Надин Ферст приехала в Управление полиции точно в назначенный срок и через несколько минут уже была готова к выходу в прямой эфир. Насчет прямого эфира они, правда, не договаривались, но Ева, проявив широту души, не стала спорить, и Надин оценила этот благородный жест.
Надин и Ева дружили не первый год и уже не удивляли друг друга, как это бывало прежде.
Интервью в рабочем кабинете Евы шло гладко и профессионально. Никаких сенсаций оно не содержало. Надин прекрасно знала, что если Ева Даллас решила поделиться с ней информацией, то она, во-первых, преследует какую-то определенную цель, а во-вторых, скажет ровно столько, сколько сочтет нужным. Но тем не менее Надин Ферст получит хоть какие-то сведения из первых рук – и раньше своих конкурентов.
– Согласно сведениям, которыми располагает наш канал, – говорила Надин, обращаясь к Еве, – детектив Коли и лейтенант Миллз были убиты совершенно разными способами. Что же заставляет вас думать, что два эти убийства связаны между собой? Тот факт, что оба эти человека работали в одном отделе?
«Умно!» – подумала Ева. Она не сомневалась в том, что Надин уже успела выяснить о причастности обоих убитых копов к расследованию махинаций Рикера. Но у нее хватает ума не называть его имени до тех пор, пока Ева сама не сделает это.
– Вы правы, именно этот факт, а также некоторые улики, которые мы пока не можем обнародовать, дают нам основания считать, что оба полицейских погибли от руки одного и того же убийцы. Оба офицера не только служили в одном и том же отделе, они еще и работали вместе над расследованием некоторых дел. Сейчас мы пытаемся отследить возможную связь этого факта с их гибелью. Полиция Нью-Йорка использует все имеющиеся в ее распоряжении средства для того, чтобы вычислить и отдать в руки правосудия убийцу двоих наших коллег.
– Благодарю вас, лейтенант. – Журналистка повернулась к телекамере. – С вами была Надин Ферст. Мы вели репортаж из Управления полиции Ныо-Йорка для «Канала-75». До свидания.
Затем она отдала микрофон ассистентке, кивнула оператору и села напротив Евы.
«Прямо как кошка, приготовившаяся полакомиться жирной канарейкой!» – подумала Ева.
– Итак… – начала Надин.
– Слушай, у меня нет ни секунды времени. Мне нужно идти в суд.
Надин вскочила как ужаленная.
– Даллас! – возмущенно воскликнула она.
– Почему бы тебе меня не проводить? – равнодушным тоном обронила Ева и рассеянно взглянула на членов съемочной группы, которые суетились, собирая аппаратуру.
– И то верно! – Надин просияла. – Нынче прекрасная погода для прогулки. Люси, – обратилась Надин к своей ассистентке, – поезжайте обратно в студию, а я потом доберусь своим ходом.
– Как скажете. – Сообразительная Люси поняла, что ее начальница рассчитывает узнать что-то более существенное, и, возглавив маленькую процессию, вывела телевизионщиков из кабинета Евы.
– Ну давай же, говори! – взмолилась Надин, когда они с Евой остались вдвоем.
– Не здесь. Пойдем пройдемся.
– Ты это что, серьезно насчет прогулки? – Надин окинула страдальческим взглядом свои модные туфли на высоченном каблуке, совершенно неприспособленные для того, чтобы ходить в них по улице. – На какие муки приходится идти, отстаивая право общества быть в курсе событий!
– Не притворяйся. Ты носишь эту пыточную обувь только для того, чтобы мужики заглядывались на твои ноги.
– Тут ты права, – со вздохом согласилась Надин и вышла следом за Евой из кабинета. – Как дела на личном фронте?
На секунду Ева почувствовала искушение рассказать Надин о своей ссоре с Рорком. В конце концов, она была женщиной, и иногда у нее тоже появлялось желание обсудить дела сердечные с подругой. Однако затем Ева вспомнила, что у самой Надин «дела на личном фронте» постоянно обстоят далеко не самым лучшим образом, поэтому рассчитывать на дельный совет с ее стороны не приходится.
– У меня все нормально, – уклончиво ответила она, нажимая кнопку лифта.
– Не прикидывайся, у тебя все на физиономии написано. Что, проблемы в семейном раю?
В голосе Надин прозвучало неподдельное сочувствие, и Ева воздержалась от резкого ответа, который уже просился на язык.
– Просто я устала, – сказала она.
Выйдя из здания, Ева вздохнула полной грудью. Ей хотелось идти долго-долго, дышать, смотреть вокруг себя и наслаждаться одиночеством, которое дарит уличная толпа.
– Запомни, Надин: в твоем репортаже должна использоваться информация, полученная как бы из двух источников. Первый, официальный источник – это я, поскольку ты брала у меня интервью. Но, как видишь, я отделалась общими словами. Второй, главный, – это якобы твой анонимный источник из Управления полиции. Ссылаясь на него, ты можешь сказать гораздо больше – то, о чем я тебе сейчас расскажу.
– Но послушай, Даллас! Когда репортаж будет готов, заинтересованным лицам не составит труда вычислить, что «анонимный источник» – это тоже ты.
– Неужели? – равнодушно обронила Ева.
Надин остановилась и внимательно посмотрела на нее.
– Извини, может, у меня слишком медленно работают мозги, но мне начинает казаться, что тебе именно это и нужно – чтобы тебя вычислили. Так? Чтобы кто-то на тебя сильно разозлился? Давая мне информацию, ты сознательно вызываешь огонь на себя, правильно я угадала?
Ева в ответ только пожала плечами.
– То, что я намерена тебе рассказать, – это даже не конкретная информация, а скорее предположения, а уж ты делай с ними, что пожелаешь. Ты ведь наверняка уже знаешь, что и Коли, и Миллз в свое время участвовали в охоте на Макса Рикера. Если тебе это неизвестно, значит, я только зря трачу на тебя время.
– Конечно, я уже выяснила это. Но ведь, помимо них двоих, за Рикером гонялась еще добрая дюжина копов. Рикер, конечно, полная мразь, но он не дурак. Не думает же он, что, пришив двух полицейских, сумеет отомстить целой бригаде копов? Да и зачем ему это делать? Из-за того, что он потерял кучу денег? Но зато он остался на свободе!
– У меня есть основания думать, что по крайней мере один из убитых копов был связан с Рикером. – Ева старалась говорить как можно более обтекаемо: пусть Надин сама раскапывает факты. – А сейчас в суде состоятся предварительные слушания по делу четырех мужчин, которых, как я предполагаю, нанял Рикер. Им будут предъявлены различные обвинения, включая незаконное преследование офицера полиции. Мне кажется, что, если Рикеру хватило наглости послать четырех костоломов в погоню за полицейским, да еще среди бела дня, он не остановится и перед тем, чтобы отправить полицейского на тот свет.
– Он пустил их по твоему следу, Даллас? Это просто потрясающе! Как репортера меня такая информация приводит в восторг, но как подруга я посоветовала бы тебе взять отпуск и уехать куда-нибудь далеко-далеко.
Ева остановилась у ступеней здания суда.
– Твой «анонимный источник» не может сообщить тебе о том, что Рикер подозревается в убийстве или организации убийства двух нью-йоркских полицейских. Но зато он вполне может тебе сказать, что следствие намерено самым тщательным образом разобраться в деятельности и связях мистера Макса Эдварда Рикера.
Надин тяжело вздохнула:
– Тебе ни за что не удастся припереть его к стенке, Даллас. Он как дым. Рассеивается в воздухе и исчезает.
– А вот это мы еще увидим, – бросила Ева и стала подниматься по ступеням.
– Увидим, – пробормотала Надин. – Но я буду очень волноваться.
Ева толкнула тяжелые двери здания суда и чуть не взвыла, увидев длинные очереди, выстроившиеся к пропускным пунктам с металлодетекторами. Однако делать было нечего, и она пристроилась в хвост той, что была покороче, – здесь пропускали не обычных посетителей, а работников суда и полицейских. Очередь двигалась со скоростью пьяной улитки, так что в здание суда Ева проникла лишь спустя четверть часа.
Когда она проходила сквозь металлодетектор, тот отреагировал на ее пистолет возмущенным писком и миганием красных огоньков. Ева предъявила постовому полицейский значок и пошла к эскалатору. В этот момент со второго этажа, где находился нужный ей зал заседаний, послышались громкие крики. Почуяв неладное, Ева кинулась вверх по эскалатору, перепрыгивая через три ступени, а затем локтями проложила себе путь через толпу зевак, собравшихся у дверей зала.
Льюис лежал, распростершись на полу. Лицо его было серым, глаза закатились.
– Он только что упал! – закричал кто-то. – Только что! Вызовите врача!
Бормоча проклятия, Ева пробилась к телу и опустилась рядом с ним на корточки.
– Мэм, вам придется уйти! – строго проговорил возникший рядом полицейский в форме.
– Я – лейтенант Ева Даллас. Это мой арестованный.
– Извините, лейтенант. Я уже вызвал врачей.
– Он не дышит! – Ева рванула рубашку на груди умирающего и стала ритмично надавливать ладонями на область сердца. – Уберите отсюда зевак! – приказала она. – Перекройте доступ в эту зону!
– Но, лейтенант…
– Выполнять! – рявкнула Ева и, зажав Льюису ноздри, начала делать искусственное дыхание «рот в рот», понимая, что это уже бесполезно.
Она не прекращала своих усилий до тех пор, пока не появились врачи и не констатировали смерть. Гадливо сплюнув на пол, Ева выпрямилась и, взяв за рукав конвоира, отвела его в сторонку.
– Докладывайте! – приказала она. – Я хочу знать обо всем, что произошло, с той самой минуты, когда вы забрали его из камеры.
– Все делалось обычным порядком, лейтенант. – Конвоир не мог понять, почему вышестоящий офицер ведет себя по отношению к нему так агрессивно только из-за того, что у какого-то подонка остановилось сердце. – В соответствии с инструкциями на арестованного надели наручники, а затем он спецтранспортом был доставлен сюда.
– Кто находился в машине?
– Я и мой напарник. Мы получили приказ не допускать контактов между этим арестованным и тремя остальными, поэтому его везли отдельно. Подъехав к зданию суда, мы вошли внутрь и поднялись сюда.
– Вы воспользовались специальным служебным лифтом?
– Нет, лейтенант. Там было столько народу, что не протолкнуться, поэтому мы поднялись по лестнице. У нас не было с ним никаких проблем, уверяю вас. Его адвокат уже находился здесь и попросил нас обождать пару минут, пока он разговаривает по сотовому телефону с другим своим клиентом. Вот мы и стояли. А потом арестованный пошатнулся и упал. Он начал хрипеть, как будто ему не хватает воздуха; мой напарник наклонился – хотел выяснить, что с ним, а я в это время отгонял зевак. И почти сразу вслед за этим появились вы.
– В каком подразделении вы служите… – Ева посмотрела на значок с именем у него на груди, – …офицер Хармон?
– В дивизионе охраны, лейтенант.
– К арестованному кто-нибудь подходил? С ним кто-нибудь общался?
– Никто, лейтенант. Мы с напарником постоянно находились по обе стороны от него, как того требует инструкция.
– Вы хотите убедить меня в том, что перед тем, как этот парень повалился на пол, к нему не приближалась ни одна живая душа?
– Именно так, лейтенант. Мы действовали строго в соответствии с инструкцией. Здесь было довольно много людей, но никто не заговаривал с арестованным и тем более не вступал с ним в физическое соприкосновение. С нами тоже никто не общался, только один раз кто-то остановил моего напарника и спросил, как пройти в зал, где слушаются дела по гражданским искам.
– Этот человек, который спросил дорогу… Насколько близко он подошел к арестованному?
– Она, лейтенант. Это была женщина. Она, видно, была очень расстроена и остановила нас, когда мы проходили мимо.
– Вы хорошо ее рассмотрели, Хармон?
– О да, лейтенант! Лет двадцати с небольшим, блондинка, глаза голубые, хорошо сложена… Она так горько плакала, что даже выронила сумочку, и оттуда высыпались все вещи.
– А вы с напарником, готова поспорить, были столь галантны, что бросились ей на помощь и стали эти вещи собирать?
Тон, которым Ева это произнесла, насторожил Хармона. Он почувствовал, что находится на пороге крупных неприятностей, и не ошибся.
– Лейтенант, на это ушло не больше десяти секунд, и арестованный все это время находился в поле нашего зрения.
– Пойдемте-ка со мной, Хармон, я вам кое-что покажу. А вы потом расскажете об этом вашему придурку-напарнику. – Ева подвела охранника к лежащему на полу Льюису, жестом велела санитару отойти и наклонилась над телом. – Видите эту круглую розовую отметину на груди?
Хармон, которого уже трясло от страха перед неминуемым наказанием, едва не уткнулся носом в волосатую грудь трупа.
– Д-да, л-лейтенант…
– Вы знаете, что это такое?
– Н-нет, л-лейтенант…
– Это отметина от шприца. Ваша рыдающая блондинка убила арестованного, которого вам было поручено охранять, прямо у вас под носом!
В поисках блондинки, которая отвечала бы описанию, данному конвоиром, здание суда было прочесано от чердака до подвала, но, как и ожидала Ева, поиски оказались безрезультатными. Поручив оперативно-следственной бригаде начать работу по возбуждению уголовного дела о новом убийстве, она позволила себе удовольствие допросить Кенарда.
– Вы ведь знали, что он готов согласиться сотрудничать с нами, не так ли?
– Не имею ни малейшего представления, о чем идет речь, лейтенант. – Они уже находились в Управлении полиции, в комнате для допросов, и Кенард, развалившись на стуле, с безразличным видом разглядывал свои ногти. – Хочу напомнить вам, что я не обязан здесь находиться и, согласившись приехать сюда, сделал вам одолжение. Сегодня утром я даже не виделся с моим несчастным клиентом, А вам, между прочим, еще только предстоит установить, является ли его смерть насильственной или она была вызвана естественными причинами.
– Здоровенный сорокалетний мужчина ни с того ни с сего падает и умирает от сердечного приступа? И это при том, что накануне офицер полиции предложил ему защиту полиции в обмен на свидетельские показания против другого вашего клиента, мистер Кенард. Замечательная получается картина!
– Даже если вы предложили ему защиту, лейтенант, мне об этом ничего не известно. Вы, видимо, забыли ввести меня в курс дела. А между тем закон требует, чтобы подобное предложение было сделано подзащитному с ведома и в присутствии его адвоката. – Кенард обнажил в улыбке мелкие острые зубы. – Вы нарушили процессуальные правила, лейтенант, и это, как видите, обернулось для моего клиента трагической гибелью.
– Вы все правильно понимаете, Кенард, и можете передать вашему основному клиенту, что этот его шаг окончательно вывел меня из себя. А когда я злюсь, я начинаю работать еще усерднее.
Кенард одарил Еву еще одной змеиной улыбкой:
– За моего клиента можете не волноваться, лейтенант, он умеет о себе позаботиться. А сейчас я, с вашего позволения, выполню свой долг по отношению к бедному мистеру Льюису. Насколько мне известно, у него остались жена и брат. Я должен выразить им свои соболезнования. А если по странной прихоти судьбы вы окажетесь правы и выяснится, что ему действительно помогли сойти в могилу, я посоветую его родственникам подать в суд на Управление полиции. Ведь в таком случае окажется, что он погиб в результате вашей халатности! Для меня будет огромным счастьем представлять в суде их интересы.
– Знаете, Кенард, чем дольше я с вами общаюсь, тем сильнее крепнет во мне убеждение, что Рикеру даже не нужно платить вам гонорар. Ему вполне достаточно просто кидать палочку в лужу, а вы будете прыгать в грязь и со счастливой мордочкой приносить ее хозяину. Это и станет вам лучшей наградой.
Адвокат продолжал улыбаться, но глаза его стали холодными и злобными. Не говоря ни слова, он встал, резко повернулся и вышел из комнаты.
– Я должна была это предвидеть! – мрачно говорила Ева, сидя в кресле напротив стола Уитни, хотя ей хотелось вскочить и заметаться по комнате. – Я была обязана сообразить, что у Рикера есть источники информации в управлении!
– Ты все сделала правильно. О том, что Льюису нужно предоставить защиту, были проинформированы очень немногие – только те, кого это касалось напрямую.
В голосе майора Уитни клокотал гнев, но не на Еву, а на сложившиеся обстоятельства. Она знала, что этот гнев еще долго будет подпитывать его, как дрова питают огонь в очаге.
– И все-таки утечка произошла! А теперь, когда Льюиса убили, мне ни за что не удастся склонить кого-либо из оставшихся троих дать показания против Рикера. Я уже и сама не совсем уверена в том, что мы действительно можем кого-то от него обезопасить. Мне нужна какая-то зацепка, босс! Однажды я уже смогла схватить его за жабры и смогу еще раз. Но мне необходим любой – пусть даже самый незначительный – повод для того, чтобы вызвать его на допрос!
Уитни почесал в затылке.
– Не так это просто. Рикер – тертый калач. Кстати, я хотел спросить тебя относительно Миллза. Ты уверена в том, что он брал в лапу?
– На все сто процентов, сэр. Но я не могу с той же уверенностью утверждать, что он брал именно у Рикера. Это сейчас пытается выяснить Фини. Мы работаем сразу по нескольким направлениям.
– Начиная с сегодняшнего дня я хочу получать ежедневные отчеты о каждом шаге, который предпринимает ваша группа. О каждом шаге, лейтенант!
– Так точно, сэр!
– Я хочу знать имена всех полицейских, которые привлекают ваше внимание, даже тех, честность которых подтвердится в результате ваших проверок.
– Так точно, сэр!
– Если вы обнаружите, что список полицейских-взяточников не ограничивается именами Коли и Миллза, необходимо будет проинформировать отдел внутренних расследований.
Некоторое время Ева и Уитни глядели друг на друга в упор, словно соревнуясь в том, кто кого пересмотрит. Затем Ева заговорила, тщательно подбирая слова:
– Сэр, я воздержалась бы от этого шага до тех пор, пока в нашем распоряжении не окажутся доказательства гораздо более веские, нежели мы имеем сейчас. Пока у нас нет ничего конкретного – одни только подозрения.
– И сколько еще времени вам понадобится для того, чтобы ваши подозрения переросли в уверенность?
– Двадцать четыре часа, майор. Это все, о чем я прошу.
– Ну что ж, в вашем распоряжении одни сутки, Даллас, – помолчав, ответил Уитни. – Топтаться на месте дольше нам никто не позволит.
Не тратя времени даром, Ева позвонила Мартинес и договорилась о немедленной встрече. Подумав, что им будет проще разговаривать, если встретиться на нейтральной территории, она пригласила коллегу в небольшое кафе в центре города. Оно находилось на половине пути между управлением и штаб-квартирой Сто двадцать восьмого отдела, поэтому можно было не беспокоиться, что столики оборудованы полицейскими «жучками».
Мартинес немного опоздала, и, наблюдая, как она идет к столику, Ева поняла, что эта женщина всерьез приготовилась обороняться.
– Я встречаюсь с вами в свое свободное время, а у меня его не так много, – сказала она, усаживаясь напротив Евы, и та заметила, что ее голос столь же напряжен, как и все тело.
– Мои часы тоже тикают, – сказала Ева. – Хотите кофе?
– Я его не пью.
– Не пьете кофе? На что ж тогда похожа ваша жизнь?
Мартинес кисло улыбнулась и знаком подозвала мальчишку-официанта.
– Сделай-ка мне чаю, – велела она, когда парень подошел, – да не из этих ваших дурацких пакетиков, а завари, как полагается, иначе я поджарю твою тощую задницу! – Покончив с указаниями относительно чая, Мартинес повернулась к Еве: – Вы, видимо, обратились ко мне в надежде на то, что я помогу вам повесить что-нибудь на Коли и Миллза? Так вот, учтите, этого не будет! Вам, очевидно, нравится копаться в грязи не меньше, чем гестаповцам из отдела внутренних расследований, а меня от этого мутит.
Ева спокойно поднесла к губам чашку и взглянула поверх нее на свою собеседницу.
– Я поняла вашу мысль. А теперь скажите, откуда вы все это взяли?
– Когда один коп начинает охотиться на других, слухи об этом разносятся быстро. Теперь под удар попал Сто двадцать восьмой отдел. Двое наших уже убиты, а вы… Вы бы лучше попытались выяснить, кому выгодно очернить этих бедняг еще до того, как их успели опустить в могилу!
Ева уважала женщин с таким непреклонным, бунтарским характером, но сейчас она подумала, что вряд ли эта черта помогает Мартинес в продвижении по служебной лестнице.
– Что бы вы ни слышали, что бы вы ни думали, моей главной задачей является найти тех, кто их убил.
– Ну конечно! Охотно верю! – с нескрываемым сарказмом фыркнула Мартинес. – Вашей главной задачей является прикрыть задницу своего муженька!
– Простите, что вы сказали? Я вас не поняла.
– А что тут непонятного? «Чистилище» принадлежит вашему мужу. Вполне возможно, что там творились какие-то грязные делишки, о которых пронюхал Коли: они ведь не подозревали о том, что их бармен на самом деле является полицейским. И, когда он подобрался слишком близко, взяли да и кокнули его, чтобы спрятать концы в воду!
– А как вы в таком случае объясните смерть Миллза? – поинтересовалась Ева.
– Это только вы считаете, что убийства Коли и Миллза связаны друг с другом, – передернула плечами женщина.
– Знаете, Мартинес, когда я впервые повстречала вас с Миллзом, я сразу решила, что если в вашем тандеме и есть придурок, то это именно Миллз. А теперь вы подрываете мою веру в себя: заставляете меня усомниться в моих способностях разбираться в людях.
Глаза детектива Мартинес и так были темными, теперь же они пылали, как два черных солнца.
– Вы не являетесь моим непосредственным начальником, лейтенант Даллас, – отчеканила она. – Поэтому я не обязана выслушивать от вас оскорбления!
– В таком случае выслушайте хотя бы совет человека, который прослужил в полиции гораздо дольше вашего. Для начала научитесь соображать, когда можно говорить, а когда необходимо молчать. Не прошло и пяти минут, как мы здесь находимся, а вы наговорили уже в пять раз больше, чем я хотела узнать. Вы рассказали мне все.
– Черта с два! Ничего я вам не рассказала!
– Ну как же! Вы сообщили о том, что кто-то пытается бросить тень на ваш отдел. Что, видимо, этот же «кто-то» распускает слухи, будто Коли и Миллз брали на лапу. Спросите себя: кому это выгодно? Кто хочет, чтобы все вы насторожились и стали смотреть на меня, как на злейшего врага? Подумайте, детектив!
Ева ненадолго умолкла и отпила из своей чашки, давая собеседнице время переварить услышанное, а затем вновь заговорила:
– Мне нет нужды покрывать Рорка. Он сам умеет постоять за себя и уже давно привык рассчитывать только на свои силы. Так кого может беспокоить тот факт, что мое расследование бросает тень на двух полицейских? Только того, у кого есть причины для беспокойства. Разве я не права?
– Обо всем рано или поздно становится известно, – сказала Мартинес, но в ее голосе уже не было прежней уверенности.
– Вот именно! Особенно когда это кому-то очень нужно. Вы что, всерьез думаете, что это я положила больше трех миллионов долларов на счета Коли и Миллза, для того чтобы, по вашему выражению, «прикрыть задницу моего мужа»? Что я на протяжении нескольких месяцев переводила им огромные суммы с единственной целью – скомпрометировать своих коллег-полицейских?
– Только вы одна и говорите, что на их счетах были такие деньги…
– Да, я это говорю! Причем со всей ответственностью!
Несколько секунд Мартинес молча смотрела в лицо Еве, затем закрыла глаза.
– Черт! О, черт! Я не могу поверить, что мои товарищи способны на такое! Ведь я же – коп в пятом поколении! В полиции служила вся моя родня на протяжении последних ста лет! Для меня все это очень много значит. Я всегда считала, что мы, полицейские, должны стоять друг за друга горой…
– Я не прошу, чтобы вы выносили кому-то приговор, – мягко сказала Ева. – Я прошу вас только об одном – подумать. К сожалению, далеко не каждый из наших коллег уважает свой полицейский значок так же, как вы или я. Два человека из вашего отдела убиты. У каждого из них было больше денег, чем любой обычный коп сможет заработать за всю жизнь. Теперь они мертвы. Вы готовы к тому, чтобы стать следующей жертвой?
– Следующей жертвой? – эхом откликнулась Мартинес. – Вы думаете, мне грозит опасность? – Ее глаза снова яростно вспыхнули. – Значит, по-вашему, я тоже брала взятки?
– Я проверяла, но не нашла ничего, что указывало бы на это.
– Ах вот как! – буквально взвилась Мартинес. – Я пахала день и ночь, чтобы заработать нашивки детектива, а ты теперь тащишь меня на растерзание в отдел внутренних расследований?!
– Успокойтесь, никуда я вас не тащу. Но если вы не будете со мной откровенны, то тем самым подпишете свой смертный приговор. Я, правда, еще не знаю, каким способом его приведут в исполнение… – Ева резко подалась вперед. – Кто стоит за всем этим, Мартинес? Будьте же, в конце концов, детективом, раскиньте мозгами! С кем могли быть связаны Коли и Миллз? У кого достаточно денег, чтобы купить полицейского и превратить его в Иуду?
– Рикер… – Пальцы Мартинес сжались в кулаки с такой силой, что костяшки побелели. – Будь он проклят!!!
– Вы же сами выслеживали его! Когда вы отправлялись его брать, у вас было все необходимое – и для ареста, и для обвинения, и для вынесения приговора. Улики, вещдоки, свидетельские показания. Причем вы действовали крайне осторожно, чтобы не спугнуть его. Я не права?
– На то, чтобы организовать и подготовить все это, у меня ушли месяцы работы. Я только что не спала в обнимку с делом № 20 – 4/7! Я не спешила, перепроверяла все по десять раз, лишь бы только ничего не упустить. А потом все вдруг рассыпалось, как карточный домик! Я ничего не понимала и лишь продолжала твердить себе, что этот мерзавец просто слишком хитер и изворотлив. И все же… Что-то подсказывало мне, что у него может быть – должен быть! – сообщник из числа наших. Но я попросту отказывалась в это верить. И не верю до сих пор.
– Теперь-то уж придется поверить.
Мартинес поднесла чашку к губам: у нее пересохло в горле.
– Зачем вы установили за мной слежку?
– А, значит, заметили?
– Еще бы не заметить! Я, впрочем, так и полагала, что в качестве очередной жертвы вы выберете именно меня.
– Выберу, если узнаю, что вы коротаете ночи в постели Макса Рикера. Пока же наблюдение за вами установлено лишь в целях обеспечения вашей безопасности.
– Снимите его. Если уж я решу помогать вам, пусть никто не дышит мне в затылок. У меня до сих пор сохранилась информация, которую мне удалось собрать, охотясь за Рикером, – все записи, планы, схемы, описание каждого шага, который приближал нас к цели. После такого сокрушительного поражения мне было противно даже притрагиваться к этим бумагам, но теперь я снова займусь ими.
– Мне хотелось бы иметь копию этого вашего досье, – сказала Ева.
– Я сделаю ее для вас. В конце концов, это моя работа.
– А когда мы прижмем Рикера к стенке, я позабочусь о том, чтобы вы получили повышение, – пообещала Ева.
– Это для меня и впрямь кое-что значит. Работа для меня – все! А что касается этого дела… Капитан Рот сказала, что в данном случае я утратила объективность. И наверное, она была права. – Губы Мартинес дрогнули. – Я действительно не могла быть объективной. Подумайте сами: я вставала с мыслью об этом деле, завтракала, думая о нем, и ложилась спать, размышляя о том же! Если бы я не погрузилась в него до такой степени, я могла бы вовремя увидеть, откуда исходит опасность. Я обратила бы внимание на то, как агрессивно ведет себя Миллз, как он лезет во все дырки и пытается выведать каждую деталь предстоящей операции. А тогда я принимала все это за обычный мужской выпендреж.
– Каждый из нас отвечает только за самого себя. Так что не терзайтесь понапрасну – вы ни в чем не виноваты.
– Послезавтра состоятся похороны Коли. Теперь я уже не сомневаюсь в том, что он тоже был повязан с Рикером. Я плюну на его могилу! Мой дед, полицейский, погиб, выполняя служебный долг, – он спас двух детишек. Они давно уже взрослые – даже старше меня, – и все же каждый год присылают моей бабушке по два письма: поздравление с Рождеством и еще одно – в тот день, когда дед спас им жизнь. Они не забывают этого. Так что дело не в повышении, Даллас. Просто мы – полицейские!
Немного поколебавшись, Ева снова подалась вперед и торопливо заговорила:
– Послушайте, Мартинес! Я задержала четырех бойцов Рикера и почти заставила расколоться одного из них. Мы заключили сделку: я предоставляю ему иммунитет от судебного преследования в рамках программы защиты свидетелей, а он «сливает» мне информацию на своего шефа. Сегодня утром должны были состояться предварительные слушания. Его привезли в суд, и, хотя он постоянно находился под присмотром двоих конвоиров, кто-то ухитрился его убить. Вот так! Откуда-то идет утечка информации, и я не знаю, откуда именно. Прежде чем вы окончательно решите сотрудничать со мной, я обязана предупредить вас: об этом может стать известно преступникам, и тогда вам будет грозить нешуточная опасность.
Мартинес отодвинула пустую чашку:
– Я ведь уже сказала, Даллас: мы – полицейские.
После встречи с детективом Мартинес Ева несколько часов сидела за компьютером, считывая информацию с экрана монитора. Когда у нее наконец начали слезиться глаза, она решила сделать перерыв и нанести еще один визит Пэтси Коли. Она приехала к ней под предлогом того, что должна выяснить кое-какие дополнительные подробности, и уже через двадцать минут разговора была уверена, что той действительно ничего не известно о делах ее мужа. По крайней мере, такой вывод подсказывало Еве внутреннее чувство, когда она садилась в машину. Вот только можно ли ему доверять? Теперь Ева уже не была в этом столь же уверена, как раньше.
Сейчас, впрочем, ее больше занимало другое – список полицейских, которых усердно проверял Макнаб, пытаясь отделить зерна от плевел и в течение каждого часа сообщая ей о результатах своих «раскопок».
Поскольку Ева находилась неподалеку от управления, она решила заехать на работу, чтобы проверить по полицейскому архиву кое-какие имена. Она надеялась нащупать связи между полицейскими из списка и Рикером, однако, несмотря на все ее ухищрения, обнаружить ничего, заслуживающего внимания, ей не удалось. В конечном итоге Ева поняла, что ничего не найдет, если только не попытается копнуть глубже, а это было рискованно. Она знала, что означает стать объектом подозрений, когда ищейки из отдела внутренних расследований суетятся вокруг тебя, высунув языки и мечтая впиться зубами в ногу. И даже если ты оказываешься чист, омерзительный привкус во рту не выветривается еще очень долго.
Ева не могла копнуть глубже без риска засветиться. Если только не воспользоваться незарегистрированной – и незаконной! – аппаратурой Рорка. Однако просить Рорка о помощи после того, что случилось между ними, ей не позволяла гордость.
Внезапно ее виски пронизала острая боль. Ева обхватила голову руками, закрыла глаза и… обрадовалась. Лучше страдать от головной боли, чем от размолвки с любимым человеком!
Она решила ехать домой, но по дороге вдруг увидела на улице огромный рекламный щит с изображением Мэвис. Даже не надеясь застать подругу дома, Ева все же набрала номер ее телефона, и трубку, как ни странно, сняли.
– Алло! Эй, Даллас, это ты?
– Угадай, на что я сейчас смотрю!
– На голого одноглазого пигмея?
– Ах, черт, угадала! Ладно, потом поговорим…
– Подожди! Не вешай трубку! Ну ладно, скажи, на что ты смотришь?
– На тебя. Только ты – в миллион раз больше, чем в жизни, а висишь над Таймс-сквер.
– O-o-o! Классно, правда? Я то и дело придумываю всякие предлоги, чтобы лишний раз заехать туда и посмотреть. Учти: я намерена подарить твоему мужу затяжной поцелуй взасос. Леонардо, учитывая обстоятельства, не возражает, осталось только заручиться твоим согласием. Ты как, не против?
– Мне наплевать, с кем будет целоваться Рорк.
– Ага, понятно… – Голос Мэвис посерьезнел. – Полаялись?
– Вообще-то нет… То есть… Черт, я и сама не пойму, в чем дело! Он со мной почти не разговаривает. Слушай, ты не могла бы… А впрочем, не стоит.
– Нет уж, договаривай! Не могла бы что? – Мэвис прикрыла трубку ладонью и стала перешептываться с кем-то, находящимся рядом. – Извини, – снова заговорила она в трубку, – Леонардо работает над моим новым сценическим костюмом. Послушай, а почему бы тебе не заехать к нам?
– У вас и без меня дел невпроворот.
– Ох, Даллас! Кончай нести чушь! Ты и так не жалуешь вниманием свое старое гнездышко. Если ты и впрямь находишься на Таймс-сквер, то сможешь доехать до нас за пару минут. Так что – все! Возражения не принимаются! Жду!
– Нет, я… А, черт! – выругалась Ева, кладя трубку, в которой уже слышались короткие гудки.
Она подумала, не перезвонить ли Мэвис, чтобы сказать, что она не приедет, а потом, вспомнив, каким холодным, отстраненным тоном говорил с ней сегодня утром Рорк, пробормотала сквозь зубы:
– А собственно, какого черта? Заеду к ним на пару минут…