Нахаловка

Глава 18

Нет-нет, я не ошибся — это был точно Бурят, только постаревший на те самые тридцать четыре года, которые я провел… Да хрен его знает, где болтало все это время мою грешную душу?

— Мля… — Недовольно почесал небритую щеку крестный. — Не вовремя как! Может, пусть он полежит… Здесь… Пока мы Тимку к Лукьянихе отвезем? Хуже этому бедолаге, — он указал на неподвижное тело, — все равно не станет… Медведя мы пуганули… А потом, можно и за Митрофанычем сгонять…

— Подожди, Леха, не мороси! — командным голосом произнес Валек, присаживаясь на корточки перед Бурятом рядом со мной.

Он тоже внимательно изучил расписные кисти покойника, а потом не побрезговал и задрав рубаху с курткой повыше, рассмотрел так же внимательно и его украшенное тюремными татуировками тело. И чем больше он их разглядывал, тем более мрачным становился.

— Совсем не простой этот зэка… — став, едва ли, ни чернее тучи, сухо произнес Валек и нервно сглотнул.

— Еще бы! — усмехнулся я, совсем позабыв о конспирации. — Семь ходок, три побега и гора жмуров за плечами…

— Пф-ф, с чего это ты взял, Тимка? — удивленно фыркнул крестный, явно не оценив моих познаний.

— Все правильно тебе мелкий разложил, — неожиданно подтвердил мои выводы Валек. — Вся его блатная жизнь шпорой[1] и мазутой[2] на теле выбита!

— Откуда… — «поперхнулся» Иваныч.

— Учитель у него отличный был — дед, — ответил Валек, поднимаясь на ноги, — тоже неслабо в свое время по зонам потоптался.

— Это отчим твой, что ли? — переспросил Иваныч.

— Он самый. — Кивнул Валек. — И именно из-за него мы об этом никому и ничего не расскажем! Тем более участковому! Понял, Леха? Никому! — с нажимом произнес папахен.

— Понял-понял! — Поспешно кивнул Иваныч. — Смысла, только, не вижу… — немного обиженно произнес он после.

— Все из-за того же деда, — не стал скрывать Валек. — Терки у него с «воровским сообществом», еще с тех времен, когда он только-только завязать надумал. И вот о таком «подарочке» он мне еще во времена моей молодости все ухи прожужжал!

— Это, типа замут, как в «Калине красной»[3], что ли? — Нашел подходящую аналогию крестный.

— Ну, типа того… — Неопределенно пожал плечами Валек.

— Слушай, зема, да фигня это все! — Отмахнулся от папахена Иваныч. — Сколько лет-то прошло? Да и времена нынче другие! Не девяностые, чай!

— Ну, ты можешь думать все, что хочешь, — не поддался «на провокацию» приятеля Валек, — а я по старинке привык: лучше перебдю! Да и старого подставлять неохота…

— И чего ты с ним делать будешь? Ну… со жмуром этим?

— Уж на своем поле точно не оставлю! — Папахен явно был уверен в своих действиях, словно у него в голове именно на этот случай был заготовлен какой-то план. — Поможешь его на ферму отвезти? Деду хочу показать…

— Сука! — выругался Иваныч. — Вот так и знал, что сегодня все наперекосяк пойдет! Бабу с утра с пустым ведром встретил, кошак черный дорогу следом перебежал — и на тебе, дождался…

— Так поможешь, или нет? — надавил на него в очередной раз Валек. — Или мне за своим грузовиком топать?

— Говно вопрос — а куда мне с подводной лодки? — Громко заржал Иваныч, крепко хлопнув папахена по плечу. — Мы с тобой, говнюк ты этакий, из такого дерьма вместе выплывали, как я тебя брошу? Конечно, помогу!

— Красава, Леха! Я знал… — И папахен, едва не пустив скупую мужскую слезу от умиления, полез обниматься к Иванычу. — Давай, подгоняй сюда «Патриота» — запихаем тело в кузов, — продолжил он «ковать железо», пока Иваныч не опомнился.

Крестный кивнул и уже через пяток минут загнал задом своего железного коня на кукурузное поле, стараясь, по возможности, не портить кукурузу.

— Ну, что, ребятки, взрогнули? — уточнил папахен, кода мы подхватили на руки тяжеленное тело, успевшее «слегка» окоченеть. Я и крестный — за ноги, а отец моего тела — за руки. — И раз…

— Еп! — Нога Бурята вырвалась из рук Иваныча, и он завалился на спину, сжимая в руках дорогую туфлю рецидивиста. — Вот, мля, тяжелый какой! Так и спину сорвать можно!

— Факт, — согласился с ним Валек, отпуская труп на землю, — опять придется всю жопу мильгаммой[4] обколоть… Не надо нам такого счастья! Давай мы его потихоньку в кузов затянем. У тебя трос буксировочный есть?

— Есть, — утвердительно кивнул Иваныч и, покопавшись в кузове, вытащил на белый свет плетеную синтетическую веревку с металлическими крючками на концах. Вместе с папахеном они быстро обвязали жмурика под мышками тросом, «пристроили» его спиной к открытому борту грузовичка и, забравшись в кузов, принялись тащить его наверх. Я, стоя на земле, «регулировал» этот процесс, подталкивая, где надо, и помогая затянуть дохлого Бурята в грузовик.

— Да, уж… — сипло произнес Иваныч, когда мы, наконец, затащили гребаную тушу в кузов «Патриота», — нелегкая это работа — из болота тащить бегемота!

— И не говори! — отерев пот со лба, согласился с другом Валек. — Ты как, Тимка? — Неожиданно спросил меня Валек, с тревогой всматриваясь в мое лицо.

«С какой целью интересуешься?» — Была первая мысль, но я успел вовремя её притормозить. Ведь не просто так он спрашивает, не каждый же день пацану приходится жмуров грузить… Переживает, похоже, папахен за сопляка.

— Прости, что втравил во всю эту хню… — Виновато продолжил Валек, чем подтвердил мою догадку. — Не подумав…

— Да ладно… пап… — произнес я с небольшой запинкой. Никак не могу к этому привыкнуть: у меня-то отца никогда не было, как, впрочем, и матери. Сирота я, сирота… Они, конечно, были, от плесени дети не заводятся. Только не знал я их никогда. Ровесник революции и Гражданской. Беспризорная босота двадцатых… — Все пучком! Сын за отца всегда впишется, если ему опасность грозит… — Выдал я какую-то импровизационную отсебятину, поскольку и ни семьи, ни детей у меня самого тоже никогда не было. Не по понятиям для честного законного вора.

— Серьезно? — неожиданно обрадовался Валек, заключив меня в крепкие отцовские объятия. — Наконец-то я в тебе, сын, настоящего мужика увидел, а не обдолбанного вусмерть обсоса!

— Да и ты меня зла не держи, пап… — Решил я по полной отыгрывать свою роль. Если уж судьба подбросила мне такой гамбит, постараюсь быть «примерным сыном», чтобы не расстраивать зазря свою новую родню. Пусть хоть немного отойдут душой папка с мамкой — мне даже невооруженным взглядом видно, как измотало их своим пагубным пристрастием родное дитя. — Я реально решил завязать… Только помогите мне…

— Сынок… — Отец сглотнул вставший в горле комок, украдкой смахнул выкатившуюся из глаза слезинку. — Да я для тебя в лепешку расшибусь! Сейчас свезем это тело к деду, пусть он посмотрит — не его ли это старые дружки, о которых он все время талдычит…

— Хорошо, если старик еще не в маразме — втесался в разговор крестный, — а то он такого напридумает…

— Плохо ты его знаешь, — возразил Валек. — Дед, хоть и звезд с неба и не хватает, но, если бы не он, мать бы нас в девяностые одна «не вытащила». Да и ферму, посмотри, какую поднял! Половина Нахаловки, так, или иначе, у нас работает! Не-е-е, дед попусту трепаться не будет — не тот он человек! Хорош, трындеть, Иваныч! — прикрикнул он на корефулю. — Поехали! Нам еще потом Тимку к Лукьянихе везти по темноте!

Крестный без возражений захлопнул борт и накинул на кузов пластиковую крышку, закрыв мертвеца от чужих любопытных взглядов. Я вновь поразился, как все удобно придумано. Для деревни такой автомобиль — просто находка! Хоть дерьмо на огород вози, хоть жмуров — все чин-чинарем, и комар носа не подточит! Наконец-то научились наши доморощенные умельцы настоящие машины делать! Прямо, как заграничные! Любо-дорого посмотреть! Мы вновь расселись «согласно купленным» билетам' и Иваныч осторожно выехал с поля на дорогу, развернувшись в сторону поселка.

Дом моей родни обнаружился тоже на окраине поселка, неподалеку от сельскохозяйственной механизированной колонны, где мы с Иванычем встретили Валька. А что, вполне удобно — не надо за тридевять земель на работу бегать. Хотя, сейчас с этим намного проще, чем в мое время — почти у каждого под задницей какой-никакой драндулет имеется. Даже в такой дыре количество «автоимущих» меня просто поражало. Мы подкатили к высокому бетонному забору, окружающему со всех сторон родные пенаты моего молодого тела. Въезд закрывали большие металлические ворота, внушающие надежную защиту только одним своим видом. Нихрена себе, как у меня родственнички окопались! Да тут настоящую осаду можно держать!

Валек вынул из кармана какую-то маленькую черную хреновину и, направив на ворота, нажал на одну из кнопок. Створка ворот начала медленно отъезжать в сторону, открывая проезд. Ну, нихрена себе, до чего техника дошла! Я просто поверить не мог, что такое вот «чудо» установлено в какой-то занюханной и затрапезной деревне, в которой едва ли не четверть дворов вообще заброшена. Но я старался держать покерфейс[5], как говорят профессиональные каталы[6], и ничему не удивляться.

«Патриот» Иваныча проехал во двор, папахен вновь притоптал кнопку, и ворота за нашей спиной самостоятельно начали закрываться. Я во все глаза разглядывал окружающую обстановку: по всей видимости, жила моя семейка дорого-богато: широкий двор, мощеный диким камнем, огромный трехэтажный домина, который и домом-то язык не поворачивается назвать! За домом виднелся большой сад, усиленно сбрасывающий разноцветную листву в преддверии близких зимних холодов. Как по мне, здесь у них настоящая фазенда, как в просмотренном мною, как раз перед самой смертью, бразильского слезоточивого фильма «Рабыня Изаура»[7].

— На задний двор гони, — распорядился Валек, выпрыгивая из машины. — Я за дедом.

Он быстрым шагом поднялся на невысокое крыльцо своей хоромины и исчез за дверью, а мы неспешно покатились вокруг дома. Я с удивлением пялился на открытый гаражный бокс неимоверных размеров, в котором стояло две тачки! Одна из которых тоже была пикапом, только отличающийся от «Патриота» Иваныча, как небо и земля. Машина была просто огромной! Хищные, слегка рубленные изгибы, сверкающий свежей полировкой, массивная решетка радиатора, прозрачные хрустальные фары — просто верх инженерной мысли! На такой машине всякое дерьмо возить — жаба любого задавит. Хорошие тачки я всегда любил, и по возможности сам на них ездил. Но ничего лучшего, чем «Волга» 2410 у меня не было.

— Че, все облизываешься на батькину «Тундру»? — заметив мой «голодный взгляд», усмехнулся крестный.

«Тундра? Это что, наши теперь тоже такое делают?» — Изумился я, едва удерживаясь, чтобы не произнести этого вслух.

— Да, не чета моему пепелацу, — с печальным вздохом произнес Иваныч, тоже «облизнувшись» на сверкающую никелем решетку пикапа. — Умеют япошки делать тачки! Не то, что наши!

«Значит, все-таки не наша», — отчего-то с облегчением выдохнул я. А то, совсем трудно было поверить, что я нахожусь в СССР, пусть и прекратившем свое существование более тридцати лет назад, как сказал мне крестный. А так все сходится — как не умели делать хорошие тачки, так и не умеют. Вот разве что «Патриот»…

— Да «Патриот» твой тоже неплох, дядь Леша, — решил я провентилировать и этот вопрос, — значит, все-таки что-то умеют и наши.

— Хех, Тимка, — усмехнулся крестный, — да в этом пепелаце от нашего — шиш, да маленько! Двигатель «Ивеко» от «Фиата», тормознуха с рулевкой — немчура, короба — корейская. Вот и посуди, чего здесь нашего?

Ну вот, наконец-то все встало на свои места! Я дома, а не в какой-нибудь фантастической реальности! Значит, я здесь точно приспособлюсь: с машинами разобрался, дороги видел, а значит, дураки и лопухи тоже никуда не делись! А именно с этим контингентом Семен Метла умеет обращаться.

Иваныч загнал свою машину в самый глухой угол усадьбы, отделенный от остальной территории еще одними воротами. Когда мы вышли из машины, ноздрей коснулся легко узнаваемый «легкий аромат» канализации. Крестный тоже это почувствовал, шумно втянув воздух волосатыми ноздрями:

— Похоже, септик пора чистить…

— Завтра говновозка должна приехать, — сообщил нам появившийся в закутке Валек.

— Где старик? — спросил его крестный.

— Сейчас будет, — ответил папахен, — я ему позвонил…

— Перекурим тогда, — произнес Иваныч, вынимая из кармана сигареты. — Будешь, Тимоха?

— Не, — мотнул я головой, чувствуя, как на меня постепенно наваливается «тяжесть». Видимо, эффект лечения малой дозой дури постепенно сходил «на нет». — Как-то мне не очень… — решил я признаться. — Покемарю мальца в машине, пока дед не приедет?

— Давай, — кивнул Валек, в глазах которого я увидел понимание и сопереживание. — Держись, сын, мы тебя вытащим из этого дерьма! — твердо пообещал он. — Даже если Лукьяниха не справится — устроим тебя в хорошую клинику! Ничего не пожалею…

— Не бзди, Валек! Лукьяниха вытащит! — возразил крестный. — И не таких конченых вытаскивала!

— Тебе-то откуда знать? — Фыркнул папашка. — Тоже мне, знаток выискался!

— Да мне побольше некоторых известно! — Не сдавался Иваныч, глубоко затягиваясь сигаретой. — Сама бабка рассказывала…

Я не стал дослушивать их дружескую «пикировку»: похоже, что такое состояние для двух друзей-приятелей — нормальный процесс общения. Я залез обратно в машину, только уже на заднее сидение, и мгновенно вырубился. Впечатлений после первого дня моей новой жизни хватало с лихвой. Вот мозг и не выдержал. Да еще и гребаный марафет…

Когда открыл глаза в следующий раз, то подумал, что еще не проснулся, продолжая находиться в сладком царстве морфея. На меня сверху вниз, находясь немного в тени, печально и, вместе с тем, укоризненно смотрел мой самый верный и преданный Алёха[8] — таджик Махмуд по кличке Али-Баба. Тот самый, которого я перед самой своей смертью успел отослать подальше с союзным общаком, чтобы «золотая касса» братвы не попала в загребущие руки развенчанного мною же законника Вити Бульдозера. Как же называлась та дыра, в которую я его «сослал» и так вышло, что на вечное поселение? Ведь, похоже, что он моего распоряжение так и не дождался. И приемника я себе не оставил, чтобы казну воровскую чин по чину передать. А вот интересно, на сколько Махмудки хватило? На пять лет? На десять? Ведь я ему тогда в запале по телефону брякнул: «жди, пока не сдохнешь!» А ведь он, реально — двадцать на два[9], и ослушаться меня вряд ли посмел. Только на какое время ему этой преданности хватило? Да и жив ли он теперь? Он и тогда уже не молод был… Помер, наверное. И ко мне во сне мертвым явился. Да, кстати, вспомнил, как та дыра называлась, где Али-Баба с общаком заховаться должен был — поселок Советский.

Лицо Махмуда, нависшее надо мной, все никак не пропадало. Он слегка пошевелился, выйдя из тени, и я с недоумением понял, что таджик стар. Его раскосое «улыбающееся» лицо, было вовсю расчерчено сеткой глубоких морщин, превративших его физиономию в этакое подобие печеного яблока. Но это был точно он — Али-Баба, уж кого-кого, а его бы я узнал в любом возрасте. Слишком многое связывало нас в той жизни. Вот только зачем он пришел ко мне во сне? Неужели про общак что-то хочет сообщить?

— Чё хотел, Али-Баба? — тихо спросил я таджика, боясь потерять во сне контакт с мертвецом.

— Совсем оборзел, щенок? — недовольно рыкнул старикан, отвешивая мне тяжелую затрещину.

[1]Шпора — игла для нанесения татуировок (тюремн. жаргон).

[2]Мазута — краска для нанесения татуировок (тюремн. жаргон).

[3] «Калина Красная» — советский полнометражный фильм. Реж. В. Шукшин. К/с — «Мосфильм», 1973 г.

[4] Мильгамма — лекарственный препарат, широко применяемый в комплексной терапии многих неврологических заболеваний.

[5] Покерфейс (Poker face) — в терминологии покера выражение лица, не выдающее эмоций, а также мимические уловки, вводящие оппонента в заблуждение.

[6] Ката́ла — один из представителей воровских профессий. Каталы получают доход от игорного бизнеса, применяя меченые карты и другие шулерские приёмы. В уголовном мире относятся к элите.

[7] «Рабыня Изаура» — бразильский телесериал 1976 г. Первые 5 серий телесериала были продемонстрированы по Центральному телевидению 16—20 октября 1988 года.

[8] Алеха — товарищ (тюремный жаргон).

[9] Двадцать на два — человек, беспрекословно выполняющий приказания авторитетных преступников.