Надрывы

Глава 10

"Какие неудобные ограничения! — в который раз думал Аркин, пришпоривая коня. — Отчего смертные не могут пересекать Врата Миров? Совершенно странная вещь… Что-то тут должно быть, какая-нибудь зацепка, намек…"

Уже давно маги обнаружили, что перемещение в пространстве или, попросту говоря, телепортация, совершенно невозможна для смертного. Не удалось также и из других Миров возвращать людей, никто не знал, что с ними происходило при пересечении Врат Миров. Популярным считалось мнение, что при переходе существа через Исчезающий Мир, который неизменно служил перегородкой между всеми Мирами, терялись связи души и физической оболочки. Во всем многообразии новых связей душа "путалась" и человек попросту погибал. Эта теория подтверждалась тем, что у драконов, например, душа обнаружена не была. Впрочем, драконы — очень таинственные существа.

Для вызова Карх'ара Аркин придумал весьма оригинальный способ. Сначала он посылал Зов. Зов лишь воздействовал на дракона побудительно, но не нес сведений о координатах отправителя. Карх'ар его чувствовал и, ругая все на свете, отправлялся в условленное место, Аркин открывал Врата: вход — в установленном месте, выход — около него самого. Дракон нырял в них и оказывался рядом с магом. Можно было бы послать и информационный Зов, но это требовало огромных энергетических затрат, так получалось намного проще.

Прошла уже неделя после трудного поединка, но Аркин все никак не мог выбросить из головы того странного человека, который, похоже, мог с легкостью расплющить Аркина, стереть в порошок, но по какой-то неясной причине пытался лишь обезвредить, оглушить… Совершенно неестественное поведение для слуги Тьмы.

Эуритовый меч… Ну, если он действительно был лучшим выпускником Ордена Меча, о чем свидетельствовал амулет феникса, то для такого мастера вовсе неудивительно обладание столь раритетным оружием. И его глаза. Непрерывно пылающие каким-то ярким огнем… очень странные глаза.

Неуверенность и сумбур в мыслях были крайне несвойственны Аркину Ларну, тем не менее, он впервые в жизни сомневался в правильности своего поступка. Он даже злился на себя, а оттого лишь яростнее всаживал шпоры в бока коня, стремясь как можно быстрее удалиться от места схватки, которое люди еще долго будут считать "гиблым" местом и обходить стороной, да и Тракт будет отныне делать изрядный круг в обход покорёженной старой дороги.

Из седельной сумки торчала вычурная гарда эуритового клинка, а на дне валялся небрежно брошенный феникс. Внезапно амулет разгорелся нестерпимым огнем, прожег дыру в кожаной сумке и упал в дорожную пыль. Через пару секунд он уже был лишь чуть теплым и ничем не отличался от того знака, что дают лучшим выходцам Ордена Меча в Пограничном Королевстве. Всадник, не заметив потери, спокойно ускакал на восток.

Какой-то нищий склонился над фениксом: длинная седая борода, давно немытые космы еще более седых волос, согнутая временем тщедушная фигурка, худые костлявые руки, сжимающие простой сучковатый посох. Лишь странные пронзительно-желтые глаза живо блестели металлом из-под густых седых бровей. Нищий, кряхтя, нагнулся и поднял оброненный амулет. Короткое радужное сияние пробежало по нему, и феникс, лежащий в сухой морщинистой ладони, превратился в атакующего золотого дракона. Дрожащими руками старик повесил его себе на шею, тщательно упрятав за тряпки и лохмотья, служившие ему одеждой. Металлом блеснули желтые глаза, и старик пошел на восток, вслед за всадником, неожиданно помолодевшей, легкой походкой.

***

Император угрюмо читал ничего не значащие доклады наместников из различных городов. Там неизменно сообщалось, что все, в общем-то, благополучно, но вот поступления в казну падают, крестьяне нищают, разбойники совсем распоясались, но меры принимаются, ежедневно кого-то казнят. Торговый люд пошел бессовестный, налогов избегают, но в скором времени все будет совершенно исправлено, все необходимые указы изданы, распоряжения отданы, так что пусть император, его светлость, не беспокоятся.

"Словно под диктовку единого мерзавца писали!" — хмуро подумал император, отшвыривая очередной свиток, перевязанный золотой тесьмой.

Император все больше склонялся к мысли, что не он правит империей, а она управляет им. Неискренняя любезность наместников просматривалась все четче на фоне неудовлетворительных вестей из провинций. Кое-где крестьяне уже и бунтовать начали, один раз пять тысяч солдат понадобилось, чтобы устранить мятеж.

Уже давно император не издавал сколько-нибудь значимых указов, давно не предпринимал завоевательных походов. Ему осточертели никчемные и бесполезные приемы, торжества и бесконечные праздники, которые устраивались во дворце едва ли не два раза на неделе.

Он откинулся в кресле, заведя руки за голову, и задумался: какая-то мысль навязчиво кружилась около него, очень важная мысль, возможно, способная перевернуть его жизнь, но никак не хотела материализоваться.

В дверь рабочего кабинета осторожно постучали.

"Бояться пока еще… — с презрительным удовлетворением подумал император. — Уважение они давно порастеряли, а вот страх остался".

— Да! — крикнул он, принимая обычную позу.

Лайкон дар Вэнс, магистр внутренней безопасности, с почтением и достоинством вошел, тихо прикрыв за собой дверь.

— Мое почтение, Ваша Светлость, — он учтиво поклонился.

— Что привело тебя сюда в такой час? — начал первым император, по этикету он должен был всегда сказать первое слово, как бы давая разрешение на разговор.

— Дурные вести, Ваша Светлость. Разыскиваемый человек ушел и чуть ли не сотня хороших, если не лучших, агентов уничтожена.

— Обстоятельства? — коротко спросил правитель, скрывая свою злость и недовольство за непроницаемой холодностью.

— Отборный отряд из тридцати человек полностью погиб в Хульмском лесу при невыясненных обстоятельствах, все тела сожжены. А сотня наткнулась на горных гномов и там произошла непродолжительная схватка, которая закончилась плачевно: более половины отряда погибло.

— Где очевидцы? Когда это случилось?

— Только что гонец оттуда доложил лично мне. А случилось это три дня назад.

— Немедленно сюда!

— Простите, Ваша Светлость? — магистр согнулся в вопросительном поклоне.

— Привести сюда гонца, — сухо повторил император.

— Сию минуту, Ваша Светлость, — магистр спешно покинул кабинет и несколько минут вернулся, ведя за собой усталого запыленного солдата. Его шатало от усталости, на левой руке и щеке красовались свежие шрамы, но перед императором солдат бравурно вытянулся по струнке и смотрел прямо перед собой, подавляя дрожь.

— Имя, ранг, — коротко бросил император, с некоторым любопытством осматривая солдата, его всегда привлекало мужество и четкость.

— Марми Гудрин, рядовой специального отряда внутренней безопасности!

— Расскажи мне о том, что случилось у вас с гномами.

— Наш отряд повстречал обоз гномов на Северном Тракте. До этого мы проезжали по страшному месту, не иначе как там колдовали. Земля в воронках, воздух странный… Наш сотник там нашел гномьи клинки. Мы, значит, нагнали гномов, и сотник показал им портрет, спросил, не встречали ли они этого человека. Они отвечали, что не видели. Потом он показал им ножны и спросил, не знают ли они, кому принадлежат эти клинки. Гномы ответили, что не знают. Сотнику показалось это подозрительным, и он отдал приказ обыскать повозки. Половина отряда тут же начала обыск, и когда один из наших прокричал "Вот он!" старший гном что-то заорал на своем гортанном наречье и все гномы мгновенно похватали топоры и кинжалы, в ту же секунду прикончив три десятка из нашего отряда. Наши рапиры ломались об их топоры, а их кольчуга была совершенно непробиваема. Потеряв еще два десятка, сотник отдал приказ об отступлении.

Гномы тогда схватились за арбалеты и их болты нагнали еще десятерых, и сотник тоже остался там. Ох, и дальнобойные у них арбалеты! Потом десятник направил меня в столицу.

— А тот человек, которого вы искали?

— Да, он был там. В разгаре схватки он выскочил из повозки и уложил двоих наших ребят голыми руками.

— А гномы?

— Четверых, вроде, мы убили. Ну, еще шестеро, не меньше, были ранены.

Император нахмурился и махнул рукой. Солдат развернулся и четкой походкой покинул кабинет.

— Откуда эти гномы?

— По описанию мы выяснили, что руководил ими Стар, сын Крона. Он из Вартовых гор, один из Совета Племен.

— Значит, Вартовые горы… — прошептал император. Это событие было последней каплей, злость и ярость едва не хлынули через край, лишь неимоверным усилием воли император сдержался, только скрежетнув зубами и до боли сжав левую руку в кулак.

Через мгновение он порывисто встал и покинул кабинет. Алая мантия водопадом крови ниспадала с его плеч, а в глазах, полных холодной ярости, легко можно было прочитать страшное, но, неизвестно почему, манящее к себе слово: "Война!"

Засуетились посыльные, разбегаясь с поручениями к полковым командирам, в страхе перешептывались придворные, гадая, сколько войска возьмет император и попадут ли они в число призванных.

Через несколько дней пятьдесят тысяч, весь цвет пехоты имперской армии, в сопровождении десятка боевых магов и тысячи кавалеристов, взятых "на всякий случай", скорым маршем двинулись на Вартовые горы. Сам император возглавлял армию. А в Вартовых горах проживало не более шести тысяч гномов, способных стать в хирд.

***

Тусклое утро вырывало запад империи из лап ночи. Скучное солнце, позевывая, неспешно встало, пробираясь между туч, отплевывалось робкими, застенчивыми лучами. Тяжелый, словно уставший, ветер лениво трепал деревья. Воздух был неестественно густ, возможно, из-за клочьев тумана, быстро таящих под солнцем.

— Похмельная погода, — метко заметил Стар, попыхивая трубкой. — Словно после празднества отходит.

— Какой уж тут праздник, — мрачно буркнул Мелт, вглядываясь в мутный горизонт. — Что-то гор не видно, ты же говорил, что сегодня они покажутся.

— Вестимо не видать… Туман, — Стар пожал плечом. — Вот к полудню рассеется, тогда и покажутся. А ты не суетись, не суетись, — важно отсоветовал гном. — Не поспеют за нами, уж далече мы отошли. Через сутки, небось, уже и в подгорном царстве будем.

— Хорошо бы, — пробурчал капитан, поежившись. Сырой и холодный ночной воздух еще не успел прогреться под редкими солнечными лучами.

Мелт отвратительно себя чувствовал. Он был сильным человеком, но все навалившееся на него, град, мягко говоря, странных впечатлений и событий не мог не отразиться на психике нормального среднестатистического жителя Земли. Конечно, капитан космической разведки проходил специальную подготовку, много чего повидал, но такое… Ладно, черт с ними, с этими сказочными созданиями: гномы, драконы — они словно сошли со страниц детских историй века девятнадцатого-двадцатого. Но маги… это было уже чересчур. Совершенно непонятно, с какой стороны ждать удара и вообще каким будет этот удар? Если маг умел хотя бы половину того, что он мог в сказках, то бластером тут делу не поможешь… А неопределенность капитан недолюбливал. Едва ли не самое гнетущее действие на него оказывала именно неопределенность. Ну, а будущее и вовсе покрывал сплошной туман. Как жить в этом мире, что здесь понятия обычной земной жизни, что здесь добро, а что зло? Он мало знал об этой планете, почти ничего о нравах, абсолютно ничего о магии. Капитану было неловко от своей неосведомленности, его настораживала неопределенность и заставляло сомневаться будущее.

Его ищут агенты империи, хотя он до этого вообще людей не встречал, его охранял какой-то слишком странный человек, вот сейчас гномы схватились с имперским отрядом исключительно ради него! В какую игру он втянут? Что здесь вообще происходит? Какое, черт возьми, всем до него дело?

Капитан не находил ответов ни на один из этих вопросов. Его постоянно мучили невероятные предпосылки гибели крейсера. "Полный бред!" — таким было завершение любой логической цепочки, которую пытался выстроить капитан. Но даже это завершение было слишком мягким, этот бред тянул на абсолютный и непревзойденный.

Мелт с трудом отбросил тяжелые мысли, отъехал к повозкам и глянул на Корни. Еще вчера юноша был без сознания, хотя автодоктор констатировал явную стабилизацию состояния и прогнозировал относительное выздоровление через неделю, а сегодня Корни пришел в себя и выглядел на удивление живо. Он с аппетитом позавтракал, совершенно не жаловался на боль и сейчас со скукой смотрел вдаль.

— Как ты, Корни? — поинтересовался Мелт.

— Да здоров я! Здоров! — с запалом ответил юноша. — Можно я на пони пересяду?

— Погоди, Корни, еще вчера ты без сознания лежал. Окрепни, наберись сил…

— Каких еще сил? — обиженно насупился он. — Хотите, я вот ту доску сломаю? — с внезапным вдохновением Корни рубанул кулаком по внушительной доске в борту телеги. Доска с громким хрустом надломилась, слегка перекосившись.

— Вот! — с нескрываемой гордостью сказал Корни, поглаживая слегка ушибленную руку.

Мелт с некоторым недоверием и смешанным чувством страха посмотрел на широко улыбавшегося юношу и послал УПИКу мысленный импульс:

"Состояние?"

"Тридцати процентное восстановление кожного покрова, все последствия болевого шока полностью устранены. Организм вырабатывает неизвестный гормон, метаболизм ускорился, цикл Креббса ускорился в два с половиной раза. Происходит наращивание костной и мышечной ткани, наблюдается некоторая нехватка питательных веществ".

Капитан едва не упал с пони — такого он еще не видел.

"Скорость прироста мышц?"

"Два грамма в час".

"Это ж сколько ему еды надо…" — с ужасом подумал Мелт.

Словно в подтверждение его слов, Корни достал здоровый каравай хлеба и, не долго думая, умял его.

"Так он что, здоров?"

"Организм функционирует на пять процентов лучше, чем до получения ожогов. Никаких последствий, кроме остаточных пораженных участков кожи, нет".

— Так я пересяду на пони? — переспросил Корни.

Капитан лишь тупо кивнул головой.

"Что за идиотская планета! Что здесь вообще происходит?!" — Мелта не покидало ощущение какой-то ирреальности, неправдоподобности, фарса. Обычная логика была неприменима к этому миру, а другой капитан не знал. Обычные категории Земли: добро-зло, хорошо-плохо не имели четких границ. Ноль и единица пасовали перед сложным понятием "никак". Хорошо это или плохо? Но это было "никак", ни то, ни другое, а для бинарной логики была поставлена неразрешимая задача. Нечеткие, размытые понятия требовали нечеткой логики, но капитан не был знаком с этим новым направлением земной науки, а оттого чрезмерно страдал, не в силах понять, что же в этом мире добро и зло, да и есть ли они здесь вообще. Ну, а магия и вовсе "вырубала" последние магические цепочки, коверкала звенья в них, неимоверно запутывала и обрывала в самых неожиданных местах. Оттого и вырывалось время от времени их уст капитана:

— Бред! Полный бред!..

***

Десять высоких фигур в серых потрепанных рясах устало брели по Хульмскому Тракту в сторону столицы, до которой оставалось несколько дней ходу. Низко надвинутые капюшоны полностью закрывали лица путников, сучковатые посохи с железными наконечниками глухо стучали о стертые камни, путники как-то коряво горбились, но все равно их рост был приличным. Лишь северные провинции могли похвастать такими великанами.

Хранитель недовольно поморщился — навстречу неторопливо ехал очередной патруль, около столицы они ездили чаще. Пятеро хорошо вооруженных всадников остановились около путников, что-то подозрительными показались они пожилому десятнику, начальнику патруля.

— Кто вы, граждане? — спросил он.

Хранитель откинул капюшон и равнодушным взглядом фанатичного секстанта посмотрел на десятника:

— Мы из Юма, идем в столицу.

— Причина вашего столь дальнего путешествия? — десятник склонил голову набок.

— Учитель ждет нас там. Это воля Haarhneer'ha, — Хранитель молитвенно провел ладонью по лбу.

Десятник пристально всматривался в его лицо.

"Почему он так смотрит? — сумбуром метались мысли в голове Хранителя. — Неужели заподозрил? Три патруля спокойно пропустили… Неужели он знает? Но ведь это такая мелкая деталь! Если он догадается…" — Хранитель непроизвольно поморщился.

Десятник догадался. Его рука медленно и незаметно для многих потянулась к мечу, но Хранитель заметил. Он коротко вскрикнул, и в тот же миг десяток метательных ножей стальными взблесками впились в незащищенные шеи солдат.

Тролли аккуратно вынули ножи из тел и быстро свернули в ближайший лесок, на дороге больше оставаться было нельзя. Хранитель остановился и достал небольшое плоское зеркало из отполированного атрилла. Поверхность металла словно затянулась туманной пленкой, потом пошла черными пятнами и через минуту, сквозь пелену блеклого сумрака на Хранителя взирал Верховный.

— Мы нашли след, клинок в столице или на пути туда, — Хранитель понизил голос, словно боялся, что кто-нибудь подслушает. — Только что пришлось ликвидировать имперский патруль. Десятник что-то заподозрил.

Верховный нахмурился:

— Идите лесами и мелкими дорогами. У вас есть подробная карта. Непременно будут искать убийц, все патрули усилят. Нельзя ставить под угрозу цель миссии.

— Повинуюсь, Верховный, — Хранитель поклонился, словно был в Зале Совета.

Верховный коротко кивнул и исчез.

"Ненавижу леса! — с отвращением подумал Хранитель, пряча зеркало. Отряд пошел дальше, продираясь через основательно поросший кустарником лес. Для горных троллей лес — все равно, что болото для человека — сплошная мука.

Главный Хранитель не видел, как нищий старик остановился на секунду возле трупов пяти солдат, презрительно скривил губы, осмотрел раны и, проворно стуча посохом, быстро пошел дальше, на восток.

***

"О, еще и эта война! — раздраженно подумал старик в голубой рясе, устало падая в роскошное кресло. — Не хватало еще, чтобы этот недалекий правитель перерезал всех горных гномов! Нет, это уже совсем скверно, междоусобицы до добра не доводят, тем более теперь".

Старик устал. Он устал от бесконечных попыток что-то изменить, все неизменно рушилось и текло совсем в противоположном направлении: "Этот кретин, ослепший от своего любимого света, этот… недалекий болван, тоже мне, Белый Единорог! Тьфу! — старик не удержался и зло сплюнул. — Стереть бы его в мелкую пыль, да нельзя… Проклятье! Невероятно трудно сдержаться! Но… нельзя… м-да… А тут еще и император глупость сморозил. Война! Против кого? Против верных в прошлом союзников, горных гномов! Тьфу! — старик снова сплюнул, но уже, скорее, просто по привычке. — Что за мир! Сплошные дураки и сволочи вокруг! А я ничего не могу… мизер!"

Он устало прикрыл глаза. Старик не мог сердиться долго, вся его натура не могла долго удерживать злость. Тем более, надо что-то делать. Но что?

***

— Вот, мотай на ус, внучек. Создается впечатление, что войны — любимое занятие людей. Куда ни кинь око — везде сражаются. Потому их надо знать досконально.

"… Война бывает разная. Есть тщательно взращиваемые войны, когда она долго готовится, ее все холят и замечательно подкармливают, говоря всякие хорошие напутственные слова. Когда такая война созревает — это страшная вещь. Она совершенно хладнокровна и беспощадна, она твердо знает, чего хочет, и добивается этого любыми способами, особо не считаясь с потерями и даже с самой собой. Взращивание такой войны — целое искусство. Тех, кто умеет это делать, называют харизматическими тоталитарными лидерами.

Еще есть импульсивные, резкие войны. Они совершенно непоследовательны, часто меняют свои цели и идеалы, иногда даже и вовсе поворачиваясь вспять. Такая война легко ранима, она, вроде бы, даже сердобольна, но это лишь маска, за которой скрывается не желание как-то помочь, а просто желание поразвлечься или вообще никакого желания, так, проба сил. Импульсивные войны долго не живут, они никогда не перерастают в глобальные. В случае, если боевые действия грозят затянуться, война хиреет и медленно угасает, такова уж ее доля.

Как ни странно, бывают даже милосердные войны, но только в сказках и крайне недостоверных древних легендах. Настоящая же война принципиально презирает милосердие. Милосердие — это слабость… Какая же слабость на войне? От слабости война медленно умирает.

А еще бывают бескровные войны. Ну, не то, чтобы войны… так, по мелочи. Это когда с одной стороны маги боевые воюют. Тогда ни капли крови, только зажаренные трупы, иногда, правда, и кровь проступает, но уж очень редко, когда магу с огнем лень возиться.

Война, конечно, дело благородное, но до чего противное…"