Нахаловка

Глава 20

Оставив постаревшего Махмуда разбираться с трупом такого же постаревшего Бурята, мы с Вальком и крестным загрузились в «Тундру». И вот тут я почувствовал, как говорится, разницу! Когда зажглась приборная панель и замигали разноцветными огоньками всевозможные подсветки и лампочки, я себя почувствовал, словно находился на космическом корабле! Ну, или в кабине самолета, на худой конец! И зачем их здесь столько? Это же машина! Да-да, машина, а не летающая тарелка или подводная лодка. А уж когда мощный движок басовито рыкнул, пробирая аж до печенок, не выдержал уже и Иваныч.

— Сука! Вот это мощь, Тимка! — возбужденно воскликнул он. — Вот это аппарат, это я понимаю! Объем — пять и семь! Почти четыре сотни лошадок! Четыре везде! Черт, да я сейчас слюной захлебнусь!

— Леха, успокойся — ты уже своей слюной весь салон забрызгал! — Подколол приятеля папахен. — Будешь мне химчистку должен!

— Ты сначала моего «Патрика» от мертвечины отмой! — Парировал крестный подначку Валька. — Теплынь такая стоит, что и глазом моргнуть не успеешь, как завоняет!

— Ладно-ладно, не кипишуй, Леха — батек его на ферме как следует прополаскает, — постарался «утешить» товарища отец моего тела. — Махмуд страсть, какой аккуратный, никогда после себя следов не оставляет!

— Помню-помню, как он нам звездюлей выдавал, когда мы… — Иваныч неожиданно поперхнулся и с взглянул на меня. Видимо его воспоминания, не должны были касаться моих ушей. — В общем, получили мы тогда знатно! Я этот урок навсегда запомнил…

— Да, уж, батька на расправу скор, — согласился с другом Валек. — Но ведь всегда по делу получали.

— Да, никогда нас твой дед, Тимка, зазря не третировал! — согласно подтвердил крестный. — Всегда только по делу! Но если уж брался уму-разуму учить… — Он сдавленно хохотнул. — На жопу твой батька иной раз неделю сесть не мог!

— Ну-ну… — Фыркнул из-за руля Валек. — А про себя, похоже, забыл?

— Ладно, вместе получали, — не стал отпираться крестный. — Это для тебя, Тимоха, Махмуд Фархатыч любимым дедулей был и в жопу тебя целовал! А для нас с твоим батькой — жестким сатрапом и ненавистным тираном…

— Э-э-э! — Возмущенно протянул папашка. — Полегче на виражах, Иваныч: так-то он мой отец! Хоть и не родной.

— А я разве хоть на грамм соврал? Не в обиду Махмуду Фархатовичу! Я, так-то, его тоже безмерно уважаю! Если бы не его своевременная «наука» — чалился бы где сейчас или вообще загнулся б…

Я сидел и тихо охреневал от открывающихся мне новых граней моего верного Махмудки, которого я, вроде бы, узнал в свое время, как облупленного. Но чтобы он целовал в жопу чужого младенца… Вот, не поверил бы никогда, если бы своими ушами не слышал! Причем, это что выходит, что он меня в жопу целовал? Пусть и чисто технически, но факт! Тьфу ты, гадость какая! От осознания этого я чуть было истерически не заржал, но удержался — и так по краешку хожу, с трудом балансируя на грани, чтобы не расколола меня новоявленная родня.

Но Махмудка-то, а? Каков семьянин? Хотя на первую ходку он именно из-за собственных семейных проблем угодил. Очень и очень кровавых, как оказалось впоследствии. А я, уже из зоны, помог ему с ними окончательно разобраться, чем и заслужил вечную преданность недалекого таджика Али-Бабы, который с той поры за мной следовал, словно собачий хвост. Никого в живых из его семьи, насколько я знал, не осталось. А здесь, значит, прижился, старый пройдоха! Надо будет разузнать, как оно там на самом деле было. Мне много чего в этом мире нужно будет разузнать… И про доверенную Махмуду воровскую кассу в том числе.

Большой, да что там — просто громадный внедорожник тем временем вновь остановился на обочине кукурузного поля. Мы вышли на дорогу. Уже практически совсем стемнело, лишь только самый краешек небосвода подсвечивался красно-алым светом заходящего солнца.

— Да, так не пойдет! — оценив нашу диспозицию, заявил папахен. — Тундру надо спрятать.

— Согласен, — произнес Иваныч. — Вон там дальше по дороге, за бугром, будет свороток небольшой и канава за кустами. Твой пепелац легко туда втиснется… Только полировка может накрыться, — предупредил он Валька.

— Отполируем заново, — отмахнулся папахен. — Я для этого, если что и в город сгоняю. В общем, ребятки, забирайте стволы — я сейчас машину отгоню и вернусь.

Иваныч бодро достал из салона свою волыну и винторез Валька, который всучил мне. Да, шпалер папахена выглядел куда серьезнее, чем ружье Иваныча. «Сайга», вроде бы так сказал. Что-то отдаленно похожее на автомат Калашникова из моего времени, только круче, да еще с какими-то приблудами, типа оптического прицела и фонарика. Прямо как в американских фантастических видаках про будущее. Так и я, вроде как в будущем. Я взял увесистый ствол в руки, хоть и не по понятиям честному вору волыну в руки брать. У настоящих воров для достижения своих целей другие методы имеются… Ну, так и я стрелять пока не собираюсь…

Светящиеся габариты пикапа моргнули и пропали, когда джип перевалился через пригорок. Через несколько секунд в ночной тишине к реву мощного двигателя присоединился громкий треск — это Валек прятал машину в кустах. И, буквально через пять минут, папахен вернулся обратно.

— С дороги Тундру не заметно, — сообщил он нам, забирая ствол из моих рук.

Я вздохнул с облегчением, избавившись от волыны. Не по мне такой расклад! Ну, вот совсем не по мне! Свой авторитет «законник» должен уметь завоевывать словом и делом, а не оружием. Настоящий авторитет, кто обладает острым умом и опытом в криминальном мире, а также свято чтит воровской кодекс. Человека с оружием могут бояться, а настоящего вора должны уважать. Уважение и боязнь — разные вещи! Хотя, и были в нашей истории такие моменты — война расколола единую прежде «воровскую семью». Смутное тогда было время в криминальном мире: многие «законники» нарушили неписанные воровские правила — взяли в руки оружие и пошли на фронт. Таких авторитетов воры старой закалки, не пожелавшие воевать, назвали «суками». И эта, так называемая «сучья война» захлестнула все послевоенные тюрьмы и зоны. Одни жили по старым правилам, вторые, вернувшиеся с фронта, считали, что в неписаном кодексе возможны исключения. И того добра мне пришлось вволю хапнуть! Но авторитету у меня на тот момент было с гулькин нос, а на красных зонах, где суки устраивали кровавые правилки[1] честным ворам, меня Судьба милостиво сберегла — хоть и досталось изрядно. Но волыну я в руки никогда не брал! Это ж не пером искусно горло вскрыть…

— Чего стоим, кого ждем? — осведомился у нас с Иванычем Валек. — Ныкаемся в кукурузе!

По «просеке» в растительных зарослях, оставленной сначала медведем, а потом и «Патриотом» Иваныча, мы дошли до места обнаружения дохлого Бурята.

— Так, — продолжил командовать папахен, — Иваныч, ты справа, я — слева. Тимка… — Он посмотрел на меня. — Зря мы тебя, наверное, взяли… Ствола все-равно у тебя нет. Ну, да ладно — сиди тихо и не рыпайся зазря. Если вдруг стрельба пойдет — беги к деду! Держи! — Он бросил мне связку ключей от джипа. — Знаешь, где стоит.

— Заметано, пап! — уже бодрее, чем в первый раз я назвал Валька отцом. Я даже не стал ему говорить, что не совсем владею такой «сложной» техникой. А на сам ом деле, вообще в первый раз её видел. В принципе, должен разобраться — машину водил, да и за папахеном всю дорогу наблюдал.

— Тогда разбежались, — произнес Валек. — Сидим и слушаем — не на горбу же они такую тушу потащат? Всяко машину подогнать должны.

— А если ошиблись мы, и они за ним не вернутся? — спросил крестный.

— Посидим в засаде пару-тройку часиков, — ответил папахен, — а после к Борьке-лесорубу наведаемся, за ключик спросить. — Все, разбежались по кустам!

Забросив брелок с ключами от машины в карман, я выбрал заросли погуще и укрылся в них. То же самое, по обе стороны от меня, проделали и мои компаньоны по «ночной охоте» на неведомых убийц Бурята. Еще пару минут до меня доносился треск кукурузных стеблей — не все устраивались аккуратно, как я, а после все затихло. Я улегся прямо на землю, уставившись в чистое и черное ночное небо, усыпанное мириадами ярких звездочек.

«А есть ли на них какая-нибудь жизнь?» — подумалось мне. После всего того, что со мной произошло, я уже не думал, что окружающий мир прост и понятен. Мир не прост, совсем не прост… В нем реально существуют какие-то Высшие Силы. Ведь кто-то же перенес в это тело мою грешную душу? И что это: наказание за предыдущую, насквозь неправедную жизнь? Или это второй шанс? Попытка все «переиграть» и встать на путь исправления. Типа плакатов в приснопамятных ИТК — «на свободу с чистой совестью». Меня, тогда еще «законника» со стажем, такими призывами было не пронять. Но теперешний я, попавший в молодое тело, пусть и подверженное «наркотическим пристрастиям», поневоле задумался над своей дальнейшей судьбой…

Ночную тишину разбавлял лишь мерный стрекот кузнечиков и сверчков, «разбуженных» теплыми деньками уходящего бабьего лета. Трасса в этот поздний час была темна и пустынна — за полчаса, которые я провел в расслабленных размышлениях о своей дальнейшей судьбе, по ней не проехала ни одна машина. И лишь спустя еще минут сорок где-то вдалеке, едва видимый сквозь частые стебли кукурузы, мигнул приближающийся со стороны Нахаловки свет фар. Еще через минуты я услышал звук мотора, приближающегося к нашей «лежке» автомобиля. Рядом зашуршали насторожившиеся Иваныч с Вальком. Машина подкатила совсем близко, неожиданно сбросила ход и съехала на обочину. Я понял это по шуршанию камешков на грунте. Щелкнули открывающиеся двери, и я услышал, как незнакомый голос произнес:

— Вроде бы здесь я его оставил, Борян…

Вспыхнувший свет мощного фонаря прошелся по зарослям кукурузы.

— Нихрена себе, Серый, ты тут просеку распахал! — недовольно воскликнул неизвестный Борян. — Да тут, словно на танке рассекали!

— Не-не, не было такого! — возразил Серый. — Я все аккуратно сделал, даже с дороги видно не былою… Да ты посмотри, — луч фонарика прошелся по земле, — тут реально на машине ездили! — Похоже, что он заметил отпечатки протекторов шин «Патриота».

— Мля! — выругался Борян. — Похоже, это жопа, Серый! Кто-то бугая нашел!

— Проверить все равно надо… — произнес Серый, и источник освещения двинулся в нашу сторону. — Кто же, сука, все это натворил?

Когда Борян и Серый вышли к вытоптанному нами пятачку, Валек резко рявкнул из темноты:

— Руки в гору, засранцы! А то сейчас всем мозги вышибу!

Я и не думал, что он может так грозно орать. Ошибался я в папахене, однако, хотя в людях неплохо разбираться раньше умел. Или это на меня так рефлексы торчка действуют, что туплю на ровном месте. Крепкие мужики, вышедшие на пятачок, дернулись поначалу, но в это время Иваныч шмальнул из своей волыны в воздух.

— Стоять-бояться! — Присовокупил он к выстрелу.

— Иваныч, ты что ль? — Похоже, узнал по голосу крестного Серый, благоразумно поднявший руки над головой.

— Он-он! — грозно произнес папахен, врубив присобаченный к «Сайге» фонарик и направив поток света прямо в рожу Серого. — Только это ему не помешает пристрелить вас обоих к е. еням собачьим!

— Дядь Валё… Валентин Петрович? — Подал голос второй здоровячок, под клетчатой рубашкой которого перекатывались крепкие мышцы. — И ты здесь? За каким хреном вас сюда в такое время принесло? — В его голосе просквозила явная обреченность, которую он умело старался скрыть. Но меня-то на мякине не проведешь! Семен Метла фуфло за километр почуять может! Мандражируют мужички не по-детски!

— Да так, — расплывчато ответил Валек, и неожиданно для всех (не говоря уже и обо мне) заговорил стихами:

— Кто-то в поле стал ходить, кукурузку шевелить.

Мужички такой печали отродяся не видали;

Стали думать да гадать —

Как бы вора соглядать;

Наконец себе смекнули,

Чтоб стоять на карауле,

Злак ночами поберечь,

Злого вора подстеречь[2]…

— Валентин Петрович, с тобой все в порядке? — осторожно спросил папахена Борис, продолжая держать руки на виду. После такой стихотворной бадяги, можно реально было подумать, что Валек тронулся мальца, либо под бесогона[3] закосил.

— Со мной-то? — переспросил Валек. — Со мной-то все в порядке! А вот какого хера ты, Борька, со своим корешем творишь — не догоняю!

— Ты о чем сейчас, Петрович? — подал голос Серый.

— Да вот обо всем вот этом… — Валек крутанул стволом сайги, «описав» вытоптанную полянку.

— Да ты чего? Мы только поссать на обочине остановились…

— Ты мне горбатого-то не лепи, Сережка! — усмехнулся Валек. — Мал еще Валентину Петровичу лапшу на уши вешать! Поссать они вышли… Да еще из «Крузака»! Умники, млять! Говори, сука, — неожиданно вновь рявкнул он, так что у меня уши заложило, — с какой целью жмура на моем поле бросили!

— Какого жмура? — Сделал еще одну безрезультатную попытку Серый.

— А такого… — Из кустов, где засел Иваныч, вылетел найденный на месте преступления ключик с брелоком-топориком. — Узнаете потеряшку, пацаны?

— Черт! — прошипел Серый, признав пропавшую собственность. — Не моё!

— Млять, Сережа, я тебе прям чичас мозги вышибу и прикопаю рядом с тем бугаем! — Вновь стал накручивать себя папахен, вскинув волыну к плечу. — И, клянусь, ни одна сволочь твою холодную тушку никогда не найдет! Говори, сука! — Он пальнул прямо под ноги лесорубам. — Следующую прямо в бошку закатаю! — предупредил он.

И я почувствовал в его голосе прямо-таки настоящую решимость. Вот сейчас он точно выстрелит — к бабке не хоти!

— Не дури, Валентин Петрович! Наш это жмур! — Наконец-то «сломался» один из незадачливых убийц Бурята. — К вам на поле случайно залетел — ГАИшники в кои-то веки в нашу глушь забрались. Ну а мы, по закону подлости, на них напоролись. Вот и сбросили…

— А сейчас забрать приехали, — дополнил рассказ своего приятеля Серый. — И кукурузу мы вашу «не шевелили», как ты там, Петрович, в своих стихах распинался — все было чинно-благородно! Мы с понятием, мужики! Да и сколько раз друг помогали, чтобы просто так взять и насрать… Мы ж все свои — Нахаловские! Слушай, убери ствол — руки затекли.

— Это точно — свои… — произнес Валек, закидывая карабин на плечо. — Как так вышло-то? Случайно грохнули ублюдка?

— Если бы! — усмехнулся Борис, нервно закуривая. — Отмороженный какой-то типок попался! Словно из девяностых только вылез! Сначала к Катьке пристал… — Он глубоко затянулся. — Благо мы в «Мечте» возвращение с деляны отмечали… А этот шкаф шмалять начал… Чуть Чалого и Ильюху Сомова не завалил… Пришлось заземлить баклана, иначе бы он таких бед натворил…

— Ладно, Борис, понимаю… — Кивнул Валек. — Леха, Тимка! Выползайте уже, — распорядился он, когда опасность, по его мнению, миновала. Будь моя воля, я оставил бы Иваныча в засаде, на всякий, так сказать, пожарный. Но Вальку виднее, он этих мужиков, похоже, хорошо знает.

— Жмура вернете? — спросил Борис, когда мы вышли на дорогу.

— А вам он сильно нужен? — хохотнул Валек. — А то, боюсь, что в целости и сохранности вернуть уже не смогу!

— Да нахрена он нам сдался? — с негодованием воскликнул Серый. — Глаза бы его мои не видели! Целый день вместо законной пьянки сидим с Боряном на измене, да носимся, высунув языки!

— Ну, значит, не парьтесь — батёк мой его уже, наверное, на удобрения пустил. — Обрадовал лесорубов папахен. — И от машинки его вы бы избавились поскорее.

— Так прямо сейчас в тайгу и отгоним, Валентин Петрович! — пообещал Борис, с чувством пожимая руку Вальку. — От души, мужики, что Митрофанычу не сдали! Этот ментяра, даром, что старый хрыч, вцепился бы — мало никому бы не показалось…

— Не это главная проблема, Боря, — произнес Валек, закурив очередную сигарету, — не простой это уркаган был… Думается, что вскоре на его поиски сюда заявится целая бригада таких же отморозков!

— Пусть приезжают, — недобро оскалился Борис, — у нас им определенно понравится! Только поподробнее расскажи, чего сам знаешь…

[1] Правилка — уголовный самосуд (тюремный жаргон).

[2] Слегка переделанный отрывок из стихотворной сказки Петра Ершова «Конек-Горбунок», 1830 г.

[3] Бесогон — дурак (тюремный жаргон).