающем по инерции, как гончарный круг, тот не загрязняется действиями, которые совершаются или будут совершены. В этом случае его тело существует для его собственного удовольствия и для освобождения его души, он в нем не испытывает несчастья.

Возникла пауза, заполняемая дымом благовоний. Я повернулась в пол оборота и сделала вывод:

— Сложно.

— Разве? — теплая улыбка на лице этого мага была обезоруживающей, заставляющей поверить в его слова, но вопрос лишь в том, насколько они проникнут в мое сердце.

— Так много интересного в мире, как же отказаться от всего этого?

— Познать. Не исчерпав познаваемого, внимание не может полностью и окончательно отвлечься от познаваемого. Просто осведомленность о вовлеченности индивидуального сознания в круговорот бытия никак не помогает. Но если достигается понимание высшего Бога, страдания оканчиваются.

— Мудро. — я посмотрела вновь на этого мужчину, точно из другого мира,

— Скажите… а почему вы воплощены в материальном мире? Я, как бы это сказать… чувствую, что вы верите в то, что говорите и даже больше… Но все же вы здесь… — возможно, в других условиях и с другим человеком вопрос прозвучал бы бестактно, но почему-то не сейчас.

Хранитель одарил меня красивой очень молодой улыбкой, когда улыбаются глазами, из сердца, из самой глубины души.

— Периодически даже освобожденные души возвращаются в срединный мир, чтобы подвергнуться проверке, насколько все уроки пройдены.

Его слова погружали в глубокий океан размышлений. Как редко, удается вообще вырваться из этой колеи, в которой ты увязаешь мыслями, чувствами, действиями. Я смотрела на колышущееся пламя в чаше, пытаясь осознать все сказанное, а когда повернулась… его уже не было, точно это был мираж в пустыне Аголы. Обернулась, покрутилась, но Хранитель исчез.

Шум фонтана и безмолвная площадь, вплыли в реальность точно из-под воды. Прохладный воздух обнял за плечи, и я сунула руки в карманы пальто, невольно поежившись, углубленная в свои мысли. Стук моих сапожек по мощеной крупным темным камнем площади сливался со звуками льющейся воды, струями пенящейся в круглой чаше с высоким бортиком. Темную фигуру я заметила не сразу, лишь когда подошла поближе и, безразлично скользнув по ней взглядом, чуть не прошла мимо.

— Что ты тут делаешь? — удивилась я, разворачиваясь и вглядываясь в мужчину.

— Ворн сказал, ты пошла в Храм. — улыбнулся он. Черные недлинные волосы разметал своевольный ветер, а пальто, как всегда, было на распашку.

— Решил преследовать меня? — улыбнулась я, стоя на том месте, не двигаясь в его сторону.

— Если тебе этого хочется. — все же сделал шаг ко мне на встречу Торренс старший.

— Кажется, ты говорил, что мне не чем тебя заинтересовать. — подняла я несколько уязвившие меня когда-то слова.

— Что сказать, по-моему, важны действия, а не слова.

— И каковы они… твои действия? — Каир приблизился еще ближе и теперь нас разделял лишь шаг. А внутри меня что-то заволновалось, точно водяная гладь пошла кругами.

— Оберегать тебя. — чуть качнулся в мою сторону горец, будто сказал большой секрет, — Не стоит ходить одной по темным улицам Хан-Илая.

— Строишь из себя благородного лорда? — с ехидцей сощурилась на него.

Обаятельная улыбка озарила его лицо.

— Я не настолько благороден, как может показаться.

— Предпочитаешь роль антагониста? — мы двинулись в сторону храма, центральная лестница которого была украшена длиннотелыми белыми драконами с оленьими рогами.

— Предпочитаю не строить иллюзии насчет себя и не вгонять в них очаровательных леди.

— С чего такие выводы, что люди ждут от тебя чего-то не являющегося твоей частью?

— Айрис, люди всегда ждут соответствия своим фантазиям. А когда образ не соответствует действительности — разочаровываются. Не люблю слушать ругательства в свой адрес, знаешь ли.

— Вроде бессердечной сволочи? — со смешком произнесла ругательство, каким я сама называла его в начале нашего знакомства.

— Вроде. Но в чем-то они правы. Я иногда сам сомневаюсь в наличии у меня этого органа — усмехнулся он.

— Какая самокритичность.

— Просто не имею тенденции привязываться и строить несбыточные планы. Поэтому предлагаю, что могу в настоящий момент.

— То есть ты живешь моментом?

— Что-то вроде того.

— Да ты почти святой старец. — хмыкнула я, вспоминая случившийся только что разговор с Хранителем Храма.

— Вряд ли… — улыбнулся он моему высказыванию, и мы стали подниматься к главному входу.

— И что же ты предлагаешь? — разговор забавлял меня. Мы остановились перед самым входом, точно молодожены, но в кромешной тьме. Наверное, ночью шли в храм только некроманты и отчаявшиеся пары… Возможно сравнение и уместно, учитывая, что влюбленные часто идут в этой темноте, не разбирая дороги, думая, что летят на свет. И не могу не согласиться со словами Каира, в чем-то он действительно прав, насчет людей, которые любят оберегать фантазии и верить в собственные иллюзии, обвиняя потом друг друга в неоправданных ожиданиях.

— Наслаждаться. — губы озарила улыбка, а в глазах заплясали огоньки от факелов подле двери в храм.

— В Храме Господнем? — изогнула я бровь. Его слова прозвучали двусмысленно.

— В святом писании говорится, что «Единый дал волю наслаждаться данным природы своей в настоящем».

— Ты читал Книгу Бытия? — удивилась я. Каир не производил впечатление человека, увлеченного богословием.

— Удивлена?

— Не то, чтобы, но мне казалось, тебя больше заботят женщины и собственный эгоизм. — достаточно честно ответила ему.

— Да ты откровенная колдунья. Но в целом, ты права, я действительно эгоист, как и все мы. — открыл он дверь для прихожан, встроенную в массивные высокие двустворчатые ворота в четыре человеческих роста.

— Честность — хорошее качество, Каир. — прокомментировала его слова, перешагивая порог.

— Я тебя еще удивлю. — хитро стрельнул в меня колдовскими глазами Торренс.

— Ладно. Считаешь мы все эгоисты?

За массивными дверьми крылся атриум с фигурами разных божеств, по преданию, когда-то ходивших по этой земле.

Светлый камень и вытянутый холл вели к алтарю, где возвышалась фигура Отца прародителя. Единого, который создал и вобрал в себя образ бесконечного сознания, пронизывающего все.

— Кто-то больше, кто-то меньше. Вопрос лишь в том, насколько ты готов в этом признаться. Все люди стремятся к собственному счастью, но проблема в том, что человек напичкан странными инстинктивными программами и заблуждениями, которые принимают еще большую свободу за несвободу. Поддаются привычкам, считая это «свободой воли», хотя еще больше сковывают себя этим, так как любая зависимость делает тебя рабом.

— Ты оказывается не так поверхностен, как кажешься. — наблюдала я за ним, скрывая удивление, о котором он только-только упомянул.

— Ты всегда такая… честная? — обошел он вокруг статуи духа-смелости и встал близко-близко, вглядываясь в меня.

— Насколько могу. — пожала плечами, но его слова заронили действительно зерно размышления. Его близости я старалась не придавать значения, как и усилившемуся сердцебиению.

— Тогда любовь тоже ведет к страданиям. — посмотрела я в его лицо, ловя то загадочное чувство, что сквозило магнетическим импульсом для меня.

— Похоже на то. — его ладонь невесомо коснулась моих волос, щеки, бережно отвела прядь. От этого действия сердце забилось уже где-то на уровне горла, и я облизала сухие как песок губы.

— Знаешь… — почему-то меня потянуло на откровенность. Говорят, творения мастера имеют отпечаток того посыла, что он закладывает в «форму». Похоже статуя-дух действительно влиял на смотрящего, — Я всегда считала чувства ¬болезнью, но потом пришла к мысли, что, когда человек начинает по-настоящему видеть другого и позволять ему быть собой, не прикладывая его к своим ожиданиям, как ты сказал, то это ведет к настоящим отношениям.

— Ты умная женщина, Айрис. — с этими словами его точно магнитом потянуло ко мне. Мягкие губы коснулись моих, а легкая щетина кольнула чувствительную кожу. Мужское благовоние окутало, перебивая запах ладана, кружа голову.

— Кхм-кхм. — от чужого покашливания, мы точно лицеисты отпрянули друг от друга. Вернее, это я отпрянула от Каира, а мужчина остался стоять на месте. И, кажется, не ожидал подобного выверта стыдливости с моей стороны.

Заблудшая на ночную молитву пожилая гольда в черном длинном одеянии просверлила нас возмущенным взглядом, в руках у нее злобно щелкнули четки. — Молодые люди, вы в храме! — выдала она низким голосом, отразившемся от высокого свода укоряющим эхом, и чопорно поджав губы, прошла мимо, обдавая нас водопадом презрения.

Я метнула взгляд на Каира, но в его лице не нашла ни капли неудобства или смущения. Напротив, легкая улыбка почему-то в свете событий казалось порочной, а в колдовских глазах читалось желание продолжить. Но похоже социальные нормы во мне сидят крепче, чем я думала, несмотря на ершистое бунтарство, гуляющее в крови.

Я, смущенно заправив вновь выбившуюся прядь волос за ухо, сменила тему и курс действия:

— Как думаешь, зачем нам столько богов и полубогов, когда Создатель един?

Каир выгнул бровь и усмехнулся на мой «побег» с темы под гнетом социального порицания в лице одной гольды. Лишь одарил понимающим взглядом.

— Мастер Ворн говорит, что Боги созданы для жизни в серединном мире. А Единый, как всепроникающее сознание, для освобождения из него. Разница лишь в том, что в многобожии мораль у каждого своя, а в концепции одного Бога закон един. Все есть иллюзия.

— Не поверишь, но за всю жизнь я только сейчас встретила Хранителя в Храме Стихий, и он как раз говорил со мной об освобождении и иллюзорности мира.

Каира похоже заинтересовали мои слова, а его взгляд выражал желание на продолжение.

— И как? Готова выйти из Круга перерождений?

Я улыбнулась, но покачала отрицательно головой.

— Наверное нет, я полна привязанностей.

— Открою тебе секрет, ими можно наслаждаться. — произнес он шепотом и шагнул ко мне.

— Наверное, — сделала не уверенный шаг назад, вновь уловив боковым зрением возмущенную прихожанку возле статуи Единого. — но в таком случае страданий не избежать.

— Иногда оно того стоит. — шепнул он мне в губы.