Наречённый для ворожеи

Глава 9. Икотка, прахи и не только

С банькой провозились ровно два дня, старую пришлось сломать и ставить заново. Дальновидная Дайва конечно же позаботилась и о плотницких инструментах, которые нашлись среди вороха вещей, которыми снабдили ягинь.

Наконец основные хлопоты по обустройству были закончены, дальше девчонкам предстояло разбираться самим. Да и ночевать впятером в небольшой лесной избушке было негде, Тавр и богатырша Моревна все эти дни спали наружи. На нарубленных еловых лапах, покрытых лошадиными попонами. Зато во время обратного пути до обители Моревна проявила смекалку и устроила себе заслуженный отдых. Накидала на порожнюю теперь телегу сена, усадила в качестве возницы Руту и всю дорогу безмятежно проспала. Умный конь Моревны спокойно труси́л вслед за телегой, а если и отставал попастись, впоследствии догонял.

Едва троица вернулась в обитель Ордена, как Руту и Тавра вызвал в свои покои Магистр.

– Выезжаете на задание. Вроде бы простое, всего лишь икотка, но чует моё сердце, гладко не пройдёт. В одной деревеньке разом заболели большинство баб и пятилетний мальчик Тёша. И если бабы завывают на все лады по-звериному, с Тёшей особенно нехорошо. Грубый мужской голос охотно сообщает, что живёт теперь в мальце покойный колдун, которому пришла охота погулять на этом свете. Ещё и имя своё не скрывает, Хорт.

– Хорт? – задумчиво пробормотала Рута. – Лютый волк?

– Когда выезжаем? – деловито вмешался Тавр, которому было всё равно, как нежить себя величает. – Деревня далеко?

– Если не устали, то хоть сегодня. Поедете с гонцом, третий день вас в обители дожидается. Просто так до их Усмановки не доберёшься, потребуется проводник. Уж больно местные не любят чужаков.

– Лошадки наши пусть отдохнут, попасутся, и поедем, – решил Тавр. – А пока хорошо бы с тем гонцом поговорить.

– Непременно, – кивнул Магистр. – И когда изловите покойного колдуна, везите прямиком к ягиням. Пусть отправят обратно в Навь.

Тавр и Рута почтительно поклонились и отправились разыскивать гонца в небольшой пристрой для приезжих.

Разговаривать устроились в общей едальне, перед дорогой следовало подкрепиться не только лошадкам. Поэтому стол заставили основательно, когда ещё удастся поесть печёной поросятины и жаренных, с хрустящей корочкой, линей. Опять же пышных пирогов, на которые особенно налегала Рута. А вот гонец из Усмановки, крупный бородатый мужик с настороженными глазами, только прихлёбывал квас. И одновременно рассказывал, а начал издалека:

– Деревня наша находится в центре огромного леса, а где именно – дано знать не каждому. Незваным гостям никто не рад, – с вызовом в голосе произнёс бородач, затем замолчал и бросил на Руту угрюмый взгляд. Чем-то она ему не понравилась. Видимо казалась слишком юной, а значит неопытной.

Рута и сама немного переживала – всё-таки первое самостоятельное задание! – но сомневаться в себе другим не позволила. Уставилась на гонца с вызовом, а когда тот отвёл взгляд первым, удовлетворённо улыбнулась и опять впилась зубами в пирог.

Тавр от спутницы не отставал. Быстро покончив с куском поросятины, нагрёб себе на тарелку рыбы, а после счёл нужным прервать затянувшуюся паузу:

– Излагай, мил-человек, не сомневайся. За подмогой ведь явился, а не чтобы поломаться и уйти обратно.

И бородач сдался. Откинулся на спинку стула свободней и заговорил вполне мирно:

– Деревней Усмановка стала потом, сначала в лесу прятался зажиточный хутор, хозяином которого был мой отец Усман. Вернее наш общий отец, ведь Усман породил внушительное потомство – четырнадцать сыновей и восемь дочек от первой жены, да семеро ребятишек от второй. Те уже сплошь мальчишки.

– То есть двадцать девять детишек? Силён! – чуть не подавился жареным линём Тавр. – Если каждый из отпрысков поставит отдельный дом, действительно получится целая деревня!

– Так и случилось. И если бы у отца не померла и вторая жена, моя мамка, деревня стала бы ещё больше, – вдруг невесело усмехнулся бородач. – Сам-то я не помню, маленький был, только сказывают, мамка проявила непокорность. Принялась после заката убегать от Усмана и прятаться в лесу. Вот медведь и задрал…

– Повезло несчастной с мужем, – произнесла Рута очень сухо.

Бородач, уловив в её голосе осуждение, сделал неуклюжую попытку оправдать родителя:

– Отцу тогда пошёл всего лишь пятый десяток… Сил ещё ого-го и без жены никак... Но в третий раз отец жениться не стал, поэтому остальные его дети байстрюки. Мы с ними не знаемся.

Тавр всё-таки подавился и раскашлялся. Потом решительно отодвинул от себя миску с рыбой, которая стараниями рассказчика вставала поперёк горла.

– И от кого же чадолюбивый батюшка прижил незаконнорожденных? – прохрипел Тавр, постучав перед этим себя кулаком по груди.

– От наёмных работниц, которых специально иногда привозили в Усмановку. А когда пузо у баб начинало лезть на нос, их отправляли восвояси. С небольшим вспоможением.

– И никто из родни тех женщин сластолюбца оглоблей не усовестил? Или нарочно сирот безответных подбирали?! – опять не стерпела Рута и на этот раз так гневно сверкнула глазами, что бородач шарахнулся и уронил стул. Теперь он оправдывался стоя:

– Я отцу не судья, хотя, конечно, блуд есть блуд… И байстрюков опять же жалко, мало ли как у кого сложилась жизнь… Правда, о законных своих детях наш отец всегда заботился хорошо. Поэтому никто сроду из родной деревеньки не уезжал, и она стала потихоньку разрастаться, когда все принялись жениться и выходить замуж. Будущих снох сватали по всей округе и те, как положено, приходили жить к мужьям, ну а дочкам отец нарочно отыскивал примаков. Пусть некрасив или беден, лишь бы согласен навсегда поселиться в Усмановке. А примакам разве плохо? Как и всякой отделившейся семье, ему с женой всем миром строили дом и скидывались на обзаведение хозяйством.

– Деревня родственников, значит, – пробормотала Рута. И добавила немного насмешливо: – Ты садись, гонец, садись. Вижу, рассказ твой ещё долгий.

Бородач кивнул, но на этот раз устроился поближе к Тавру. Потом опять монотонно загудел в бороду:

– Когда отец немного сдал по возрасту, теперь ему уже семьдесят пять годков, снохи затеяли раздор. Дескать, им скучно! Ни к родне собственной в гости съездить, ни к себе её пригласить, не говоря уж о поездках на ярмарки и других развлечениях. Даже торговцы с товаром приезжают в Усмановку лишь три или четыре раза за год и только по разрешению нашего отца. Который по-прежнему безраздельно правит деревней и не желает перемен.

– И чего? Снохи победили? – заинтересовался Тавр, в то время как Рута принялась потихоньку злиться. Бородач много откровенничал, но всё никак не переходил к сути дела, ради которой явился в обитель.

Вот и теперь взялся отвечать на вопрос Тавра не коротко, а пространно:

– К этому я и веду. Не добившись послаблений от непреклонного свёкра, снохи принялись интриговать меж собой, и довольно дружная прежде деревня погрузилась в склоки. Мужья же перевоспитать скандалисток не сдюжили. Особливо те, что сластолюбием удались в батюшку. Были от своих жён сильно зависимы.

– Тогда как к вам попала икотка, если никто из деревни не выезжал, и к себе вы тоже не пускаете? – вмешалась Рута, чтобы направить, наконец, разговор в нужное русло.

– Господарыня ворожея, сейчас вам всё станет понятно, – с достоинством прогудел в бороду гонец. – Конечно, то была присказка. Скандалы скандалами, но настоящие несчастья навалились, когда отец всё-таки дал одной из снох послабление. Как оказалось самой озлобившейся на весь свет бабе, которая выпросила-таки разрешение, чтобы её навестила любимая бабушка. На деле же ненавистница зазвала чёрную шептунью, которую кто-то из родни присоветовал в письме. И заявилась в Усмановку бабуся-одуванчик, благостная и улыбчивая! Старая ведьма научила глупую сноху парочке проклятий, а заодно напустила на работящих жителей деревни прахов. И убралась с чувством выполненного долга!

– У вас появились ещё и прахи? Но обычные люди их видеть не могут! – напряглась Рута, а вместе с ней и Тавр.

Бороться с этими крохотными бесовскими сущностями было нелегко. Слабенькие сами по себе, они сбивались в плотный рой и тогда нечестивое влияние на человека усиливалось. Портили же прахи людям жизнь по-своему, напускали непреодолимую лень и отвращение к самой необходимой работе. У трудолюбивых прежде хозяев чистенький дом зарастал грязью, огороды и пашни сорняками, но люди продолжали лениться и едва ворочались, будто сонные мухи. Часто ещё и голодные, потому что мужику не хотелось лезть в погреб за картошкой, а бабе её варить.

– Так откуда вы узнали, что у вас прахи? – спросил Тавр вслед за Рутой, и бородач принялся объяснять:

– Как не узнать, когда некоторые сразу бросили работать, а ещё принялись морить голодом-холодом собственных детей. Один младенец чуть не погиб, матери было лень встать и дать ребятёнку грудь. Хорошо в нашей деревне все на виду, теперь помогаем всем миром. Да и нечисть завелась только в пяти домах.

– Сильно не радуйтесь, прахи быстро размножаются, – предупредила Рута. – Или вы уже деревню от них почистили?

– Какое там! – грустно отмахнулся бородач. – Следом за прахами сразу пришла икотка. Видно её напустила всё та же бабуся-одуванчик. Это уже потом глупая сноха перед всеми повинилась, кого именно она пригласила. Когда сама заржала по-лошадиному и закричала по-петушиному, сводя с ума домочадцев и соседей. А когда не вопила, лежала пластом в изнеможении и каялась, да только поздно! Чёрная шептунья поработала на славу, икотка уже захватила большинство наших баб. Вот отец меня в Орден и послал. Поможете?

– Не сомневайся, – спокойно пообещал Тавр, и Рута посмотрела на него с гордостью. Именно о таком спутнике она и мечтала, мужественном и уверенном в себе. И дело даже не в том, что Тавр ей очень по сердцу.

Усмановка оказалась от обители Ордена не так уж и далеко, шестьдесят с гаком вёрст. Поэтому во время пути сделали всего одну остановку, провели полночи на постоялом дворе, а ближе к утру снова выехали. По летней поре небо светлело рано, достаточно чтобы не заплутать даже в густом лесу. Тем более что пробирались не по дебрям, а, как оказалось, по специально прорубленным к лесной деревне просекам.

– Как думаешь, до восхода солнца доехать успеем? – озабоченно спросила Рута у проводника, разглядев над лесом розовую полоску разливающейся зари.

– Осталось недолго, – уверенно отозвался бородач. – Дозвольте узнать – почему надо именно до восхода?

– Ранним утром можно видеть прахов над домами, в которых те поселились. Но первые же лучи солнышка загонят рой опять в избу.

И они успели. Когда выехали на обширную опушку расступившегося леса, плавно переходящую в низинку с поселением, всё ещё играла заря. Но хлопотливые хозяйки уже пробудились. Из печных труб поднимался дымок, а скот по дворам мычал и блеял, предвкушая тёплую болтушку, прежде чем их выведут пастись на траву.

– Кажется, можно особо не высматривать. Лентяи там, где дым из трубы не поднимается, – подметил Тавр. С высоты опушки деревушка была, как на ладони. Ближе спутники пока нарочно не приближались.

– Всё равно следует проверить, – пробормотала ворожея и достала из мешочка, прикреплённого к поясу, зеленоватый кругляш с дырой посредине. Ведьмин камень, который Рута прижала к глазу и тут же сдавленно охнула, показав пальцем на один из домов.

– Что там? Большой рой? – спросил Тавр, поспешно доставая из мешочка на поясе собственный камень. – Тю-ю, ещё краше. Вовремя же он вылез проветриться!

– Копит силу, тянет из зарождающегося дня, – догадалась Рута. И обратилась к проводнику, опять показав рукой на дом. – Не тут ли живёт маленький Тёша?

Бородач, став свидетелем пока непонятного, но явного колдовства, вдруг до того испугался, что еле просипел что-то утвердительное. А Рута и Тавр продолжали стоять и смотреть через ведьмины камни на призрачную фигуру взрослого мужчины. Висевшую над трубой вниз головой.