Нас ждет Севастополь

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

Глядя на улыбающееся обветренное лицо Семененко, на котором радостно блестели серые, чуть навыкате, глаза, Глушецкий думал о том, какие бывают удивительные встречи. Недаром говорится, что гора с горой не сходятся, а человек с человеком обязательно встретятся. В госпитале он не раз вспоминал главстаршину, но не предполагал, что может когда-либо встретиться с ним. И вот, придя в отряд, он встречает не только Семененко, но и Гучкова, и Кондратюка.

– Рассказывай, – нетерпеливо сказал Глушецкий после того, как Медведкин представил его отряду и пошел, оставив лейтенанта вдвоем с Семененко. – Каким чудом вы все трое оказались вместе?

Не менее лейтенанта обрадованный встречей, главстаршина плутовато усмехнулся и произнес:

– Чудес нема, товарищ лейтенант. События развивались так, что все к нашей встрече шло.

– Как тебе удалось выбраться из Крыма?

– На рыбачьей лодке с парусом.

Семененко рассказал, что его группа благополучно прошла в золотую долину и углубилась в горы. Дошли до Ай-Петри, но партизан не нашли. Несколько раз пришлось столкнуться с гитлеровскими отрядами, брошенными на борьбу с партизанами.

В этих столкновениях погибли четыре моряка. Светлана уговорила остальных пробраться в Ялту к ее тетке. В городе они жили трое суток. Тетка Светланы познакомила моряков с одним рыбаком, который сказал, что за Никитским ботаническим садом запрятана рыбачья лодка с парусом, на которой можно выйти в открытое море. Моряки разыскали ее, сделали запас воды и продуктов и темной ночью отплыли от крымского берега. Сначала шли на веслах, потом подняли парус. Светлана осталась у тетки в Ялте. Восемь суток блуждала лодка по морю. У моряков не было компаса, ориентировались по звездам и солнцу. На пятые сутки у них кончились вода и продукты. На шестые сутки лодку заметил фашистский самолет. Моряки успели опустить парус и лечь на дно лодки. Однако самолет все же снизился и дал по лодке очередь из пулемета. Один матрос был убит, один ранен в ногу. Пробоины в лодке заделали, убитого опустили в море. На девятые сутки сторожевой катер, находящийся в дозоре невдалеке от Туапсе, заметил лодку под парусом и подошел к ней. Утром катер со спасенными пришел в Туапсе. Когда Семененко и его товарищи сходили с катера на пирс, его увидел начальник разведки капитан второго ранга Медведкин. Начальник разведки знал Семененко еще по боям на Карельском перешейке. Двух моряков отправили в госпиталь, а Семененко взял с собой Медведкин.

– Вот и все, – заключил Семененко, закуривая.

– А Гучков и Кондратюк как оказались здесь?

– Совсем просто. Поехали мы с лейтенантом Островым в полуэкипаж подбирать хлопцев в отряд. Там их и встретили. Уговорил лейтенанта взять.

– Действительно, все очень просто, – рассмеялся Глушецкий.

Они сидели на берегу. Волны мягко наползали на песчаную полосу, отделяющую море от обрывистого берега, обмывали отшлифованные камни и снова пятились в море. Кругом было тихо. Лишь из-за сарая, где жили разведчики, слышалась грустная песенка про матроса, тоскующего по далекой невесте. Голос у певца был глуховатый, но приятный.

– Кто это пост? – спросил лейтенант.

– Гучков.

– Вот бы не подумал, – удивился Глушецкий.

– Переживает. У него в Донбассе жена и двое ребятишек остались.

– Из группы Иванцова никого не встречал?

– Не довелось.

«Неужели погибли?» – подумал лейтенант.

Утром лейтенант обложился картами и в течение часа изучал маршрут на Апшеронскую, стараясь удержать в памяти малейшие подробности.

Закончив с картами, Глушецкий подозвал Семененко и попросил у него список личного состава.

– А это что за человек? – удивился Глушецкий, прочтя фамилию Гриднева. – Ему сорок пять лет. Зачем же в таком возрасте в разведку посылать? Позови-ка его.

– Это батя Артем, – улыбнулся Семененко.

– Вот именно батя, – усмехнулся Глушецкий, недоумевая, как мог начальник разведки не заметить среди разведчиков пожилого человека.

Семененко позвал Гриднева. Через минуту перед лейтенантом стоял среднего роста жилистый сержант со смуглым лицом и пушистыми белесыми усами. Его маленькие светло-карие глаза смотрели спокойно из-под таких же белесых, как усы, бровей, а около толстых губ залегли две глубокие морщины, придававшие лицу суровый вид. Одет он был, как и все разведчики, в пехотное обмундирование, которое сидело на нем ловко, словно было специально подогнано под его фигуру. Глушецкий отметил про себя, что вид у него молодцеватый.

Откозыряв, Гриднев чуть улыбнулся, отчего морщины у губ сразу приняли другую форму, и теперь лицо сержанта не казалось суровым, а выглядело добродушным, казалось, вот-вот он скажет что-нибудь веселое.

– Знаю, товарищ лейтенант, – сказал он, – зачем меня вызвали. Думаете, староват, что в моем возрасте тяжело ползать по-пластунски, драться в рукопашном бою.

– Верно, так и подумал, – признался Глушецкий.

Быстрым движением сержант стянул с себя гимнастерку и тельняшку и повернулся спиной к лейтенанту.

– Годы мои, верно, подкачали, товарищ лейтенант, – заговорил он, – но вот посмотрите. Вся спина в шрамах. Это во время гражданской войны получил угощение. Немцы шомполами погладили. Так что у меня счетец давний.

Темные полосы на спине Гриднева потрясли Глушецкого.

– Одевайтесь, – торопливо сказал он.

Одеваясь, Гриднев рассказал, что в молодости был матросом, во время гражданской войны воевал под Царицыном против белых. На Отечественную войну пошел добровольцем, когда фашисты ворвались в Крым. До войны работал механиком в МТС.

– Обузой не буду, – заключил Гриднев. – Силенок хватит. Не верите – давайте поборемся.

В его глазах появилось лукавое выражение.

Глушецкий улыбнулся:

– Все понятно. Только почему разведчики зовут вас батей, а не по званию?

– Так я же парторг, товарищ лейтенант. Они ко мне за всякими советами обращаются. А что, – может, запретить им называть меня батей?

– Не надо, пожалуй, – сказал Глушецкий, – Оставайтесь батей.

– Бати разные бывают, – застегивая пояс, прищурился Гриднев. – У нас в МТС однажды появился новый директор. На голове уже гречка цветет, а в голове еще не посеяно было. Взбалмошный такой, что не приведи господи. Всех заставлял звать его батей. А через полгода его под зад коленкой из МТС наладили. Такой-то батя!.. Я так думаю, товарищ лейтенант, ежели люди не называют тебя батей, то сам в батьки не лезь.

Только Гриднев вышел, в дверях показалась голова Кондратюка.

– Разрешите, товарищ лейтенант.

– Входи.

Слегка смущаясь, Кондратюк заговорил:

– Я насчет Гриднева… От имени комсомольцев… Нам без него просто невозможно… Это такой товарищ…

– Понятно, – сразу догадался Глушецкий о цели его прихода. – Гриднев остается в отряде.

Лицо Кондратюка просияло.

– У нас есть еще предложение.

– У кого это – у нас?

– У комсомольцев. Я ведь комсорг, – с некоторой гордостью произнес Кондратюк. – У нас не все знают, как надо ориентироваться в горах. Если такой человек отобьется от отряда, то может совсем потеряться. Надо бы провести занятия.

– А разве не проводили?

– Не успели. У нас есть разведчик, который родился и вырос в горах. Без карты в любое время везде пройдет. Охотник и следопыт исключительный. Это Трегубов. Мы просим вашего разрешения собрать отряд, и пусть он расскажет о том, что знает.

– Разрешаю. И сам послушаю.

За день Глушецкий успел поговорить со всеми разведчиками. Медведкин подобрал в отряд хороших людей, и лейтенант был рад, что у него под командой будут опытные бойцы. С такими смело можно идти в тыл противника. Только один разведчик удивил Глушецкого своей мрачностью. Это был узбек Пардават Байсаров. Он большей частью молчал, опустив голову. В его узких глазах словно застыло тоскливое выражение. Гриднев сказал лейтенанту: «Парень он хороший. О молодой жене переживает. Пройдет».