Надрывы

Глава 18

— Уф-ф! — Сторог Тьер, размазывая пот с каменной пылью по лицу, приблизился к Стару. — Готово!

— Что готово? — живо спросил Стар.

— Тонкие остались стенки, раз — и вся река уж в туннеле! — торжественно и гордо рубанул рукой воздух Сторог Тьер.

— Неужто справились? — обрадовано пыхнул трубкой Стар.

— А-то! Денно и нощно долбали скалу, ан вона! Продолбили! Ну, я побегу королю доложу! — крикнул на последок Сторог Тьер, быстро спускаясь вниз.

Стар задумчиво пускал дым, раздумывая над грядущей войной. Куда-то вдруг пропала уверенность в победе, лишь сомнения и тревоги остались. Куда им тягаться с таким воинством? Вестимо, земля своя, родная, да и дело у них верное — оборона… Оборона, кстати, знатная, одних ловушек скрытых сколько! А огненная река дорогого стоит…

А вон и Арсад стоит, тоже думает о чем-то… Стар спрятал трубку в карман и подошел к чародею:

— О чем задумался, Арсад?

— Что-то неладное деется там, не пойму только, что? — Арсад нахмурился.

— Печать никак сломают?

— В том-то странность, что печать никто и не пытается уж дня два как трогать. Правда, через три дня она и сама спадет, но могли и ускорить ведь… А не стали. Почему?

— Что ж там твориться-то?

— Кабы знать… — угрюмо сказал чародей. — Однако силы могучие в астралах моментами кочуют, а к чему ведут… Загадка… Никогда не видывал ничего подобного.

— Что ж делать-то? — с нескрываемым беспокойством спросил Стар.

— В ожидании нет силы, однако в спешке нет атаки…

— И горазд же ты неясно советовать, — посетовал Стар.

— Ясные советы сродни приказам, а вольные народы приказы ненавистью лютой жалуют.

— И то правда, — удивленный глубиной мысли сказал гном.

— Что-то грядет, предупреди короля, пусть строит войско.

— Это что, совет? — усмехаясь, спросил Стар.

— Это приказ, — жестко ответил Арсад, бесцветно посмотрев гному в глаза.

Стар нахмурился, но ушел к королю.

Король поверил. Через час все войско, почти восемь тысяч, стояло хирдами по всему туннелю. Напряженное ожидание только начиналось, а многие воины уже нетерпеливо переминались с ноги на ногу, лаская ладонями в стальных рукавицах рукояти топоров. Король, опираясь на Карадраг, поджидал Арсада.

— Чародей, не ложны ли твои домыслы? — строго спросил он Арсада, когда тот подошел вплотную.

— Нет, повелитель гномов, что-то случится скоро, но сокрыта от меня пока суть того.

— Смотри же, чародей, чтобы не зазря я будоражил народ и войско свое, — нахмурился король.

— Не стоит словами бросать, ибо слова — силы часть, потому никогда я не говорю по пустякам.

— Добро, раз так, — кивнул король.

Минуло два часа. Гномы стали недовольно перебрасываться словами, ворчливо перекладывая оружие и покуривая трубки. Внезапно над потолком тоннеля пробежало серебристое сияние и тут же исчезло.

— Началось… — прошептал Арсад и сжал губы.

Через минуту сияние повторилось, а потом белесые сполохи замелькали повсюду.

— Что происходит? — грозно спросил король.

— Пока ничего страшного, — уклончиво ответил Арсад.

Сполохи кое-где пропадали, но в местах усиливались и стабилизировались, образуя круглые переливающиеся пятна диаметром до десяти метров. Потом все стихло, шум исчез, остались только эти пятна. А потом властный голос наполнил тоннель:

— Я, император и правитель многих народов, обращаюсь к вам, свободные горные гномы, к тебе, король вольного народа. Я знаю, вы готовы к войне и не страшитесь ее, я не желаю крови, но и не могу простить беспричинное убийство моих солдат. А потому я великодушно предлагаю вам, вольные гномы, подписать мирный договор… Но есть условие, с вашей стороны должно быть извинение за подписью короля, тогда договор будет подписан.

Я не хочу грозить и запугивать вас. Но… если через час из врат не выйдут послы с бумагой, подписанной королем, то сквозь те воронки, что прямо над вами, река Морей устремиться в подгорное королевство. Эта необходимая мера, потому как свободолюбивые гномы скорее погибнут, чем принесут извинения… Но ваши дети и жены, подумайте о них. Подумай о своих подданных, король, я не желаю крови.

И еще, если вы сомневаетесь в правде моих слов. Через полчаса мои волшебники распахнут воронки, лишь на несколько секунд… Подумай, гордый и свободолюбивый повелитель, всего лишь бумага с извинением за тысячи жизней. Я жду час.

— Проклятье! — прорычал король. — Я ни за что не напишу этому подлецу такое!

Все остальные гномы угрюмо молчали.

— Всем в городе передайте, пусть уходят по скрытому ходу в лес! — рявкнул король, и тотчас гонец ринулся в город. — Ну, гномы! Последний бой грядет, чует мое сердце! Но не склоним гордость перед подлостью! Не променяем свободу на унижение! Вперед!

Хирды, лязгая доспехами, не спеша пошли к вратам. Мрачны были лица гномов, но руки уверенно держали топоры, не было дрожи в коленках, а все мысли сосредоточенны на битве. Гномы умели умирать за свободу.

Арсад взмахнул рукой, снимая печать. Головной хирд подошел вплотную к выходу.

— Помоги нам Творец, — прошептал чародей, открывая врата. Яркий солнечный свет скользнул по великолепным доспехам воинов.

***

— Все готовы? — негромко поинтересовался император у командира арбалетчиков.

— Да, ваша светлость, шесть тысяч рассредоточены по ближайшим холмам, так что все пространство перед воротами на прицеле, — кивнул головой тот.

— Пехота готова?

— Да, ваша светлость, сорок тысяч стоят вон там, а еще десяток за холмами в засаде, — ответил герцог дар Хэйр, уже несколько лет командующий панцирной пехотой.

— Как думаешь, они выйдут, или все же король пришлет послов? — обратился император к первому советнику.

Первый советник задумался на мгновение:

— Скорее всего, будут драться, если успеют войско собрать. Гномы — народ отчаянный.

— А я думаю, послы выйдут, — решительно помотал головой второй советник. — Все-таки столько жертв…

— Ладно, чего домыслы строить, скоро все увидим сами! — отрубил император, вновь устремляя взгляд на ворота.

Буквально через несколько минут громада каменной плиты черепахой поползла в сторону, обнажая черный зев тоннеля. А потом оттуда ловко и споро начали выбегать гномы в полных доспехах, быстро перестраиваясь в хирды.

Арбалетчики напряженно застыли, готовые в любой момент спустить тетиву по приказу, но император молча наблюдал за разворачивающей строй маленькой, но блестящей армией.

Вскоре семь хирдов стальной цепью выстроились напротив сорока тысяч панцирных пехотинцев. Ни единого знамени не взвилось над стройными рядами, у гномов вообще не было знамен.

— Что ж, будем говорить, — пробормотал император себе под нос и дал шпор коню.

— Ваша светлость! Куда вы? — с ужасом крикнули советники, видя, как император, обогнув собственную армию, поскакал к гномам. Его сопровождали двадцать верных гвардейцев. Император вдруг досадливо остановился, махнул рукой своей охране и дальше поскакал совершенно один.

— Мне нужно поговорить с королем-под-горой! — прокричал император, гарцуя на вороном жеребце перед строем гномов. Стальная стена отреагировала на крик императора незыблемым молчанием.

— Если он не трус, то примет мое предложение! Я хочу поговорить и нет задних мыслей за этим! — вновь прокричал император.

На этот раз строй заволновался, и вперед выступил высокий и мощный гном в полном доспехе: забрало закрыто, сжатые в замок руки опираются на огромный боевой топор с иссиня-черным лезвием.

— Чего желает подлец от короля? — с презрительной угрозой спросил гном.

Император поджал губы, прищурил глаза от внезапно нахлынувшей ярости, но сдержался. Его впервые назвали подлецом и лишь ценой неимоверных усилий он заставил себя остаться на месте и говорить спокойно:

— Никогда я не делал подлости никому и не бил в спину! Однако не следует испытывать мою гордость, не на такой разговор я рассчитываю!

— А коли не на такой, так убирайся, и пусть в бою решиться свобода наша!

— Не горячись, правитель свободных гномов. Согласись, что нет надежд на победу у вас в битве, если случиться она. Потому охлади свой пыл и давай поговорим, как равные.

— О чем говорить с тобой мне?

— С глазу на глаз! Я иду! — император соскочил с коня и не спеша пошел навстречу гномам.

Король-под-горой, поколебавшись несколько секунд, оставил топор на попечение ближайшему гному, поднял забрало и тоже двинулся навстречу.

— Коли ждешь ты извинений моих, то напрасно, император людей, — сказал гном, приблизившись.

— А теперь послушай меня, говорить я буду начистоту. Первое, твои подданные положили полсотни из моего лучшего отряда. Второе, я объявил войну и не могу просто так уйти с поля боя. Третье, я не хочу проливать кровь. Четвертое, в случае битвы вы проиграете. Пятое, и последнее, согласись, гордый правитель, твое устное извинение за своих подданных не такая уж великая плата за свободу своего народа.

Король нахмурился:

— Чего ты желаешь?

— Я не прошу выдать или наказать виновных, я не прошу откупа, мне нужен мир, но мне нужно сохранить честь и доказать крепость трона, а потому мне надо твое извинение. Вернее, мне оно не нужно, будь моя воля, я тут же приказал войскам отступить. Но что скажут в империи? А, король-под-горой? Там скажут, что император — трус! Испугался армии всемеро меньшей! Мне не нужно твое извинение, мне нужно чтобы ты, если тебя спросит народ, сказал, что ты его мне дал.

— Это будет ложь! — зло сверкнул глазами король.

— Хорошо, если желаешь, принеси мне извинение! И тогда это будет правдой! Согласись, это будет справедливо, ведь была же стычка!

Король тяжело задумался, угрюмо глядя императору в глаза.

— Если бы не твое коварство…

— Это не коварство! — резко ответил император. — Это был единственный способ вызвать тебя на разговор! Если бы не было реальной угрозы, ты бы ни за что не покинул горы, надеясь на свою оборону!

— Это правда… — кивнул гном, скрестив руки на груди.

— Жизнь и свобода народа в обмен на извинения! Это маленькая цена, — жестко и уверенно сказал император.

— Небольшая, — опять кивнул гном.

— Так чего же ты ждешь?

— Ты наивен, император, — с легкой усмешкой сказал король-под-горой. — Ты предлагаешь нам слегка унизиться, чуть-чуть испугаться и попросить прощения в обмен на жизнь…

— Проклятье! — император уже не мог сдерживаться. — Я только хочу справедливости! Извинение за убийство — мизерная цена!

— Тебе легко быть великодушным и справедливым с армией в полсотни тысяч, — презрительно бросил гном.

— О-о-о! Создатель! — император стукнул кулаком о ладонь. — Я просто хочу мира!

— Зачем же было начинать войну?

— Моя ошибка, — нетерпеливо закивал император, — но я изменился, я стал другим, и эта война теперь мне кажется бессмысленной.

— Ну так уходи с поля битвы.

— О-о-о! Но тогда меня будут считать трусом!

— А меня? Император, кем будут считать меня, если я принесу извинения? — ехидно поинтересовался гном.

— По крайней мере, у тебя есть за что приносить извинения, — заметил император.

— Это бесполезный спор, повелитель людей, — качнул головой гном.

— Хорошо, давай вместе найдем выход, — император скрестил руки на груди. — Мне не нужна война — тебе не нужна война, мне нельзя просто уйти с поля боя — тебе нельзя просто уйти с поля боя…

— Тогда давай сражаться, — невозмутимо ответил гном.

— Но я не хочу крови, — устало сказал император.

— И я не особо желаю, но нет выхода, — гном устало покачал головой.

— Должен быть!

— Но ведь нет!

— Нам надо сражаться?

— Надо.

— И без крови?

— Ну да.

— Значит будем сражаться без крови!

— А ведь мысль! — король-под-горой усмехнулся. — Мы просто скажем своим армиям, что это все тренировка, вы учитесь захватывать горы, скажем… горных троллей! — гном даже хлопнул себя по ноге от удовольствия. — А мы учимся обороняться от атак, скажем… ну, неважно от каких-нибудь герров или орков.

Император внимательно посмотрел в глаза королю и увидел там неподдельную радость и ликование.

— Давай пожмем руки, союзник, — твердо сказал император, стягивая перчатку.

— Пожмем! — гном, сняв латную рукавицу, протянул свою могучую ручищу.

— Значит так, арбалетчики мои стрелять не будут, копейщики снимут наконечники пик, а вот что с мечниками делать? — император задумался.

— А пусть просто колющих ударов избегают, а иначе наши доспехи и не пробить, — посоветовал гном. — Ну, а мои топоры на облегченные дубины сменят, мы тут их враз в лесочке наломаем. Ну, а так баталия по всем правилам… только более сорока тысяч не ставь, не совладаем…

Император улыбнулся, впервые за сегодняшний день.

Через три часа действо началось. Непросто было объяснить своим солдатам, что же на самом деле будет. Люди упорно не хотели верить в то, что это будет лишь учебная битва, гномы не хотели брать в руки дубинки, да и взяли лишь тогда, когда король пообещал поотрывать всем головы голыми руками.

Поначалу гномы с дубинами резво стали ложить копейщиков, проломившись через частокол пик, а люди как-то сопротивлялись слабо, все еще не веря в реальность происходящего. Но потом задор простой и нехитрой драки захватил их, и дело пошло веселее. То и дело завязывались нехилые потасовки, мечники и гномы, побросав мечи и дубины, лезли друг на друга с кулаками. Однако злобы не было, лишь задор, запал, стремление показать себя, и только.

Спустя пару часов самая большая драка в истории закончилась трудной победой людей, все же их было в пять раз больше, хотя гномы дрались лучше и удачливее.

— Ничего, — ворчали побежденные, — вот как-нибудь в трактире повстречаемся и там силой-то померяемся.

— Ладно, ладно! — махали рукой измотанные победители, — и мы ребята не промах!

Император, с улыбкой следивший за битвой, переросшей в драку, приказал выкатить на поле несколько бочек с пивом. Да и гномы, тоже не оставшись в стороне, приволокли с десяток, приличных таких, впятером каждую катили.

За всеобщей попойкой все помирились, поссорились, опять подрались и снова помирились. Лагерь гудел, как улей, а у императора оставалось еще одно важное дело.

— Сарайэн! — крикнул он зычно.

— Да, мой повелитель, — крикнул в ответ тот, спеша к императору.

— Все готово?

— Готово, мой повелитель, уже давно все готово.

— Тогда объявляй и начинаем, — резко бросил император.

Сарайэн поклонился и быстро пошел к эшафоту, на ходу отдавая распоряжения.

Солнце клонилось к закату.

***

Капитан очнулся от того, что кто-то заботливо переворачивал его с живота на спину, бормоча себе под нос:

— Негоже так лежать, при ранении подобном вред немалый.

“Как там?” — обратился капитан к компьютеру, не открывая глаз.

“Если так пойдет дальше, то через часов десять рана затянется полностью”, - ответил УПИК.

“Это ты?”

“Регенеративные процессы идут с удесятеренной скоростью даже без вмешательства ускоряющих метаболизм веществ, совершенно не поддается объяснению факт локальной гиперрегенерации клеток печени, — серьезным тоном проинформировал УПИК, а потом добавил. — Ну, а с легким уже все ОК.”

Мелт осторожно открыл глаза и увидел сухонького пожилого человечка ростом не более полутора метров, с грустью наблюдающего за ним. Редкая куцая бородка с проседью торчала под нелепым углом; кривой, непропорционально большой нос на маленьком сморщенном лице делал человечка похожим на безобидную птицу с добрыми глазами.

— Очнулся, болезный, — ласково пролепетал человечек-птица.

Капитан не без труда кивнул.

— Это и пора бы уже, да-а… — с грустью в голосе опять пролепетал тот скороговоркой. — Это… и казнь уж недалече… Эх, падет твоя головушка… — он покачался из стороны в сторону. — И чего правитель-то наш так осерчал на тебя? С виду человек-то ты неблагой…

Мелт молчал. Он и сам не знал ответа на этот вопрос. Действительно, его тут, вроде бы, будут казнить, а за что? Ему стало как-то не по себе…

— И к чему мне стараться-то было? Помер бы себе тихо… Ан нет, правителю к чему-то казнь лютая спонадобилась… — человечек тяжело вздохнул.

Капитан пошевелил ногами — приглушенно звякнули цепи.

— Кандалы там, болезный, — пояснил человечек. — Опасаются тебя. Свиреп, говорят, и Мастер к тому ж…

— Мастер, — прошептал Мелт, смакуя слово, и усмехнулся.

Помолчали немного.

— Уж и солнце к вечеру, — заметил человечек, выглядывая за полог шатра, — придут скоро.

И действительно, через пару минут вошли двое здоровенных стражей.

— Нам приказано доставить его к месту, — сухо сказал один из них.

— Что ж, приказано, так приказано… — вздохнул человечек. — Только мягче, болен-то он все…

— Не боись, чародей, доставим в лучшем виде! — оскалился второй стражник, грубовато подхватывая капитана под руки. — Ну, топай, смертничек, — скомандовал он.

Капитан, не спеша, маленькими шажочками пошел, поддерживаемый под руки стражниками.

Ему в след с нескрываемой жалостью смотрел сухонький человечек-птица, шепча слова заклятия бесчувствия.

— Пусть хоть в смерти тебе не будет страданий, — пробормотал он, закончив заклинание.

Эшафот, красуясь свежеструганными досками, гордо держал на помосте двухметровый столб. Склоны пролегающих холмов, сплошь усеянные солдатами, напоминали гигантский амфитеатр, только почетной ложи для знати не было.

Мелт, все еще не веря в происходящее, машинально шагал, поддерживаемый под руки двумя стражниками. Словно нелепый страшный сон… эшафот среди голых холмов… латники… казнь… а он даже не представлял — за что… Голова гудела, словно после трех бессонных ночей подряд, перед глазами плавали бледно-зеленые пятна, ноги едва слушались.

"Что это? Неужели конец? Смириться с новой жизнью, решиться на это существование только для того, чтобы умереть вот так? Немыслимо! Как глупо… уж лучше бы погибнуть там, в этой пустыне, чем… — Мелт покачнулся, но его крепкой хваткой удержали сильные руки. — Палач… весь в черном, и маска черная, только две дырки для глаз… Как глупо… Но за что?! За что? Ступеньки… одна… две… три… четыре… пять… слегка прогибающийся под тяжестью шагов помост… столб… ставят спиной к столбу, руки заводят назад… привязывают, — капитан вяло помотал головой, к зеленым пятнам прибавился еще и блеклый голубоватый туман, словно пенкой на глазах. — Но что они будут делать? Зачем столб? Палач с… мечом?.. Двуручным… вышел кто-то… что-то говорит… — он с трудом улавливал и воспринимал слова… "за разбой… за убийство подданных… публичная казнь…" Какой разбой? Это клевета!.. Корни… Стилдат… стоят у эшафота… потом они?.."

— Повязку? — громко спросил палач.

"Повязку? Зачем? Они думают, я боюсь? — капитан презрительно выдавил на губах усмешку. — Что они знают об офицерах космической разведки? Плечами пожимает… палач становится сбоку… примеривается… — капитан обвел мутным взглядом все: люди, небо, зелень травы, Корни, палач, дракон над лесом. Палач смотрит куда-то… человек в черном… махает рукой… — Мелт закрыл глаза и…

***

— Черт!!! — в диком отчаянии взревел золотой дракон, видя, как двуручный меч палача, легко пройдя сквозь кожу, артерии, хребет позвоночника, врубился в столб. Голова с глухим стуком упала на помост, тело обмякло и повисло на веревке. На минуту! — ревел дракон, неистово качая головой. — Идиоты!

На эшафот уже поднимался Корни. Люди внизу заволновались, показывая вверх на него, забегали арбалетчики, готовясь к стрельбе. А вон и волшебники засуетились, что-то колдуют, — дракон печально усмехнулся, выпустив клуб дыма пополам с огнем.

Он приблизился на расстояние выстрела: судорожно захлопали тетивы, арбалетные болты бессильно зацокали о чешую.

— Идиоты… — зло сквозь зубы процедил дракон, опускаясь на землю прямо перед эшафотом, заставляя солдат разбегаться в разные стороны.

Веревки на руках Корни лопнули, солдаты, окружающие Стилдата, с криком рухнули на землю и затихли навсегда, впечатанные во время каменным проклятьем.

— Скорее сюда! — рявкнул дракон, грозно оглядываясь на боязливо подбирающихся поближе воинов.

Корни с удивлением смотрел на отливающего золотом гиганта, да и Стилдат не спешил навстречу…

— Корни, Стилдат, сюда! — раздраженно крикнул дракон, небрежно отмахиваясь от летящих арбалетных болтов. Третий раз звать не понадобилось — оба в мгновение ока очутились возле него.

— На шею лезьте! По крылу! — подсказал он, опуская крыло поудобнее. — Эх! Черт! Идиоты! Спалить бы вас тут всех! Да сами загнетесь, недоумки! — надрывно ревел дракон в сторону человека в черном плаще с кровавым подбоем. — Эй, император! Не слушай ничьих советов! Верь только себе! Тогда меньше будет ошибок, которые потом придется искупать немалой кровью!

— Готовы?

— Да! — крикнул Корни.

Золотой дракон, устало взмахнув крыльями, поднялся над беспомощной армией и скрылся за лесом.

— Магистр! — разъяренно крикнул император.

— Да, ваша светлость, — угрюмо склонив голову, глава Академии подошел к правителю.

— Почему он улетел? — с холодной яростью по слогам проговорил император.

— Мы не могли с ним состязаться, — приглушенно ответил первый маг империи. — Он в несколько раз быстрее и сильнее, если бы он захотел, то от всего этого войска, — маг обвел лагерь рукой, — осталась бы одна зола…

— Кто это был?

— Я не знаю, — пожал плечами Магистр.

— Он сказал, что я ошибся…

Магистр вновь пожал плечами:

— Только время дает ответы.

— Я хочу, чтобы ответ был мне известен заранее! — жестко сказал император, глядя в усталые глаза мага.

— Нелегко держать чуть менее часа врата от реки Морей и до этой скалы, правитель, — с нескрываемым раздражением произнес Магистр, — есть предел силы у волшебников, есть предел выносливости у воина, есть пределы полета у стрелы, есть пределы власти у человека…

— Это намек? — сузив глаза, ледяным голосом спросил император.

— Это правда бытия, ваша светлость, — спокойно ответил император.

— Ступай, — кивнул головой император.

Волшебник повернулся, не говоря ни слова, и ушел.

Император смотрел на заходящее солнце и думал. Да, он не знал этого человека, который сегодня был казнен, да, возможно, он что-то значил и был лучше многих, но, по крайней мере, его дочь отныне будет спать спокойно, и этот аргумент со стопудовым грохотом перевешивал все остальные. Время… возможно, оно, и выявит ошибку… возможно… но ради дочери он мог пожертвовать многим, если не всем. А ошибку можно и исправить.

Император усилием воли выкинул из головы все сомнения, вырвал с корнем ненужные переживания — он не мог себе позволить такую роскошь, как переживать за судьбу единственного человека. Судьба всей империи зависела от него, и отдельные люди были лишь маленькими, бесконечно маленькими кирпичиками в огромном и порядком обветшалом здании.

— Кирпичики… — прошептал император и усмехнулся.

Эта мысль окончательно вернула его в прежнюю колею, жесткость и властность вытеснили прочь налет сострадания и тревоги, вернулась утраченная на мгновения вера, зацементировав облик стального человека.

— Свейрат! С рассветом отправляемся назад! — решительно прокричал император. — Передай тысяцким!

— Слушаюсь, мой повелитель, — раздался из-за спины голос Свейрата.

Император вновь взглянул на багровое солнце, вновь усмехнулся и отправился спать. В эту ночь его сон был на редкость спокойным и глубоким.

***

Золотые шпили минаретов столицы Левого Шилта Нарьи как всегда неожиданно выплыли из-за барханов. Сколько Хайф ходил с караванами, но каждый раз Нарья открывалась так неожиданно, словно он шел этой дорогой впервые.

Белые, как мел, городские стены, белые башни минаретов и золотые купола — ничего прекраснее Хайф в жизни видел. Но то было раньше… Это раньше он с восхищением смотрел на город, смакуя каждый изгиб улиц, каждый блик металла, теперь он смотрел на столицу почти равнодушным взглядом правителя, у ног которого лежит мир. Что для него это город? Всего лишь начальная точка, отправной пункт. Но все же Хайфу было приятно, что он начнет именно отсюда…

Что может быть слаще предвкушения, обоснованного предвкушения власти? Хайф улыбался, жестко и презрительно, глядя на белоснежную чистоту первого города.

— Сделаю его столицей моей империи, — прошептал он, поглаживая рукоять сабли. Сабля отвечала легким нетерпеливым подрагиванием.

— Потерпи, — едва слышно зашептал Хайф. — Я тоже терплю и ожидаю, в ожидании есть удовольствие предвкушения, ожидание усиливает сладость мгновения торжества…

Сабля Тысячи Вихрей, словно вняв его словам, затихла. Хайф знал, что будет делать. Времени было достаточно, а анализировать и думать он уже умел лучше. Нет нужды спешить, нет нужды опережать судьбу. Все предрешено.

Верблюд… Хайф усмехнулся, подумав о том, что будущий властитель мира въезжает в свою будущую столицу верхом на верблюде…

***

— Отдохнул, Девятый? — с легкой усмешкой поинтересовался старик, глядя на помятое лицо Аркина.

— Я не сомкнул глаз всю ночь! — зло ответил маг. — Зачем ты оставил без ответа все мои вопросы?

— Тебе нужно было отдохнуть, — спокойно сказал старик.

— А теперь?

— Что теперь?

— Ты ответишь? — Аркин раздражался все больше.

— Ты учился в Академии… — тихо произнес старик. — Чему тебя учил Магистр? Неужели, ты забыл все?

— Я все прекрасно помню!

— Тогда почему кричишь, теряешь терпение и даешь волю злости? Истинный Мастер должен не то, что помнить, а поместить эти истины среди инстинктов.

— Но…

— Я знаю, — старик предупреждающе поднял руку. — Ты не Мастер, но непременно им станешь.

Аркин смешался:

— Я…

— Ты пока зеленый ученик, Девятый. И, заметь, мой ученик.

— Но…

— Молчи! А теперь задай мне те вопросы, на которые хотел услышать ответы.

— Кто написал Безымянную книгу? Почему я Девятый? Каким образом я Девятый? Что за народ, чьими рунами девятка вписана в мою ладонь? Почему я ваш ученик? Откуда вам известно, что я стану Мастером? — Аркин перевел дыхание.

— И это все, что ты хотел бы знать? — несколько разочарованно спросил старик.

— Ну…

— Ясно! — прервал его старик и спокойно уселся в большое кресло. — Если ты действительно хочешь все это узнать, то слушай внимательно. Во-первых, — старик загнул мизинец на левой руке, — времени катастрофически мало на этот раз и обучать тебя я вынужден чересчур быстро, во-вторых, — он загнул безымянный палец, — на все эти вопросы я отвечу, но когда сочту нужным, полезным или необходимым, в-третьих, — он загнул средний палец, — были, видно, достойнее тебя, но времени мало…

— Но…

— А пока я отвечу на кое-что, — старик поднял руку. — Ты — Девятый, потому что я — Восьмой; попал ты сюда с помощью простого заклятья перемещения…

— Но…

— Перемещение в пространстве возможно! — нетерпеливо предвосхищая вопрос Аркина, ответил старик. — И еще, та руна на руке не принадлежала никакому народу, а книга на этом языке — единственная во всем Ренаре.

— Но…

— Все! Остальные ответы позже, ученик.

— А если я откажусь? — задирчиво спросил Аркин.

— А ты откажешься? — лукаво усмехаясь, спросил старик.

Аркин опустил глаза и тихо сказал:

— Нет…

— Вот и славно, завтра приступим, а сегодня отдыхай, в эту ночь ты будешь спать спокойно, это я тебе обеспечу, — старик вновь улыбнулся и исчез.

— Вот так раз… — пробормотал Аркин, вытирая пот со лба. Его просто раздирало от любопытства, каждая клеточка его мозга жаждала ответов, а старик мастерски играл на этом.

— У-чи-тель… — по слогам прошептал маг, глядя в потолок.

***

Герк, поднявшись на вершину холма, с гордостью наблюдал за своей армией. Более двухсот тысяч! Черные единороги гвардии, ровные отряды пехоты, кавалерия Шилта…

Он чувствовал победу, она буквально горела в каждом взгляде любого воина, в угрюмой и тяжелой поступи единорогов, в монотонном лязге доспехов. Герк чувствовал победу всем своим естеством, и это наполняло его верой. Он верил в свое будущее, в грядущее величие своего народа, в грядущее господство сумеречных эльфов. Тьма никогда не бросает своих подданных.

— Хевр! — негромко окрикнул канцлера Герк.

— Милорд… — вкрадчиво просипел канцлер, приближаясь.

— Сколько до королевства?

— Недели три, не меньше…

"Три недели… не так уж и много" — подумал Герк, тронув поводья.

За ним шла двухсот сорокатысячная армия, на поясе висел Клинок Великой Мглы, на пальце сумрачно мерцало вязью орнамента кольцо Гор… Герк был почти равен Хайфу, только Амулет Черного Дракона заменяла ему армия, но это была слишком неравноценная замена. Впрочем, Герк об этом и не подозревал.

***

— Ну, внучек, продолжение-то вот оно, слушай…

"… Следом за Вьющейся расвой идет расва Плывущая, суть время образующая. Нет сложнее ничего времени, оно загадка для чародеев повсеместно, а от того и не имеют они понятия, как влияние на него претворять. А в том суть, что при времени обращенном все прежним остается, по причине этой и вьющаяся и нерушимая расвы неизменными будут.

Волшебники глупы: зрят однородность расвы Плывущей, а не видят мнимости ее. Однородность та только для защиты от них и есть, ибо страшен временем повелевающий.

Вся расва Плывущая из тэрнов образуется, и всего-то значений у тэрнов семь есть. А на тэрны те сахайраны противоположностей накладываются. Вот и вся суть самого запретного из астралов всех…"

— Время, внучек, вещь простая, но работать с ним бережливо требуется, так-то…

***

В эту ночь маленькой принцессе снился добрый сон, впервые за многие недели. Она блаженно улыбалась, разбросав вьющиеся волосы по подушке.

И ей было все равно, что Единственное Пророчество давно набрало силу, что эта сила уже двинула вперед грозовой фронт, и мрачные тучи, клубясь злобой, сгущались над империей. Это были грозовые тучи Единственного Пророчества.

Конец первой части.